Выждав несколько минут, чтобы не привлечь внимания, подполковник вышел из укрытия и последовал за Графом. Тот стоял на улице у входа в ресторан. Ломая непослушными пальцами спички, старался прикурить сигарету.
-- Ваша фамилия Булочкин? -- подойдя к нему, спросил подполковник и почувствовал, что за спиной появился Голубев.
Граф, будто не поняв вопроса, несколько секунд молча смотрел на подполковника, скомкал сигарету, которую так и не прикурил, и кивнул головой.
-- Пройдемте с нами.
-- Я спешу на электричку,-- глухо сказал Граф.
-- Сегодня вам ехать не придется.
На лице Графа появилось нескрываемое удивление. Он долго разглядывал милицейскую форму Голубева и, когда подполковник взял его под локоть, пошел без всякого сопротивления, тяжело волоча ноги и чуть покачиваясь. Его состояние походило на сильное опьянение крепкого, умеющего держаться человека.
При обыске у Графа был обнаружен паспорт с одесской пропиской на имя Булочкина Юрия Сергеевича, пятьсот восемьдесят рублей денег десятирублевыми купюрами, несколько незаполненных бланков со штампом Новосибирской областной поликлиники и две стеклянные пробирки с таблетками мепробамата. Во время обыска Граф не проронил ни слова. Только когда обыск был закончен и Голубев стал писать протокол, он без разрешения устало сел, сжал ладонями лицо и отчетливо, почти по слогам, проговорил:
-- Я хочу спать.
Начинать его допрос в таком состоянии не имело смысла. Голубев повел Графа в камеру предварительного заключения. Через некоторое время он заглянул в кабинет и тревожно сказал:
-- Товарищ подполковник, от этого самого... Графа водкой не пахнет.
-- Заел какой-нибудь гадостью,-- ответил подполковник. Склонившись над столом, Гладышев перекинул листок откидного календаря и красным карандашом записал: "Вызвать Гаврилова".
11. "Кина не будет"
Кто-то с силой ритмично давил на грудь и каждый раз, когда боль начинала отдаваться в ребрах, резко отпускал. Антону показалось, что именно от этой боли он и пришел в сознание. Тело и голова будто налились свинцом. Стоило больших усилий догадаться, что ему делают искусственное дыхание. С трудом открыв глаза, он пытался разглядеть склонившегося над ним человека и не скоро узнал Столбова. В мокром комбинезоне, босиком, со спутанными волосами, прилипшими к крупному выпуклому лбу, Столбов казался сердитым и страшным.
-- Не надо...-- морщась от боли, попросил Антон. Столбов испуганно отпрянул и медленно опустился
на траву. Сунул в карман руку, вытащил оттуда размокшую пачку "Беломора", сожалеючи стал ее разглядывать.
-- Напугал ты меня,-- сказал он каким-то дрожащим, хриплым голосом.--Думал, сам с тобою концы отдам.
-- Откуда ты взялся? -- тихо спросил Антон.
-- Домой ехал. Смотрю, ребятишки от озера сиганули. Думаю, что за чудо там объявилось? Газанул, подъезжаю, а ты уж и... пузыри пускаешь.
Столбов хрипло засмеялся, сжал в кулаке папиросную пачку так, что из нее ручейком побежала вода, размахнулся и кинул в озеро. Антон тяжело поднялся, сел. Сами того не замечая, они перешли на "ты".
-- Спасибо тебе.
-- За спасибо шубу не сошьешь. С тебя бутылка,-- Столбов поглядел на свои босые ноги.-- Сапоги, жалко, утопил. Новые кирзухи, подошва на медных шпильках. Перед поездкой первый раз обул.
-- Я рассчитаюсь,-- виновато сказал Антон. Столбов удивленно посмотрел на него.
-- Чудак ты... Давай одевайся по-быстрому, пока народ не собрался. Да это... не рассказывай никому, а то разговоров на всю деревню будет.
-- Мне безразлично.
-- А мне нет. Расспросами надоедят.-- Он подождал, пока Антон оделся, открыл дверцу кабины трактора.-- Садись, лучше, чем на такси, прокачу.
Трактор фыркнул мотором и запылил к деревне. У крайних домов ошалело мчалась навстречу ватага ребятни. Чуть поодаль, будто догоняя их, бежало с десяток девчат.
-- Сборная птицефермы,-- показав на них, ухмыльнулся Столбов и, скрежетнув рычагом, прибавил скорость.
Антон сообразил, что это бегут его спасать. Обдав бегущих поднятой с дороги пылью, трактор протарахтел мимо. Видимо, заметив рядом со Столбовым Антона, девчата растерянно остановились. Рядом с Зорькиной Антон успел разглядеть Ниночку-разлучницу и сказал:
-- Ты б хоть с невестой поздоровался. Обидится. Столбов угрюмо нахмурился, равнодушно бросил:
-- Кина не будет.
-- Что?
-- Свадьбы, говорю, не будет.
-- Почему? -- удивленно спросил Антон, но Столбов промолчал, будто не услышал вопроса.
Через всю деревню он гнал трактор на повышенной скорости и остановил его у своего дома. Вышедшая из дома женщина, увидев мокрую одежду Столбова, всплеснула руками.
-- Ну, что? -- Столбов недовольно глянул на нее.-- Давай по-быстрому во что переодеться. Да на стол собери. С утра не ел, да и с гостем приехал.
-- Испужал ты меня до смерти,-- женщина покачала головой.-- Мокрый, босой. А тут только что Слышка побег до конторы в район звонить. Сказывает, следователь в озере утоп.
-- Ты и уши развесила? Слышка наговорит... Столбов открыл дверь в дом и пригласил Антона.
Переодевшись, он расчесал волосы, помог матери нарезать хлеб и достал из буфета бутылку водки.
Будто оправдываясь, посмотрел на Антона, сказал:
-- Нервную нагрузку хорошо снимает. Садись, перекусим.
-- Не могу,-- отказался Антон.-- И так, как пьяный.
Столбов уговаривать не стал. Рывком сдернул с бутылки пробку и налил полный стакан. Выпил его крупными глотками. Не поморщившись, сунул в рот большой пучок зеленых луковых перьев, предварительно обмакнув их в соль. Громко швыркая, опорожнил миску щей, поглядел на оставшуюся в бутылке водку, но пить больше не стал. Отложив ложку, достал из буфета папиросы, неторопливо закурил и вдруг, не глядя на Антона, спросил:
-- Не узнали еще, кто в колодец сыграл?
-- Нет,-- быстро ответил Антон, обрадовавшись, что кончилось неловкое молчание.
-- Так и останется неизвестным?
-- Почему же... Ты Юрку Резкина знал? -- И теперь знаю. В Томске живет.
-- Как живет в Томске? -- растерянно спросил Антон.
