Страница:
Я попрощался с Элен, пожелал ей хорошо отдохнуть и ушел в ту комнату, которую уже привык считать своей. Полчаса сна были мне просто необходимы после двух бессонных ночей, и я, сняв жилет, галстук и ботинки, быстро уснул на кровати.
Солнце уже встало и освещало комнату мягким светом, когда я проснулся. Стараясь меньше думать о насущном и уже почти не делая в этом особых усилий, я стал одеваться и собирать свои немногочисленные вещи. Это заняло не более пятнадцати минут, и вскоре я уже спускался по лестнице вниз в плаще и со шляпой в руках. Ночью, когда мы говорили, кроме прочего, о моем отъезде, я решительно отказался от предложенных мне услуг возницы и от раннего завтрака, предполагая самостоятельно добраться до станции и позавтракать уже в городе, и поэтому теперь меня никто и ничто не должно было ожидать в холле. Не должно, но с каждым шагом, с каждой ступенью во мне, помимо воли, крепло предчувствие, что перед отъездом я еще один раз увижу ее... И, уже собираясь к выходу и надевая перчатки, я почему-то не сомневался, что всё равно так и будет.
Элен появилась за моей спиной. Она понимала, что объяснения ее появлению сейчас не нужны, и поэтому не оправдывалась. Я повернулся к ней и обвел ее взглядом. Она излучала очарование и свежесть: светлый брючный костюм, надетый без галстука и жилета с одной лишь сорочкой, расстегнутой у шеи, умело наложенный грим, почти полностью скрывавший дефект губы, нежный румянец на скулах - мне невольно подумалось, что она сделала это для того, чтобы у меня и в мыслях не возникло сказать "прощайте". Нет, я, разумеется, мог бы бросить это короткое слово и удалиться с вежливым поклоном, и тогда Элен, наверное, ответила бы тем же. Но зачем? Кому из нас нужен этот пафос? Ведь осталось еще несколько нерешенных вопросов, и, кроме того, в моей голове уже созрело решение, возможно, самое важное в моей жизни... Однако у меня были и другие соображения, касавшиеся ее, и они побуждали оставить между нами большую долю неопределенности.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом Элен протянула мне руку для рукопожатия. "До свидания!" просто сказала она. Я сжал ее ладонь. Рукопожатие было таким же твердым, как и в самый первый день нашего знакомства. Я onjknmhkq ей и направился к выходу, явственно ощущая, как ее взгляд прожигает мне спину...
Утро выдалось туманным, и это предвещало еще один теплый день в череде никак не желавшего заканчиваться лета. Однако, пока я дошел до станции, туман рассеялся, и я с удивлением обнаружил вокруг начинавшую желтеть сентябрьскую листву.
Я купил газету, сел в поезд, и очень скоро свежий воздух за окном сменился на лондонский смог.
В моей квартире на Бейкер-стрит меня ожидало десятка два писем, несколько чеков и телеграмма от Майкрофта трехдневной давности, должно быть, не очень срочная, если уж мой брат отправил ее сюда, а не в Грегори-Пейдж. Поскольку поездка в Лондон, которую мы накануне предприняли с Лестрейдом, не позволила мне заглянуть домой, то теперь предстояло заняться насущными делами. Я заказал себе завтрак, бегло просмотрел корреспонденцию и, не обнаружив ничего особо важного, с удовольствием принялся за яичницу с ветчиной.
Около полудня я уже был у Майкрофта, чем несказанно его удивил: он полагал, что я все еще "добываю оправдательные доказательства для мисс Лайджест". Я вкратце изложил ему исход дела, а он, в свою очередь, описал мне поручение, которое послужило причиной телеграммы и которое предстояло выполнить за весьма солидный гонорар. Задание не представляло для меня особой сложности и, как это часто бывает, когда дело поступает из рук моего брата, касалось нашей государственной экономической политики. Я пообещал Майкрофту сделать все возможное и известить его о результатах телеграммой сегодня же вечером.
В четыре часа после полудня я решил выпить чаю на Риджент-стрит, и в моем кармане уже лежали добытые сведения, ради которых пришлось изрядно побегать по сити.
Еще не было пяти, когда я решил навестить Скотланд-Ярд и отправился к Лестрейду. Тот оказался на своем месте, погруженный в полицейские протоколы. Мы дружески побеседовали, и он с легкостью позволил мне порыться в служебных бумагах, касающихся дела Гриффита Флоя, с единственным условием - не выносить их за пределы кабинета.
Как выяснилось, Гриффит не подтверждал и не опровергал предъявленные обвинения - он просто отказался что-либо говорить до самого суда. Остальные же участники развязки, напротив, давали отчетливые и почти идеально схожие показания. Вообще, Лестрейд был чрезвычайно доволен финалом дела, и красноречивое молчание мистера Флоя его нимало не тревожило - в его руках теперь была не менее крупная, чем раньше, добыча, а газеты наперебой превозносили знаменитого инспектора полиции в качестве непревзойденного специалиста.
Когда вечером я неспешно возвращался домой, Уотсон уже ожидал меня за чашкой кофе в моей квартире. - А, Холмс! Ну наконец-то! - воскликнул он. - Я жду вас уже больше часа! - Простите, друг мой! Пришлось посвятить день самым разным делам, и я освободился только полчаса назад. Как ваши дела? - У меня всё в порядке: я вернулся еще до второго завтрака, успел навестить жену и даже осмотрел одного из своих постоянных пациентов. - Надеюсь, миссис Уотсон здорова? - Да, благодарю вас. - Ну, а ваш визит в полицию сегодня ночью, как он прошел?
Уотсон налил себе немного виски и разбавил его содовой. Jncd` он неспешно достал свой портсигар и закурил, я понял, что для меня у него припасено нечто интересное. - Я рассказал Лестрейду обо всем, что видел и слышал там, в беседке, обходя, разумеется, общими фразами некоторые вещи. Вы помните, мисс Лайджест просила... - Да, я отлично помню. Продолжайте. - А тут нет ничего особенного. Лестрейд долго и тщательно спрашивал обо всем, особенно настаивал на дословном воспроизведении признаний сэра Гриффита. Тот полицейский, что был с нами, тоже довольно точно всё описал. Мы перечитали записи наших показаний, заверили их подписями и отправились по своим делам. Еще Лестрейд сказал, что смерть Джейкоба Лайджеста тоже, возможно, будет квалифицироваться как убийство, и в этом случае мистеру Флою придется еще хуже. Вот и всё. Это не стоит вашего внимания, Холмс. - Не испытывайте мое терпение, Уотсон - говорите о том, что, по-вашему, стоит моего внимания. - Черт возьми, Холмс! Я ведь еще ничего не говорил об этом! Как вам удается так точно предугадывать мои намерения?! Впрочем, вы правы. Я хочу рассказать вам о другом, и это, возможно, покажется вам интересным. - Я весь внимание.
