Страница:
— Это должно быть неплохое занятие, да? Про себя она подумала: мелкота, не опасен, никаких связей с людьми Германа.., с ним, пожалуй, не будет никакого риска.
— Верно. Я доволен. Как вы сказали, людям всегда требуется что-нибудь для кухни.
— Где вы остановились, мистер Джексон?
— Я снял хижину на берегу и сам о себе забочусь. Мне так больше нравится. Тоска в этих отелях.
— Да. А вашей жене нравится такой образ жизни? Он весело и непринужденно рассмеялся.
— У меня нет жены. Мне свобода дороже комфорта. У меня здесь даже подружки нет, но я кого-нибудь найду. Я считаю, что люди должны сходиться и расходиться, как корабли в море.., без всяких осложнений, — и он опять рассмеялся.
Она была близка к тому, чтобы остановить машину и предложить себя, но сдержалась.
— Сегодня вечером я совсем одна. Что если мы это исправим?
Вдруг он пойдет на попятную? Вдруг скажет, если не словом, то взглядом, что она уже стара для него.
Пальцы Хельги побледнели на руле.
— Чудесно! — в голосе его звучал энтузиазм. — Давайте так и сделаем. Где и когда я вас встречу?
— У вас есть машина?
— Конечно.
— Тогда перед клубом “Приморье”, в девять часов. Она видела этот клуб в сотне шагов от своего отеля. В девять часов Герман уже будет в постели.
— Договорились. Буду ждать с нетерпением. Он на секунду задумался.
— Я знаю одни ресторан, где подают блюда из океанической рыбы. Вы ее любите?
— Конечно.
— Отлично — Там хорошо и не надо специально одеваться. Сойдет все, что угодно. Так?
— Да.
Несколько минут они ехали молча, потом он сказал:
— Хельга — необычное имя.
Неожиданно он снял очки и улыбнулся. Его большие ласковые глаза придали ей уверенности.
“С ним все пройдет гладко, — подумала она. — Без всяких осложнений.” — Да вы и сами необыкновенная. Она рассмеялась в полном восторге:
— Поговорим об этом вечером.
— Вон моя хижина, — показал рукой Джексон.
Они находились примерно в полумиле от отеля.
Хельга сбавила скорость, вглядываясь в вереницу хижин, стоявших вдоль побережья, наполовину скрытых пальмами.
Дюноход остановился.
— Так значит, вечером в девять. — еще раз напомнила она.
— Точно. — на одни короткий миг он легко, жестом обладателя, положил свою руку на ее.
От этого прикосновения Хельгу словно пронизал электрический разряд. Он знает, чего ей нужно, сказала она себе. — До встречи и спасибо, что подбросили.
Хельга возвращалась в отель, вне себя от возбуждения.
Хельга одела белое платье — белое шло ей, оно подчеркивало загар, и посмотрев на себя в зеркале, она почувствовала удовлетворение.
Еще один мартини, а потом она пойдет пожелать доброй ночи Герману и скажет ему, что собирается прогуляться, чтобы немного развеяться после полета. Его это не заинтересует, но она все же ему скажет.
Когда Хельга наливала себе мартини, зазвонил телефон. Хмурясь, она взяла трубку.
— Я вас потревожил, мадам?
Она узнала сочный голос Хинкля. Удивленная, она отозвалась.
— Нет, Хинкль, в чем дело?
— Не могли бы вы мне уделить несколько минут, мадам?
— Конечно.
— Благодарю, вас, мадам. — и он повесил трубку.” Недоумевая, Хельга села и стала ждать, потягивая мартини. Она не могла представить, о чем хочет поговорить с ней Хинкль — разве что только о Германе. Она знала Хинкля уже три года. Никогда раньше он не обращался к ней подобным образом. Хельга редко просила что-нибудь для себя сделать. У нее была личная горничная и она рассматривала Хинкля, как собственность Германа.
Послышался негромкий стук в дверь и в дверном проеме появился Хинкль. На нем были белая куртка, черные брюки и черный галстук-бабочка. Несмотря на униформу слуги, он по-прежнему походил на благодушного епископа.
Закрыв дверь, он сделала несколько шагов и остановился.
Хельга вопросительно посмотрела на него.
— Да, Хинкль?
— Если вы позволите, мадам, я хотел бы поговорить с вами откровенно.
— О мистере Рольфе?
— Да, мадам.
— Присядьте, пожалуйста.
— Благодарю, вас, мадам, я лучше постою. — После паузы он продолжал: — Я работаю у мистера Рольфа уже лет пятнадцать. Он не из тех джентльменов, у которых легко работать, но я полагаю, что выполнял все обязанности удовлетворительно.
— Я знаю, Хинкль, — поспешно сказала она.
Не собирается ли он объявить, что хватит ему работать у Германа и что он уходит.
Она сжалась при одной мысли об этом.
Никто не мог бы сделать для Рольфа больше, чем преданный Хинкль.
— Полагаю, что это так, мадам. И теперь я оказался в прискорбном состоянии. После стольких лет я, естественно, чувствую себя связанным лояльностью по отношению к мистеру Рольфу. Как вам известно, я забочусь о бумагах мистера Рольфа во время его поездок. Разбирая кое-какие из них, я наткнулся на черновик письма к мистеру Уинборну. Для того, чтобы знать, куда его положить, я прочел письмо. И тут я оказался перед трудным выбором. Однако последующие события показали, что я должен поговорить с вами.
Хельга выпрямилась.
— Я не понимаю о чем вы, — сказала она резко.
— Немного терпения, мадам, я вам все объясню, поскольку вы разрешили мне говорить откровенно.
— Слушаю вас внимательно.
— Я с раскаянием вынужден признать, что относился к вам отрицательно, когда вы вышли замуж за мистера Рольфа. С тех пор я лучше вас узнал, мадам. Со временем я разглядел ваши достоинства, увидел, сколько вы сделали для мистера Рольфа, какое бремя приняли на себя. Чтобы облегчить моему хозяину жизнь, вы постоянно ездили по его делам. Если мне будет позволено сказать, замечу, что на меня произвели большое впечатление ваши финансовые возможности, ваша неизменная энергия, трудолюбие и те жертвы, которые вы принесли.
