Страница:
Плоскогубцы дернулись, раздался хруст, и Федунича выгнуло в приступе страшной боли. Верхний левый клык был сломан у самого основания, рот заполнила солоноватая жидкость.
— А ты сомневался, дурилка картонная, — Влад строго посмотрел в глаза приходящему в себя террористу.
Профессор Брукхеймер оторвался от бумаг на столе и удивленно взглянул на коллегу.
Фишборн заговорщицки подвигал бровями и молча помахал каким-то листком. Игра в шпионов пятидесятисемилетнему доктору биологии несомненно нравилась. Чего нельзя было сказать об уставшем за день профессоре.
Ричард Брукхеймер вышел в коридор и прошаркал к окну.
— Да?..
— Смотрите, — Фишборн с победоносным видом сунул под нос профессору распечатку, в правом верхнем углу которой стоял компьютерный адрес «www.alphaproteinuiTi@spb.ru», — есть первый контакт…
— Откуда это у вас?
— Пришло по электронной почте. Запрос из России по поводу методик производства сложных протеинов.
— Ну и что?
— Как — что? Посмотрите на требуемые характеристики…
Брукхеймер быстро проглядел строчки анализа и причмокнул.
— Один в один с нашим.
— Вот именно, — жарко зашептал Фишборн, — я тоже сначала не обратил внимания. А потом, когда до меня дошло…
— Вы хотите сказать, что некто… вернее, этот адресат… обладает тем самым препаратом прямо с места производства?
— Или распечаткой анализа.
— А почему вдруг Россия?
— Вопрос не ко мне, а к отправителю. Судя по всему, этот русский поставил автоматическую программу поиска по ключевым словосочетаниям. На интересующие его сайты отправляется его собственное письмо. Кто в курсе дела — поймет, для остальных же подобная переписка укладывается в обычные рамки.
— Давно вы получили это?
— Вчера, — Фишборн довольно улыбнулся, — и сразу к вам…
— Письмо не может быть провокацией?
— Исключено. Посмотрите на параметры «ви» и «игрек». Белковые группы полностью совпадают. Это образец именно из тех самых партий, которые приходили к вам в лабораторию. Про совпадения можно забыть. Если бы материал был взят из иного источника, характеристики вышли бы другими… И еще. Насколько я понимаю, адрес в Интернете принадлежит частному лицу. Мой любимый племянник зашел на тот сервер, где зарегистрирован абонент, и полистал внутреннюю документацию провайдера. Имени там не оказалось, однако оплата была произведена наличными, о чем есть соответствующая запись. И пользование сетью предоставлено на год вперед.
— Что вы намереваетесь делать?
— Для начала выждать недельку. Вы правы, надо соблюдать осторожность. Сделаю вид, что это письмо для меня стоит в одном ряду со всей остальной корреспонденцией. Дней через десять отправлю ответ. Мол, тема интересная, готов обсудить. И приложу часть своего анализа…
— Только аккуратнее, — насупился Брукхеймер.
— Вне всякого сомнения. Буду предельно внимателен.
Неделю назад их было больше полусотни. Где-то по тоннелям все еще бродила группа, возглавляемая Ежи Ковальским, а возле основного выхода в секрете засели трое чеченцев с двумя датскими крупнокалиберными пулеметами «Madsen MK 3»[58]. Выйти наружу через главные ворота не было никакой возможности. Чеченцы подчинялись только приказам погибшего Тамаза, по-русски почти не говорили и открыли бы огонь по любому, кто попытался бы пройти сквозь их кордон.
Пятеро террористов бесследно исчезли: Габонис, Пановны, Либман, Федунич, Костыко. Еще шестеро были намертво замурованы в ракетной шахте и должны были медленно умирать от голода и жажды. Все попытки вскрыть двадцатисантиметровую стальную дверь закончились провалом. Куда-то делись Петерс и его соплеменники…
Обсуждение сложившейся ситуации не заняло много времени.
Собравшиеся пришли к выводу, что их цинично подставили. Кто именно — поляки или братья-прибалты — не суть важно. Оставалась одна возможность спасти свои шкуры — бежать через запасные выходы. Но до них надо было еще добраться и разблокировать люки.
Трое боевиков во главе с Мусой отправились на разведку.
Остальные до половины завалили проемы дверей обеденного зала мешками с песком и ощетинились стволами в темноту коридоров…
Напильник был крупнозернистый, с полированной деревянной рукоятью, и произвел на пленника сильное впечатление.
Если такой железкой один раз провести по зубам, то клиент будет вынужден несколько месяцев кушать исключительно протертую пищу. Пока не обзаведется протезом.
Об ощущениях можно и не говорить. Федунич едва не лишился чувств.
— Ну? — строго спросил его мучитель. — Будешь отвечать или продолжим наши игры? У меня, как я уже говорил, времени мно-ого…
— Буду, — выдохнул деморализованный террорист.
— Вот и славно. Поступим так — я ставлю конкретный вопрос, ты четко и по существу даешь ответ. Если мне покажется, что ты что-то скрываешь, то я ломаю тебе следующий зуб. На тридцать один вопрос у тебя зубов хватит. Потом перейдем к другим частям тела. Пояснить, к каким?
— Не надо…
— Хорошо. Итак, сколько человек в вашей группе?
— Было около шестидесяти. Сколько осталось сейчас — не знаю.
Федунич сообразил, что лучше отвечать честно. Он страшно боялся боли. Как, впрочем, любой, кому доставляет удовольствие причинять боль другим.
— Кто у вас был за старшего? Учти, несколько имен я знаю. К примеру, Войцех Пановны. Или Зигги…
— Вы меня не убьете? — лицо экс-террориста перекосила гримаса.
— Ого, уже на «вы»! — хмыкнул биолог. — А раньше то «пошел ты…», то «детка». Растешь… Убивать мне тебя нет резона. Ты еще понадобишься для допросов белорусскому КГБ. Все ясно?
— Да…
— Я жду ответа.
— У нас было несколько старших. Габонис, Пановны, Ковальский, Либман и Темирбулатов.
— Так. А ты какую должность занимал? — Рокотов решил не вдаваться в подробности, выясняя имена командиров.
— Старший группы.
— Какой группы?
— Первой…
— Что значит «первой»?
