Черри Кэролайн. Источник Шиюна

   Тучи вокруг все сгущались. А Джиран рядом с ним говорила о своих надеждах. Там, впереди, богатство, настаивала она. Там изобилие и нет опасности наводнения. Она говорила так, словно пыталась убедить себя в своей собственной правоте, но голос ее отвлекал Вейни, давая ему избавление от собственного отчаяния.
   Внезапно она замерла, не проронив ни звука, и упала, не отпуская его руку. Он упал рядом с ней, пытаясь понять, что с ней случилось. Вдруг словно бы из-под земли раздался всплеск, и Вейни оттащил Джиран от края воды. Затем наступила тишина. Они лежали, глядя друг на друга. Лицо Джиран побледнело, ее ногти впились в его запястье. Она откинула с лица свои слипшиеся волосы и отдышалась. Он почувствовал тот ужас, с которым Джиран жила всю свою жизнь в страхе, что мир ее умирает. Он поднял ее, прижал к себе, стряхнул грязь с ее ободранных локтей, с залитых слезами щек, понимая теперь, чего ей стоило быть такой смелой.
   — Слабенькое землетрясение, — сказала она. — Когда морская стена обрушилась и половина Хиюджа была затоплена, земля содрогалась примерно так же, — сказала она ему, нервно улыбнулась и попыталась шутить: — Как у нас говорят, мы теперь стали на ладонь ближе к морю.
   Он не мог смеяться, но прижал ее поближе, оценивая силу ее духа и пытаясь укрыться от ветра, несущего тяжелые капли дождя. Они продолжали путь даже там, где земля была взрыхлена дождем. Вейни все еще дрожал и потому не был уверен, что подземные толчки прекратились. Небо потемнело до болезненно-зеленоватого цвета, начал хлестать дождь и шум его поглотил все другие звуки, отделяя стеной от всего прочего мира их и тропинку, по которой они шли. Местами вода на дороге доходила им до щиколотки, и Вейни пробовал камни шестом, чтобы не упасть и не быть смытым потоком.
   Вечерело. Холмы проступали вокруг них, словно волшебные, материализовавшиеся из серо-зеленой мглы и завесы дождя. Неожиданно они увидели какой-то рассеянный свет, и перед ними замаячила серая тень, расплывчатая как иллюзия.
   — Шиюн, — выдохнула Джиран. Ее рука сжала его руку. — Мы достигли Шиюна.
   Вейни ничего не ответил, потому что мысли о Моргейн отвергали всякую радость от того, что они живы. Но ему было приятно видеть счастье Джиран, и он сжал в ответ ее руку. Холмы приближались по мере того как они шли и по мере того как убывал день. Вода уже не скрывала дорогу, а кружилась между холмами. Внимание Вейни привлек высоченный холм в стороне, похожий на великана, а на нем — серые башни чуть светлее облаков, клубящихся над их головами в штормовых сумерках.
   — Это Охтидж-ин, — закричала ему Джиран сквозь рычание воды. — Это Охтидж-ин! Первое из укреплений Шиюна!
   Ее голос наполнился радостью при виде этого зловещего места. Она направилась вперед, но Вейни остановился, и она остановилась тоже, закутываясь в свою шаль, начиная дрожать от холода, который быстро пробрал их, как только они прекратили двигаться.
   — Он хорошо защищен, — сказал Вейни, — и, может быть, нам следовало бы ночью обойти его стороной.
   — Нет, — заспорила она. — Нет.
   В ее голосе слышались слезы. Он бы с удовольствием согласился с ней и сделал бы так, как она хотела, но подумал о том, как много она знала о Моргейн. И еще он вспомнил о своей клятве.
   — Я бы не стал доверяться этим укреплениям, — сказал он.
   — Болотники торгуют с людьми из Охтидж-ина, — убеждала она его, дрожа и кутаясь в шаль. — Мы здесь в совершенной безопасности. О Господи, они дадут нам еду и прибежище, или мы умрем от холода прямо здесь. Это действительно безопасное место.
