Страница:
— Да ведь это выходит, что Страгородский, так сказать, недействителен?
— Конечно. Поэтому противники его красной церкви — катакомбники-православные, прихожане Русской православной церкви за границей — до сих пор Московскую патриархию и ее попов «сергианами» зовут. Патриархия же в тех грехах до сих пор не раскаялась. А Тучков в тридцатых годах дослужился до майора ОГПУ — генеральского чина по-нынешнему, а за труды был награжден грамотой и золотыми часами.
— А как патриархийным каяться, если и поныне в их советничках такие, как Белокрылов?
— Верно, без этих кадров современной церковной мафии что без рук.
Кострецов вернулся к своему розыску:
— Засек я контакт Белокрылова с молодчиком, подозреваемом в убийстве коммерсанта по указке архимандрита Феогена.
Хромин внимательно поглядел на него.
— Молоток, Серега. У нас о так называемой спецбригаде генерала только оперативные сведения.
— А что имеется?
— Замечена активность Белокрылова по сбору вокруг себя бывших асов спецслужб. В разговорах между собой они свою группировку «спецбригадой» называют.
— Не проходит ли в ваших операшках мужчина лет под сорок со сросшимися бровями?
— Есть. Евгений Иванович Ракицкий, кличка Ракита. Он в органах по линии разведчиков-диверсантов вкалывал.
Сергей с удовольствием допил кружку.
— Не зря я ноги да резину у тачки бил!
— Смотри, — веско произнес Хромин, — эти ударники каждый десяти оторвяг стоят.
— Не пужай.
— Ребята те — класса бойцов из групп КГБ «Зенит», «Гром», «Каскад», «Вымпел». О том, как такие дворец Амина в Афгане брали, все уже наслышаны. Муштровали их не как наемников, а высокоидейно: дух товарищества, воинское братство. Выделка особой этой рати сочетает интеллект аналитика, познания разведчика-нелегала и мастерство обычного спецназовца.
— Причем некоторые из них помимо наших институтов заканчивали, например, Сорбонну и другие престижные заграничные вузы, а также нелегально проходили подготовку на базах и в учебных центрах вооруженных сил НАТО. Каждый из них в совершенстве овладел приемами рукопашного боя, палил из всех видов оружия, умел обращаться с любым транспортным средством, взрывным устройством, радиоэлектронной техникой.
— Ну, это не о Раките, — прервал Кострецов. — Его мой затрапезный стукач засек с радиоперехватным устройством.
Он описал внешний вид аппаратуры Ракиты. Хромин определил:
— Сканирующий приемник, способный осуществлять перехват всех видов радиосвязи в диапазоне 100 кГц — 2000 МГц. Техника у Ракиты была на высоте. А что прокололся, так и на старуху бывает проруха. Застоялись ребята, подрастеряли квалификацию, почти всех их Белокрылов из пенсионеров вытаскивал. Ракита еще в отличной физической форме, а другие уже через алкоголизм, даже наркотики прошли. Но на уровне бандитской Москвы они кому хочешь прикурить дадут.
— Что еще помнишь по Раките?
— Он больше диверсант, исполнитель, нежели разведчик-аналитик.
— Спасибо, Саня, что помог.
Как всегда, они пополам заплатили за стол. Хромин, хотя и приличнее Сергея получал, был под финансовым игом своей жены, которая из-за его «эфэсбэшных грошей» ребенка заводить не хотела. Оба они, мушкетеры царевой службы, воевали на своих фронтах за российскую безопасность и правопорядок не за деньги, а на совесть.
Фонаря под глазом у Нюты уже не было, но личико под слипшейся на лбу челкой нуждалось в разглаживании: так его покорежило похмелье. Для этого, видно, и тащила девушка, вихляясь в измызганных джинсах и растоптанных сапожках, трехлитровую банку пива. В розлив оно дешевле бутылочного.
«Поправиться» Нюте можно было б сразу в пивной, но вот перла она куда-то свой драгоценный сосуд. Кострецов подумал:
«Уж не Кеше ли, также помирающему с похмелья? Неужели он с Чистяков не слинял?»
Опер пристроился за Нютой поодаль, прошел за нею во дворы Потаповского переулка. Там девица, шагая прямо по лужам, пронеслась ко входу в подвал одного из домов, спустилась в него.
Просквозил за нею и капитан. Слабый свет из полуподвальных окон падал на ложе из старых шин, покрытых тряпьем. На нем валялся Черч, раскинув руки крестом, мгновенно оживший при Нютином появлении. Он схватил банку из рук подруги и стал дуть пиво из горла, судорожно подвывая.
Приблизился туда Кость, присел на тарный ящик. Кеша, продолжая глотать, бешеными глазами уставился на него.
— Лечись, лечись, Иннокентий, — поощрительно произнес Сергей.
Наконец Кеша оторвался от бальзама, сплюнул, передал банку Нюте, которая в свою очередь жадно припала к ней. Черч, освобожденно вдыхая затхлость подвала, кинул капитану:
— Дай закурить.
Закурили вместе. Кострецов поинтересовался:
— Значит, решил ты положить на киллера с прибором?
— Не угадал, Серега. Просто я — невинный человек.
— Это как понимать?
— Мое имя Иннокентий в переводе с латинского языка — «невинный».
— Ага, — кивнул опер, — а еще есть популярный артист с фамилией Невинный. Таким людям, как вы с ним, все нипочем?
— Зачем же все? Вот, с похмелюги приходится поправляться, — рассудительно проговорил Кеша. — Но перед тем Сросшимся точно я невинный.
— Таков результат твоего глубокого анализа?
— Прикинь хер к носу сам. Я в тот день, когда Сросшийся на Чистяках вновь объявился, лыжи смазал и на три вокзала подался. Там со знакомыми людьми около Казанского обустроился, стал намечать дальнейший маршрут своего передвижения за город. А на следующий вечер нарисовывается в тех занырах Валя Пустяк. Выпили мы, он и плетет мне дальше про магазин «Покров»…
Он скосил глаз на не отрывающуюся от банки Нюту и посоветовал:
— Подруга, пореже мечи.
Нюта поставила банку на пол, аккуратно закрыв ее крышкой. Вытерла губы рукавом серо-буро-малинового от носки свитера, приземлилась на топчан рядом с Кешей. Тот покровительственно протянул ей бычок сигареты.
— Так вот, — продолжил Черч Кострецову, — рассказывает Пустяк о каше, что вокруг «Покрова» заварилась. Там новые черножопые хозяева с деловыми из Востряково скорешились. Вместе гудят и круто вид делают, что любого недовольного их политикой за яйца повесят. Короче, взяли востряковские под свою крышу магазин, охрану поставили. Но и их пасут. За тем на Чистяках Сросшийся и объявился.
