-- Из деревенских на такое никто не решится.
   -- Не скажи, товарищ следователь. Есть и в деревне ухорезы, только морду подставляй. Хотя бы тот, кто колодец засыпал. Он быка одним ударом может ухайдакать. Сила бульдозерная...
   Мужичок не успел договорить. За избой басом взвыл ребенок, чуток спустя запричитал женский голос:
   -- Пронька! Провались сквозь землю, и куда ты только глядишь?! Я ж тебя, лодырюгу непутевого, просила доглядеть за дитем. И что это за чуду-юду на мою голову бог послал! К своему кровному дитю и то никакого сочувствия у него нету!...
   -- Чо там стряслось?! -- не оборачиваясь и не отрываясь от плетня, крикнул мужичок.
   -- Через плечо оглоблей тебя по макушке! Степка нагишом в крапиву сел! -- одним духом выплеснула женщина.
   -- Пусть смотрит, поносник, куда садится,-- огрызнулся мужичок и как ни в чем не бывало стал рассказывать Антону: -- Во неугомонный пацан. Зачастил на двор, штаны не успеваешь на него одевать. А на днях и в штанах учудил. Только баба красные угли из утюга выкинула, и что ты думаешь? Он моментом на них и припаялся. Не веришь, штаны дымом взялись, наскрозь прогорели, а заднице хоть бы хны. Так, малость волдырями взялась...-- помолчал, прислушиваясь к хрипящему детскому крику, ухмыльнулся: -- Во базлает! Должно быть, как скипидаром жгет.
   -- Пронька! -- опять послышался из-за избы женский голос.-- С кем ты там лясы точишь? Возьмешься ты сегодня глядеть за дитем или нет? У меня молоко на печке сбежало, пока я тут с непутевым отродьем вожусь!
   Мужичок заплевал окурок, недовольно поморщился, будто сожалел, что его отрывают от разговора, сказал многозначительно:
   -- Свидетели понадобятся, можете рассчитывать. Кое-какими сведениями по колодцу располагаю,-- и лениво поплелся за избу.
   "Так вот ты какой, Проня Тодырев -- ходячий анекдот...-- Антон посмотрел вслед мужичку и вдруг мысленно спросил: -- Откуда у тебя такая "безразмерная" старая тельняшка?"
   16. Бутылка пива и тельняшка
   Проня не дождался, когда Антон его пригласит. Пришел сам. Приоткрыл осторожно дверь председательского кабинета, сунул в образовавшуюся щель небритую, с припухшими покрасневшими глазами физиономию, засланным голосом спросил:
   -- По следствию об колодце принимаете?
   -- Проходите,-- без особого энтузиазма пригласил Антон.
   Он прошел, поддернул сползающую с плеча "безразмерную" тельняшку, неторопливо сел на указанный Антоном стул, кашлянул.
   -- Тодырев моя фамилия, Прокопий Иванович. Тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения,-- помолчал.-- Записывать будете или как?
   Антон вспомнил Пронину историю с котом, рассказанную в клубе заикающимся шофером Щелчковым, с трудом сдержал улыбку:
   -- Давайте "или как".
   -- Правильно,-- Проня удовлетворенно кивнул головой.-- Чо тут писать. Все как ясный день. В обчем, вскорости, как засыпали колодец, человек, возивший туда землю, требовал с меня разводной ключ. Навроде я тот ключ украл у него.
   -- Говорите ясней. Какой человек? Какой ключ? Проня, недоумевая, пожал плечами:
   -- Не ясно?... Землю в колодец возил Столбов. Ключ, каким гайки откручивают. Большой ключ, железный.
   -- Дальше что? -- поторопил Антон.
   -- Все как ясный день. Ключом ухайдакали человека, сбросили в колодец и землей засыпали. Чтоб концы скрыть, ключ затырили, а для отвода глаз Проня, мол, Тодырев ключ стибрил. Бывало дело, иной раз брал у мужиков ключи взаймы, но, когда хозяева спрашивали, всегда отдавал. А столбовский ключ где я отдам, когда в глаза его не видел.
   -- Еще что?
   -- А чо еще надо? -- удивился Проня, поцарапал щетинистый подбородок.--Столбов специально ключ затырил, чтоб доказательств не было.
