Черных Иван. Шквальный ветер

   - Собирался и женился! - с улыбкой кивнул Абдулла. - Но жена есть жена, её надо беречь. Она для семьи, для потомства, а для души - кобылицы. Покатался на одной, на другой - хорошо!
   - Да ты совсем стал циником, - хмыкнул Валентин. - А как относится к этому жена?
   - При чем тут она? - посерьезнел Абдулла. - Я её кормлю, пою, одеваю, забочусь обо всем. А как деньги зарабатываю, чем занимаюсь, не её дело. Она знает это и никогда не спрашивает, где я был, с кем, если я сам не расскажу ей.
   - Хорошая жена. И ты никогда не интересовался, волнуют ли её твои отлучки?
   - Зачем? Наши кавказские женщины тем и отличаются от ваших, что не пытаются сесть на шею мужу и помыкать им, как мулом. Их дело - рожать детей и воспитывать их...
   Разговор прервал стук в дверь. Вошла Зара, ведя за собой крупную русоволосую женщину лет тридцати.
   - А вот и мы, - сказала она и отступила к полке, чтобы представить во всей красе свою подружку. - Знакомьтесь, Татьяна.
   Абдулла браво подскочил и протянул женщине руку. Та тряхнула её по-мужски. Нагиев расплылся в улыбке:
   - Вот это женщина! "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!"
   Да, рука Татьяны была жесткая и сильная - это Валетин ощутил по тому, как она стиснула его ладонь.
   - Присаживайтесь, - пригласил Абдулла Татьяну на свою полку. - Сейчас мы все организуем. Как насчет коньяка? - обратился он к Заре.
   - Если вас устраивает, - усмехнулась девушка, видимо, представив невысокого Абдуллу рядом с этакой секс-бомбой.
   - Не только устраивает, - расцвел Нагиев. - У меня просто нет слов.
   ...Через полчаса в купе пир шел горой. Татьяна, как оказалось, обладала не только мужской комплекцией, но и пила по-мужски - одним глотком осушая рюмку за рюмкой и не пьянея, а лишь становясь бесцеремоннее и развязнее.
   Абдулла заводился, обещая устроить Татьяне такую ночь, какую она не испытала и в медовый месяц, предлагал пари, кто запросит пощады первым. В конце концов они ударили по рукам. - Только, чур, свет не выключать, предупредила Татьяна. - А то я видела, ты уже двух дублеров подготовил, что отираются за дверью.
   Валентин и Зара от души расхохотались: за дверью действительно маячили телохранители Абдуллы, располагавшиеся в соседнем купе.
   - Пойдем ко мне, - предложила Зара Валентину. - Не будем им мешать.
   Действительно, пора было расходиться - четвертый час ночи, - и у Валентина слипались глаза: сказывалось дорожное напряжение, да и в столице он целый день слонялся без толку, почти не присев передохнуть. Он, пожалуй, отказался бы и от любовных утех соблазнительной горянки, но не хотелось терять свое мужское достоинство в глазах в общем-то нравящейся ему женщины...
   В свое купе Иванкин вернулся в шестом часу утра. Татьяны там и след простыл. Абдулла храпел на весь вагон, как после утомительного, тяжкого труда. Его сон по-прежнему охраняли двое крепких, знающих свое дело молодцов.
   6.
   6.
   Установить летчиков, нанесших ракетно-бомбовый удар по Чирчику, Русанову труда не составило. Взглянув на плановую таблицу боевых вылетов и время нанесения удара, он безошибочно вычислил капитанов Мельничкова и Кудашова. Летчики и не отпирались: да, врезали по "духам", накрыли их в кирпичном полуразрушенном домишке, откуда постоянно обстреливались наши вертолеты, возвращавшиеся с задания. Мельничков и Кудашов специально оставили по паре ракет на обратный путь, чтобы наказать тамошних дудаевцев. А то, что убиты при этом двое мирных жителей и ребенок, - вранье чистой воды: не могла хорониться семья там, откуда постоянно велся огонь. А если все же она там оказалась, значит, стрелял по "вертушкам" сам глава этой семьи.