— Отряд был разделен на три группы. В моей были хохлы и белорусы, во второй — чеченцы и русские, в третьей — латыши и литовцы.
— Интернационал, значит? Террористы всех стран, соединяйтесь? Ну-ну…
— Латыши сбежали, — тихо пробормотал Федунич.
— Сколько их?
— Пять или шесть человек. Старшего зовут Петерс.
— Это имя или фамилия?
— Я не знаю. Наверное, фамилия… Мы близко не общались.
— Как ты вообще сюда попал? — Владислав постепенно переходил на доверительный тон.
Раз «язык» разговорился, не стоит мешать ему изливать душу. Пусть почувствует себя жертвой, которую гнусно обманули «нехорошие дядьки» и бросили на растерзание садисту с плоскогубцами и напильником. Всегда проще обвинить кого-нибудь со стороны, чем отвечать самому. Такой метод допроса принят в среде нормальных полицейских и сотрудников специальных служб и выгодно отличается от тупого выбивания показаний. Ибо при непрерывном мордобитии человек возьмет на себя все, что угодно, лишь бы остановить избиение. Но при этом достоверность сведений будет невелика.
Рокотов не мог себе позволить опираться на ложные данные.
— Нас вербанули в Минске, — Федунич готов был расплакаться от жалости к себе. — А вы правда меня не убьете?
— Не волнуйся. Если честно все расскажешь, то нет. К тому же это запрещено инструкциями и уставом.
Экс-террорист несколько секунд обдумывал услышанное и кивнул.
Действительно, убивать свидетеля или подозреваемого не разрешено. Этот парень явно принадлежит к какому-то государственному департаменту. Мысль об одиночке мстителе не пришла Федуничу в голову. Слишком уж это было бы невероятно.
— Это все Потупчик… Он все подстроил.
— Подробнее, — Влад совершенно не разбирался в раскладе политических сил Беларуси, но сделал вид, что фамилия Потупчик ему известна.
— Три месяца назад нас пригласили на одну конференцию в Гомель. Меня и еще нескольких парней…
— Ты член «Белорусского Народного Фронта»? — догадался биолог.
— Ага, — Федунич обреченно вздохнул. — Там Потупчик предложил подзаработать. Мы согласились. Он познакомил нас с Миколайчуком и Либманом. Вот и все… Две недели мы тренировались на Украине в лагере, а потом приехали сюда.
«Примитив, — подумал Рокотов. — Боже, какой примитив! Просто-напросто вербанули идиотов-националистов с криминальным уклоном. Без затей. Предложили свалить Президента и заработать немного наличных. А те, естественно, согласились…»
— Когда вы узнали о цели операции?
— Уже здесь,
— Конкретнее. Что именно вам объявили?
— Ну, что мы выполняем историческую миссию по свержению Луки и его преступного режима. Половину денег нам выдали тут же, вторую половину пообещали сразу после выполнения задания…
— Сколько всего денег?
— По пятьдесят тысяч долларов.
— Где твои бабки?
— Они были в подсумке…
Влад опорожнил подсумок террориста, выбросив из него четыре магазина к «M-16», и достал перехваченную аптечной резинкой пачку долларов. Развернул купюру, посмотрел на свет и ехидно усмехнулся.
— А ты знаешь, что вам впарили липу? С такой бумагой тебя бы взяли в первом же обменном пункте.
Федунич побелел и даже на секунду забыл о боли в сломанном зубе.
— Как липу? Я же проверял!
— Не знаю, что ты там проверял, — Рокотов небрежно разорвал стодолларовую купюру и отшвырнул пачку, — но только это фальшивка. Неплохого качества, но банковскую машину не пройдет.
Экс-террорист зарычал:
— Ну, суки!..
На самом деле американская валюта была настоящей. Спектакль с разорванной купюрой был нужен Владиславу для того, чтобы вызвать в Федуниче злобу к обманувшим его подельникам. Раз он пошел на дело ради денег, то финансовый вопрос для него наиболее важен. Подсунувшие фальшивку не заслуживали того, чтобы их прикрывать.
— Прекрати истерику! Сам виноват. Должен был раньше сообразить, что вас надувают. Мы ведь тоже тут не случайно…
До Федунича смысл слов Рокотова дошел быстро.
— Ах, так! Значит, эти ублюдки нас сдали?!
— А ты думал! Был анонимный звоночек. Думаю, тебе не надо объяснять, кто его сделал. Либо Потупчик, либо его друзья. Однако в том, что деньги оказались фальшивыми, для тебя есть плюс. — Владислава понесло. — Видишь ли, это сыграет роль на суде. При грамотном адвокате можно будет снять отягчающее обстоятельство корыстных побуждений.
— Это как?
— Элементарно. Раз деньги ненастоящие, то тебе нельзя впаять фактор материальной заинтересованности. Вот ты лично, насколько я понимаю, в процессе операции никого не убивал?
— Не-е, — Федунич затряс головой, — тут и не было никого…
— Именно! А раз так, то с учетом активной помощи следствию ты можешь получить даже условный срок. При условии, что не станешь мне врать.
— Я расскажу все, — экс-террорист нахмурился.
— Замечательно. Я жду, — биолог прикурил две сигареты и одну сунул в рот Федуничу. Тот несколько раз глубоко затянулся. — Кроме вашей группы, что должны делать другие?
— Здесь или в Минске?
— Естественно, в Минске, — как можно более небрежно сказал Влад.
— Я точно не знаю… Только слышал, что там есть какой-то врач.
— Какой? И что он должен сделать?
— Нам не говорили, вы ж понимаете…
— Так, вспомни-ка все о том моменте, когда ты услышал об этом враче. Кто вел разговор, в какой форме?
— Шлындиков что-то спросил у Габониса, — Федунич наморщил лоб, — типа, как там наш лепила… что-то про зубы… типа, хотел к нему обратиться. Зигги так на него цыкнул… Вот еще, Васька номер больницы упомянул. Шестая…
— А почему Зигги цыкнул?
— Этот лепила как-то задействован, насколько я понял.
— Васька твой как то его называл, врача этого?
— Только имя. Антон.
— Ага. Это уже легче. Что еще?
— Больше я ничего не знаю.
— Получается, что вас тут полсотни рыл с автоматами, а в Минске за все отдувается один дохлый врач?
