Страница:
— Я тоже говорил об этом Колю, когда мы встречались под Киевом, — заметил М. С. — Меня эта проблема беспокоит. В конце концов, речь идет не только о Югославии. Как продолжать европейский процесс, если мы не можем найти способ решать подобные вопросы?
— Давайте поддерживать контакт по этому вопросу, — заключил Буш.
Главное, чего с нетерпением ждали от Горбачева американский президент и госсекретарь и чем сам он очень хотел с ними поделиться, — это внутренние наши дела. "Сегодня главный вопрос для нас, — начал М. С., — как выйти из кризиса, как ускорить реформы и двигаться вперед по пути политической и экономической свободы, в рамках общего для всех республик рыночного пространства. Центральный вопрос, — разъяснял он им, — государственность. Августовские события подстегнули стремление заявлять о независимости. Но они не изменили ничего в принципе (к моему удивлению!), — заявил М. С., — а лишь создали основу для движения к созданию действительно добровольного Союза Суверенных Государств. Испортил все Ельцин, подняв территориальный вопрос, вопрос границ. Это усилило сепаратистские тенденции на Украине. Заговорили об имперских притязаниях России.
Трудно было в этих условиях выработать совместное заявление «10+1». Но постепенно процесс пошел: Экономический договор, разработанный под руководством Явлинского, — начало возрождения Центра, нового Центра. Выразил уверенность, что Экономический договор подпишет и Украина.
Вместе с Борисом Николаевичем ведем, дескать, большую работу в плане реформирования нашей государственности. В республики разослан подготовленный нами новый проект Союзного договора. Речь идет о создании именно союзного государства, а не какой-то ассоциации или содружества. Это будет государство с едиными вооруженными силами, согласованной внешней политикой, единым рынком. Будет Верховный Совет Союза, президент, Межгосударственный экономический комитет. Союз будет нести ответственность за единую энергетическую систему, транспорт, связь, экологию, фундаментальные исследования и некоторые другие области. 11 ноября проект будет рассматриваться Государственным советом — с учетом поправок и замечаний.
К сожалению, продолжал М. С., Ельцин подвергается давлению определенных людей, которые утверждают, что Россия должна сбросить с себя бремя других республик и идти вперед сама. Я разговаривал с Борисом Николаевичем, и он заверил меня, что понимает, к чему это привело бы. Это вызвало бы огромные трудности и у России, это значило бы несколько лет больших потрясений. А для других республик стало бы катастрофой.
— Для других республик? — с некоторым недоумением переспросил Буш.
— Даже в России это вызвало бы, повторяю, серьезные потрясения. И Ельцин понимает это, но, к сожалению, он подвержен влиянию определенного рода людей. Анализируя его вчерашнее выступление, я вижу в нем две части. С одной стороны, содержится подтверждение позиции — «за Союз», с другой, по некоторым конкретным вопросам, — налицо отход от положений, включенных в проект Союзного договора, над которым мы вместе работали. Есть опрометчивые, хлесткие формулировки насчет государственности. Очевидно, это вызовет реакцию ряда республик.
Но в целом мне сейчас нужно будет поддержать его, потому что если пойдут реформы в России, то пойдут они и в других республиках.
— Ключевой вопрос состоит в следующем, — прервал Буш, — считаете ли вы, что Россия, Ельцин стремятся захватить Центр? Чего они хотят? Хотят ли они еще более сузить роль Центра, вашу роль? Это затрудняет для нас определение позиций. Нам нелегко разобраться в ситуации.
Горбачев признал, что такие попытки имеют место. Но он убежден, что Россия нуждается в новом союзном Центре. Это единственная законная форма для осуществления ведущей роли России в союзе республик. Они не примут непосредственного руководства со стороны России. Вот почему они выступают за союзный Центр. Большинство из них за всенародные выборы президента. Мне казалось, что у меня с Ельциным было понимание на этот счет. Но последняя его речь вызывает разочарование. Если он изолирует Россию, разрушит Союз, то это будет иметь разрушительные последствия и для России. Я, говорил М. С., сохраняю оптимизм. Продолжаю работать с республиками совместно и по отдельности. И хочу подчеркнуть: сегодня это фундаментальный, судьбоносный вопрос не только для нас, но и для Запада, для США. Вам предстоит сделать стратегический выбор. Сейчас необходима поддержка продолжению курса реформ, ибо от этого зависит будущее Союза, такого Союза, который, как я убежден, нужен и Соединенным Штатам, и другим странам.
Перейдя на конкретику, М. С. просил решить вопрос о продовольственном кредите в 3,5 миллиарда долларов и о платежах по задолженностям. Для этого последнего необходима срочная помощь наличными в размере 370 миллионов долларов плюс финансовый кредит от Саудовской Аравии и Южной Кореи (1 миллиард).
— Думаю, все мы понимаем, — нажимал М. С., — что поставлено на карту. Что произойдет с Союзом — будет иметь последствия для всего мирового процесса…
В ответ Буш произнес многозначительную речь, которую я постараюсь воспроизвести детально (тем более при записи мне помогало то, что я слышал сказанное сначала по-английски, потом в переводе).
— Я буду предельно откровенен, — начал Буш. — Надеюсь, ты знаешь позицию нашего правительства: мы поддерживаем Центр. Не отказываясь от контактов с республиками, мы выступаем в поддержку Центра и тебя лично. Еще до путча я выступил с речью на Украине, которая стоила мне определенных политических издержек дома. Меня критиковали за то, что я якобы «продал» Украину. Конечно, этого не было. Но я выступил против бездумного национализма.
Мы поддерживали и поддерживаем контакты с Ельциным, с руководителями других республик, но делаем это не за твоей спиной. Я задал свой вопрос потому, что в конгрессе и в администрации многие удивлены его речью, не могут понять, что она означает. С этим связан и вопрос о кредитоспособности Советского Союза.
Согласно нашему законодательству я должен удостоверить конгресс в том, что наши заемщики кредитоспособны. Я не могу обойти требование нашего законодательства. Мы считаем, что можем сейчас пойти вам навстречу по кредитам, хотя и не в полной мере. Но нам необходимо иметь уверенность, что республики полностью понимают свою ответственность. Мы хотим вам помочь, но нам нужны определенные дополнительные гарантии, касающиеся позиций республик.