   -- Напишите все это и оставьте мне,-- для порядка сказал Антон.
   Проня замялся, кашлянул.
   -- Самому, что ль, писать? Антон кивнул головой.
   -- Подчерк у меня некрасивый. -- Какой есть, таким и пишите.
   -- Дома можно?
   -- Что?
   -- Написать. Пацан у меня, Степка, на улице без пригляду остался.
   -- Напишите дома, к вечеру принесите.
   Проня замялся, вроде бы хотел еще что-то спросить, но не решился и, опять поправив на плече тельняшку, вышел из кабинета.
   Антон задумчиво поглядел в окно. Против конторы в дорожной пыли дремали куры. Здоровенный серый гусак, высокомерно вытягивая шею, охранял щиплющий траву выводок. Мысли у Антона были невеселые. Все нити сходились к Столбову. Сомнений почти не оставалось -- в колодце обнаружены останки Зорькина, но... Как он попал туда? Какие туфли и косынку подарил Марине Столбов?
   Вот-вот должен был подойти Резкин. Антон вчера просил его сходить в клуб и, если Марина Зорькина будет там в черных лакировках и голубой косынке, обратить внимание: те или нет это вещи, которые покупал с Зорькиным в Красноярске.
   Резкин пришел хмурый, поздоровался с Антоном за руку, сел у окна и задумчиво стал смотреть на улицу.
   -- Что молчишь? -- спросил Антон.
   -- Не вовремя я приехал,-- уклончиво ответил Резкин.-- В деревне, кроме Прони Тодырева да деда Слышки, все на сенокосе. Стыдно без дела слоняться. Завтра попрошусь у Маркела Маркеловича в бригаду, вспомню молодость. Знаешь, как раньше мы сено метали?
   -- Знаю. Сам из Березовки.
   -- Серьезно? -- лицо Резкина оживилось.-- Так мы, оказывается, земляки, елки с палками!
   Мимо конторы, разогнав с дороги кур, протарахтел трактор "Беларусь". Резкин выглянул в окно, посмотрел ему вслед и словно обрадовался.
   -- Витька Столбов в мастерскую поехал,-- повернувшись к Антону, сообщил он.-- Знаешь, какой это мировецкий парень? -- и показал большой палец.-- Я в детстве ногу ломал. Зимой ахнулся на твердый наст, кость пополам, впридачу -- зуба как не бывало! У местного фельдшера для обезболивающего укола чего-то там не оказалось. Надо срочно ехать в райцентр. Трескун под сорок заворачивает, кому охота сопли морозить? Витьке сказали, что я от боли сознание потерял. Он записку от фельдшера в зубы, на Аплодисмента -- резвый у нас такой племенной жеребец был -- и вершим туда почти тридцать километров, да обратно столько же. Обморозился, а нужное привез. Ему говорят: "Надо было в санях ехать, теплее"... А он: "Верхом быстрей. Юрке же без уколов больно". Понял? -- Резкин посмотрел в окно, помолчал и опять повернулся к Антону: -- И друзьями особыми мы с ним никогда не были. Учились в одном классе, и только. Он меня всегда шалопаем считал, а вот пожалел ведь...
   -- Столбов самому мне жизнь спас,-- признался Антон.
   -- Выходит, это правда? -- удивился Резкин.-- А я вчера услышал от ребят, спрашиваю Витьку, он говорит: "Врут все".
   Антон догадался, что неспроста Резкин завел разговор о Столбове, и с недобрым предчувствием сказал:
   -- Говори, Юра, откровенно. Что еще вчера услышал?
   Резкин какое-то время колебался, словно решал, стоит ли идти на откровенность, но все-таки решился и скороговоркой выпалил:
   -- Проня Витьке какой-то ключ примазывает. Ты, наверное, уже знаешь об этом. Только прошу тебя как человека: не верь Проне. Паскуда Проня, самая последняя! Понимаешь, елки с палками, не может Витька такое сделать! Голову даю на отсечение.
   -- А Проня?... -- вдруг спросил Антон.
   Резкин посмотрел так, будто Антон сообщил ему что-то необычайно интересное.