-- Как все. После армии устроился на завод, получил благоустроенную квартиру, женился. Как-то письмо от него получал. Приглашает тоже перебраться в город. С работой и квартирой обещал утрясти -- он там в каких-то мастерах уже ходит. Умотал бы я к нему, мать вот только не на кого оставить. Меня из-за нее и в армию не взяли, сердце у нее барахлит.
Антон слушал Столбова и не верил, что это тот самый неразговорчивый, мрачный парень, из которого он прошлый раз, в кабинете Чернышева, буквально вытягивал каждое слово. И Столбов, будто уловив его мысль, вдруг осекся:
-- Ну да это к делу не относится,-- и улыбнулся: -- Растрепался, как дед Слышка.
-- В каких войсках Резкин служил? -- спросил Антон.-- Томский адрес его у тебя сохранился?
-- В войсках береговой обороны,-- ответил Столбов.-- Был где-то и адрес.
Он подошел к этажерке, которую Антон сразу приметил -- такие были почти в каждой крестьянской избе,-- долго перекладывал книги, наконец взял одну из них и, достав из нее пустой распечатанный конверт, подал его Антону. "Томск, Набережная Томи, 27, квартира 7. Резкин Ю. М." -- прочитал Антон обратный адрес, внимательно изучил недавние почтовые штемпеля и, все еще сомневаясь, спросил:
-- Это Агриппины Резкиной внук?
-- Ее. Чей же больше...-- Столбов положил книгу на стол.-- Мы в одном классе учились.
-- Почему он после армии ни одного письма бабке не прислал?
-- Он и из армии столько же ей присылал. Только, когда деньжонки цыганил на мотоцикл, и писал. Бабка не дала денег, писать перестал. Юрка еще тот писарь!
-- Тебе же написал.
-- Понадобился я ему, потому и написал. У него в бригаде толковых слесарей не хватает. А я в этом деле кое-что шуруплю. Вот он и вспомнил обо мне. Пишет, приезжай, мол, по триста рубликов каждый месяц зашибать будешь и квартирку с теплым туалетом и ванной заимеешь.
Антон слушал и в душе усмехался своей наивности, с которой ухватился у Агриппины Резкиной за матросское письмо. Думал: "Не заведи сейчас Столбов этот разговор, сколько бы пустой работы пришлось переделать!". На глаза попалась положенная на стол Столбовым книга. "Старый знакомый" -- прочитал на обложке и вспомнил, с каким увлечением читал в студенческие годы детективы Льва Шейнина. И опять Столбов словно угадал его мысль.
-- В райцентре как-то купил. Здорово пишет,-- он взял книгу в руки.--Неужели все написанное правда?
-- Конечно.
Водка все-таки подействовала. Столбов раскраснелся, потрогал ворот рубахи, словно тот давил горло, и, казалось, готов был вступить в спор.
-- Вот есть тут, как преступники с повинной приходили. За это наказание им смягчали. А какая разница, с повинной преступник придет или следователь его вину докопает? Скажем, убили человека. Тут хоть как убийца винись, а человек-то не оживет. По-моему, это следователи, чтобы облегчить себе работу, пыль в глаза пускают: приходите, мол, преступнички, сами, помилуем. А клюнет на приманку какой чудак, его за хобот... и на всю катушку!
Глаза Столбова возбужденно блестели. Он придвинулся к Антону и, казалось, даже забыл о дымящей в руке папиросе. Антон возразил:
-- Если преступник явился с повинной, значит, в его сознании что-то произошло. Может, он понял всю глубину преступления и сам ужаснулся. Хитрецы обычно с повинной не идут, а вот преступники, даже закоренелые, бывает иной раз, задумываются над смыслом жизни.
Столбов недоверчиво хмыкнул, несколько раз глубоко затянулся папиросным дымом.
-- Это ж силу воли надо иметь, чтобы самому голову в петлю сунуть.
-- Почему же в петлю?
-- Если воровство или халатность,-- продолжал Столбов,-- тут еще куда ни шло. А убийство? За него ж расстрел приклепать могут! Нет, у меня бы воли не хватило. Я бы с повинной -- дудки! Докажи, следователь, мою вину, тогда и петлю набрасывай.
-- Видишь, как ты рассуждаешь: "Докажи мою вину". А положением предусмотрено, что чистосердечное признание является основанием для смягчения наказания.
Столбов закурил свежую папиросу, ухмыльнулся:
-- В позапрошлом году я чистосердечно признался на свою шею. Есть у нас в Ярском один хмырь, Проня Тодырев. Лодырь несусветный, сутками спит. А как подопьет -- откуда энергия берется. Ну точно бодучий бык куражится. Особо женщин да ребятню обижает. Не стерпел я однажды его куража, прицыкнул. Он --в пузырь. Вытаскивает из кармана складной ножичек и на меня. Я вроде и обижать не хотел -- всего один раз легонько дал ему -- а у Прони и... юшка из носа. Дело было принародно, в клубе. Все видели, что Проня хоть и с детским, но все-таки с ножом на меня пер. Поддержали: "Правильно, Витька, давно рога обломать надо было". А через несколько дней приезжает из вашей милиции Кайров и спрашивает: "Бил Проню Тодырева?" "Врезал,-- отвечаю,--один разок. Жалею, мало. Еще надо было дураку поддать". "Значит, не отрицаешь? Так и запишем",-- Кайров в момент настрочил протокол, показал, где мне расписаться, сунул его в портфельчик и говорит: "Если Тодырев не заберет свое заявление, будешь отвечать перед судом за мелкое хулиганство". Чернышев вступился за меня, а Кайров руками разводит: "Превышение обороны. У Прони хоть и дурная кровь, но отвечать за нее придется как за полноценную. Пусть договариваются мирным путем. Договорятся, дело прекратим". Вызвал Маркел Маркелович Проню, и так с ним, и сяк. А Проня ни в какую: "Полста рублей наличными, тогда заберу заявление. Мне сейчас сладкого много надо есть, чтобы восполнить кровь, утраченную из-за хулиганства Столбова. А в связи с малым дитем средствов на сладости у меня нет". Плюнул Маркел Маркелович и говорит мне: "Отдай дерьму полсотни, чтоб не вонял. Я тебе премию на эту сумму выпишу". От премии я, конечно, отказался, свои отдал. А Проне того и надо было: закупил в сельмаге весь запас "Раковых шеек" и недели две сорил по деревне конфетными обертками, хвалился каждому встречному: "Во, за счет Витьки Столбова кровь восстанавливаю!" -- Столбов помолчал, будто думал, говорить ли дальше.-- Прошлый раз, когда ты меня допрашивал, хотел кое-какие предположения высказать по колодцу, да вспомнил вот этот случай. Думаю, опять чистосердечно нарвусь на свою шею. А зачем мне это надо?
