Хитроумнейший и не упускающий свою выгоду Степашко решил потрафить тому банковскому конгломерату, где не покладая рук трудилась его благоверная, и замкнуть на него бюджетные деньги. Премьерство премьерством, но о старости тоже подумать надо…
   — Ладно, — Президент вяло махнул рукой, — показывай, что у тебя…
 
* * *
   Издалека послышался какой-то неясный грохот.
   Олег Ковбаса вскинул вверх руку, и группа замерла. Вдоль стены к идущему в авангарде белорусу скользнул Ковальский.
   — В чем дело?
   — Слышишь? — Ковбаса навел ствол «SPAS 15»[60] в центр теряющегося во мраке бокового тоннеля.
   — Что это?
   — Похоже на старт ракеты…
   — Они что, очумели? — поляк был потрясен.
   — Тише ты! На пульте Яцек и Войцех, они знают, что делать.
   Ковальского затрясло.
   Пуск ракеты с ядерной боеголовкой означал только одно — полный провал операции. После этого никто с террористами разговаривать не будет. Уничтожат всех до единого. Причем за ними устроят охоту и белорусские спецслужбы, и заказчики. Кто первый успеет, тот и останется в выигрыше. Одни будут мстить за атомный удар по мирному городу, другие — зачищать свидетелей.
   В любом случае они уже покойники. Как говорят индейцы, они уже на пути в тот мир, где опоссум сам спускается к охотнику.
   Ковальский, тот самый Ковальский, что еще полчаса назад являл собою пример несгибаемой твердости, вдруг зашмыгал носом и отвернулся.
   Ковбаса продолжал прислушиваться.
   — Я что-то не понимаю… Ежи, сколько времени работает первая ступень?
   — А? Что?
   — Да очнись ты! — белорус встряхнул поляка за плечо. — Сколько времени ракета выходит из шахты?
   — Секунд тридцать…
   — Тогда это не старт, а что-то другое, — Ковбаса не отводил ствола от черного проема.
   По тоннелю пронесся гул, перемежающийся со скрипом. Будто под страшным напором гнулись и ломались огромные стальные листы.
   Террористы присели.
   Из коридора дохнуло холодным воздухом.
   У Ковбасы сдали нервы, и он разрядил ружье в темноту.
   Одновременно с третьим выстрелом из обоих боковых коридоров хлынули потоки воды. А через секунду сияющая в свете фонарей вода возникла и в основном тоннеле.
   Бежать было поздно.
   Да и некуда.
   Шестерых террористов закрутил мощный водоворот. Захлебывающиеся люди цеплялись за стены, кричали, пытались хоть на мгновение оттянуть неизбежную смерть. Все было тщетно. Десятки тонн мутной воды вперемешку с песком и мелкими камешками увлекали их все дальше вниз по тоннелю, швыряли об стены и ломали кости о бетонные выступы поворотов.
   В последний миг перед тем, как Ковальский провалился в черноту, перед ним возник образ его деда. Ежи протянул руку, хотел что-то сказать старику, попросить помощи, но не успел.
   Безжалостный поток бросил поляка на очередной острый уступ, и его череп раскололся надвое…
 
* * *
   Влад пробежал по тоннелю вверх, свернул к вертикальному вентиляционному колодцу и перебрался на следующий этаж.
   «Поперло солидно. И не три-четыре куба в секунду, как ты думал, а все пятнадцать. Или даже больше… Шлюзовые ворота уже не закрыть. Систему управления я сломал, а вручную их обратно не закатишь. — Потолочные лампы медленно гасли. — Электричеству тоже капец. Сейчас замкнет какой-нибудь провод — и финита. Никакие аварийные аккумуляторы не помогут…»
   Рокотов быстро прошел через переплетение коридоров, выбрался в зал с несколькими выходами и остановился.
   «Раз, два, три, четыре… Ага! Вот и отметочка на стенке. Теперь до экстренного выхода два поворота и сто метров…»
   Биолог медленно обошел зал по периметру, выставив перед собой стволы «мини-узи» и прижавшись спиной к стене, свернул в нужный проем.