— Давайте говорить откровенно, — прерывает Горбачев, — 10-15 миллиардов долларов — это не такая уж огромная сумма, чтобы мы не смогли ее вернуть. Если сейчас мы с вами просчитаемся, то со временем придется заплатить гораздо более высокую цену, речь идет не о чем-то обычном, рутинном. Речь идет об огромной стране, которая переживает великие трансформации, и здесь рутинные подходы неприемлемы, и ссылки на конгресс и экспертов меня не убеждают. Необходимо политическое решение.
«Я хочу заверить тебя в нашем понимании, — говорит Буш. — Я именно потому еще раз спрашиваю: считаешь ли ты возможным возврат к тоталитарному режиму? Это было бы плохо для всего мира, для США. Ибо это положило бы конец нашему плодотворному сотрудничеству».
— Именно поэтому сейчас необходимы конкретные действия, — подхватил М. С.
— Тем не менее мне приходится учитывать и общественное мнение у нас, в США. Я не могу спорить с той цифрой потребностей в продовольствии, которую ты назвал. Но мы не можем в полной мере удовлетворить эту просьбу. Сейчас мы можем принять решение лишь о выделении сельскохозяйственного кредита в размере 1,5 миллиарда долларов, причем часть его предоставляется сейчас же, а часть — после первого января. Мы надеемся, что это поможет вам пройти период, в ходе которого окончательно определятся отношения между Центром и республиками. Ты знаешь, как решительно выступил в поддержку Советского Союза министр финансов Брейди на сессии МВФ в Бангкоке, это даже вызвало недовольство других членов «семерки». Если ты сейчас предпочитаешь, чтобы этот вопрос не обсуждался публично, давай так и сделаем. Полтора миллиарда — это максимум на данный момент. К вопросу о сельскохозяйственном кредите можно было бы вернуться позднее, когда прояснится степень участия республик. Но данная сумма позволяет начать процесс.
Я не хотел бы, чтобы объявление о сумме, которая может показаться недостаточной, вызвало у вас трудности дома. Может быть, лучше ни о чем не объявлять, но это максимум, который мы можем выделить на данный момент. И хотя госсекретарь Бейкер иногда творит чудеса в конгрессе, надо быть реалистами.
После заверений М. С. взял слово Джеймс Бейкер:
— Позвольте сделать заявление общего характера. Я думаю, ты знаешь, что мы поддерживаем и будем стремиться впредь поддерживать ваши усилия по реформированию Советского Союза. Ты знаешь, что мы воздействовали на других доноров, в частности Саудовскую Аравию. Президент фактически пошел на то, что предоставляются непосредственно государственные кредиты США, то есть они гарантируются полностью. Мы считаем сейчас необходимым иметь подписи республик под кредитными документами, это даст президенту юридическое основание ставить вопрос перед конгрессом.
В настоящий момент мы можем выделить примерно полтора миллиарда долларов. 250 миллионов — в виде дара по линии продовольственной помощи, которая предоставляется бесплатно, остальное — кредитные гарантии. Из них 250 миллионов в данный момент и миллиард — через 60 дней. Вот что мы сможем сделать сейчас.
Что касается новых проектов по продовольствию, будем их осуществлять, но они не имеют быстрого эффекта. Мы понимаем, что наше предложение не полностью покрывает ваши потребности, но в данных обстоятельствах это то, что мы можем сделать. Тебе я скажу одну вещь, которую не может сказать президент. Ты знаешь, что мы были в контакте с тобой в июне этого года, когда пошли слухи о павловском перевороте. Мы подчеркивали тогда, что заинтересованы в стабильности Советского Союза, в том, чтобы советский народ сам определил свое будущее. И мы считаем, что это значительный аргумент, показывающий, что мы понимаем необходимость Центра. На прошлой неделе мы получили тревожные сигналы о содержании предстоящей речи Ельцина, в том числе о том, что там будет призыв к ликвидации МИД СССР, заявление о том, что Россия будет защищать русские меньшинства, где бы они ни находились, и т. п. Мы обратились к официальным лицам РСФСР и поставили вопрос так: что происходит, почему накануне мирной конференции по урегулированию арабо-израильского конфликта делается такой шаг? Это подорвало бы усилия Советского Союза. Мы выразили надежду, что этого не произойдет. Нас удивило, что в вопросе о меньшинствах не было никакого упоминания хельсинкского процесса. Очевидно, в республиках возникнет сейчас озабоченность, и со своей стороны постараемся что-то сделать, не исключено, что сможем каким-то образом помочь тебе. Нам было бы интересно получить конкретную информацию о том, что является в речи отходом от договоренностей, достигнутых при выработке Союзного договора.
— Ельцин звонил мне накануне своего выступления в парламенте России и ничего не сказал о том, что в речи будут спорные положения, — заметил Буш.
— Он говорил только о хорошем, — добавил Бейкер,
— Вы должны учитывать, — пояснил М. С., — руководители республик хотят продемонстрировать, что у них есть контакты с президентом США, хотят разыграть эту карту для удовлетворения своих амбиций. Я думаю, мы сможем выровнять ситуацию, это будет непростая задача. Но именно поэтому я так настойчиво ставлю вопрос о продовольственных кредитах и финансовой поддержке. Сейчас я в этом нуждаюсь.
— Я только просил бы тебя учитывать, что для меня ситуация сейчас иная, чем прежде. Я, конечно, буду говорить с нашим представителем в «семерке», — подвел итог Буш.
Горбачев поднял в конце вопрос об односторонней инициативе Буша и сокращении вооружений. Буш поинтересовался: получил ли Горбачев его письмо на этот счет?
— Да, — ответил М. С., — считаю его очень конструктивным и полезным.
Сообщил, что подготовлена встречная инициатива, одобренная Государственным советом, и передал американцам ее содержание.
Прилагаю эту бумагу.
Потом была совместная пресс-конференция. Буш старался не показать разность «весовых категорий», а М. С. — не из тех, кто «позволил» бы… Держался как ни в чем не бывало, но «реалистично». И в общем на этот раз выступал на пресс-конференциях и в интервью удачно.
Ужин у короля (+Буш и Гонсалес). До сих пор не может М. С. опомниться от впечатлений: они возмущались речью Ельцина на съезде в Кремле. И давали понять, что без Горбачева им трудно представить себе то, что раньше называлось «Советский Союз».