-- И зря суда испугался,-- сказал Антон.-- Свидетели подтвердили бы твою невиновность, и схватил бы по своему заявлению Проня как миленький.
-- Зря! Это для милицейских суд не страшен. Вы все законы знаете, с судьями -- по имени-отчеству. А мы в этом отношении люди темные. Только секретарь объявит: "Встать. Суд идет!" -- у нас коленки затряслись. И свидетели дома храбрятся, а как за дачу ложных показаний распишутся, так в рот судье начинают заглядывать, чтоб ответом угодить. По себе знаю. Был один раз в свидетелях. Судья задает вопрос, а я глазами хлопаю, боюсь лишнее слово сказать. Кое-как оклемался. После самому смешно было.
За разговором незаметно прошло больше часа. В избу заглянула мать Столбова, тревожно сказала:
-- Витька, а и впрямь, должно быть, следователь утоп. Милицейская машина сейчас по деревне промелькнула. У конторы остановилась.
-- Чокнулись вы со Слышкой, что ли? -- Столбов сердито взглянул на нее и показал на Антона: -- Вот он, следователь! А ты: "Утоп, утоп!".
"Кто там приехал?" -- удивленно подумал Антон и предложил Столбову:
-- Пошли со мной. Дорогой расскажешь о колодце.
-- Что о нем рассказывать? -- словно испугался Столбов.-- Это я спьяна сегодня разболтался. Нервы, что ли... после купания.
Антон не стал настаивать. После озера он еще не пришел толком в себя: ломило от боли виски, тело было тяжелым, непослушным. Шли молча. У колхозной конторы, рядом со служебной машиной, стояли Кайров, молоденький милицейский шофер и старик Стрельников.
-- Я, слышь-ка, как увидел его на тракторе с Витькой Столбовым, стал звонить сызнова. Дак опять же телефон отказал,-- гладя макушку, виновато оправдывался Егор Кузьмич.
Столбов раньше Антона сообразил, о чем идет разговор, и вмешался:
-- Ты, Слышка, как всегда: слышал звон, да не знаешь, где он.
Кайров, уловив от Столбова запах водки, строго посмотрел на него, сурово бросил:
-- А ты шел бы спать, пока пятнадцать суток не схлопотал.
-- Это вы можете,-- обронил Столбов и медленно отошел к конторе, на дверях которой висела свежая клубная афиша.
Кайрова будто током ударило.
-- Что ты сказал? Столбов обернулся:
-- Что слышали.
-- А ну вернись!
-- А иди ты...-- Столбов махнул рукой и спокойно стал разглядывать афишу.
Лицо Кайрова побагровело, глаза расширились. Он словно удивился смелости Столбова -- очень уж небрежно тракторист от него отмахнулся. Антон, молча наблюдавший эту сцену, с упреком проговорил:
-- Нельзя же так, товарищ капитан.
-- Что?...-- Кайров уставился на Антона. Полоска усов ощетинилась: --Заступник?! В рабочее время купаешься, водку с кем попало глушишь, а я должен бросать все дела и разбираться. Мальчишка!
-- Не пил я,-- нахмурившись, сказал Антон.
-- Оправдываться вздумал? Что, я по лицу твоему не вижу? Стоишь, как рак вареный!
Антона как будто ударили. Ударили больно, неожиданно. В какой-то очень короткий миг он почувствовал на себе любопытный взгляд старика Слышки, увидел лукавую улыбку милицейского молоденького шофера, растерянное лицо Столбова, удивленно отвернувшегося от афиши. И, не отдавая отчета своим словам, неожиданно ляпнул:
-- Не городите глупость, товарищ капитан. Кайров опешил:
-- Оскорбление?...
-- Нет, диагноз,-- по инерции съязвил Антон и только теперь отчетливо представил, каких дров только что наломал. Кайров буквально был обескуражен, но, как у боксера, случайно ударившего противника ниже пояса, у Антона не было удовлетворения от победы. Виновато оглядевшись, он увидел растерянно открывшего рот Слышку, испуганное лицо шофера. Во взгляде Столбова прочитал удивление: "Зачем ты так?" -- и, не зная, что ответить на этот немой вопрос, пожал плечами.
Кайров, как говорится, рвал и метал, но Антон почти не слышал угроз. С трудом сообразив, что ему приказывают садиться в машину, вспомнил о ключе от кабинета Чернышева. Подошел к Столбову, передал ключ, подумал, что мог бы отдать его Екатерине Григорьевне, к которой все равно надо заехать за оставленными вещами. В голову почему-то пришла фраза Столбова о свадьбе. Антон улыбнулся и с наигранной веселостью сказал:
-- Кина не будет, Витя.
Уже из машины увидел, как к Столбову подошла Зорькина. Она была в белой кофточке и короткой черной юбке. Так же, как утром, блестели туфли-лакировки. Но вместо голубой косынки с якорьком на плечи небрежно был накинут прозрачный желтый шарф.
12. Мутное дело
Подполковник Гладышев пришел на работу в хорошем настроении. Где-то около полуночи ему на квартиру звонил вернувшийся из Ярского Кайров и доложил, что Бирюков отделался легким испугом, жив и здоров. Правда, старший инспектор уголовного розыска не преминул заметить, что расследование случая с колодцем не продвинулось ни на йоту, но после хорошего сообщения о Бирюкове это ничуть не расстроило подполковника.
Неприятности начались на работе, когда из Ярского позвонил Чернышев. Слышимость, как всегда, была отвратительной. Из всего разговора подполковник понял только, что Кайров, будучи в Ярском, на какого-то выпившего тракториста оформил какой-то материал, и Чернышеву уже звонили из районного суда, требуя направить парня в райцентр не то для разбора, не то для отсиживания пятнадцати суток.
-- Не хулиган Витька! Понимаешь, не хулиган! -- рассерженно хрипел Чернышев через телефонную трубку.-- У меня свидетель есть, который присутствовал...
-- Я разберусь, Маркел Маркелович. Разберусь! -- успокоил Чернышева подполковник и, положив трубку вызвал к себе Кайрова.
Кайров выслушал подполковника:
-- Узнаю Маркела Маркеловича. За каждого своего колхозника разъяренным тигром поднимается.
-- Что там у вас произошло?
-- Пустяки, немного погорячился я. Сейчас позвоню в суд, чтобы не вызывали Столбова. Вот с Бирюковым серьезней...-- Кайров достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и подал его подполковнику: -- Это мой рапорт.
Подполковник быстро прочитал, с недоумением поднял глаза на Кайрова.
-- Все правда?
-- У вас нет оснований мне не верить.
-- Сейчас я приглашу Бирюкова.
Кайров поправил на своей тужурке и без того ровный лацкан.
-- Мое присутствие будет Бирюкова смущать. Лучше, если вы переговорите с ним один на один.