— Не, не так… Там еще кто-то есть.
— Давай не тяни, развивай мысль, — Рокотов многозначительно посмотрел на напильник. Федуничу это не понравилось.
— Врач — это какое-то звено. То ли связной, то ли сам что-то сделать должен… Я так думаю.
— Выходит, что захват базы — только половина операции?
— Ну…
— А вторая половина?
— Габонис говорил, что Луке так и так не жить. Если он не пойдет на наши условия, его все равно замочат.
— Каким образом?
— Это надо у Зигги спрашивать… Наша задача была — только ракеты.
— Кстати, ты не в курсе, откуда у твоего руководства план базы и коды запуска?
Федунич грустно покачал головой.
— Я так и думал. А теперь скажи мне, где находится электростанция?
— На третьем уровне…
— Где именно?
— Там такой шестиугольный зал. Здоровенный.
«Хороший ориентир… Как же я его искать то буду?..»
— Далеко от вашей столовой?
— Порядочно.
— Что еще рядом?
— Вторая шахта… Туалет, где ребят током долбануло… Склад с оружием.
— Ага, — Влад кивнул, — это уже легче. Ты на электростанции был?
— Да…
— Где шлюзовые ворота?
— Возле турбины…
— Замечательно. Что ж, лежи, отдыхай, — Рокотов поднялся на ноги, повесил на плечо пистолеты-пулеметы и бросил в рюкзачок пачку валюты. — Скоро за тобой придут. Как видишь, я выполняю свои обещания…
Больше пленник ничего не знал. А если и знал, то только какую-нибудь мелочевку, ничего кардинально не менявшую.
Федунич затравленно посмотрел на биолога.
Что-то тут не так…
— Ну, бывай! И не уходи никуда…
Влад снял стопора с двери, выскользнул в коридор и плотно прикрыл люк.
Постоял минуту, привыкая к темноте, затем привязал на замок гранату, протянул леску от фиксирующего кольца за угол коридора и дернул. Через пять секунд двести граммов тринитротолуола разнесли запорный механизм вдребезги, тем самым наглухо заклинив люк.
Из-за двери донесся еле слышный вопль Федунича, испуганного взрывом.
Рокотов размял плечи и осторожно направился по тоннелю вниз, держась правой стены и останавливаясь через каждые сто шагов.
Глава 10
— А ты сомневался, дурилка картонная, — Влад строго посмотрел в глаза приходящему в себя террористу.
* * *
— Пет! — В дверной проем просунулась голова Фишборна.Профессор Брукхеймер оторвался от бумаг на столе и удивленно взглянул на коллегу.
Фишборн заговорщицки подвигал бровями и молча помахал каким-то листком. Игра в шпионов пятидесятисемилетнему доктору биологии несомненно нравилась. Чего нельзя было сказать об уставшем за день профессоре.
Ричард Брукхеймер вышел в коридор и прошаркал к окну.
— Да?..
— Смотрите, — Фишборн с победоносным видом сунул под нос профессору распечатку, в правом верхнем углу которой стоял компьютерный адрес «www.alphaproteinuiTi@spb.ru», — есть первый контакт…
— Откуда это у вас?
— Пришло по электронной почте. Запрос из России по поводу методик производства сложных протеинов.
— Ну и что?
— Как — что? Посмотрите на требуемые характеристики…
Брукхеймер быстро проглядел строчки анализа и причмокнул.
— Один в один с нашим.
— Вот именно, — жарко зашептал Фишборн, — я тоже сначала не обратил внимания. А потом, когда до меня дошло…
— Вы хотите сказать, что некто… вернее, этот адресат… обладает тем самым препаратом прямо с места производства?
— Или распечаткой анализа.
— А почему вдруг Россия?
— Вопрос не ко мне, а к отправителю. Судя по всему, этот русский поставил автоматическую программу поиска по ключевым словосочетаниям. На интересующие его сайты отправляется его собственное письмо. Кто в курсе дела — поймет, для остальных же подобная переписка укладывается в обычные рамки.
— Давно вы получили это?
— Вчера, — Фишборн довольно улыбнулся, — и сразу к вам…
— Письмо не может быть провокацией?
— Исключено. Посмотрите на параметры «ви» и «игрек». Белковые группы полностью совпадают. Это образец именно из тех самых партий, которые приходили к вам в лабораторию. Про совпадения можно забыть. Если бы материал был взят из иного источника, характеристики вышли бы другими… И еще. Насколько я понимаю, адрес в Интернете принадлежит частному лицу. Мой любимый племянник зашел на тот сервер, где зарегистрирован абонент, и полистал внутреннюю документацию провайдера. Имени там не оказалось, однако оплата была произведена наличными, о чем есть соответствующая запись. И пользование сетью предоставлено на год вперед.
— Что вы намереваетесь делать?
— Для начала выждать недельку. Вы правы, надо соблюдать осторожность. Сделаю вид, что это письмо для меня стоит в одном ряду со всей остальной корреспонденцией. Дней через десять отправлю ответ. Мол, тема интересная, готов обсудить. И приложу часть своего анализа…
— Только аккуратнее, — насупился Брукхеймер.
— Вне всякого сомнения. Буду предельно внимателен.
* * *
Оставшиеся в живых террористы собрались в столовой — семеро белорусов, четверо украинцев, двое литовцев и молчаливый татарин-ваххабит Муса Самаев. Всего четырнадцать человек.Неделю назад их было больше полусотни. Где-то по тоннелям все еще бродила группа, возглавляемая Ежи Ковальским, а возле основного выхода в секрете засели трое чеченцев с двумя датскими крупнокалиберными пулеметами «Madsen MK 3»[58]. Выйти наружу через главные ворота не было никакой возможности. Чеченцы подчинялись только приказам погибшего Тамаза, по-русски почти не говорили и открыли бы огонь по любому, кто попытался бы пройти сквозь их кордон.
Пятеро террористов бесследно исчезли: Габонис, Пановны, Либман, Федунич, Костыко. Еще шестеро были намертво замурованы в ракетной шахте и должны были медленно умирать от голода и жажды. Все попытки вскрыть двадцатисантиметровую стальную дверь закончились провалом. Куда-то делись Петерс и его соплеменники…
Обсуждение сложившейся ситуации не заняло много времени.