Потом — на несколько часов в сопровождении наследного принца — Барселона: олимпийские сооружения, дом Пабло Пикассо. Оттуда — во Францию.
Поездка в Латче (30 октября ) — президентский хуторок Франсуа Миттерана в Пиренеях. Событие замечательное во многих отношениях. По прошествии недели я заглянул в свои записи и вижу, что там много смахивает если не на завещание, то на напутствие политическим потомкам. И обязан, что сумею, воспроизвести.
Перелет из Барселоны был кратким. С аэродрома ехали по красивейшим местам предгорьев. Кстати, мимо Биорицца, где бывал 20 лет назад, во время первого своего посещения Франции… На вечерней встрече, устроенной тогда для нас пятерых советских местной ячейкой компартии, пришлось произносить экспромтом речь по-французски, чему удивился сам и удивил своих коллег. Очень был, помню, собой доволен. Не узнал я города издали: теперь он больше смахивает на индустриальный центр, а тогда был курортный тихий городок.
Машины свернули с шоссе в лес. Пошла узенькая дорога, сначала асфальтированная, потом (так показалось) просто грунтовая — для деревенских телег. Ветки кустов хлестали по стеклам машины. Минут через 10-15 выехали на полянку. Огородная ограда из слег, какая бывает в наших небогатых деревеньках вокруг изб. Три хатки — иначе я их назвать не могу: под соломой, приземистые, с маленькими окошечками. Сыро вокруг, сумеречно, зелено, прохладно, ходят козы и куры. Возле «хат» развесистые деревья.
Нас было всего несколько человек с Горбачевым: Раиса Максимовна, Андрей Грачев, я, переводчик и охрана. Остальные сопровождавшие его на Мадридскую конференцию улетели в Москву прямо из Испании или оставлены были по пути недалеко от Латче — в районном городке Сустоне.
Миттеран вышел навстречу. Поводил по своим «владениям», с явным удовольствием рассказывая, откуда у него такой семейный хутор, основанный аж в 1793 году и купленный им у крестьянина 28 лет назад. Он предпочитает его трем другим «соответствующим» его рангу загородным резиденциям. «Иногда, — говорит, — туда выезжал (я обратил внимание на прошедшее время глагола) для приема иностранных гостей. Может, мои преемники будут более активно использовать эти официальные резиденции. Пока же их персонал не знает, чем заняться».
Раису Максимовну увела мадам. Президенты, два помощника и переводчик уединились в хате — шале, олицетворяющем кабинет: мягкие диваны и кресла, несколько книжных полок, камин.
Протокольные шутки. Миттеран объяснил, как он представляет себе «программу» их общения. Предупредил, что утром Горбачева с Раисой разбудят петухи. (Я потом заходил в комнатушку, которую им отвели на ночлег, — очень напоминало мне закуток в деревенских избах, где в детстве «на даче» проводил я свои летние каникулы.)
Пошел разговор (дальше буду цитировать свои пометки). Горбачев стал рассказывать о Мадридской конференции, поздравил Миттерана как одного из ее инициаторов. Ф.М. (далее для краткости буду их обозначать инициалами) прервал, посожалев, что она состоялась не по формуле, которую он предлагал: пять постоянных членов СБ ООН под эгидой ООН. Тогда были бы поставлены вопросы «по сути дела» (оккупированные территории, израильские поселения, западный берег р. Иордан, сектор Газа, деление Иерусалима…). Это не произошло из-за «слишком тесных связей» между Израилем и США. Шамир не хочет участия европейцев, потому что они поддерживают отношения с ООП. И получилось, что конференция ограничилась лишь вопросом процедуры (дальнейших переговоров)… Но и это уже хорошо. Тот факт, что есть место, где противники могут говорить — а они, кстати, обожают поговорить, и те, и другие, — это уже достижение, — заключил Ф. М.
М. С. рассказал о трудностях подготовки: до последнего момента не было уверенности, явятся ли палестинцы. Условились с Бушем и Бейкером «давить» на Шамира, рассказал, как он сам на встрече с израильским премьером уламывал его «занимать конструктивную позицию».
Ему, Горбачеву, понравился разговор с Шамиром в Мадриде, откровенный и доброжелательный. Правильно, что он озабочен поставками оружия на Ближний Восток, просил, чтоб СССР прекратил их, на что М. С. возразил: тогда пусть и США это сделают, с чем Шамир согласился. Понравилось М. С., что израильтянин не ограничился темой конференции, а заговорил о крупных региональных проблемах — энергетике, пресной воде, экологической опасности — и рассчитывает в этом на связи с СССР.
Итоговое впечатление М. С. от Шамира: он хочет править бал во всем этом процессе. Но так не получится.
Ф.М. выразил готовность помогать «процессу», если с Францией будут консультироваться. Но он скорее пессимист: «Мы имеем дело с фанатизмом, с фанатизмом с обеих сторон, а его трудно урезонить».
— Там два вида фанатизма, — откомментировал М. С.
— Нет, это один сорт. Тем более что и темперамент у них похожий, — возразил француз и вдруг попросил Горбачева рассказать, что происходит у него «дома».
—У нас сейчас самый критический этап, — говорил М. С. — Он наступил раньше, чем рассчитывали. Были готовы программы движения к рынку, к новому Союзу, проект реформирования партии. Потому я и не покидал пост Генерального секретаря: нельзя было бросать эту силу в том ее состоянии. Но августовский путч все сломал, разорвал механизмы власти, внес сумятицу в политический процесс.
Так что, с одной стороны, мы имели победу демократии, а с другой — усугубление всех противоречий. После путча усилился сепаратизм. Определенные силы воспользовались этим, чтобы еще больше подорвать внутренние связи в стране.
Многое от России зависит. Удалось с помощью Государственного совета снять некоторое напряжение, в том числе вокруг Ельцина. И это позволило выйти на подписание Экономического соглашения. Сейчас проблема — выход на Союзный договор. С Ельциным договорились (вместе готовили проект), но у него очень сложное окружение. Ему подкидывают и то, и другое, затрудняют выбор. Преобладают те возле него, кто считает, что Россия должна сбросить с себя бремя бывших союзных республик.