Хельга откинулась на спинку кресла и с изумлением смотрела на него.
— Ну, Хинкль, это же просто панегирик в мою честь.
— Я не стал бы говорить о таких вещах легкомысленно, мадам. — сказал он, глядя на нее. — Мистер Рольф очень болен. Я понимаю это лучше, чем доктор Леви, поскольку постоянно нахожусь в контакте с Рольфом. Я заметил у мистера Рольфа тревожные помутнения рассудка, которые пока ускользают от доктора Леви.
— Вы хотите сказать, что мой муж повредился в уме? — Хельга ожидала все, что угодно, но только не это.
— Не совсем так, мадам. Мистер Рольф очень страдает. Быть может из-за лекарств, которые прописал ему доктор Леви. У него как-будто развилась странная мания преследования. Мне нелегко об этом говорить, мадам. — у Хинкля был страдающий вид. — Раньше мистер Рольф отзывался о вас с уважением и даже с восхищением, но в последнее время его отношение явно переменилось.
Пораженная, Хельга произнесла:
— Неужели?
— Да, мадам. Кроме того, он как-будто стал интересоваться своей дочерью, мисс Шейлой. Вам, вероятно, известно, что она в ссоре с мистером Рольфом. Она ушла из дома и последние три года не поддерживала с отцом никаких отношений.
— Я кое-что об этом слышала, — сказала он очень осторожно.
— В этом черновике письма к мистеру Уинборну даются указания относительно нового завещания. Меня не касается, как мистер Рольф распоряжается своими деньгами. Однако в виду вашего неустанного внимания к мистеру Рольфу и в виду последующих событий я чувствую, что должен вас предостеречь.
— Каких последующих событий? — Хельга чувствовала, что ее голос охрип.
— Прискорбно сообщать, мадам, но вчера я услышал, как мистер Рольф дает указание частному сыскному агенту установить за вами наблюдение. Зная, что вы достойны доверия мистера Рольфа, я считаю это настолько позорным, что могу сделать только один вывод — мистер Рольф душевно нездоров. Частное сыскное агентство!
Хельга похолодела. Стараясь справиться с волнением, она опустила глаза.
— Мистер Рольф лег спать, — сказал Хинкль, слегка понизив голос. — Я дал ему снотворное. Мне кажется, что письмо, которое он отправляет к мистеру Уинборну, лежит в правом нижнем ящике. Его еще не отослали.
Хельга подняла глаза:
— Спасибо, Хинкль. Он двинулся к выходу.
— Существует на свете такая вещь, как справедливость, — с этими словами он вышел из комнаты.
Пятнадцать лет, проведенных в безжалостном мире бизнеса научили Хельгу стойко переносить поражения, неудачи и даже катастрофы, а всего этого досталось на ее долю немало. Теперь она быстро оправилась от шока. Ее охватила холодная ярость, а изощренный ум напряженно заработал. Почему Герман начал ее подозревать? Она ни на минут не поверила в теорию Хинкля о душевной болезни Германа. Быть может, до него дошли какие-нибудь слухи? Или он получил анонимное письмо? Она проявляла столько осмотрительности в своих любовных похождениях. Ей вспомнились слова Хинкля: “Знаю, что вы достойны доверия мистера Рольфа…” Милый простодушный Хинкль!
Хельга допила мартини, потом закурила сигарету. Оказаться под наблюдением какого-то мерзкого сыщика! Но главное не в этом. Решив изменить завещание, Герман написал письмо Стэнли Уинборну, главе юридического отдела. Она ненавидела Уинборна, высокого, худого, как жердь, холодного человека, который, как она знала, резко отрицательно отнесся к их браку и едва не заболел от ревности, когда Герман передал Арчеру управление швейцарскими делами. Она должна узнать, что ей грозит, должна увидеть это письмо. Кто предупрежден — тот вооружен! Ни минуты не колеблясь, она раздавила сигарету в пепельнице и направилась в номер Германа.
Войдя в гостиную, она бесшумно приблизилась к полуоткрытой двери спальни и заглянула внутрь.
Герман лежал неподвижно. Неяркий ночник бросил отсвет на изнуренное, неподвижное лицо. Глаза, обычно прятавшиеся за черными стеклами очков, были закрыты. Хельга почувствовала, как у нее по спине пробежала дрожь. Если бы не едва заметное движение простыни, укрывавшей его, которая опускалась и поднималась в такт дыханию, его можно было бы принять за мертвеца.
Она тихо позвала:
— Герман!
Он не пошевелился.
Повернувшись, Хельга бесшумно подошла к большому письменному столу у окна. Выдвинув нижний правый ящик, она нашла красную кожаную папку. Хельга положила ее на стол и включила лампу под абажуром.
Когда она открывала папку, сердце ее забилось учащенно. В папке лежало письмо. Почерк был мелким, аккуратным и разборчивым.
Глаза Хельги побежали по строчкам:
Раздавшийся позади нее звук заставил ее резко обернуться.
В дверях спальни, опираясь на две толстые трости, стоял Герман Рольф. В белой шелковой пижаме с похожим на череп лицом, со злобно горящими глазами, он походил на страшный мстительный призрак.
— Как ты смеешь рыться в моих личных бумагах! — вскричал он.
Ярость, стыд, ненависть заставили Хельгу вскочить на ноги:
— А как ты смеешь устраивать за мной слежку? Пачкаю твое имя? Да кого интересует твое проклятое имя! Ты даже не человек, ты бессердечный компьютер! Высушенный автомат для изготовления денег — вот кто ты! В тебе нет ни капли доброты, ни чуткости.
Сверля ее взглядом, Рольф сделал шаг вперед:
— Шлюха!
— Лучше быть шлюхой, чем калекой-посмешищем. — крикнула она ему в лицо.
И тогда это произошло. К его лицу вдруг прилила кровь. Рот перекосился, трости выскользнули из рук и со стуком упали на пол. Он впился костлявыми пальцами в грудь. Все его тело свело в мучительной судороге. Хельга от испуга закрыла глаза. Потом он вдруг подался вперед и упал к ее ногам.