   Он повиновался рывку ее руки. Они подошли ближе, и он смог разглядеть это место под названием Охтидж-ин, которое, обнесенное огромной стеной, представляло собой большую крепость. Много башен поднималось вокруг центральной башни, которая была частью стены, укрепленной многочисленными подпорами, такими, словно каждая из них была гениальным изобретением, которое впоследствии никогда не переделывалось. Черные деревья, все еще сохранявшие листочки на своих ветвях, наклонились в сторону юга под силой штормового ветра. Все место казалось настолько заброшенным, словно упадок длился многие столетия и дело уже шло к смерти. Он протер глаза от дождя и попытался внимательно рассмотреть крепость.
   — Идем же, — быстро шептала Джиран.
   Ее зубы дрожали от холода. «Может быть, — подумал он в смятении, — Моргейн все-таки придет этой дорогой, потому что другой здесь нет». Джиран потянула его за руку, и они пошли по тропинке, ведущей к холму, к внушительным деревянным воротам с аркой над ними, которые выглядели не такими древними, как окружающие их камни. «Лучше, пожалуй, — подумал он, — казаться безобидными прохожими, которые не несут в себе никакой угрозы».
   — Хей! — закричал он в сторону грозных стен, пытаясь перекричать ветер. И услышал, что его голос очень слаб и в нем совсем нет того, что он пытался в него вложить. — Эй, откройте ворота!
   Вскоре на одной из башен замерцал свет, послышался звук открываемых окон и звон колокольчика. В открытых окошках появилась целая группа теней и исчезла. Затем наступила тишина, лишь слышался звук воды, сбегающей со стен, которая собиралась перед воротами на дороге, устланной камнями. Послышался звук открывающейся двери, и какой-то человек в черном одеянии высунулся, чтобы взглянуть на них. С осторожностью он открыл ворота пошире и отступил назад, давая им дорогу.
   — Проходите, — сказал он, — проходите скорее.

7

   — Священник, — сказала Джиран, — священник шию.
   Вейни облегченно вздохнул. Черное одеяние не было привычным для его родной земли, хотя звук колокольчика и ласкал слух и был знакомым. Но священник на этой серой, умирающей земле, где не было никаких признаков жизни, был подтверждением того, что здесь есть люди. Вейни все еще боялся войти внутрь, опасаясь, что лучники на стенах держат их под прицелом. Точно также охранялись от всяких ночных гостей и границы Карша и Эндара. Вейни держал руки на виду и пристально смотрел на священника.
   — Отец, — сказал он охрипшим и слабым голосом, выдавая свою тревогу. — Отец, женщина на серой лошади, или на черной, а может быть, пешком… Вы видели ее?
   — Нет, — ответил священник, — никого. Если бы какой-нибудь путешественник проезжал мимо Охтидж-ина, мы бы знали об этом. Проходите и чувствуйте себя как дома.
   Джиран прошла вперед. Вейни почувствовал промелькнувшую тревогу и приписал это своей измотанности. Все равно, было уже слишком поздно. Если он побежит, то они легко настигнут его. В противном случае их ждут приют и еда, и нужно быть сумасшедшим, чтобы отказаться от этого. Джиран тянула его за руку, и он вошел в маленькие воротца, которые вели в пространство между двумя стенами, из которых торчали факелы, а дождь барабанил по их медным крышам.
   Второй священник закрыл ворота на засов. И Вейни почувствовал приступ нового недоверия — к этим двойным воротам. Еще одна стена защищала внутреннее пространство крепости Охтидж-ин. Второй священник дернул за шнур, звоня в колокольчик, и мощные внутренние ворота открылись, освещаемые факелами и заполненные вооруженными людьми. Копьеносцы стояли под факелами с развевающимся на ветру пламенем, в доспехах и вооруженные копьями с устрашающими зубьями. Они создавали ощущение чего-то ужасно грозного в такой малонаселенной земле. Даже Джиран казалась растерянной и держалась поближе к Вейни.
