— В тюрьме серьезные неприятности, — сказала она. — Меня не пустили. Одна из заключенных впала в буйство. Пострадали две надзирательницы.
— Скверно.
Она села, глядя на меня.
— Да.
Последовала пауза, затем она спросила:
— Все нормально?
— Конечно. Вы не узнаете свою картотеку, когда у вас найдется время взглянуть на нее.
— Были какие-нибудь осложнения?
— Вроде того. Вчера вечером ко мне тут наведался один тип. — Я описал его внешность. — Это вам о чем-нибудь говорит?
— Это Страшила Джинкс. Она подняла руку и беспомощным жестом уронила ее на колени.
— Быстро он за вас взялся. Фреда он не трогал целых две недели.
— Фред? Ваш приятель-счетовод? Она кивнула:
— Рассказывайте, что здесь произошло. Я рассказал, умолчав только о портсигаре, что ко мне явился Страшила и порекомендовал не задерживаться в городе надолго. После того как мы обменялись угрожающими жестами, он убрался.
— Я предупреждала, Ларри. Страшила опасен. Вам лучше уехать.
— Как же вы-то пробыли здесь два года? Разве он не пытался вас выставить?
— Конечно, но у него есть своеобразный кодекс чести. Он не нападает на женщин, и, кроме того, я ему твердо заявила, что он меня не запугает.
— Меня ему тоже не испугать. Она покачала головой. Прядь волос упала ей на глаза.
— Ларри, в этом городе храбрость — непозволительная роскошь. Раз Страшила не хочет, чтобы вы здесь оставались, значит, вам лучше уехать.
— Неужели вы говорите серьезно?
— Да, ради вашего же блага. Вы должны уехать. Я справлюсь одна. Не надо еще больше усложнять положение. Пожалуйста, уезжайте.
— Никуда я не поеду. Ваш дядя прописал мне перемену обстановки. Извините за эгоизм, но я больше озабочен своей проблемой, чем вашими. — Я улыбнулся ей. — С тех пор как я оказался здесь, я не думаю о Джуди. Ваш город пошел мне на пользу. Я остаюсь.
— Ларри, вас могут избить.
— Ну и что? — Нарочно меняя тему, я продолжал:
— Тут заходили три старушки, но не пожелали со мной говорить. Им были нужны вы.
— Прошу вас, Ларри, уезжайте. Говорю вам, Страшила опасен.
Я взглянул на свои часы: четверть первого.
— Надо поесть. — Я встал. — Я скоро вернусь. Можно в этом городе получить где-нибудь приличный обед? До сих пор я живу на одних гамбургерах.
Она посмотрела на меня с тревогой в глазах, потом развела руками, признавая свое поражение.
— Ларри, я надеюсь, вы сознаете, что делаете и на что идете?
— Вы говорили, что вам нужен помощник, вот вы его и получили. Давайте не будем драматизировать. Так как насчет приличного ресторана?
— Хорошо, раз вы так хотите. — Она улыбнулась. — «Луиджи» на Третьей улице, в двух кварталах налево от вашего отеля. Хорошим его не назовешь, но и плохим тоже.
Тут зазвонил телефон, и я вышел, слыша за спиной ее привычные «да» и «нет».
После посредственного обеда — мясо оказалось жестким, как старая подметка, — я зашел в полицейский участок. На скамейке у стены одиноко сидел парнишка лет двенадцати, с подбитым глазом. Из его носа на пол капала кровь. Наши взгляды встретились. Какая же ненависть была в его глазах! Я подошел к столу сержанта, который по-прежнему катал взад и вперед свой карандаш, тяжело дыша носом. Он поднял голову.
— Опять вы?
— Чтобы избавить вас от лишних хлопот, — сказал я.
Я не понижал голоса, уверенный, что мальчишка, сидящий на скамейке, принадлежит к банде Страшилы.
— Я получил свой портсигар обратно. Я положил расплющенный кусок золота на бювар перед сержантом. Он посмотрел на остатки портсигара, повертел в потных ручищах, потом положил на стол.
— Вчера вечером Страшила Джинкс вернул его мне, — продолжал я.
Он уставился на смятый кувалдой портсигар. Я рассказывал невозмутимым тоном:
— Он сказал, будто они понятия не имели, что это золото. Вы сами видите, как они с ним поступили.
Он прищурился, разглядывая сплющенный кусок металла, потом коротко фыркнул носом.
— Полторы тысячи баксов, а?
— Да.
— Страшила Джинкс?
— Да.
Он откинулся на спинку кресла и стал присматриваться ко мне с насмешкой в свинячьих глазках. Наконец спросил:
— Будете подавать жалобу?
— А стоит ли?
Мы посмотрели друг на друга в упор. Казалось, можно было расслышать, как скрипят его не привыкшие к мыслям мозги.
— Сказал вам Страшила, что портсигар украл он?
— Нет.
Он извлек мизинцем немного цементной пыли из ноздри, внимательно осмотрел найденное, затем вытер палец о рубашку.
— Были свидетели, когда он возвратил его?
— Нет.
Он сложил руки, наклонился вперед и посмотрел на меня с презрительной жалостью.
— Слушайте, приятель, — сказал он сиплым, сорванным голосом, — если вы рассчитываете остаться в этом проклятом городе, не подавайте жалобу.
— Спасибо за совет. Тогда не буду. Наши глаза встретились, и он добавил, понизив голос до шепота:
— Говоря неофициально, приятель, на вашем месте я бы поскорее убрался из нашего города. Простофили, которые берутся помогать мисс Бакстер, долго не выдерживают, и мы ничего тут не можем поделать. Я, конечно, предупреждаю неофициально.
— Он случайно не из банды Джинкса? — спросил я, повернувшись к парнишке, который сидел, наблюдая за нами.
— Верно.
— У него кровь.
— Угу.
— Что с ним случилось?
Взгляд свинячьих глазок стал отчужденным. Я понял, что надоел ему.
— Вам-то какая забота? Если больше нечего сказать, шагайте отсюда.
Он снова принялся катать свой карандаш. Я подошел к парнишке.
— Я работаю у мисс Бакстер, служащей социальной опеки, — начал я. — Мое дело — помогать людям. Могу я чем-нибудь тебе…
Я не успел договорить. Парнишка плюнул мне в лицо.
