Черных Иван. Шквальный ветер

   Он достал из кармана штормовки пистолет. Попытался снять его с предохранителя и не смог - пальцы не повиновались.
   19
   Гусаров вернулся с корабля к машине расстроенным и возбужденным. Русанов, с которым он встретился на корабле, оказался вовсе не советником губернатора, а скорее всего ментом. И псевдоним-то выбрал - Иванкин... На кого он работает? На Валунского, на Пшонкина или на Тюренкова? Хотя какая разница, все они сволочи и подлецы, так и ждут момента, чтобы на чем-то поймать его, посадить за решетку... И к Светлане мнимый влюбленный прилип, чтобы за ним следить. А она, дура, развесила уши: "Такой интеллигентный, такой обходительный; умница". Втюрилась, как школьница. А пора бы уже разбираться в людях. Валерию Алексеевичу этот Русанов-Иванкин не понравился ещё у губернатора. Сидел, молчал, всех разглядывал и слушал. И в школу пришел... Зачем? Журналистом назвался. Статью написать? А где статья? Фельетон какой-то сволочонок накатал. А может, он? - мелькнула догадка. Но он тут же отогнал её, вспомнив, что уточнял фамилию автора - есть такой в "Тихоокеанской звезде". Пусть немного поутихнет, а если удастся переизбраться на второй срок, этот шелкопер узнает кто таков Гусаров. С Русановым-Иванкиным разберется Навроцкий, капитан - мужик крутой, с ментами у него свой счет.
   И все-таки на душе было неспокойно. А если на корабле не один мент, и они знают, куда и зачем отправляется корабль? Дело может обернуться очень худо...
   В машине его ожидала Светлана, он захватил её из школы по пути домой. Дочь сразу заметила, что отец чем-то расстроен.
   - Что-нибудь случилось? - участливо спросила она.
   - Как фамилия твоего поклонника, ну, того журналиста, с которым знакомила ваша директриса?
   - Русанов. А в чем дело? - насторожилась Светлана.
   - А вот и не Русанов, - не стал темнить Гусаров. - И не журналист он вовсе.
   - А... а кто же? - опешила Светлана.
   - Скорее всего мент. Иванкин - не слыхала такую фамилию?
   Светлана помотала головой.
   - С чего ты взял?
   - Он сейчас на корабле. Под этой фамилией.
   - И куда корабль отправляется?
   - На обычное задание. Ловить браконьеров, контрабандистов.
   - А почему ты решил, что он мент? Борьба с браконьерами, контрабандистами - интересный материал для журналиста.
   - А зачем было фамилию менять? Ко всему, он накануне устроился работать в охрану концерна "ПАКТ".
   Светлана задумалась. После небольшой паузы спросила с тревогой:
   - Даже если он милиционер, что тебя напугало?
   - Ничего, - зло ответил отец и включил зажигание. Мотор взревел, и машина рванулась с места. - Я хотел бы, чтобы моя дочь была более разборчива в выборе поклонников.
   Дома Гусаров редко пил в одиночку, а в этот вечер опустошил почти всю бутылку коньяка. Пил один в своем кабинете, запретив жене и дочери заходить к нему. Но и коньяк не смог вытеснить из груди тревогу. Если ментов подослали на корабль, значит, давно и Навроцкий и он у них под подозрением. А может, один Навроцкий? Мужик он не промах, своего не упустит, у него на пути не меньше соблазнов, чем у мэра... Тогда зачем мнимый журналист подбирал ключики к мэру, даже дочку его заарканил? Нет, дело не только в пограничниках.
   Несмотря на выпитое, спал он плохо. Всю ночь снились кошмары: то этот Русанов-Иванкин хватал его за горло, чтобы задушить, то барахтался в бушующем море и тянул руки, прося о помощи.
   Проснулся Гусаров рано и, выпив кофе, заторопился в офис. Дел было невпроворот, но он не мог ни на чем сосредоточиться, даже понять смысл оставленных ему с вечера секретаршей документов. Он то курил, то расхаживал по кабинету, почти не спуская глаз с телефона. Но аппарат молчал. А пора бы Навроцкому уже подать о себе знать.