   Священник опирался на посох, стиснув на нем кулак. Наконец он отпустил его и сделал копьеносцам знак открыть проход внутрь крепости. Джиран и Вейни увидели священников и копьеносцев со всех сторон, а также толпу молчаливых мужчин и женщин, завернутых в драные плащи. Спокойствие длилось недолго, затем начали раздаваться крики, кто-то пробивался вперед, расталкивая других, руки тянулись сквозь ряды копьеносцев, чтобы дотронуться до них. Джиран закричала, и Вейни прижал ее, радуясь, что гротескно выглядящие воины с копьями все-таки охраняли их. Он посмотрел в безумные глаза людей и открытые рты, выкрикивающие слова, которых он не мог понять, ощутил их руки на своей спине и плечах. Копья вонзались в истеричные лица, брызгала кровь. Вот как они поступали со своим собственным народом.
   Вейни взирал на происходящее в ужасе и проклинал себя за то, что они пришли сюда. Их привели в центральное помещение, главную постройку крепости. Сквозь дикие лица и тянущиеся руки Вейни увидел покрытые пятнами плесени стены, а напротив жалкие обломки зданий с уродливыми подпорами. Грязный двор был завален мусором, и трещины, заполненные водой, и иссеченные дождем лужи заполняли пространство между камнями, лежащими по двору. Рядом содержался скот: коровы и козы. Все помои из амбара сливались во двор. В углу, около ступенек, по которым они поднимались в хранилище, лежала какая-то груда шерсти, возможно мертвая крыса или еще какое-нибудь разлагающееся животное, уродливо размытое дождем. Видимо, простолюдины жили в таком страшном убожестве. Ни один уважающий себя лорд в Эндаре-Карше не содержал бы так своих людей, не допустил бы такого упадка, даже если бы его земля находилась в состоянии войны.
   Неразбериха царила в этом месте и нищета. И пока гости поднимались по ступенькам, стража вынуждена была не один раз применять оружие. Еще одни ворота с большой задвижкой и замком, охраняемые внутри, предстали перед ними. Привратник впустил их внутрь. «Естественно, — подумал Вейни, — хозяин должен жить за цепью и железными решетками, если допустил такую нищету для своих людей». И это, конечно же, не обещало никакой милости странникам, если этот человек ничего не сделал даже для своих собственных подданных. Вейни теперь желал бы никогда не видеть этого места, но решетки поднялись и поглотили их, лязгнув за спиной.
   Они оглянулись и увидели, как привратник водворяет на место цепь и запирает ворота, блокируя их огромным бревном, а руки жителей по-прежнему тянутся сквозь решетки и голоса что-то кричат им. Со страшным скрипом открылись внутренние двери, и они увидели закругляющийся и уходящий вверх коридор и священника с четырьмя копьеносцами, стоящими вдоль него с факелами.
   Они начали восхождение. Этот путь привел их к центральному залу, в котором эхо раздавалось где-то наверху под куполом. Все место пахло как-то прогоркло и затхло, как обычно бывает от мокрых камней и стоячей воды. Пол коридора был неровным, потрескавшимся в нескольких местах, трещины в стенах кое-как заделаны паклей.
   Стражники шли рядом с ними: двое с факелами за спиной и трое впереди, и тени их бежали по стенам. За их спинами стоял ужасающий шум голосов, доносящихся от ворот. И по мере того, как они забирались вверх, становились слышны звуки музыки, странной и дикой. Музыка делалась все слышнее и сопровождалась жутким аккомпанементом железной поступи вооруженных людей. Их обволакивал теплый воздух со сладким привкусом. Джиран дышала так, словно она бежала, и Вейни тоже вдруг почувствовал приступ сонливости от усталости, голода и неожиданной жары.