   Он не расслаблялся ни на секунду. Уход с объекта не менее важен, чем проникновение. На обратном пути вполне могут встретиться взбешенные неудачей террористы. Обидно погибнуть по собственной глупости в последние минуты пребывания на базе.
   Владислав добрёл до ведущей вниз трубы и посветил фонариком.
   Пятьюдесятью метрами ниже уже вовсю бушевала вода.
   «Деревню Гадюкино смыло, — улыбнулся контртеррорист. — Базу я, можно сказать, законсервировал окончательно. Чтобы ее осушить, нужен год работы всего МЧС Беларуси. Да и то, если спасатели-аквалангисты смогут перекрыть подземную речку. Что сомнительно. Вон затопленные немцами подземелья гораздо меньшего объема уже пятьдесят пять лет стоят необследованные. И еще столько же простоят. Хотя тут ракеты… Ладно, не мое это дело. Я свою задачу выполнил, остальное не важно…»
   На поверхность он выбрался благополучно, закрыл за собой люк, дошел до края островка, присел на корягу, закурил и подставил лицо теплым лучам солнца.
   Через пару часов Влад собирался проверить уровень воды в колодце.
   Если он будет достаточным, можно спокойно уходить.
 
* * *
   Свои встречи с куратором из американского посольства Павел Изотович Трегубович и Иосиф Мульевич Серевич никогда не скрывали. Главные редакторы «Советской Беларуси» и «Народной доли» даже гордились тем, что их регулярно замечают в обществе заокеанского дипломата. Прошли те времена, когда общение крупных газетчиков с иностранцами регламентировали строгие дядечки из первого отдела.
   Теперь можно все, и Серевич с Трегубовичем наверстывали упущенное. Словно мстили давно ушедшим на покой цензорам и особистам за все те унижения, которым подвергались многие годы подряд, когда Белоруссия еще входила в состав Советского Союза. Правда, непонятно, при чем тут были нынешние власти, получавшие со стороны «Советской Беларуси» и «Народной доли» потоки дерьма. Но Пашу и Йосю такие тонкости не волновали.
   Двадцать третье июня тысяча девятьсот девяносто девятого года выпало на среду. И, как было заведено по средам, к пяти вечера Трегубович с Серевичем прибыли в здание американского культурного центра.
   Куратор ждал их в кафетерии на втором этаже. Третий секретарь посольства по совместительству исполнял обязанности «смотрящего» от ЦРУ за средствами массовой информации Беларуси и особенно этого не скрывал. К разведработе на территории республики он не имел никакого отношения, поэтому чувствовал себя вполне комфортно. КГБ Беларуси не мог предъявить ему ни одной претензии, хотя сотрудники спецслужбы знали, где именно жирный американец получает свою зарплату.
   — Отличное интервью, — похвалил куратор, ткнув пальцем в заглавную статью свежего номера «Советской Беларуси».
   Трегубович зарделся.
   Идея побеседовать с самым известным современным белорусским писателем Василем Быковым пришла ему лично. Быков на старости лет немного двинулся, возомнил себя «гонимым властями» и лично «тираном Лукашенко» и срочно уехал в Финляндию. Там он продолжал кропать короткие рассказы и регулярно сообщал прессе о том, что «боится» возвращаться на Родину, где его «обязательно» должны арестовать в аэропорту, якобы по прямому указанию Президента.
   Откровения пожилого маразматика с воодушевлением воспринимались всей псевдодемократической общественностью как в Беларуси, так и за ее пределами. Единственно, чего Быков не мог толком объяснить, так это сути своего конфликта с властью и причин, по которым он должен был быть брошен в застенок. Но такие тонкости были его аудитории неинтересны.
   В последнем своем интервью престарелый Василь дошел до того, что стал на полном серьезе утверждать о подготовленных на него «покушениях», которые сорвались по двум причинам: во-первых, полиция Финляндии слишком хорошо работает и не допускает в страну подозрительных иностранцев, и во-вторых, «заплечных дел мастера» из белорусского КГБ настолько тупы, что никак не могут вычислить нынешнее место жительства опального романиста.
