Страница:
— Да нет, — пояснил Кость. — Скорее, рассчитывают бандюки, что оперы невнимательны в нынешней сплошной убойности. Или еще хуже — недобросовестны. Верно целят, иной мент как следует и копать не станет, чтобы дело списать. Но тут они не на тех напоролись. В общем, по Маришиной линии прежде всего ценен очень своеобразно всплывший Ракита.
— В мстителя превратился?
— А что удивительного? Бывший офицер — вот совесть и заговорила. Но снова ушел в туман, теперь будет рану зализывать. Думаю, спецбригадовца у Банковского приложил он. Резкие разборки в спецбригаде начались, Белокрылов теперь между двух огней. Занервничать он должен, как-нибудь проявится.
— Мы генерала, глядишь, и сами проявим. — Топков положил перед капитаном ксерокопию по дачному кооперативу «Роща» на Рублевском шоссе. — Вот на это я обратил внимание. Белокрылов стройку коттеджа Феогена там обслуживал. А нет ли у него самого в «Роще» домика?
— Резонно, — оживленно кивнул Кострецов. — Проверяй. Что еще?
— Пропесочил я все бывшие коммерческие предприятия Феогена. Отсмотрел лиц, которые к ним так или этак были причастны. Больше обращал внимание на церковных.
Кость заметил:
— Главного мафиозного хозяина архимандрита щупал?
— Ага. Часто мелькает в этих делах или около митрополит Кирин Гоняев. Кстати, это ему принадлежит странноватая фраза, которую я в начале розыска из досье на патриархию упомянул: «В своей хозяйственной деятельности Церковь должна стать полноправным субъектом рыночной экономики». Ковырнул я благосостояние этого митрополита. Оказался так упакован, что недвижимость Феогена — забавы детские. Ну, например, Кирин располагает двумя личными самолетами, на одном летает по России, на другом — за границу.
— Словно шах персидский. Займись, займись Гоняевым. Феогена не стало, и если им митрополит командовал, то должен засуетиться. Откуда они такие фамилии берут: Шкуркин, Гоняев? Неблаголепно.
— Бог шельму метит. Ну что, Сергей, у нас теперь просматривается? Вернее, не просматривается.
— Убийцу Феогена мы не знаем. Он нам очень нужен. На такую акцию — расстрел влиятельного сотрудника ОВЦС патриархии — киллер должен был санкцию непосредственно епископа Артемия Екиманова получить. Возьмем киллера, сможем приложить епископа. Будет нам тогда то самое оперское счастье.
— Мариша не захотела здесь помочь?
— Да. А чую, что могла бы. Тут Вован обязательно замешан. Но, похоже, втюрилась она в этого орла.
Топков утвердительно покивал.
— Немудрено. Вован красавчик, мужественного такого, ковбойского замеса. Специалист по женщинам. Сидел за то, что чужих жен обольщал и чистил.
— Но я Маришу зацепил. Расстроилась девушка из-за тайников Феогена. Какая там любовь? У блатных всегда корыстный интерес перекроет. Изначально гнилые люди. Ведь они в свой «закон» прутся за чужое добро. Не может быть там истинного. Дал я Марише время на размышление, скоро снова ее проведаю.
Лейтенант снял очки, потер глаза.
— Всю ночь над бумагами по Феогену просидел… Так, по-твоему, блатные изначально гниль? Но ведь даже священники, как видишь, уголовниками сплошь и рядом становятся. Вот задачка-то.
— Думаю, касается это в основном попов советской закваски. Заинтересовался я этим вопросом, дружка своего из ФСБ Сашу Хромина просветить попросил. На последнюю нашу тренировку притащил он некоторые выписки.
Кострецов достал из стола бумаги.
— Вот выписка из информации председателя Совета по делам Русской православной церкви Карпова, поданной еще в 1946 году Сталину: «Настоящим бичом в жизни церковных общин является массовое распространение хищений и растрат церковных средств, как со стороны духовенства, так и церковных советов». А вот два фрагмента из доклада секретного осведомителя Органов профессора, протоиерея Осипова: «В вопросах ловкости использования подкупа, „смазки“, разложения аппарата, запутывания следов сложная организация церковников может порой поспорить с гангстерскими шайками Америки… Сознательный постоянный обман финорганов стал законом».
— Вон как! Они даже сталинских палачей не боялись.
— Причем сами это признают, правда, задним числом. Вот что говорил в 1988 году на Поместном соборе Московской патриархии архиепископ Виленский и Литовский Хризостом Мартишкин: «Великое промыслительное благо Божие, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Годы потом были трудные, но если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании. Мы так часто путаем церковный карман со своим».
Гена вздохнул.
— Все это предугадывал еще в двадцатых — сороковых годах XX века религиозный мыслитель, русский эмигрант Георгий Федотов. Говорил, что если в церковной среде негласно узаконивается казнокрадство и взяточничество, то нарождается в итоге «оправославленное зло». А оно, Федотов утверждал, «страшнее откровенного антихристианства».
— Ну вот, лейтенант, сподобились мы с тобой, хоть и не церковные, выйти на самое средоточие зла этого. Уж не знаю, гордиться нам или грустить? У меня никакого сочувствия к попам из патриархии не осталось.
Топков внимательно посмотрел на расстроенного капитана.
— Ты, Сергей, из одной крайности в другую. Сначала огрызался, когда я тебе неприятное про этих попов излагал, теперь на дух их не выносишь. Но ведь в бедных приходах, в простых храмах служат и честные, хорошие батюшки. Россия светлыми людьми пока не обеднела, хотя, конечно, их меньше и меньше, если сравнивать от Святой Руси.
— А знаешь? — Кость мрачно на него зыркнул. — Возишься в нашем дерьме и иной раз кажется, что и людей-то кругом не осталось — одни козлы!
Рассмеялся Топков. Кострецов сказал поспокойнее:
— В общем, выходит — работать нам надо без надрыва и великих эмоций.
Глава 2
— В мстителя превратился?
— А что удивительного? Бывший офицер — вот совесть и заговорила. Но снова ушел в туман, теперь будет рану зализывать. Думаю, спецбригадовца у Банковского приложил он. Резкие разборки в спецбригаде начались, Белокрылов теперь между двух огней. Занервничать он должен, как-нибудь проявится.
— Мы генерала, глядишь, и сами проявим. — Топков положил перед капитаном ксерокопию по дачному кооперативу «Роща» на Рублевском шоссе. — Вот на это я обратил внимание. Белокрылов стройку коттеджа Феогена там обслуживал. А нет ли у него самого в «Роще» домика?