Подполковник нахмурился и, отпустив Кайрова, стал перечитывать рапорт. Зная горячий характер старшего инспектора уголовного розыска, он не мог вот так сразу поверить в его безгрешность и хотел найти зацепку, из-за которой разгорелся сыр-бор. Но ничего не нашел -- поведение Кайрова, судя по рапорту, было безупречным. Вызвал Бирюкова, подал ему рапорт, сердито сказал:
-- Читай!
Антон уставшими глазами внимательно прочитал кайровскую писанину, сильно покраснел и еле слышным голосом виновато проговорил:
-- За исключением мелочей, все правильно.
-- Каких мелочей?!
-- Я не был пьян,-- сухо сказал Антон.
-- Ничего себе мелочь! Кайров обманывает?
-- Нет. Он ошибся. Столбов, можно сказать, с того света меня вытащил. Естественно, вид у меня был не совсем нормальный.
Оттого, что Бирюков говорил, не выкручиваясь и не бравируя, раздражение подполковника стало проходить.
-- У тебя понятие о дисциплине есть? Ты в уголовном розыске работаешь или в шарашкиной конторе? -- все еще строго, но уже с отцовским упреком спросил он Антона.
-- Наказывайте. Вину свою понимаю.
"Ни черта ты не понимаешь,-- подумал подполковник. -- Видно, допек чем-то тебя Кайров, коль ты...".
Зазвонил телефон. Дежурный медвытрезвителя спрашивал, как поступить с одним из "клиентов", учинившим вчера вечером драку в ресторане "Сосновый бор".
-- Вы что, первый день работаете? -- сердито спросил подполковник.
Дежурный действительно работал в вытрезвителе чуть ли не первый день и толком не знал порядка оформления дел за хулиганство. Подполковник вдруг подумал о Гаврилове, которого вчера видел в ресторане, и спросил:
-- Как фамилия этого драчуна? Гаврилов? Давай его немедленно ко мне, давай.
-- Разрешите мне присутствовать,-- попросил Антон. Подполковник, словно раздумывая, помолчал и кивнул головой.
Гаврилов явился в кабинет измятый, с опухшим похмельным лицом. Не глядя ни на кого, сел на предложенный ему стул, уставился в пол. Подполковник немного выждал и сказал:
-- Часто к нам наведываться стали.
-- Не добровольно иду. Приводят,-- недовольно проговорил Гаврилов и вдруг бурно стал возмущаться: -- Я ж этих молокососов попугать хотел. Кто им дал право в общественное место дурацкую музыку тащить? Может, я в ресторан не пьянствовать пришел, а отдохнуть после трудового дня. Может, мне с товарищем задушевно побеседовать хочется, а они мне в самое ухо весь вечер магнитофонную муру наяривают! Кто такое право им дал?! Разве это порядок?
-- С кем встречались в ресторане? -- строго спросил подполковник.
-- Как с кем? -- удивился Гаврилов. -- Петьку Ширямова встретил. Служили когда-то вместе. Пивка малость попили. Только деловой разговор начался, а эти зануды своей музыкой все заглушают.
-- До Петьки с кем разговаривали?
-- Ни с кем.
-- Рыжего, кирюху, забыли?
-- А-а-а...-- Гаврилов поморщился.-- Отказался, зараза, признать меня.
-- Кто он?
Гаврилов насторожился. На его лице мелькнула растерянность. Он словно сообразил, что болтнул лишнее.
-- Откуда я знаю? Показалось, будто встречал.
-- Где? -- быстро спросил подполковник.
-- Во Владивостоке.
-- При каких обстоятельствах?
-- Это давно было. Наверно, я спутал.
-- С кем спутали? Гаврилов совсем растерялся:
-- Может, это сволочь, бандюга какой...
-- Вы не философствуйте, рассказывайте.
-- Я ж сказал, давно это было. Демобилизовавшихся ребят со своего корабля провожал. Дружок закадычный среди них был, Гошка Зорькин...
Антон от неожиданности чуть не открыл рот. Позабыв, что допрос ведет подполковник, он быстро спросил:
-- В Ярском у Зорькина родственники есть?
-- Нет. Если вы имеете в виду Зорькиных из Ярского, то это фамилия моей старшей сестры по мужу?
-- А Марина Зорькина кем вам доводится?
-- Племянницей.
Гаврилов немного успокоился, достал из кармана портсигар и попросил разрешения закурить. Подполковник кивнул головой. Внимание Антона привлек гавриловский портсигар, массивный, из потемневшего серебра, с рисунком крейсера "Аврора" на крышке. Заинтересовал портсигар и подполковника. Гаврилов заметил это.
-- Гошкин подарок,-- сказал он и протянул портсигар подполковнику.--Тут даже надпись есть. Перед демобилизацией он мне подарил, а я такой же ему.
Антон заглянул через плечо подполковника и на внутренней стороне верхней крышки портсигара прочитал витиеватую вязь, сделанную гравером: "Иннокентию на память от Георгия. Сентябрь. 1966 г.".
-- Тут такое дело,-- заговорил Гаврилов.-- Дружили мы с Гошкой с первого года службы. Парень он детдомовский, родных нет. Даже в отпуск ехать некуда было. А у меня родни хоть отбавляй. Ну я и уговорил его однажды махнуть со мной. Тут у него любовный роман произошел. Врюхался Гошка в мою племянницу, Маришку. И она вроде к нему неравнодушна была. Переписку вели. Я уж рассчитывал на свадьбе гульнуть, только свадьба не состоялась. Прислал кто-то из Ярского Гошке письмо, будто Марина с Витькой Столбовым любовь закрутила. Гошка ей упрек закатил по такому поводу, а она ему -- отходную. Не веришь, мол, моей честности -- катись на все четыре стороны! Пробовал я их мирить, но нашла коса на камень,-- Гаврилов помолчал, разглядывая папиросу.-- А рыжего, о котором спрашиваете, Гошка на вокзале встретил. Тот, вроде, геологом был. Деньжонки то ли прокутил, то ли украли у него. Короче говоря, даже билет из Владика не на что было купить. Гошка -- парень добрейший, предложил сброситься кирюхе на билет. Так рыжий с ними и уехал. В один вагон к ним еще Юрка Резкин подсел, знакомый парень из Ярского. Тоже демобилизовался.
-- Как Резкин оказался во Владивостоке? -- спросил Антон.-- Он же на Сахалине служил.
Осведомленность, казалось, сбила с толку Гаврилова. Туго соображая, он посмотрел на Антона.
-- Отвечайте,-- поторопил подполковник.
-- Солдаты же с Сахалина все через Владик в то время ездили. На вокзале, можно сказать, случайно встретились. Я Гошку с Резкиным познакомил.
-- Резкин в Ярское ехал? -- опять спросил Антон.
-- Нет. Проездные у него были до Томска. Решил после армии в город перемахнуть. В Томске у Резкина кореш какой-то жил, раньше его демобилизовался. Ну, они списались, тот ему работу, вроде, на каком-то крупном заводе подыскал.