Лишь читая письмо я осознал, что забыл Парадиз-Сити, Сиднея и шикарный магазин с его богатой раскормленной клиентурой. Вряд ли имело смысл описывать Сиднею мои занятия в Луисвилле. Скажи я ему о них, он слег бы в постель от отчаяния, и поэтому я написал, что думаю о нем (я знал, что он обрадуется этому), что мои нервы по-прежнему в плохом состоянии, что Луисвилл обеспечил мне перемену обстановки и что я скоро напишу ему. Я надеялся успокоить его этим примерно на неделю.
На шестой день все переменилось. Я пришел в офис, как обычно, около девяти. Входная дверь оказалась распахнутой настежь. С первого взгляда стало ясно, что замок взломан. Плоды моих шестидневных трудов, старательно отпечатанные сводки и карточки, были грудой свалены на полу и облиты растопленной смолой. Нечего было и думать что-нибудь спасти: смолу ничем не отмоешь. На столе красовалась надпись, сделанная моим красным фломастером: «Дешевка, убирайся домой!"
Меня удивила собственная реакция. Думаю, обычный человек испытал бы гнев, чувство безнадежности и, может быть, бессилие, но я реагировал иначе. Я похолодел, на меня нахлынула неведомая до сих пор злоба. Посмотрев на свою работу, погубленную глупым злым юнцом, я принял вызов: «Ты со мной так, и я с тобой так же». На уборку ушло все утро. Я торопился, не желая, чтобы Дженни узнала о случившемся. К счастью, этот день отводился у нее для посещений, и я не ожидал ее раньше пяти часов вечера. Я принес банку бензина, счистил смолу с пола, испорченные сводки и карточки отнес в мусорный ящик. Появлявшимся несколько раз старушкам пришлось сказать, что у меня нет для них времени. Они изумленно смотрели на разгром и уходили. Одна из них, толстуха лет семидесяти, задержалась в дверях и наблюдала, как я оттираю пол.
— Давайте помогу, мистер Ларри, — сказала она. — Я к этому привычнее.
Наверное, злость в моем взгляде, когда я поднял голову, испугала ее. Она ушла. На телефонные звонки я не обращал внимания. К четырем часам я закончил уборку. И, сев за стол, снова принялся за картотеку. В четверть шестого прибежала Дженни и с усталым видом опустилась на стул по другую сторону стола.
— Все в порядке? — Она принюхалась. — Бензин. Что-нибудь случилось?
— Маленькое происшествие, пустяк, — объяснил я. — Как у вас?
— Нормально, как всегда. О вас начинают говорить, Ларри. Вы нравитесь старичкам.
— Шаг в верном направлении. — Я откинулся на спинку стула. — Расскажите мне о Страшиле. У нас есть на него карточка?
Она застыла, не сводя с меня взгляда:
— Нет. Почему вы спросили?
— Есть у нас что-нибудь на него? Где он живет?
Она продолжала пристально смотреть на меня:
— Зачем вам понадобилось знать, где он живет?
Я выдавил небрежную улыбку:
— Я тут думал о нем. Интересно, нельзя ли найти к нему подход, как-нибудь подладиться? Я имею в виду — подружиться. Как вы думаете?
Дженни покачала головой:
— Нет, абсолютно нет! Со Страшилой никто не может сдружиться. Это плохая идея, Ларри. Что-нибудь случилось? — Она замолчала, разглядывая меня.
— Случилось? — Я улыбнулся. — Просто я подумал, нельзя ли изобразить из себя доброжелателя, готового помочь. Потолковать с ним. Но не буду с вами спорить, вы лучше его знаете.
— Все-таки что-то случилось! Я знаю Страшилу! Но, пожалуйста, скажите мне!
— Ничего не случилось. Беда в том, Дженни, что на вас иногда нападает желание драматизировать события. — Я опять улыбнулся. Вдруг я почувствовал прилив вдохновения. — Если у вас нет более приятных планов, может, пообедаете со мной?
У нее расширились глаза.
— Пообедать? С радостью.
По выражению ее лица я понял, что это, возможно, первое приглашение, полученное ею со времени приезда в этот забытый Богом город.
— Здесь найдется какое-нибудь место, где мы можем прилично пообедать? От «Луиджи» я не в восторге. Куда можно пойти? Расходы не имеют значения.
Она хлопнула в ладоши:
— Вы это серьезно? Расходы не имеют значения?
— Именно. С самого приезда сюда я ничего не потратил, у меня полно денег.
— Тогда в «Плазе». Это в пяти милях от города. Я там никогда не бывала, но мне рассказывали.
Она жестикулировала и казалась возбужденной, как ребенок.
— Отлично. Я все устрою.
Она посмотрела на свои часики и вскочила.
— Нужно идти. Через пять минут у меня встреча.
— Так, значит, вечером в восемь. Приходите в отель. У меня машина. Договорились?
Она кивнула, улыбнулась и убежала. Несколько минут я сидел, думая о ней, потом набрал номер полиции и попросил соединить меня с сержантом. После недолгого ожидания в трубке послышался его сиплый голос.
— Говорит Карр. Помните меня? — спросил я. До меня донеслось его тяжелое дыхание.
— Карр? Полторы тысячи баксов? Правильно?
— Точно. Вы можете мне сказать, где обитает Страшила Джинкс? Где его логово?
Последовала длительная пауза, потом он спросил:
— Чего это вам вздумалось?
— Я хочу с ним встретиться. Нам давно пора потолковать.
— Ищете неприятностей?
— Я сотрудник опеки. Забыли? Прошу у вас информацию.
Снова последовала длинная пауза. Я представил, как он, задумавшись, катает взад-вперед свой карандаш. Наконец он сказал:
— Да, сотрудник опеки. — Опять последовала пауза, затем он сказал:
— Его нора в доме номер двести сорок пять, Ленсингтон. Банда сходится в кафе Сэма на Десятой улице. — Снова последовала пауза, послышалось тяжелое дыхание, потом он добавил:
— Не лезьте на рожон, приятель. Заварушки в этом городе приходится расхлебывать нам, а мы не любим работать.
— Вас можно понять, — отозвался я и положил трубку.
В телефонной книге я нашел номер ресторана «Плаза» и заказал столик на восемь сорок. Но Страшила опередил меня.
Дженни появилась в отеле ровно в восемь. Я едва узнал ее. Она заплела волосы в косу и туго затянула вокруг своей изящной головки. На ней было черное с белым платье, которое превратило ее из старомодной и плохо одетой неряхи в соблазнительную женщину. Явно довольная и гордая собой, она выжидательно улыбнулась мне.
— Сойдет?