   Русанов понимал, что летчики правы, но когда он доложил о сути конфликта генералу Водовозову, тот после недолгого раздумья сказал:
   - Зарубежные наблюдатели и пресса подняли большой шум вокруг этого дела. Летчики не имели права стрелять по аулу. В общем, проведи расследование по всем правилам, без скидки на смягчающие обстоятельства. И возбуждай уголовное дело.
   - Но, Иван Петрович, они не нападали, а оборонялись. Я сам видел пробоины в их машинах, - горячо запротестовал Русанов.
   - А ты не заметил, откуда стреляли? - саркастически хмыкнул генерал.
   - Но зачем бы им...
   - Ты много стал задавать ненужных вопросов, Анатолий Иванович. Дело принимает политический оборот, а ты о пробоинах. Выполняй распоряжение! О результатах расследования доложишь по полной форме...
   Политический оборот... А люди, выходит, не в счет. Мельничков и Кудашов, по отзывам командиров и товарищей, отличные боевые летчики, а засудят их не за понюх табаку. Уволили же Иванкина именно так. Ну нет, этих ребят Русанов властям не отдаст. Он сам поедет в Чирчик и докажет, что летчики разбомбили отнюдь не беззащитный мирный дом, докопается, стала ли семья жертвой ракетно-бомбового удара или погибла совсем не здесь и не в результате налета.
   7.
   Не думал Валентин, не гадал, что снова когда-нибудь доведется сесть за рычаги вертолета, такого же, как те, на которых летал на Дальнем Востоке, в Афганистане. Нагиев не хвастал - у него такое хозяйство, что Валентин удивился, как он вообще справляется с ним: поликлиника, три больницы, ликеро-водочный и винно-коньячный заводы, фармацевтические лаборатории, три аптеки и три магазина, четыре вертолета Ми-8. Абдулла ещё мечтает прибрать к рукам местную нефтедобывающую компанию. Судя по тому, как он умело всем руководит, по его доходам, он осуществит задуманное. Не соврал, кажись, и о гареме: Валентин собственными глазами посмотрел танец полуобнаженных наложниц, послушал их пение. Настоящий ансамбль, не всякий профессиональный сравнится мастерством. И девицы как на подбор - стройные, красивые, пластичные.
   Побывал Валентин и дома у Абдуллы, познакомился с женой. Если в гареме у него жрицы красоты, то Рая - так звали супругу - сама богиня.
   Абдулла с усмешкой наблюдал за другом, довольный произведенным впечатлением. Сказал весело:
   - Разрешаю ухаживать. Но не больше. А хочешь, найду и тебе такую красавицу.
   - Спасибо, - поблагодарил Валентин. - Но я к тебе приехал не свататься, а летать.
   - Что ж, летай!..
   Год Иванкин не сидел в пилотском кресле, не держал в руках рычаги управления. Кое-что уже подзабылось. При таком перерыве в летной практике в полку замучали бы тренировками на тренажере, а тут сел инструктор, пожилой азербайджанец, лет под шестьдесят, махнул рукой: вперед, взлетай!
   Валентин увеличил обороты двигателей и плавно подал вверх рычаг "шаг-газа", заставил машину тронуться с места и тут же оторваться от земли.
   Грудь переполнилась радостью: Ми-8 повиновался ему как и прежде, послушно набирал высоту, реагировал на малейшие его команды, как хорошо дрессированный и понимающий своего хозяина зверь, чуткий и послушный и в то же время требующий максимума внимания и спартанской выдержки. Ошибок этот железный зверь не прощает. Тем радостнее было сознавать Валентину себя снова летчиком, дышать воздухом неба.
   Он дважды слетал с инструктором, и тот остался доволен, по-отечески похлопал Валентина по плечу:
   - Можешь принимать экипаж.