Он посмотрел в глубину холодного камина и задумчиво выпустил клубы табачного дыма. - Когда я вернулся в Грегори-Пейдж, - начал он, - леди Элен вела себя очень странно. Она явно не хотела никого видеть, разговаривала односложно и предпочла как можно скорее остаться одна. Однако самое странное во всем этом то, что, похоже, она плакала! Я почти уверен в этом. - В котором часу это было? - спросил я, стараясь подавить волнение. - Я заметил это сразу, как только вошел в парадный холл дома. Я вернулся из полицейского участка и застал ее стоявшей у окна. Это было около восьми. А какое тут может иметь значение время? - Мы с вами разминулись на какие-то полчаса, Уотсон. - Да, леди Элен сказала, что вы только недавно уехали. Она вела себя странно, Холмс. Я подумал, что это вас заинтересует... - Да-да, продолжайте, пожалуйста. - Я и представить себе не мог, Холмс, что такая женщина как она может плакать! Она, разумеется, не лишена чувств, но после всего случившегося... - Так вы видели это или лишь догадываетесь? Я, откровенно говоря, ни разу не видел ее слез, хотя провел с ней некоторые напряженные минуты. - Ну, она, наверное, успела вытереть слезы, когда услышала мои шаги, но ее глаза были влажными и в них застыло какое-то неописуемое выражение... Она говорила со мной, давала указания прислуге, но ни на секунду не была с нами в своих мыслях. И это после того, как самое страшное осталось позади!.. И знаете, Холмс, я, кажется, могу найти этому объяснение! - В самом деле? - Да. Вы, наверное, давно думаете об этом, но я только сегодня понял, что леди Элен страстно влюблена в Гриффита Флоя. Если позволите, я изложу, как я это себе представляю. Так вот: между нею и сэром Гриффитом завязались некоторые отношения, но он имел неосторожность завести интрижку со Сьюзен. Может быть, тогда их отношения с леди Элен только начинались и не были сколько-нибудь прочны, или же он завязал pnl`m с бывшей официанткой в период их ссоры. Так или иначе, но он потерял возможность жениться на мисс Лайджест. Он потерял эту возможность, но не ее любовь! Она продолжала любить его тайно, посчитав недостойным леди прощать нанесенную обиду и сделав выбор в пользу своей чести и безупречной репутации. Сэр Гриффит, конечно, умолял о прощении, уверял, что отношения со Сьюзен - лишь минутное увлечение, и что они ничего не стоят перед его любовью к ней, но она была непреклонна. Он готов был нести наказание и терпеть ее холодность, но вскоре понял, что это не кокетство и не просто задетое женское самолюбие. В конце концов он устал бороться с невидимым призраком своей измены и при случае взвалил на мисс Лайджест всю вину за убийство - это не было отдельной его целью, но было отличным шансом отомстить за унижения, за то, что его посмели отвергнуть!.. Он не привык к отказам женщин, и его месть была жестока! С этого момента она вступили в невидимую схватку: он - со своими чувствами к этой женщине и с напоминавшей о себе совестью, а она - со своей ненавистью и любовью одновременно! Мисс Лайджест отстаивала свою свободу - что ей было делать? - и она, конечно, согласилась разыграть спектакль, ведь с нашей помощью она убила сразу двух зайцев: получила оправдание и отомстила Гриффиту Флою за всё причиненное ей зло... - Хотите сказать, теперь она плачет от тоски и сожаления? - А разве это не логично, Холмс? По-моему, все необъясненные факты и многочисленные недомолвки связываются воедино. Отчим леди Элен мог знать обо всем этом и защищать интересы своей падчерицы. Именно поэтому Гриффиту была выгодна его смерть, и именно поэтому в их беседе с леди Элен он намекал, что она и сама имела повод избавиться от сэра Джейкоба ради сохранения их тайны и возможного продолжения отношений. Ну и конечно, о ее чувствах к сэру Гриффиту можно было судить из самых животрепещущих моментов всего представления. Вы ведь видели, как они целовались? Разве этот могло быть обманом? По-моему, очевидно, что она решила воспользоваться случаем - легко соблазнила Гриффита, в последний раз насладилась его страстью, а потом наблюдала крах этой чудовищной иллюзии, упиваясь местью и вместе с тем изнывая от невыносимой боли!.. - Так выходит, ее трагедия в том, что условности оказались сильнее ее чувства? - Не условности, а честь! Она сама выбрала этот путь: предпочла долг и имя своей любви к человеку, который этой любви не заслуживал. Вы не согласны, Холмс?
Я раскурил свою трубку и с наслаждением вытянулся в кресле. - Ах, Уотсон, Уотсон! - сказал я с улыбкой. - Вы, как я погляжу, многое потеряли, отказавшись от идеи писать романы. А британская беллетристика потеряла еще больше замечательного по смелости фантазии автора! - Вы считаете, Холмс, что мои идеи нельзя даже серьезно воспринимать? - О, нет! Простите, Уотсон, если я вас обидел! Ваша теория довольно жизненна, но вы не можете не признать, что в ней полно слабых мест. И самый главный момент лежит на поверхности: мисс Лайджест не из тех женщин, которые кладут пламенную любовь на алтарь доброго имени только потому, что того требуют обстоятельства. Но даже если предмет ее любви не самый достойный мужчина, даже если ее гордость действительно не позволила простить измену, всё равно в вашей версии для нее нет серьезного повода это скрывать. Зачем так тщательно qjp{b`r| свой роман с ним, тем более что он давно в прошлом? Мало ли на свете женщин, которые пережили разрыв или расторгнутую помолвку? Мало ли женщин, которые поспешно заключили брак, а потом пошли на развод? И если допустить, что между моей клиенткой и Гриффитом Флоем действительно был роман, то поведение мисс Лайджест будет выглядеть в высшей степени странным: она слишком независима, чтобы так трепетать перед общественным мнением из-за пустяков из ее прошлого. И кроме того, Уотсон, неужели вы думаете, что серьезный роман можно утаить, что разные подробности рано или поздно не станут достоянием публики, что ни одна горничная, ни один кучер не окажутся случайными свидетелями даже самого тайного свидания? Поверьте мне, я наводил справки...
Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой и стряхнул пепел в пепельницу. - Но ведь вы не станете отрицать, что в этом деле еще остались темные места, связанные с леди Элен и Гриффитом Флоем? - сказал он. - И, похоже, что леди Элен не очень-то хочет, чтобы вы докопались до правды. - Да, это так, - ответил я, стараясь не показать ему, что данный факт волнует меня гораздо больше, чем ему может казаться, - она предпочитает скрывать что-то из своего прошлого, и упорство, с которым она это делает, невольно наводят на мысль, что дело касается более серьезных вещей, чем просто несостоявшийся роман.