— Почему так решил? — заинтересованно спросил Кострецов.
— Не я решил, а Валя надыбал. Он, крючок, просек следующей утрянкой, как я с Чистяков соскочил. Видел — тот мочильщик кругалями вокруг «Покрова» уже шастал, расклад вынюхивал. Выяснилось все это, когда я о своей беде Пустяку запел, приметы Сросшегося указал.
— Каков же итог твоих размышлений?
— Сросшийся на Чистяки снова нагрянул, чтобы «Покровом» заняться. Пинюхин, какого он сделал, видать, на магазине был завязан. Теперь Сросшемуся и это дело улаживать. Ну, здесь тебе, Кость, виднее.
— Верно ты догадался, — воодушевил стукача опер, но туманно добавил:
— Имелись у Пинюхина кое-какие завязки в том направлении. Ну, а на Банковском зачем, по-твоему, Сросшийся околачивался?
— Да сечет по разным сторонам для общего впечатления. В пивняк-то он на ходу заглянул и заторчал на другой стороне за своей нуждой. Не меня, бомжару, а кого-то другого, путевого, там вынюхивал. У него ж серьезные дела: черножопые, востряковские. Ты прикинь, коли б он меня в виду имел, стал бы по Чистякам гулять? Разве не поостерегся бы, что я его ментам могу вложить?
Кострецов промолчал, не желая паники Кеши, о том, что Ракита свернул свою слежку лишь после того, как обследовал пивную, откуда исчез Черч. Узнав о новом объекте наблюдения киллера, опер подумал о некоторой разумности умозаключений стукача. По крайней мере, внимание Ракиты сейчас, безусловно, приковано к «Покрову». Но Сергей все же попытался предостеречь Кешу:
— Тебе все равно не нужно наверху показываться, пока мы Сросшегося не возьмем.
— А я что делаю? Нютка у меня посыльная.
— Ну и молодец. Счастливо оставаться, — попрощался Сергей и протянул Кеше несколько сигарет.
Черч с признательностью покивал.
— Будь здоров, Кость. — И заметил нравоучительно:
— Давай двигай, а то двое это компания, но трое — уже толпа. Не будем приметными. — Он повел глазами на привалившуюся к стенке и задремавшую Нюту. — Что она при нашем базаре присутствовала, не стремно?
— Вряд ли ее что-то, кроме банки, сейчас интересовало, — сказал опер и пошел из подвала.
— Неужели спецбригада Белокрылова решила на востряковских наехать? — спросил Гена.
— Похоже. Белокрылов в этом деле даже больше своего компаньона Феогена заинтересован. В магазине по спорам с кавказцами именно его постоянно видели. Плюс к тому насолили востряковские лично ему как командиру боевиков, призванных охранять своих, расправой с Ячменевым.
— Что думаешь предпринять?
— А ничего, — лениво бормотнул Кость. — Одни волки других рвать будут: все нам меньше работы.
Топков построжел.
— Это ты так за чистоту правопорядка борешься?
— Чистота потом будет. Передерутся меж собой до крови престарелые спецназовцы и бандюки — мы и отреагируем: похватаем в этом замешанных.
— Но Ракита нам обязательно нужен. Вдруг его убьют?
— Ракиту приложит нечисть востряковская? Когда он уже по магазину рекогносцировку сделал? Ты плохо слушал, что ли, когда я хроминское мнение о спецбригадовцах излагал?
— Да ведь мы, оперы Чистых прудов, должны предотвратить преступление на нашем участке, Кость!
— Как? — разозлился капитан. — В засаду около «Покрова» с тобой заляжем?
— А хотя бы и так! — воскликнул лейтенант.
— И нас Ракита с напарниками-асами там вмиг вычислит, — продолжил капитан. — Вот тогда он окончательно исчезнет с Чистяков.
— Значит, ты предоставляешь уголовникам полную свободу действий?
— Ага, — зевнул Кость. — Ни хрена не будем дергаться, пока они не начнут друг в дружку садить. Надо ж их побаловать разборкой по-русски, стенка на стенку и так далее. Время, Генок, сейчас такое, когда и нашему брату оперу немножко хитровански треба разбойничков доставать.
Топков молчал, склонив голову. Кость угрюмо бросил:
— Имеешь право такое мое правосудие подполковнику Миронову доложить.
Обидевшийся Гена встал и хотел уйти.
— Стой, лейтенант. Прости за подначку, — отрывисто произнес капитан. — Что у тебя по Марише?
Топков снова сел.
— Нервничает. По несколько раз на день из квартиры Феогена выскакивает, возможно, ищет контакта с востряковскими. Потому и удалось установить ее пристрастие — наркотики. Она их у знакомых негров-торгашей на «Банановой улице» покупает. Знаешь этот толчок наркоты на улице Миклухо-Маклая?
Кость кивнул.
— Дельные результаты, лейтенант. На крючок наркоты я ее могу до задницы расколоть, как блатные говорят.
— Ты о чем?
— А все о том же, почему и разборку по «Покрову» не хочу предварять. Ты не кипятись, а вникни в мои мудрые методы работы. Мариша мне полностью Феогена не сдала, хотя на ней соучастие в убийстве Ячменева висит. А ведь она может свидетельницей по Феогену пройти, указать, например, что тот после убийства Пинюхина о своей заинтересованности гостиницей «Пальмой» молол. Так что мне нужно дальше девицу раскручивать. А наркота — еще один на нее капкан. Придется наркотой ее подкармливать.
Топков озадаченно взглянул на него.
— Как подкармливать?
— Очень просто. У нас по отделу навалом изымается наркотиков. Вот из тех запасов Маришку и буду угощать, чтобы она на толчке не засвечивалась. Беречь надо ценную агентку.
Гена покачал головой. Кость проговорил:
— Хорош чистоплюя из себя изображать.
— А я не изображаю, — дерзко ответил Топков.
— В том-то и беда, парень, — грустно заключил капитан Кострецов, глядя на этого по молодости стопроцентного идеалиста.
Глава 2
— Конечно. Поэтому противники его красной церкви — катакомбники-православные, прихожане Русской православной церкви за границей — до сих пор Московскую патриархию и ее попов «сергианами» зовут. Патриархия же в тех грехах до сих пор не раскаялась. А Тучков в тридцатых годах дослужился до майора ОГПУ — генеральского чина по-нынешнему, а за труды был награжден грамотой и золотыми часами.
— А как патриархийным каяться, если и поныне в их советничках такие, как Белокрылов?
— Верно, без этих кадров современной церковной мафии что без рук.