Глава 2
— Верно. Я доволен. Как вы сказали, людям всегда требуется что-нибудь для кухни.
— Где вы остановились, мистер Джексон?
— Я снял хижину на берегу и сам о себе забочусь. Мне так больше нравится. Тоска в этих отелях.
— Да. А вашей жене нравится такой образ жизни? Он весело и непринужденно рассмеялся.
— У меня нет жены. Мне свобода дороже комфорта. У меня здесь даже подружки нет, но я кого-нибудь найду. Я считаю, что люди должны сходиться и расходиться, как корабли в море.., без всяких осложнений, — и он опять рассмеялся.
Она была близка к тому, чтобы остановить машину и предложить себя, но сдержалась.
— Сегодня вечером я совсем одна. Что если мы это исправим?
Вдруг он пойдет на попятную? Вдруг скажет, если не словом, то взглядом, что она уже стара для него.
Пальцы Хельги побледнели на руле.
— Чудесно! — в голосе его звучал энтузиазм. — Давайте так и сделаем. Где и когда я вас встречу?
— У вас есть машина?
— Конечно.
— Тогда перед клубом “Приморье”, в девять часов. Она видела этот клуб в сотне шагов от своего отеля. В девять часов Герман уже будет в постели.
— Договорились. Буду ждать с нетерпением. Он на секунду задумался.
— Я знаю одни ресторан, где подают блюда из океанической рыбы. Вы ее любите?
— Конечно.
— Отлично — Там хорошо и не надо специально одеваться. Сойдет все, что угодно. Так?
— Да.
Несколько минут они ехали молча, потом он сказал:
— Хельга — необычное имя.
Неожиданно он снял очки и улыбнулся. Его большие ласковые глаза придали ей уверенности.
“С ним все пройдет гладко, — подумала она. — Без всяких осложнений.” — Да вы и сами необыкновенная. Она рассмеялась в полном восторге:
— Поговорим об этом вечером.
— Вон моя хижина, — показал рукой Джексон.
Они находились примерно в полумиле от отеля.
Хельга сбавила скорость, вглядываясь в вереницу хижин, стоявших вдоль побережья, наполовину скрытых пальмами.
Дюноход остановился.
— Так значит, вечером в девять. — еще раз напомнила она.
— Точно. — на одни короткий миг он легко, жестом обладателя, положил свою руку на ее.
От этого прикосновения Хельгу словно пронизал электрический разряд. Он знает, чего ей нужно, сказала она себе. — До встречи и спасибо, что подбросили.
Хельга возвращалась в отель, вне себя от возбуждения.
* * *
Часы показывали четверть восьмого. Алекс, обходительный гостиничный парикмахер, причесал Хельге волосы, а его ассистентка сделала ей массаж лица. Официант принес шейкер с мартини и водкой. После процедур она вздремнула и теперь, освеженная, думала о своем свидании.Хельга одела белое платье — белое шло ей, оно подчеркивало загар, и посмотрев на себя в зеркале, она почувствовала удовлетворение.
Еще один мартини, а потом она пойдет пожелать доброй ночи Герману и скажет ему, что собирается прогуляться, чтобы немного развеяться после полета. Его это не заинтересует, но она все же ему скажет.
Когда Хельга наливала себе мартини, зазвонил телефон. Хмурясь, она взяла трубку.
— Я вас потревожил, мадам?
Она узнала сочный голос Хинкля. Удивленная, она отозвалась.
— Нет, Хинкль, в чем дело?
— Не могли бы вы мне уделить несколько минут, мадам?
— Конечно.
— Благодарю, вас, мадам. — и он повесил трубку.” Недоумевая, Хельга села и стала ждать, потягивая мартини. Она не могла представить, о чем хочет поговорить с ней Хинкль — разве что только о Германе. Она знала Хинкля уже три года. Никогда раньше он не обращался к ней подобным образом. Хельга редко просила что-нибудь для себя сделать. У нее была личная горничная и она рассматривала Хинкля, как собственность Германа.
Послышался негромкий стук в дверь и в дверном проеме появился Хинкль. На нем были белая куртка, черные брюки и черный галстук-бабочка. Несмотря на униформу слуги, он по-прежнему походил на благодушного епископа.
Закрыв дверь, он сделала несколько шагов и остановился.
Хельга вопросительно посмотрела на него.
— Да, Хинкль?
— Если вы позволите, мадам, я хотел бы поговорить с вами откровенно.
— О мистере Рольфе?
— Да, мадам.
— Присядьте, пожалуйста.
— Благодарю, вас, мадам, я лучше постою. — После паузы он продолжал: — Я работаю у мистера Рольфа уже лет пятнадцать. Он не из тех джентльменов, у которых легко работать, но я полагаю, что выполнял все обязанности удовлетворительно.
— Я знаю, Хинкль, — поспешно сказала она.
Не собирается ли он объявить, что хватит ему работать у Германа и что он уходит.
Она сжалась при одной мысли об этом.
Никто не мог бы сделать для Рольфа больше, чем преданный Хинкль.
— Полагаю, что это так, мадам. И теперь я оказался в прискорбном состоянии. После стольких лет я, естественно, чувствую себя связанным лояльностью по отношению к мистеру Рольфу. Как вам известно, я забочусь о бумагах мистера Рольфа во время его поездок. Разбирая кое-какие из них, я наткнулся на черновик письма к мистеру Уинборну. Для того, чтобы знать, куда его положить, я прочел письмо. И тут я оказался перед трудным выбором. Однако последующие события показали, что я должен поговорить с вами.
Хельга выпрямилась.
— Я не понимаю о чем вы, — сказала она резко.
— Немного терпения, мадам, я вам все объясню, поскольку вы разрешили мне говорить откровенно.
— Слушаю вас внимательно.
— Я с раскаянием вынужден признать, что относился к вам отрицательно, когда вы вышли замуж за мистера Рольфа. С тех пор я лучше вас узнал, мадам. Со временем я разглядел ваши достоинства, увидел, сколько вы сделали для мистера Рольфа, какое бремя приняли на себя. Чтобы облегчить моему хозяину жизнь, вы постоянно ездили по его делам. Если мне будет позволено сказать, замечу, что на меня произвели большое впечатление ваши финансовые возможности, ваша неизменная энергия, трудолюбие и те жертвы, которые вы принесли.