   Дамочки из оппозиции писали кипятком от столь захватывающих подробностей и предлагали себя в качестве «живого щита», коим можно окружить коттедж «правозащитника». Быков таинственно улыбался, обещал в скором времени представить доказательства сорвавшихся покушений и постоянно терял нить разговора, отвлекаясь на описания вчерашней рыбалки в компании трех депутатов литовского сейма.
   — Стараемся, — веско заявил Трегубович.
   — Сейчас наступает горячая пора, — по-русски американец говорил практически без акцента, — Москва начала активные действия на Кавказе. Общественное мнение взбудоражено. В этой связи я хочу услышать ваши предложения.
   — У меня хорошие завязки с независимыми российскими журналистами, — тут же вскинулся Серевич, — можно получить от них фактический материал и представить его как наше собственное расследование.
   — С кем именно вы поддерживаете контакт?
   — С Альбуц, Бенедиктовым и Черкизянцем…
   Андрей Черкизянц прославился на всю Россию после того, как выступил в программе Владимира Познера «Человек в маске» и пожаловался телезрителям на тяжелую судьбу педераста в России. Правда, поначалу все подумали, что под маской скрывается крупный чиновник из администрации Президента. Уж больно похожими были клочки бороды, торчащие во все стороны. Начался дикий крик, и телеведущему пришлось раскрыть истинную личность героя передачи. Так Черкизянц обрел известность.
   За исключением своей принадлежности к «голубятне», Андрей никакими другими талантами не блистал. Однако верно служил «демократии» и крыл своих оппонентов почем зря, перебегая из лагеря в лагерь и раз в полгода впадая в депрессию по поводу расставания с очередным партнером-«изменщиком». С партнерами Черкизянцу хронически не везло. Они все оказывались либо излишне корыстолюбивыми и выкачивали из журналиста все заработки, либо очень «элитарными», требовавшими от Андрюши смены имиджа, сбривания бороды и перехода от освещения политических событий к бесплатной пропаганде «высокой мужской любви» в каких-то околокультурных журналах.
   — Это хорошо, — кивнул куратор. — А у вас, Павел Изотович?
   — У нас тяжелая артиллерия, — надулся Трегубович, — Ковалев, Елена Гоннор, Яблонский, Щекотихин, Рыбаковский… Кстати, двое последних намереваются в самое ближайшее время посетить Минск. Они приглашены на демонстрацию первого июля. С ними прибудут Пеньков и еще с десяток фигур помельче.
   — Договоренность с ними есть?
   — О предоставлении материалов?
   — Да.
   — Естественно, есть. Только вот в последнее время они повысили требования по оплате…
   — Об этом вы можете не волноваться, — куратор достал из-под столика сумку, — здесь триста тысяч.
   Серевич облизал губы.
   — Что требуется от нас, кроме обычной работы?
   — Усилить давление на российско-белорусский союз. Используйте пугало тоталитарного режима. Мол, если подписание документов состоится, то Беларусь лишится суверенитета, и жители станут людьми второго сорта… Сейчас момент очень выгодный. Премьером в Москве служит бывший директор русской контрразведки и бывший полицейский министр.
   Сотрудник ЦРУ не знал, что накат на Степашко вызовет недовольство в Государственном департаменте США, откуда председателя правительства России ненавязчиво дергали за ниточки и опосредованно заставляли плясать под дудку американских интересов. Степашко и сам не подозревал, чью волю он исполняет, настолько тонко им манипулировали.
   — Увязать это с Кавказом? — поинтересовался Трегубович.
   — Только мягко. Пусть читатели сами делают выводы. Пока что открытая критика действий Москвы против чеченцев нам не нужна. Подождем, когда они завязнут окончательно…
   — Я недавно видел Потупчика, — вспомнил Серевич, — он говорит, что режиму Лукашенки скоро настанет конец…
   — Это и без Потупчика известно, — безапелляционно констатировал Трегубович, — ты бы вместо того, чтобы с ним базары разводить, лучше бы о долге напомнил. Уже всё сроки прошли. Я его материалы больше ставить не буду. Пусть сначала за прошлые отдаст.
   — Сам ему и скажи. Я-то тут при чем?