Уотсон ушел домой через полчаса, выразив настойчивое желание быть в курсе дальнейших событий. Я пообещал известить его, если произойдет что-то новое, а сам принялся варить себе новый кофе.
Сведения о Гриффите Флое и Элен я решил занести в свою картотеку. Расположившись на диване, я быстро заполнил первую карточку, а на второй написал имя Элен и, не задумываясь, остальное: "самая потрясающая женщина, какую мне довелось знать". Опомнившись и злясь на себя за эту банальность, я тут же смял лист и швырнул его в корзину.
Разумеется, было глупостью думать, что мне удастся вот так спокойно написать несколько фактов о ней и о ее деле и отправить карточку в архив. Нет - она никогда уже не будет для меня "воспоминанием под литерой L"! Она - моё настоящее, и моя жизнь теперь не может стать прежней, такой, какой была до встречи с ней. Пора перестать летать в облаках и расставить, наконец, все точки над "i" - я люблю эту женщину и твердо знаю, что другой такой в моей жизни не будет никогда. Я знаю, что мог бы оставить между нами всё как есть и сохранить свой status quo, у меня хватило бы сил на хладнокровную маску. Но что тогда будет? Моя жизнь неизменно разделится на две части, и я до конца своих дней буду жалеть о том, что мои принципы взяли верх над единственной любовью.
Никогда раньше я не принимал решений относительно своей свободы просто потому, что ни одна женщина не зародила во мне даже мысли об этом, но я все равно отвергал брак для себя - я не собирался жениться, потому что это разрушило бы мой образ жизни и поставило бы под угрозу столь дорогие моему сердцу привычки, заставило бы иначе относиться к работе и к себе самому... А Элен словно мое продолжение, и потому ее так легко представить рядом! Ее мне послало Провидение, однако я получил только шанс, и остальное зависит от моей воли - я должен объясниться с ней и выяснить все до конца, получить ответ... Да, я твердо решился на откровенный разговор, но я pexhk также и то, что он должен произойти лишь после того, как я узнаю об Элен всю правду и смогу защитить ее от того, чего она так боится.
Но черт возьми! Как хочется верить, что она отвечает мне взаимностью, что те нежные взгляды, которые я ловил, те теплота и расположение, которые она выказывала по отношению ко мне - лишь часть ее чувства!.. Я вспоминал все это, и мое дыхание учащалось. Я признавал, что мог видеть больше, чем было на самом деле, потому что помимо воли искал подтверждений желаемому, но я ведь не совсем потерял способность объективно воспринимать жизнь. Я чувствовал особое внимание Элен, чувствовал, что ей приятно мое общество и что она привыкла ко мне за проведенное вместе время, и во всем этом, несомненно, было нечто большее, чем просто дружеское участие. Я явственно ощущал наше сближение и все четче понимал, что ему мешает лишь тайна Элен, ее невозможность быть со мной до конца откровенной. Столь очевидный выход рассказать всё и попросить совета не кажется ей таким очевидным именно потому, что свою тайну она скрывает прежде всего от меня!.. И страдает она не столько от предполагаемого разоблачения, сколько от стыда и бессилия чтолибо изменить, избежать моего в ней разочарования.
Что такого страшного могло быть в ее прошлом, если практически вся ее жизнь была на виду публики, если о ней никогда не ходило порочащих или даже просто сомнительных слухов?.. Какое безрассудство она могла совершить при своем уме и неизменном здравом смысле?..
На тот момент я знал лишь то, что Гриффит Флой вооружен против Элен настолько важными сведениями, что она предпочла бы самоубийство их огласке. Об остальном можно лишь строить дедуктивные догадки. Гриффит не выдавал то, что знает об Элен, пока у него был хоть какой-то шанс жениться на ней значит, это могло опорочить ее, но не его. Теперь он собирается рассказать все на суде, так как, потеряв и свободу, и шанс на Элен, и остатки своей репутации, ему не остается ничего другого, как напоследок опорочить Элен, отравить ее жизнь. С другой стороны, отчим Элен погиб именно из-за того, что знал больше, чем это было нужно Гриффиту. Это значит, что Гриффиту было выгодно единолично управлять тайной, а также то, что, по-видимому, эта самая тайна вполне могла быть обращена против него самого при соответствующих обстоятельствах. Теперь она, конечно, страшна только для Элен, потому что список обвинений Гриффита вряд ли можно отяготить еще больше. Что и говорить, положение Элен было тяжелым - выпорхнув из одной ловушки, она тут же оказалась в другой...
Что это? Их общий ребенок? Но Элен не успела бы незаметно выносить его... Ее ребенок от другого мужчины, например, от лорда Гленроя? Но в обоих случаях Гриффит обязательно упомянул бы о ребенке, говоря об отъезде в Штаты: в первом случае - желая забрать с собой отпрыска, а во втором - из стремления поскорее убедить Элен обещанием усыновления. Да и вообще, Элен вряд ли позволила бы себя шантажировать таким фактом и за прошедшие годы придумала бы, как защититься.
Возможно, ее порочная связь с кем-то другим, например, с тем же Дже ймсом Гленроем? Но если Элен не боялась заводить ее, то с какой стати ей страшиться слухов и зачем в этом случае поддерживать с ним отношения?..
Ее преступное прошлое? Что ж, роль хладнокровной и sd`wkhbni преступницы ей вполне бы подошла, но, во-первых, это противоречит ее ценностям и давнему увлечению наукой, вовторых, не укладывается в хронологию ее жизни, а в третьих, не имеет подтверждений не только в анналах Скотланд-Ярда, но и по моим личным источникам информации.
Нет, похоже, что это касается все же личных отношений двух этих людей. Именно там, в глубине недомолвок, между перипетий ссор и намеков кроется то, что будоражит всю их жизнь, а с недавних пор - и мою жизнь тоже...
24
Моя скрипка и табак из привычной лавки - решительно лучшее средство от хандры и печали. Стоило провести день на диване, вспоминая любимые сонаты и вставая лишь затем, чтобы сварить новый кофе или набить трубку, и мрачные мысли отступили. Теперь, пускаясь в новые рассуждения, я с удовольствием отмечал собственное спокойствие. Однако очень скоро я понял, что мне безмерно недостает наших разговоров, тех ежедневных мелочей, к которым я успел привыкнуть, не достает ее голоса и звука ее шагов... Время от времени я ругал себя за эти приступы сентиментальности, но потом понимал, что с этим бессмысленно бороться... Принятое решение придавало мне спокойствие и уверенность.