Хельга откинулась на спинку кресла и с изумлением смотрела на него.
— Ну, Хинкль, это же просто панегирик в мою честь.
— Я не стал бы говорить о таких вещах легкомысленно, мадам. — сказал он, глядя на нее. — Мистер Рольф очень болен. Я понимаю это лучше, чем доктор Леви, поскольку постоянно нахожусь в контакте с Рольфом. Я заметил у мистера Рольфа тревожные помутнения рассудка, которые пока ускользают от доктора Леви.
— Вы хотите сказать, что мой муж повредился в уме? — Хельга ожидала все, что угодно, но только не это.
— Не совсем так, мадам. Мистер Рольф очень страдает. Быть может из-за лекарств, которые прописал ему доктор Леви. У него как-будто развилась странная мания преследования. Мне нелегко об этом говорить, мадам. — у Хинкля был страдающий вид. — Раньше мистер Рольф отзывался о вас с уважением и даже с восхищением, но в последнее время его отношение явно переменилось.
Пораженная, Хельга произнесла:
— Неужели?
— Да, мадам. Кроме того, он как-будто стал интересоваться своей дочерью, мисс Шейлой. Вам, вероятно, известно, что она в ссоре с мистером Рольфом. Она ушла из дома и последние три года не поддерживала с отцом никаких отношений.
— Я кое-что об этом слышала, — сказала он очень осторожно.
— В этом черновике письма к мистеру Уинборну даются указания относительно нового завещания. Меня не касается, как мистер Рольф распоряжается своими деньгами. Однако в виду вашего неустанного внимания к мистеру Рольфу и в виду последующих событий я чувствую, что должен вас предостеречь.
— Каких последующих событий? — Хельга чувствовала, что ее голос охрип.
— Прискорбно сообщать, мадам, но вчера я услышал, как мистер Рольф дает указание частному сыскному агенту установить за вами наблюдение. Зная, что вы достойны доверия мистера Рольфа, я считаю это настолько позорным, что могу сделать только один вывод — мистер Рольф душевно нездоров. Частное сыскное агентство!
Хельга похолодела. Стараясь справиться с волнением, она опустила глаза.
— Мистер Рольф лег спать, — сказал Хинкль, слегка понизив голос. — Я дал ему снотворное. Мне кажется, что письмо, которое он отправляет к мистеру Уинборну, лежит в правом нижнем ящике. Его еще не отослали.
Хельга подняла глаза:
— Спасибо, Хинкль. Он двинулся к выходу.
— Существует на свете такая вещь, как справедливость, — с этими словами он вышел из комнаты.
Пятнадцать лет, проведенных в безжалостном мире бизнеса научили Хельгу стойко переносить поражения, неудачи и даже катастрофы, а всего этого досталось на ее долю немало. Теперь она быстро оправилась от шока. Ее охватила холодная ярость, а изощренный ум напряженно заработал. Почему Герман начал ее подозревать? Она ни на минут не поверила в теорию Хинкля о душевной болезни Германа. Быть может, до него дошли какие-нибудь слухи? Или он получил анонимное письмо? Она проявляла столько осмотрительности в своих любовных похождениях. Ей вспомнились слова Хинкля: “Знаю, что вы достойны доверия мистера Рольфа…” Милый простодушный Хинкль!
Хельга допила мартини, потом закурила сигарету. Оказаться под наблюдением какого-то мерзкого сыщика! Но главное не в этом. Решив изменить завещание, Герман написал письмо Стэнли Уинборну, главе юридического отдела. Она ненавидела Уинборна, высокого, худого, как жердь, холодного человека, который, как она знала, резко отрицательно отнесся к их браку и едва не заболел от ревности, когда Герман передал Арчеру управление швейцарскими делами. Она должна узнать, что ей грозит, должна увидеть это письмо. Кто предупрежден — тот вооружен! Ни минуты не колеблясь, она раздавила сигарету в пепельнице и направилась в номер Германа.
Войдя в гостиную, она бесшумно приблизилась к полуоткрытой двери спальни и заглянула внутрь.
Герман лежал неподвижно. Неяркий ночник бросил отсвет на изнуренное, неподвижное лицо. Глаза, обычно прятавшиеся за черными стеклами очков, были закрыты. Хельга почувствовала, как у нее по спине пробежала дрожь. Если бы не едва заметное движение простыни, укрывавшей его, которая опускалась и поднималась в такт дыханию, его можно было бы принять за мертвеца.
Она тихо позвала:
— Герман!
Он не пошевелился.
Повернувшись, Хельга бесшумно подошла к большому письменному столу у окна. Выдвинув нижний правый ящик, она нашла красную кожаную папку. Хельга положила ее на стол и включила лампу под абажуром.
Когда она открывала папку, сердце ее забилось учащенно. В папке лежало письмо. Почерк был мелким, аккуратным и разборчивым.
Глаза Хельги побежали по строчкам:
“Мой дорогой Уинборн!Несколько секунд Хельга сидела, уставясь на письмо. Ее первой реакцией было чувство горькой безнадежности: не выходить повторно замуж! Конец интрижкам! Старый импотент обрекает ее на жизнь монашки! Как будет ухмыляться Уинборн, читая это письмо. Свидетельства? Кто ему сказал? Она не сомневалась, что после смерти Германа Уинборн не замедлит установить за ней слежку. Ничто не доставит ему большего удовольствия, чем оставить несчастную вдову без цента в кармане. А эти сто тысяч долларов в год! Хельге, привыкшей к бездумным тратам, привыкшей свободно распоряжаться деньгами Германа, такой доход казался ничтожной подачкой. А его дочери достанется миллион!