   — Это твое протеже, — с правилами русского языка Павел Изотович находился в напряженных отношениях. Он вечно путал падежи, род существительного и регулярно произносил слова «инциндент» и «пренцендент». Но это не мешало ему занимать кресло главного редактора.
   — Ты с ним дела делаешь, — окрысился Иосиф Мульевич, совершенно не стесняясь присутствия постороннего. — Вечно все напутаете, наблудите, а потом на меня сваливаете! Надоело! Разбирайтесь друг с другом сами.
   — А кто мне его сосватал?
   — Ты сам просил о знакомстве. Вот и не выеживайся!
   — Ах, так?! Ладно, я тебе это припомню!
   — Господа, господа! — Куратор постучал согнутым указательным пальцем по столу. — Прекратите ссориться. У нас еще масса вопросов…
 
* * *
   Вода продолжала прибывать. Одиннадцать забившихся в обеденный зал террористов едва успели унести оттуда ноги. Если бы они промедлили еще несколько минут, после того как из боковых проходов хлынула бурая жижа, путь наверх был бы отрезан.
   На пересечении перпендикулярных тоннелей мокрые боевики встретились с возвращающимися Самаевым и его группой.
   — Ну?! — заорал самый нетерпеливый, хохол по фамилии Гриценко.
   — Пошли, — Муса ткнул рукой себе за спину, — по одному, цепочкой…
   — Проход открыт? — спросил старший из белорусов, принявший на себя командование после странного исчезновения Федунича.
   — Чисто…
   Боевики за пять минут добежали до ведущего на поверхность бетонного колодца. Гриценко забросил автомат за спину и первым полез по вбитым в стену скобам. За ним потянулись остальные.
   Муса захлопнул дверь маленького тамбура, повернул рукояти запорного механизма, просунул ствол своего «Кольта М-1911А1»[61] в прорезь замка и трижды нажал на курок.
   Тяжелые пули исковеркали полированные стальные цилиндры, сорвали зубцы с шестерней и намертво блокировали дверь. Теперь изнутри базы в спасительный колодец не было хода никому.
   Самаев сунул пистолет в кобуру на ремне и полез вслед за остальными.
   Гриценко поднатужился, отвалил крышку люка и радостно завопил.
   В проем хлынул солнечный свет. Украинец только успел перекинуть одну ногу через край колодца, как заложенные Круминьшем гранаты «Ф-1» превратили его и трех следующих за ним товарищей в кровавый фарш.
   Еще двое сорвались с лестницы. Один благополучно долетел вниз и раскроил себе череп об пол, второго успел зацепить за ремень портупеи накачанный литовец, зависший в десяти метрах от среза люка.
   — Всем стоять!!! — страшно закричал Самаев. — Вниз по одному!
   Он громко выругался по-татарски, коря себя за то, что не предусмотрел ловушки и не послал вперед опытного сапера.
   Теперь ошибку надо было исправлять. Ибо противник мог приготовить не один сюрприз.
 
* * *
   Владислав блаженно раскинулся на травке, доел плитку шоколада, запил водой, с разведенной в ней аскорбиновой кислотой, и с полчаса подремал. Проснулся он бодрым.
   Потянулся, перевалился на живот, закурил и уставился на красное закатное солнце. До контрольного срока проверки уровня воды оставалось совсем немного времени.
   «Лето, тишина, благодать… В такие места только в отпуск ездить…»
   Влад неожиданно рассмеялся и потер плечо.
   Две недели назад он его чуть не вывихнул, свалившись со стула после очередной реплики Димона. Сумрачный громила поведал своему новому другу, что у него обломилась поездка в Египет и Арабские Эмираты. Чернов уже купил тур, но тут кто-то из друзей сообщил ему, что, по проверенным данным, в том регионе на туристов ожидается нападение «ядовитых пидарасов». И именно в тот период времени, на который у Димона намечен отпуск. Двухметровый бугай не то чтобы испугался, но решил все же перестраховаться и не ехать.
   Пусть «пидарасы» поутихнут.
   А то солидному пацану в таких местах отдыхать просто неприлично, знакомые черт знает что подумают.