-- Ваша фамилия Булочкин? -- подойдя к нему, спросил подполковник и почувствовал, что за спиной появился Голубев.
Граф, будто не поняв вопроса, несколько секунд молча смотрел на подполковника, скомкал сигарету, которую так и не прикурил, и кивнул головой.
-- Пройдемте с нами.
-- Я спешу на электричку,-- глухо сказал Граф.
-- Сегодня вам ехать не придется.
На лице Графа появилось нескрываемое удивление. Он долго разглядывал милицейскую форму Голубева и, когда подполковник взял его под локоть, пошел без всякого сопротивления, тяжело волоча ноги и чуть покачиваясь. Его состояние походило на сильное опьянение крепкого, умеющего держаться человека.
При обыске у Графа был обнаружен паспорт с одесской пропиской на имя Булочкина Юрия Сергеевича, пятьсот восемьдесят рублей денег десятирублевыми купюрами, несколько незаполненных бланков со штампом Новосибирской областной поликлиники и две стеклянные пробирки с таблетками мепробамата. Во время обыска Граф не проронил ни слова. Только когда обыск был закончен и Голубев стал писать протокол, он без разрешения устало сел, сжал ладонями лицо и отчетливо, почти по слогам, проговорил:
-- Я хочу спать.
Начинать его допрос в таком состоянии не имело смысла. Голубев повел Графа в камеру предварительного заключения. Через некоторое время он заглянул в кабинет и тревожно сказал:
-- Товарищ подполковник, от этого самого... Графа водкой не пахнет.
-- Заел какой-нибудь гадостью,-- ответил подполковник. Склонившись над столом, Гладышев перекинул листок откидного календаря и красным карандашом записал: "Вызвать Гаврилова".
11. "Кина не будет"
Кто-то с силой ритмично давил на грудь и каждый раз, когда боль начинала отдаваться в ребрах, резко отпускал. Антону показалось, что именно от этой боли он и пришел в сознание. Тело и голова будто налились свинцом. Стоило больших усилий догадаться, что ему делают искусственное дыхание. С трудом открыв глаза, он пытался разглядеть склонившегося над ним человека и не скоро узнал Столбова. В мокром комбинезоне, босиком, со спутанными волосами, прилипшими к крупному выпуклому лбу, Столбов казался сердитым и страшным.
-- Не надо...-- морщась от боли, попросил Антон. Столбов испуганно отпрянул и медленно опустился
на траву. Сунул в карман руку, вытащил оттуда размокшую пачку "Беломора", сожалеючи стал ее разглядывать.
-- Напугал ты меня,-- сказал он каким-то дрожащим, хриплым голосом.--Думал, сам с тобою концы отдам.
-- Откуда ты взялся? -- тихо спросил Антон.
-- Домой ехал. Смотрю, ребятишки от озера сиганули. Думаю, что за чудо там объявилось? Газанул, подъезжаю, а ты уж и... пузыри пускаешь.
Столбов хрипло засмеялся, сжал в кулаке папиросную пачку так, что из нее ручейком побежала вода, размахнулся и кинул в озеро. Антон тяжело поднялся, сел. Сами того не замечая, они перешли на "ты".
-- Спасибо тебе.
-- За спасибо шубу не сошьешь. С тебя бутылка,-- Столбов поглядел на свои босые ноги.-- Сапоги, жалко, утопил. Новые кирзухи, подошва на медных шпильках. Перед поездкой первый раз обул.
-- Я рассчитаюсь,-- виновато сказал Антон. Столбов удивленно посмотрел на него.
-- Чудак ты... Давай одевайся по-быстрому, пока народ не собрался. Да это... не рассказывай никому, а то разговоров на всю деревню будет.
-- Мне безразлично.
-- А мне нет. Расспросами надоедят.-- Он подождал, пока Антон оделся, открыл дверцу кабины трактора.-- Садись, лучше, чем на такси, прокачу.
Трактор фыркнул мотором и запылил к деревне. У крайних домов ошалело мчалась навстречу ватага ребятни. Чуть поодаль, будто догоняя их, бежало с десяток девчат.
-- Сборная птицефермы,-- показав на них, ухмыльнулся Столбов и, скрежетнув рычагом, прибавил скорость.
Антон сообразил, что это бегут его спасать. Обдав бегущих поднятой с дороги пылью, трактор протарахтел мимо. Видимо, заметив рядом со Столбовым Антона, девчата растерянно остановились. Рядом с Зорькиной Антон успел разглядеть Ниночку-разлучницу и сказал:
-- Ты б хоть с невестой поздоровался. Обидится. Столбов угрюмо нахмурился, равнодушно бросил:
-- Кина не будет.
-- Что?
-- Свадьбы, говорю, не будет.
-- Почему? -- удивленно спросил Антон, но Столбов промолчал, будто не услышал вопроса.
Через всю деревню он гнал трактор на повышенной скорости и остановил его у своего дома. Вышедшая из дома женщина, увидев мокрую одежду Столбова, всплеснула руками.
-- Ну, что? -- Столбов недовольно глянул на нее.-- Давай по-быстрому во что переодеться. Да на стол собери. С утра не ел, да и с гостем приехал.
-- Испужал ты меня до смерти,-- женщина покачала головой.-- Мокрый, босой. А тут только что Слышка побег до конторы в район звонить. Сказывает, следователь в озере утоп.
-- Ты и уши развесила? Слышка наговорит... Столбов открыл дверь в дом и пригласил Антона.
Переодевшись, он расчесал волосы, помог матери нарезать хлеб и достал из буфета бутылку водки.
Будто оправдываясь, посмотрел на Антона, сказал:
-- Нервную нагрузку хорошо снимает. Садись, перекусим.
-- Не могу,-- отказался Антон.-- И так, как пьяный.
Столбов уговаривать не стал. Рывком сдернул с бутылки пробку и налил полный стакан. Выпил его крупными глотками. Не поморщившись, сунул в рот большой пучок зеленых луковых перьев, предварительно обмакнув их в соль. Громко швыркая, опорожнил миску щей, поглядел на оставшуюся в бутылке водку, но пить больше не стал. Отложив ложку, достал из буфета папиросы, неторопливо закурил и вдруг, не глядя на Антона, спросил:
-- Не узнали еще, кто в колодец сыграл?
-- Нет,-- быстро ответил Антон, обрадовавшись, что кончилось неловкое молчание.
-- Так и останется неизвестным?
-- Почему же... Ты Юрку Резкина знал? -- И теперь знаю. В Томске живет.
-- Как живет в Томске? -- растерянно спросил Антон.