Я надел один из своих лучших костюмов. Она была первой женщиной, которую я пригласил в ресторан после утраты Джуди.
— Вы выглядите чудесно, — сказал я, не покривив душой.
Мы подошли к стоянке, где я оставил свой «бьюик». Все шины были спущены, а водительское сиденье исполосовано бритвой. Поперек ветрового стекла шла надпись большими белыми буквами:
«Дешевка, убирайся домой!»
Нельзя сказать, чтобы вечер блестяще удался. Да и как могло быть иначе? Дженни расстроилась из-за машины, хотя я сдерживался, подавляя в себе жгучую ненависть к Страшиле. Я отвел ее обратно в отель, усадил в шаткое бамбуковое кресло, а сам позвонил в прокатное бюро Херца. Машина прибыла через пятнадцать минут. Пока мы ждали, я старался успокоить Дженни.
— Послушайте, это все чепуха, — уговаривал я ее. — Отдам машину в ремонт. Это не проблема. Не обращайте внимания. Я уже забыл.
— Но, Ларри, неужели вы не понимаете, что этот ужасный мальчишка не оставит вас в покое. Вы должны уехать! Он может что-нибудь с вами сделать. Он зверь! Он ни перед чем не остановится. Он…
— Дженни!
Мой резкий тон сразу заставил ее замолчать.
— Мы ведь собирались пообедать. Хватит о Страшиле. Давайте поговорим о нас. Вы чудесно выглядите. Почему вы всегда носите свое ужасное серое платье?
Она непонимающе посмотрела на меня, потом беспомощно пожала плечами:
— О, вы об этом? Посмотрите, как одеты прохожие на улицах. Так что это моя маскировка. Поэтому я просила и вас носить свитер и джинсы. Здесь приходится одеваться в соответствии с ролью.
— Да. — Я понимал, насколько она права. — Я провел здесь только восемь дней, но картина мне ясна. Вы и вправду думаете, что можете помочь этим людям? Нет, подождите. Говорю вам, я получил впечатление о ваших подопечных. Эти люди — попрошайки, они постоянно норовят сжульничать. Они только берут. Неужели работа в подобных условиях такая уж распрекрасная идея.. Вам не кажется, что вы бегом поднимаетесь по эскалатору, который движется вниз?
После минутного раздумья она спокойно возразила:
— Кто-то ведь должен этим заниматься. К тому же один из пятидесяти действительно нуждается в помощи. Если я сумею помочь этому одному, значит, я работаю не напрасно.
Подкатила машина Херца. Я расписался в документах, и мы отправились за город. Ресторан «Плаза», расположенный на склоне холма с видом на огни Луисвилла, оказался шикарным и дорогим заведением. Готовили здесь хорошо. Оркестр негромко играл свинг. Вокруг было полно толстых пожилых мужчин и толстых расплывшихся женщин. Все громко разговаривали: обстановка, хорошо знакомая мне по Парадиз-Сити. Мы ели, беседовали, но хорошее настроение не приходило, потому что мы оба думали об испорченной машине, о Страшиле и о серой, убогой жизни Луисвилла. Но мы держали эти мысли при себе. Когда я отвез Дженни домой, было уже одиннадцать. Она поблагодарила за очаровательный вечер. Выражение ее глаз показывало, насколько она обеспокоена.
— Ларри, прошу вас, будьте реалистом, возвращайтесь в свой город. Пожалуйста.
— Я подумаю. Давайте как-нибудь еще проведем вечер вместе. — Я притронулся к ее руке. — В следующий раз повеселимся как следует.
Попрощавшись, я приехал к себе отель, переоделся в свитер и джинсы, спустился в вестибюль и спросил печального боя-негра, как найти Десятую улицу. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. После повторного вопроса он сказал, что до нее добрых полчаса ходу, и начал было объяснять дорогу, но я остановил его. Я вышел на жаркую, пыльную от цемента ночную улицу и подозвал такси. На углу Десятой я расплатился и зашагал по тускло освещенной улице, вдоль которой стояли мусорные баки, издававшие такое зловоние, словно в каждом из них лежал гниющий труп. Вокруг сновал народ, главным образом пожилые женщины, старухи и бродяги, лишенные крова. Дальше картина менялась. Неоновые лампы заливали тротуар резким белым светом. Теперь я старался держаться в тени. Здесь располагались обычные дешевые танцульки, клубы со стриптизом, кинозалы, в которых крутили порнографические фильмы, бары и кафе. Эту часть улицы населяла молодежь. Парни с длинными волосами, девчонки в коротеньких шортах и прозрачных блузках мельтешили вокруг и шумели. У большинства были транзисторы, извергавшие оглушительную поп-музыку. Чуть дальше я увидел мигавшую вывеску: «Кафе Сэма». Все так же держась в тени, я прошел мимо кафе. Перед ним ровной шеренгой стояли восемь блестящих мощных мотоциклов «хонда». С рулей свисали запасные шлемы. Кафе было набито битком. Я мельком увидел молодежь, одетую в обычную молодежную униформу, оглушал шум, вырывавшийся из кафе. Я дошел до конца улицы и повернул обратно. Найдя неосвещенный вонючий подъезд, я вступил в темноту. Отсюда я мог следить за кафе. Я прислонился к стене и стал ждать. Тлевший внутри меня гнев на Страшилу теперь разгорелся, как лесной пожар. Я думал о картотеке, облитой смолой, об изуродованной машине.
Около полуночи начался массовый выход из кафе. Вопя и перекликаясь, ребятня высыпала на улицу и разбежалась в разных направлениях. Потом вразвалочку вышли восемь тощих юнцов во главе со Страшилой. Все они были одеты одинаково: желтые рубашки, штаны, отделанные кошачьим мехом, и широкие пояса, усаженные гвоздями. Они оседлали свои «хонды», нахлобучили шлемы, и в следующую секунду воздух задрожал от дьявольского рева мощных моторов, работавших на холостых оборотах. Потом они рванули с , места. Производимый ими шум звучал так, словно началась третья мировая война.
Запомнив номер мотоцикла Страшилы, я дошел до перекрестка, дождался проезжавшего такси и вернулся в отель. Растянувшись на неудобной постели, я стал ждать. Пока тянулось ожидание, я выкурил бесчисленное множество сигарет. Лесной пожар моей ненависти бушевал, ничем не сдерживаемый. Около трех часов ночи я встал с кровати и тихо спустился по лестнице в вестибюль. Ночной дежурный крепко спал. Я вышел на жаркую пыльную улицу и отправился на поиски такси. Наконец я нашел машину с дремавшим водителем на стоянке у главной улицы. Я попросил отвезти меня в Ленсингтон. Поездка заняла десять минут. Луисвилл спал. Отсутствие машин позволяло гнать, не сбавляя скорости. Водитель остановился на углу улицы.