   Отхохотавшись и поднявшись с пола, Рокотов объяснил огорченному Гоблину, что сообщившие столь печальное известие братки все напутали и речь может идти не о манерных накрашенных юношах, страдающих инфекционными заболеваниями, а о жучках с прикольным названием «педерусы». С ударением на второй слог. Которые действительно ядовиты, если их не заметить и проглотить вместе с пищей. И которые в изобилии водятся в том регионе. Бояться их не стоит, только следует быть предусмотрительным…
   В сотне метров от мирно покуривающего биолога на соседнем островке вспух огненный шар, и над болотом пронесся грохот двойного разрыва.
   Рокотов вскочил на ноги и с «мини-узи» наперевес бросился через топь.
 
* * *
   Когда в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году пробивали горизонтальную шахту «семь-бис» спецобъекта «Маятник-два», заместителю командира военно-строительного батальона все же удалось немного сэкономить и вместо четырех тонн цемента марки «шестьсот» уложить в один из проемов то же количество «двухсотого». Сверхпрочный цемент был продан председателю соседнего колхоза за два ящика водки и пошел на строительство его личного домика.
   Потом председателя арестовали за хищения, и коттедж перешел во владение государства, которое ничтоже сумняшеся разместило в нем заготконтору.
   Ринувшаяся в подземелье вода быстро справилась с непрочной перемычкой.
   Сначала отвалился кусок размером с кулак, а затем заглушку выбило полностью. Поток снес крепления специального люка, подмыл опору стотонной плиты, и в восточном районе болота бетонное дно провалилось.
   В глубь карстовой полости хлынули тридцать тысяч кубометров цветущей воды и жидкого ила, увлекая с собой всех своих обитателей.
 
* * *
   Владислав вылетел на островок, промчался два десятка метров вверх по склону и упал рядом с пнем, торчащим совсем рядом с люком.
   Кусты вокруг места взрыва были забрызганы красным.
   На ветвях кривой березки покачивалась оторванная до колена нога.
   «Кто ж это их? — Рокотов переместился немного вбок, держа люк на прицеле. — Случайный подрыв? Вряд ли. Граната явно была снаружи… Вон и крышка валяется…»
   Стрелять из «мини-узи» в лежачем положении неудобно. Биолог приподнялся на одно колено.
   Из отверстия медленно выдвинулся тонкий металлический щуп.
   «Ага! Там еще кто-то. Что ж, кто бы ты ни был, ты мне не друг…»
   Влад долго не рассусоливал.
   Он подскочил и с расстояния всего в пять метров всадил по люку длинную очередь. Девятимиллиметровые пули отрикошетили от бетонного кольца и с визгом ушли вниз.
   Из люка раздался вопль.
   Вслед за свинцом в колодец полетели оставшиеся у Рокотова две «РГД-5». С промежутком в одну секунду.
   Первая граната успела пролететь почти до низу, вторая рванула в середине трубы. В замкнутом пространстве две, в общем то маломощные гранаты сработали как одна «Ф-1», и осколки рассекли тела всех девятерых боевиков. А ударная волна размазала террористов по стенам.
   В воздух из проема полетели клочья мяса.
   Одновременно со взрывом гранат земля под биологом дрогнула, на поверхности болота вздулся огромный вонючий пузырь, и вода с глухим ревом рванулась вниз, закручиваясь по гигантской, в сотню метров диаметром спирали.
   Внутри шахты захрустело, и бетонные кольца начали сдвигаться.
   Влад не стал ждать, чем закончится природный катаклизм, а со всех ног припустил по кочкам подальше от этого негостеприимного места…
 
* * *
   Президент Беларуси в десятый, наверное, раз посмотрел на молчащий телефон.
   Срок ультиматума минул шесть часов назад.
   И ничего не произошло.
   Никто не позвонил с угрозами, никто не сообщил о старте ракеты с ядерной боеголовкой, никто даже словом не выразил свое недовольство произошедшим. Ровным счетом ничего.
   Батька отпил из стакана томатный сок и выглянул на улицу.
   По саду перед резиденцией прогуливался спокойный охранник.
   Что же произошло?
