Черри Кэролайн. Источник Шиюна

Кэролайн Дж. Черри

ИСТОЧНИК ШИЮНА

ПРОЛОГ

   Кто бы ни был тот, кто построил первые Врата, ведущие через время и пространство, наверняка ничего хорошего благодаря им он не получил.
   Кел нашли Врата среди странных руин Силена в мертвом мире, который вращался вокруг их родного солнца. Использовав их как образец, они построили другие Врата, искажая миры, искажая звезды, искажая время.
   Затем, оказавшись в ловушке, они заманили туда и других, и поскольку кел экспериментировали со временем, экспериментировали с мирами, они собрали различные существа и животных из искаженного Вратами пространства. Создавая цивилизации, они проскакивали по времени вперед, чтобы увидеть их будущее, в то время как те их соотечественники, кто отказывался пройти через Врата, проходили этот путь веками через реальное время.
   В конце времен собрались те, кто прошел сквозь века, много и отчаянно экспериментируя. В самой реальности начали появляться какие-то зловещие признаки: нарушение законов времени и возрастающая неустойчивость. Некоторые из кел давно предчувствовали приход этого. Многие сошли с ума, вспоминая истины, которые истинами больше уже не были, или которые могли бы быть, или которые уже не будут, или еще только будут, в зависимости от времени и пространства, деформированного и, под конец, растерзанного.
   Миры лежали в руинах. Это были всего лишь остатки творений кел или миров, ими переделанных. И по-прежнему кое-где существовали Врата, пережившие время и не тронутые катастрофой.
   И люди начали осваивать лежащие в руинах миры, использовать и заселять их.
   Человеческие существа были среди прочих жертв кел, оставленных на разрушенных мирах вместе с другими обитателями, подобными кел. И потому они не доверяли Вратам и боялись их.
   Сотни мужчин и женщин прошли через Врата кел, отправляясь неведомо куда, но снаряженные для того, чтобы закрывать все несущие угрозу Врата от самого начала времени и пространства и вплоть до последних Врат. И было создано особое оружие, способное противостоять силе Врат, и в то же время само являющееся Вратами, для того, чтобы запечатывать мир за миром, век за веком — битва, возможно бесконечная или фатально зацикленная, ограниченная только освоенным кел пространством и возможностью доступа к тем Вратам, которые создавали не сами кел. Сначала их было сто. Но Врата взимали свою дань.

КНИГА ПЕРВАЯ

   Самой последней осталась в живых женщина по имени Моргейн, изощренная в колдовстве кел и обладающая мечом, несущим смерть. Много зла сотворила она в Моридже и Бейне, бросая вызов всем своими преступлениями… Но затем сбежала, взяв с собой нхи Вейни, вынужденного расстаться со своим домом, ибо он был ее илином и был связан клятвой.

Нхи Эридж, предводитель Маай. Книга Ра-Мориджа

* * *

   Кайя Рох, предводитель Кайя, повелитель Ра-Мориджа, отправился за Моргейн для спасения своего кузена… но нхи

   Эридж в своих писаниях упоминает, что кайя Рох пропал в этом путешествии, а душа, вселившаяся в подобие Роха после того, была враждебна любому человеческому существу.