— Резонно, — оживленно кивнул Кострецов. — Проверяй. Что еще?
— Пропесочил я все бывшие коммерческие предприятия Феогена. Отсмотрел лиц, которые к ним так или этак были причастны. Больше обращал внимание на церковных.
Кость заметил:
— Главного мафиозного хозяина архимандрита щупал?
— Ага. Часто мелькает в этих делах или около митрополит Кирин Гоняев. Кстати, это ему принадлежит странноватая фраза, которую я в начале розыска из досье на патриархию упомянул: «В своей хозяйственной деятельности Церковь должна стать полноправным субъектом рыночной экономики». Ковырнул я благосостояние этого митрополита. Оказался так упакован, что недвижимость Феогена — забавы детские. Ну, например, Кирин располагает двумя личными самолетами, на одном летает по России, на другом — за границу.
— Словно шах персидский. Займись, займись Гоняевым. Феогена не стало, и если им митрополит командовал, то должен засуетиться. Откуда они такие фамилии берут: Шкуркин, Гоняев? Неблаголепно.
— Бог шельму метит. Ну что, Сергей, у нас теперь просматривается? Вернее, не просматривается.
— Убийцу Феогена мы не знаем. Он нам очень нужен. На такую акцию — расстрел влиятельного сотрудника ОВЦС патриархии — киллер должен был санкцию непосредственно епископа Артемия Екиманова получить. Возьмем киллера, сможем приложить епископа. Будет нам тогда то самое оперское счастье.
— Мариша не захотела здесь помочь?
— Да. А чую, что могла бы. Тут Вован обязательно замешан. Но, похоже, втюрилась она в этого орла.
Топков утвердительно покивал.
— Немудрено. Вован красавчик, мужественного такого, ковбойского замеса. Специалист по женщинам. Сидел за то, что чужих жен обольщал и чистил.
— Но я Маришу зацепил. Расстроилась девушка из-за тайников Феогена. Какая там любовь? У блатных всегда корыстный интерес перекроет. Изначально гнилые люди. Ведь они в свой «закон» прутся за чужое добро. Не может быть там истинного. Дал я Марише время на размышление, скоро снова ее проведаю.
Лейтенант снял очки, потер глаза.
— Всю ночь над бумагами по Феогену просидел… Так, по-твоему, блатные изначально гниль? Но ведь даже священники, как видишь, уголовниками сплошь и рядом становятся. Вот задачка-то.
— Думаю, касается это в основном попов советской закваски. Заинтересовался я этим вопросом, дружка своего из ФСБ Сашу Хромина просветить попросил. На последнюю нашу тренировку притащил он некоторые выписки.
Кострецов достал из стола бумаги.
— Вот выписка из информации председателя Совета по делам Русской православной церкви Карпова, поданной еще в 1946 году Сталину: «Настоящим бичом в жизни церковных общин является массовое распространение хищений и растрат церковных средств, как со стороны духовенства, так и церковных советов». А вот два фрагмента из доклада секретного осведомителя Органов профессора, протоиерея Осипова: «В вопросах ловкости использования подкупа, „смазки“, разложения аппарата, запутывания следов сложная организация церковников может порой поспорить с гангстерскими шайками Америки… Сознательный постоянный обман финорганов стал законом».
— Вон как! Они даже сталинских палачей не боялись.
— Причем сами это признают, правда, задним числом. Вот что говорил в 1988 году на Поместном соборе Московской патриархии архиепископ Виленский и Литовский Хризостом Мартишкин: «Великое промыслительное благо Божие, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Годы потом были трудные, но если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании. Мы так часто путаем церковный карман со своим».
Гена вздохнул.
— Все это предугадывал еще в двадцатых — сороковых годах XX века религиозный мыслитель, русский эмигрант Георгий Федотов. Говорил, что если в церковной среде негласно узаконивается казнокрадство и взяточничество, то нарождается в итоге «оправославленное зло». А оно, Федотов утверждал, «страшнее откровенного антихристианства».
— Ну вот, лейтенант, сподобились мы с тобой, хоть и не церковные, выйти на самое средоточие зла этого. Уж не знаю, гордиться нам или грустить? У меня никакого сочувствия к попам из патриархии не осталось.
Топков внимательно посмотрел на расстроенного капитана.
— Ты, Сергей, из одной крайности в другую. Сначала огрызался, когда я тебе неприятное про этих попов излагал, теперь на дух их не выносишь. Но ведь в бедных приходах, в простых храмах служат и честные, хорошие батюшки. Россия светлыми людьми пока не обеднела, хотя, конечно, их меньше и меньше, если сравнивать от Святой Руси.
— А знаешь? — Кость мрачно на него зыркнул. — Возишься в нашем дерьме и иной раз кажется, что и людей-то кругом не осталось — одни козлы!
Рассмеялся Топков. Кострецов сказал поспокойнее:
— В общем, выходит — работать нам надо без надрыва и великих эмоций.
Глава 2
Митрополит Кирин Гоняев, к фигуре которого аналитически подбирался лейтенант Топков, действительно являлся главой церковного мафиозного клана, на «передке» которого ожесточенно трудились покойный архимандрит Феоген и генерал Белокрылов.
Пятидесятилетний митрополит Кирин и физической мощью отличался от противника, епископа Артемия Екиманова. Тот «грузил» окружающих неким интеллигентским имиджем, а Кирин, с огромной окладистой бородой, квадратной физиономией, больше впечатлял образом владыки крутого православного замеса.
Когда «земляные» оперы Чистых прудов на новом витке розыска просчитывали криминальную структуру Кирина, он завернул из Италии с очередного экуменического совещания Всемирного совета церквей на своем «заграничном» самолете в Швейцарию. Этот лайнер среднего класса, как и шестиместный самолетик, на котором владыко парил по России, предназначался для митрополитовых дел по внутренней и внешней политике патриархии. Оба воздушных судна числились за коммерческой фирмой, вроде бы не имеющей никакого отношения к церкви.