Проведенный в безделье день окончательно меня успокоил, но и нагнал невыносимую скуку, так что назавтра я отправился в Скотланд-Ярд навестить Лестрейда. - Ну что, Лестрейд, удалось вам что-нибудь вытянуть из нашего на редкость неразговорчивого друга? - спросил я, предварительно убедившись, что эйфорический приступ от эффектной развязки дела так и не прошел. - К сожалению, нет, мистер Холмс, - ответил Лестрейд, - Флой по-прежнему отказывается говорить и утверждает, что все расскажет лишь на суде. Наверное, самые неожиданные подробности оставляет на финал, желая шокировать публику и запомниться ей. Но это не очень-то нас волнует, потому что уж в чем, а в свидетелях по этому делу нет недостатка. Хотя, признаться, было бы интересно выяснить, что означает это молчание. - Не думаю, что это достойно вашего внимания, Лестрейд, заметил я. - Вряд ли какие-то подробности, о которых он расскажет, изменят дело. - Полностью согласен с вами, мистер Холмс. Но вы, я вижу, пришли не только затем, чтобы справиться о моих делах? - Вы как всегда прозорливы, инспектор! Я пришел узнать, когда настанет очередь свидетельствовать для меня и мисс Лайджест. Я обещал отправить ей телеграмму о дате допросов. - В таком случае вы пришли вовремя: мисс Лайджест должна явиться в Скотланд-Ярд послезавтра до полудня, и я как раз собирался распорядиться насчет повестки. А вы, мистер Холмс, меня очень обяжете, если явитесь дать показания также послезавтра, но пораньше, скажем, в девять часов. - Непременно приду, хотя и считаю, что мои показания - чистая формальность. - Вы и представить себе не можете, мистер Холмс, какое удовольствие мне доставляют такие формальности после полного затишья с уликами и свидетелями! - рассмеялся Лестрейд, указывая на несколько толстых папок на своем столе. - Такие дела, должно быть, неплохо воспитывают трудолюбие сыщиков Скотланд-Ярда, - рассмеялся я в ответ.
После того, как мы выпили по чашке чая и обсудили насущный хлеб лондонской полиции, я продолжил свои расспросы: - А что, Лестрейд, вы уже выяснили насчет возможных наследников имения Чарльза Флоя? - Да, мы навели кое-какие справки. Нашелся дальний родственник, кажется, сын кузена Гриффита Флоя, проживающий на границе с Шотландией. Если все подтвердится, именно он унаследует состояние и Голдентрил. Однако это станет возможным только после осуждения его родственника, а пока родовое поместье Флоев и их банковские счета арестованы. - То есть там в поместье дежурит полисмен? - Разумеется. Мы обязаны охранять территории, на которые наложен арест. - А прислуга? - Все покинули дом совершенно добровольно, так что не пришлось никого уговаривать. - И обыск уже произведен? - Еще нет, но будет проводиться в ближайшее время. Возможно, уже в следующий понедельник. - А что вы надеетесь найти? - Неважно, что. Мы обязаны осмотреть всё и составить опись. Может, и удастся отыскать что-нибудь полезное для дела: какиенибудь записи сэра Гриффита, касающиеся тех дней, когда произошли убийства, письма... - Что ж, Лестрейд, тогда у меня к вам небольшая просьба, сказал я вкрадчиво, и Лестрейд сразу почувствовал важность того, что ему предстояло услышать. - Выкладывайте! - сказал он, подозрительно поглядывая на меня из-под густых бровей. - Дело в том, что мне необходимо побывать в Голдентриле и самому осмотреть его до того, как ваши ищейки там всё перевернут вверх дном. - А вы-то что будете искать? - Кое-что, что кажется мне важным. - Сколько же в вас энергии, мистер Холмс! Дело закончено, а вы всё что-то ищете! - Я не хотел бы говорить о своих гипотезах, пока они не получили подтверждения. Если я найду то, что ищу, то непременно передам в Скотланд-Ярд, если нет, то для вас ситуация не изменится, а для меня обернется лишь пустой поездкой. - И вам нужно мое письменное разрешение? - Именно! - Черт возьми! Как только у вас, мистер Холмс, появляются ко мне просьбы, у меня сразу же возникает чувство, что я нарушаю закон. Как вы это объясните? - Понятия не имею! Так я получу бумагу? - Извольте. Но, я надеюсь, мне не надо говорить о той ответственности, которую я беру на себя?.. На какой день дать разрешение? - На пятницу. - А сегодня ведь понедельник? Почему бы вам не начать проверять ваши гипотезы прямо завтра? - Завтра и в следующие два дня я буду занят другими делами.
Он быстро написал на официальном бланке несколько слов и поставил размашистую подпись. - Что ж, берите бумагу, но постарайтесь без неожиданностей дело и так не назовешь гладким! - До свидания, Лестрейд. Спасибо за разрешение, и не говорите о нем мисс Лайджест, когда она приедет. - Я заинтересован в том, чтобы всё осталось в тайне, не меньше вас. До свидания, мистер Холмс.
Покинув Скотланд-Ярд, я отправился на почту, где составил короткую телеграмму для Элен и отправил ее экстренной доставкой. Этот и весь следующий день и провел, занимаясь рутиной, но в моих мыслях царило приятное оживление.
В назначенный день и час я явился в Скотланд-Ярд, и Лестрейд уже ожидал меня. Мне прежде в связи с моей сыскной практикой довольно часто приходилось давать свидетельские показания, и эту сторону своей деятельности я до сих пор терпеть не могу. Однако пришлось, как всегда, смириться с неизбежным и в течение почти двух часов давать очевидные ответы на предсказуемые вопросы, а затем написать еще нечто вроде отчета о том, что с моей стороны предшествовало поимке мистера Флоя. Единственным утешением было то, что мои умозаключения, хоть и несколько запоздало, представляли какуюто ценность для нашей удивительно прямолинейной полиции...
Когда Лестрейд уже дочитывал написанное мною, в коридоре послышались знакомые шаги, а затем раздался короткий стук в дверь. Лестрейд произнес короткое "Войдите!", и Элен появилась на пороге... Каждый раз я видел ее словно впервые и каждый раз испытывал восторг. Она вошла, и все вокруг стало лишь каким-то малозначащим дополнением, а я, к своей радости, заметил вспыхнувший теплый блеск в ее синих глазах, когда она увидела меня. - Здравствуйте, джентльмены! - сказала она, чуть улыбнувшись в своей обычной сдержанной и слегка ироничной манере. Надеюсь, я вовремя? - Доброе утро, мисс Лайджест, - ответил Лестрейд, - впрочем, уже почти полдень, так что добрый день. Вы вовремя. Садитесь на этот стул... А вы можете быть свободны, мистер Холмс. Вы здесь все отлично описали. Если понадобитесь, мы вас известим... Располагайтесь, мисс Лайджест, а я принесу бумагу.