— Подождите меня, — попросил я, — я скоро вернусь.
Именно на таких улицах, как эта, плодятся паразиты. По обе ее стороны заслоняли небо многоквартирные дома со старомодными железными пожарными лестницами. Смердящие помойные баки, тротуар, замусоренный газетами, использованные презервативы и гигиенические салфетки валялись в водостоках. Я шел по безлюдной ночной улице, пока не поравнялся с домом номер двести сорок пять.
Здесь было логово Страшилы. Я остановился, увидев у тротуара блестящую «хонду», и сверил номер. Передо мной стояла гордость и отрада Страшилы. Я оглянулся по сторонам, желая убедиться в отсутствии свидетелей. Единственным свидетелем оказалась тощая шелудивая кошка, метнувшаяся из темноты в проулок. Я повалил «хонду» набок, отвинтил колпачок бензобака. Когда бензин разлился широкой лужей вокруг мотоцикла, я чиркнул спичкой, отступил назад и бросил ее.
Глава 3
— Скверно.
Она села, глядя на меня.
— Да.
Последовала пауза, затем она спросила:
— Все нормально?
— Конечно. Вы не узнаете свою картотеку, когда у вас найдется время взглянуть на нее.
— Были какие-нибудь осложнения?
— Вроде того. Вчера вечером ко мне тут наведался один тип. — Я описал его внешность. — Это вам о чем-нибудь говорит?
— Это Страшила Джинкс. Она подняла руку и беспомощным жестом уронила ее на колени.
— Быстро он за вас взялся. Фреда он не трогал целых две недели.
— Фред? Ваш приятель-счетовод? Она кивнула:
— Рассказывайте, что здесь произошло. Я рассказал, умолчав только о портсигаре, что ко мне явился Страшила и порекомендовал не задерживаться в городе надолго. После того как мы обменялись угрожающими жестами, он убрался.
— Я предупреждала, Ларри. Страшила опасен. Вам лучше уехать.
— Как же вы-то пробыли здесь два года? Разве он не пытался вас выставить?
— Конечно, но у него есть своеобразный кодекс чести. Он не нападает на женщин, и, кроме того, я ему твердо заявила, что он меня не запугает.
— Меня ему тоже не испугать. Она покачала головой. Прядь волос упала ей на глаза.
— Ларри, в этом городе храбрость — непозволительная роскошь. Раз Страшила не хочет, чтобы вы здесь оставались, значит, вам лучше уехать.
— Неужели вы говорите серьезно?
— Да, ради вашего же блага. Вы должны уехать. Я справлюсь одна. Не надо еще больше усложнять положение. Пожалуйста, уезжайте.
— Никуда я не поеду. Ваш дядя прописал мне перемену обстановки. Извините за эгоизм, но я больше озабочен своей проблемой, чем вашими. — Я улыбнулся ей. — С тех пор как я оказался здесь, я не думаю о Джуди. Ваш город пошел мне на пользу. Я остаюсь.
— Ларри, вас могут избить.
— Ну и что? — Нарочно меняя тему, я продолжал:
— Тут заходили три старушки, но не пожелали со мной говорить. Им были нужны вы.
— Прошу вас, Ларри, уезжайте. Говорю вам, Страшила опасен.
Я взглянул на свои часы: четверть первого.
— Надо поесть. — Я встал. — Я скоро вернусь. Можно в этом городе получить где-нибудь приличный обед? До сих пор я живу на одних гамбургерах.
Она посмотрела на меня с тревогой в глазах, потом развела руками, признавая свое поражение.
— Ларри, я надеюсь, вы сознаете, что делаете и на что идете?
— Вы говорили, что вам нужен помощник, вот вы его и получили. Давайте не будем драматизировать. Так как насчет приличного ресторана?
— Хорошо, раз вы так хотите. — Она улыбнулась. — «Луиджи» на Третьей улице, в двух кварталах налево от вашего отеля. Хорошим его не назовешь, но и плохим тоже.
Тут зазвонил телефон, и я вышел, слыша за спиной ее привычные «да» и «нет».
После посредственного обеда — мясо оказалось жестким, как старая подметка, — я зашел в полицейский участок. На скамейке у стены одиноко сидел парнишка лет двенадцати, с подбитым глазом. Из его носа на пол капала кровь. Наши взгляды встретились. Какая же ненависть была в его глазах! Я подошел к столу сержанта, который по-прежнему катал взад и вперед свой карандаш, тяжело дыша носом. Он поднял голову.
— Опять вы?
— Чтобы избавить вас от лишних хлопот, — сказал я.
Я не понижал голоса, уверенный, что мальчишка, сидящий на скамейке, принадлежит к банде Страшилы.
— Я получил свой портсигар обратно. Я положил расплющенный кусок золота на бювар перед сержантом. Он посмотрел на остатки портсигара, повертел в потных ручищах, потом положил на стол.
— Вчера вечером Страшила Джинкс вернул его мне, — продолжал я.
Он уставился на смятый кувалдой портсигар. Я рассказывал невозмутимым тоном:
— Он сказал, будто они понятия не имели, что это золото. Вы сами видите, как они с ним поступили.
Он прищурился, разглядывая сплющенный кусок металла, потом коротко фыркнул носом.
— Полторы тысячи баксов, а?
— Да.
— Страшила Джинкс?
— Да.
Он откинулся на спинку кресла и стал присматриваться ко мне с насмешкой в свинячьих глазках. Наконец спросил:
— Будете подавать жалобу?
— А стоит ли?
Мы посмотрели друг на друга в упор. Казалось, можно было расслышать, как скрипят его не привыкшие к мыслям мозги.
— Сказал вам Страшила, что портсигар украл он?
— Нет.
Он извлек мизинцем немного цементной пыли из ноздри, внимательно осмотрел найденное, затем вытер палец о рубашку.
— Были свидетели, когда он возвратил его?
— Нет.
Он сложил руки, наклонился вперед и посмотрел на меня с презрительной жалостью.
— Слушайте, приятель, — сказал он сиплым, сорванным голосом, — если вы рассчитываете остаться в этом проклятом городе, не подавайте жалобу.