   Включил радио. Может, в последних известиях что-нибудь сообщат о нападении на катер... Нет. Только о событиях в Чечне, о баталиях в думе, о забастовках шахтеров, учителей, врачей.
   Лишь в десятом часу к нему явился сам Навроцкий. По его усталому и озабоченному лицу Гусаров понял, что операция прошла не так, как планировалось.
   - Докладывай, - усаживая в кресло капитана, потребовал по старой военной привычке мэр.
   Навроцкий тяжело вздохнул и выпалил на одном выдохе:
   - Баксов на катере не оказалось.
   - Как? - недоверчиво воскликнул мэр.
   - Так, - спокойно развел руками Навроцкий. - Вместо баксов Батурин вез видиотехнику. Либо вас кто-то сильно подкузьмил, либо губернатор в последний момент передумал и вместо валюты решил взять видиотехнику, а выручку за неё пустить в оплату долгов и на предвыборную кампанию.
   - Чушь! - рубанул рукой Гусаров. - На что люди будут покупать эту технику, когда им за хлеб нечем платить?.. Валун и тут нас обошел, скорее всего валюту отправил другим путем.
   - Не мог он отправить, - возразил Навроцкий. - Там остались Балакшин и Манохин.
   - А наш доверенный?
   - Наш плыл на катере.
   - Кстати, что с катером?
   - Как и планировали. Отправил за Преображение. Там разгрузятся и где-нибудь бросят, пока погода хреновая и авиация не вылетела на поиски.
   Гусаров снова нервно заходил по кабинету.
   - Как на катере восприняли досмотр?
   - Как и положено. Вначале повозмущались, а потом, когда поняли, в чем дело, стали грозить.
   - Буров сделал все как надо?
   - Мужик он крутой. - Навроцкий замолчал, прикусив губу.
   - Крутой, но... - мэр понял, что капитан о чем-то умалчивает.
   - Но одного при досмотре проморгал, - вынужден был сознаться Навроцкий. - Тот мент, о котором вы предупредили, сиганул в воду.
   - Как?! - оторопело уставился на капитана мэр. - Мент ушел?
   - Далеко он в такой воде не уйдет, - успокоил его Навроцкий. - А до берега было миль шестьдесят. Два часа хода кораблю. За два часа он три раза окочурится.
   - Думаешь? - все ещё недоверчиво сверлил взглядом Гусаров Навроцкого.
   - Знаю.
   - Ну, ну. На всякий случай надо Потехина предупредить, пусть возьмет фото в охране "ПАКТа" и раздаст своим сыщикам. Мало ли что, - высказал свои соображения вслух мэр.
   Капитан возражать не стал.
   - И вот ещё что, - потер в задумчивости мэр подбородок. - Надо на всякий случай продумать версию, куда подевался с корабля Русанов-Иванкин, если кто-то знал, что он отправился к тебе на корабль. - Гусаров скрыл, что в горячности ляпнул о нем дочери.
   - Давно продумано, - заверил Навроцкий. - В плавание он с нами не ходил, просто подвозил к кораблю друга Сидорова. Кстати, он в госпитале, мент крепко огрел его рукояткой пистолета по макушке, а Дырдыру из автомата наповал... Менты зря хлеб не едят, кое-чему их учат. И не плохо учат.
   - А как же с Сидоровым? В госпитале спросят, откуда рана.
   - Вы уж совсем считаете нас за дураков, Валерий Алексеевич, - обиделся Навроцкий. - Погода-то вон какая была. И без пистолета можно было так трахнуться об угол, что и не подняться.
   - Я так, на всякий случай. В общем, держи меня в курсе.
   - Само собой.
   Навроцкий ушел, а Гусаров подошел к сейфу, достал из него бутылку коньяка, налил почти полный стакан и выпил залпом. Но и на этот раз коньяк не затушил тревогу.