Солнце уже встало и освещало комнату мягким светом, когда я проснулся. Стараясь меньше думать о насущном и уже почти не делая в этом особых усилий, я стал одеваться и собирать свои немногочисленные вещи. Это заняло не более пятнадцати минут, и вскоре я уже спускался по лестнице вниз в плаще и со шляпой в руках. Ночью, когда мы говорили, кроме прочего, о моем отъезде, я решительно отказался от предложенных мне услуг возницы и от раннего завтрака, предполагая самостоятельно добраться до станции и позавтракать уже в городе, и поэтому теперь меня никто и ничто не должно было ожидать в холле. Не должно, но с каждым шагом, с каждой ступенью во мне, помимо воли, крепло предчувствие, что перед отъездом я еще один раз увижу ее... И, уже собираясь к выходу и надевая перчатки, я почему-то не сомневался, что всё равно так и будет.
Элен появилась за моей спиной. Она понимала, что объяснения ее появлению сейчас не нужны, и поэтому не оправдывалась. Я повернулся к ней и обвел ее взглядом. Она излучала очарование и свежесть: светлый брючный костюм, надетый без галстука и жилета с одной лишь сорочкой, расстегнутой у шеи, умело наложенный грим, почти полностью скрывавший дефект губы, нежный румянец на скулах - мне невольно подумалось, что она сделала это для того, чтобы у меня и в мыслях не возникло сказать "прощайте". Нет, я, разумеется, мог бы бросить это короткое слово и удалиться с вежливым поклоном, и тогда Элен, наверное, ответила бы тем же. Но зачем? Кому из нас нужен этот пафос? Ведь осталось еще несколько нерешенных вопросов, и, кроме того, в моей голове уже созрело решение, возможно, самое важное в моей жизни... Однако у меня были и другие соображения, касавшиеся ее, и они побуждали оставить между нами большую долю неопределенности.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом Элен протянула мне руку для рукопожатия. "До свидания!" просто сказала она. Я сжал ее ладонь. Рукопожатие было таким же твердым, как и в самый первый день нашего знакомства. Я onjknmhkq ей и направился к выходу, явственно ощущая, как ее взгляд прожигает мне спину...
Утро выдалось туманным, и это предвещало еще один теплый день в череде никак не желавшего заканчиваться лета. Однако, пока я дошел до станции, туман рассеялся, и я с удивлением обнаружил вокруг начинавшую желтеть сентябрьскую листву.
Я купил газету, сел в поезд, и очень скоро свежий воздух за окном сменился на лондонский смог.
В моей квартире на Бейкер-стрит меня ожидало десятка два писем, несколько чеков и телеграмма от Майкрофта трехдневной давности, должно быть, не очень срочная, если уж мой брат отправил ее сюда, а не в Грегори-Пейдж. Поскольку поездка в Лондон, которую мы накануне предприняли с Лестрейдом, не позволила мне заглянуть домой, то теперь предстояло заняться насущными делами. Я заказал себе завтрак, бегло просмотрел корреспонденцию и, не обнаружив ничего особо важного, с удовольствием принялся за яичницу с ветчиной.
Около полудня я уже был у Майкрофта, чем несказанно его удивил: он полагал, что я все еще "добываю оправдательные доказательства для мисс Лайджест". Я вкратце изложил ему исход дела, а он, в свою очередь, описал мне поручение, которое послужило причиной телеграммы и которое предстояло выполнить за весьма солидный гонорар. Задание не представляло для меня особой сложности и, как это часто бывает, когда дело поступает из рук моего брата, касалось нашей государственной экономической политики. Я пообещал Майкрофту сделать все возможное и известить его о результатах телеграммой сегодня же вечером.
В четыре часа после полудня я решил выпить чаю на Риджент-стрит, и в моем кармане уже лежали добытые сведения, ради которых пришлось изрядно побегать по сити.
Еще не было пяти, когда я решил навестить Скотланд-Ярд и отправился к Лестрейду. Тот оказался на своем месте, погруженный в полицейские протоколы. Мы дружески побеседовали, и он с легкостью позволил мне порыться в служебных бумагах, касающихся дела Гриффита Флоя, с единственным условием - не выносить их за пределы кабинета.
Как выяснилось, Гриффит не подтверждал и не опровергал предъявленные обвинения - он просто отказался что-либо говорить до самого суда. Остальные же участники развязки, напротив, давали отчетливые и почти идеально схожие показания. Вообще, Лестрейд был чрезвычайно доволен финалом дела, и красноречивое молчание мистера Флоя его нимало не тревожило - в его руках теперь была не менее крупная, чем раньше, добыча, а газеты наперебой превозносили знаменитого инспектора полиции в качестве непревзойденного специалиста.
Когда вечером я неспешно возвращался домой, Уотсон уже ожидал меня за чашкой кофе в моей квартире. - А, Холмс! Ну наконец-то! - воскликнул он. - Я жду вас уже больше часа! - Простите, друг мой! Пришлось посвятить день самым разным делам, и я освободился только полчаса назад. Как ваши дела? - У меня всё в порядке: я вернулся еще до второго завтрака, успел навестить жену и даже осмотрел одного из своих постоянных пациентов. - Надеюсь, миссис Уотсон здорова? - Да, благодарю вас. - Ну, а ваш визит в полицию сегодня ночью, как он прошел?
Уотсон налил себе немного виски и разбавил его содовой. Jncd` он неспешно достал свой портсигар и закурил, я понял, что для меня у него припасено нечто интересное. - Я рассказал Лестрейду обо всем, что видел и слышал там, в беседке, обходя, разумеется, общими фразами некоторые вещи. Вы помните, мисс Лайджест просила... - Да, я отлично помню. Продолжайте. - А тут нет ничего особенного. Лестрейд долго и тщательно спрашивал обо всем, особенно настаивал на дословном воспроизведении признаний сэра Гриффита. Тот полицейский, что был с нами, тоже довольно точно всё описал. Мы перечитали записи наших показаний, заверили их подписями и отправились по своим делам. Еще Лестрейд сказал, что смерть Джейкоба Лайджеста тоже, возможно, будет квалифицироваться как убийство, и в этом случае мистеру Флою придется еще хуже. Вот и всё. Это не стоит вашего внимания, Холмс. - Не испытывайте мое терпение, Уотсон - говорите о том, что, по-вашему, стоит моего внимания. - Черт возьми, Холмс! Я ведь еще ничего не говорил об этом! Как вам удается так точно предугадывать мои намерения?! Впрочем, вы правы. Я хочу рассказать вам о другом, и это, возможно, покажется вам интересным. - Я весь внимание.