   Второму пилоту было около тридцати. Хмурый на вид и немногословный, он производил впечатление недовольного своим положением человека. Вероятно, так оно и было: летает пятый год, а все на правом сиденье. А тут какой-то русский свалился неизвестно откуда и сразу - командир экипажа. Плохо, конечно, когда в одной кабине нет единодушия, когда кто-то чем-то недоволен, но Валентин не волен здесь ставить какие-то условия, да и для начала не стоит обращать внимания на чьи-то непонравившиеся черты характера. Чтобы по-настоящему узнать человека, с ним, говорят, надо пуд соли съесть. Возможно, и Махмуд окажется не такой букой.
   Бортмеханик Сайфутдин, немолодой мужчина и тоже служивший, как и Махмуд, в ВВС Советского Союза, был совсем другим человеком - общительным, веселым, компанейским. Он сразу предложил спрыснуть знакомство. Они посидели с час в чайхане, распили бутылку коньяка, поболтали о политике (говорил в основном Сайфутдин), поругали Эльчибея, чуть не погубившего страну, и разошлись по домам. Дом, правда, у Валентина был своеобразный комната в двухкомнатной квартире у энергичной поджарой старушки-азербайджанки, обязавшейся кормить квартиранта завтраками и ужинами, убирать за ним и обстирывать за небольшую плату, о которой с ней договорился Абдулла. Это на время. Позже работодатель обещал разместить друга более комфортабельно.
   И жилье, и старушка вполне устраивали Валентина: она была внимательной, заботливой и относилась к квартиранту скорее как к сыну. Свой-то родной сын - тоже военный, танкист, старший лейтенант, погиб в Афганистане перед самым выводом оттуда войск...
   Вхождение Валентина в должность закрепилось на второй же день: Абдулла вызвал его и сказал, что надо лететь в Чечню, доставить туда медикаменты и продовольствие, за которые Джохар Дудаев уже заплатил.
   - Посадка южнее Ведено, - Абдулла ткнул в точку на крупномасштабной карте. - Махмуд уже летал по этому маршруту и расскажет особенности подробно. Там вас заправят. Если будет какой-то груз, заберете. Вылет завтра на рассвете. Потом, возможно, придется летать ночью. Так что получше изучи местность.
   До чеченской границы двигались, можно сказать, напрямую, обходя лишь горы. Летели на малой высоте с крейсерской скоростью, экономя топливо. День был по-весеннему теплый и тихий, яркое солнце, отражаясь от приборной доски, слепило глаза.
   Валентин испытывал настоящее блаженство: полет - это его стихия, его призвание, состояние его души. Без неба он чувствовал себя оторванным от жизни. Все-таки есть, наверное, Бог, увидел его страдания и послал - в который раз! - ему удачу: свел в многомиллионном городе со старым другом Абдуллой, повернувшим на сто восемьдесят градусов курс его жизни.
   Да, встреча с Нагиевым - это настоящая удача. Здесь, в чужом городе, в котором он никогда не бывал, в чужой стране с чужой речью, он нашел приют, уважение, кусок хлеба. Да какой ещё кусок! Не сухой и даже не черствый, а с маслом и с черной и красной икрой. Правда, вот этот полет в Чечню вселял в душу беспокойство. Нет, он не боялся, что его могут сбить, захватить в плен. Он просто не хотел видеть войну, где убивают своих же людей, недавно живших бок о бок под одной крышей. Там же обыкновенным простым людям, русским и чеченцам, нечего делить, не из-за чего воевать: земля полита потом и тех и других, вместе сеяли и пахали, вместе строили нефтеперегонный завод, вместе пользовались плодами труда... И вот теперь стреляли друг в друга.
   Миссия с гуманитарной помощью, конечно, доброе дело, но кто дает гарантию, что вместе с медикаментами и продовольствием вертолет не везет в Чечню и оружие?..