   20
   В это ненастное утро Валунский тоже не находил себе места: утром должен был прибыть катер с видеоаппаратурой, шел уже одиннадцатый час, а от Батурина ни слуху, ни духу. Губернатор позвонил в штаб пограничников. Там подтвердили, что катер был встречен в нейтральных водах, досмотрен и в сопровождении корабля капитана Навроцкого направился в порт. Примерно в шестидесяти милях от берега Навроцкий оставил катер и вернулся в квадрат патрулирования.
   Не давал о себе знать и Балакшин, тоже вышедший из порта Хакодате на рыболовецкой шхуне, нанятой у японских рыбаков, с коробками из под видеоаппаратуры, в которых находилась валюта. За этот груз Валунский беспокоился больше всего. Денег, полученных от концерна "ПАКТ", хватило лишь на выплату энергетикам и шахтерам за один месяц. А тут ещё черт попутал связаться с коммерческим директором совместного предприятия "Ширпортреб" Долгоруким, уговорившим выделить из "ПАКТовских" денег два миллиона долларов на покупку в Китае пуховиков - легких и теплых курток, пользующихся у населения большим спросом.
   - Зима на носу, куртки вмиг разойдутся и дадут большую прибыль, заверил Долгорукий.
   Прошло две недели, а ни курток, ни самого Долгорукого.
   Валунский поручил Севостьяну заняться выяснением, куда запропастился коммерческий директор, и тот сообщил пренеприятнейшее известие: Долгорукий ни с кем не договаривался о покупке курток, сбежал с деньгами за границу.
   Ищи ветра в поле!
   Не зря говорят: беда не ходит в одиночку. Домой хоть не заявляйся, Нонна совсем озверела, по поводу и без повода устравивает скандалы; вместо отдыха - ад. Надо тоже принимать какое-то решение. Но это потерпит, а вот с катером и со шхуной...
   Он позвонил начальнику службы безопасности, начальнику управления внутренних дел края, командующему армией, справился, не поступило ли о катере и шхуне каких-либо сообщений - он проинформировал их ещё утром - и, не услышав ничего утешительного, попросил приехать к концу рабочего дня, предчувствуя, что и к этому времени ни катер, ни шхуна не объявятся. Распорядился секретарше приготовить выпивку и закуску человек на шесть.
   День прошел в томительном ожидании. Будто в наказание, ему почти никто не звонил, не просился на прием, оставив его одного со своими невеселыми мыслями. Лишь после обеда подполковник Севостьян пролил слабый свет на случившееся: от своего человека он узнал, что катер Батурина был дважды досмотрен в море, и якобы во второй раз на нем были обнаружены наркотики. Катер был арестован и направлен в одну из наших бухт. В какую, узнать ему не удалось. И, пожалуй, самым неприятным из этого сообщения было то, что на катере каким-то образом оказался Русанов.
   Валунский снова позвонил в штаб пограничников. Но там информацию Севостьяна не подтвердили. Заверили, что никто катер два раза не досматривал и никто его не арестовывал.
   - Да вы сами можете связаться с Навроцким, он на берегу, и он вам все объяснит, - посоветовал дежурный офицер.
   Губернатор разыскал по телефону Навроцкого - тот находился дома, - но капитан и вовсе опроверг сообщение начальника уголовного розыска.
   - Катер мы действительно сопровождали, - сказал Навроцкий. - Но не досматривали. Оставили его в нашей прибрежной зоне и вернулись в район патрулирования. Вот на этом наши функции и закончились.
   О Русанове Валунский спрашивать не стал: если он был на корабле, возможно оказался и на катере. Надо ждать от него известий.
   К 18 часам к офису губернатора подъехали генеральские лимузины. Военные любили точность - появились, будто сговорившись, одновременно. Пшонкин и Белецкий - в генеральской форме, Тюренков - в штатском. Здоровались с губернатором не так торжественно, как прежде, сочувствовали и выражали соболезнование.
   Светлана накрыла на стол. Выпили молча, не приступая к главной теме. Валунский налил по второй и спросил, глядя своим сотоварищам в глаза:
   - Что будем делать?