В позиции Ельцина столько условий выхода на Союзный договор, а нужен переговорный процесс — не ультиматумы. Таким путем проблем не решить. Да, Ельцин выступает за решительность в проведении реформ, и в основном это идет в русле того, что я предлагаю. Но нельзя действовать, невзирая на другие республики: это не политика. Нельзя провоцировать отторжение. 75 миллионов живут у нас за пределами своих республик. Разделение труда такое, что все зависят друг от друга. Это касается не только экономики и экологии, тут — и наука, и культура, и человеческие связи.
В контексте мировой ситуации я вопрос ставлю так: заинтересован ли Запад, окружающий мир в том, чтобы Союз остался? Реформированный, демократический, динамичный, экономически здоровый, то есть совсем новый, но — Союз.
— Что я об этом думаю, — начал отвечать Ф.М.
— Вы уже осуществили решающие действия — уничтожили систему, которая давно не работала. И второе ваше действие — это стремление решить проблему: Союз и республики. Сложилось определенное умонастроение, которое создает центробежную тенденцию. Извне ее поощряют. Позиция же Франции состоит в том, чтобы не поддаваться конъюнктурным обстоятельствам. Я рассуждаю совершенно холодно: в интересах Франции, чтобы на востоке Европы существовала целостная сила. Если будет распад, если вернемся к тому, что было у вас до Петра Великого, — это историческая катастрофа и это противоречит интересам Франции.
Вековая история учит нас тому, что для Франции необходим союзник, чтобы можно было обеспечивать европейский баланс. Любой распад целостности на Востоке несет нестабильность. Вот почему мы не хотим и не будем поощрять сепаратистские амбиции.
И еще. Мы большие друзья сегодняшних немцев, но очень опасно, если на севере от Германии и на востоке от Германии было бы мягкое подбрюшье. Потому что всегда у немцев будет соблазн проникнуть на этих направлениях.
— И не потребуется применения военной силы. Это будет экономическая империя со всеми вытекающими последствиями, — добавил М. С.
— Что мы можем получить? — продолжал Миттеран. — Вокруг Германии ряд небольших государств, а дальше — вакуум. Это опасно. Я из тех, кто желает иметь в вашем лице сильного партнера — новый Союз. Если дело пойдет так, то мои отдаленные преемники должны будут установить прочные отношения с Россией, ибо это — самое мощное, что останется от старого Союза. Но до этого мы все можем оказаться в стадии анархии. Я за то, чтобы за 2-3 года ваша страна восстановилась на федеративно-демократической основе. Это наилучший выход для всей остальной Европы. Вы, господин Горбачев, руководствуетесь соображениями патриота своей страны. Я в данном случае исхожу из констатации исторической логики в развитии нашего континента.
— Очень важно то, что вы говорите, — откликнулся М. С. — И важно, что к таким же выводам пришел Гонсалес, с которым я вчера много говорил. Он употреблял почти те же выражения. Вижу свой долг в том, чтобы через Союзный договор выйти на новый Союз. И я хотел бы рассчитывать, что на Западе, руководствуясь своими реальными интересами, действовали бы так, чтобы поддержать меня. А я вижу, что кто-то присматривается, как воспользоваться нашим распадом.
— Франция не будет способствовать центробежным силам. И я думаю, — заявил Ф.М., — на таких же позициях стоят все старые европейские страны, у которых давние исторические традиции и глубокий европейский опыт — я имею в виду Англию, Францию, Испанию, Португалию.
— У нас должны знать позицию главных действующих лиц мировой политики по этому ключевому вопросу, — реагировал М. С. — Вчера вечером испанский король устроил ужин для меня и Буша. Гонсалес там яростно отстаивал точку зрения, похожую на то, что вы мне сейчас говорили, даже несколько забыв о протоколе и о том, что присутствует король. Все они в один голос выражали удивление некоторыми пассажами в выступлении Ельцина на Съезде народных депутатов России. Особенно по поводу того, что МИД надо сократить в 10 раз, это значит — поставить под вопрос саму необходимость механизма для проведения общей, союзной внешней политики. Президент Буш на пресс-конференции, еще до ужина у короля, занял очень строгую позицию и ясно высказался в поддержку союзной политики.
— Это очень хорошо, — сказал Миттеран. — Я помню, в апреле прошлого года мы встречались с Бушем в Майями и зашел разговор о прибалтийской проблеме. Я ему сказал тогда: да, Прибалтийские страны должны стать независимыми — это принципиальная позиция, но не надо торопиться с их признанием. Надо дать Горбачеву время для конституционных преобразований. Надо все делать последовательно и постепенно, а не наоборот. Буш поддержал этот подход, хотя ему было очень трудно, потому что и конгресс, и общественность требовали немедленного признания Прибалтийских государств. Так что Буш хорошо понимает ситуацию.
Буш за демократический Союз, за включение его экономики в мировую. Но он прислушивается к общественному мнению и осторожничает, а ему со всех сторон нашептывают, мол, не проиграй, у тебя на носу выборы. Я ему все время говорю: новый Союз на востоке Европы — это проблема, которую надо рассматривать по большому счету, а не в рамках конъюнктуры. Сохранение Союза — это жизненная проблема для Европы. Кажется, здесь я нахожу у него понимание. Но Буш несколько нерешителен, осторожничает.
— Я Бушу неоднократно говорил, — включился М. С., — что ситуация неординарная и действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности процесса. Думаю, что я нахожу понимание у него. Он все-таки решился на предоставление большого кредита под продовольствие.
— Я понимаю: отказать вам в существенной помощи сейчас — это значит сделать очень хрупким весь процесс реформирования Союза.
— Если, — резюмировал М. С., — это наша общая задача — иметь новый Союз как крупнейший оплот демократии и мира, то надо не мелочиться. Тем более что речь идет не о подачке: все будет возвращено. Но мы нуждаемся в помощи именно сейчас, именно в данный момент.
Потом был перерыв. В соседнем домике раскинули свою аппаратуру телевизионщики. М. С. и Ф.М. отправились туда давать совместное интервью. Я не пошел: там было просто негде приткнуться так, чтоб не мешать. Заглядывал иногда в окошечко: как они уютно там рядышком сидели в низких креслицах, два великих европейца конца страшного века, такие разные и такие понятные друг другу.