Собравшиеся пришли к выводу, что их цинично подставили. Кто именно — поляки или братья-прибалты — не суть важно. Оставалась одна возможность спасти свои шкуры — бежать через запасные выходы. Но до них надо было еще добраться и разблокировать люки.
Трое боевиков во главе с Мусой отправились на разведку.
Остальные до половины завалили проемы дверей обеденного зала мешками с песком и ощетинились стволами в темноту коридоров…
* * *
В полутора километрах от забаррикадировавшихся террористов Влад отложил в сторону плоскогубцы, взял в руки напильник и выразительно посмотрел на Федунича, которого колотила крупная дрожь.Напильник был крупнозернистый, с полированной деревянной рукоятью, и произвел на пленника сильное впечатление.
Если такой железкой один раз провести по зубам, то клиент будет вынужден несколько месяцев кушать исключительно протертую пищу. Пока не обзаведется протезом.
Об ощущениях можно и не говорить. Федунич едва не лишился чувств.
— Ну? — строго спросил его мучитель. — Будешь отвечать или продолжим наши игры? У меня, как я уже говорил, времени мно-ого…
— Буду, — выдохнул деморализованный террорист.
— Вот и славно. Поступим так — я ставлю конкретный вопрос, ты четко и по существу даешь ответ. Если мне покажется, что ты что-то скрываешь, то я ломаю тебе следующий зуб. На тридцать один вопрос у тебя зубов хватит. Потом перейдем к другим частям тела. Пояснить, к каким?
— Не надо…
— Хорошо. Итак, сколько человек в вашей группе?
— Было около шестидесяти. Сколько осталось сейчас — не знаю.
Федунич сообразил, что лучше отвечать честно. Он страшно боялся боли. Как, впрочем, любой, кому доставляет удовольствие причинять боль другим.
— Кто у вас был за старшего? Учти, несколько имен я знаю. К примеру, Войцех Пановны. Или Зигги…
— Вы меня не убьете? — лицо экс-террориста перекосила гримаса.
— Ого, уже на «вы»! — хмыкнул биолог. — А раньше то «пошел ты…», то «детка». Растешь… Убивать мне тебя нет резона. Ты еще понадобишься для допросов белорусскому КГБ. Все ясно?
— Да…
— Я жду ответа.
— У нас было несколько старших. Габонис, Пановны, Ковальский, Либман и Темирбулатов.
— Так. А ты какую должность занимал? — Рокотов решил не вдаваться в подробности, выясняя имена командиров.
— Старший группы.
— Какой группы?
— Первой…
— Что значит «первой»?
— Отряд был разделен на три группы. В моей были хохлы и белорусы, во второй — чеченцы и русские, в третьей — латыши и литовцы.
— Интернационал, значит? Террористы всех стран, соединяйтесь? Ну-ну…
— Латыши сбежали, — тихо пробормотал Федунич.
— Сколько их?
— Пять или шесть человек. Старшего зовут Петерс.
— Это имя или фамилия?
— Я не знаю. Наверное, фамилия… Мы близко не общались.
— Как ты вообще сюда попал? — Владислав постепенно переходил на доверительный тон.
Раз «язык» разговорился, не стоит мешать ему изливать душу. Пусть почувствует себя жертвой, которую гнусно обманули «нехорошие дядьки» и бросили на растерзание садисту с плоскогубцами и напильником. Всегда проще обвинить кого-нибудь со стороны, чем отвечать самому. Такой метод допроса принят в среде нормальных полицейских и сотрудников специальных служб и выгодно отличается от тупого выбивания показаний. Ибо при непрерывном мордобитии человек возьмет на себя все, что угодно, лишь бы остановить избиение. Но при этом достоверность сведений будет невелика.
Рокотов не мог себе позволить опираться на ложные данные.
— Нас вербанули в Минске, — Федунич готов был расплакаться от жалости к себе. — А вы правда меня не убьете?
— Не волнуйся. Если честно все расскажешь, то нет. К тому же это запрещено инструкциями и уставом.
Экс-террорист несколько секунд обдумывал услышанное и кивнул.
Действительно, убивать свидетеля или подозреваемого не разрешено. Этот парень явно принадлежит к какому-то государственному департаменту. Мысль об одиночке мстителе не пришла Федуничу в голову. Слишком уж это было бы невероятно.
— Это все Потупчик… Он все подстроил.
— Подробнее, — Влад совершенно не разбирался в раскладе политических сил Беларуси, но сделал вид, что фамилия Потупчик ему известна.
— Три месяца назад нас пригласили на одну конференцию в Гомель. Меня и еще нескольких парней…
— Ты член «Белорусского Народного Фронта»? — догадался биолог.
— Ага, — Федунич обреченно вздохнул. — Там Потупчик предложил подзаработать. Мы согласились. Он познакомил нас с Миколайчуком и Либманом. Вот и все… Две недели мы тренировались на Украине в лагере, а потом приехали сюда.
«Примитив, — подумал Рокотов. — Боже, какой примитив! Просто-напросто вербанули идиотов-националистов с криминальным уклоном. Без затей. Предложили свалить Президента и заработать немного наличных. А те, естественно, согласились…»
— Когда вы узнали о цели операции?
— Уже здесь,
— Конкретнее. Что именно вам объявили?
— Ну, что мы выполняем историческую миссию по свержению Луки и его преступного режима. Половину денег нам выдали тут же, вторую половину пообещали сразу после выполнения задания…
— Сколько всего денег?
— По пятьдесят тысяч долларов.
— Где твои бабки?
— Они были в подсумке…
Влад опорожнил подсумок террориста, выбросив из него четыре магазина к «M-16», и достал перехваченную аптечной резинкой пачку долларов. Развернул купюру, посмотрел на свет и ехидно усмехнулся.
— А ты знаешь, что вам впарили липу? С такой бумагой тебя бы взяли в первом же обменном пункте.
Федунич побелел и даже на секунду забыл о боли в сломанном зубе.
— Как липу? Я же проверял!
— Не знаю, что ты там проверял, — Рокотов небрежно разорвал стодолларовую купюру и отшвырнул пачку, — но только это фальшивка. Неплохого качества, но банковскую машину не пройдет.