— Спасибо за совет. Тогда не буду. Наши глаза встретились, и он добавил, понизив голос до шепота:
— Говоря неофициально, приятель, на вашем месте я бы поскорее убрался из нашего города. Простофили, которые берутся помогать мисс Бакстер, долго не выдерживают, и мы ничего тут не можем поделать. Я, конечно, предупреждаю неофициально.
— Он случайно не из банды Джинкса? — спросил я, повернувшись к парнишке, который сидел, наблюдая за нами.
— Верно.
— У него кровь.
— Угу.
— Что с ним случилось?
Взгляд свинячьих глазок стал отчужденным. Я понял, что надоел ему.
— Вам-то какая забота? Если больше нечего сказать, шагайте отсюда.
Он снова принялся катать свой карандаш. Я подошел к парнишке.
— Я работаю у мисс Бакстер, служащей социальной опеки, — начал я. — Мое дело — помогать людям. Могу я чем-нибудь тебе…
Я не успел договорить. Парнишка плюнул мне в лицо.
* * *
В течение следующих шести дней не произошло ничего примечательного. Дженни появлялась, бросала на стол желтые формуляры, озабоченно спрашивала, нет ли у меня каких-нибудь затруднений, и снова убегала. Меня поражало, как она может поддерживать такой темп. И еще мне казалось странным, что она вечно носит одно и то же невзрачное платье и не заботится о своей внешности. Я перепечатывал сводки, классифицировал их, заносил на карточки и продолжал наводить порядок в картотеке. Очевидно, разошелся слух, что я стал официальным помощником, потому что старые, увечные и немощные начали приходить ко мне со своими заботами. Большинство пытались надуть меня, но я спрашивал у них фамилии и адреса, вкратце записывал суть жалоб и обещал поговорить с Дженни. Когда в их бестолковые головы просочилось, что им меня не провести, они начали обращаться со мной по-приятельски. Дня четыре мне это нравилось, пока я не обнаружил, что их болтовня не дает мне работать. После этого я не давал им засиживаться. К своему удивлению, я находил, что мне нравится этот странный контакт с миром, о существовании которого я раньше не догадывался. Для меня явилось полной неожиданностью письмо от Сиднея Фремлина, написанное пурпурными чернилами, в котором он спрашивал, как мои успехи и когда я намереваюсь вернуться в Парадиз-Сити.Лишь читая письмо я осознал, что забыл Парадиз-Сити, Сиднея и шикарный магазин с его богатой раскормленной клиентурой. Вряд ли имело смысл описывать Сиднею мои занятия в Луисвилле. Скажи я ему о них, он слег бы в постель от отчаяния, и поэтому я написал, что думаю о нем (я знал, что он обрадуется этому), что мои нервы по-прежнему в плохом состоянии, что Луисвилл обеспечил мне перемену обстановки и что я скоро напишу ему. Я надеялся успокоить его этим примерно на неделю.
На шестой день все переменилось. Я пришел в офис, как обычно, около девяти. Входная дверь оказалась распахнутой настежь. С первого взгляда стало ясно, что замок взломан. Плоды моих шестидневных трудов, старательно отпечатанные сводки и карточки, были грудой свалены на полу и облиты растопленной смолой. Нечего было и думать что-нибудь спасти: смолу ничем не отмоешь. На столе красовалась надпись, сделанная моим красным фломастером: «Дешевка, убирайся домой!"
Меня удивила собственная реакция. Думаю, обычный человек испытал бы гнев, чувство безнадежности и, может быть, бессилие, но я реагировал иначе. Я похолодел, на меня нахлынула неведомая до сих пор злоба. Посмотрев на свою работу, погубленную глупым злым юнцом, я принял вызов: «Ты со мной так, и я с тобой так же». На уборку ушло все утро. Я торопился, не желая, чтобы Дженни узнала о случившемся. К счастью, этот день отводился у нее для посещений, и я не ожидал ее раньше пяти часов вечера. Я принес банку бензина, счистил смолу с пола, испорченные сводки и карточки отнес в мусорный ящик. Появлявшимся несколько раз старушкам пришлось сказать, что у меня нет для них времени. Они изумленно смотрели на разгром и уходили. Одна из них, толстуха лет семидесяти, задержалась в дверях и наблюдала, как я оттираю пол.
— Давайте помогу, мистер Ларри, — сказала она. — Я к этому привычнее.
Наверное, злость в моем взгляде, когда я поднял голову, испугала ее. Она ушла. На телефонные звонки я не обращал внимания. К четырем часам я закончил уборку. И, сев за стол, снова принялся за картотеку. В четверть шестого прибежала Дженни и с усталым видом опустилась на стул по другую сторону стола.
— Все в порядке? — Она принюхалась. — Бензин. Что-нибудь случилось?
— Маленькое происшествие, пустяк, — объяснил я. — Как у вас?
— Нормально, как всегда. О вас начинают говорить, Ларри. Вы нравитесь старичкам.
— Шаг в верном направлении. — Я откинулся на спинку стула. — Расскажите мне о Страшиле. У нас есть на него карточка?
Она застыла, не сводя с меня взгляда:
— Нет. Почему вы спросили?
— Есть у нас что-нибудь на него? Где он живет?
Она продолжала пристально смотреть на меня:
— Зачем вам понадобилось знать, где он живет?
Я выдавил небрежную улыбку:
— Я тут думал о нем. Интересно, нельзя ли найти к нему подход, как-нибудь подладиться? Я имею в виду — подружиться. Как вы думаете?
Дженни покачала головой:
— Нет, абсолютно нет! Со Страшилой никто не может сдружиться. Это плохая идея, Ларри. Что-нибудь случилось? — Она замолчала, разглядывая меня.
— Случилось? — Я улыбнулся. — Просто я подумал, нельзя ли изобразить из себя доброжелателя, готового помочь. Потолковать с ним. Но не буду с вами спорить, вы лучше его знаете.
— Все-таки что-то случилось! Я знаю Страшилу! Но, пожалуйста, скажите мне!
— Ничего не случилось. Беда в том, Дженни, что на вас иногда нападает желание драматизировать события. — Я опять улыбнулся. Вдруг я почувствовал прилив вдохновения. — Если у вас нет более приятных планов, может, пообедаете со мной?
У нее расширились глаза.
— Пообедать? С радостью.
По выражению ее лица я понял, что это, возможно, первое приглашение, полученное ею со времени приезда в этот забытый Богом город.
— Здесь найдется какое-нибудь место, где мы можем прилично пообедать? От «Луиджи» я не в восторге. Куда можно пойти? Расходы не имеют значения.