   - Ждать улучшения погоды, - ответил Белецкий. - Как только шторм прекратится, подниму вертолеты на поиск.
   Губернатор осушил рюмку одним глотком, обратился к начальнику управления внутренних дел края Тюренкову.
   - Что могло случиться, Петр Викторович? Как ты думаешь?
   Тюренков долго тянул коньяк, словно оттягивая ответ. Потом закусил долькой лимона.
   - Что могу сказать... С утра ломаю над этим голову. Если б не погода, ясное дело... Но катер мог и на рифы наскочить.
   - Какие рифы! - возмутился Валунский. - Батурин знает подходы к бухте как свои пять пальцев.
   - Мало ли что на катере могло произойти, - стоял на своем начальник управления внутренних дел. - Ты хорошо знал команду?
   - Откуда, - махнул рукой губернатор. - Те, что работают постоянно, конечно, ребята надежные. А те, что на рейс набрали, кто их разберет!
   - То-то и оно, - Тюренков снова взялся за закуску. - Ныне преступные элементы, как тараканы, в каждую щель лезут. А катер, я думаю, найдем, не иголка. По своей линии я всех предупредил, ищут.
   - И служба безопасности задействована, - отозвался Пшонкин, наливая себе сам очередную рюмку. Выпить он любил. От чрезмерного и ненормированного употребления спиртного в сорок пять он растолстел, лицо обрюзгло и стало красным, как у многих гипертоников. Но начальство его ценило - дело он знал и умело управлял подчиненными: все, что творилось в крае, незамедлительно докладывалось в Москву. Друзей на службе у него не существовало, хотя со всеми руководителями края он был на дружеской ноге. Однако стоило кому-то оступиться, он не покрывал его.
   Валунский знал это, знал, что к губернатору у него особый интерес и каждый его шаг известен начальнику службы безопасности, потому старался сам держать его в курсе дела, чтобы не вызывать излишней подозрительности. Тюренков попроще, может, потому, что за самим грешков немало, но на него можно положиться и тогда, когда надо действовать в обход закона.
   Добрее всех и душевнее - Белецкий. С ним Валунский откровенен как с братом, командующий армией не раз выручал его. И вот на этот раз, с оружием. Более пяти тысяч автоматов списали на счет взрыва склада и отправили на катере. Жаль, если все труды напрасны. Потому Белецкий угрюм и молчалив, переживает не менее губернатора.
   В кабинет вошла Виктория, неся кофе. Расставила миниатюрные чашечки возле каждого, шепнула на ухо Хозяину.
   - Мне в институт пора. Я договорилась с уборщицей, она утром все уберет.
   Раньше губернатор отпускал свою секретаршу. Но с некоторых пор он заметил, что около неё вьется старший лейтенант, артиллерист. Несколько раз Валунский, вернувшись раньше намеченного в офис, заставал его в приемной. Видел как-то в выходной Викторию с ним в городе. Это ему начинало не нравиться - чего доброго, ещё влюбится. Офицер он видный - высокий, смазливый, бравый. При появлении губернатора лихо отдавал честь, извинялся и быстро исчезал.
   - Твой поклонник? - спросил как-то Валунский.
   - Они все тут поклонники, - уклончиво ответила Виктория. - Своего командира разыскивал.
   - Кто его командир? - поинтересовался губернатор.
   Виктория пожала плечами.
   - Я не спрашивала.
   Вечером у неё на квартире Валунский продолжил разговор о старшем лейтенанте.
   - Ты с ним встречаешься?
   - А что, нельзя? - с прищуром и вызовом спросила Виктория.
   - Почему нельзя. - Валунский не знал, какой привести довод. - Ты женщина молодая, красивая. И если это серьезно, скажи.
   - И ты будешь искать другую секретаршу, - дополнила его Виктория.
   - Почему?
   - Так говорил мой бывший хозяин полковник в отставке Рыбочкин.
   - Ты догадываешься, кто его убил?
   Виктория изменилась в лице.