Экс-террорист зарычал:
— Ну, суки!..
На самом деле американская валюта была настоящей. Спектакль с разорванной купюрой был нужен Владиславу для того, чтобы вызвать в Федуниче злобу к обманувшим его подельникам. Раз он пошел на дело ради денег, то финансовый вопрос для него наиболее важен. Подсунувшие фальшивку не заслуживали того, чтобы их прикрывать.
— Прекрати истерику! Сам виноват. Должен был раньше сообразить, что вас надувают. Мы ведь тоже тут не случайно…
До Федунича смысл слов Рокотова дошел быстро.
— Ах, так! Значит, эти ублюдки нас сдали?!
— А ты думал! Был анонимный звоночек. Думаю, тебе не надо объяснять, кто его сделал. Либо Потупчик, либо его друзья. Однако в том, что деньги оказались фальшивыми, для тебя есть плюс. — Владислава понесло. — Видишь ли, это сыграет роль на суде. При грамотном адвокате можно будет снять отягчающее обстоятельство корыстных побуждений.
— Это как?
— Элементарно. Раз деньги ненастоящие, то тебе нельзя впаять фактор материальной заинтересованности. Вот ты лично, насколько я понимаю, в процессе операции никого не убивал?
— Не-е, — Федунич затряс головой, — тут и не было никого…
— Именно! А раз так, то с учетом активной помощи следствию ты можешь получить даже условный срок. При условии, что не станешь мне врать.
— Я расскажу все, — экс-террорист нахмурился.
— Замечательно. Я жду, — биолог прикурил две сигареты и одну сунул в рот Федуничу. Тот несколько раз глубоко затянулся. — Кроме вашей группы, что должны делать другие?
— Здесь или в Минске?
— Естественно, в Минске, — как можно более небрежно сказал Влад.
— Я точно не знаю… Только слышал, что там есть какой-то врач.
— Какой? И что он должен сделать?
— Нам не говорили, вы ж понимаете…
— Так, вспомни-ка все о том моменте, когда ты услышал об этом враче. Кто вел разговор, в какой форме?
— Шлындиков что-то спросил у Габониса, — Федунич наморщил лоб, — типа, как там наш лепила… что-то про зубы… типа, хотел к нему обратиться. Зигги так на него цыкнул… Вот еще, Васька номер больницы упомянул. Шестая…
— А почему Зигги цыкнул?
— Этот лепила как-то задействован, насколько я понял.
— Васька твой как то его называл, врача этого?
— Только имя. Антон.
— Ага. Это уже легче. Что еще?
— Больше я ничего не знаю.
— Получается, что вас тут полсотни рыл с автоматами, а в Минске за все отдувается один дохлый врач?
— Не, не так… Там еще кто-то есть.
— Давай не тяни, развивай мысль, — Рокотов многозначительно посмотрел на напильник. Федуничу это не понравилось.
— Врач — это какое-то звено. То ли связной, то ли сам что-то сделать должен… Я так думаю.
— Выходит, что захват базы — только половина операции?
— Ну…
— А вторая половина?
— Габонис говорил, что Луке так и так не жить. Если он не пойдет на наши условия, его все равно замочат.
— Каким образом?
— Это надо у Зигги спрашивать… Наша задача была — только ракеты.
— Кстати, ты не в курсе, откуда у твоего руководства план базы и коды запуска?
Федунич грустно покачал головой.
— Я так и думал. А теперь скажи мне, где находится электростанция?
— На третьем уровне…
— Где именно?
— Там такой шестиугольный зал. Здоровенный.
«Хороший ориентир… Как же я его искать то буду?..»
— Далеко от вашей столовой?
— Порядочно.
— Что еще рядом?
— Вторая шахта… Туалет, где ребят током долбануло… Склад с оружием.
— Ага, — Влад кивнул, — это уже легче. Ты на электростанции был?
— Да…
— Где шлюзовые ворота?
— Возле турбины…
— Замечательно. Что ж, лежи, отдыхай, — Рокотов поднялся на ноги, повесил на плечо пистолеты-пулеметы и бросил в рюкзачок пачку валюты. — Скоро за тобой придут. Как видишь, я выполняю свои обещания…
Больше пленник ничего не знал. А если и знал, то только какую-нибудь мелочевку, ничего кардинально не менявшую.
Федунич затравленно посмотрел на биолога.
Что-то тут не так…
— Ну, бывай! И не уходи никуда…
Влад снял стопора с двери, выскользнул в коридор и плотно прикрыл люк.
Постоял минуту, привыкая к темноте, затем привязал на замок гранату, протянул леску от фиксирующего кольца за угол коридора и дернул. Через пять секунд двести граммов тринитротолуола разнесли запорный механизм вдребезги, тем самым наглухо заклинив люк.
Из-за двери донесся еле слышный вопль Федунича, испуганного взрывом.
Рокотов размял плечи и осторожно направился по тоннелю вниз, держась правой стены и останавливаясь через каждые сто шагов.
Глава 10
Рожденный ползать упасть не может
Дважды он сворачивал не туда и только с третьей попытки добрался до полутемного туалета. Отсюда уже можно было приступать к поискам шестиугольного зала и электростанции.
Влад миновал узкую щель в стене, сквозь которую уходил после того, как его ловушка с электротоком сработала, остановился и начал соображать.
«Так. Прямо и направо — тоннель. Налево — вертикальный лаз, который ведет на этаж выше. Там я уже был и никакого зала не видел… Отводная труба находится в паре километров отсюда. Если судить по шуму воды, то она шла справа налево. Я сейчас условно правее трубы и намного выше. Логично… Турбина, вероятнее всего, установлена на участке, где подземная река резко уходит вниз. Ага! Проход, через который я сюда заскочил — слева. До него не меньше километра. — Рокотов напряг память. — Через здоровенное помещение со множеством выходов и по коридору. Отметину в нужном проходе я оставил, так что не заблужусь… Жилые помещения, где сейчас могут концентрироваться мои друзья, правее и дальше. Однако, по словам этого придурка, какая-то группа где-то бродит… Зачем? Меня ищет? Эт-то вряд ли… Тут рыскать месяц можно и никого не встретить. Наиболее разумный ответ, что эта группа под видом поиска противника просто смылась. Соответственно, ушли не только латыши. Ждать наверху они не будут, постараются удрать как можно дальше. Так что опасаться засады нет смысла. Да им и неизвестно, где расположен мой лаз… Итак, направо до тоннеля, а потом вниз…»
Биолог прислушался.