 Книга Бейн-эн

1

   Семь лун протанцевало через небеса мира за то время, за которое в древние времена прошел бы всего лишь один день. В те дни были открыты Источники богов, дающие силу и богатство повелителям кел, которые правили задолго до Королей. Сейчас Источники были закрыты — ни люди, ни кел не могли ничего изменить. Когда-то во все стороны от Шиюна и Хиюджа здесь были обширные земли; теперь этот мир медленно тонул.
   Таков был порядок вещей, который дочь Эла майжа Джиран принимала за норму.
   Всю свою молодость она наблюдала, как воды медленно, но неотвратимо наступают на границы мира, как Хиюдж стал наполовину меньше, а серая масса моря становилась все обширнее. Когда ей исполнилось семнадцать, она заметила, что за годы ее жизни Хиюдж почти полностью исчез.
   В то время, когда она была ребенком, селение Чадрих находилось недалеко от холмов Бэрроу в Хиюдже, а за ним простиралась огромная морская стена, защищавшая поля, которые давали хороший урожай, и пастбища для овец, коз и другого скота. Теперь здесь было пустое пространство. Три парселя земли, на которых держался Чадрих, полностью скрылись под водой вместе с пограничными камнями и уже бесполезными остатками древней морской стены. Дома, сложенные из серого камня, превратились в руины, вода текла по улицам или, во время Хнота, когда все луны соединялись, стояла, застыв на уровне окон. Дома без крыш стали гнездовищем для белых птиц, высиживающих своих крикливых птенцов над безжизненным морем.
   Люди, пережившие разрушение морской стены, суровые холода и голод в ту зиму, покинули Чадрих. Они нашли себе убежище: одни среди жителей болотистого Эрина, другие решили направиться за Шиюн, ища спасение в укреплениях у легендарных Источников Абараиса, или в Охтидж-ин, к владыкам-полукровкам. До Бэрроу доходили новости от тех, кто достиг Эрина; но о тех немногих, которые ушли по дороге в Шиюн, никто ничего не слышал.
   Морская стена рухнула, когда Джиран шел десятый год. Теперь во всем Хиюдже оставался лишь небольшой кусок сухой земли, а также лабиринт маленьких островков, разделенных болотами, сохранившихся от разрушительной соли благодаря течению широкой Адж, протекающей с Шиюна и несущей свои темные медлительные воды к серому морю. Во время шторма, когда Адж бурлила, коричневый ил смывал драгоценную почву и землю в море, поглощая холмы и большие острова. Во время высокого прилива, когда луны дружно сходились в Хноте, море наступало на землю и пожирало заболоченные зоны, где зеленая трава отмирала и застывали гниющие лужи, а огромные морские рыбы заходили в Адж. Единственное, что теперь оставалось в Хиюдже для коз и диких болотных пони — это болотные растения. Море поглотило основную часть холмов Бэрроу, а разросшееся болото съело их склоны, угрожая окончательно отрезать Хиюдж от Шиюна и полностью обречь на умирание. Земля, раньше столь зеленая и плодородная, превратилась в нагромождение затонувших деревьев, ряд маленьких островков суши и еле заметных водных проток, которые можно было преодолеть только с помощью плоскодонных лодок, используемых болотниками и жителями Бэрроу.
   Даже холмы Бэрроу стали островами в последние годы этого мира.
   Люди возвели эти холмы сразу после времен Мрака. Они были гробницами королей и принцев Королевства Людей в те стародавние времена, когда была разбита Луна, когда произошло падение кел и люди отогнали полукровок кел в далекие горы. В те дни людям принадлежало все лучшее в мире, они правили в широкой плодородной долине и владели в Хиюдже огромным богатством.
   Они хоронили своих героев в таких вот каменных горах-гробницах. Воины и короли, украшенные золотом и драгоценными камнями, лежали со своим железным оружием, как бы утверждая свою вечную власть над фермерами-крестьянами. Они пытались возродить древнюю магию Источников, которые вызывали страх даже у полукровок кел. Однако время гордых королей Бэрроу прошло, оставив после себя лишь погребальные холмы, гроздями украшающие великий Источник под названием «Корона Анла», поглотивший их богатства и вернувший взамен лишь нищету.