Она хлопнула в ладоши:
— Вы это серьезно? Расходы не имеют значения?
— Именно. С самого приезда сюда я ничего не потратил, у меня полно денег.
— Тогда в «Плазе». Это в пяти милях от города. Я там никогда не бывала, но мне рассказывали.
Она жестикулировала и казалась возбужденной, как ребенок.
— Отлично. Я все устрою.
Она посмотрела на свои часики и вскочила.
— Нужно идти. Через пять минут у меня встреча.
— Так, значит, вечером в восемь. Приходите в отель. У меня машина. Договорились?
Она кивнула, улыбнулась и убежала. Несколько минут я сидел, думая о ней, потом набрал номер полиции и попросил соединить меня с сержантом. После недолгого ожидания в трубке послышался его сиплый голос.
— Говорит Карр. Помните меня? — спросил я. До меня донеслось его тяжелое дыхание.
— Карр? Полторы тысячи баксов? Правильно?
— Точно. Вы можете мне сказать, где обитает Страшила Джинкс? Где его логово?
Последовала длительная пауза, потом он спросил:
— Чего это вам вздумалось?
— Я хочу с ним встретиться. Нам давно пора потолковать.
— Ищете неприятностей?
— Я сотрудник опеки. Забыли? Прошу у вас информацию.
Снова последовала длинная пауза. Я представил, как он, задумавшись, катает взад-вперед свой карандаш. Наконец он сказал:
— Да, сотрудник опеки. — Опять последовала пауза, затем он сказал:
— Его нора в доме номер двести сорок пять, Ленсингтон. Банда сходится в кафе Сэма на Десятой улице. — Снова последовала пауза, послышалось тяжелое дыхание, потом он добавил:
— Не лезьте на рожон, приятель. Заварушки в этом городе приходится расхлебывать нам, а мы не любим работать.
— Вас можно понять, — отозвался я и положил трубку.
В телефонной книге я нашел номер ресторана «Плаза» и заказал столик на восемь сорок. Но Страшила опередил меня.
Дженни появилась в отеле ровно в восемь. Я едва узнал ее. Она заплела волосы в косу и туго затянула вокруг своей изящной головки. На ней было черное с белым платье, которое превратило ее из старомодной и плохо одетой неряхи в соблазнительную женщину. Явно довольная и гордая собой, она выжидательно улыбнулась мне.
— Сойдет?
Я надел один из своих лучших костюмов. Она была первой женщиной, которую я пригласил в ресторан после утраты Джуди.
— Вы выглядите чудесно, — сказал я, не покривив душой.
Мы подошли к стоянке, где я оставил свой «бьюик». Все шины были спущены, а водительское сиденье исполосовано бритвой. Поперек ветрового стекла шла надпись большими белыми буквами:
«Дешевка, убирайся домой!»
Нельзя сказать, чтобы вечер блестяще удался. Да и как могло быть иначе? Дженни расстроилась из-за машины, хотя я сдерживался, подавляя в себе жгучую ненависть к Страшиле. Я отвел ее обратно в отель, усадил в шаткое бамбуковое кресло, а сам позвонил в прокатное бюро Херца. Машина прибыла через пятнадцать минут. Пока мы ждали, я старался успокоить Дженни.
— Послушайте, это все чепуха, — уговаривал я ее. — Отдам машину в ремонт. Это не проблема. Не обращайте внимания. Я уже забыл.
— Но, Ларри, неужели вы не понимаете, что этот ужасный мальчишка не оставит вас в покое. Вы должны уехать! Он может что-нибудь с вами сделать. Он зверь! Он ни перед чем не остановится. Он…
— Дженни!
Мой резкий тон сразу заставил ее замолчать.
— Мы ведь собирались пообедать. Хватит о Страшиле. Давайте поговорим о нас. Вы чудесно выглядите. Почему вы всегда носите свое ужасное серое платье?
Она непонимающе посмотрела на меня, потом беспомощно пожала плечами:
— О, вы об этом? Посмотрите, как одеты прохожие на улицах. Так что это моя маскировка. Поэтому я просила и вас носить свитер и джинсы. Здесь приходится одеваться в соответствии с ролью.
— Да. — Я понимал, насколько она права. — Я провел здесь только восемь дней, но картина мне ясна. Вы и вправду думаете, что можете помочь этим людям? Нет, подождите. Говорю вам, я получил впечатление о ваших подопечных. Эти люди — попрошайки, они постоянно норовят сжульничать. Они только берут. Неужели работа в подобных условиях такая уж распрекрасная идея.. Вам не кажется, что вы бегом поднимаетесь по эскалатору, который движется вниз?
После минутного раздумья она спокойно возразила:
— Кто-то ведь должен этим заниматься. К тому же один из пятидесяти действительно нуждается в помощи. Если я сумею помочь этому одному, значит, я работаю не напрасно.
Подкатила машина Херца. Я расписался в документах, и мы отправились за город. Ресторан «Плаза», расположенный на склоне холма с видом на огни Луисвилла, оказался шикарным и дорогим заведением. Готовили здесь хорошо. Оркестр негромко играл свинг. Вокруг было полно толстых пожилых мужчин и толстых расплывшихся женщин. Все громко разговаривали: обстановка, хорошо знакомая мне по Парадиз-Сити. Мы ели, беседовали, но хорошее настроение не приходило, потому что мы оба думали об испорченной машине, о Страшиле и о серой, убогой жизни Луисвилла. Но мы держали эти мысли при себе. Когда я отвез Дженни домой, было уже одиннадцать. Она поблагодарила за очаровательный вечер. Выражение ее глаз показывало, насколько она обеспокоена.
— Ларри, прошу вас, будьте реалистом, возвращайтесь в свой город. Пожалуйста.
— Я подумаю. Давайте как-нибудь еще проведем вечер вместе. — Я притронулся к ее руке. — В следующий раз повеселимся как следует.