   Внизу проплывали долины, уже покрытые зеленью, цвели сады. Весна прекрасное время года, только бы радоваться, наслаждаться пробуждением природы, её красками. А тут люди уходят в горы, где безопаснее, а оттуда совершают набеги, мстят своим противникам, вспоминают старые обиды, прежние потери. Как будто молодое поколение должно отвечать за ошибки и преступления своих предков...
   Бортмеханик, он же радист, не снимает с головы наушники, прослушивая эфир, но сам пока на связь не выходит, чтобы не запеленговали. Второй пилот сосредоточен, временами отрывает взгляд от приборной доски, сверяет местность с картой и молчит. Будто в кабине, кроме него, никого нет.
   Валентин тоже наблюдает за землей. Пейзажи довольно однообразные: горы слева, горы справа, а у их подножия селения, похожие одно на другое. Чтобы запомнить такой маршрут, надо слетать по нему не один раз. Впрочем, на Дальнем Востоке было сложнее - там тайга и вовсе без характерных ориентиров, но он научился определять место по, казалось бы, неуловимым признакам.
   Дудаев, говорят, очень благосклонно относится к русским, перешедшим на его сторону. Но Иванкину эти люди непонятны: какими бы благими намерениями они ни руководствовались, все равно выходило, что это предатели. Ведь присягали одному, а в услужение идут к другому. Валентин предателем быть не хотел. Тем более не хотел, чтобы выяснилось, что он, Иванкин Валентин Васильевич, жив и скрывается в Чечне под фамилией Ахтырцева.
   Не зря говорят, что сердце зачастую предчувствует беду. Правда, это была ещё не сама беда, но неприятность для Валентина большая. Чего он опасался, то и случилось: их вертолет встречал сам Дудаев со свитой полевых командиров и в окружении иностранных журналистов, которые сразу защелкали камерами, фотоаппаратами. Как Валентин ни старался остаться в тени, куда ты денешься от настырной журналистской братии?!
   Дудаев благодарно пожимал руки всем членам экипажа, улыбался, говорил на турецком и русском теплые слова. Как Валентин и предполагал, генерал узнал в нем русского (а, возможно, его проинформировали заранее). И пока боевики занимались разгрузкой вертолета, Дудаев пригласил Иванкина в землянку, точнее подземный бункер, где был накрыт стол с дорогими винами и закусками. Стены и пол бункера застилали ковры, потолок был обшит фигурной вагонкой - все, как в просторной, обставленной необходимой мебелью квартире: стол, диван, сервант, книжный шкаф. За исключением окон да электрического освещения, которое заменяли керосиновые лампы.
   - Присаживайтесь, - жестом гостеприимного хозяина пригласил генерал летчика к столу. - Надеюсь, с вылетом вы торопиться не будете, отдохнете до утра, потому можно расслабиться, выпить бодрящего напитка. Что предпочитаете - наш чеченский коньяк или русскую водку?
   Валентин мельком взглянул на свои наручные часы - шестой час. Да, вылет придется перенести на утро: пока разгрузят, пока заправят топливом, а ночью лететь в горах удовольствие ниже среднего.
   - Подождем второго пилота и бортмеханика, - сказал Валентин, усаживаясь на предложенный стул.
   - О них позаботятся, - махнул рукой Дудаев, давая понять, что ему хочется с глазу на глаз побеседовать с командиром экипажа. Налил в рюмки водку, в другие коньяк. - Берите без церемоний. Мы же оба - летчики. - Он взял рюмку с коньяком и выпил. Валентин, зная щепетильность кавказцев, тоже выпил коньяк.
   Дудаев закусил долькой лимона и спросил:
   - Как долетели? Как работала техника?
   Он знал, что больше всего беспокоит в полете.
   - Все хорошо, - ответил Валентин. - И погода благоприятствовала, и техника работала как часы.
   - Никто не пытался вас перехватить? С земли не обстреливали?
   - Нет. Мы шли на малой высоте, радары нас не засекли, а ваши люди, наверное, были предупреждены.
   - Да, мои солдаты знают, в какие самолеты и вертолеты стрелять. Но в отдаленных аулах могут ошибиться. Вы давно у Нагиева служите?