   Срыв операции?
   Но террористы так хорошо подготовились, что в это верилось с трудом. Если бы у боевиков были какие-то мелкие изменения плана, это никак бы не повлияло на конечную цель. Ему бы в любом случае позвонили и продолжали бы угрожать. Иначе всему шантажу грош цена. Внедрение на линию правительственной связи говорило о серьезности намерений. Такие люди идут до конца.
   Если их кто-нибудь не остановит…
   Но кто?
   Спецслужбы работали в усиленном режиме, однако ничем конкретным похвастаться пока не могли. В среде оппозиции ходят, правда, неясные слухи о скором конце правления Лукашенко, но такие сплетни возникают с периодичностью раз в неделю. И никогда не подкрепляются делами. Пиком оппозиционной деятельности можно считать выступления «обиженных» на сессии парламента Совета Европы и драки с милиционерами.
   Ни КГБ, ни военная контрразведка, ни служба охраны Президента не входили в боевой контакт ни с какой вооруженной группой.
   Значит, вмешался кто-то еще.
   Тот, о ком никто не подозревает.
   «Сумасшедшая бабуся», кошмар любого телохранителя и любого хоть немного думающего головой террориста. Тот, чье появление в нужной точке в нужное время никогда и никем не прогнозируется. Ибо «бабуся» действует автономно, у нее нет ни контактов на местности, ни подельников, через которых ее можно вычислить, ни четко сформулированного задания. Чертик из коробки, выскакивающий в самый неподходящий момент.
   Если это так, то Батьке никогда не узнать о человеке, предотвратившем исполнение ядерной угрозы…
   Президент тяжело вздохнул и принялся перебирать бумаги.
   Завтра будет непростой день.
 
* * *
   В половине двенадцатого ночи Рокотов уселся на пригорок, извлек из рюкзачка здоровенный радиотелефон и набрал подмосковный номер.
   — Здорово, Гриня! — Майор Бобровский был дома.
   — О, какие люди! — радостно заверещал собеседник. — Ты, собственно, где? Я тебе звоню-звоню, а ты трубу не берешь…
   — В данный момент я на опушке леса, — просто ответил Влад. Майор помолчал.
   — В Питере?
   — Не совсем.
   — А где?
   — В Полесье…
   — Как тебя туда занесло?
   — Это долгий разговор.
   — Поня-ятно, — Бобровский соображал быстро. — Твои предположения подтвердились?
   — Более чем…
   — Что нужно от меня? — толстый и безобидный с виду аналитик превратился в холодного профессионала военной разведки.
   — У тебя факс-модем подключен?
   — Сейчас, — в трубке послышался шум и голос жены майора. — Света, это Влад!.. Тебе большой привет.
   — Аналогично, — вежливость никогда не помешает.
   — Все, готов…
   Рокотов подсоединил переходник от компьютера к телефону и щелкнул клавишей рассылки электронной почты.
   Через тридцать секунд прорезался Бобровский.
   — Откуда это у тебя? — Аналитик ГРУ с недоумением разглядывал появившиеся на экране его компьютера цветные фотографии спецключей и польских паспортов.
   — Оттуда, — буркнул Влад.
   — Ясно, — в голосе майора послышалась тревога. — С тобой все в порядке?
   — Естественно.
   — Что мне с этим делать?
   — Что хочешь. В идеале — доведи информацию до белорусов. Конечно, без упоминания моего имени.
   — Сделаю, — пообещал Бобровский. — Ты сам куда направляешься?
   — В Минск, — честно признался Рокотов, — у меня там дела. Заодно полюбуюсь на местные красоты.
   — Я тебе нужен?
   — Нет. И последнее. Я оставляю здесь телефон включенным на частоте радиомаяка, — аппарат у Влада был профессиональным, не чета мобильникам новых русских, — через два часа передай белорусам, что тремя километрами западнее точки сигнала их ждет много интересного.
   — Частота тысяча ноль сорок? — Майор сверился с записями.
   — Да… Ну все, я пошел.
   — Тебе точно не нужна помощь?
   — Потребуется — брякну.
   — Понял. Удачи…
   — А как же.