   Теперь сохранились лишь рассеянные деревеньки, населенные фермерами, проклинающими любые воспоминания о королях Бэрроу. Последующие поколения избегали старых крепостей и мест погребения, что были в долине реки. Чадрих был ближе к Бэрроу, чем любые другие поселения, но он исчез последним среди всех поселений Хиюджа, что, конечно, давало жителям из Чадриха основания для определенной наглости до тех пор, пока рок не прибрал их самих. И холмы Бэрроу стали для всех последним прибежищем; жители Бэрроу, никогда не отличавшиеся достаточным самоуважением, теперь были могильными ворами, иногда, правда, собирающими коренья или занимающимися ловлей рыбы, всегда обвиняемыми (пока Чадрих сохранялся) в ограблении жителей и разграблении погребенного золота. Но Чадрих тоже погиб, а отчаявшиеся люди Бэрроу — самые южные из всех — жили в укреплении, представлявшем собой разрушенную крепость королей Бэрроу, являвшуюся последним величайшим строением во всем Хиюдже. И сохранилась еще сама Корона Анла.
   Таков был мир Джиран. Загорелая и разгоряченная, она правила своей плоскодонной лодочкой, смело отталкиваясь от дна пролива, который во времена отлива был едва ли не по колено. Она была боса, так как обувь носила только зимой, в юбочке с бахромой, подогнутой выше колен, поскольку никто не мог ее сейчас видеть. Закрепленные банки с хлебом и сыром, а также с пивом, находились на корме, где еще была сетка и пригоршня гладких камешков — она была очень умелой охотницей на коричневых болотных птиц.
   Прошлой ночью шел дождь, и Адж достаточно наполнилась, разлившись по обмельчавшим каналам, помогавшим ей течь среди холмов. Наверное, к вечеру опять будет дождь, судя по собиравшимся облакам на востоке, напротив абрикосового солнца. Но прилив Хнота уже прошел. Семь лун протанцевали по предгрозовому небу, и течение Адж было единственным, что омывало прибрежные тростники. Холмы Бэрроу, почти полностью исчезавшие во время прилива Хнота, теперь гордо торчали из воды, несмотря на дожди, а Стоячие Камни Джуная были и вовсе сухими.
   Это было священное место — эти каменные обломки и этот островок. Неподалеку проходил путь к глубоким болотам, и люди оттуда приходили к камню Джунай на встречи с людьми из Бэрроу, чтобы торговать с ними — ее высокорослые родственники с маленькими мужчинами глубоких болот. Мясо, ракушки и металлы интересовали людей из болот. Сами они предлагали дерево и различные изделия, отлично сделанные лодки и корзины. Но гораздо важнее, самой торговли, было соглашение, позволяющее этой торговле происходить регулярно и быть взаимовыгодной, что исключало поводы для вражды. Любой человек из Бэрроу мог приходить и покидать эту землю совершенно свободно. Здесь, конечно, бывали и находящиеся вне закона — либо человеческие существа, либо полукровки — изгнанные из Охтидж-ина или из Эрина, и их нужно было остерегаться, но столь далеко на юге их очень редко замечали в последние четыре года. Последних трех болотники повесили на дереве смерти недалеко от старых руин построек кел на холме Ниа, и люди из Бэрроу дали им золота за хорошую службу. Болотники являлись как бы защитным барьером для Бэрроу от различных невзгод, кроме моря, которые в ответ не причиняли им никакого вреда. Эрин был глубоко запрятан в болотах, и болотники редко покидали его пределы. Когда они приходили торговать, то никогда не позволяли себе даже встать в тень человека из Бэрроу, а только громко молились и падали на колени под открытым небом, словно боясь какой-то порчи или ловушки. Они предпочитали свои умирающие леса и свои собственные жалкие владения, и потому не желали слышать никаких упоминаний о королях Бэрроу.
   Здесь, на краю мира, лежала раньше земля Бэрроу, широкая и пустынная, превратившаяся ныне в конические холмы, омываемые приливами, над водами которых парили белые птицы. Джиран лучше всего знала главный остров и каждый камень, не тронутый водой. Знала их по именам королей и героев, забытых за границами Бэрроу, жители которого провозгласили, что короли — их предки, и распевали старые песни с выговором, который не понимал никто из болотников. Некоторые холмы были полыми внутри: тщательно уложенные, покрытые землей камни с давних пор предохраняли их сокровищницы от разграбления предками Джиран. На других холмах были видны попытки проникновения в гробницы захороненных здесь, но они все еще надежно защищали своих мертвых от живущих. Некоторые же были обычными холмами без полостей, сделанных людьми для сокровищниц королей и оружия. Возможно, они уже отдали богатства, заключенные в них, чтобы поддержать жизнь укрепления Бэрроу, снабжая золотом его жителей, которые делали из него кольца и продавали их болотникам, которые выменивали на них в Шиюне злаки для последующей продажи в Джунае. Люди Бэрроу не испытывали трепетного страха перед сердитыми призраками своих собственных предков; они разбивали древние символы и расплавляли золото, из которого те были сделаны.