   -- Зорькин Проню бы щелчком перешиб. Да и трус Проня несусветный. Подопьет когда, духарится, а так -- заяц, каких мир не видал. Вот злопамятный он, паскуда, это точно. Сколько времени прошло, как Витька его в клубе успокоил, а все еще помнит. Ребята мне об этом вчера рассказали. Ты, елки с палками, если хочешь у Прони правду узнать, припугни его покрепче --сразу слезу пустит. Только пьяного не трогай. Пьяный он духарной, будет куражиться и врать до потери сознания, до посинения.
   -- Зорькину видел?
   -- Видел.
   -- Ну и что, насчет туфель и косынки?
   -- Косынка похожа, якорьки запомнил. Про туфли ничего не могу сказать. Шесть лет почти прошло. Может, те, что покупали, может, другие, не помню.
   Антон поднялся из-за стола.
   Резкин тоже встал, посмотрел на Антона просящим взглядом:
   -- Не дави на Витьку, а? Он знает, что Проня на него грязь льет. Знаешь, как Витьке сейчас тошно? Разберись с ним по-человечески. Тут какая-то дикая случайность. Знаешь, как иногда по случайности можно влипнуть. На службе со мной был случай. Командир роты -- потешная такая фамилия Ныркин -- лишил меня на месяц увольнения. А я шалопаистый, как Витька говорит, был. Рванул в самоволку. Подвыпил с ребятами, подружку, елки с палками, решил сыскать. На Сахалине, скажу тебе, не густо их, а тут, смотрю, на ловца и зверь бежит. Пупырышечка такая каблучками цокает. Мозги девицам туманить я умел. Пристраиваюсь к ней: куры-гуси, конфеты-пряники, печки-лавочки. Улыбается. Ходим-прогуливаемся. Время за полночь. На грех попадается телефон-автомат, квартирный номер командира роты помню, и двушка в кармане есть. Минут десять протяжные гудки в трубке басили. Поднял все-таки командира из теплой постели, слышу: "Алло. Ныркин" -- "Привет. Дыркин", -- говорю и спокойненько вешаю трубку. "Вот так, милая, -- улыбаюсь пупырышечке, -- начальству надо мстить, культурно и остроумно". В часть вернулся -- как надо, опыт был. Все тики-так. А утром ни с того ни с сего командир требует к себе. Улыбается: "Как спалось, Дыркин?" Я -- куры-гуси, конфеты-пряники, я не я, и лошадь не моя. Смотрю -- взбеленился. Ох, и дал же он мне чертей! И не за то, что сон его нарушил,-- мужик с юмором оказался -- а за то, что выкручиваться начал. Неделю на губе просидел. А случайность вот какая: пупырышечка оказалась родной дочерью командира. Когда я номерок набирал, она рядом стояла, смикитила -- что к чему. Понял, какие шутки черт отмачивает, когда бог храповицкого задает? -- Резкин улыбнулся.-После этой случайности зарок дал: поймали с поличным, не крути, Юра! Вот сегодня шел к тебе с намерением сказать, что косынка не та. А потом подумал-подумал: тебя запутаю, сам запутаюсь и Витьке, может, вместо добра в сто раз хуже натворю.
   -- Правильно сделал, что так решил.
   -- Так ты поможешь Витьке выкарабкаться из беды?
   -- Легкомысленных обещаний, Юра, я не даю,-- Антон помолчал.-- Но могу дать честное слово, что буду искать правду до конца. Заверяю тебя, никаких компромиссов не будет, только правда.
   -- И на том спасибо,-- сказал Резкин.
   Столбова Антон разыскал у колхозной мастерской. Тот колдовал у своего трактора. Увидев Антона, он вроде и обрадовался, и в то же время смутился. Протянув для рукопожатия ладонь, спохватился, что она испачкана маслом, и отвел в сторону. Антон пожал его локоть, как водится обычно, спросил, кивнув в сторону трактора:
   -- Ремонтируешь?
   -- Да нет. Мыслишка одна пришла, хочу под стогомет переоборудовать,--вытирая пучком сорванной травы промасленные ладони, ответил Столбов.--Маркел Маркелович до утра разрешил потехничить, надо управиться за ночь.
   -- Мне, Виктор, необходимо серьезно с тобой поговорить. Найдется у тебя с полчасика времени?