Кострецов вернулся к своему розыску:
— Засек я контакт Белокрылова с молодчиком, подозреваемом в убийстве коммерсанта по указке архимандрита Феогена.
Хромин внимательно поглядел на него.
— Молоток, Серега. У нас о так называемой спецбригаде генерала только оперативные сведения.
— А что имеется?
— Замечена активность Белокрылова по сбору вокруг себя бывших асов спецслужб. В разговорах между собой они свою группировку «спецбригадой» называют.
— Не проходит ли в ваших операшках мужчина лет под сорок со сросшимися бровями?
— Есть. Евгений Иванович Ракицкий, кличка Ракита. Он в органах по линии разведчиков-диверсантов вкалывал.
Сергей с удовольствием допил кружку.
— Не зря я ноги да резину у тачки бил!
— Смотри, — веско произнес Хромин, — эти ударники каждый десяти оторвяг стоят.
— Не пужай.
— Ребята те — класса бойцов из групп КГБ «Зенит», «Гром», «Каскад», «Вымпел». О том, как такие дворец Амина в Афгане брали, все уже наслышаны. Муштровали их не как наемников, а высокоидейно: дух товарищества, воинское братство. Выделка особой этой рати сочетает интеллект аналитика, познания разведчика-нелегала и мастерство обычного спецназовца.
— Причем некоторые из них помимо наших институтов заканчивали, например, Сорбонну и другие престижные заграничные вузы, а также нелегально проходили подготовку на базах и в учебных центрах вооруженных сил НАТО. Каждый из них в совершенстве овладел приемами рукопашного боя, палил из всех видов оружия, умел обращаться с любым транспортным средством, взрывным устройством, радиоэлектронной техникой.
— Ну, это не о Раките, — прервал Кострецов. — Его мой затрапезный стукач засек с радиоперехватным устройством.
Он описал внешний вид аппаратуры Ракиты. Хромин определил:
— Сканирующий приемник, способный осуществлять перехват всех видов радиосвязи в диапазоне 100 кГц — 2000 МГц. Техника у Ракиты была на высоте. А что прокололся, так и на старуху бывает проруха. Застоялись ребята, подрастеряли квалификацию, почти всех их Белокрылов из пенсионеров вытаскивал. Ракита еще в отличной физической форме, а другие уже через алкоголизм, даже наркотики прошли. Но на уровне бандитской Москвы они кому хочешь прикурить дадут.
— Что еще помнишь по Раките?
— Он больше диверсант, исполнитель, нежели разведчик-аналитик.
— Спасибо, Саня, что помог.
Как всегда, они пополам заплатили за стол. Хромин, хотя и приличнее Сергея получал, был под финансовым игом своей жены, которая из-за его «эфэсбэшных грошей» ребенка заводить не хотела. Оба они, мушкетеры царевой службы, воевали на своих фронтах за российскую безопасность и правопорядок не за деньги, а на совесть.
* * *
На следующее утро, идя на работу, Кострецов увидел вынырнувшую из Кривоколенного переулка подругу Кеши Черча Нюту.Фонаря под глазом у Нюты уже не было, но личико под слипшейся на лбу челкой нуждалось в разглаживании: так его покорежило похмелье. Для этого, видно, и тащила девушка, вихляясь в измызганных джинсах и растоптанных сапожках, трехлитровую банку пива. В розлив оно дешевле бутылочного.
«Поправиться» Нюте можно было б сразу в пивной, но вот перла она куда-то свой драгоценный сосуд. Кострецов подумал:
«Уж не Кеше ли, также помирающему с похмелья? Неужели он с Чистяков не слинял?»
Опер пристроился за Нютой поодаль, прошел за нею во дворы Потаповского переулка. Там девица, шагая прямо по лужам, пронеслась ко входу в подвал одного из домов, спустилась в него.
Просквозил за нею и капитан. Слабый свет из полуподвальных окон падал на ложе из старых шин, покрытых тряпьем. На нем валялся Черч, раскинув руки крестом, мгновенно оживший при Нютином появлении. Он схватил банку из рук подруги и стал дуть пиво из горла, судорожно подвывая.
Приблизился туда Кость, присел на тарный ящик. Кеша, продолжая глотать, бешеными глазами уставился на него.
— Лечись, лечись, Иннокентий, — поощрительно произнес Сергей.
Наконец Кеша оторвался от бальзама, сплюнул, передал банку Нюте, которая в свою очередь жадно припала к ней. Черч, освобожденно вдыхая затхлость подвала, кинул капитану:
— Дай закурить.
Закурили вместе. Кострецов поинтересовался:
— Значит, решил ты положить на киллера с прибором?
— Не угадал, Серега. Просто я — невинный человек.
— Это как понимать?
— Мое имя Иннокентий в переводе с латинского языка — «невинный».
— Ага, — кивнул опер, — а еще есть популярный артист с фамилией Невинный. Таким людям, как вы с ним, все нипочем?
— Зачем же все? Вот, с похмелюги приходится поправляться, — рассудительно проговорил Кеша. — Но перед тем Сросшимся точно я невинный.
— Таков результат твоего глубокого анализа?
— Прикинь хер к носу сам. Я в тот день, когда Сросшийся на Чистяках вновь объявился, лыжи смазал и на три вокзала подался. Там со знакомыми людьми около Казанского обустроился, стал намечать дальнейший маршрут своего передвижения за город. А на следующий вечер нарисовывается в тех занырах Валя Пустяк. Выпили мы, он и плетет мне дальше про магазин «Покров»…
Он скосил глаз на не отрывающуюся от банки Нюту и посоветовал:
— Подруга, пореже мечи.
Нюта поставила банку на пол, аккуратно закрыв ее крышкой. Вытерла губы рукавом серо-буро-малинового от носки свитера, приземлилась на топчан рядом с Кешей. Тот покровительственно протянул ей бычок сигареты.
— Так вот, — продолжил Черч Кострецову, — рассказывает Пустяк о каше, что вокруг «Покрова» заварилась. Там новые черножопые хозяева с деловыми из Востряково скорешились. Вместе гудят и круто вид делают, что любого недовольного их политикой за яйца повесят. Короче, взяли востряковские под свою крышу магазин, охрану поставили. Но и их пасут. За тем на Чистяках Сросшийся и объявился.
— Почему так решил? — заинтересованно спросил Кострецов.
— Не я решил, а Валя надыбал. Он, крючок, просек следующей утрянкой, как я с Чистяков соскочил. Видел — тот мочильщик кругалями вокруг «Покрова» уже шастал, расклад вынюхивал. Выяснилось все это, когда я о своей беде Пустяку запел, приметы Сросшегося указал.