   Рокотов отсоединил компьютер от телефона, забросил его в рюкзак, нажал на аппарате зеленую круглую кнопочку, поставил телефон на попа у кустика черники, забросил подальше в болото все огнестрельное оружие и налегке побежал на восток, приняв за первый ориентир толстенный дуб в километре от опушки…

ЭПИЛОГ

   Йозеф Кролль припарковал свои неприметные синие «Жигули» шестой модели в неосвещенном переулке, заглушил двигатель и отстегнул ремень безопасности. По Минску он всегда ездил крайне аккуратно, как получивший месяц назад права «чайник», хотя в искусстве вождения автомобиля в экстремальных условиях мог бы дать фору любому гонщику. Но Кролль предпочитал не демонстрировать свои навыки раньше времени.
   Человек Каспия нырнул в салон спустя семь минут после остановки «жигулей».
   — Все в порядке? — голос у посыльного немного дрожал.
   — Да, — безучастно ответил Йозеф. — А у вас?
   — Возникли сложности.
   — Какого рода?
   — Группы Либмана и Пановны больше нет, — тихо произнес связной.
   — Совсем? — уточнил Кролль.
   — Да… Уцелели только Петерс и его ребята.
   — Как это случилось?
   — Мы пока не знаем…
   — Что ж, я понял, — Йозеф пожал плечами. — Работаем по прежнему варианту. Надеюсь, больше неприятных новостей нет?
   — Нет.
   — Когда будут уточненные данные по первой группе?
   — Сложно сказать, — связной нервно закурил, — мы занимаемся этим…
   — Я изначально выражал сомнения в целесообразности захвата ракет, — напомнил Кролль, — и в уровне подготовки большинства бойцов. Вы меня не слушали. Мне придется лично побеседовать с Петерсом.
   — Дело в другом. На базу проникла другая группа.
   — Вот даже как! — Йозеф позволил себе удивиться. — Тогда вычисляйте, где у вас течет.
   — Все проверяем… Но сдвигов нет.
   — В таком случае я больше на контакт не выхожу. До момента выполнения своей работы. Мне не хочется, чтобы из за вашей безалаберности пострадало дело. Так и передайте Каспию.
   — Как мне с вами связаться, если поступят какие-либо данные о первой группе или о нашем расследовании?
   — По резервному каналу. Дадите объявление в «Народной доле». Но учтите — больше личных встреч не будет. Я вам позвоню и дам новый номер мобильного телефона. По нему все и расскажете. Если будет что рассказывать…
   — Вы мне не доверяете? — печально спросил связной.
   — Не в вас дело. Человека можно захватить и выбить из него нужную информацию. Я не хочу рисковать. Место и время исполнения заказа я выберу сам.
   Кролль был совершенно спокоен. Из обещанных ему и его людям четырех миллионов долларов он уже получил половину. Плюс полтора миллиона на материальное обеспечение проекта. Даже если что-то сорвется, он внакладе не останется. Два миллиона лучше, чем четыре и пуля по завершении операции.
   — Каспий установил срок, — неуверенно возразил связной.
   — Мы в него уложимся, — невозмутимо заявил Йозеф, — просто теперь вам не будут известны точные время и место. Не забывайте, что мы предполагались в качестве резервной группы. Не будь ваше руководство столь самоуверенным и не направь плохо подготовленных людей в Полесье, операция уже бы состоялась. Вы меня не послушались. Теперь будете играть по моим правилам. С врачом тоже прекратите все встречи. Мы с ним сами скоординируемся. Вам все ясно?
   — Да, я передам ваши условия.
   — И не просто передадите, а объясните нашему другу, что этот вариант — единственно возможный. Я проверю. В случае очередных неадекватных шагов или попыток вмешаться в мою работу я мгновенно сверну операцию. О последствиях лично для вас, думаю, говорить не стоит, — Кролль зевнул.
   — Я все понял… Не беспокойтесь, у вас не будет повода в чем либо нас упрекнуть.
   — Вот и хорошо…
   Через час синяя «шестерка» уже мирно стояла на платной стоянке недалеко от центральной площади Минска.