   Столбов бросил под ноги измятую в руках траву и достал из кармана комбинезона пачку "Беломора". Закуривая, искоса взглянул на Антона, видимо, догадавшись, о чем пойдет речь, проговорил:
   -- Какой разговор может быть о времени. Я думал, в контору вызовешь, а ты сам пришел.-- И усмехнулся так, что Антон не понял, хорошо это, что сам к нему пришел, или плохо.
   Взгляды их встретились. Спокойный, доброжелательный взгляд Антона и настороженный, серьезный -- Столбова.
   -- Ты дарил Зорькиной туфли и голубую косынку с якорьками? -- спросил Антон.
   На лице Столбова не появилось ни растерянности, ни удивления. Во всяком случае, Антон этого не заметил. Прежде чем ответить, Столбов огляделся, увидел неподалеку от трактора ящик из-под каких-то деталей, показал на него, предлагая сесть. Подошли, сели рядом. Столбов несколько раз медленно, будто выигрывал время, затянулся папиросой и только после этого ответил:
   -- Дарил.
   -- Где ты их взял?
   -- Можно сказать, купил.
   Антон, досадуя, что вторично не может найти к Столбову подхода, спросил:
   -- У кого купил? Когда?
   -- Когда -- помню. В шестьдесят шестом году, вскоре после засыпки колодца. А вот у кого? Если бы я знал -- у кого...-- невесело, но удивительно спокойно проговорил Столбов.
   -- Туфли и косынку, что ты подарил Зорькиной, вез ей знакомый моряк, который не доехал до Ярского.
   Первый раз на лице Столбова появилась растерянность, будто его внезапно оглушили. Он раздавил каблуком сапога окурок, тут же закурил новую папиросу и тихо сказал:
   -- Всякие предположения в голове крутились, но такого не предполагал. Вот это влип...
   Антон выжидательно молчал. Столбов курил, и трудно было понять, вспоминает он или о чем-то думает.
   -- Вот это влип,-- повторил Столбов и посмотрел на Антона.-- Шесть лет почти прошло с тех пор. Через несколько дней, как колодец забросили, помог одному шоферу. Погода осенняя была, слякотная. Засадил он свой ЗИЛ в кювет по самую кабину. Если бы не я с груженым самосвалом -- в жизнь бы ему самому не выбраться. Часа полтора с ним возился. Выволок из грязи. Он угощать начал, сам крепко подтурахом был. Я за рулем никогда не пью, отказался. А он, как это по пьянке бывает, расчувствовался чуть не до слез, благодарить стал. Достает газетный сверток, сует: "Возьми, бабе отдашь, пусть носит. Своей купил, но не стоит этого. Пока здесь в командировке вкалываю, сельскому хозяйству помогаю, она закрутилась в городе". Я отказываюсь, он силком толкает: "Бери!" Ну, думаю, черт с тобой, протрезвишься -- сам назад попросишь. Правда, он тут же в долг червонец стал цыганить. У меня деньги были с собой, не жалко. Набралась десятка, отдал. Вот и все. С тех пор этого шофера ни разу не видел.
   -- А до этого не приходилось с ним встречаться?
   -- Нет.
   -- Номер машины или хотя бы буквенный индекс не запомнил?
   -- Черт бы там запоминал, в грязи по уши все было.
   -- Хоть что-то во внешности шофера ты запомнил? _ Мордастый такой дядька, лет под сорок. Помню, бутылку С пивом зубами открывал. Первый раз такое видел, удивился, как он зубы себе не выворотил. -- Сейчас не удивляешься?
   -- Сейчас у нас Сенька Щелчков, который Маркела Маркеловича на "газике" возит, таким манером с бутылками пивными расправляется.-- Столбов помолчал.-- Наверное, из приезжих тот шофер был. К нам же каждую осень со всей страны на уборку съезжаются помощники. Кто от души помогает, а иной кантуется, абы время провести.
   -- Постарайся, Виктор, подробности вспомнить,-- Антон почти умоляюще посмотрел на Столбова: -- В таком деле иногда второстепенная деталь может все, как прожектором, осветить.
   Столбов сплюнул на землю отжеванный кончик папиросного мундштука.