   Кроме пшеницы и золота, у них были козы и они охотились, что давало, помимо торговли, независимый источник пищи. Ежедневно Джиран и ее двоюродные братья косили траву, грузили ее на лодочки или же на спины черных пони, которых использовали на холмах. Так они готовились к дням большого прилива Хнота, кормили свой скот и заготавливали сыр, делали домашнего приготовления мясо, которое ценилось у болотников наравне с золотом.
   Маленькая лодочка достигла того места в стремительном течении, где Адж достигала небольшого островка, и Джиран маневрировала на мели, стараясь придерживаться берега. Вдалеке был виден край мира, где Адж встречалась с безбрежным морем, а горизонт в серой дымке сливался с небом. Над этим возвышалось огромное округлое пространство холма короны Анла.
   Она не собиралась подплывать слишком близко к этому месту, где было кольцо Стоячих Камней. Даже в День Средигодья этот холм не считался безопасным, когда туда приходили священники — ее дедушка из укрепления Бэрроу и старик Хез из Эрина. Однажды пришли даже священники из Шиюна по длинной дороге из Охтидж-ина: это было тем более значимо, что здесь находился один из двух настоящих Источников. Но никто не приходил к ним с тех пор, как рухнула морская стена. Теперь ритуалы были неотъемлемой частью жизни хию, ни у кого и в мыслях не было, что ими можно пренебречь. И в тот день, когда полные страха священники не отважились подойти ближе, чем на расстояние брошенного камня, Хез из Эрина и ее дедушка разделились и с тех пор были порознь. Еще в стародавние времена короли Бэрроу отдавали Источнику людей, но этот обычай исчез с падением королей. Жертвы не оживили Источники и не восстановили луну. Стоячие Камни пустыми окоченелыми глыбами топорщились в небо, некоторые опасно накренившись; этот огромный холм, теперь уже не безопасный, лишь напоминал о былой силе и уже увядшей красоте, но уже не защищал ни людей, ни полукровок. Священники пели молитвы и спешно удалялись. Это место совершенно не подходило для уединения; чувство тревоги не исчезало даже тогда, когда звучали молитвы: умиротворенное пение превращало любой посторонний шум, производимый человеком, в эхо. Единственное, что короли Бэрроу хотели довести до совершенства и что было центром всех устремлений жителей Бэрроу, это то, что после того, как воды поднимутся и зальют весь Хиюдж, этот холм и эти странные камни все же останутся.
   Джиран размашисто гребла от этого места по течению среди других островков. Следы древних, как и королей Бэрроу, часто встречались здесь на россыпях камней, торчащих из воды и у подножья холмов. Здесь было ее любимое место, где она могла работать в одиночестве — здесь, на краю Короны Анла, далеко за границами, которые никто из болотников не пересекал даже в День Средигодья, далеко за пределами того пространства, за которым ее родичи отважились бы работать. Она наслаждалась тишиной и одиночеством вдали от кипящего хаоса жизни в укреплении Бэрроу. Здесь не было ничего и никого, кроме нее самой, шепота волн, всплесков воды и ленивой песенки насекомых на утреннем солнце.
   Холмы проплыли мимо, скрывшись из виду, и она направилась к правому берегу ветреного канала к холму под названием Джиран, в честь которого она сама была названа. Здесь тоже был Стоячий Камень, но возле его основания уже иногда плескалась вода, а сам Джиран, как и другие холмы, громоздящиеся здесь, был покрыт зеленой травой, взращенной сладкими водами Адж. Она ступила из плоскодонки на землю — голые ноги чувствовали себя привычно и уверенно на влажной поверхности — раскрутила веревку и пришвартовала лодку, чтобы быстрое течение не утащило ее. Затем принялась работать. Насекомые прекратили на мгновение стрекотать, услышав свист серпа, затем снова затянули свои песенки, словно согласившись с ее присутствием. Когда травы набиралось достаточно для снопа, она обвязывала ее жгутом, оставляя позади себя ровные ряды. Работая, она забиралась все выше и выше по холму по направлению к Стоячему Камню.
   Время от времени Джиран останавливалась и распрямляла натруженную спину, ощущая приятную боль, несмотря на молодость и привычку к этой работе. В эти мгновенья она оглядывала горизонт, устремляя свой взор на дымку, собирающуюся на востоке. С вершины холма, когда работа близилась к концу, она могла видеть весь путь до Короны Анла и кольцо камней вокруг нее, все в дымке влажного воздуха. Она не любила смотреть на юг, где мир заканчивался и умирал. Когда она смотрела на север, щуря в надежде глаза, — как это происходило в ясные дни, — ее воображение рисовало гору на далекой земле Шиюн, но все, что она могла увидеть, были грязно-голубые, темные очертания деревьев на горизонте вдоль Адж — всего лишь болото.