Он посмотрел в глубину холодного камина и задумчиво выпустил клубы табачного дыма. - Когда я вернулся в Грегори-Пейдж, - начал он, - леди Элен вела себя очень странно. Она явно не хотела никого видеть, разговаривала односложно и предпочла как можно скорее остаться одна. Однако самое странное во всем этом то, что, похоже, она плакала! Я почти уверен в этом. - В котором часу это было? - спросил я, стараясь подавить волнение. - Я заметил это сразу, как только вошел в парадный холл дома. Я вернулся из полицейского участка и застал ее стоявшей у окна. Это было около восьми. А какое тут может иметь значение время? - Мы с вами разминулись на какие-то полчаса, Уотсон. - Да, леди Элен сказала, что вы только недавно уехали. Она вела себя странно, Холмс. Я подумал, что это вас заинтересует... - Да-да, продолжайте, пожалуйста. - Я и представить себе не мог, Холмс, что такая женщина как она может плакать! Она, разумеется, не лишена чувств, но после всего случившегося... - Так вы видели это или лишь догадываетесь? Я, откровенно говоря, ни разу не видел ее слез, хотя провел с ней некоторые напряженные минуты. - Ну, она, наверное, успела вытереть слезы, когда услышала мои шаги, но ее глаза были влажными и в них застыло какое-то неописуемое выражение... Она говорила со мной, давала указания прислуге, но ни на секунду не была с нами в своих мыслях. И это после того, как самое страшное осталось позади!.. И знаете, Холмс, я, кажется, могу найти этому объяснение! - В самом деле? - Да. Вы, наверное, давно думаете об этом, но я только сегодня понял, что леди Элен страстно влюблена в Гриффита Флоя. Если позволите, я изложу, как я это себе представляю. Так вот: между нею и сэром Гриффитом завязались некоторые отношения, но он имел неосторожность завести интрижку со Сьюзен. Может быть, тогда их отношения с леди Элен только начинались и не были сколько-нибудь прочны, или же он завязал pnl`m с бывшей официанткой в период их ссоры. Так или иначе, но он потерял возможность жениться на мисс Лайджест. Он потерял эту возможность, но не ее любовь! Она продолжала любить его тайно, посчитав недостойным леди прощать нанесенную обиду и сделав выбор в пользу своей чести и безупречной репутации. Сэр Гриффит, конечно, умолял о прощении, уверял, что отношения со Сьюзен - лишь минутное увлечение, и что они ничего не стоят перед его любовью к ней, но она была непреклонна. Он готов был нести наказание и терпеть ее холодность, но вскоре понял, что это не кокетство и не просто задетое женское самолюбие. В конце концов он устал бороться с невидимым призраком своей измены и при случае взвалил на мисс Лайджест всю вину за убийство - это не было отдельной его целью, но было отличным шансом отомстить за унижения, за то, что его посмели отвергнуть!.. Он не привык к отказам женщин, и его месть была жестока! С этого момента она вступили в невидимую схватку: он - со своими чувствами к этой женщине и с напоминавшей о себе совестью, а она - со своей ненавистью и любовью одновременно! Мисс Лайджест отстаивала свою свободу - что ей было делать? - и она, конечно, согласилась разыграть спектакль, ведь с нашей помощью она убила сразу двух зайцев: получила оправдание и отомстила Гриффиту Флою за всё причиненное ей зло... - Хотите сказать, теперь она плачет от тоски и сожаления? - А разве это не логично, Холмс? По-моему, все необъясненные факты и многочисленные недомолвки связываются воедино. Отчим леди Элен мог знать обо всем этом и защищать интересы своей падчерицы. Именно поэтому Гриффиту была выгодна его смерть, и именно поэтому в их беседе с леди Элен он намекал, что она и сама имела повод избавиться от сэра Джейкоба ради сохранения их тайны и возможного продолжения отношений. Ну и конечно, о ее чувствах к сэру Гриффиту можно было судить из самых животрепещущих моментов всего представления. Вы ведь видели, как они целовались? Разве этот могло быть обманом? По-моему, очевидно, что она решила воспользоваться случаем - легко соблазнила Гриффита, в последний раз насладилась его страстью, а потом наблюдала крах этой чудовищной иллюзии, упиваясь местью и вместе с тем изнывая от невыносимой боли!.. - Так выходит, ее трагедия в том, что условности оказались сильнее ее чувства? - Не условности, а честь! Она сама выбрала этот путь: предпочла долг и имя своей любви к человеку, который этой любви не заслуживал. Вы не согласны, Холмс?
Я раскурил свою трубку и с наслаждением вытянулся в кресле. - Ах, Уотсон, Уотсон! - сказал я с улыбкой. - Вы, как я погляжу, многое потеряли, отказавшись от идеи писать романы. А британская беллетристика потеряла еще больше замечательного по смелости фантазии автора! - Вы считаете, Холмс, что мои идеи нельзя даже серьезно воспринимать? - О, нет! Простите, Уотсон, если я вас обидел! Ваша теория довольно жизненна, но вы не можете не признать, что в ней полно слабых мест. И самый главный момент лежит на поверхности: мисс Лайджест не из тех женщин, которые кладут пламенную любовь на алтарь доброго имени только потому, что того требуют обстоятельства. Но даже если предмет ее любви не самый достойный мужчина, даже если ее гордость действительно не позволила простить измену, всё равно в вашей версии для нее нет серьезного повода это скрывать. Зачем так тщательно qjp{b`r| свой роман с ним, тем более что он давно в прошлом? Мало ли на свете женщин, которые пережили разрыв или расторгнутую помолвку? Мало ли женщин, которые поспешно заключили брак, а потом пошли на развод? И если допустить, что между моей клиенткой и Гриффитом Флоем действительно был роман, то поведение мисс Лайджест будет выглядеть в высшей степени странным: она слишком независима, чтобы так трепетать перед общественным мнением из-за пустяков из ее прошлого. И кроме того, Уотсон, неужели вы думаете, что серьезный роман можно утаить, что разные подробности рано или поздно не станут достоянием публики, что ни одна горничная, ни один кучер не окажутся случайными свидетелями даже самого тайного свидания? Поверьте мне, я наводил справки...
Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой и стряхнул пепел в пепельницу. - Но ведь вы не станете отрицать, что в этом деле еще остались темные места, связанные с леди Элен и Гриффитом Флоем? - сказал он. - И, похоже, что леди Элен не очень-то хочет, чтобы вы докопались до правды. - Да, это так, - ответил я, стараясь не показать ему, что данный факт волнует меня гораздо больше, чем ему может казаться, - она предпочитает скрывать что-то из своего прошлого, и упорство, с которым она это делает, невольно наводят на мысль, что дело касается более серьезных вещей, чем просто несостоявшийся роман.