В Швейцарии на берегу Женевского озера у митрополита Гоняева была собственная вилла, а неподалеку прикупленный еще участок земли. В Москве же имел митрополит в одной из сталинских высоток квартиру в 180 квадратных метров, обладал жилплощадью и в Иерусалиме за 12 миллионов долларов. Также мог Кирин отдохнуть на своей вилле в Подмосковье, называемой по-отечественному дачей. Хватало у владыки по всему миру пристанищ и хлопот. Например, хозяйствовал Гоняев в Германии над заводиком по производству водки и безалкогольных напитков, владел там еще рядом небольших производств. Держатель львиных долей акций в ряде российских банков, Кирин замахнулся недавно прибрать к рукам и один испанский банк, для участия в торгах по нему внес залог в миллиард долларов.
На свою швейцарскую виллу Кирин прилетел отдохнуть и потолковать о текущих делах со своим высоким напарником Виктором Михайловичем Ловуновым, видным чиновником в администрации Президента России.
В этот день митрополит, проснувшись, принял контрастный душ, накинул атласный халат и встал на молитву. Потом прошел к зашторенной стеклянной стене спальни, распахнул занавеси и стал любоваться гладью Женевского озера, которое будто бы еще спало под мягким осенним солнышком. Кирин натянул на слегка заплывающее жирком тело спортивный костюм и стал разминаться на тренажерах, а потом до пота — в упражнениях со штангой. С удовольствием вспомнил, как зимой, отдыхая на курорте под Цюрихом, удивлял инструктора по горнолыжному спорту своими успехами в спускании с гор.
Сегодняшний день не был ни средой, ни пятницей, когда православным положено поститься в память о том, что предан был Христос в среду, а распят в пятницу. Он и выбрал для застолья с Ловуновым этот день, чтобы не стесняться в доброй закуске и выпивке со старым другом.
Виктор Ловунов был моложе митрополита лет на десять. Не случайно этому типичному выдвиженцу из молодых да ранних удалось пробиться на президентский олимп. А до этого бойкий, с огромной работоспособностью Ловунов завоевывал синекуру в министерстве по энергетике. За все брался, реализуя безостановочный «счетчик» у себя в голове: и замом в банкирском окружении, и помощником по связям с общественностью у нефтяных магнатов.
Наиболее славился Ловунов в умении выбивать правительственные льготы. На этой почве Кирин с ним и сдружился. Сигаретный бизнес под крышей патриархии был самой крупной статьей их совместного дохода, хотя были и другие неплохие обороты.
Успешно крутили напарники и с нефтью. Через подставную компанию сумели начать ее добычу на трех пилотных скважинах, а лицензиями на их разработку обзавелись на 20 лет! Запутали так, что сунувшиеся туда контролеры вынуждены были лишь туманно резюмировать: «Однако сдача продукции компании в магистральный нефтепровод Транснефть не отслеживается. Это не позволяет судить о реализации нефти, поставках ее потребителям и о конечных результатах экономической деятельности компании».
Плечом к плечу встали Кирин и Ловунов с коммунистами по протаскиванию в Госдуме Закона о свободе совести. Православного митрополита не смутило сотрудничество с ярыми безбожниками, палачествовавшими над русской верой десятки лет. После принятия этого дискриминационного закона патриархийное православие стало как бы главенствующей госрелигией, могло безапелляционно сеять свое «оправославленное зло».
Митрополит пока еще не знал об убийстве в Москве одного из своих главных подручных — архимандрита Феогена. В разговоре с Ловуновым он собирался коснуться более актуальных проблем, нежели предстоящий раздел паломнического пирога, который непосредственно кромсался Феогеном. Таковым был бизнес с алмазами, который они несколько лет назад затеяли вместе с Виктором Михайловичем. Здесь ситуация обострилась, потому что в лефортовскую тюрьму перекинули из-за границы долго скрывавшегося там «алмазного» делягу Андрея Козленка. К тому же арестовали и главу Роскомдрагмета Евгения Бычкова, через которого достигались многие выгоды алмазной конторы Ловунов — Гоняев.
Прикрытием сотрудничества президентского чиновника и митрополита в этой области стало АОЗТ «Аграф». Его учредителей и руководство Ловунов набрал из своих людей. С этим акционерным обществом Отдел внешних церковных сношений заключил вполне мутный договор, как и делается в подобных случаях.
Главное же заключалось в Дополнительном соглашении с грифом «Конфиденциально». В нем четко указывались задачи «Аграфа», а соответственно Ловунова:
«Организация и обеспечение функционирования производства по огранке алмазов для изготовления ювелирных изделий, в том числе предметов культа и религиозного назначения».
Расписывались здесь и обязанности ОВЦС в секретной коммерческой деятельности, соответственно Гоняева:
«Организовать получение „Аграфом“ постоянных разрешений (лицензий) на право работы с драгоценными металлами (золото, серебро, платина), купли-продажи этих металлов, а также изделий из них на внутреннем и международном рынках, право работы с драгоценными камнями первой группы (включая алмазы), купли-продажи этих камней, а также изделий из них на внутреннем и международном рынках».
Особенно важен был в этом перечне пункт:
«Организовать право купли-продажи ограненных (вне производства „Аграфа“) алмазов, т.е. бриллиантов на внутреннем и международном рынках».
Подтянутый зеленоглазый Виктор Михайлович пружинисто выскочил из автомобиля, взбежал по мраморным ступеням прямо под благословляющую руку владыки, облаченного в шелковую рясу. Тот перекрестил его, и Ловунов по всем правилам поцеловал митрополитову длань. Встали над роскошью хрусталя и фарфора большого стола. Кирин перед началом еды, как положено, прочитал молитву, положил крестное знамение на горы закусона, ряды бутылок, которые, как говорится, им Бог послал.
Уселись, водрузив скрипящие крахмалом салфетки на грудь. Выпили и сразу углубились в дела.
— Как там Юрий Михайлович? — поинтересовался Кирин о мэре Москвы Лужкове у только что прибывшего из столицы Ловунова.
— Низкий вам поклон, всегда о вас хорошо вспоминает.
Произнес Воняев с благодушием:
— Увесисто Лужков взялся. Теснит «Отечеством» коммунистов даже в их «красных» поясах. В Удмуртии его люди в парламенте сидят едва ли не вполовину, мэр Волгограда хорошо столичного коллегу поддерживает.
— Еще весной даже Народный хурал Бурятии утвердил создание фракции «Отечества» в своем парламенте, там лужковцы тоже около половины мест заняли, — подхватил Виктор Михайлович, работающий на действующего Президента, но в преддверии новых выборов держащий нос по ветру на удачливого Лужкова.
— Дай Бог здоровья Юрию Михайловичу, — пробасил Воняев. — Но история с этим мальчишкой Козленком, и тем более с таким зубром, как Бычков, настораживает, — коснулся он главной их сегодняшней занозы по алмазам.