   Он потерял бдительность и пришел в себя только тогда, когда послышались мягкие голоса и музыка стихла. Золотые блестящие фигуры мужчин и женщин застыли в полуобороте, высокие, худые, с серебристыми волосами. Кваджлы. Джиран прижалась к Вейни, и ее присутствие успокаивало его. Вдруг один из высоких бледных мужчин направился к нему, изучая его спокойными серыми глазами. Прозвучал приказ на неизвестном языке. Стража взяла Вейни за руки и повернула налево по направлению к следующей двери. Другой бледный человек спокойно сопровождал их, и они прошли в соседнее ярко освещенное помещение. Оно было меньших размеров, с пылающим камином, у которого лежала белая собака, которая вскочила и начала неистово лаять, и этот лай отзывался эхом и кружился по коридорам до тех пор, пока один из стражников не заставил ее замолчать.
   Опять заиграла музыка. Вейни смотрел вокруг себя, сравнивая нищету людей, встретивших их около ворот, с роскошью и богатством, окружавшими их здесь. Резное дерево, ковры, бронзовые лампы — место, где собирались лорды-кваджлы, сверкая украшениями, драгоценными камнями, разговаривая с мягким странным акцентом. Трое из них прошли вперед и уселись в кресла за длинным столом. Старый человек, одетый в зеленое с серебром, был тем первым, кто взглянул на них. И Вейни принял его за лорда этого замка. По правую руку от него сидел молодой человек в черном с серебром, по левую — человек в голубом с зеленым, с фантастическими украшениями на одежде. Его глаза очень странно, обволакивающе смотрели на Вейни.
   Вейни перевел взгляд и почувствовал, как Джиран сделала шаг назад. Ему хотелось немедленно бежать отсюда, несмотря на стражей, цепи и двойные ворота. Джиран здесь не грозила опасность, в то время как с ним может случиться все что угодно, если они узнают кто он и как сюда попал. Враги Моргейн. Он пришел ее дорогой и сам отдал себя в руки ее врагов. И это был конец. Они сидели, изучая его, шепчась на непонятном ему языке. Фигуры в черном присоединились к бледной блистательной компании, сопровождаемые вооруженными стражниками, и что-то зашептали сидящим лордам. Священники здесь были на службе у кваджлов.
   «Они потеряли своих богов», — однажды сказала ему Моргейн. Вейни стоял спокойно, прислушиваясь к дебатам и наблюдая. Священник на службе у демона — вот кому он поверил и в чьи руки себя отдал. Комната словно бы отодвинулась от него; мягкий звук голосов, обсуждавших его, был похож на гул пчелиного роя или на шум дождя. Он словно задремал, погрузившись в эти звуки, пытаясь из последних сил не упасть без чувств.
   — Кто ты? — резко спросил старик, глядя прямо на него, и он понял, что к нему обращаются уже второй раз.
   Если это настоящий лорд в собственном замке, то ему положено согнуться перед ним в поклоне. Но он илин и должен только склонить лицо, выказывая свое уважение к лорду. Однако на Вейни напал столбняк и он не мог шелохнуться.
   — Лорд, — сказал Вейни шепотом, который остался от его голоса, — я нхи Вейни из клана Кайя. — Он притронулся к руке Джиран, которая прислонилась к его руке, — а она — маай Джиран, дочь Эла, из крепости в Хиюдже. Она говорит, что ваша крепость очень уважаемая, а также что здесь нам предоставят приют на ночь и снабдят провизией, необходимой в пути.
   Последовало молчание, младшие лорды переглянулись. Старый улыбнулся улыбкой волка своими бледными и холодными, как у Моргейн, глазами.
   — Я — Байдарра, — сказал старый лорд, — хозяин Охтидж-ина. — Жестом направо и налево он показал на молодых людей, и один из них, в черном и голубом, посмотрел на него пустыми и холодными глазами с какой-то поволокой. — Мои сыновья, — сказал Байдарра, — Хитару и Китан.