Уотсон ушел домой через полчаса, выразив настойчивое желание быть в курсе дальнейших событий. Я пообещал известить его, если произойдет что-то новое, а сам принялся варить себе новый кофе.
Сведения о Гриффите Флое и Элен я решил занести в свою картотеку. Расположившись на диване, я быстро заполнил первую карточку, а на второй написал имя Элен и, не задумываясь, остальное: "самая потрясающая женщина, какую мне довелось знать". Опомнившись и злясь на себя за эту банальность, я тут же смял лист и швырнул его в корзину.
Разумеется, было глупостью думать, что мне удастся вот так спокойно написать несколько фактов о ней и о ее деле и отправить карточку в архив. Нет - она никогда уже не будет для меня "воспоминанием под литерой L"! Она - моё настоящее, и моя жизнь теперь не может стать прежней, такой, какой была до встречи с ней. Пора перестать летать в облаках и расставить, наконец, все точки над "i" - я люблю эту женщину и твердо знаю, что другой такой в моей жизни не будет никогда. Я знаю, что мог бы оставить между нами всё как есть и сохранить свой status quo, у меня хватило бы сил на хладнокровную маску. Но что тогда будет? Моя жизнь неизменно разделится на две части, и я до конца своих дней буду жалеть о том, что мои принципы взяли верх над единственной любовью.
Никогда раньше я не принимал решений относительно своей свободы просто потому, что ни одна женщина не зародила во мне даже мысли об этом, но я все равно отвергал брак для себя - я не собирался жениться, потому что это разрушило бы мой образ жизни и поставило бы под угрозу столь дорогие моему сердцу привычки, заставило бы иначе относиться к работе и к себе самому... А Элен словно мое продолжение, и потому ее так легко представить рядом! Ее мне послало Провидение, однако я получил только шанс, и остальное зависит от моей воли - я должен объясниться с ней и выяснить все до конца, получить ответ... Да, я твердо решился на откровенный разговор, но я pexhk также и то, что он должен произойти лишь после того, как я узнаю об Элен всю правду и смогу защитить ее от того, чего она так боится.
Но черт возьми! Как хочется верить, что она отвечает мне взаимностью, что те нежные взгляды, которые я ловил, те теплота и расположение, которые она выказывала по отношению ко мне - лишь часть ее чувства!.. Я вспоминал все это, и мое дыхание учащалось. Я признавал, что мог видеть больше, чем было на самом деле, потому что помимо воли искал подтверждений желаемому, но я ведь не совсем потерял способность объективно воспринимать жизнь. Я чувствовал особое внимание Элен, чувствовал, что ей приятно мое общество и что она привыкла ко мне за проведенное вместе время, и во всем этом, несомненно, было нечто большее, чем просто дружеское участие. Я явственно ощущал наше сближение и все четче понимал, что ему мешает лишь тайна Элен, ее невозможность быть со мной до конца откровенной. Столь очевидный выход рассказать всё и попросить совета не кажется ей таким очевидным именно потому, что свою тайну она скрывает прежде всего от меня!.. И страдает она не столько от предполагаемого разоблачения, сколько от стыда и бессилия чтолибо изменить, избежать моего в ней разочарования.
Что такого страшного могло быть в ее прошлом, если практически вся ее жизнь была на виду публики, если о ней никогда не ходило порочащих или даже просто сомнительных слухов?.. Какое безрассудство она могла совершить при своем уме и неизменном здравом смысле?..
На тот момент я знал лишь то, что Гриффит Флой вооружен против Элен настолько важными сведениями, что она предпочла бы самоубийство их огласке. Об остальном можно лишь строить дедуктивные догадки. Гриффит не выдавал то, что знает об Элен, пока у него был хоть какой-то шанс жениться на ней значит, это могло опорочить ее, но не его. Теперь он собирается рассказать все на суде, так как, потеряв и свободу, и шанс на Элен, и остатки своей репутации, ему не остается ничего другого, как напоследок опорочить Элен, отравить ее жизнь. С другой стороны, отчим Элен погиб именно из-за того, что знал больше, чем это было нужно Гриффиту. Это значит, что Гриффиту было выгодно единолично управлять тайной, а также то, что, по-видимому, эта самая тайна вполне могла быть обращена против него самого при соответствующих обстоятельствах. Теперь она, конечно, страшна только для Элен, потому что список обвинений Гриффита вряд ли можно отяготить еще больше. Что и говорить, положение Элен было тяжелым - выпорхнув из одной ловушки, она тут же оказалась в другой...
Что это? Их общий ребенок? Но Элен не успела бы незаметно выносить его... Ее ребенок от другого мужчины, например, от лорда Гленроя? Но в обоих случаях Гриффит обязательно упомянул бы о ребенке, говоря об отъезде в Штаты: в первом случае - желая забрать с собой отпрыска, а во втором - из стремления поскорее убедить Элен обещанием усыновления. Да и вообще, Элен вряд ли позволила бы себя шантажировать таким фактом и за прошедшие годы придумала бы, как защититься.
Возможно, ее порочная связь с кем-то другим, например, с тем же Дже ймсом Гленроем? Но если Элен не боялась заводить ее, то с какой стати ей страшиться слухов и зачем в этом случае поддерживать с ним отношения?..
Ее преступное прошлое? Что ж, роль хладнокровной и sd`wkhbni преступницы ей вполне бы подошла, но, во-первых, это противоречит ее ценностям и давнему увлечению наукой, вовторых, не укладывается в хронологию ее жизни, а в третьих, не имеет подтверждений не только в анналах Скотланд-Ярда, но и по моим личным источникам информации.
Нет, похоже, что это касается все же личных отношений двух этих людей. Именно там, в глубине недомолвок, между перипетий ссор и намеков кроется то, что будоражит всю их жизнь, а с недавних пор - и мою жизнь тоже...
24
Моя скрипка и табак из привычной лавки - решительно лучшее средство от хандры и печали. Стоило провести день на диване, вспоминая любимые сонаты и вставая лишь затем, чтобы сварить новый кофе или набить трубку, и мрачные мысли отступили. Теперь, пускаясь в новые рассуждения, я с удовольствием отмечал собственное спокойствие. Однако очень скоро я понял, что мне безмерно недостает наших разговоров, тех ежедневных мелочей, к которым я успел привыкнуть, не достает ее голоса и звука ее шагов... Время от времени я ругал себя за эти приступы сентиментальности, но потом понимал, что с этим бессмысленно бороться... Принятое решение придавало мне спокойствие и уверенность.