-- Как все. После армии устроился на завод, получил благоустроенную квартиру, женился. Как-то письмо от него получал. Приглашает тоже перебраться в город. С работой и квартирой обещал утрясти -- он там в каких-то мастерах уже ходит. Умотал бы я к нему, мать вот только не на кого оставить. Меня из-за нее и в армию не взяли, сердце у нее барахлит.
Антон слушал Столбова и не верил, что это тот самый неразговорчивый, мрачный парень, из которого он прошлый раз, в кабинете Чернышева, буквально вытягивал каждое слово. И Столбов, будто уловив его мысль, вдруг осекся:
-- Ну да это к делу не относится,-- и улыбнулся: -- Растрепался, как дед Слышка.
-- В каких войсках Резкин служил? -- спросил Антон.-- Томский адрес его у тебя сохранился?
-- В войсках береговой обороны,-- ответил Столбов.-- Был где-то и адрес.
Он подошел к этажерке, которую Антон сразу приметил -- такие были почти в каждой крестьянской избе,-- долго перекладывал книги, наконец взял одну из них и, достав из нее пустой распечатанный конверт, подал его Антону. "Томск, Набережная Томи, 27, квартира 7. Резкин Ю. М." -- прочитал Антон обратный адрес, внимательно изучил недавние почтовые штемпеля и, все еще сомневаясь, спросил:
-- Это Агриппины Резкиной внук?
-- Ее. Чей же больше...-- Столбов положил книгу на стол.-- Мы в одном классе учились.
-- Почему он после армии ни одного письма бабке не прислал?
-- Он и из армии столько же ей присылал. Только, когда деньжонки цыганил на мотоцикл, и писал. Бабка не дала денег, писать перестал. Юрка еще тот писарь!
-- Тебе же написал.
-- Понадобился я ему, потому и написал. У него в бригаде толковых слесарей не хватает. А я в этом деле кое-что шуруплю. Вот он и вспомнил обо мне. Пишет, приезжай, мол, по триста рубликов каждый месяц зашибать будешь и квартирку с теплым туалетом и ванной заимеешь.
Антон слушал и в душе усмехался своей наивности, с которой ухватился у Агриппины Резкиной за матросское письмо. Думал: "Не заведи сейчас Столбов этот разговор, сколько бы пустой работы пришлось переделать!". На глаза попалась положенная на стол Столбовым книга. "Старый знакомый" -- прочитал на обложке и вспомнил, с каким увлечением читал в студенческие годы детективы Льва Шейнина. И опять Столбов словно угадал его мысль.
-- В райцентре как-то купил. Здорово пишет,-- он взял книгу в руки.--Неужели все написанное правда?
-- Конечно.
Водка все-таки подействовала. Столбов раскраснелся, потрогал ворот рубахи, словно тот давил горло, и, казалось, готов был вступить в спор.
-- Вот есть тут, как преступники с повинной приходили. За это наказание им смягчали. А какая разница, с повинной преступник придет или следователь его вину докопает? Скажем, убили человека. Тут хоть как убийца винись, а человек-то не оживет. По-моему, это следователи, чтобы облегчить себе работу, пыль в глаза пускают: приходите, мол, преступнички, сами, помилуем. А клюнет на приманку какой чудак, его за хобот... и на всю катушку!
Глаза Столбова возбужденно блестели. Он придвинулся к Антону и, казалось, даже забыл о дымящей в руке папиросе. Антон возразил:
-- Если преступник явился с повинной, значит, в его сознании что-то произошло. Может, он понял всю глубину преступления и сам ужаснулся. Хитрецы обычно с повинной не идут, а вот преступники, даже закоренелые, бывает иной раз, задумываются над смыслом жизни.
Столбов недоверчиво хмыкнул, несколько раз глубоко затянулся папиросным дымом.
-- Это ж силу воли надо иметь, чтобы самому голову в петлю сунуть.
-- Почему же в петлю?
-- Если воровство или халатность,-- продолжал Столбов,-- тут еще куда ни шло. А убийство? За него ж расстрел приклепать могут! Нет, у меня бы воли не хватило. Я бы с повинной -- дудки! Докажи, следователь, мою вину, тогда и петлю набрасывай.
-- Видишь, как ты рассуждаешь: "Докажи мою вину". А положением предусмотрено, что чистосердечное признание является основанием для смягчения наказания.
Столбов закурил свежую папиросу, ухмыльнулся:
-- В позапрошлом году я чистосердечно признался на свою шею. Есть у нас в Ярском один хмырь, Проня Тодырев. Лодырь несусветный, сутками спит. А как подопьет -- откуда энергия берется. Ну точно бодучий бык куражится. Особо женщин да ребятню обижает. Не стерпел я однажды его куража, прицыкнул. Он --в пузырь. Вытаскивает из кармана складной ножичек и на меня. Я вроде и обижать не хотел -- всего один раз легонько дал ему -- а у Прони и... юшка из носа. Дело было принародно, в клубе. Все видели, что Проня хоть и с детским, но все-таки с ножом на меня пер. Поддержали: "Правильно, Витька, давно рога обломать надо было". А через несколько дней приезжает из вашей милиции Кайров и спрашивает: "Бил Проню Тодырева?" "Врезал,-- отвечаю,--один разок. Жалею, мало. Еще надо было дураку поддать". "Значит, не отрицаешь? Так и запишем",-- Кайров в момент настрочил протокол, показал, где мне расписаться, сунул его в портфельчик и говорит: "Если Тодырев не заберет свое заявление, будешь отвечать перед судом за мелкое хулиганство". Чернышев вступился за меня, а Кайров руками разводит: "Превышение обороны. У Прони хоть и дурная кровь, но отвечать за нее придется как за полноценную. Пусть договариваются мирным путем. Договорятся, дело прекратим". Вызвал Маркел Маркелович Проню, и так с ним, и сяк. А Проня ни в какую: "Полста рублей наличными, тогда заберу заявление. Мне сейчас сладкого много надо есть, чтобы восполнить кровь, утраченную из-за хулиганства Столбова. А в связи с малым дитем средствов на сладости у меня нет". Плюнул Маркел Маркелович и говорит мне: "Отдай дерьму полсотни, чтоб не вонял. Я тебе премию на эту сумму выпишу". От премии я, конечно, отказался, свои отдал. А Проне того и надо было: закупил в сельмаге весь запас "Раковых шеек" и недели две сорил по деревне конфетными обертками, хвалился каждому встречному: "Во, за счет Витьки Столбова кровь восстанавливаю!" -- Столбов помолчал, будто думал, говорить ли дальше.-- Прошлый раз, когда ты меня допрашивал, хотел кое-какие предположения высказать по колодцу, да вспомнил вот этот случай. Думаю, опять чистосердечно нарвусь на свою шею. А зачем мне это надо?
-- И зря суда испугался,-- сказал Антон.-- Свидетели подтвердили бы твою невиновность, и схватил бы по своему заявлению Проня как миленький.