   -- Так уговариваешь, как будто я враг себе. Еще тогда, как он всучил мне сверток, предчувствие было: не иначе -- ворованное. Затем прошло. Сто лет бы эти туфли с косынкой у меня провалялись, если б Марина их не увидела. Понравились они ей, померила и говорит: "Витьк, ты как на меня купил. Продай".-- "Бери так и носи на здоровье",-- ответил, а рассказывать, как они ко мне попали, не стал.-- Столбов вопросительно посмотрел на Антона.--Неужели Марининого моряка в колодце нашли?
   -- Трудно сейчас сказать.
   -- Я ведь знал, что он должен приехать...
   -- От кого?
   -- Сначала Слышка рассказал. В деревне все почему-то тогда считали, что я влюбился в Марину. Потом сама Марина говорила, что морячок к ней вот-вот приедет.
   -- О колодце нового ничего не вспомнил?
   -- Что о нем вспомнишь нового? Вот разве... бадья обычно у колодца на земле стояла, а в тот раз, утром, оказалась в колодце. Вода зачерпнута была, и кот в ней. То ли прыгнул и загремел с бадьей в колодец, то ли его туда кто швырнул. И голова у кота вроде разбита была, ну да я к нему особо и не приглядывался.
   -- Как ты бадью достал, если она в колодце была?
   -- От нее веревка к стояку была привязана, чтоб от колодца бадью никуда не утаскивали,-- Столбов опять закурил.-- И еще в ту ночь у меня из кабины самосвала утащили разводной ключ. Я грешил на Проню Тодырева. У него такая замашка есть -- прибрать, что плохо лежит. Только, похоже, не брал он. До сих пор не знаю, куда ключ сгинул. А Проня сейчас по деревне вякает: Столбов, мол, этим ключом "ухайдакал" человека. До меня же разговоры доносятся.
   -- А сам Проня не мог этого сделать?
   -- Нет,-- ответил не задумываясь Столбов.
   -- Трусливый?
   Столбов подумал, пожевал папиросу.
   -- Я не сказал бы, что трусливый. По пьяной лавочке Проня и за кирпич может схватиться, и за ножик. Вот милиции он боится и пьяный, и трезвый. С детства у него эта боязнь,-- Столбов улыбнулся.-- В войну, как знаешь, мужиков в Ярском почти не было, одни женщины. И работали, и с ребятней управлялись. Хорошо было с теми, какие нормальными росли, а некоторые же шпана шпаной. Проня, говорят, из таких. Замаялась мать с ним. А жил в то время в Ярском участковый милиционер, Николай Иванович. Кончилось у тетки Дарьи терпенье, пришла она к нему, христом-богом просит: "Всыпь Проньке ремня, сама уже с байбаком справиться не могу". Участковый почесал затылок. "Противозаконное это дело,-- говорит.-- Вот разве по случаю военного положения показательный трибунал устроить..." Собрал в контору всю деревенскую шпану, привел Проню, штаны с него долой и милицейским ремнем влил горячих, сколько мать попросила. С тех пор, говорят, деревенская шпана тише воды, ниже травы стала, а Проня до сих пор милиции, как огня, боится.
   Антон засмеялся:
   -- А сегодня сам ко мне на допрос пришел.
   -- Это не иначе -- угодить хочет. Думаешь, почему он с меня "раковые шейки" выжимал? Кайров вроде бы на его защиту стал в тот раз, вот он и закуражился.
   Помолчали.
   -- Что хоть за машина была у того шофера? -- спросил Антон.
   -- Я ж говорил, машина ЗИЛ, вроде новенькая, но побита изрядно. Видно, шофер был аховый. Это я приметил, когда вытаскивал: он все невпопад скорость включал. Кабина такого... бежевого цвета.-- Столбов вдруг прямо посмотрел на Антона.-- Да что это тебя так интересует? Наверно, слушаешь меня, а у самого на уме: "Выкручивается, видать, Столбов. Шофера какого-то придумал..."
   -- Как тебе сказать... Мелькнула такая мысль,-- честно признался Антон.-- Только ты, пожалуйста, не думай, что я за нее ухватился. Напротив, сделаю все, чтобы найти того шофера.
   -- Где ты его найдешь,-- Столбов безнадежно махнул рукой.-- Столько лет прошло.
   -- Человек не иголка, попробуем найти,-- Антон вздохнул.-- Жалко, примет у нас с тобой маловато.