— Кто у вас на связи с Бычковым был?
— Архимандрит Феоген Шкуркин. Очень толковый человек.
— А-а, вспомнил, — белозубо улыбнулся Ловунов. — Это он Бычкова крестил, а потом устраивал ему свидания с красивой девушкой?
— Да, широкий архимандрит Феоген тому свою офисную секретаршу уступил. У самых истоков наших операций стоял. Лизинговый контракт с «Даймонд Траст», с Шарлем Голдбергом тоже его заслуга. Неплохо поработали станки фирмачей в нашем московском цеху по огранке алмазов.
— Но и мы лихо заграничным партнерам помогли. Как бы теперь все наши перекидки необработанных алмазов не всплыли, владыка. Только в Бельгию ушло на десять миллионов долларов.
— Разделяю ваши опасения. Отслаивали мы их из того алмазного ручья, что потек из Роскомдрагмета. Вполне могут следователи утечку нащупать. Но даже в этом случае упрутся они в козни только Феогена.
— Вы умеете прикрытия расставить, — хохотнул Ловунов, пригубливая бургундское.
— Не скромничайте, Виктор Михайлович. У вас-то в цеху на уникальных станках для огранки алмазов почему-то работали тридцать человек вместо необходимых пятидесяти.
— Не будем профессионализмом, владыко, меряться. Каждый из нас делает, что может. Вот поэтому удивился я снижением вашей активности по алмазам в последнее время.
— Вы же понимаете, причина — эти аресты и непрекращающийся шум по нашим операциям в других областях.
— Вы сигаретный бизнес имеете в виду? Так на эту тему даже газетчики устали писать. Поэнергичнее бы надо с аламазами, владыко.
— Не знаю, Виктор Михайлович. Возможно, стоит нам переключиться на какую-то новую коммерческую идею.
Зеленые глаза Ловунова льдисто заискрились.
— Неужели? — вкрадчиво осведомился он. — А у вас наше секретное приложение о сотрудничестве «Аграфа» и ОВЦС далеко?
— Как всегда, в сейфе, — недовольно качнул головой в сторону своего кабинета митрополит.
— Принесите, пожалуйста, — вежливо произнес Ловунов.
Кирин сдернул салфетку, скомкал ее и бросил на стол. Поднялся, ушел. Вернулся с документом, хранить который предпочитал только на далекой от родины с ее не потерявшими квалификации следователями швейцарской вилле. Ловунов взял у него из рук Дополнительное соглашение к Договору, нашел нужное место.
— Простите за напоминание, владыко. — Ловунов начал читать:
— «ОВЦС должен организовать выделение „Аграфу“ государственных квот на поименованные выше драгоценные металлы и камни (в том числе ограненные алмазы), организовать получение „Аграфом“ под выделенные квоты необходимого количества драгоценных металлов и камней (в том числе ограненных бриллиантов) с рассрочкой их выкупа на срок, предоставляемый действующими правовыми актами, организовать постоянство выделения „Аграфу“ квот и получения под них необходимого сырья, постоянно информировать „Аграф“ о ходе выполнения обязательств ОВЦС».
Митрополит молча плеснул себе водки, выпил и стал хмуро закусывать солеными грибами. Потом заметил:
— Листните подальше. Взгляните и на распределение прибыли: вашему «Аграфу» — семьдесят процентов, ОВЦС — лишь тридцать.
— Ну так усилия наши несравнимы, отец Кирин. У меня цех, переброска товара и все, что можно тем же следователям пощупать. А у вас? Только разговоры, манипуляции некоего Феогена с крестинами, угощениями, девицами. Если что, отвечать-то, как пришлось Козленку, Бычкову, больше придется мне.
— Да не все ж, Виктор Михайлович, мне подставляться. За сигаретные операции я стал притчей во языцех.
Ловунов, не слушая его, открыл последнюю страницу Дополнительного соглашения.
— Сказано здесь, что договор о таком сотрудничестве между «Аграфом» и ОВЦС, то есть между мной и вами, подписан на десять лет. Вы, что, ссориться хотите? А как дальше жить думаете? Патриарх несилен здоровьишком, вам его место разве не требуется?
Владыка поскреб бороду, проговорил:
— Возникают же форс-мажорные обстоятельства, о таких теперь даже в официальных договорах указывают. Все под Богом ходим. Чего только на свете не случается? Сербию вон разбомбили…
— Чечня неспокойна, — иронически продолжил Ловунов. — Владыка, я не лирик и не церковник. Мало я вам высоких покровителей находил? Снова обязательно пригожусь.
Кирин наклонился к нему и, положив свою широкую руку на пальцы молодого напарника, дружелюбно забубнил:
— Виктор Михайлович, да что вы! Все, конечно, налажу и сделаю. Простите Христа ради, отвлекся в последнее время на служебные дела. Экуменизм русского попа замучил.
Хозяин налил коньяку, они чокнулись, дальше застолье потекло в приятных разговорах. Друзья пили и закусывали со знанием дела, прерывались на отдых. Тогда поднимались, шли прогуляться по бережку озера, полюбоваться на садящееся в него солнце. Но в конце встречи уже нетвердо держались на ногах.
За кофе с ликерами Ловунов, немного забывшись, что пьет с митрополитом, откровенно высказался:
— Когда коммунисты боролись с религией, они не понимали простой вещи. Человек приходит в храм не к священнику, а к Богу! Они ж со своими чекистами думали, будто бы достаточно протащить в церковь пьяницу, педераста, развратника или вора, и люди потеряют веру. И что же мы, новая власть, получили от этих кретинов в наследство? Мы пытаемся опереться на эту церковь. Но кто в ее священнических кадрах? Те, кого насадили те идиоты со звездами во лбу: стукачи, пьяницы, гомики! С тех пор все они достигли высоких постов. И нам не на кого здесь по духовному счету рассчитывать!
Кирин Гоняев от такой тирады вмиг протрезвел, пристально поглядел на этого мальчишку. Так и не понял: издевается Ловунов над ним или глуп? Велеречиво произнес:
— Безусловно, много нечисти из советского прошлого к нам занесло. Взять того же Феогена. А приходится и с такими дело иметь, чтобы церковь финансово укрепить и противопоставить могуче против врагов рода человеческого.
В этот момент раздался сигнал Киринова сотового телефона, лежащего на столе. Митрополит взял его, ответил, а потом, насупившись, выслушал длинный монолог абонента. Наконец коротко сказал в трубку:
— Немедленно вылетаю в Москву.