— Каков же итог твоих размышлений?
— Сросшийся на Чистяки снова нагрянул, чтобы «Покровом» заняться. Пинюхин, какого он сделал, видать, на магазине был завязан. Теперь Сросшемуся и это дело улаживать. Ну, здесь тебе, Кость, виднее.
— Верно ты догадался, — воодушевил стукача опер, но туманно добавил:
— Имелись у Пинюхина кое-какие завязки в том направлении. Ну, а на Банковском зачем, по-твоему, Сросшийся околачивался?
— Да сечет по разным сторонам для общего впечатления. В пивняк-то он на ходу заглянул и заторчал на другой стороне за своей нуждой. Не меня, бомжару, а кого-то другого, путевого, там вынюхивал. У него ж серьезные дела: черножопые, востряковские. Ты прикинь, коли б он меня в виду имел, стал бы по Чистякам гулять? Разве не поостерегся бы, что я его ментам могу вложить?
Кострецов промолчал, не желая паники Кеши, о том, что Ракита свернул свою слежку лишь после того, как обследовал пивную, откуда исчез Черч. Узнав о новом объекте наблюдения киллера, опер подумал о некоторой разумности умозаключений стукача. По крайней мере, внимание Ракиты сейчас, безусловно, приковано к «Покрову». Но Сергей все же попытался предостеречь Кешу:
— Тебе все равно не нужно наверху показываться, пока мы Сросшегося не возьмем.
— А я что делаю? Нютка у меня посыльная.
— Ну и молодец. Счастливо оставаться, — попрощался Сергей и протянул Кеше несколько сигарет.
Черч с признательностью покивал.
— Будь здоров, Кость. — И заметил нравоучительно:
— Давай двигай, а то двое это компания, но трое — уже толпа. Не будем приметными. — Он повел глазами на привалившуюся к стенке и задремавшую Нюту. — Что она при нашем базаре присутствовала, не стремно?
— Вряд ли ее что-то, кроме банки, сейчас интересовало, — сказал опер и пошел из подвала.
* * *
В отделе Кострецов рассказал лейтенанту Топкову о выявившейся связке Белокрылов — Ракита и об информации, полученной от Хромина. Закончил свежим донесением Черча по универсаму «Покров».— Неужели спецбригада Белокрылова решила на востряковских наехать? — спросил Гена.
— Похоже. Белокрылов в этом деле даже больше своего компаньона Феогена заинтересован. В магазине по спорам с кавказцами именно его постоянно видели. Плюс к тому насолили востряковские лично ему как командиру боевиков, призванных охранять своих, расправой с Ячменевым.
— Что думаешь предпринять?
— А ничего, — лениво бормотнул Кость. — Одни волки других рвать будут: все нам меньше работы.
Топков построжел.
— Это ты так за чистоту правопорядка борешься?
— Чистота потом будет. Передерутся меж собой до крови престарелые спецназовцы и бандюки — мы и отреагируем: похватаем в этом замешанных.
— Но Ракита нам обязательно нужен. Вдруг его убьют?
— Ракиту приложит нечисть востряковская? Когда он уже по магазину рекогносцировку сделал? Ты плохо слушал, что ли, когда я хроминское мнение о спецбригадовцах излагал?
— Да ведь мы, оперы Чистых прудов, должны предотвратить преступление на нашем участке, Кость!
— Как? — разозлился капитан. — В засаду около «Покрова» с тобой заляжем?
— А хотя бы и так! — воскликнул лейтенант.
— И нас Ракита с напарниками-асами там вмиг вычислит, — продолжил капитан. — Вот тогда он окончательно исчезнет с Чистяков.
— Значит, ты предоставляешь уголовникам полную свободу действий?
— Ага, — зевнул Кость. — Ни хрена не будем дергаться, пока они не начнут друг в дружку садить. Надо ж их побаловать разборкой по-русски, стенка на стенку и так далее. Время, Генок, сейчас такое, когда и нашему брату оперу немножко хитровански треба разбойничков доставать.
Топков молчал, склонив голову. Кость угрюмо бросил:
— Имеешь право такое мое правосудие подполковнику Миронову доложить.
Обидевшийся Гена встал и хотел уйти.
— Стой, лейтенант. Прости за подначку, — отрывисто произнес капитан. — Что у тебя по Марише?
Топков снова сел.
— Нервничает. По несколько раз на день из квартиры Феогена выскакивает, возможно, ищет контакта с востряковскими. Потому и удалось установить ее пристрастие — наркотики. Она их у знакомых негров-торгашей на «Банановой улице» покупает. Знаешь этот толчок наркоты на улице Миклухо-Маклая?
Кость кивнул.
— Дельные результаты, лейтенант. На крючок наркоты я ее могу до задницы расколоть, как блатные говорят.
— Ты о чем?
— А все о том же, почему и разборку по «Покрову» не хочу предварять. Ты не кипятись, а вникни в мои мудрые методы работы. Мариша мне полностью Феогена не сдала, хотя на ней соучастие в убийстве Ячменева висит. А ведь она может свидетельницей по Феогену пройти, указать, например, что тот после убийства Пинюхина о своей заинтересованности гостиницей «Пальмой» молол. Так что мне нужно дальше девицу раскручивать. А наркота — еще один на нее капкан. Придется наркотой ее подкармливать.
Топков озадаченно взглянул на него.
— Как подкармливать?
— Очень просто. У нас по отделу навалом изымается наркотиков. Вот из тех запасов Маришку и буду угощать, чтобы она на толчке не засвечивалась. Беречь надо ценную агентку.
Гена покачал головой. Кость проговорил:
— Хорош чистоплюя из себя изображать.
— А я не изображаю, — дерзко ответил Топков.
— В том-то и беда, парень, — грустно заключил капитан Кострецов, глядя на этого по молодости стопроцентного идеалиста.
Глава 2
В тот день, когда Валя Пустяк обратил внимание на Ракиту, шныряющего вокруг «Покрова», спецбригадовец собрал разведданые по универсаму. Здесь можно было начинать операцию, но прежде Раките требовалось покончить с Черчем.
За этим он и приехал на Чистяки, в то время как Кеша с Нютой в «толпе» с Кострецовым похмелялись в подвале свежим пивом. Киллер решил начать поиски бомжа опять с пивной на Банковском, определив ее главной тусовкой местной шпаны.
Ракита организовал в пивной наблюдательный пост, украсив его бутылкой водки, кружками пива, тарелками с креветками и бутербродами. Он выглядел загулявшим мужиком в кепке, съехавшей на ухо, в расстегнутой до пупа рубахе. Мухами на мед липла к нему шатия, промышлявшая именно такими «карасями». Наиболее осведомленным из нее показался Раките бомж Векша, получивший эту кличку после его высылки с Чистяков в Сибирь за тунеядство. Векшей в тех краях называют белку.