Относительно моего завещания. У меня есть причины считать, что Хельга больше не достойна унаследовать мое завещание и ведать швейцарским филиалом. Вопреки вашему совету, которым, к сожалению, пренебрег, я составил завещание, которое хранится у вас и которое должно быть уничтожено по получении этого письма. Оно дает моей жене полный контроль над моими миллионами. Когда я составлял это завещание, Хельга произвела на меня столь сильное впечатление своей честностью и проницательностью в финансовых вопросах, что я не сомневался ее способностью заниматься и распоряжаться моими деньгами так же, как распоряжался ими я. Однако теперь мне стало известно, что она позволила Арчеру обманным путем лишить меня двух миллионов долларов. Хуже того, у меня появились убедительные свидетельства, что она дурно вела себя, находясь в Европе. Эти свидетельства настолько тревожны, что я поручил сыскному агентству понаблюдать за ней. В случае получения прямых улик я немедленно разведусь.
Я хочу, чтобы вы, как мой душеприказчик, приняли вместе с Леманом контроль на швейцарскими делами. Прилагаю пересмотренный список наследников. Поскольку я уверен, что Хельга злоупотребляла моим доверием и вступала в связь с различными мужчинами, хотя у меня пока нет точных доказательств, я решил оставить ей после смерти только свободный от налогов ежегодный капитал в сто тысяч долларов на следующих условиях: он не будет замешана ни в каком скандале, не выйдет повторно замуж и будет время от времени подвергаться неожиданным проверкам, проводимым компетентными сыскными агентствами. Она не будет иметь доступа к капиталу, получая лишь доход с него. Она сможет пользоваться всеми моими домами, виллами и квартирами. Все ее счета будут контролироваться вами. Нарушив эти условия, она потеряет все свои привилегии и доход.
Я часто думаю о своей дочери Шейле. Она доставила мне много огорчений, но у нее хватило порядочности принять другую фамилию, которая мне, правда, неизвестна. Так что ее радикальные политические убеждения и возмутительный образ жизни на этот раз не запятнали имени Рольфа. Я хочу в награду за это оставить ей один миллион долларов. Придайте всем этим пунктам надлежащую юридическую форму и как можно скорее пришлите мне проект нового завещания.
С наилучшими пожеланиями,
Герман Рольф.”
Раздавшийся позади нее звук заставил ее резко обернуться.
В дверях спальни, опираясь на две толстые трости, стоял Герман Рольф. В белой шелковой пижаме с похожим на череп лицом, со злобно горящими глазами, он походил на страшный мстительный призрак.
— Как ты смеешь рыться в моих личных бумагах! — вскричал он.
Ярость, стыд, ненависть заставили Хельгу вскочить на ноги:
— А как ты смеешь устраивать за мной слежку? Пачкаю твое имя? Да кого интересует твое проклятое имя! Ты даже не человек, ты бессердечный компьютер! Высушенный автомат для изготовления денег — вот кто ты! В тебе нет ни капли доброты, ни чуткости.
Сверля ее взглядом, Рольф сделал шаг вперед:
— Шлюха!
— Лучше быть шлюхой, чем калекой-посмешищем. — крикнула она ему в лицо.
И тогда это произошло. К его лицу вдруг прилила кровь. Рот перекосился, трости выскользнули из рук и со стуком упали на пол. Он впился костлявыми пальцами в грудь. Все его тело свело в мучительной судороге. Хельга от испуга закрыла глаза. Потом он вдруг подался вперед и упал к ее ногам.
Глава 2
Умрет или нет?
Хельга смотрела на свои часы из золота я платины, один из множества свадебных подарков Германа. Они показывали четверть двенадцатого.
Через открытое окно до нее доносился шум голосов. Дуговые фонари телеоператоров отбрасывали на потолок комнаты тени.
Новость распространилась моментально и шакалы от прессы были тут как тут, но управляющий отделом закрыл доступ на верхний этаж. А все телефонные звонки подвергались строгому отбору на коммутаторе.
— Умрет или нет?!
Этот вопрос непрестанно вертелся в голове Хельга.
Хинкль проявил себя хозяином положения. Он появился через каких-то несколько секунд и одним взглядом охватил всю сцену: Рольфа на полу, Хельгу, прижавшуюся к противоположной стене. Быстро подойдя к Рольфу, он опустился на одно колени и пощупал пульс.
— Он умер? — спросила Хельга.
В ответ Хинкль коротко покачал головой, затем поднял худое тело так, словно оно ничего не весило, и исчез в спальне.
Хельга пришла в себя и, подойдя к телефону, попросила старшего портье немедленно прислать врача в номер Рольфа. У того от неожиданности перехватило дыхание. Хельга не стала дожидаться вопросов и положила трубку.
Из спальни вышел Хинкль, невозмутимый и серьезный.
Она сказал, что вызвала врача.
— С вашего разрешения, мадам, я советовал бы вам вернуться к себе, — сказал он. — Вы можете позвонить доктору Леви.
— У Германа приступ?
— Боюсь, что да, мадам. Нужно сообщить мистеру Уинборну и мистеру Леману.
Хельга вернулась в свой номер и связалась с доктором Леви. Он в Парадиз-стрит принимал гостей и только что кончил обедать. Но пообещал заказать воздушное такси и быть у нее через два час. Уинборн был в театре, и она оставила для него сообщение.
Леман нетвердым от волнения голосом сообщил, что возьмет реактивный самолет дирекции и прибудет завтра утром. Он возбужденно спросил, знает ли о случившемся пресса.
Хельга ответила, что насколько ей известно, пока нет.
— Биржа повалится к чертям, — простонал Леман.
Она нетерпеливо бросила трубку.
Возвращаясь в номер Рольфа, она заметила рослого темноволосого охранника в фуражке и с пистолетом на боку, стоявшего на верхней площадке лестницы, и еще одного перед лифтом. Оба козырнули при ее появлении.
Управляющий отелем был в гостиной. Он сказал, что вызванный врач находится у Рольфа. Затем, заметно обеспокоенный, он пробормотал слова сочувствия. Хельга не обратила на него внимания.
Когда Рольф застал ее врасплох, она захлопнула красную папку. Та все еще лежала на столе, напоминая красный сигнал тревоги, и Хельга убрала ее в ящик.
Из спальни вышел моложавый, грузный, сильно вспотевший темнокожий доктор. Он представился, как доктор Беллами. Хельга видела, что вызывает в обеспокоенном враче благоговейный трепет. Сообщив, что ее муж перенес сильный удар, и все необходимое ему будет сделано, он поспешил к телефону.