Он выключил сотовик, печально произнес:
— Из Москвы звонили. Только что я нехорошо помянул, осудил архимандрита Феогена Шкуркина. Господи, прости меня, грешного… А Феогена, оказывается, на днях дома убили. Я уверен, что это рук епископа Артемия дело.
Протрезвел и Ловунов.
— Тот самый Феоген, что протекцию по алмазам в Роскомдрагмете обеспечивал?
— Да.
Зеленоглазый Виктор Михайлович взбодрился.
— Так это нам Бог помогает! Если копнут по закулисе наших алмазных дел, Феоген — непосредственный реализатор Дополнительного соглашения — сгинул. И как вовремя! Теперь пусть трясут: все на архимандрита спишем.
Воняев разгладил бороду, произнес нравоучительно:
— Бог в таких делах не помогает. Всевышний попускает, чтобы нас, грешных, воспитывать. А вот враг рода человеческого услужлив по-медвежьи. Так что не рукоплещите прежде времени, Виктор Михайлович.
— Простите, владыко, полез на вашу территорию. Мне с нее лавров не надо. Но с убийством Феогена наша ситуация сильно облегчается.
— Прямо сейчас вылетаю в Москву, надо замену Феогену поставить. — Он иронически поглядел на Ловунова. — Зря, выходит, вы искры метали?
Опустил глаза, выпил вина Ловунов. Проговорил добродушно:
— Не взыщите, отец Кирин. Но теперь-то у вас руки развязаны.
— Да, постараюсь архимандриту, царствие ему небесное, достойную замену произвести. — Митрополит, не выдержав, усмехнулся. — А то покойник много себе последнее время позволял. Не хотел вам всего о Шкуркине говорить. Но он в своем образе жизни так размахнулся, что мог бы и без паломнических и алмазных операций привлечь к нашим особам внимание. Дошел до того, что девицу себе на содержание взял. Монах!
Ловунов покачал головой.
— Крутовато. Такой бы нас с вами, владыко, под монастырь с решетками мог подвести. А что этот Артемий Екиманов? Вот так запросто убрал влиятельного деятеля ОВЦС?
Квадратное лицо Кирина передернулось.
— Предельно Артемий обнаглел! Запросто, вы говорите? Да нет, он через третьих лиц грязные дела привык обделывать. Повязан епископ с уголовниками, те и стараются. Какую-то перестрелку в квартире Феогена изобразили. А убийство любого церковного чина в наше время что? Нынче священников по разным поводам убивают.
— Вам нужна помощь, чтобы Артемий угомонился?
— Думаю, что обойдусь своими силами.
Не сходила с лица Ловунова озабоченная гримаса.
— В епархии Артемия живет патриарх. Придется с этим патриаршим любимчиком повозиться.
— Ничего, как-нибудь. Меня его святейшество не так, как этого пижона привечает, но достаточно уважает, — намекнул Кирин на то, что благодаря своим негласным коммерческим операциям стал едва ли не главным финансистом патриарха.
Он налил себе воды со льдом, сбивая хмель. В свои внутренние дела по церковному клану митрополит не посвящал даже испытанного вдоль и поперек Ловунова. Тем более что «обходиться» с Артемием после убийства Феогена требовалось, возможно, его же расстрельным способом, а не обычными приемами закулисной борьбы вокруг патриарха.
— Что за кандидатуру планируете на замену Феогену? — спросил Виктор Михайлович.
— Есть очень подходящая — протоиерей Вадим Ветлуга. Этот на удовольствия жизни размениваться не станет, и пообразованнее он Феогена, трудится сейчас в патриархии экономическим советником. Да вы о нем от меня не раз слыхали.
— Ветлуга? Тот, что бизнес по сигаретам отнимал еще у наших военных из Западной группы войск?
— Да, чтобы отвести подозрения от меня, отец Вадим фирму организовал, я ему помог освободиться от таможенных пошлин и налогов до 2005 года. — Гоняев с удовольствием улыбнулся. — Помогал Ветлуга и нашей конторе льготно ввозить в Россию алкоголь. Правда, завязли мы по линии Вадима перед Таможенным комитетом должком на полмиллиарда долларов. Зато успели переправить за рубеж миллиардов шесть акцизных марок. Помогло тогда, точно, как сейчас с гибелью Феогена, что сами наши благодетели погорели, отвлекли на себя внимание.
— Кого имеете в виду?
— Шумейко, а из Минфина — Вавилова, Петрова. Президентский Барсуков хорошо помогал.
— Все свои люди. Жаль, теперь — административные покойники, царствие им небесное.
— Успели мы тогда с Ветлугой вывернуться. А работали по его направлению неплохо. Имею в виду не американские, а болгарские сигареты.
— Да я помню. В 1996 году в Россию из Болгарии было импортировано сигарет на шестнадцать миллионов долларов, а в рамках гуманитарной помощи поступило к нам табака на девятнадцать миллионов баксов. Почувствовали разницу! Но в следующем году нам все же ментовской министр Куликов подосрал.
Митрополит зло двинул усами.
— Льготы-то перекрыл? Ну так теперь и он — политический упокойничек. Не помнят люди добра. А ведь несмотря на подножку Куликова, тот же Феоген с ним продолжал вожжаться. Организовывал поездку в Израиль и все такое. Сколько же нам приходится выкаблучиваться! Надо кому-то с верхов, из отцов семейств обвенчать сына или дочь. Ни в коем случае не пойдут в церковь вместе с простонародьем. Обязательно я, митрополит, должен распорядиться и предоставить храм. Требуют, чтобы венчал не простой священник, а на худой случай хотя бы архимандрит! На торжестве чтобы не было никого из посторонних и хор быть должен непременно из Большого театра…
Пятидесятилетний митрополит Кирин и физической мощью отличался от противника, епископа Артемия Екиманова. Тот «грузил» окружающих неким интеллигентским имиджем, а Кирин, с огромной окладистой бородой, квадратной физиономией, больше впечатлял образом владыки крутого православного замеса.
Когда «земляные» оперы Чистых прудов на новом витке розыска просчитывали криминальную структуру Кирина, он завернул из Италии с очередного экуменического совещания Всемирного совета церквей на своем «заграничном» самолете в Швейцарию. Этот лайнер среднего класса, как и шестиместный самолетик, на котором владыко парил по России, предназначался для митрополитовых дел по внутренней и внешней политике патриархии. Оба воздушных судна числились за коммерческой фирмой, вроде бы не имеющей никакого отношения к церкви.