   Она часто приходила сюда. Здесь она работала одна в течение уже четырех лет, с тех пор, как ее сестра Сил вышла замуж и она обрела свободу. Она была очень красива, стройная, худенькая с крепкими мускулами, но знала, что время и тихая жизнь, как у Сил, могут изменить это. Отваживаясь на путешествие к холму Анла, она бросала вызов богам. Она выбирала одиночество, несмотря даже на надзор небес. Джиран была самой младшей в семье. Сил была рождена второй, а Соша — самой старшей из трех сестер. Сил сейчас была женой Нгира, ходила всегда беременной и уже начинала выглядеть так же, как ее тетушки. Их мать Ивон умерла от родильной горячки после рождения Джиран, а отец, по словам людей, утопился. С тех пор их стали воспитывать тетки, взяв на себя непомерный груз и преисполнившись жалости к себе. Все три сестры были очень близки, объединившись против своих кузенов и кузин и женской тирании теток. Соша была лидером и заводилой всех проказ и приключений. Но замужество изменило Сил, она в двадцать два года быстро постарела. Только Соша осталась в памяти Джиран неизменно прекрасной — ее смыло водой во время большого прилива Хнота, когда рухнула морская стена; в последнем воспоминании Джиран Соша стоит в то последнее утро своей жизни на плоской лодочке, и солнечный свет струится вокруг нее. За ночь до этого Джиран видела плохой сон — Хнот всегда наводил на нее ночные кошмары — и пересказала свой кошмар Соше, рыдая в темноте. Но Соша только рассмеялась, как обычно встречала все неприятности, и на следующее утро подошла слишком близко к приливу Хнота.
   Соша счастливее, чем Сил, думала Джиран, вспоминая жизнь Сил и размышляя о том, как мало осталось времени для собственной свободы. Кроме кузенов, у нее не было других кандидатов в мужья в укреплениях Бэрроу, и единственным, кто захотел ее, был Фвар, брат Гира, мужа Сил, из того же племени. Фвар был очень озабочен этим и, поскольку Джиран все время работала отдельно от своих кузин, ему никак не удавалось застать ее одну. Иногда она с горечью думала о том, чтобы убежать в глубокие болота, представляя, как Фвар злится, что кто-то украл его невесту, ясновидящую дочь Эла, единственную незамужнюю женщину в крепости Бэрроу. Она уже видала женщин из болот, которые приходили за мужьями в Джунай, злых и нищих, как ее тетки, как ее сестра Сил; а еще были женщины из Чадриха, которые просто пугали ее. Самыми приятными, но совершенно безнадежными в ее снах были мысли об огромном северном острове Шиюн, куда уходило золото, где правили полукровки и их процветающие слуги жили в достатке и роскоши, в то время как весь остальной мир тонул.
   Когда она косила траву серпом, она думала о Фваре, стараясь вложить всю силу своей ненависти в руку и искренне желая почувствовать такую же ненависть по к нему, хотя и знала, что ненависти этой нет. Она была обречена на недовольство. Она отличалась от всех детей Ивон и от самой Ивон. Ее тетки говорили, что в крови Ивон был какой-то порок, и это очень сильно проявлялось в ней, делая дерзкой и дикой. Ивон, как и Джиран, видела сны. Ее дед Кельн, священник из крепости Бэрроу, дал ей дерево сича и семена азаля, чтобы вложить в амулет, который она носила на шее, — вместе с каменным крестиком королей Бэрроу, которые, по слухам, защищали от колдовства, — но она продолжала оставаться мечтательной. Пороки полукровок, как утверждала ее тетка Джинал, от которых никакие амулеты не защищали, были единственным, что последние могли использовать в отношениях с людьми. Злые языки утверждали, что ее мать Ивон встретила однажды владыку-полукровку или кого-то еще хуже на дороге накануне Средигодья, когда по дороге еще можно было ездить, а мир был шире. Но линия Эла шла от священников, и дед Кельн однажды шепотом утешал Джиран тем, что ее отец в молодости тоже видел сны, но заверял, что этот недуг прошел у него с годами.