Хельга подошла к дверям спальни, но появившийся Хинкль загородил дорогу.
— Вам лучше не входить, мадам, — сказал он живо. — Положитесь на меня. Она кивнула.
— Доктор Леви приедет, — она помедлила в нерешительности. — Он сильно страдает?
— Нет, мадам.
Управляющий, который прислушивался к разговору, приблизился к ним.
— Позвольте проводить вас в ваш номер, миссис Рольф. Когда Хельга направилась к выходу, Хинкль закрыл дверь спальни. Она остановилась, а потом, подойдя к столу, достала красную папку и в сопровождении управляющего вернулась к себе. У дверей управляющий сказал:
— Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили. Все звонки будет принимать служащие мистера Рольфа. Вы не обедали? Могу предложить…
— Нет, ничего не надо, благодарю вас.
Хельга вошла в номер и закрыла за собой дверь. Тут она вспомнила о свидании с Гарри Джексоном и почувствовала острое, как боль, разочарование.
В шейкере нашлись остатки мартини. Она выпила, закурила и села. Так она провела часа два с папкой на коленях, куря сигарету за сигаретой и мурыжа одну мысль: умрет или не умрет?
Пришел доктор Леви.
Он заглянул к ней лишь на несколько минут. С ее мужем был серьезный удар, сообщил он, и его перевезут в больницу, как только он сочтет это безопасным. Очень жаль, что новость распространилась, Теперь с появлением прессы ей лучше оставаться в своем номере. Администрация отеля понимает, какое создалось положение. Меры безопасности будут соблюдаться и дальше. Не примет ли она таблетку снотворного?
В девять, когда она должна была встретиться с Гарри Джексоном, ее разбудил телефонный звонок. Телефонистка, понизив голос, спросила, будет ли миссис Рольф разговаривать с Стенли Уинборном.
Уинборну передали тревожное известие во время первого акта пьесы. Он немедленно вернулся домой. Хельга передала ему содержание беседы с доктором Леви.
— Я связался с Леманом, — Уинборн говорил холодным тоном. — Мы будем у вас завтра утром.
“Стервятники слетаются”, — подумала она. Вошел управляющий, неся на подносе маленькие бутерброды и шейкер с коктейлем.
— Вам нужно немного подкрепиться, миссис Рольф, — сказал он. — Пожалуйста, съешьте что-нибудь.
Он вышел.
Внезапно Хельга почувствовала волчий аппетит.
Она набросилась на бутерброды, уничтожая их один за другим, сердясь при этом, что они такие маленькие. Но выпив три коктейля и съев все бутерброды, она в достаточной мере насытилась, успокоилась и раскрыла красную папку, чтобы еще раз перечитать письмо.
“Умрет или нее? — спросила она себя еще раз сегодня, убрав письмо обратно в папку. — Если умрет, проблема будет решена. О письме знал только один Хинкль. — Хельга задумалась: — Можно ли рассчитывать на его молчание? Ей вспомнился Арчер, которого она меньше, чем кого бы то ни было, могла заподозрить способным на шантаж. И все же он стал шантажистом. Хинкль? Но голословные обвинения не имеют места, и если она уничтожит письмо, все на этом и кончится. Уинборн, конечно, поверил бы ему, скажи тот о письме, но ничего не смог бы сделать. У него хранится первоначальное завещание. Ему придется действовать в соответствии с его условиями. Шестьдесят миллионов долларов.., но только, если Герман умрет. Умрет или нет?!” Она ударила стиснутыми кулаками друг о друга.
Что, если не умрет? Он успел прочитать ненависть в ее глазах. Внезапное осмысление всей глубины ее отвращения к нему и вызвало этот драматичный удар. В этом она была уверена. Значит, если он поправится, то обречет ее на жизнь монашки. Мало того, он сможет сделать ее жизнь настолько невыносимой, что у нее не останется иного выхода, кроме как покинуть его.
Хельга обвела взглядом просторную роскошную комнату, подумала о множестве других таких же комнат в таких же отелях, о великолепной вилле на собственном острове неподалеку от Парадиз-сити, о вилле в Кастельно, об элегантном пентхаузе в Нью-Йорке. Подумала о поклонах, приветствиях метрдотелей, портье и даже полицейских — всех эти людей, готовых выполнить малейшую ее прихоть. Всему придет конец. Ей придется начинать жизнь сначала, а в возрасте сорока трех лет такая перспектива страшила. Разумеется, она способна заработать на безбедное существование. Она отложила кое-какие деньги. У нее есть тысяч на триста драгоценностей. Но какой бы пугающей не была мысль о возврате в мир бизнеса с его свирепой конкуренцией, не она вызывала у Хельги дрожь, а сознание того, что она перестанет быть миссис Рольф — женой одного из богатейших людей мира, которую всюду окружают подобострастие, внимание и забота.
Но если он умрет!
Полная свобода и шестьдесят миллионов долларов!
С ее чутьем, финансовым опытом и энергией она могла бы стать столь же могущественной, как Рольф. Существует множество возможностей, когда располагаешь таким капиталом.
Если бы он умер!
Хельга посмотрела на красную папку.
Уничтожить письмо? Нет, рано. Если Герман поправится, придется вернуть папку на стол, но если он умрет, она уничтожит это письмо без колебаний.
Хельга огляделась по сторонам в поисках надежного места, затем подошла к шкафу и достала пустой чемодан. Она положила папку в чемодан и засунула его под другой, тоже пустой. Здесь папка будет в безопасности.
Было без двадцати двенадцать. Сколько же еще ждать?
Хельга принялась расхаживать по комнате, держась подальше от раскрытого окна. Ей не хотелось, чтобы ее заметил кто-нибудь из поджидающих репортеров. Когда через полчаса в дверь постучал доктор Леви, она все еще расхаживала по комнате, погруженная в свои мысли.
— Какой?
— Пока рано говорить что-либо определенное. — Леви закрыл дверь. — Мне очень жаль, миссис Рольф, но положение серьезное. Все зависит от того, что произойдет в течение последующих двух-трех дней. Делается все возможное. Если послезавтра наступит улучшение, надежда есть. Я останусь здесь. Доктор Беллами очень компетентен. Запаситесь терпением, миссис Рольф. Вам будут обо всем сообщать.