В Швейцарии на берегу Женевского озера у митрополита Гоняева была собственная вилла, а неподалеку прикупленный еще участок земли. В Москве же имел митрополит в одной из сталинских высоток квартиру в 180 квадратных метров, обладал жилплощадью и в Иерусалиме за 12 миллионов долларов. Также мог Кирин отдохнуть на своей вилле в Подмосковье, называемой по-отечественному дачей. Хватало у владыки по всему миру пристанищ и хлопот. Например, хозяйствовал Гоняев в Германии над заводиком по производству водки и безалкогольных напитков, владел там еще рядом небольших производств. Держатель львиных долей акций в ряде российских банков, Кирин замахнулся недавно прибрать к рукам и один испанский банк, для участия в торгах по нему внес залог в миллиард долларов.
На свою швейцарскую виллу Кирин прилетел отдохнуть и потолковать о текущих делах со своим высоким напарником Виктором Михайловичем Ловуновым, видным чиновником в администрации Президента России.
В этот день митрополит, проснувшись, принял контрастный душ, накинул атласный халат и встал на молитву. Потом прошел к зашторенной стеклянной стене спальни, распахнул занавеси и стал любоваться гладью Женевского озера, которое будто бы еще спало под мягким осенним солнышком. Кирин натянул на слегка заплывающее жирком тело спортивный костюм и стал разминаться на тренажерах, а потом до пота — в упражнениях со штангой. С удовольствием вспомнил, как зимой, отдыхая на курорте под Цюрихом, удивлял инструктора по горнолыжному спорту своими успехами в спускании с гор.
Сегодняшний день не был ни средой, ни пятницей, когда православным положено поститься в память о том, что предан был Христос в среду, а распят в пятницу. Он и выбрал для застолья с Ловуновым этот день, чтобы не стесняться в доброй закуске и выпивке со старым другом.
Виктор Ловунов был моложе митрополита лет на десять. Не случайно этому типичному выдвиженцу из молодых да ранних удалось пробиться на президентский олимп. А до этого бойкий, с огромной работоспособностью Ловунов завоевывал синекуру в министерстве по энергетике. За все брался, реализуя безостановочный «счетчик» у себя в голове: и замом в банкирском окружении, и помощником по связям с общественностью у нефтяных магнатов.
Наиболее славился Ловунов в умении выбивать правительственные льготы. На этой почве Кирин с ним и сдружился. Сигаретный бизнес под крышей патриархии был самой крупной статьей их совместного дохода, хотя были и другие неплохие обороты.
Успешно крутили напарники и с нефтью. Через подставную компанию сумели начать ее добычу на трех пилотных скважинах, а лицензиями на их разработку обзавелись на 20 лет! Запутали так, что сунувшиеся туда контролеры вынуждены были лишь туманно резюмировать: «Однако сдача продукции компании в магистральный нефтепровод Транснефть не отслеживается. Это не позволяет судить о реализации нефти, поставках ее потребителям и о конечных результатах экономической деятельности компании».
Плечом к плечу встали Кирин и Ловунов с коммунистами по протаскиванию в Госдуме Закона о свободе совести. Православного митрополита не смутило сотрудничество с ярыми безбожниками, палачествовавшими над русской верой десятки лет. После принятия этого дискриминационного закона патриархийное православие стало как бы главенствующей госрелигией, могло безапелляционно сеять свое «оправославленное зло».
Митрополит пока еще не знал об убийстве в Москве одного из своих главных подручных — архимандрита Феогена. В разговоре с Ловуновым он собирался коснуться более актуальных проблем, нежели предстоящий раздел паломнического пирога, который непосредственно кромсался Феогеном. Таковым был бизнес с алмазами, который они несколько лет назад затеяли вместе с Виктором Михайловичем. Здесь ситуация обострилась, потому что в лефортовскую тюрьму перекинули из-за границы долго скрывавшегося там «алмазного» делягу Андрея Козленка. К тому же арестовали и главу Роскомдрагмета Евгения Бычкова, через которого достигались многие выгоды алмазной конторы Ловунов — Гоняев.
Прикрытием сотрудничества президентского чиновника и митрополита в этой области стало АОЗТ «Аграф». Его учредителей и руководство Ловунов набрал из своих людей. С этим акционерным обществом Отдел внешних церковных сношений заключил вполне мутный договор, как и делается в подобных случаях.
Главное же заключалось в Дополнительном соглашении с грифом «Конфиденциально». В нем четко указывались задачи «Аграфа», а соответственно Ловунова:
«Организация и обеспечение функционирования производства по огранке алмазов для изготовления ювелирных изделий, в том числе предметов культа и религиозного назначения».
Расписывались здесь и обязанности ОВЦС в секретной коммерческой деятельности, соответственно Гоняева:
«Организовать получение „Аграфом“ постоянных разрешений (лицензий) на право работы с драгоценными металлами (золото, серебро, платина), купли-продажи этих металлов, а также изделий из них на внутреннем и международном рынках, право работы с драгоценными камнями первой группы (включая алмазы), купли-продажи этих камней, а также изделий из них на внутреннем и международном рынках».
Особенно важен был в этом перечне пункт:
«Организовать право купли-продажи ограненных (вне производства „Аграфа“) алмазов, т.е. бриллиантов на внутреннем и международном рынках».
* * *
К вечеру обслугой виллы был накрыт стол на веранде. Ловунов, находившийся в Женеве по президентским делам, подкатил на черном лимузине точно в оговоренный срок.Подтянутый зеленоглазый Виктор Михайлович пружинисто выскочил из автомобиля, взбежал по мраморным ступеням прямо под благословляющую руку владыки, облаченного в шелковую рясу. Тот перекрестил его, и Ловунов по всем правилам поцеловал митрополитову длань. Встали над роскошью хрусталя и фарфора большого стола. Кирин перед началом еды, как положено, прочитал молитву, положил крестное знамение на горы закусона, ряды бутылок, которые, как говорится, им Бог послал.
Уселись, водрузив скрипящие крахмалом салфетки на грудь. Выпили и сразу углубились в дела.
— Как там Юрий Михайлович? — поинтересовался Кирин о мэре Москвы Лужкове у только что прибывшего из столицы Ловунова.
— Низкий вам поклон, всегда о вас хорошо вспоминает.