Когда похмеленный водочкой Ракиты Векша поймал кайф, благостно разогнав морщины по небритой роже, спецбригадовец небрежно сказал:
— В прошлый раз гудел я тут с одним чистяковским: беззубый такой сероглазый парень, но бойкий.
— Это Черч, что ли? — спросил Векша.
— Да вроде так себя назвал. Ночую, говорит, на чердаках вон за «Самоваром» на Мясницкой.
— Кеша Черч. Он верхи в тех дворах любит. А за флотское дело тебе не пел?
Ракита, сделав вид будто вспоминает, произнес:
— Ага. Чего-то он за флот все выступал.
— Плавал, было дело, он на подлодках, пока не спился.
— Всякое бывает и с крутыми мужиками, — сочувственно проговорил Ракита.
— То-то и оно, — подхватил Векша. — Вот я почему выпиваю? Не могу терпеть в этой Москве. Не продыхнешь тут. Я тайгу, охоту уважаю.
— Ты сибирский?
— Не, я на Чистяках и родился, но как Сибирь повидал, не могу забыть. Рыбалка! А белку в глаз бить? — продолжал «гнать тюльку» бомжара, держащий эту легенду для раскрутки «карасей».
— В глаз белок бил? — осведомился ас-стрелок Ракита, смерив взглядом согнувшегося над столом обтрепыша.
— А как иначе? Нельзя ж шкурку портить.
— Чего-то Черча сегодня не видно, — перевел беседу на свое киллер.
— Сам удивляюсь. С утрянки тут все местные похмеляются. Правда, катят еще в пивняк на Покровке, но Кеша Банковский больше уважает.
— А! — Векша кинул взгляд на открывшуюся дверь. — Вон Кешина Нютка нарисовалась. С банкой — видно, на крутой отходке Черч, где-то отлеживается.
Ракита уцепился взглядом за посыльную Черча. Нюта наполнила у стойки очередную банку пива, увереннее после утренней «поправки» поглядывая по сторонам. На мужика со сросшимися бровями внимания не обратила, потому что не вслушивалась в подвале в разговоры Кеши и Кострецова.
Нюта завихляла на улицу, Ракита вышмыгнул следом. Он прошел за девицей ко входу в подвал. Потом внимательно исследовал его оконца, выступающие над землей. Через одно из них Ракита разглядел Черча.
Местоприбывание старого знакомого было очень удачно для действий Ракиты. Смущало его присутствие Нюты, которую пришлось бы убрать заодно с Черчем. За свою спецназовскую жизнь Раките никогда не приходилось убивать женщин. Он всегда радовался, что хоть этого греха на душу не взял. Поэтому спецбригадовец решил подождать, пока Нюта снова за чем-нибудь выйдет из подвала.
Вован был высоким, худым мужиком со стрелами усов на горбоносом лице. Бандитский пост он занял после того, как бросил пить. У блатных, как и у всех деловых людей, пьянство не приветствуется. Особенно вредно оно отражалось на «специальностях» Вована — мошенника, квартирного вора, угонщика машин, кидалы женщин. Дамочки из разных слоев общества западали на его мужественный профиль, стройную фигуру, ловкий язык, потом — на выносливость и выдумку в постели. После свиданий с орлом дамочки и их близкие лишались «цацек» из квартир, автомобилей от подъездов, всего ценного, что мог снять Вован от очередной любовницы.
Попавшись, Вован отсидел свое и вышел на волю уже с контуженной психикой. Продолжая прежние занятия, он стал и убивать мешавших в «скокарстве» фрайеров, запойно пить. Тогда Вован скатился от элегантного господина в безукоризненных костюмах к рядовому братку, которого востряковские начали использовать на низовых ролях. Лишь резко завязав со спиртным, Вован сначала превратился в «быка», а вскоре стал бригадиром. Этому послужила и его способность вести переговоры с компаньонами из разных мафиозных структур. Епископ Артемий Екиманов был одним из таких людей.
Вован, открыв дверь блатхаты своими ключами, прошел в комнату, где на диване лежал Сверчок, разгадывая в газете кроссворд.
— Здоровенько, — сказал Вован и сел за стол напротив, не снимая длинного темно-синего кашемирового пальто, в боковом кармане которого всегда носил пистолет.
— Здоров, Вован, — моментально соскочил с дивана Сверчок, бросив газету.
— Отдыхаешь? — улыбнулся бригадир, тронув тонкими пальцами стрелы усов.
— А че? Пора в дело? — прохрипел Сверчок, взъерошив пятерней свой чубчик.
— Отдыхай пока. Но дела на бригаде большие. Завязались мы крышей на магазин «Покров», которым твой Феоген владел. Что в этом направлении подскажешь?
— Архимандритий-то по магазину в доле со своим корешем по патриархии Белокрыловым был. Тот — бывший генерал КГБ и непосредственно по магазинным делам шустрил.
— Неплохо поработал: новых хозяев лабаза Автандила да Харчо на большие бабки старыми долгами обул. Хотим пока по-доброму предупредить Белокрылова. Что он за птица?
— Краснюк, в «конторе» людей давил, — презрительно хрипанул Сверчок. — Он по-хорошему не поймет.
— Будем и по-плохому. Надо бы поближе приглядеться к этому чуду в «перьях», — пошутил Вован, по фене называя погоны. — Как твоя Маришка?
— Без понятия. Соскочил я тогда от мента, так к ней не прозванивался. Ты ж сам на то распорядился.
— Тебе ей больше светиться не надо. Я сам на нее гляну.
Сверчок внимательно посмотрел на бригадира. Он хорошо знал успехи Вована по женской части и взволновался, понимая, что этот постарается глянуть на Маришу и «чистым весом». К Феогену подставленную Маришку он не ревновал, считая ее своей «биксой». Сверчок мечтал о том, что когда-то заживут они с ней вместе. Ласковая у него бандитская греза была: он вкалывает стволом и ножиком, она их хату в порядке держит. Но Вован, вышедший на прямой контакт с избранницей, мог их будущее порушить.
Поэтому хрипатый попытался дезориентировать бригадира:
— Маришка будет недовольная.
— Что так? — усмехнулся Вован, уловивший настроение Сверчка, сразу же видное на его незамысловатой роже.
— У нас с ней договор был, чтобы только со мной на стрелку выходить. Так и отрезала с самого начала: «Я тебя знаю, имею доверие, больше никого в наши дела не путай».