— Два или три дня?
— Возможно мы будем знать уже завтра.
— Вы должны мне сказать, — требовательно произнесла Хельга. — Высказали, положение серьезное. Как это понимать?
Доктор Леви снял очки и сдавил пальцами переносицу. Не глядя на нее, он сказал:
— Полный паралич правой руки, несомненное повреждение мозга, возможно, утрата речи.
Он снова надел очки, по-прежнему избегая смотреть на Хельгу.
Хельга почувствовала, как внутри пробежала холодная дрожь. Такого она не пожелала бы даже Герману.
— Но ведь он и так уже почти не владеет ногами, — сказала она чуть слышно.
Доктор Леви мягко произнес:
— Это трагично, но я его предупреждал.
— Выходит, он больше не сможет говорить?
— Это выяснится позже. Боюсь, что не сможет. А теперь я посоветовал бы вам немного отдохнуть, миссис Рольф. Вы ничем не сможете помочь. Я принес вам снотворное.
— Было бы милосердней, если бы он умер, — сказала Хельга и содрогнулась. — Без ног, без языка, без правой руки… Мистер Леви положил на стол таблетку:
— Пожалуйста, примите это и ложитесь в постель. Когда он ушел, Хельга снова села в кресло, не обращая внимания на таблетку. Стиснув на коленях руки, она горячо желала мужу смерти, теперь уже не ради себя, а ради него самого.
Хельга смотрела на свои часы из золота я платины, один из множества свадебных подарков Германа. Они показывали четверть двенадцатого.
Через открытое окно до нее доносился шум голосов. Дуговые фонари телеоператоров отбрасывали на потолок комнаты тени.
Новость распространилась моментально и шакалы от прессы были тут как тут, но управляющий отделом закрыл доступ на верхний этаж. А все телефонные звонки подвергались строгому отбору на коммутаторе.
— Умрет или нет?!
Этот вопрос непрестанно вертелся в голове Хельга.
Хинкль проявил себя хозяином положения. Он появился через каких-то несколько секунд и одним взглядом охватил всю сцену: Рольфа на полу, Хельгу, прижавшуюся к противоположной стене. Быстро подойдя к Рольфу, он опустился на одно колени и пощупал пульс.
— Он умер? — спросила Хельга.
В ответ Хинкль коротко покачал головой, затем поднял худое тело так, словно оно ничего не весило, и исчез в спальне.
Хельга пришла в себя и, подойдя к телефону, попросила старшего портье немедленно прислать врача в номер Рольфа. У того от неожиданности перехватило дыхание. Хельга не стала дожидаться вопросов и положила трубку.
Из спальни вышел Хинкль, невозмутимый и серьезный.
Она сказал, что вызвала врача.
— С вашего разрешения, мадам, я советовал бы вам вернуться к себе, — сказал он. — Вы можете позвонить доктору Леви.
— У Германа приступ?
— Боюсь, что да, мадам. Нужно сообщить мистеру Уинборну и мистеру Леману.
Хельга вернулась в свой номер и связалась с доктором Леви. Он в Парадиз-стрит принимал гостей и только что кончил обедать. Но пообещал заказать воздушное такси и быть у нее через два час. Уинборн был в театре, и она оставила для него сообщение.
Леман нетвердым от волнения голосом сообщил, что возьмет реактивный самолет дирекции и прибудет завтра утром. Он возбужденно спросил, знает ли о случившемся пресса.
Хельга ответила, что насколько ей известно, пока нет.
— Биржа повалится к чертям, — простонал Леман.
Она нетерпеливо бросила трубку.
Возвращаясь в номер Рольфа, она заметила рослого темноволосого охранника в фуражке и с пистолетом на боку, стоявшего на верхней площадке лестницы, и еще одного перед лифтом. Оба козырнули при ее появлении.
Управляющий отелем был в гостиной. Он сказал, что вызванный врач находится у Рольфа. Затем, заметно обеспокоенный, он пробормотал слова сочувствия. Хельга не обратила на него внимания.
Когда Рольф застал ее врасплох, она захлопнула красную папку. Та все еще лежала на столе, напоминая красный сигнал тревоги, и Хельга убрала ее в ящик.
Из спальни вышел моложавый, грузный, сильно вспотевший темнокожий доктор. Он представился, как доктор Беллами. Хельга видела, что вызывает в обеспокоенном враче благоговейный трепет. Сообщив, что ее муж перенес сильный удар, и все необходимое ему будет сделано, он поспешил к телефону.
Хельга подошла к дверям спальни, но появившийся Хинкль загородил дорогу.
— Вам лучше не входить, мадам, — сказал он живо. — Положитесь на меня. Она кивнула.
— Доктор Леви приедет, — она помедлила в нерешительности. — Он сильно страдает?
— Нет, мадам.
Управляющий, который прислушивался к разговору, приблизился к ним.
— Позвольте проводить вас в ваш номер, миссис Рольф. Когда Хельга направилась к выходу, Хинкль закрыл дверь спальни. Она остановилась, а потом, подойдя к столу, достала красную папку и в сопровождении управляющего вернулась к себе. У дверей управляющий сказал:
— Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили. Все звонки будет принимать служащие мистера Рольфа. Вы не обедали? Могу предложить…
— Нет, ничего не надо, благодарю вас.
Хельга вошла в номер и закрыла за собой дверь. Тут она вспомнила о свидании с Гарри Джексоном и почувствовала острое, как боль, разочарование.
В шейкере нашлись остатки мартини. Она выпила, закурила и села. Так она провела часа два с папкой на коленях, куря сигарету за сигаретой и мурыжа одну мысль: умрет или не умрет?
Пришел доктор Леви.
Он заглянул к ней лишь на несколько минут. С ее мужем был серьезный удар, сообщил он, и его перевезут в больницу, как только он сочтет это безопасным. Очень жаль, что новость распространилась, Теперь с появлением прессы ей лучше оставаться в своем номере. Администрация отеля понимает, какое создалось положение. Меры безопасности будут соблюдаться и дальше. Не примет ли она таблетку снотворного?