Произнес Воняев с благодушием:
— Увесисто Лужков взялся. Теснит «Отечеством» коммунистов даже в их «красных» поясах. В Удмуртии его люди в парламенте сидят едва ли не вполовину, мэр Волгограда хорошо столичного коллегу поддерживает.
— Еще весной даже Народный хурал Бурятии утвердил создание фракции «Отечества» в своем парламенте, там лужковцы тоже около половины мест заняли, — подхватил Виктор Михайлович, работающий на действующего Президента, но в преддверии новых выборов держащий нос по ветру на удачливого Лужкова.
— Дай Бог здоровья Юрию Михайловичу, — пробасил Воняев. — Но история с этим мальчишкой Козленком, и тем более с таким зубром, как Бычков, настораживает, — коснулся он главной их сегодняшней занозы по алмазам.
— Кто у вас на связи с Бычковым был?
— Архимандрит Феоген Шкуркин. Очень толковый человек.
— А-а, вспомнил, — белозубо улыбнулся Ловунов. — Это он Бычкова крестил, а потом устраивал ему свидания с красивой девушкой?
— Да, широкий архимандрит Феоген тому свою офисную секретаршу уступил. У самых истоков наших операций стоял. Лизинговый контракт с «Даймонд Траст», с Шарлем Голдбергом тоже его заслуга. Неплохо поработали станки фирмачей в нашем московском цеху по огранке алмазов.
— Но и мы лихо заграничным партнерам помогли. Как бы теперь все наши перекидки необработанных алмазов не всплыли, владыка. Только в Бельгию ушло на десять миллионов долларов.
— Разделяю ваши опасения. Отслаивали мы их из того алмазного ручья, что потек из Роскомдрагмета. Вполне могут следователи утечку нащупать. Но даже в этом случае упрутся они в козни только Феогена.
— Вы умеете прикрытия расставить, — хохотнул Ловунов, пригубливая бургундское.
— Не скромничайте, Виктор Михайлович. У вас-то в цеху на уникальных станках для огранки алмазов почему-то работали тридцать человек вместо необходимых пятидесяти.
— Не будем профессионализмом, владыко, меряться. Каждый из нас делает, что может. Вот поэтому удивился я снижением вашей активности по алмазам в последнее время.
— Вы же понимаете, причина — эти аресты и непрекращающийся шум по нашим операциям в других областях.
— Вы сигаретный бизнес имеете в виду? Так на эту тему даже газетчики устали писать. Поэнергичнее бы надо с аламазами, владыко.
— Не знаю, Виктор Михайлович. Возможно, стоит нам переключиться на какую-то новую коммерческую идею.
Зеленые глаза Ловунова льдисто заискрились.
— Неужели? — вкрадчиво осведомился он. — А у вас наше секретное приложение о сотрудничестве «Аграфа» и ОВЦС далеко?
— Как всегда, в сейфе, — недовольно качнул головой в сторону своего кабинета митрополит.
— Принесите, пожалуйста, — вежливо произнес Ловунов.
Кирин сдернул салфетку, скомкал ее и бросил на стол. Поднялся, ушел. Вернулся с документом, хранить который предпочитал только на далекой от родины с ее не потерявшими квалификации следователями швейцарской вилле. Ловунов взял у него из рук Дополнительное соглашение к Договору, нашел нужное место.
— Простите за напоминание, владыко. — Ловунов начал читать:
— «ОВЦС должен организовать выделение „Аграфу“ государственных квот на поименованные выше драгоценные металлы и камни (в том числе ограненные алмазы), организовать получение „Аграфом“ под выделенные квоты необходимого количества драгоценных металлов и камней (в том числе ограненных бриллиантов) с рассрочкой их выкупа на срок, предоставляемый действующими правовыми актами, организовать постоянство выделения „Аграфу“ квот и получения под них необходимого сырья, постоянно информировать „Аграф“ о ходе выполнения обязательств ОВЦС».
Митрополит молча плеснул себе водки, выпил и стал хмуро закусывать солеными грибами. Потом заметил:
— Листните подальше. Взгляните и на распределение прибыли: вашему «Аграфу» — семьдесят процентов, ОВЦС — лишь тридцать.
— Ну так усилия наши несравнимы, отец Кирин. У меня цех, переброска товара и все, что можно тем же следователям пощупать. А у вас? Только разговоры, манипуляции некоего Феогена с крестинами, угощениями, девицами. Если что, отвечать-то, как пришлось Козленку, Бычкову, больше придется мне.
— Да не все ж, Виктор Михайлович, мне подставляться. За сигаретные операции я стал притчей во языцех.
Ловунов, не слушая его, открыл последнюю страницу Дополнительного соглашения.
— Сказано здесь, что договор о таком сотрудничестве между «Аграфом» и ОВЦС, то есть между мной и вами, подписан на десять лет. Вы, что, ссориться хотите? А как дальше жить думаете? Патриарх несилен здоровьишком, вам его место разве не требуется?
Владыка поскреб бороду, проговорил:
— Возникают же форс-мажорные обстоятельства, о таких теперь даже в официальных договорах указывают. Все под Богом ходим. Чего только на свете не случается? Сербию вон разбомбили…
— Чечня неспокойна, — иронически продолжил Ловунов. — Владыка, я не лирик и не церковник. Мало я вам высоких покровителей находил? Снова обязательно пригожусь.
Кирин наклонился к нему и, положив свою широкую руку на пальцы молодого напарника, дружелюбно забубнил:
— Виктор Михайлович, да что вы! Все, конечно, налажу и сделаю. Простите Христа ради, отвлекся в последнее время на служебные дела. Экуменизм русского попа замучил.
Хозяин налил коньяку, они чокнулись, дальше застолье потекло в приятных разговорах. Друзья пили и закусывали со знанием дела, прерывались на отдых. Тогда поднимались, шли прогуляться по бережку озера, полюбоваться на садящееся в него солнце. Но в конце встречи уже нетвердо держались на ногах.
За кофе с ликерами Ловунов, немного забывшись, что пьет с митрополитом, откровенно высказался:
— Когда коммунисты боролись с религией, они не понимали простой вещи. Человек приходит в храм не к священнику, а к Богу! Они ж со своими чекистами думали, будто бы достаточно протащить в церковь пьяницу, педераста, развратника или вора, и люди потеряют веру. И что же мы, новая власть, получили от этих кретинов в наследство? Мы пытаемся опереться на эту церковь. Но кто в ее священнических кадрах? Те, кого насадили те идиоты со звездами во лбу: стукачи, пьяницы, гомики! С тех пор все они достигли высоких постов. И нам не на кого здесь по духовному счету рассчитывать!