   - С чего ты взял? Если бы я знала, давно бы рассказала милиции.
   - Тебя больше не допрашивали?
   Виктория пытливо зыркнула ему в глаза и отвела взгляд. Помолчала, потом спросила:
   - Разве убийцу ещё не нашли?
   - Ищут. Надо сказать им о старшем лейтенанте, - пошутил Валунский. Такой из за ревности все может сделать.
   Виктория побледнела.
   - Это ты из-за ревности кого угодно можешь под вышку подвести, сказала со злостью...
   Нет, старший лейтенант был для неё не просто случайным посетителем...
   - Сегодня тебе придется пропустить занятия, - сказал он твердо. - Мы долго не задержимся, надо будет один документ отпечатать.
   Виктория закусила губу и с сердитым лицом отправилась в приемную.
   Застолье в этот вечер действительно не затянулось. Генералы ещё раз заверили губернатора, что все время, пока не найдут катер, будут держать палец на пульте, разъехались. А Валунский, велев Виктории прихватить домой пару бутылок коньяка и закуски, поехал к ней. На душе у него по-прежнему было муторно и ехать домой не хотелось, жена не посочувствует, не скажет доброго слова. И с Викторией надо что-то решать, пока старший лейтенант совсем не увел её.
   Виктория все ещё дулась, но выполнила его распоряжение безропотно, а когда он в машине надел ей на палец золотой перстень с бриллиантом, кокетливо усмехнулась, спросила с ехидцей:
   - Уж не думаешь ли ты сделать мне предложение?
   - А почему бы нет? - ответил он шутливо, хотя мысль эта зрела уже недели две и он все больше склонялся к тому, что надо поговорить с Викторией. И вот наступил подходящий момент. - Согласишься?
   - Не боишься, что тебя в многоженстве обвинят?
   - Кто? Парторганизации у нас давно нет.
   - А твои генералы?
   - Они будут завидовать.
   В квартире Виктории после того, как была распита бутылка коньяка и секретарша сменила гнев на милость, разрешив ему остаться у неё ночевать, лежа в постели он вернулся к начатой в машине теме.
   - Что ты скажешь, если я перееду к тебе насовсем?
   - Ты серьезно?
   - Вполне. С женой у меня давно разлад. Мы не только не понимаем друг друга, ненавидим. Надо разводиться.
   Виктория словно замерла. Лежала минуты три неподвижно, затаив дыхание. Он не мешал ей осмыслить предложение.
   - И так будем жить - губернатор с женой-секретаршей?
   - Ну зачем же? Разве я не в состоянии тебя прокормить? Работу ты бросишь, университет - дело твое.
   - Учиться я не брошу.
   - И правильно, - одобрил Валунский. - Заканчивай университет, а там видно будет.
   Виктория снова помолчала.
   - Но жить губернатору в однокомнатной малометражке...
   - Этот вопрос я тоже продумал. Квартира будет. Хоромы не обещаю, но две комнаты с холлом и лоджией получишь.
   Виктория ласково потеребила на его груди волосы и крепко поцеловала.
   21
   Гусаров вернулся домой уже за полночь - засиделся с Навроцким в ресторане, обсуждая произошедшее, затем заехали к своим любовницам, и с ними ещё пировали несколько часов.
   Несмотря на позднее время Светлана не спала, вышла ему навстречу и ошарашила вопросом:
   - Куда вы дели Русанова Анатолия? Что с ним?
   - Ты что, белены объелась? - возмутился отец. - Я должен следить за твоим возлюбленным?
   - Не надо следить. Но вы заманили его на корабль, и он из плавания не вернулся.
   - А кто тебе сказал, что его брали в плавание?
   - Ты же сам сказал, что видел его на корабле и что он не журналист, а мент.
   - Правильно, говорил, - согласился отец. - Но только мы с тобой уехали, Русанов, или как там его, сошел с корабля.
   - Неправда! - в отчаянии воскликнула Светлана. - Я целый день ему звонила, не отвечает. Значит, он не сошел с корабля.