Бродил по заросшим тропинкам, в полной темноте: два фонаря возле домиков слабо просматривались сквозь густую зелень.
— Давайте поддерживать контакт по этому вопросу, — заключил Буш.
Главное, чего с нетерпением ждали от Горбачева американский президент и госсекретарь и чем сам он очень хотел с ними поделиться, — это внутренние наши дела. "Сегодня главный вопрос для нас, — начал М. С., — как выйти из кризиса, как ускорить реформы и двигаться вперед по пути политической и экономической свободы, в рамках общего для всех республик рыночного пространства. Центральный вопрос, — разъяснял он им, — государственность. Августовские события подстегнули стремление заявлять о независимости. Но они не изменили ничего в принципе (к моему удивлению!), — заявил М. С., — а лишь создали основу для движения к созданию действительно добровольного Союза Суверенных Государств. Испортил все Ельцин, подняв территориальный вопрос, вопрос границ. Это усилило сепаратистские тенденции на Украине. Заговорили об имперских притязаниях России.
Трудно было в этих условиях выработать совместное заявление «10+1». Но постепенно процесс пошел: Экономический договор, разработанный под руководством Явлинского, — начало возрождения Центра, нового Центра. Выразил уверенность, что Экономический договор подпишет и Украина.
Вместе с Борисом Николаевичем ведем, дескать, большую работу в плане реформирования нашей государственности. В республики разослан подготовленный нами новый проект Союзного договора. Речь идет о создании именно союзного государства, а не какой-то ассоциации или содружества. Это будет государство с едиными вооруженными силами, согласованной внешней политикой, единым рынком. Будет Верховный Совет Союза, президент, Межгосударственный экономический комитет. Союз будет нести ответственность за единую энергетическую систему, транспорт, связь, экологию, фундаментальные исследования и некоторые другие области. 11 ноября проект будет рассматриваться Государственным советом — с учетом поправок и замечаний.
К сожалению, продолжал М. С., Ельцин подвергается давлению определенных людей, которые утверждают, что Россия должна сбросить с себя бремя других республик и идти вперед сама. Я разговаривал с Борисом Николаевичем, и он заверил меня, что понимает, к чему это привело бы. Это вызвало бы огромные трудности и у России, это значило бы несколько лет больших потрясений. А для других республик стало бы катастрофой.
— Для других республик? — с некоторым недоумением переспросил Буш.
— Даже в России это вызвало бы, повторяю, серьезные потрясения. И Ельцин понимает это, но, к сожалению, он подвержен влиянию определенного рода людей. Анализируя его вчерашнее выступление, я вижу в нем две части. С одной стороны, содержится подтверждение позиции — «за Союз», с другой, по некоторым конкретным вопросам, — налицо отход от положений, включенных в проект Союзного договора, над которым мы вместе работали. Есть опрометчивые, хлесткие формулировки насчет государственности. Очевидно, это вызовет реакцию ряда республик.
Но в целом мне сейчас нужно будет поддержать его, потому что если пойдут реформы в России, то пойдут они и в других республиках.
— Ключевой вопрос состоит в следующем, — прервал Буш, — считаете ли вы, что Россия, Ельцин стремятся захватить Центр? Чего они хотят? Хотят ли они еще более сузить роль Центра, вашу роль? Это затрудняет для нас определение позиций. Нам нелегко разобраться в ситуации.
Горбачев признал, что такие попытки имеют место. Но он убежден, что Россия нуждается в новом союзном Центре. Это единственная законная форма для осуществления ведущей роли России в союзе республик. Они не примут непосредственного руководства со стороны России. Вот почему они выступают за союзный Центр. Большинство из них за всенародные выборы президента. Мне казалось, что у меня с Ельциным было понимание на этот счет. Но последняя его речь вызывает разочарование. Если он изолирует Россию, разрушит Союз, то это будет иметь разрушительные последствия и для России. Я, говорил М. С., сохраняю оптимизм. Продолжаю работать с республиками совместно и по отдельности. И хочу подчеркнуть: сегодня это фундаментальный, судьбоносный вопрос не только для нас, но и для Запада, для США. Вам предстоит сделать стратегический выбор. Сейчас необходима поддержка продолжению курса реформ, ибо от этого зависит будущее Союза, такого Союза, который, как я убежден, нужен и Соединенным Штатам, и другим странам.
Перейдя на конкретику, М. С. просил решить вопрос о продовольственном кредите в 3,5 миллиарда долларов и о платежах по задолженностям. Для этого последнего необходима срочная помощь наличными в размере 370 миллионов долларов плюс финансовый кредит от Саудовской Аравии и Южной Кореи (1 миллиард).
— Думаю, все мы понимаем, — нажимал М. С., — что поставлено на карту. Что произойдет с Союзом — будет иметь последствия для всего мирового процесса…
В ответ Буш произнес многозначительную речь, которую я постараюсь воспроизвести детально (тем более при записи мне помогало то, что я слышал сказанное сначала по-английски, потом в переводе).
— Я буду предельно откровенен, — начал Буш. — Надеюсь, ты знаешь позицию нашего правительства: мы поддерживаем Центр. Не отказываясь от контактов с республиками, мы выступаем в поддержку Центра и тебя лично. Еще до путча я выступил с речью на Украине, которая стоила мне определенных политических издержек дома. Меня критиковали за то, что я якобы «продал» Украину. Конечно, этого не было. Но я выступил против бездумного национализма.
Мы поддерживали и поддерживаем контакты с Ельциным, с руководителями других республик, но делаем это не за твоей спиной. Я задал свой вопрос потому, что в конгрессе и в администрации многие удивлены его речью, не могут понять, что она означает. С этим связан и вопрос о кредитоспособности Советского Союза.
Согласно нашему законодательству я должен удостоверить конгресс в том, что наши заемщики кредитоспособны. Я не могу обойти требование нашего законодательства. Мы считаем, что можем сейчас пойти вам навстречу по кредитам, хотя и не в полной мере. Но нам необходимо иметь уверенность, что республики полностью понимают свою ответственность. Мы хотим вам помочь, но нам нужны определенные дополнительные гарантии, касающиеся позиций республик.