Попрощавшись, я приехал к себе отель, переоделся в свитер и джинсы, спустился в вестибюль и спросил печального боя-негра, как найти Десятую улицу. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. После повторного вопроса он сказал, что до нее добрых полчаса ходу, и начал было объяснять дорогу, но я остановил его. Я вышел на жаркую, пыльную от цемента ночную улицу и подозвал такси. На углу Десятой я расплатился и зашагал по тускло освещенной улице, вдоль которой стояли мусорные баки, издававшие такое зловоние, словно в каждом из них лежал гниющий труп. Вокруг сновал народ, главным образом пожилые женщины, старухи и бродяги, лишенные крова. Дальше картина менялась. Неоновые лампы заливали тротуар резким белым светом. Теперь я старался держаться в тени. Здесь располагались обычные дешевые танцульки, клубы со стриптизом, кинозалы, в которых крутили порнографические фильмы, бары и кафе. Эту часть улицы населяла молодежь. Парни с длинными волосами, девчонки в коротеньких шортах и прозрачных блузках мельтешили вокруг и шумели. У большинства были транзисторы, извергавшие оглушительную поп-музыку. Чуть дальше я увидел мигавшую вывеску: «Кафе Сэма». Все так же держась в тени, я прошел мимо кафе. Перед ним ровной шеренгой стояли восемь блестящих мощных мотоциклов «хонда». С рулей свисали запасные шлемы. Кафе было набито битком. Я мельком увидел молодежь, одетую в обычную молодежную униформу, оглушал шум, вырывавшийся из кафе. Я дошел до конца улицы и повернул обратно. Найдя неосвещенный вонючий подъезд, я вступил в темноту. Отсюда я мог следить за кафе. Я прислонился к стене и стал ждать. Тлевший внутри меня гнев на Страшилу теперь разгорелся, как лесной пожар. Я думал о картотеке, облитой смолой, об изуродованной машине.
Около полуночи начался массовый выход из кафе. Вопя и перекликаясь, ребятня высыпала на улицу и разбежалась в разных направлениях. Потом вразвалочку вышли восемь тощих юнцов во главе со Страшилой. Все они были одеты одинаково: желтые рубашки, штаны, отделанные кошачьим мехом, и широкие пояса, усаженные гвоздями. Они оседлали свои «хонды», нахлобучили шлемы, и в следующую секунду воздух задрожал от дьявольского рева мощных моторов, работавших на холостых оборотах. Потом они рванули с , места. Производимый ими шум звучал так, словно началась третья мировая война.
Запомнив номер мотоцикла Страшилы, я дошел до перекрестка, дождался проезжавшего такси и вернулся в отель. Растянувшись на неудобной постели, я стал ждать. Пока тянулось ожидание, я выкурил бесчисленное множество сигарет. Лесной пожар моей ненависти бушевал, ничем не сдерживаемый. Около трех часов ночи я встал с кровати и тихо спустился по лестнице в вестибюль. Ночной дежурный крепко спал. Я вышел на жаркую пыльную улицу и отправился на поиски такси. Наконец я нашел машину с дремавшим водителем на стоянке у главной улицы. Я попросил отвезти меня в Ленсингтон. Поездка заняла десять минут. Луисвилл спал. Отсутствие машин позволяло гнать, не сбавляя скорости. Водитель остановился на углу улицы.
— Подождите меня, — попросил я, — я скоро вернусь.
Именно на таких улицах, как эта, плодятся паразиты. По обе ее стороны заслоняли небо многоквартирные дома со старомодными железными пожарными лестницами. Смердящие помойные баки, тротуар, замусоренный газетами, использованные презервативы и гигиенические салфетки валялись в водостоках. Я шел по безлюдной ночной улице, пока не поравнялся с домом номер двести сорок пять.
Здесь было логово Страшилы. Я остановился, увидев у тротуара блестящую «хонду», и сверил номер. Передо мной стояла гордость и отрада Страшилы. Я оглянулся по сторонам, желая убедиться в отсутствии свидетелей. Единственным свидетелем оказалась тощая шелудивая кошка, метнувшаяся из темноты в проулок. Я повалил «хонду» набок, отвинтил колпачок бензобака. Когда бензин разлился широкой лужей вокруг мотоцикла, я чиркнул спичкой, отступил назад и бросил ее.
Глава 3
На следующее утро я по дороге в офис зашел в магазин скобяных товаров и купил черенок для кирки. Я принес его в офис и поставил сбоку возле стола. Здесь его не было видно, но я мог схватить его одним быстрым движением. Я подозревал, что он может мне пригодиться. Дженни прибежала около десяти с неизменной пачкой желтых формуляров в руке и одетая в невзрачное серое платье. Я с трудом узнал в ней женщину, с которой вчера вечером обедал в ресторане.
Она еще раз поблагодарила меня за приглашение и спросила, хорошо ли я спал. Я ответил, что спал отлично, — ложь, разумеется, поскольку я вообще вряд ли сомкнул глаза. Она присмотрелась к моей работе, и по выражению ее лица я понял, что она удивлена тем, что я дошел только до буквы «в». Ей неоткуда было знать, что Страшила испортил всю проделанную мной работу, а я не собирался объяснять. Вскоре она упорхнула.
Я стучал по клавишам машинки, не переставая прислушиваться. Было часов одиннадцать, когда появился Страшила с семью дружками. Они вошли так бесшумно, что, хотя я все время держался настороже и ждал его, меня застали врасплох. Если бы не его садистское желание покрасоваться, я не имел бы ни единого шанса. Наверное, он чувствовал себя в полной безопасности с семью дружками-верзилами за спиной.
Он остановился перед столом, со злорадным предвкушением глядя на меня красными глазами-пуговками, полными лютой ненависти, и начал очень медленно расстегивать ремень.
— Послушай, Дешевка, вот тебе за…
Но я уже справился с шоком, вызванным его появлением, и в следующую секунду уже действовал. Войди он с занесенным поясом, я ничего бы не успел сделать, но ему хотелось посмотреть, как я корчусь от страха. Одним движением я вскочил, отшвырнул стул, схватил палку и ударил. Мне было наплевать, убью я его или нет, поэтому я вложил в удар всю силу обеих рук и вес своего тела. Моя ярость не уступала его злобе.
Удар палкой пришелся ему по лицу. Два передних зуба вылетели и упали на мой стол. Из носа у него струей хлынула кровь. Его челюсть бессильно отвисла, глаза закатились. Он упал и остался лежать на полу бесформенной вонючей кучей. Я даже не задержался, чтобы взглянуть на него. Как разъяренный бык, я обежал стол, размахивая окровавленной палкой. Семерых дружков вынесло в коридор. Я лупил направо и налево, обезумев от неистовой ярости. Они посыпались вниз по лестнице, сбивая друг друга с ног в желании поскорее оказаться на улице. Я гнался за ними до площадки второго этажа, дубася по согнутым спинам. Здесь я остановился, а они понеслись дальше, похожие на испуганных крыс. В дверях появились лица. Под изумленными взглядами я поднялся обратно в офис. Противно было к нему прикасаться, но я не хотел, чтобы он оставался здесь. Я ухватил его за грязные сальные волосы и поволок по коридору на лестницу. Там я дал ему пинка, и он полетел кувырком и с грохотом приземлился на нижней площадке. Я вернулся в офис, убрал палку в шкаф и позвонил в полицию. По моей просьбе меня соединили с сержантом.