   Валентину не хотелось о себе распространяться, и он ответил уклончиво:
   - Не очень. Но мы знаем друг друга давно.
   - Это хорошо. Абдулла - замечательный человек, помогает нам много. Я кое-что ему передам и захватите на обратном пути троих тяжело раненных. Абдулла их подлечит, поставит на ноги. Закусывайте, поговорить мы ещё успеем. Кстати, журналисты хотели бы взять у вас интервью, вы не против?
   - Против, - категорически ответил Валентин. И пояснил: - Я сделал первый полет к вам, и он ни в коем случае не связан с моими политическими убеждениями.
   - Вы хотите сказать, что не сочувствуете чеченскому народу, борющемуся с оккупантами?
   - Я сочувствую чеченскому народу, как и русскому. Они оба несут бессмысленные потери в этой войне. Вы правы - я бывший военный летчик, воевал в Афганистане. Нам говорили, что мы выполняем интернациональный долг. Но разве можно отдавать долг человеческими жизнями?
   - Можно! - вдруг воскликнул Дудаев, воздев палец кверху. - Наша жизнь ничего не будет стоить, если мы не обеспечим своим детям свободу. У вас есть дети?
   - Пока нет.
   - Вот когда будут, вы меня поймете. Да, война - страшное испытание. Но разве Дудаев ввел свои войска в Россию? Разве Дудаев бомбит мирные села, расстреливает мирное население? Все честные люди подняли голоса в защиту Чечни, и многие русские сочувствуют нам и помогают, отдают жизнь за свободу чеченского народа. Значит, есть на земле ценности дороже самой жизни.
   Валентин хотя и немало слышал о Дудаеве, да и боевые действия в Чечне подтверждали его незаурядные командирские способности, во многом был с ним не согласен, но спорить в гостях считал бестактным и продолжал молча слушать монолог генерала, который распалялся все сильнее:
   - Вы сверху видели, сколько разрушено, сожжено домов? Люди живут в холоде, голодают, у них не осталось ничего, кроме земли, на которой они родились, и за эту землю они будут биться до последнего. Нам ничего не надо, кроме свободы, и пока российские войска не будут выведены, мы будем сражаться!
   Наконец запас его красноречия подиссяк, он глянул на стоящих у двери телохранителей, как бы спрашивая: "Ну, как я прочистил мозги этому русскому?", и удовлетворенный их немым одобрением, снова наполнил рюмки.
   - А этот тост я поднимаю за вас, за всех, кто сочувствует нам и помогает. За нашу дружбу. - Он чокнулся с Валентином и стал пить маленькими глотками, смакуя напиток. Глянул на часы:
   - Извините, дела. Вечером, надеюсь, мы ещё поговорим. А интервью журналистам - дело ваше, не желаете... - Он развел руками и пошел к выходу.
   Не успела закрыться дверь, как откуда-то появился бородатый боевик в камуфляжной форме с зеленой повязкой на лбу, чем-то похожий на Шамиля Басаева.
   - Аслан Магарамов, - представился он. - Может, у вас есть какие-то просьбы, пожелания? Не стесняйтесь.
   - Просьба одна: заправить вертолет и обеспечить его охрану. На рассвете мы улетим.
   - Все будет сделано. Мне приятно видеть русского летчика, доставившего нам медикаменты и продовольствие, и я с удовольствием выпью с вами. - Он взял рюмку с водкой и кивком пригласил Валентина сделать то же.
   Иванкину пить не хотелось - трехчасовой полет по ущельям, да ещё после длительного перерыва, вымотал его. Он захмелел от двух рюмок коньяка и почувствовал усталость. Но ему хотелось поговорить с одним из подручных генерала, из первых уст услышать об истинном положении дел у мятежников, узнать их настроения.