   Ей бы очень этого хотелось, потому что некоторые сны приходили к ней, когда она бодрствовала, и в одном из них она видела себя в Шиюне, сидящей на огромном холме среди сватающихся к ней полукровок, по сравнению с которыми Фвар — ничтожество. Это были сны-желания, совершенно не похожие на сны, от которых ее прошибал холодный пот, в которых она переживала обреченность Чадриха или судьбу Соши, видела под водой лица утонувших — сны о Хноте, приходившие, когда луны начинали сближаться, а небо, море и земля вздымались в конвульсиях. Казалось, что приливы и отливы двигаются в ее крови, делая ее мрачной и расположенной к диким выходкам во времена прилива Хнота. В ночи прилива она даже боялась уснуть; все луны сияли, и она клала ростки азаля под подушку, лежа без сна столько, сколько могла.
   Ее кузины, как и все в доме, боялись, когда она говорила об этом, считая, что все это болезненные желания и мечты. И только Фвар, который ничего не уважал и которого меньше всего волновало подобное, хотел ее в жены. Другие предлагали ей более кратковременные и менее постоянные связи, но она оставалась одна. И была несчастна.
   Существовала еще одна причина, которая держала ее в крепости Бэрроу: страх, что если кто-то из болотников возьмет ее в Чадрих, он может потом отказаться от нее и оставить вне закона, без всякого прибежища, умирать в болоте. Может быть, у нее хватит решимости однажды отважиться на этот риск, но этот день еще не настал. Сейчас она была свободна и одинока, и счастье, что у нее были Соша и Сил, было лучшее время в жизни, когда она могла скитаться по островкам как ей хотелось. Конечно, что бы о ней ни говорили и о чем бы ни перешептывались тетки, она не была рождена от владыки-полукровки, или от маленьких людей из Эрина, — ни за горсть золота, ни в обмен на него. Она была уроженкой Бэрроу. Море вполне могло поглотить весь Хиюдж на протяжении ее жизни, затопив холмы Бэрроу и все вместе с ними, но это было еще так далеко и не пугало ее в этот теплый день.
   Возможно, подумала она, улыбаясь про себя, она совершенно равнодушная и время от времени сумасшедшая, но ровно настолько, насколько может быть сумасшедшим человек, живущий на краю земли. Может быть, в тот момент, когда она видела свои беспокойные сны, она и была здорова; а в дни, когда чувствовала мир и покой, была по-настоящему сумасшедшей, впрочем, как и все другие. Это приятно тешило ее тщеславие.
   Руки Джиран продолжали работу, размахивая серпом и аккуратно связывая снопы. Ничто не привлекало ее внимания, кроме песенки кузнечиков. В ранний полдень она отнесла все вниз, чтобы погрузить на лодку, и села отдохнуть у воды. Поела, наблюдая за бурлящей у холма водой. Это место она знала великолепно.
   Пристально вглядевшись, она вдруг поняла, что на другом берегу появилась новая любопытная тень, и выглядит она словно рана на холме, открытая рана в камне. От неожиданности она проглотила не жуя большой кусок и оставив все лежать — банки, серп, снопики травы, — подобрала только веревку и, весло.
   Гробница. Погребальная пещера была вскрыта дождем, который шел прошлой ночью. Ее руки вспотели от возбуждения, когда она, оттолкнув лодку от берега, гребла по узкому каналу.
   Другой холм был почти идеально коническим со следами шрамов на вершине — все подозрительные холмы, могущие содержать в себе сокровища, носили такие раны, нанесенные жителями Бэрроу, проверявшими, что здесь находятся за могилы. Конечно, эти исследователи ничего не находили и оставляли могилы зиять своей пустотой под открытым небом.
   Но воды, подмывающие основание холмов, сделали то, что людям не удалось, и возможно открыли то, что люди не нашли: сокровища, золото, предметы роскоши — здесь, на краю мира. Днище плоскодонки задело прибрежные камни, и Джиран спрыгнула в воду, бредя по колено до тех пор, пока не ступила на берег. Она втащила лодочку на твердую землю, в тень деревьев. Затем задрожала от волнения, обнаружив, что камень, торчавший над погребальной пещерой, был словно обрублен на конце, доказывая, что не являлся работой естественных сил. Дождь просто омыл его, подставляя первым лучам солнца, поэтому естественно, что она не могла увидеть это несколько дней назад. Она двинулась к зияющему отверстию и вошла внутрь.
   Здесь был могильный холод и мрак. Это была одна из самых богатых погребальниц. Джиран с трудом сглотнула, чувствуя комок в горле, вытерла руки о юбку и сжала плечи, протискиваясь в узкий проход. На секунду она растерялась, вспоминая, насколько опасным может быть такое путешествие в одиночку, и подумала, не стоит ли вернуться назад и посоветоваться с кузинами. Но вороватые кузины наверняка откажутся. Она вспомнила облака, надвигающиеся с востока, означавшие, скорее всего, дождь.