   - Значит, он уехал к другой женщине, - уже со злостью ответил отец. Ты исключаешь такую возможность?
   - Исключаю. Он не такой прелюбодей, как некоторые...
   - Ты забываешься, дочь! - резко прервал её Гусаров. - Я не обязан давать тебе никакие отчеты. Тем более о твоих сомнительных знакомых. Ты должна не о нем беспокоиться, а об отце, вокруг которого плетут интриги и расставляют всякие ловушки, чтобы посадить за решетку.
   - Надо жить честно, тогда и бояться не придется.
   - Много ты понимаешь. Это коммунисты для дураков придумали моральный кодекс, а сами врали без оглядки, брали взятки, пьянствовали, распутничали.
   - Так ты от коммунистов унаследовал эти пороки? - съязвила дочь. - Но я знала и честных коммунистов. Тогда не было такого бардака, зарплату платили вовремя. А ты - мэр города, хозяин. А что делаешь для города, для своего народа?
   - Ты стала агрессивная и злая, Светлана. Пора тебе замуж.
   - Может, ты мне и мужа нашел?
   - Родителям не безразлична судьба детей. Это ты идешь на поводу у моих врагов, а я хочу, чтобы ты была счастлива.
   - И кем же ты решил меня осчастливить?
   - Не иронизируй, я серьезно. Знаешь помощника Навроцкого Бурова?
   - Не знаю, но видела. Самодовольная и бандитская рожа, как и у его командира. А как говорят, скажи мне, кто твой товарищ, я скажу, кто ты. Нет, милый папочка, подыщи этому доблестному офицеру другую партию. О Русанове ты, конечно, правду не скажешь. Но знай, если что с ним случилось, я молчать не стану.
   Их громкий разговор разбудил мать. Она вышла из спальни заспанная, растрепанная, в длинном хлопчатобумажном халате, вылинявшим от стирки и протертым чуть ли не до дыр рукавами. У Светланы защемило сердце: отец довел мать до такого состояния, что она перестала следить за собой, опустилась и ко всему стала равнодушной.
   - Иди спать, дочка, его не переубедишь, он - большой человек, мэр города. И разве у него такие советники, как мы? - сказала с грустью мать, беря Светлану за руку, чтобы увести в её комнату.
   - Подожди, мама, - остановила её Светлана. - Я должна и тебе и ему сказать правду: мэром ему осталось быть недолго. И я боюсь за его судьбу.
   - А ты не бойся, - усмехнулся Гусаров. - Твой отец не такой дурак, как ты думаешь. Он тоже умеет смотреть вперед и кое-что уже предусмотрел. А теперь и в самом деле пора спать, я чертовски устал. - Он был рад, что удалось уйти от трудного разговора о мнимом журналисте.
   22
   В образцово-показательную школу приехал элегантно одетый представительный мужчина лет сорока, назвался режиссером молодежной киностудии "Восходящая звезда" и попросил директрису показать ему всех девушек десятиклассниц для выбора на роль Анны Снегиной.
   Галина Гавриловна была польщена, что выбрали именно её школу, и после занятий собрала десятиклассниц в спортивном зале.
   Режиссер долго и внимательно осматривал каждую, просил пройтись, сделать книксен, сказать какую-нибудь фразу из классики или прочитать стихотворение и остановил свой выбор на Рите Сероглазовой, красивой и стройной девушке с густыми льняными волосами и большущими серыми глазами, соответствующими её фамилии. Она была не только хороша, грациозна, прошлась, будто проплыла лебедушкой из "Лебединого озера", она и поэму Есенина знала почти всю наизусть.
   Подруги с завистью смотрели на нее, а Рита, когда режиссер сказал: "Замечательно. Это то, что нам надо", покраснела до ушей и не могла от радости и смущения вымолвить ни слова.
   Семен Семенович, так звали режиссера, понимающе и по-дружески подмигнул ей с улыбкой и объявил, что теперь надо поехать в филиал киностудии, обговорить кое-какие формальности, взять сценарий, и он расскажет как надо "вживаться в образ".