Проведенный в безделье день окончательно меня успокоил, но и нагнал невыносимую скуку, так что назавтра я отправился в Скотланд-Ярд навестить Лестрейда. - Ну что, Лестрейд, удалось вам что-нибудь вытянуть из нашего на редкость неразговорчивого друга? - спросил я, предварительно убедившись, что эйфорический приступ от эффектной развязки дела так и не прошел. - К сожалению, нет, мистер Холмс, - ответил Лестрейд, - Флой по-прежнему отказывается говорить и утверждает, что все расскажет лишь на суде. Наверное, самые неожиданные подробности оставляет на финал, желая шокировать публику и запомниться ей. Но это не очень-то нас волнует, потому что уж в чем, а в свидетелях по этому делу нет недостатка. Хотя, признаться, было бы интересно выяснить, что означает это молчание. - Не думаю, что это достойно вашего внимания, Лестрейд, заметил я. - Вряд ли какие-то подробности, о которых он расскажет, изменят дело. - Полностью согласен с вами, мистер Холмс. Но вы, я вижу, пришли не только затем, чтобы справиться о моих делах? - Вы как всегда прозорливы, инспектор! Я пришел узнать, когда настанет очередь свидетельствовать для меня и мисс Лайджест. Я обещал отправить ей телеграмму о дате допросов. - В таком случае вы пришли вовремя: мисс Лайджест должна явиться в Скотланд-Ярд послезавтра до полудня, и я как раз собирался распорядиться насчет повестки. А вы, мистер Холмс, меня очень обяжете, если явитесь дать показания также послезавтра, но пораньше, скажем, в девять часов. - Непременно приду, хотя и считаю, что мои показания - чистая формальность. - Вы и представить себе не можете, мистер Холмс, какое удовольствие мне доставляют такие формальности после полного затишья с уликами и свидетелями! - рассмеялся Лестрейд, указывая на несколько толстых папок на своем столе. - Такие дела, должно быть, неплохо воспитывают трудолюбие сыщиков Скотланд-Ярда, - рассмеялся я в ответ.
После того, как мы выпили по чашке чая и обсудили насущный хлеб лондонской полиции, я продолжил свои расспросы: - А что, Лестрейд, вы уже выяснили насчет возможных наследников имения Чарльза Флоя? - Да, мы навели кое-какие справки. Нашелся дальний родственник, кажется, сын кузена Гриффита Флоя, проживающий на границе с Шотландией. Если все подтвердится, именно он унаследует состояние и Голдентрил. Однако это станет возможным только после осуждения его родственника, а пока родовое поместье Флоев и их банковские счета арестованы. - То есть там в поместье дежурит полисмен? - Разумеется. Мы обязаны охранять территории, на которые наложен арест. - А прислуга? - Все покинули дом совершенно добровольно, так что не пришлось никого уговаривать. - И обыск уже произведен? - Еще нет, но будет проводиться в ближайшее время. Возможно, уже в следующий понедельник. - А что вы надеетесь найти? - Неважно, что. Мы обязаны осмотреть всё и составить опись. Может, и удастся отыскать что-нибудь полезное для дела: какиенибудь записи сэра Гриффита, касающиеся тех дней, когда произошли убийства, письма... - Что ж, Лестрейд, тогда у меня к вам небольшая просьба, сказал я вкрадчиво, и Лестрейд сразу почувствовал важность того, что ему предстояло услышать. - Выкладывайте! - сказал он, подозрительно поглядывая на меня из-под густых бровей. - Дело в том, что мне необходимо побывать в Голдентриле и самому осмотреть его до того, как ваши ищейки там всё перевернут вверх дном. - А вы-то что будете искать? - Кое-что, что кажется мне важным. - Сколько же в вас энергии, мистер Холмс! Дело закончено, а вы всё что-то ищете! - Я не хотел бы говорить о своих гипотезах, пока они не получили подтверждения. Если я найду то, что ищу, то непременно передам в Скотланд-Ярд, если нет, то для вас ситуация не изменится, а для меня обернется лишь пустой поездкой. - И вам нужно мое письменное разрешение? - Именно! - Черт возьми! Как только у вас, мистер Холмс, появляются ко мне просьбы, у меня сразу же возникает чувство, что я нарушаю закон. Как вы это объясните? - Понятия не имею! Так я получу бумагу? - Извольте. Но, я надеюсь, мне не надо говорить о той ответственности, которую я беру на себя?.. На какой день дать разрешение? - На пятницу. - А сегодня ведь понедельник? Почему бы вам не начать проверять ваши гипотезы прямо завтра? - Завтра и в следующие два дня я буду занят другими делами.
Он быстро написал на официальном бланке несколько слов и поставил размашистую подпись. - Что ж, берите бумагу, но постарайтесь без неожиданностей дело и так не назовешь гладким! - До свидания, Лестрейд. Спасибо за разрешение, и не говорите о нем мисс Лайджест, когда она приедет. - Я заинтересован в том, чтобы всё осталось в тайне, не меньше вас. До свидания, мистер Холмс.
Покинув Скотланд-Ярд, я отправился на почту, где составил короткую телеграмму для Элен и отправил ее экстренной доставкой. Этот и весь следующий день и провел, занимаясь рутиной, но в моих мыслях царило приятное оживление.
В назначенный день и час я явился в Скотланд-Ярд, и Лестрейд уже ожидал меня. Мне прежде в связи с моей сыскной практикой довольно часто приходилось давать свидетельские показания, и эту сторону своей деятельности я до сих пор терпеть не могу. Однако пришлось, как всегда, смириться с неизбежным и в течение почти двух часов давать очевидные ответы на предсказуемые вопросы, а затем написать еще нечто вроде отчета о том, что с моей стороны предшествовало поимке мистера Флоя. Единственным утешением было то, что мои умозаключения, хоть и несколько запоздало, представляли какуюто ценность для нашей удивительно прямолинейной полиции...
Когда Лестрейд уже дочитывал написанное мною, в коридоре послышались знакомые шаги, а затем раздался короткий стук в дверь. Лестрейд произнес короткое "Войдите!", и Элен появилась на пороге... Каждый раз я видел ее словно впервые и каждый раз испытывал восторг. Она вошла, и все вокруг стало лишь каким-то малозначащим дополнением, а я, к своей радости, заметил вспыхнувший теплый блеск в ее синих глазах, когда она увидела меня. - Здравствуйте, джентльмены! - сказала она, чуть улыбнувшись в своей обычной сдержанной и слегка ироничной манере. Надеюсь, я вовремя? - Доброе утро, мисс Лайджест, - ответил Лестрейд, - впрочем, уже почти полдень, так что добрый день. Вы вовремя. Садитесь на этот стул... А вы можете быть свободны, мистер Холмс. Вы здесь все отлично описали. Если понадобитесь, мы вас известим... Располагайтесь, мисс Лайджест, а я принесу бумагу.