Полная тишина. Никаких признаков того, что в радиусе полусотни метров находилось бы хоть одно живое существо.
В темноте подземелий у человека обостряются дремлющие инстинкты вроде биолокации. Конечно, их нельзя сравнивать с возможностями дельфинов или летучих мышей, однако мозг начинает иначе, чем в обычной жизни, регистрировать и обрабатывать информацию с внешних рецепторов и подключает какие-то неизвестные современной науке системы восприятия. Одиночка в анфиладе пещер почти всегда способен определить наличие движущегося объекта. Даже если он его не воспринимает зрением. Абсолютно так же вычисляется и засада. Нужно только не мешать своему организму и прислушиваться к ощущениям, позволить мозгу раскрепоститься.
Рокотов постоял три минуты и пошел вперед.
Войдя в тоннель, он свернул налево и, как обещал Федунич, спустя двести метров оказался в шестиугольном зале, освещенном тремя тусклыми лампами, едва рассеивающими мрак под потолком.
Остальное уже было делом техники.
Владислав добрался до огромных ворот, ведущих к бурлящей воде, осмотрел механизм их открытия, решил не рисковать и отправился чуть дальше, в кабинку управления гидростанции.
Как и положено на военном объекте, все было сделано на совесть и так просто, чтобы в рычагах и кнопках смог разобраться даже прапорщик, который в первой фразе письма домой «Пришлите сало. Здравствуйте, мамо…» делает три грамматические ошибки. Или ефрейтор из Чуркестана, отловленный в степи сетью с вертолета, забритый на службу в Красную Армию и знающий по-русски только десять слов, из которых восемь — матерные и имеют самое прямое отношение лично к монголоидному служаке.
Рокотов переключил два тумблера, сдвинул вниз рычаг с ярко-красным пластмассовым шариком на торце и вдавил квадратную кнопку. В тридцати метрах от него со скрипом разъехались створки ворот и в тоннель хлынул поток воды.
Биолог ударом ноги согнул рычаг, зафиксировав его в самом нижнем положении, выпустил рожок из верного «узи» по панели управления и пустился бежать.
Через две минуты после открытия шлюза свет на всей базе начал мигать.
Чаплина председатель правительства знал давно, и его присутствие в Кремле вызывало нехорошие ассоциации.
Генерал-полковник был очень скользким типом. Его заостренная физиономия, более всего напоминающая мордочку изможденного долгим воздержанием сексуально-озабоченного тапира, обычно появлялась там, где в скором времени должны были произойти какие-нибудь неприятности. Перетряска чиновничьего аппарата, изгнание неугодных, коррупционный скандальчик, деприватизация или нечто аналогичное.
Причем сам Виктор Васисуальевич Чаплин был непременным и активным участником каждого мероприятия.
В доперестроечные времена генерал подвизался на службе в Пятом управлении КГБ СССР. Проще говоря — боролся с диссидентами и разной другой антисоветской сволочью. Особых успехов на сей благодатной ниве он не достиг, хотя и прилагал все усилия. Но то ли диссиденты были малочисленны и жидковаты, то ли сам «борец» излишне самонадеян и непрофессионален, то ли все это вместе… Так или иначе, сколько ни тщился Чаплин отловить нового Солженицына или, на худой конец, Бродского, ни фига у него не вышло.
Единственной его удачей стала посадка известнейшей в восьмидесятые годы коллекционерши антиквариата по кличке «Ежевика». Чаплин долго и безуспешно пытался ухлестывать за моложавой дамой, — имея виды на ее огромную коллекцию картин, параллельно строя планы страшной мести, если «союз Гэ-Бэ и Ежевики» расстроится. Так и случилось. Ежевика послала генерала подальше, поинтересовалась, кем Виктору приходится Васисуалий Лоханкин, и буквально через месяц уехала в следственный изолятор по обвинению в контрабанде. На суде она получила восемь лет. Вместе с ней на зону отправился и ее муж, никакого касательства к торговле антиквариатом не имевший.
Конечно, нельзя сказать, что Ежевика была совсем уж без греха. Все мы человеки и иногда слегка нарушаем глупые предписания государства. Но то, чем занималась коллекционерша, никак не стыковалось с тем, что было ей предъявлено в качестве доказательств ретивыми помощничками Чаплина. И уж естественно, Ежевика к контрабанде не имела никакого отношения. Однако времена были суровыми, и несостоявшаяся супружница генерала отправилась в мордовский лагерь. С обвинителями из Пятого управления суды тогда не спорили. Сказано — контрабанда, значит, так и есть. Впоследствии Ежевика открыла художественный салон, куда путь таким, как Чаплин, был заказан раз и навсегда…
Потом грянула «демократизация общества».
Державший нос по ветру генерал быстренько сжег свой партбилет, подчистил архив, изъяв оттуда большинство документов за своей подписью, и поклялся в верности новой державе. Особенно он запомнился своим сослуживцам, когда те собрались на какое-то очередное совещание в расширенном составе, тем, что бодро отреагировал на замечание одного демократа общероссийского масштаба. Демократ по фамилии Стульчак высказался в том духе, что «некоторые товарищи на местах пока еще не до конца понимают неизбежность перестройки». Чаплин вскочил и потребовал назвать «непонятливых», дабы к ним могли быть применены меры «разъяснения». После такого заявления столь перспективного и откровенно проституирующего генерала не могли не заметить.
Карьера Чаплина пошла в гору. Он получил внеочередное звание и был назначен на высокую должность в аппарате тогдашнего ФСК[59].
С личной жизнью у него тоже заладилось. Чаплин женился на малоизвестной журналистке, и, благодаря его связям, супруга Эмма в скором времени уже занимала кресло главного редактора средненькой питерской газетенки.
Издание опосредованно финансировалось американцами и проводило в жизнь их видение будущего России, но ни Эмму, ни Витю сие не смущало. Их более волновал квартирный вопрос.