   Он испустил длинный вздох, опять вздохнул, и улыбка застыла на его лице.
   — Из Хиюджа, — пробормотал он наконец. — Говорят, что землетрясения и наводнения обильно сеют смерть на вашей земле. Вы с холмов Бэрроу, — сказал он Джиран. — А вы — нет.
   — Нет, — согласился Вейни, не найдясь, что сказать. Акцент выдавал его.
   — Вы, наверное, далеко с юга, — добавил Байдарра.
   В комнате было очень жарко. Вейни знал, что лорд имеет в виду — что далеко на юге текут лишь реки и находится огромный холм с кольцом Стоячих Камней, и ничего не ответил.
   — Кто он, — неожиданно спросил Байдарра Джиран.
   Вейни почувствовал, как ее рука сжалась. Крестьянская девочка, босоногая, среди блистательных лордов. И ему вдруг показалось, что она единственное человеческое существо среди них, среди этих священников, этих богов, этой знати.
   — Он великий лорд, — ответила она тихим голосом и с такой интонацией, что на мгновение ее ответ показался ему опасной иронией. Но он знал ее, а они нет. Байдарра посмотрел на нее долгим недовольным взглядом, и Вейни сердечно благословил ее уважение к нему.
   — Незнакомец, — неожиданно сказал Хитару, одетый во все черное.
   Вейни понял, что именно беспокоит его в этом человеке — глаза его были темными, как у людей. Несмотря на белоснежные волосы, в его голосе и в черных глазах не было никакой доброты.
   — Ты упомянул женщину, — сказал Хитару, — на сером или черном коне. Кто она?
   Сердце Вейни сжалось. Он стал искать ответ, проклиная себя за поспешность, и в конце концов просто пожал плечами, отказываясь отвечать и надеясь, что Джиран тоже откажется. Сейчас она могла делать вид, что она не в курсе, но придет время, когда они будут спрашивать не только с помощью слов. И тогда Джиран скажет все, что ей известно.
   — Почему вы здесь? — спросил Хитару.
   Мы ищем убежище от дождя, чуть было не сказал он. Но Джиран неожиданно подала ему знак, и он сдержался.
   — Ты не кел, — сказал с другой стороны Китан, с полуприкрытыми затуманенными глазами, и его голос был мягок, как у женщины. — Ты даже не полукровка. А ведешь себя как один из южных королей. Это загадка, и она интригует меня. Но если ты один знаток Источников, о путешественник, — то почему ты оказался у наших ворот, прося подаяния? Имеющие власть не страдают от голода и одеваются лучше, чем ты.
   — Милорд, — возразил священник.
   — Помолчи, — ответил Китан тем же мягким голосом. — Твое дело — производить впечатление на толпу во дворе, человек.
   Байдарра задумался. Затем встал на ноги, опираясь на одну из ручек кресла. Он взглянул на священника, сжал губы, словно собирался что-то произнести и раздумал. Он посмотрел на других лордов и охранников, затем его взгляд вернулся к Китану и Хитару. Хитару задумался, Китан откинулся на спинку кресла с отрешенным взглядом и пошевелил рукой, делая какой-то неопределенный жест. Священник отступил, молчаливый и несчастный, и Байдарра медленно повернулся к Вейни — во всех его движениях чувствовалась старость и казалось, что какая-то горечь запечатлелась в его бледных глазах и затрудняет движения его губ.
   — Нхи Вейни, — сказал он спокойно, — желаешь ли ты ответить хотя бы на один из вопросов, которые тебе задали мои сыновья?
   — Нет, — ответил Вейни, больше беспокоясь о людях за спиной в демонских шлемах, чем о толпе. В Эндаре-Карше следовало избегать кваджлов, бояться любого упоминания о них. Но здесь кваджлы властвовали. Он вспомнил двор, где жили люди, настоящие люди, которые кричали и пытались дотянуться до них и которые все-таки доверились кваджлам.