— Давайте говорить откровенно, — прерывает Горбачев, — 10-15 миллиардов долларов — это не такая уж огромная сумма, чтобы мы не смогли ее вернуть. Если сейчас мы с вами просчитаемся, то со временем придется заплатить гораздо более высокую цену, речь идет не о чем-то обычном, рутинном. Речь идет об огромной стране, которая переживает великие трансформации, и здесь рутинные подходы неприемлемы, и ссылки на конгресс и экспертов меня не убеждают. Необходимо политическое решение.
«Я хочу заверить тебя в нашем понимании, — говорит Буш. — Я именно потому еще раз спрашиваю: считаешь ли ты возможным возврат к тоталитарному режиму? Это было бы плохо для всего мира, для США. Ибо это положило бы конец нашему плодотворному сотрудничеству».
— Именно поэтому сейчас необходимы конкретные действия, — подхватил М. С.
— Тем не менее мне приходится учитывать и общественное мнение у нас, в США. Я не могу спорить с той цифрой потребностей в продовольствии, которую ты назвал. Но мы не можем в полной мере удовлетворить эту просьбу. Сейчас мы можем принять решение лишь о выделении сельскохозяйственного кредита в размере 1,5 миллиарда долларов, причем часть его предоставляется сейчас же, а часть — после первого января. Мы надеемся, что это поможет вам пройти период, в ходе которого окончательно определятся отношения между Центром и республиками. Ты знаешь, как решительно выступил в поддержку Советского Союза министр финансов Брейди на сессии МВФ в Бангкоке, это даже вызвало недовольство других членов «семерки». Если ты сейчас предпочитаешь, чтобы этот вопрос не обсуждался публично, давай так и сделаем. Полтора миллиарда — это максимум на данный момент. К вопросу о сельскохозяйственном кредите можно было бы вернуться позднее, когда прояснится степень участия республик. Но данная сумма позволяет начать процесс.
Я не хотел бы, чтобы объявление о сумме, которая может показаться недостаточной, вызвало у вас трудности дома. Может быть, лучше ни о чем не объявлять, но это максимум, который мы можем выделить на данный момент. И хотя госсекретарь Бейкер иногда творит чудеса в конгрессе, надо быть реалистами.
После заверений М. С. взял слово Джеймс Бейкер:
— Позвольте сделать заявление общего характера. Я думаю, ты знаешь, что мы поддерживаем и будем стремиться впредь поддерживать ваши усилия по реформированию Советского Союза. Ты знаешь, что мы воздействовали на других доноров, в частности Саудовскую Аравию. Президент фактически пошел на то, что предоставляются непосредственно государственные кредиты США, то есть они гарантируются полностью. Мы считаем сейчас необходимым иметь подписи республик под кредитными документами, это даст президенту юридическое основание ставить вопрос перед конгрессом.
В настоящий момент мы можем выделить примерно полтора миллиарда долларов. 250 миллионов — в виде дара по линии продовольственной помощи, которая предоставляется бесплатно, остальное — кредитные гарантии. Из них 250 миллионов в данный момент и миллиард — через 60 дней. Вот что мы сможем сделать сейчас.
Что касается новых проектов по продовольствию, будем их осуществлять, но они не имеют быстрого эффекта. Мы понимаем, что наше предложение не полностью покрывает ваши потребности, но в данных обстоятельствах это то, что мы можем сделать. Тебе я скажу одну вещь, которую не может сказать президент. Ты знаешь, что мы были в контакте с тобой в июне этого года, когда пошли слухи о павловском перевороте. Мы подчеркивали тогда, что заинтересованы в стабильности Советского Союза, в том, чтобы советский народ сам определил свое будущее. И мы считаем, что это значительный аргумент, показывающий, что мы понимаем необходимость Центра. На прошлой неделе мы получили тревожные сигналы о содержании предстоящей речи Ельцина, в том числе о том, что там будет призыв к ликвидации МИД СССР, заявление о том, что Россия будет защищать русские меньшинства, где бы они ни находились, и т. п. Мы обратились к официальным лицам РСФСР и поставили вопрос так: что происходит, почему накануне мирной конференции по урегулированию арабо-израильского конфликта делается такой шаг? Это подорвало бы усилия Советского Союза. Мы выразили надежду, что этого не произойдет. Нас удивило, что в вопросе о меньшинствах не было никакого упоминания хельсинкского процесса. Очевидно, в республиках возникнет сейчас озабоченность, и со своей стороны постараемся что-то сделать, не исключено, что сможем каким-то образом помочь тебе. Нам было бы интересно получить конкретную информацию о том, что является в речи отходом от договоренностей, достигнутых при выработке Союзного договора.
— Ельцин звонил мне накануне своего выступления в парламенте России и ничего не сказал о том, что в речи будут спорные положения, — заметил Буш.
— Он говорил только о хорошем, — добавил Бейкер,
— Вы должны учитывать, — пояснил М. С., — руководители республик хотят продемонстрировать, что у них есть контакты с президентом США, хотят разыграть эту карту для удовлетворения своих амбиций. Я думаю, мы сможем выровнять ситуацию, это будет непростая задача. Но именно поэтому я так настойчиво ставлю вопрос о продовольственных кредитах и финансовой поддержке. Сейчас я в этом нуждаюсь.
— Я только просил бы тебя учитывать, что для меня ситуация сейчас иная, чем прежде. Я, конечно, буду говорить с нашим представителем в «семерке», — подвел итог Буш.
Горбачев поднял в конце вопрос об односторонней инициативе Буша и сокращении вооружений. Буш поинтересовался: получил ли Горбачев его письмо на этот счет?
— Да, — ответил М. С., — считаю его очень конструктивным и полезным.
Сообщил, что подготовлена встречная инициатива, одобренная Государственным советом, и передал американцам ее содержание.
Прилагаю эту бумагу.
Потом была совместная пресс-конференция. Буш старался не показать разность «весовых категорий», а М. С. — не из тех, кто «позволил» бы… Держался как ни в чем не бывало, но «реалистично». И в общем на этот раз выступал на пресс-конференциях и в интервью удачно.
Ужин у короля (+Буш и Гонсалес). До сих пор не может М. С. опомниться от впечатлений: они возмущались речью Ельцина на съезде в Кремле. И давали понять, что без Горбачева им трудно представить себе то, что раньше называлось «Советский Союз».