Кирин Гоняев от такой тирады вмиг протрезвел, пристально поглядел на этого мальчишку. Так и не понял: издевается Ловунов над ним или глуп? Велеречиво произнес:
— Безусловно, много нечисти из советского прошлого к нам занесло. Взять того же Феогена. А приходится и с такими дело иметь, чтобы церковь финансово укрепить и противопоставить могуче против врагов рода человеческого.
В этот момент раздался сигнал Киринова сотового телефона, лежащего на столе. Митрополит взял его, ответил, а потом, насупившись, выслушал длинный монолог абонента. Наконец коротко сказал в трубку:
— Немедленно вылетаю в Москву.
Он выключил сотовик, печально произнес:
— Из Москвы звонили. Только что я нехорошо помянул, осудил архимандрита Феогена Шкуркина. Господи, прости меня, грешного… А Феогена, оказывается, на днях дома убили. Я уверен, что это рук епископа Артемия дело.
Протрезвел и Ловунов.
— Тот самый Феоген, что протекцию по алмазам в Роскомдрагмете обеспечивал?
— Да.
Зеленоглазый Виктор Михайлович взбодрился.
— Так это нам Бог помогает! Если копнут по закулисе наших алмазных дел, Феоген — непосредственный реализатор Дополнительного соглашения — сгинул. И как вовремя! Теперь пусть трясут: все на архимандрита спишем.
Воняев разгладил бороду, произнес нравоучительно:
— Бог в таких делах не помогает. Всевышний попускает, чтобы нас, грешных, воспитывать. А вот враг рода человеческого услужлив по-медвежьи. Так что не рукоплещите прежде времени, Виктор Михайлович.
— Простите, владыко, полез на вашу территорию. Мне с нее лавров не надо. Но с убийством Феогена наша ситуация сильно облегчается.
— Прямо сейчас вылетаю в Москву, надо замену Феогену поставить. — Он иронически поглядел на Ловунова. — Зря, выходит, вы искры метали?
Опустил глаза, выпил вина Ловунов. Проговорил добродушно:
— Не взыщите, отец Кирин. Но теперь-то у вас руки развязаны.
— Да, постараюсь архимандриту, царствие ему небесное, достойную замену произвести. — Митрополит, не выдержав, усмехнулся. — А то покойник много себе последнее время позволял. Не хотел вам всего о Шкуркине говорить. Но он в своем образе жизни так размахнулся, что мог бы и без паломнических и алмазных операций привлечь к нашим особам внимание. Дошел до того, что девицу себе на содержание взял. Монах!
Ловунов покачал головой.
— Крутовато. Такой бы нас с вами, владыко, под монастырь с решетками мог подвести. А что этот Артемий Екиманов? Вот так запросто убрал влиятельного деятеля ОВЦС?
Квадратное лицо Кирина передернулось.
— Предельно Артемий обнаглел! Запросто, вы говорите? Да нет, он через третьих лиц грязные дела привык обделывать. Повязан епископ с уголовниками, те и стараются. Какую-то перестрелку в квартире Феогена изобразили. А убийство любого церковного чина в наше время что? Нынче священников по разным поводам убивают.
— Вам нужна помощь, чтобы Артемий угомонился?
— Думаю, что обойдусь своими силами.
Не сходила с лица Ловунова озабоченная гримаса.
— В епархии Артемия живет патриарх. Придется с этим патриаршим любимчиком повозиться.
— Ничего, как-нибудь. Меня его святейшество не так, как этого пижона привечает, но достаточно уважает, — намекнул Кирин на то, что благодаря своим негласным коммерческим операциям стал едва ли не главным финансистом патриарха.
Он налил себе воды со льдом, сбивая хмель. В свои внутренние дела по церковному клану митрополит не посвящал даже испытанного вдоль и поперек Ловунова. Тем более что «обходиться» с Артемием после убийства Феогена требовалось, возможно, его же расстрельным способом, а не обычными приемами закулисной борьбы вокруг патриарха.
— Что за кандидатуру планируете на замену Феогену? — спросил Виктор Михайлович.
— Есть очень подходящая — протоиерей Вадим Ветлуга. Этот на удовольствия жизни размениваться не станет, и пообразованнее он Феогена, трудится сейчас в патриархии экономическим советником. Да вы о нем от меня не раз слыхали.
— Ветлуга? Тот, что бизнес по сигаретам отнимал еще у наших военных из Западной группы войск?
— Да, чтобы отвести подозрения от меня, отец Вадим фирму организовал, я ему помог освободиться от таможенных пошлин и налогов до 2005 года. — Гоняев с удовольствием улыбнулся. — Помогал Ветлуга и нашей конторе льготно ввозить в Россию алкоголь. Правда, завязли мы по линии Вадима перед Таможенным комитетом должком на полмиллиарда долларов. Зато успели переправить за рубеж миллиардов шесть акцизных марок. Помогло тогда, точно, как сейчас с гибелью Феогена, что сами наши благодетели погорели, отвлекли на себя внимание.
— Кого имеете в виду?
— Шумейко, а из Минфина — Вавилова, Петрова. Президентский Барсуков хорошо помогал.
— Все свои люди. Жаль, теперь — административные покойники, царствие им небесное.
— Успели мы тогда с Ветлугой вывернуться. А работали по его направлению неплохо. Имею в виду не американские, а болгарские сигареты.
— Да я помню. В 1996 году в Россию из Болгарии было импортировано сигарет на шестнадцать миллионов долларов, а в рамках гуманитарной помощи поступило к нам табака на девятнадцать миллионов баксов. Почувствовали разницу! Но в следующем году нам все же ментовской министр Куликов подосрал.
Митрополит зло двинул усами.
— Льготы-то перекрыл? Ну так теперь и он — политический упокойничек. Не помнят люди добра. А ведь несмотря на подножку Куликова, тот же Феоген с ним продолжал вожжаться. Организовывал поездку в Израиль и все такое. Сколько же нам приходится выкаблучиваться! Надо кому-то с верхов, из отцов семейств обвенчать сына или дочь. Ни в коем случае не пойдут в церковь вместе с простонародьем. Обязательно я, митрополит, должен распорядиться и предоставить храм. Требуют, чтобы венчал не простой священник, а на худой случай хотя бы архимандрит! На торжестве чтобы не было никого из посторонних и хор быть должен непременно из Большого театра…