   Уже в машине Рита вдруг забеспокоилась.
   - Боюсь, что родители меня не отпустят.
   - А ты не говори им, куда едешь, - посоветовал режиссер. - Потом скажешь. А сейчас придумай что-либо насчет экскурсии или дискотеки с подружками.
   Рита помотала головой.
   - Я никогда не врала.
   - В таком случае, не знаю как быть, - пожал плечами Семен Семенович. Надо было сказать в школе, я бы другую подобрал.
   Лицо девушки снова запылало. Нет, она не хотела уступать другой.
   - Скажите, а надолго придется там задержаться? - спросила несмело.
   - Ты же понимаешь, это не школьный спектакль. Надо ввести тебя в курс дела, кое-что показать, подсказать. Завтра к вечеру вернешься. Ведь завтра выходной?
   Рита закусила губу. Вот задача! Конечно, ей очень хотелось сняться в кино, да ещё в такой роли - Анны Снегиной. Такое раз в жизни бывает. Но родители, она была уверена, не пустят её. Хотя внешность Семена Семеновича не вызывала никаких подозрений - солидный, интеллигентный мужчина, в школе его все видели и знают, зачем он приезжал, мать все равно заподозрит неладное. Да и вообще она к артистам, спортсменам относится как к пустым, легкомысленным и развратным людям. И отчим мать поддержит, хотя не очень-то обожает падчерицу, впрочем, как и она его.
   Что же делать? Рита продолжала кусать губы. Наконец решилась.
   - Остановитесь у телефона автомата. Я позвоню родителям.
   - Как ты решила объяснить?
   - Как вы и советовали. Скажу, что едем на экскурсию на рудник "Касситерит". Нас действительно собирались туда свозить.
   - Вот и отлично. Заодно и подружку близкую предупреди, чтобы не подвела.
   Рита кивнула.
   - Только я не переоделась, - озадаченно вздохнула Рита. - И с собой ничего не взяла.
   - Там все есть, а чего нет, по пути купим, - пообещал Семен Семенович.
   Действительно, свой роскошный просторный лимузин он остановил возле универмага, подождал, пока она звонила домой, потом повел в магазин. Остановился у отдела "Женская одежда".
   - Выбери себе халатик. Там есть, но вдруг тебе не понравится или не по твоему размеру. Не стесняйся, считай это в счет аванса.
   - Нет, нет, - замотала головой Рита. - Что я дома скажу?
   Семен Семенович не стал её слушать, подозвал продавщицу и попросил подобрать девушке, - он кивнул на Риту, - самый лучший, самый красивый халат. Расплатился и повел в парфюмерный отдел. Теперь уже не спрашивая, купил французские духи с непонятным названием - о таких Рита и не слышала, - кремы, лосьоны и направился к выходу.
   - А теперь заедем пообедаем, - объявил он категорично и пояснил: - Я сегодня ещё не завтракал. Да и ты, вижу, проголодалась.
   В ресторане он сам ни грамма не выпил, и ей не предложил. Правда, пообедали вкусно и сытно, Семен Семенович оказался заправским гурманом, не скупился на дорогие блюда, заказал и красную икру, и салат из крабов, и отбивную из телятины.
   В двухэтажный деревянный особняк в лесу они добрались уже затемно, и в падающем из окон свете деревья у дома, газоны вдоль дорожек, выложенные фигурными плитами, казались сказочно-красивыми. Поначалу, когда выехали за город и помчались по неширокой асфальтовой дороге в лесу, Рита забеспокоилась - не завезет ли её этот дядечка туда, куда Макар и телят не гонял. Но когда он попросил её почитать Анну Снегину, стал с увлечением рассказывать о будущем фильме, беспокойство её улеглось. Семен Семенович совсем не походил на насильников или бандитов: он был деликатен, предупредителен и даже нежен - настоящий режиссер, знаток человеческой души. И к концу рискованного, загадочного путешествия Рита прониклась к Семену Семеновичу полным доверием и симпатией.