— Вряд ли она так же думает после того, как ты мента на ее хате чуть не завалил.
— А че было вершить? — уже виновато отозвался Сверчок, которому попало за нападение на Кострецова.
Вован, зло сузив глаза, принялся отчитывать:
— Оставить надо было мента в покое. Я тебе, Сверчок, по два раза лажу разъяснять не буду. Ты на свою бестолковку не закладывайся! Хер с тобой, что мент теперь тебя в лицо знает, но ты и девку замазал. А на ней весь контроль по Феогену, теперь по Белокрылову, вообще — по маклям и с «Пальмой», и с «Покровом».
Сверчок молчал, поняв, что, взявшись защитить сердечное, опасно раздражил беспощадного Вована.
— Лады, — уже сдержанно закончил бригадир. — Круто сидит на игле Маришка?
— Торчит под завязку, — ответил Сверчок. — Обычно я ей наркоту поставлял, а теперь не знаю, где она шукает.
— Дозы я прихвачу. Чисто сейчас у нее на хате?
— Да вроде бы Феоген должен кантоваться в командировке.
— Давай от хаты ключи.
Сверчок достал ключи от квартиры Феогена, положил перед бригадиром. Тот сунул их в карман и вышел, не попрощавшись, что было признаком крайнего Вованова неудовольствия.
Бригадир припарковал машину и вошел в подъезд. Поднялся по ступенькам к двери Феогеновой квартиры, прислушался к звукам за нею. Оттуда доносился только шум воды из ванной.
Вован отомкнул дверь, скользнул в прихожую, держа в руке пистолет. Пронесся по пустым комнатам, отметив разбросанное нижнее белье Мариши на кровати в спальне. Подошел к двери ванной. Потянул ее, та открылась.
В широкой ванне палевого цвета стояла Мариша на коленях в прозрачной воде. По узкой ее спине водопадом струились льняные волосы. Она держала в руке флакон с шампунем, собираясь полить из него голову.
Вован убрал за пазуху пистолет и нежно сказал:
— Погоди, Мариша, намыливаться.
Девушка ойкнув, обернулась. Рассмотрела его расширенными от страха глазами и облегченно проговорила:
— Я знаю: ты Вован.
— Откуда знаешь? — улыбнулся он губами под жестко торчащими усами.
— У востряковских ты один такой красавчик, — певуче ответила она и тронула свободной рукой грудь. — Знакомые рассказывали.
Вован, продолжая улыбаться, скинул на пол пальто. Стал медленно раздеваться, обнажая заросшую волосами грудь.
— Решил помыться? — спросила Мариша, ставя флакон на полку, и провела ладонями по бедрам, привлекая внимание неожиданного гостя к красоте их изгиба.
— Хочу спинку тебе потереть, — отозвался Вован и голым подошел к ванне.
Он легко и быстро провел пальцами по ложбинке Маришиной спины, опустил их в раздвоенность внизу и проник в ее лоно. Тело Мариши напряглось, она запрокинула голову. Вован стал целовать ее в шею, языком нежно и сильно обследовал ухо, отчего у нее занялось дыхание.
— Ты трешь ниже спины, — прошептала она.
Вован залез в ванну, но длинному партнеру тут развернуться было негде.
— Я встану, — сказала Мариша.
Она выпрямилась и поднялась из воды в полный рост. Встала ногами на края ванны, одной рукой держась за карниз шторы, другой — за стену. Вован снизу любовался нежно-розовой раковиной ее влагалища. Алый зрачок смотрел оттуда на него.
Вован приподнялся и поцеловал Маришу в раскрытое лоно. Затем он взял ее двумя руками и посадил себе на пояс. Она сомкнула скрещенные ноги у него за спиной. Вован отстранился и всадил свой мощный ствол в самую середину ее раковины.
Мариша застонала, скребя ногтями ему плечи, а он всаживался и всаживался, прижимая ее железными руками.
— Пойдем в спальню, — наконец прошептала она.
Мариша соскользнула в воду, впилась ему в рот поцелуем, затем сказала:
— Побудь минуточку здесь. Сразу не заходи, — вышла из ванны и убежала.
Вован вытерся махровым полотенцем, затем собрал свою одежду на полу, отметив в пальто тяжесть пистолета. Кинув ком одежды в кресло, он пошел к спальне, дверь в которую была закрыта.
— Можно войти? — крикнул он.
— Входи.
Бригадир отворил дверь и увидел Маришу в белом кружевном боди. Из кружев вверху соблазнительно выпячивались ее груди, а через тонкий шелк просвечивались кнопочка пупка и нежная расщелина под выбритым лобком.
Они сплелись на кровати и катались в объятиях, жарко целуясь. Вован стащил с нее эротическое боди и двинулся своим стволом навстречу лепесткам губ, ощущая, как податливо они сминаются.
Странны были нахлынувшие чувства Вовану, трудившемуся ранее со многими женщинами, зрелыми и молоденькими, искусными и неумелыми. Все воспоминания о них, все былые ощущения куда-то испарились, когда он ласкал, терзал, бешено изнурял эту впервые сегодня увиденную девушку.
Нечто удивительное пил Вован, припадая к Маришиным ложбинкам и выпуклостям, дыша ее кожей, зарываясь лицом в гриву волос, раскинутую по роскошным плечам.
Отдыхая, Вован лежал на боку между ее согнутых ног, не выходя из горячего влажного лона. Мариша, наклонившись, смотрела ему в лицо. И он нежно целовал ее глаза, чего почти никогда ни с кем не делал. Неистовая, безудержная страсть вновь затопила его, и Вован снова вошел в нее, словно пронзая женскую плоть. Она закричала, а он, судорожно извергаясь, все держал в ней свою шпагу, словно закаливая ее навечно…
— Никогда такого не испытывал, — искренне сказал бригадир, когда они на кухне пили кофе.
— Правда? — спросила Мариша, глядя на него лучистыми глазами.
Она сидела за столом перед ним и не могла насмотреться на лицо этого мужчины, который из всех ее многочисленных партнеров впервые так нежно и страстно брал ее. Вован в пальто, накинутом на голые плечи, курил папиросу и добродушно щурился на Марину.
За этим он и приехал на Чистяки, в то время как Кеша с Нютой в «толпе» с Кострецовым похмелялись в подвале свежим пивом. Киллер решил начать поиски бомжа опять с пивной на Банковском, определив ее главной тусовкой местной шпаны.
Ракита организовал в пивной наблюдательный пост, украсив его бутылкой водки, кружками пива, тарелками с креветками и бутербродами. Он выглядел загулявшим мужиком в кепке, съехавшей на ухо, в расстегнутой до пупа рубахе. Мухами на мед липла к нему шатия, промышлявшая именно такими «карасями». Наиболее осведомленным из нее показался Раките бомж Векша, получивший эту кличку после его высылки с Чистяков в Сибирь за тунеядство. Векшей в тех краях называют белку.