Потом — на несколько часов в сопровождении наследного принца — Барселона: олимпийские сооружения, дом Пабло Пикассо. Оттуда — во Францию.
Поездка в Латче (30 октября ) — президентский хуторок Франсуа Миттерана в Пиренеях. Событие замечательное во многих отношениях. По прошествии недели я заглянул в свои записи и вижу, что там много смахивает если не на завещание, то на напутствие политическим потомкам. И обязан, что сумею, воспроизвести.
Перелет из Барселоны был кратким. С аэродрома ехали по красивейшим местам предгорьев. Кстати, мимо Биорицца, где бывал 20 лет назад, во время первого своего посещения Франции… На вечерней встрече, устроенной тогда для нас пятерых советских местной ячейкой компартии, пришлось произносить экспромтом речь по-французски, чему удивился сам и удивил своих коллег. Очень был, помню, собой доволен. Не узнал я города издали: теперь он больше смахивает на индустриальный центр, а тогда был курортный тихий городок.
Машины свернули с шоссе в лес. Пошла узенькая дорога, сначала асфальтированная, потом (так показалось) просто грунтовая — для деревенских телег. Ветки кустов хлестали по стеклам машины. Минут через 10-15 выехали на полянку. Огородная ограда из слег, какая бывает в наших небогатых деревеньках вокруг изб. Три хатки — иначе я их назвать не могу: под соломой, приземистые, с маленькими окошечками. Сыро вокруг, сумеречно, зелено, прохладно, ходят козы и куры. Возле «хат» развесистые деревья.
Нас было всего несколько человек с Горбачевым: Раиса Максимовна, Андрей Грачев, я, переводчик и охрана. Остальные сопровождавшие его на Мадридскую конференцию улетели в Москву прямо из Испании или оставлены были по пути недалеко от Латче — в районном городке Сустоне.
Миттеран вышел навстречу. Поводил по своим «владениям», с явным удовольствием рассказывая, откуда у него такой семейный хутор, основанный аж в 1793 году и купленный им у крестьянина 28 лет назад. Он предпочитает его трем другим «соответствующим» его рангу загородным резиденциям. «Иногда, — говорит, — туда выезжал (я обратил внимание на прошедшее время глагола) для приема иностранных гостей. Может, мои преемники будут более активно использовать эти официальные резиденции. Пока же их персонал не знает, чем заняться».
Раису Максимовну увела мадам. Президенты, два помощника и переводчик уединились в хате — шале, олицетворяющем кабинет: мягкие диваны и кресла, несколько книжных полок, камин.
Протокольные шутки. Миттеран объяснил, как он представляет себе «программу» их общения. Предупредил, что утром Горбачева с Раисой разбудят петухи. (Я потом заходил в комнатушку, которую им отвели на ночлег, — очень напоминало мне закуток в деревенских избах, где в детстве «на даче» проводил я свои летние каникулы.)
Пошел разговор (дальше буду цитировать свои пометки). Горбачев стал рассказывать о Мадридской конференции, поздравил Миттерана как одного из ее инициаторов. Ф.М. (далее для краткости буду их обозначать инициалами) прервал, посожалев, что она состоялась не по формуле, которую он предлагал: пять постоянных членов СБ ООН под эгидой ООН. Тогда были бы поставлены вопросы «по сути дела» (оккупированные территории, израильские поселения, западный берег р. Иордан, сектор Газа, деление Иерусалима…). Это не произошло из-за «слишком тесных связей» между Израилем и США. Шамир не хочет участия европейцев, потому что они поддерживают отношения с ООП. И получилось, что конференция ограничилась лишь вопросом процедуры (дальнейших переговоров)… Но и это уже хорошо. Тот факт, что есть место, где противники могут говорить — а они, кстати, обожают поговорить, и те, и другие, — это уже достижение, — заключил Ф. М.
М. С. рассказал о трудностях подготовки: до последнего момента не было уверенности, явятся ли палестинцы. Условились с Бушем и Бейкером «давить» на Шамира, рассказал, как он сам на встрече с израильским премьером уламывал его «занимать конструктивную позицию».
Ему, Горбачеву, понравился разговор с Шамиром в Мадриде, откровенный и доброжелательный. Правильно, что он озабочен поставками оружия на Ближний Восток, просил, чтоб СССР прекратил их, на что М. С. возразил: тогда пусть и США это сделают, с чем Шамир согласился. Понравилось М. С., что израильтянин не ограничился темой конференции, а заговорил о крупных региональных проблемах — энергетике, пресной воде, экологической опасности — и рассчитывает в этом на связи с СССР.
Итоговое впечатление М. С. от Шамира: он хочет править бал во всем этом процессе. Но так не получится.
Ф.М. выразил готовность помогать «процессу», если с Францией будут консультироваться. Но он скорее пессимист: «Мы имеем дело с фанатизмом, с фанатизмом с обеих сторон, а его трудно урезонить».
— Там два вида фанатизма, — откомментировал М. С.
— Нет, это один сорт. Тем более что и темперамент у них похожий, — возразил француз и вдруг попросил Горбачева рассказать, что происходит у него «дома».
—У нас сейчас самый критический этап, — говорил М. С. — Он наступил раньше, чем рассчитывали. Были готовы программы движения к рынку, к новому Союзу, проект реформирования партии. Потому я и не покидал пост Генерального секретаря: нельзя было бросать эту силу в том ее состоянии. Но августовский путч все сломал, разорвал механизмы власти, внес сумятицу в политический процесс.
Так что, с одной стороны, мы имели победу демократии, а с другой — усугубление всех противоречий. После путча усилился сепаратизм. Определенные силы воспользовались этим, чтобы еще больше подорвать внутренние связи в стране.
Многое от России зависит. Удалось с помощью Государственного совета снять некоторое напряжение, в том числе вокруг Ельцина. И это позволило выйти на подписание Экономического соглашения. Сейчас проблема — выход на Союзный договор. С Ельциным договорились (вместе готовили проект), но у него очень сложное окружение. Ему подкидывают и то, и другое, затрудняют выбор. Преобладают те возле него, кто считает, что Россия должна сбросить с себя бремя бывших союзных республик.