   Магарамову было под пятьдесят (Валентин рассмотрел седину в бороде), глаза умные, взгляд пытливый, пронзительный: такие люди, не раз убеждался Валентин, умеют читать чужие мысли. С Магарамовым надо держать ухо востро. Судя по тому, что во время встречи с Дудаевым он находился рядом, Магарамов либо один из приближенных, либо контрразведчик.
   Валентин выпил и подналег на бутерброды с икрой, чтобы окончательно не захмелеть.
   Магарамов тоже закусил и, усевшись по-хозяйски на стул, как бы подчеркивая, что торопиться некуда, спросил:
   - Давно из России?
   - Порядком, - ответил Валентин, предвидя вопросы о положении в стране, о настроении людей, об отношении к Ельцину и о многом другом, о чем ему говорить не хотелось.
   - Как поживает Абдулла? - перешел Магарамов на другую тему, догадавшись о настроении летчика. - Я давно с ним не виделся. Добрейшей души человек и превосходный коммерсант. За два года так развернулся: свои заводы, свои самолеты... Кстати, спроси, не приобретет ли он для нас хотя бы парочку вертолетов. Ми-8, Ми-24.
   - У вас есть летчики?
   - Были бы машины, а пилоты найдутся. Двое уже есть. Между прочим, тоже русские. Правда, сначала воевали против нас. Мы их подбили, взяли в плен. Теперь они готовы служить нам.
   - Предатели всегда считались вояками ненадежными, - возразил Валентин.
   - Верно, - согласился Магарамов. - Но можно посмотреть на этот факт по-иному: многие россияне считают чеченцев своими братьями, и воевать их посылают против своей воли, потому они и готовы защищать вместе с нами свободу Ичкерии.
   "А он неплохой пропагандист", - отметил про себя Валентин, и, словно в подтверждение этому, Магарамов продолжил:
   - Мы проверили обоих в бою, в Первомайском. Они били оккупантов не хуже чеченцев. Но вы правы, и я больше склонен доверять тем, кто добровольно пришел защищать суверенную Ичкерию. - Он наполнил рюмки водкой. - Еще по одной, за нашу свободу.
   - Я пас, уже и так превысил норму, - отказался Валентин.
   - Да бросьте, такому здоровяку две-три рюмки не повредят. - Аслан выпил и по-дружески обнял Валентина за плечо. - Я многое знаю о вас. Вы превосходный летчик, воевали в Афганистане, летали на Дальнем Востоке. - Он весело посмотрел в глаза Валентину и дурашливо погрозил пальцем. - И история с золотом мне хорошо известна...
   "Быстро же дудаевская контрразведка собрала обо мне сведения, отметил Валентин. - Знает то, что я и Абдулле не рассказывал".
   - ...Так что, у вас есть серьезные счеты к российским властям и, думаю, законные основания предъявить им свои претензии. Мы, люди Аллаха, свято чтим его волю: не прощаем обид. И вам представилась возможность отомстить своим врагам - тем, кто выгнал вас из армии, лишил крова и куска хлеба, заставил искать убежища в чужой стране. Только ишак может стерпеть такую несправедливость! - Аслан перевел дух, выпил, закусил и, жуя, продолжил: - Хорошо, что вы привезли нам лекарства, продукты. Но это, так сказать, первый шаг. Я предлагаю вам остаться у нас, чтобы расквитаться за свои унижения и обиды. С Абдуллой мы договоримся. И платить вам станем в три раза больше, чем он.
   "Они знают и такую мелочь - сколько платит мне Абдулла, - отметил про себя Валентин. - Не зря контрразведка ест свой хлеб", а вслух произнес: "Спасибо за доверие" и спросил: - Вы сколько лет воюете?
   - Уже второй год, - с достоинством ответил Аслан.
   - "Уже", - усмехнулся Валентин. - А я воевал пять лет в Афгане. Да прибавьте работу на Дальнем Востоке, где полеты мало чем отличаются от боевых заданий. Так что мне война во как надоела. - Он провел ладонью по горлу. - Так что извините, война для меня - прошедший этап, и возвращаться в былое нет никакого желания. Да и вам она скоро надоест. Вы хоть и старше меня, но, наверное, до конца не уяснили, что кроме жертв и потерь от неё нечего ждать.