Когда похмеленный водочкой Ракиты Векша поймал кайф, благостно разогнав морщины по небритой роже, спецбригадовец небрежно сказал:
— В прошлый раз гудел я тут с одним чистяковским: беззубый такой сероглазый парень, но бойкий.
— Это Черч, что ли? — спросил Векша.
— Да вроде так себя назвал. Ночую, говорит, на чердаках вон за «Самоваром» на Мясницкой.
— Кеша Черч. Он верхи в тех дворах любит. А за флотское дело тебе не пел?
Ракита, сделав вид будто вспоминает, произнес:
— Ага. Чего-то он за флот все выступал.
— Плавал, было дело, он на подлодках, пока не спился.
— Всякое бывает и с крутыми мужиками, — сочувственно проговорил Ракита.
— То-то и оно, — подхватил Векша. — Вот я почему выпиваю? Не могу терпеть в этой Москве. Не продыхнешь тут. Я тайгу, охоту уважаю.
— Ты сибирский?
— Не, я на Чистяках и родился, но как Сибирь повидал, не могу забыть. Рыбалка! А белку в глаз бить? — продолжал «гнать тюльку» бомжара, держащий эту легенду для раскрутки «карасей».
— В глаз белок бил? — осведомился ас-стрелок Ракита, смерив взглядом согнувшегося над столом обтрепыша.
— А как иначе? Нельзя ж шкурку портить.
— Чего-то Черча сегодня не видно, — перевел беседу на свое киллер.
— Сам удивляюсь. С утрянки тут все местные похмеляются. Правда, катят еще в пивняк на Покровке, но Кеша Банковский больше уважает.
— А! — Векша кинул взгляд на открывшуюся дверь. — Вон Кешина Нютка нарисовалась. С банкой — видно, на крутой отходке Черч, где-то отлеживается.
Ракита уцепился взглядом за посыльную Черча. Нюта наполнила у стойки очередную банку пива, увереннее после утренней «поправки» поглядывая по сторонам. На мужика со сросшимися бровями внимания не обратила, потому что не вслушивалась в подвале в разговоры Кеши и Кострецова.
Нюта завихляла на улицу, Ракита вышмыгнул следом. Он прошел за девицей ко входу в подвал. Потом внимательно исследовал его оконца, выступающие над землей. Через одно из них Ракита разглядел Черча.
Местоприбывание старого знакомого было очень удачно для действий Ракиты. Смущало его присутствие Нюты, которую пришлось бы убрать заодно с Черчем. За свою спецназовскую жизнь Раките никогда не приходилось убивать женщин. Он всегда радовался, что хоть этого греха на душу не взял. Поэтому спецбригадовец решил подождать, пока Нюта снова за чем-нибудь выйдет из подвала.
* * *
Хрипатый Сверчок после того, как неудачно повстречался на Арбате с опером, скрывался на одной из блатхат востряковских. Сюда к нему прибыл бригадир боевиков, которого звали Вован, в миру, естественно, Владимир.Вован был высоким, худым мужиком со стрелами усов на горбоносом лице. Бандитский пост он занял после того, как бросил пить. У блатных, как и у всех деловых людей, пьянство не приветствуется. Особенно вредно оно отражалось на «специальностях» Вована — мошенника, квартирного вора, угонщика машин, кидалы женщин. Дамочки из разных слоев общества западали на его мужественный профиль, стройную фигуру, ловкий язык, потом — на выносливость и выдумку в постели. После свиданий с орлом дамочки и их близкие лишались «цацек» из квартир, автомобилей от подъездов, всего ценного, что мог снять Вован от очередной любовницы.
Попавшись, Вован отсидел свое и вышел на волю уже с контуженной психикой. Продолжая прежние занятия, он стал и убивать мешавших в «скокарстве» фрайеров, запойно пить. Тогда Вован скатился от элегантного господина в безукоризненных костюмах к рядовому братку, которого востряковские начали использовать на низовых ролях. Лишь резко завязав со спиртным, Вован сначала превратился в «быка», а вскоре стал бригадиром. Этому послужила и его способность вести переговоры с компаньонами из разных мафиозных структур. Епископ Артемий Екиманов был одним из таких людей.
Вован, открыв дверь блатхаты своими ключами, прошел в комнату, где на диване лежал Сверчок, разгадывая в газете кроссворд.
— Здоровенько, — сказал Вован и сел за стол напротив, не снимая длинного темно-синего кашемирового пальто, в боковом кармане которого всегда носил пистолет.
— Здоров, Вован, — моментально соскочил с дивана Сверчок, бросив газету.
— Отдыхаешь? — улыбнулся бригадир, тронув тонкими пальцами стрелы усов.
— А че? Пора в дело? — прохрипел Сверчок, взъерошив пятерней свой чубчик.
— Отдыхай пока. Но дела на бригаде большие. Завязались мы крышей на магазин «Покров», которым твой Феоген владел. Что в этом направлении подскажешь?
— Архимандритий-то по магазину в доле со своим корешем по патриархии Белокрыловым был. Тот — бывший генерал КГБ и непосредственно по магазинным делам шустрил.
— Неплохо поработал: новых хозяев лабаза Автандила да Харчо на большие бабки старыми долгами обул. Хотим пока по-доброму предупредить Белокрылова. Что он за птица?
— Краснюк, в «конторе» людей давил, — презрительно хрипанул Сверчок. — Он по-хорошему не поймет.
— Будем и по-плохому. Надо бы поближе приглядеться к этому чуду в «перьях», — пошутил Вован, по фене называя погоны. — Как твоя Маришка?
— Без понятия. Соскочил я тогда от мента, так к ней не прозванивался. Ты ж сам на то распорядился.
— Тебе ей больше светиться не надо. Я сам на нее гляну.
Сверчок внимательно посмотрел на бригадира. Он хорошо знал успехи Вована по женской части и взволновался, понимая, что этот постарается глянуть на Маришу и «чистым весом». К Феогену подставленную Маришку он не ревновал, считая ее своей «биксой». Сверчок мечтал о том, что когда-то заживут они с ней вместе. Ласковая у него бандитская греза была: он вкалывает стволом и ножиком, она их хату в порядке держит. Но Вован, вышедший на прямой контакт с избранницей, мог их будущее порушить.
Поэтому хрипатый попытался дезориентировать бригадира:
— Маришка будет недовольная.