   — Если вы действительно ищете убежище, — сказал Байдарра, — вы будете его иметь. Еда, одежда, все, что вам необходимо. Охтидж-ин даст вам приют.
   — И откроет утром ворота? — спросил Вейни.
   Лицо Байдарра было непроницаемым.
   — Мы озадачены, — сказал Байдарра. — И до тех пор, пока мы озадачены, наши ворота будут закрыты. Сомнения, возможно, будут быстро разрешены. Мы поищем на дорогах ту леди, о которой вы упомянули. А вы будете иметь приют на ночь.
   Вейни поклонился самым вежливым способом.
   — Я благодарю вас, милорд Байдарра, — сказал он почти беззвучным голосом.
   Они опять пошли через открытый коридор, все еще в сопровождении стражи. Вейни держал Джиран рядом с собой, чтобы стража не разлучила их. Джиран казалась бездыханной и едва понимала, что происходит. Вокруг сновали суетливые слуги, одетые в коричневое, с подносами и постельным бельем в руках. У каждого из них был темный шрам на правой щеке. И Вейни понял, что это были шрамы от ожога на живом теле, знак, отличавший домашних слуг от толпы снаружи. Гнев закипел в нем от того, что лорды в Охтидж-ине могли метить людей, словно это были души, предназначенные служить им в замке. А люди пошли на это, только чтобы избежать нищеты, царившей снаружи. Возможно, это убило в них все человеческое.
   Спираль сделала зигзаг, они прошли по прямому коридору и вышли на другой виток, который вел снова вверх, и оказались в одной из внешних башен. Перед ними распахнулась дверь в скромный холл, где в очаге весело плясали языки пламени. Он был застелен коврами и отделан деревом, посередине стоял длинный стол, покрытый льняной скатертью. Слуги, склонив головы, торопились на скользящих ногах покинуть комнату, подгоняемые командами.
   Стража исчезла и двери закрылись. Снаружи упал засов, отдаваясь эхом — неприкрытая правда гостеприимства кваджлов. Вейни с негодованием посмотрел на деревянную дверь, страх и гнев одновременно вскипели в нем и комок подступил к горлу. Но он обнял дрожащие плечи Джиран и подвел ее к очагу. Он усадил ее там, где она могла прислониться к камням. Ее голова поникла, она вся дрожала. Наконец-то долгожданный отдых. Но чувство голода все еще беспокоило его, а вид еды и напитков был слишком соблазнительным. Он принес поднос с мясом и сыром и сел рядом с Джиран. Его руки тряслись от усталости и возбуждения, и он положил их на камни, встав на колени перед очагом. Он налил две пенящиеся чашки и вложил одну из них в безжизненную руку Джиран.
   — Пей, — сказал он горько. — Мы достаточно заплатили. Им нет смысла отравлять нас.
   Она подняла обе руки и сделала большой глоток из чашки. Он отхлебнул питье, чувствуя кислый вкус, но влага эта действовала успокаивающе. Джиран опустошила свою, и он налил ей еще.
   — О, лорд Вейни, — сказала она наконец, и ее голос был таким же хриплым, как и у него. — Это ужасно! Это ужасно! Это даже хуже, чем крепость Бэрроу! Лучше бы мы погибли.
   Убежище, к которому стремились хию, связывая свои надежды с землей обетованной, плодородной и солнечной землей, дарующей жизнь. Жестокий финал.
   — Если у тебя будет возможность, — сказал он, — беги и смешайся с людьми во дворе.
   — Нет, — сказала она в ужасе.
   — Там, снаружи, еще есть надежда. Посмотри на тех, что прислуживают здесь. Разве ты не видела? Лучше быть во дворе. Послушай меня — ворота могут открываться в течение дня. Они обязательно должны открываться. Ты пришла по дороге, и ты можешь вернуться по ней. Возвращайся в Хиюдж. Возвращайся к своим родичам. Тебе нет места среди кваджлов.