В девять, когда она должна была встретиться с Гарри Джексоном, ее разбудил телефонный звонок. Телефонистка, понизив голос, спросила, будет ли миссис Рольф разговаривать с Стенли Уинборном.
Уинборну передали тревожное известие во время первого акта пьесы. Он немедленно вернулся домой. Хельга передала ему содержание беседы с доктором Леви.
— Я связался с Леманом, — Уинборн говорил холодным тоном. — Мы будем у вас завтра утром.
“Стервятники слетаются”, — подумала она. Вошел управляющий, неся на подносе маленькие бутерброды и шейкер с коктейлем.
— Вам нужно немного подкрепиться, миссис Рольф, — сказал он. — Пожалуйста, съешьте что-нибудь.
Он вышел.
Внезапно Хельга почувствовала волчий аппетит.
Она набросилась на бутерброды, уничтожая их один за другим, сердясь при этом, что они такие маленькие. Но выпив три коктейля и съев все бутерброды, она в достаточной мере насытилась, успокоилась и раскрыла красную папку, чтобы еще раз перечитать письмо.
“Умрет или нее? — спросила она себя еще раз сегодня, убрав письмо обратно в папку. — Если умрет, проблема будет решена. О письме знал только один Хинкль. — Хельга задумалась: — Можно ли рассчитывать на его молчание? Ей вспомнился Арчер, которого она меньше, чем кого бы то ни было, могла заподозрить способным на шантаж. И все же он стал шантажистом. Хинкль? Но голословные обвинения не имеют места, и если она уничтожит письмо, все на этом и кончится. Уинборн, конечно, поверил бы ему, скажи тот о письме, но ничего не смог бы сделать. У него хранится первоначальное завещание. Ему придется действовать в соответствии с его условиями. Шестьдесят миллионов долларов.., но только, если Герман умрет. Умрет или нет?!” Она ударила стиснутыми кулаками друг о друга.
Что, если не умрет? Он успел прочитать ненависть в ее глазах. Внезапное осмысление всей глубины ее отвращения к нему и вызвало этот драматичный удар. В этом она была уверена. Значит, если он поправится, то обречет ее на жизнь монашки. Мало того, он сможет сделать ее жизнь настолько невыносимой, что у нее не останется иного выхода, кроме как покинуть его.
Хельга обвела взглядом просторную роскошную комнату, подумала о множестве других таких же комнат в таких же отелях, о великолепной вилле на собственном острове неподалеку от Парадиз-сити, о вилле в Кастельно, об элегантном пентхаузе в Нью-Йорке. Подумала о поклонах, приветствиях метрдотелей, портье и даже полицейских — всех эти людей, готовых выполнить малейшую ее прихоть. Всему придет конец. Ей придется начинать жизнь сначала, а в возрасте сорока трех лет такая перспектива страшила. Разумеется, она способна заработать на безбедное существование. Она отложила кое-какие деньги. У нее есть тысяч на триста драгоценностей. Но какой бы пугающей не была мысль о возврате в мир бизнеса с его свирепой конкуренцией, не она вызывала у Хельги дрожь, а сознание того, что она перестанет быть миссис Рольф — женой одного из богатейших людей мира, которую всюду окружают подобострастие, внимание и забота.
Но если он умрет!
Полная свобода и шестьдесят миллионов долларов!
С ее чутьем, финансовым опытом и энергией она могла бы стать столь же могущественной, как Рольф. Существует множество возможностей, когда располагаешь таким капиталом.
Если бы он умер!
Хельга посмотрела на красную папку.
Уничтожить письмо? Нет, рано. Если Герман поправится, придется вернуть папку на стол, но если он умрет, она уничтожит это письмо без колебаний.
Хельга огляделась по сторонам в поисках надежного места, затем подошла к шкафу и достала пустой чемодан. Она положила папку в чемодан и засунула его под другой, тоже пустой. Здесь папка будет в безопасности.
Было без двадцати двенадцать. Сколько же еще ждать?
Хельга принялась расхаживать по комнате, держась подальше от раскрытого окна. Ей не хотелось, чтобы ее заметил кто-нибудь из поджидающих репортеров. Когда через полчаса в дверь постучал доктор Леви, она все еще расхаживала по комнате, погруженная в свои мысли.
— Какой?
— Пока рано говорить что-либо определенное. — Леви закрыл дверь. — Мне очень жаль, миссис Рольф, но положение серьезное. Все зависит от того, что произойдет в течение последующих двух-трех дней. Делается все возможное. Если послезавтра наступит улучшение, надежда есть. Я останусь здесь. Доктор Беллами очень компетентен. Запаситесь терпением, миссис Рольф. Вам будут обо всем сообщать.
— Два или три дня?
— Возможно мы будем знать уже завтра.
— Вы должны мне сказать, — требовательно произнесла Хельга. — Высказали, положение серьезное. Как это понимать?
Доктор Леви снял очки и сдавил пальцами переносицу. Не глядя на нее, он сказал:
— Полный паралич правой руки, несомненное повреждение мозга, возможно, утрата речи.
Он снова надел очки, по-прежнему избегая смотреть на Хельгу.
Хельга почувствовала, как внутри пробежала холодная дрожь. Такого она не пожелала бы даже Герману.
— Но ведь он и так уже почти не владеет ногами, — сказала она чуть слышно.
Доктор Леви мягко произнес:
— Это трагично, но я его предупреждал.
— Выходит, он больше не сможет говорить?
— Это выяснится позже. Боюсь, что не сможет. А теперь я посоветовал бы вам немного отдохнуть, миссис Рольф. Вы ничем не сможете помочь. Я принес вам снотворное.
— Было бы милосердней, если бы он умер, — сказала Хельга и содрогнулась. — Без ног, без языка, без правой руки… Мистер Леви положил на стол таблетку:
— Пожалуйста, примите это и ложитесь в постель. Когда он ушел, Хельга снова села в кресло, не обращая внимания на таблетку. Стиснув на коленях руки, она горячо желала мужу смерти, теперь уже не ради себя, а ради него самого.