-- Зря! Это для милицейских суд не страшен. Вы все законы знаете, с судьями -- по имени-отчеству. А мы в этом отношении люди темные. Только секретарь объявит: "Встать. Суд идет!" -- у нас коленки затряслись. И свидетели дома храбрятся, а как за дачу ложных показаний распишутся, так в рот судье начинают заглядывать, чтоб ответом угодить. По себе знаю. Был один раз в свидетелях. Судья задает вопрос, а я глазами хлопаю, боюсь лишнее слово сказать. Кое-как оклемался. После самому смешно было.
За разговором незаметно прошло больше часа. В избу заглянула мать Столбова, тревожно сказала:
-- Витька, а и впрямь, должно быть, следователь утоп. Милицейская машина сейчас по деревне промелькнула. У конторы остановилась.
-- Чокнулись вы со Слышкой, что ли? -- Столбов сердито взглянул на нее и показал на Антона: -- Вот он, следователь! А ты: "Утоп, утоп!".
"Кто там приехал?" -- удивленно подумал Антон и предложил Столбову:
-- Пошли со мной. Дорогой расскажешь о колодце.
-- Что о нем рассказывать? -- словно испугался Столбов.-- Это я спьяна сегодня разболтался. Нервы, что ли... после купания.
Антон не стал настаивать. После озера он еще не пришел толком в себя: ломило от боли виски, тело было тяжелым, непослушным. Шли молча. У колхозной конторы, рядом со служебной машиной, стояли Кайров, молоденький милицейский шофер и старик Стрельников.
-- Я, слышь-ка, как увидел его на тракторе с Витькой Столбовым, стал звонить сызнова. Дак опять же телефон отказал,-- гладя макушку, виновато оправдывался Егор Кузьмич.
Столбов раньше Антона сообразил, о чем идет разговор, и вмешался:
-- Ты, Слышка, как всегда: слышал звон, да не знаешь, где он.
Кайров, уловив от Столбова запах водки, строго посмотрел на него, сурово бросил:
-- А ты шел бы спать, пока пятнадцать суток не схлопотал.
-- Это вы можете,-- обронил Столбов и медленно отошел к конторе, на дверях которой висела свежая клубная афиша.
Кайрова будто током ударило.
-- Что ты сказал? Столбов обернулся:
-- Что слышали.
-- А ну вернись!
-- А иди ты...-- Столбов махнул рукой и спокойно стал разглядывать афишу.
Лицо Кайрова побагровело, глаза расширились. Он словно удивился смелости Столбова -- очень уж небрежно тракторист от него отмахнулся. Антон, молча наблюдавший эту сцену, с упреком проговорил:
-- Нельзя же так, товарищ капитан.
-- Что?...-- Кайров уставился на Антона. Полоска усов ощетинилась: --Заступник?! В рабочее время купаешься, водку с кем попало глушишь, а я должен бросать все дела и разбираться. Мальчишка!
-- Не пил я,-- нахмурившись, сказал Антон.
-- Оправдываться вздумал? Что, я по лицу твоему не вижу? Стоишь, как рак вареный!
Антона как будто ударили. Ударили больно, неожиданно. В какой-то очень короткий миг он почувствовал на себе любопытный взгляд старика Слышки, увидел лукавую улыбку милицейского молоденького шофера, растерянное лицо Столбова, удивленно отвернувшегося от афиши. И, не отдавая отчета своим словам, неожиданно ляпнул:
-- Не городите глупость, товарищ капитан. Кайров опешил:
-- Оскорбление?...
-- Нет, диагноз,-- по инерции съязвил Антон и только теперь отчетливо представил, каких дров только что наломал. Кайров буквально был обескуражен, но, как у боксера, случайно ударившего противника ниже пояса, у Антона не было удовлетворения от победы. Виновато оглядевшись, он увидел растерянно открывшего рот Слышку, испуганное лицо шофера. Во взгляде Столбова прочитал удивление: "Зачем ты так?" -- и, не зная, что ответить на этот немой вопрос, пожал плечами.
Кайров, как говорится, рвал и метал, но Антон почти не слышал угроз. С трудом сообразив, что ему приказывают садиться в машину, вспомнил о ключе от кабинета Чернышева. Подошел к Столбову, передал ключ, подумал, что мог бы отдать его Екатерине Григорьевне, к которой все равно надо заехать за оставленными вещами. В голову почему-то пришла фраза Столбова о свадьбе. Антон улыбнулся и с наигранной веселостью сказал:
-- Кина не будет, Витя.
Уже из машины увидел, как к Столбову подошла Зорькина. Она была в белой кофточке и короткой черной юбке. Так же, как утром, блестели туфли-лакировки. Но вместо голубой косынки с якорьком на плечи небрежно был накинут прозрачный желтый шарф.
12. Мутное дело
Подполковник Гладышев пришел на работу в хорошем настроении. Где-то около полуночи ему на квартиру звонил вернувшийся из Ярского Кайров и доложил, что Бирюков отделался легким испугом, жив и здоров. Правда, старший инспектор уголовного розыска не преминул заметить, что расследование случая с колодцем не продвинулось ни на йоту, но после хорошего сообщения о Бирюкове это ничуть не расстроило подполковника.
Неприятности начались на работе, когда из Ярского позвонил Чернышев. Слышимость, как всегда, была отвратительной. Из всего разговора подполковник понял только, что Кайров, будучи в Ярском, на какого-то выпившего тракториста оформил какой-то материал, и Чернышеву уже звонили из районного суда, требуя направить парня в райцентр не то для разбора, не то для отсиживания пятнадцати суток.
-- Не хулиган Витька! Понимаешь, не хулиган! -- рассерженно хрипел Чернышев через телефонную трубку.-- У меня свидетель есть, который присутствовал...
-- Я разберусь, Маркел Маркелович. Разберусь! -- успокоил Чернышева подполковник и, положив трубку вызвал к себе Кайрова.
Кайров выслушал подполковника:
-- Узнаю Маркела Маркеловича. За каждого своего колхозника разъяренным тигром поднимается.
-- Что там у вас произошло?
-- Пустяки, немного погорячился я. Сейчас позвоню в суд, чтобы не вызывали Столбова. Вот с Бирюковым серьезней...-- Кайров достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и подал его подполковнику: -- Это мой рапорт.
Подполковник быстро прочитал, с недоумением поднял глаза на Кайрова.
-- Все правда?
-- У вас нет оснований мне не верить.
-- Сейчас я приглашу Бирюкова.
Кайров поправил на своей тужурке и без того ровный лацкан.
-- Мое присутствие будет Бирюкова смущать. Лучше, если вы переговорите с ним один на один.