— Что так? — усмехнулся Вован, уловивший настроение Сверчка, сразу же видное на его незамысловатой роже.
— У нас с ней договор был, чтобы только со мной на стрелку выходить. Так и отрезала с самого начала: «Я тебя знаю, имею доверие, больше никого в наши дела не путай».
— Вряд ли она так же думает после того, как ты мента на ее хате чуть не завалил.
— А че было вершить? — уже виновато отозвался Сверчок, которому попало за нападение на Кострецова.
Вован, зло сузив глаза, принялся отчитывать:
— Оставить надо было мента в покое. Я тебе, Сверчок, по два раза лажу разъяснять не буду. Ты на свою бестолковку не закладывайся! Хер с тобой, что мент теперь тебя в лицо знает, но ты и девку замазал. А на ней весь контроль по Феогену, теперь по Белокрылову, вообще — по маклям и с «Пальмой», и с «Покровом».
Сверчок молчал, поняв, что, взявшись защитить сердечное, опасно раздражил беспощадного Вована.
— Лады, — уже сдержанно закончил бригадир. — Круто сидит на игле Маришка?
— Торчит под завязку, — ответил Сверчок. — Обычно я ей наркоту поставлял, а теперь не знаю, где она шукает.
— Дозы я прихвачу. Чисто сейчас у нее на хате?
— Да вроде бы Феоген должен кантоваться в командировке.
— Давай от хаты ключи.
Сверчок достал ключи от квартиры Феогена, положил перед бригадиром. Тот сунул их в карман и вышел, не попрощавшись, что было признаком крайнего Вованова неудовольствия.
* * *
Вован проехал на своей «БМВ» на Арбат. Там остановился, понаблюдал из машины за подъездом дома, куда требовалось войти, и за окрестностями. Обнаружить сидящего в кафе неподалеку лейтенанта Топкова он не мог.Бригадир припарковал машину и вошел в подъезд. Поднялся по ступенькам к двери Феогеновой квартиры, прислушался к звукам за нею. Оттуда доносился только шум воды из ванной.
Вован отомкнул дверь, скользнул в прихожую, держа в руке пистолет. Пронесся по пустым комнатам, отметив разбросанное нижнее белье Мариши на кровати в спальне. Подошел к двери ванной. Потянул ее, та открылась.
В широкой ванне палевого цвета стояла Мариша на коленях в прозрачной воде. По узкой ее спине водопадом струились льняные волосы. Она держала в руке флакон с шампунем, собираясь полить из него голову.
Вован убрал за пазуху пистолет и нежно сказал:
— Погоди, Мариша, намыливаться.
Девушка ойкнув, обернулась. Рассмотрела его расширенными от страха глазами и облегченно проговорила:
— Я знаю: ты Вован.
— Откуда знаешь? — улыбнулся он губами под жестко торчащими усами.
— У востряковских ты один такой красавчик, — певуче ответила она и тронула свободной рукой грудь. — Знакомые рассказывали.
Вован, продолжая улыбаться, скинул на пол пальто. Стал медленно раздеваться, обнажая заросшую волосами грудь.
— Решил помыться? — спросила Мариша, ставя флакон на полку, и провела ладонями по бедрам, привлекая внимание неожиданного гостя к красоте их изгиба.
— Хочу спинку тебе потереть, — отозвался Вован и голым подошел к ванне.
Он легко и быстро провел пальцами по ложбинке Маришиной спины, опустил их в раздвоенность внизу и проник в ее лоно. Тело Мариши напряглось, она запрокинула голову. Вован стал целовать ее в шею, языком нежно и сильно обследовал ухо, отчего у нее занялось дыхание.
— Ты трешь ниже спины, — прошептала она.
Вован залез в ванну, но длинному партнеру тут развернуться было негде.
— Я встану, — сказала Мариша.
Она выпрямилась и поднялась из воды в полный рост. Встала ногами на края ванны, одной рукой держась за карниз шторы, другой — за стену. Вован снизу любовался нежно-розовой раковиной ее влагалища. Алый зрачок смотрел оттуда на него.
Вован приподнялся и поцеловал Маришу в раскрытое лоно. Затем он взял ее двумя руками и посадил себе на пояс. Она сомкнула скрещенные ноги у него за спиной. Вован отстранился и всадил свой мощный ствол в самую середину ее раковины.
Мариша застонала, скребя ногтями ему плечи, а он всаживался и всаживался, прижимая ее железными руками.
— Пойдем в спальню, — наконец прошептала она.
Мариша соскользнула в воду, впилась ему в рот поцелуем, затем сказала:
— Побудь минуточку здесь. Сразу не заходи, — вышла из ванны и убежала.
Вован вытерся махровым полотенцем, затем собрал свою одежду на полу, отметив в пальто тяжесть пистолета. Кинув ком одежды в кресло, он пошел к спальне, дверь в которую была закрыта.
— Можно войти? — крикнул он.
— Входи.
Бригадир отворил дверь и увидел Маришу в белом кружевном боди. Из кружев вверху соблазнительно выпячивались ее груди, а через тонкий шелк просвечивались кнопочка пупка и нежная расщелина под выбритым лобком.
Они сплелись на кровати и катались в объятиях, жарко целуясь. Вован стащил с нее эротическое боди и двинулся своим стволом навстречу лепесткам губ, ощущая, как податливо они сминаются.
Странны были нахлынувшие чувства Вовану, трудившемуся ранее со многими женщинами, зрелыми и молоденькими, искусными и неумелыми. Все воспоминания о них, все былые ощущения куда-то испарились, когда он ласкал, терзал, бешено изнурял эту впервые сегодня увиденную девушку.
Нечто удивительное пил Вован, припадая к Маришиным ложбинкам и выпуклостям, дыша ее кожей, зарываясь лицом в гриву волос, раскинутую по роскошным плечам.
Отдыхая, Вован лежал на боку между ее согнутых ног, не выходя из горячего влажного лона. Мариша, наклонившись, смотрела ему в лицо. И он нежно целовал ее глаза, чего почти никогда ни с кем не делал. Неистовая, безудержная страсть вновь затопила его, и Вован снова вошел в нее, словно пронзая женскую плоть. Она закричала, а он, судорожно извергаясь, все держал в ней свою шпагу, словно закаливая ее навечно…
— Никогда такого не испытывал, — искренне сказал бригадир, когда они на кухне пили кофе.
— Правда? — спросила Мариша, глядя на него лучистыми глазами.
Она сидела за столом перед ним и не могла насмотреться на лицо этого мужчины, который из всех ее многочисленных партнеров впервые так нежно и страстно брал ее. Вован в пальто, накинутом на голые плечи, курил папиросу и добродушно щурился на Марину.