   -- Да уж какие тут приметы. Только и помню, как бутылку с пивом открывал.
   Чем дольше разговаривал Антон со Столбовым, тем больше крепла уверенность в его невиновности, хотя факты, напротив, были не в его пользу. Будто умышленно кто-то подтасовал эти факты. Кто? Мысли переключились на Проню Тодырева. Почему он сейчас, столько лет спустя, вспомнил о каком-то разводном ключе? Не слишком ли он злопамятен? Не отводит ли удар от себя? Думая о Проне, Антон вспомнил его "безразмерную" тельняшку.
   -- Вить, откуда у Прони такая старая тельняшка? -- быстро спросил он Столбова.
   -- Купил где-нибудь.
   -- Вроде с чужого плеча, великовата ему...
   -- На Проню размер не подберешь, он же малокалиберный.
   -- Давно она у него? Столбов невесело улыбнулся:
   -- Не греши ты на Проню. Только время зря потеряешь.
   Следствие зашло в тупик. Где и как искать этого шофера, о котором всего-то и известно, что открывает зубами пивные бутылки да машина у него была с бежевой кабиной? На какое-то время опять появилось сомнение: "А если шофер -- вымысел Столбова?" -- но тут же исчезло. Не похоже, чтобы Столбов стал так наивно сочинять.
   День догорал ясным, обещающим хорошую погоду, закатом. Хотелось скорее увидеть Чернышева, посоветоваться с ним. Однако Маркел Маркелович был еще где-то на сенокосных лугах. Антон открыл его кабинет, сел за стол, задумался. Снова вспомнился Проня Тодырев. Навязчиво перед глазами встала его застиранная, сползающая с плеча, тельняшка. "Откуда она все-таки у него? -- в который уже раз задал себе вопрос Антон и решил: -- Придет со своей писаниной, обязательно узнаю".
   Но Проня не пришел вечером, как уговаривались. Пришла его жена, Фроська -- пожилая, с морщинистым лбом и длинными по отношению к туловищу натруженными руками. Исподлобья посмотрела на Антона блеклыми уставшими глазами, спросила грубым голосом:
   -- Дурачок мой был у вас?
   -- Прокопий Иванович? -- на всякий случай уточнил Антон и показал на стул: -- Садитесь.
   -- Некогда рассиживаться,-- на Фроськином лице появилась не то усмешка, не то брезгливость.-- Угодил, видно, мой Проня вам, коль так уважительно об нем отзываетесь. Только никакого объяснения про Витьку Столбова я писать не буду.
   Антон удивленно поднял брови:
   -- Я вас и не просил.
   -- Он же, дурачок, сам в жисть не напишет. Он же не все буквы знает.
   -- А как на бульдозериста выучился?
   -- Маркел Маркелович, добрейшая душа, помог, хотел его в люди вытянуть. Силком заставил две зимы на курсы ходить, каждую гайку, каждый болтик у бульдозера прощупать непутевыми руками. А как стали курсанты экзамены сдавать, уговорил экзаменовщиков, чтобы чуду-юду не по билетам, как всех, спрашивали, а прямо на бульдозере проверяли. Вот он и отчитался таким фертом,-- Фроська посмотрела на стул и тяжело опустилась на него.-- Прихожу домой с работы, ребенок в слезах. Гусак где-то тут, у конторы, всю спину ему исщипал, а Проне хоть бы что. Сидит, лыбится. "Пиши,-- говорит,--следователю объяснение, что Витька Столбов в шестьдесят шестом году обвинял меня в краже ключа. Сидеть Витьке в тюрьме за убийство".-- "Я,-- говорю,--щас тебе напишу, оглоблей тебя..." -- Фроська осеклась.-- Простите, ради бога, с этим чудой-юдой не только оглоблю, а всех родителев и небесную канцелярию спомянешь...
   -- Не надо мне такого объяснения, -- сказал Антон.
   -- Вот и я так думаю: какое от дурака может быть объяснение? Это ж только курям на смех. Хоть бы припугнули его покрепче. Ну совсем мужик балдеть стал, в какую ни есть, да оказию ввяжется. Вот взъелся на Столбова, ну хоть ты кол ему на башке теши! Ох, мало его участковый Николай Иванович лупцевал в детстве...