   — Полукровки, — сказала она и сухо сплюнула; взъерошила свои слипшиеся волосы, ее желваки заходили. — Они лишь наполовину люди, или даже меньше. Я должна была бы относиться к ним так, как они сейчас отнеслись к нам, если слухи о моей бабке правда. Мы были королями Бэрроу, а полукровки были тогда попрошайками. Они были ненамного лучше, чем люди из низины. Теперь мы обокрали наших предков, утащили все золото и продали все полукровкам. Но я не поползу в эту грязь снаружи. Однако лорды, высокие лорды, такие как Байдарра, — они из древних, — Байдарра и один из его сыновей. — Она дрожала. — У них такая же кровь, как у нее, а вот священник… — Она фыркнула и презрительно пожала плечами. — Глаза у священника темные, а волосы светлые, как и у остальных. Они не лучше, чем я, и я не боюсь их. Я не пойду назад.
   Все, что она сказала, он проглотил молча, с холодком в сердце; даже маай претендовали на родство с кваджлами, и он не мог этого понять. Вейни выругался и прислонился к камину. Положив голову на руки и уставившись в огонь, он стал думать, что ему делать.
   Ее рука легла на его плечо, мягко, пугливо. Жара стала обжигающей. Он страдал, не желая думать о том, что его ждет.
   — Я не пойду назад, — повторила она.
   — Нам надо уходить отсюда, — сказал он, сознавая, что это невозможно, но, быть может, обещания помогут ей обрести смелость. А еще он сказал это от собственного страха, боясь, что она расскажет лордам Охтидж-ина все, что знает: давая ей надежду, он словно бы покупал ее молчание. — Только молчи обо всем, и мы найдем, как выбраться из этого зловещего места.
   — Идти в Абараис, — сказала она. Ее хриплый голос немного ожил. Огоньки заплясали в ее глазах. — К Источникам, к твоей земле, в горы.
   Он лежал, думая, что они стали самыми большими врунами, каких только можно себе представить. Он, который когда-то был дай юйо из Мориджа и считал себя человеком чести. Он чувствовал себя виноватым, вспоминая смелую выходку в главном зале и ругая себя за то, что Джиран могла пострадать из-за него.
   Он илин, связанный клятвой службы; и это главное, что она не знает, иначе не доверила бы ему свою жизнь. Ему было стыдно за свое ничтожество.
   Девочка предложила ему еду и вторую чашку напитка, сама с аппетитом набрасываясь на пищу. Он ел только для того, чтобы набраться сил, едва ощущая вкус еды и запивая ее большими глотками кислого питья.
   Затем начал снимать с себя мокрую кольчугу и разбитые сапоги, развязывать шнурки у горла, и вынужден был порвать некоторые из них, чтобы расстегнуть пряжки на плечах.
   Джиран встала, чтобы помочь ему снять давящую кольчугу. Освобожденный от лишнего веса, он зарычал от удовольствия, способный дышать. Затем снял холщовую безрукавку, промокшую от дождя и пота, всю в кровавых подтеках.
   — О господи, — с жалостью в голосе сказала Джиран. И, взглянув на себя, он увидел, насколько его одеяние натерло кожу, в какие тряпки превратилась его холщовая рубашка, какие рубцы остались там, где швы терлись о тело. Он, потягиваясь, поднялся, собрал все тряпье и бросил его на пол, дрожа от холода.
   Среди одежды на столе он нашел несколько рубашек, сделанных из мягкой тонкой материи. Ему непривычно было ощущать мягкое плетение ткани, но он с благодарностью подумал о прикосновении чистого и сухого материала.
   Джиран подошла, выискивая среди подарков кваджлов что-нибудь для себя. Она нашла подходящий балахон, коричневое белье, и замерла в нерешительности, словно это были живые и враждебные вещи. Коричневые одежды, такие, какие носили слуги.