   - А свобода?! Ичкерия для чеченцев!
   - Я и в Москве видел немало чеченцев. И на Дальнем Востоке. Земля для всех одна, и где бы мы ни жили, нами всегда кто-то будет править. Для меня неважно кто - грузин, русский или чеченец. Главное, чтобы он был мудрым, справедливым правителем...
   Разговор прервал вошедший боевик. Приложив руку к груди и склонив почтительно голову, он что-то сказал Магарамову, тот кивнул в ответ, а когда боевик удалился, заметил Валентину:
   - Извините, мне надо идти. Вечером, надеюсь, мы закончим наш спор...
   Вечером, разместившись с экипажем в землянке на отдых, Иванкин ждал, что либо Дудаев, либо Магарамов вызовут его, но никто за ним не пришел, и он догадался - обстановка усложнилась, стало не до него.
   Второй пилот и бортмеханик уснули сразу после сытного ужина, а Валентину не спалось. Встретившись с Абдуллой, он надеялся наконец-то обрести покой, а вышло... Сегодня он привез сюда гуманитарную помощь, а завтра Абдулла пошлет с контрабандным оружием, и он не сможет отказаться один противозаконный шаг сделан, обратного хода нет. Вот уже и Магарамов без обиняков предлагает перейти в их стан, заверив, что с Абдуллой договорится. Похоже, он не врет. Абдулла, возможно, поставляет сюда и наемников, за что имеет немалый куш... Выходит, и он, Валентин, наемник? А говорят еще, что человек рожден для свободы... Какая к черту свобода?! Где и когда он её видел и чувствовал? Только в детской кроватке, когда мог, ни у кого не спрашиваясь, справить нужду. И то до годика, а после получал уже по попе...
   Валентин так растравил душу, что не мог больше лежать, встал и вышел на улицу. Было ещё светло. Солнце, спрятавшись за гору, золотистым бликом отражалось от единственного облачка, зависшего над подземным гарнизоном мятежников, который трудно было заметить не только с высоты птичьего полета, но и с ближнего уступа, если бы не часовые.
   - Туда нельзя, - предупредил Валентина появившийся словно из-под земли молоденький низкорослый чеченец с автоматом на груди и с зеленой повязкой на лбу.
   - Я машину свою посмотреть. Вертолет, - пояснил Валентин.
   - Мы его хорошо спрятали, - с улыбкой кивнул боевик в сторону разлапистого вяза, где, опустив устало лопасти, покоился Ми-8.
   Солдату было лет шестнадцать, камуфлированная форма болталась на нем, как на шесте, сильный акцент и услужливость выдавали жителя глухого, отдаленного аула. - Его наши джигиты охраняют.
   Валентин отошел от землянки и встал под густую ветвистую шелковицу с ярко-зеленой только что распустившейся листвой. Тихий вечер, воздух, насыщенный медвяными запахами, могучая шелковица, от которой веяло умиротворяющим спокойствием, разогнали его невеселые думы. Все складывалось не так уж плохо, пришел он к заключению. Оставаться у Дудаева никто его не неволит, и он вправе отказаться везти сюда оружие, если Абдулла вздумает ему предложить это. Не такой Нагиев человек, чтобы подставить под удар друга. А война здесь, в Чечне, долго не продлится. Блиндажи и доты дудаевцев, несомненно, мощные, но против современной техники они не устоят, в этом убеждал опыт Афгана. Там действовала многочисленная армия, а здесь лишь разрозненные банды. На этот, к слову, гарнизон, хватило бы десантного батальона. Почему Тихомиров так пассивно и бездарно ведет войну? И Тихомиров ли виноват? А Грачев? Как-то Валентин слушал его выступление по радио. Даже по невнятным намекам можно было понять, что ему кто-то мешает, связывает руки. А кто может мешать министру обороны?! Что-то слишком много в этой войне непонятного...