В позиции Ельцина столько условий выхода на Союзный договор, а нужен переговорный процесс — не ультиматумы. Таким путем проблем не решить. Да, Ельцин выступает за решительность в проведении реформ, и в основном это идет в русле того, что я предлагаю. Но нельзя действовать, невзирая на другие республики: это не политика. Нельзя провоцировать отторжение. 75 миллионов живут у нас за пределами своих республик. Разделение труда такое, что все зависят друг от друга. Это касается не только экономики и экологии, тут — и наука, и культура, и человеческие связи.
В контексте мировой ситуации я вопрос ставлю так: заинтересован ли Запад, окружающий мир в том, чтобы Союз остался? Реформированный, демократический, динамичный, экономически здоровый, то есть совсем новый, но — Союз.
— Что я об этом думаю, — начал отвечать Ф.М.
— Вы уже осуществили решающие действия — уничтожили систему, которая давно не работала. И второе ваше действие — это стремление решить проблему: Союз и республики. Сложилось определенное умонастроение, которое создает центробежную тенденцию. Извне ее поощряют. Позиция же Франции состоит в том, чтобы не поддаваться конъюнктурным обстоятельствам. Я рассуждаю совершенно холодно: в интересах Франции, чтобы на востоке Европы существовала целостная сила. Если будет распад, если вернемся к тому, что было у вас до Петра Великого, — это историческая катастрофа и это противоречит интересам Франции.
Вековая история учит нас тому, что для Франции необходим союзник, чтобы можно было обеспечивать европейский баланс. Любой распад целостности на Востоке несет нестабильность. Вот почему мы не хотим и не будем поощрять сепаратистские амбиции.
И еще. Мы большие друзья сегодняшних немцев, но очень опасно, если на севере от Германии и на востоке от Германии было бы мягкое подбрюшье. Потому что всегда у немцев будет соблазн проникнуть на этих направлениях.
— И не потребуется применения военной силы. Это будет экономическая империя со всеми вытекающими последствиями, — добавил М. С.
— Что мы можем получить? — продолжал Миттеран. — Вокруг Германии ряд небольших государств, а дальше — вакуум. Это опасно. Я из тех, кто желает иметь в вашем лице сильного партнера — новый Союз. Если дело пойдет так, то мои отдаленные преемники должны будут установить прочные отношения с Россией, ибо это — самое мощное, что останется от старого Союза. Но до этого мы все можем оказаться в стадии анархии. Я за то, чтобы за 2-3 года ваша страна восстановилась на федеративно-демократической основе. Это наилучший выход для всей остальной Европы. Вы, господин Горбачев, руководствуетесь соображениями патриота своей страны. Я в данном случае исхожу из констатации исторической логики в развитии нашего континента.
— Очень важно то, что вы говорите, — откликнулся М. С. — И важно, что к таким же выводам пришел Гонсалес, с которым я вчера много говорил. Он употреблял почти те же выражения. Вижу свой долг в том, чтобы через Союзный договор выйти на новый Союз. И я хотел бы рассчитывать, что на Западе, руководствуясь своими реальными интересами, действовали бы так, чтобы поддержать меня. А я вижу, что кто-то присматривается, как воспользоваться нашим распадом.
— Франция не будет способствовать центробежным силам. И я думаю, — заявил Ф.М., — на таких же позициях стоят все старые европейские страны, у которых давние исторические традиции и глубокий европейский опыт — я имею в виду Англию, Францию, Испанию, Португалию.
— У нас должны знать позицию главных действующих лиц мировой политики по этому ключевому вопросу, — реагировал М. С. — Вчера вечером испанский король устроил ужин для меня и Буша. Гонсалес там яростно отстаивал точку зрения, похожую на то, что вы мне сейчас говорили, даже несколько забыв о протоколе и о том, что присутствует король. Все они в один голос выражали удивление некоторыми пассажами в выступлении Ельцина на Съезде народных депутатов России. Особенно по поводу того, что МИД надо сократить в 10 раз, это значит — поставить под вопрос саму необходимость механизма для проведения общей, союзной внешней политики. Президент Буш на пресс-конференции, еще до ужина у короля, занял очень строгую позицию и ясно высказался в поддержку союзной политики.
— Это очень хорошо, — сказал Миттеран. — Я помню, в апреле прошлого года мы встречались с Бушем в Майями и зашел разговор о прибалтийской проблеме. Я ему сказал тогда: да, Прибалтийские страны должны стать независимыми — это принципиальная позиция, но не надо торопиться с их признанием. Надо дать Горбачеву время для конституционных преобразований. Надо все делать последовательно и постепенно, а не наоборот. Буш поддержал этот подход, хотя ему было очень трудно, потому что и конгресс, и общественность требовали немедленного признания Прибалтийских государств. Так что Буш хорошо понимает ситуацию.
Буш за демократический Союз, за включение его экономики в мировую. Но он прислушивается к общественному мнению и осторожничает, а ему со всех сторон нашептывают, мол, не проиграй, у тебя на носу выборы. Я ему все время говорю: новый Союз на востоке Европы — это проблема, которую надо рассматривать по большому счету, а не в рамках конъюнктуры. Сохранение Союза — это жизненная проблема для Европы. Кажется, здесь я нахожу у него понимание. Но Буш несколько нерешителен, осторожничает.
— Я Бушу неоднократно говорил, — включился М. С., — что ситуация неординарная и действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности процесса. Думаю, что я нахожу понимание у него. Он все-таки решился на предоставление большого кредита под продовольствие.
— Я понимаю: отказать вам в существенной помощи сейчас — это значит сделать очень хрупким весь процесс реформирования Союза.
— Если, — резюмировал М. С., — это наша общая задача — иметь новый Союз как крупнейший оплот демократии и мира, то надо не мелочиться. Тем более что речь идет не о подачке: все будет возвращено. Но мы нуждаемся в помощи именно сейчас, именно в данный момент.
Потом был перерыв. В соседнем домике раскинули свою аппаратуру телевизионщики. М. С. и Ф.М. отправились туда давать совместное интервью. Я не пошел: там было просто негде приткнуться так, чтоб не мешать. Заглядывал иногда в окошечко: как они уютно там рядышком сидели в низких креслицах, два великих европейца конца страшного века, такие разные и такие понятные друг другу.
Бродил по заросшим тропинкам, в полной темноте: два фонаря возле домиков слабо просматривались сквозь густую зелень.