Подполковник нахмурился и, отпустив Кайрова, стал перечитывать рапорт. Зная горячий характер старшего инспектора уголовного розыска, он не мог вот так сразу поверить в его безгрешность и хотел найти зацепку, из-за которой разгорелся сыр-бор. Но ничего не нашел -- поведение Кайрова, судя по рапорту, было безупречным. Вызвал Бирюкова, подал ему рапорт, сердито сказал:
-- Читай!
Антон уставшими глазами внимательно прочитал кайровскую писанину, сильно покраснел и еле слышным голосом виновато проговорил:
-- За исключением мелочей, все правильно.
-- Каких мелочей?!
-- Я не был пьян,-- сухо сказал Антон.
-- Ничего себе мелочь! Кайров обманывает?
-- Нет. Он ошибся. Столбов, можно сказать, с того света меня вытащил. Естественно, вид у меня был не совсем нормальный.
Оттого, что Бирюков говорил, не выкручиваясь и не бравируя, раздражение подполковника стало проходить.
-- У тебя понятие о дисциплине есть? Ты в уголовном розыске работаешь или в шарашкиной конторе? -- все еще строго, но уже с отцовским упреком спросил он Антона.
-- Наказывайте. Вину свою понимаю.
"Ни черта ты не понимаешь,-- подумал подполковник. -- Видно, допек чем-то тебя Кайров, коль ты...".
Зазвонил телефон. Дежурный медвытрезвителя спрашивал, как поступить с одним из "клиентов", учинившим вчера вечером драку в ресторане "Сосновый бор".
-- Вы что, первый день работаете? -- сердито спросил подполковник.
Дежурный действительно работал в вытрезвителе чуть ли не первый день и толком не знал порядка оформления дел за хулиганство. Подполковник вдруг подумал о Гаврилове, которого вчера видел в ресторане, и спросил:
-- Как фамилия этого драчуна? Гаврилов? Давай его немедленно ко мне, давай.
-- Разрешите мне присутствовать,-- попросил Антон. Подполковник, словно раздумывая, помолчал и кивнул головой.
Гаврилов явился в кабинет измятый, с опухшим похмельным лицом. Не глядя ни на кого, сел на предложенный ему стул, уставился в пол. Подполковник немного выждал и сказал:
-- Часто к нам наведываться стали.
-- Не добровольно иду. Приводят,-- недовольно проговорил Гаврилов и вдруг бурно стал возмущаться: -- Я ж этих молокососов попугать хотел. Кто им дал право в общественное место дурацкую музыку тащить? Может, я в ресторан не пьянствовать пришел, а отдохнуть после трудового дня. Может, мне с товарищем задушевно побеседовать хочется, а они мне в самое ухо весь вечер магнитофонную муру наяривают! Кто такое право им дал?! Разве это порядок?
-- С кем встречались в ресторане? -- строго спросил подполковник.
-- Как с кем? -- удивился Гаврилов. -- Петьку Ширямова встретил. Служили когда-то вместе. Пивка малость попили. Только деловой разговор начался, а эти зануды своей музыкой все заглушают.
-- До Петьки с кем разговаривали?
-- Ни с кем.
-- Рыжего, кирюху, забыли?
-- А-а-а...-- Гаврилов поморщился.-- Отказался, зараза, признать меня.
-- Кто он?
Гаврилов насторожился. На его лице мелькнула растерянность. Он словно сообразил, что болтнул лишнее.
-- Откуда я знаю? Показалось, будто встречал.
-- Где? -- быстро спросил подполковник.
-- Во Владивостоке.
-- При каких обстоятельствах?
-- Это давно было. Наверно, я спутал.
-- С кем спутали? Гаврилов совсем растерялся:
-- Может, это сволочь, бандюга какой...
-- Вы не философствуйте, рассказывайте.
-- Я ж сказал, давно это было. Демобилизовавшихся ребят со своего корабля провожал. Дружок закадычный среди них был, Гошка Зорькин...
Антон от неожиданности чуть не открыл рот. Позабыв, что допрос ведет подполковник, он быстро спросил:
-- В Ярском у Зорькина родственники есть?
-- Нет. Если вы имеете в виду Зорькиных из Ярского, то это фамилия моей старшей сестры по мужу?
-- А Марина Зорькина кем вам доводится?
-- Племянницей.
Гаврилов немного успокоился, достал из кармана портсигар и попросил разрешения закурить. Подполковник кивнул головой. Внимание Антона привлек гавриловский портсигар, массивный, из потемневшего серебра, с рисунком крейсера "Аврора" на крышке. Заинтересовал портсигар и подполковника. Гаврилов заметил это.
-- Гошкин подарок,-- сказал он и протянул портсигар подполковнику.--Тут даже надпись есть. Перед демобилизацией он мне подарил, а я такой же ему.
Антон заглянул через плечо подполковника и на внутренней стороне верхней крышки портсигара прочитал витиеватую вязь, сделанную гравером: "Иннокентию на память от Георгия. Сентябрь. 1966 г.".
-- Тут такое дело,-- заговорил Гаврилов.-- Дружили мы с Гошкой с первого года службы. Парень он детдомовский, родных нет. Даже в отпуск ехать некуда было. А у меня родни хоть отбавляй. Ну я и уговорил его однажды махнуть со мной. Тут у него любовный роман произошел. Врюхался Гошка в мою племянницу, Маришку. И она вроде к нему неравнодушна была. Переписку вели. Я уж рассчитывал на свадьбе гульнуть, только свадьба не состоялась. Прислал кто-то из Ярского Гошке письмо, будто Марина с Витькой Столбовым любовь закрутила. Гошка ей упрек закатил по такому поводу, а она ему -- отходную. Не веришь, мол, моей честности -- катись на все четыре стороны! Пробовал я их мирить, но нашла коса на камень,-- Гаврилов помолчал, разглядывая папиросу.-- А рыжего, о котором спрашиваете, Гошка на вокзале встретил. Тот, вроде, геологом был. Деньжонки то ли прокутил, то ли украли у него. Короче говоря, даже билет из Владика не на что было купить. Гошка -- парень добрейший, предложил сброситься кирюхе на билет. Так рыжий с ними и уехал. В один вагон к ним еще Юрка Резкин подсел, знакомый парень из Ярского. Тоже демобилизовался.
-- Как Резкин оказался во Владивостоке? -- спросил Антон.-- Он же на Сахалине служил.
Осведомленность, казалось, сбила с толку Гаврилова. Туго соображая, он посмотрел на Антона.
-- Отвечайте,-- поторопил подполковник.
-- Солдаты же с Сахалина все через Владик в то время ездили. На вокзале, можно сказать, случайно встретились. Я Гошку с Резкиным познакомил.
-- Резкин в Ярское ехал? -- опять спросил Антон.
-- Нет. Проездные у него были до Томска. Решил после армии в город перемахнуть. В Томске у Резкина кореш какой-то жил, раньше его демобилизовался. Ну, они списались, тот ему работу, вроде, на каком-то крупном заводе подыскал.