   -- Я считал, что он на флоте служил. В тельняшке ходит...
   -- Это полосатая-то матросская майка? -- Фроська сердито махнула рукой.-- На базаре купил. Лет семь, не то шесть, назад вместе ездили в райцентр. Телку зарезали, продали мясо. Дала чуде-юде десятку, чтоб путнюю рубаху себе купил. На полчаса кудай-то крутанулся, является выпимши и, вместо рубахи, дурацкую майку приносит. Первое время только по праздникам ее таскал, а последний год и в будни не снимает. Рукава уж измочалились, обрезать пришлось,-- Фроська хмыкнула:-- На флоте, скажете тоже! Его ж из-за малограмотности даже и не брали в армию.
   Под окном конторы фыркнул, как уставшая лошадь, председательский "газик". Лязгнула дверца. В коридоре послышались грузные шаги, дверь отворилась, и в кабинет вошел основательно запыленный, но веселый Чернышев. Антон, уступив ему место, пересел к окну. Маркел Маркелович устало потер спину, блаженно вытянул под столом натруженные за день ноги и возбужденно заговорил:
   -- Вот работнули сегодня! Не меньше двух планов сделали. Вся деревня на лугах была, даже дед Слышка с Юркой Резкиным не вытерпели к вечеру, помогать пришли,-- передохнул и посмотрел на Фроську: -- Ты ко мне, Ефросинья? Благоверный твой все спит? Выпрем мы его из колхоза, ей-богу, выпрем!
   -- А лучше б совсем его из Ярского выпереть, не только из колхоза,--Фроська решительно рубанула рукой. -- Сегодня просыпался, к следователю вот ходил. Щас я из-за чуды-юды тут объясняюсь, оглоблей его...-- опять осеклась и посмотрела на Антона.-- Можно домой иттить? Дел у меня дома по горло.
   Антон наклонил голову. Чернышев живо повернулся к нему, едва только захлопнулась за Фроськой дверь, участливо спросил:
   -- Твои как дела? Есть сдвиги?
   -- Незначительные,-- признался Антон и стал рассказывать.
   Чернышев слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Изредка устало потирал виски, морщился словно от головной боли.
   -- И как теперь искать этого шофера? -- спросил он, когда Антон рассказал все, вплоть до Прониной "безразмерной" тельняшки.
   -- Куплю бутылку пива, стану на большой дороге. Как увижу ЗИЛ с бежевой кабиной, бутылку шоферу: "Открой, друг". Если к зубам поднесет, в кутузку его. Следующего буду караулить. И так, пока всех, кто зубами открывает, не переловлю. Затем опознание устрою,-- невесело пошутил Антон.
   -- Да-а...-- Чернышев устало провел ладонями по лицу.-- Нерадостные дела, однако раньше времени не отчаивайся. Иголку и то в стогу сена при желании найти можно. Важно: как и сколько человек ее искать будут.
   -- Столбову я примерно так и сказал.
   -- Ты верь ему, Антон, не давай Витьку в обиду,-- Чернышев оживился: --Знаешь, какую он замечательную штуку сегодня предложил?" Если к утру переоборудует свой трактор, мы уже завтра три суточных" плана на метке сена отгрохаем,-- и улыбнулся: -- Значит, голуба моя, и к Проне приглядывался? Шутки шутками, хоть Столбов и Резкин скидывают его со счетов, а человек он шкодливый. По пьянке, правильно Витька сказал, и за кирпич, и за ножик схватиться может. Только в данном случае не... не подходящ Проня. Тельняшка отпадает, остается бутылка пива. Вот и надо этого шофера искать. Не иначе --приезжий кто-то. Из своего района Столбов сразу бы человека определил. А приезжих по осени у нас действительно бывает много: и краснодарские, и ростовские, и пермские, и новосибирские,-- Чернышев поднялся, устало потянувшись, прошелся по кабинету.-- Время позднее, пошли сейчас домой, а завтра с утра подниму на ноги всю бухгалтерию, и ты вместе с ними посмотри-ка внимательно архив за тот год: наряды, ведомости, справки разные, трудовые соглашения. Надо хотя бы ориентировочно составить картину, из каких областей в тот год работали у нас на уборке приезжие шоферы.