У крупного чиновника и главного редактора квартиры должны быть соответствующие. Поэтому мэрия города продала им по смехотворной балансовой стоимости роскошные хоромы в центре, на которые по личному распоряжению Чаплина была поставлена титановая дверь, вырезанная из корпуса новейшей подлодки.
И тут генерал впервые получил по морде от свободной прессы. Нахальные журналюги сфотографировали титановое чудо, раздобыли копии приватизационных документов и вывалили это все на первые полосы. С вопросом — как это мистер Чаплин умудрился отхватить трехсотметровую квартирку с евроремонтом всего за пятнадцать тысяч долларов? Да в рассрочку на четыре года? Да и еще без процентов по кредиту, предоставленном банком, в совет директоров которого входила жена тогдашнего министра внутренних дел, а ныне — премьера Степашко?
Генерал чуть не лопнул от злобы.
Проштрафившегося по кремлевским меркам контрразведчика на время удалили с высокого поста и перевели в закрытое управление.
Теперь Чаплин вернулся…
Обуреваемый тревожными мыслями председатель правительства плюхнулся в кресло перед Президентом.
— Ну, что в Дагестане? — с места в карьер загундосил глава государства.
— Концентрируем силы. Через неделю начнем контрнаступление…
— Учти, премьер, времени у тебя до середины июля… Справишься с задачей — будет, понимаешь, разговор о дальнейшем, не выдюжишь — сам знаешь…
— Я приложу все силы, — пообещал сразу взмокший Степашко.
— Надо до подписания договора с Беларусью все решить. Негоже, понимаешь, выходить на встречу с такими проблемами… И на международной арене этот конфликт плохо смотрится. Вот уже мне Билл звонил, интересовался, понимаешь, обстановкой… А что мне ему сказать?
«Опять капризничает дедуля… — с неприязнью подумал Степашко, — все виноватых ищет. Лучше бы вспомнил, как тут год назад с Масхадовым лобызался. Сам ему карт-бланш выдал. А теперь мне расхлебывать…»
— История еще эта с карточками кредитными, — Президент печально уставился в отремонтированный фирмой «Мабетекс» потолок, — какие-то счета в банках… Дочку зачем-то приплели, моего управделами…
— Разберемся, — успокоил премьер очнувшегося после недельного «насморка» престарелого монарха, — при необходимости подадим иски за клевету… Я вам тут кое-какие документы принес. По реструктуризации финансовых потоков.
Президент насупился еще больше.
Мудреных слов он очень не любил, ибо за ними всегда скрывался какой-то подвох.
Так было и на этот раз.
Влад миновал узкую щель в стене, сквозь которую уходил после того, как его ловушка с электротоком сработала, остановился и начал соображать.
«Так. Прямо и направо — тоннель. Налево — вертикальный лаз, который ведет на этаж выше. Там я уже был и никакого зала не видел… Отводная труба находится в паре километров отсюда. Если судить по шуму воды, то она шла справа налево. Я сейчас условно правее трубы и намного выше. Логично… Турбина, вероятнее всего, установлена на участке, где подземная река резко уходит вниз. Ага! Проход, через который я сюда заскочил — слева. До него не меньше километра. — Рокотов напряг память. — Через здоровенное помещение со множеством выходов и по коридору. Отметину в нужном проходе я оставил, так что не заблужусь… Жилые помещения, где сейчас могут концентрироваться мои друзья, правее и дальше. Однако, по словам этого придурка, какая-то группа где-то бродит… Зачем? Меня ищет? Эт-то вряд ли… Тут рыскать месяц можно и никого не встретить. Наиболее разумный ответ, что эта группа под видом поиска противника просто смылась. Соответственно, ушли не только латыши. Ждать наверху они не будут, постараются удрать как можно дальше. Так что опасаться засады нет смысла. Да им и неизвестно, где расположен мой лаз… Итак, направо до тоннеля, а потом вниз…»
Биолог прислушался.
Полная тишина. Никаких признаков того, что в радиусе полусотни метров находилось бы хоть одно живое существо.
В темноте подземелий у человека обостряются дремлющие инстинкты вроде биолокации. Конечно, их нельзя сравнивать с возможностями дельфинов или летучих мышей, однако мозг начинает иначе, чем в обычной жизни, регистрировать и обрабатывать информацию с внешних рецепторов и подключает какие-то неизвестные современной науке системы восприятия. Одиночка в анфиладе пещер почти всегда способен определить наличие движущегося объекта. Даже если он его не воспринимает зрением. Абсолютно так же вычисляется и засада. Нужно только не мешать своему организму и прислушиваться к ощущениям, позволить мозгу раскрепоститься.
Рокотов постоял три минуты и пошел вперед.
Войдя в тоннель, он свернул налево и, как обещал Федунич, спустя двести метров оказался в шестиугольном зале, освещенном тремя тусклыми лампами, едва рассеивающими мрак под потолком.
Остальное уже было делом техники.
Владислав добрался до огромных ворот, ведущих к бурлящей воде, осмотрел механизм их открытия, решил не рисковать и отправился чуть дальше, в кабинку управления гидростанции.
Как и положено на военном объекте, все было сделано на совесть и так просто, чтобы в рычагах и кнопках смог разобраться даже прапорщик, который в первой фразе письма домой «Пришлите сало. Здравствуйте, мамо…» делает три грамматические ошибки. Или ефрейтор из Чуркестана, отловленный в степи сетью с вертолета, забритый на службу в Красную Армию и знающий по-русски только десять слов, из которых восемь — матерные и имеют самое прямое отношение лично к монголоидному служаке.
Рокотов переключил два тумблера, сдвинул вниз рычаг с ярко-красным пластмассовым шариком на торце и вдавил квадратную кнопку. В тридцати метрах от него со скрипом разъехались створки ворот и в тоннель хлынул поток воды.
Биолог ударом ноги согнул рычаг, зафиксировав его в самом нижнем положении, выпустил рожок из верного «узи» по панели управления и пустился бежать.
Через две минуты после открытия шлюза свет на всей базе начал мигать.
* * *
В холле перед приемной российского Президента премьер-министр заметил сидящего на диванчике генерала Чаплина. У Степашко не было времени перекинуться с Виктором даже парой слов, поэтому он только кивнул издали и поспешил дальше по ковровой дорожке, заканчивающейся возле дверей в главный кабинет страны.Чаплина председатель правительства знал давно, и его присутствие в Кремле вызывало нехорошие ассоциации.
Генерал-полковник был очень скользким типом. Его заостренная физиономия, более всего напоминающая мордочку изможденного долгим воздержанием сексуально-озабоченного тапира, обычно появлялась там, где в скором времени должны были произойти какие-нибудь неприятности. Перетряска чиновничьего аппарата, изгнание неугодных, коррупционный скандальчик, деприватизация или нечто аналогичное.
Причем сам Виктор Васисуальевич Чаплин был непременным и активным участником каждого мероприятия.
В доперестроечные времена генерал подвизался на службе в Пятом управлении КГБ СССР. Проще говоря — боролся с диссидентами и разной другой антисоветской сволочью. Особых успехов на сей благодатной ниве он не достиг, хотя и прилагал все усилия. Но то ли диссиденты были малочисленны и жидковаты, то ли сам «борец» излишне самонадеян и непрофессионален, то ли все это вместе… Так или иначе, сколько ни тщился Чаплин отловить нового Солженицына или, на худой конец, Бродского, ни фига у него не вышло.
Единственной его удачей стала посадка известнейшей в восьмидесятые годы коллекционерши антиквариата по кличке «Ежевика». Чаплин долго и безуспешно пытался ухлестывать за моложавой дамой, — имея виды на ее огромную коллекцию картин, параллельно строя планы страшной мести, если «союз Гэ-Бэ и Ежевики» расстроится. Так и случилось. Ежевика послала генерала подальше, поинтересовалась, кем Виктору приходится Васисуалий Лоханкин, и буквально через месяц уехала в следственный изолятор по обвинению в контрабанде. На суде она получила восемь лет. Вместе с ней на зону отправился и ее муж, никакого касательства к торговле антиквариатом не имевший.
Конечно, нельзя сказать, что Ежевика была совсем уж без греха. Все мы человеки и иногда слегка нарушаем глупые предписания государства. Но то, чем занималась коллекционерша, никак не стыковалось с тем, что было ей предъявлено в качестве доказательств ретивыми помощничками Чаплина. И уж естественно, Ежевика к контрабанде не имела никакого отношения. Однако времена были суровыми, и несостоявшаяся супружница генерала отправилась в мордовский лагерь. С обвинителями из Пятого управления суды тогда не спорили. Сказано — контрабанда, значит, так и есть. Впоследствии Ежевика открыла художественный салон, куда путь таким, как Чаплин, был заказан раз и навсегда…
Потом грянула «демократизация общества».
Державший нос по ветру генерал быстренько сжег свой партбилет, подчистил архив, изъяв оттуда большинство документов за своей подписью, и поклялся в верности новой державе. Особенно он запомнился своим сослуживцам, когда те собрались на какое-то очередное совещание в расширенном составе, тем, что бодро отреагировал на замечание одного демократа общероссийского масштаба. Демократ по фамилии Стульчак высказался в том духе, что «некоторые товарищи на местах пока еще не до конца понимают неизбежность перестройки». Чаплин вскочил и потребовал назвать «непонятливых», дабы к ним могли быть применены меры «разъяснения». После такого заявления столь перспективного и откровенно проституирующего генерала не могли не заметить.
Карьера Чаплина пошла в гору. Он получил внеочередное звание и был назначен на высокую должность в аппарате тогдашнего ФСК[59].
С личной жизнью у него тоже заладилось. Чаплин женился на малоизвестной журналистке, и, благодаря его связям, супруга Эмма в скором времени уже занимала кресло главного редактора средненькой питерской газетенки.
Издание опосредованно финансировалось американцами и проводило в жизнь их видение будущего России, но ни Эмму, ни Витю сие не смущало. Их более волновал квартирный вопрос.
У крупного чиновника и главного редактора квартиры должны быть соответствующие. Поэтому мэрия города продала им по смехотворной балансовой стоимости роскошные хоромы в центре, на которые по личному распоряжению Чаплина была поставлена титановая дверь, вырезанная из корпуса новейшей подлодки.
И тут генерал впервые получил по морде от свободной прессы. Нахальные журналюги сфотографировали титановое чудо, раздобыли копии приватизационных документов и вывалили это все на первые полосы. С вопросом — как это мистер Чаплин умудрился отхватить трехсотметровую квартирку с евроремонтом всего за пятнадцать тысяч долларов? Да в рассрочку на четыре года? Да и еще без процентов по кредиту, предоставленном банком, в совет директоров которого входила жена тогдашнего министра внутренних дел, а ныне — премьера Степашко?
Генерал чуть не лопнул от злобы.
Проштрафившегося по кремлевским меркам контрразведчика на время удалили с высокого поста и перевели в закрытое управление.
Теперь Чаплин вернулся…
Обуреваемый тревожными мыслями председатель правительства плюхнулся в кресло перед Президентом.
— Ну, что в Дагестане? — с места в карьер загундосил глава государства.
— Концентрируем силы. Через неделю начнем контрнаступление…
— Учти, премьер, времени у тебя до середины июля… Справишься с задачей — будет, понимаешь, разговор о дальнейшем, не выдюжишь — сам знаешь…
— Я приложу все силы, — пообещал сразу взмокший Степашко.
— Надо до подписания договора с Беларусью все решить. Негоже, понимаешь, выходить на встречу с такими проблемами… И на международной арене этот конфликт плохо смотрится. Вот уже мне Билл звонил, интересовался, понимаешь, обстановкой… А что мне ему сказать?
«Опять капризничает дедуля… — с неприязнью подумал Степашко, — все виноватых ищет. Лучше бы вспомнил, как тут год назад с Масхадовым лобызался. Сам ему карт-бланш выдал. А теперь мне расхлебывать…»
— История еще эта с карточками кредитными, — Президент печально уставился в отремонтированный фирмой «Мабетекс» потолок, — какие-то счета в банках… Дочку зачем-то приплели, моего управделами…
— Разберемся, — успокоил премьер очнувшегося после недельного «насморка» престарелого монарха, — при необходимости подадим иски за клевету… Я вам тут кое-какие документы принес. По реструктуризации финансовых потоков.
Президент насупился еще больше.
Мудреных слов он очень не любил, ибо за ними всегда скрывался какой-то подвох.
Так было и на этот раз.