— Это Карр. Помните такого? Полторы тысячи баксов.
Было слышно, как он тяжело сопит, переваривая сообщение.
— А теперь-то вы с чем? — спросил он наконец.
— Заходил Страшила, — сказал я. — Он хотел переделать мне лицо своим ремнем с гвоздями. Пришлось обойтись с ним немножко круто. Вы послали бы сюда «скорую», похоже, ему срочно необходим уход и забота.
Я положил трубку и минуту-другую сидел неподвижно, разбираясь в своих ощущениях. Я посмотрел на свои руки, лежавшие на столе. Они не дрожали. Я не чувствовал совершенно никакого внутреннего напряжения — словно после хорошей игры в гольф, — и это удивило меня. Вся яростная стычка заняла две минуты. Я совершил нечто такое, что еще три недели назад, даже меньше, счел бы для себя невозможным.
Я встретился лицом к лицу с восемью головорезами, одного искалечил, а других обратил в бегство. И теперь, когда все было позади, я не испытывал потрясения. Мне только хотелось закурить, что я и сделал. Потом, зная, что примерно через час придет Дженни, я достал из шкафа подовую тряпку и подтер кровь Страшилы. Запихивая тряпку в мусорную корзину, я услышал сирену санитарной машины. Я не потрудился выйти в коридор и, сидя за машинкой, продолжал работать над картотекой. Через некоторое время вошли два копа.
— Что здесь такое? — спросил один. — Из-за чего шум?
Они ухмылялись и выглядели донельзя довольными.
— Пришел Страшила и начал буянить, ну, я с ним и не церемонился, — объяснил я.
— Ага, мы его видели. Поднимайтесь, приятель, сержант хочет поговорить с вами.
По дороге в участок они сообщили мне результаты футбольного матча, который только что слушали по радио. Для копов они вели себя более чем приязненно. Я подошел к столу сержанта, который катал свой карандаш, но на сей, раз, кажется, без особого увлечения. Он посмотрел на меня, сузив свинячьи глазки, засопел, почесал под мышкой, потом сказал:
— Выкладывайте, что случилось.
— Я говорил вам по телефону, сержант, — отозвался я. — Страшила вернулся с семью дружками. Он угрожал мне. Я вышвырнул его, а остальные убрались сами. Вот и все.
Она еще раз поблагодарила меня за приглашение и спросила, хорошо ли я спал. Я ответил, что спал отлично, — ложь, разумеется, поскольку я вообще вряд ли сомкнул глаза. Она присмотрелась к моей работе, и по выражению ее лица я понял, что она удивлена тем, что я дошел только до буквы «в». Ей неоткуда было знать, что Страшила испортил всю проделанную мной работу, а я не собирался объяснять. Вскоре она упорхнула.
Я стучал по клавишам машинки, не переставая прислушиваться. Было часов одиннадцать, когда появился Страшила с семью дружками. Они вошли так бесшумно, что, хотя я все время держался настороже и ждал его, меня застали врасплох. Если бы не его садистское желание покрасоваться, я не имел бы ни единого шанса. Наверное, он чувствовал себя в полной безопасности с семью дружками-верзилами за спиной.
Он остановился перед столом, со злорадным предвкушением глядя на меня красными глазами-пуговками, полными лютой ненависти, и начал очень медленно расстегивать ремень.
— Послушай, Дешевка, вот тебе за…
Но я уже справился с шоком, вызванным его появлением, и в следующую секунду уже действовал. Войди он с занесенным поясом, я ничего бы не успел сделать, но ему хотелось посмотреть, как я корчусь от страха. Одним движением я вскочил, отшвырнул стул, схватил палку и ударил. Мне было наплевать, убью я его или нет, поэтому я вложил в удар всю силу обеих рук и вес своего тела. Моя ярость не уступала его злобе.
Удар палкой пришелся ему по лицу. Два передних зуба вылетели и упали на мой стол. Из носа у него струей хлынула кровь. Его челюсть бессильно отвисла, глаза закатились. Он упал и остался лежать на полу бесформенной вонючей кучей. Я даже не задержался, чтобы взглянуть на него. Как разъяренный бык, я обежал стол, размахивая окровавленной палкой. Семерых дружков вынесло в коридор. Я лупил направо и налево, обезумев от неистовой ярости. Они посыпались вниз по лестнице, сбивая друг друга с ног в желании поскорее оказаться на улице. Я гнался за ними до площадки второго этажа, дубася по согнутым спинам. Здесь я остановился, а они понеслись дальше, похожие на испуганных крыс. В дверях появились лица. Под изумленными взглядами я поднялся обратно в офис. Противно было к нему прикасаться, но я не хотел, чтобы он оставался здесь. Я ухватил его за грязные сальные волосы и поволок по коридору на лестницу. Там я дал ему пинка, и он полетел кувырком и с грохотом приземлился на нижней площадке. Я вернулся в офис, убрал палку в шкаф и позвонил в полицию. По моей просьбе меня соединили с сержантом.
— Это Карр. Помните такого? Полторы тысячи баксов.
Было слышно, как он тяжело сопит, переваривая сообщение.
— А теперь-то вы с чем? — спросил он наконец.
— Заходил Страшила, — сказал я. — Он хотел переделать мне лицо своим ремнем с гвоздями. Пришлось обойтись с ним немножко круто. Вы послали бы сюда «скорую», похоже, ему срочно необходим уход и забота.
Я положил трубку и минуту-другую сидел неподвижно, разбираясь в своих ощущениях. Я посмотрел на свои руки, лежавшие на столе. Они не дрожали. Я не чувствовал совершенно никакого внутреннего напряжения — словно после хорошей игры в гольф, — и это удивило меня. Вся яростная стычка заняла две минуты. Я совершил нечто такое, что еще три недели назад, даже меньше, счел бы для себя невозможным.
Я встретился лицом к лицу с восемью головорезами, одного искалечил, а других обратил в бегство. И теперь, когда все было позади, я не испытывал потрясения. Мне только хотелось закурить, что я и сделал. Потом, зная, что примерно через час придет Дженни, я достал из шкафа подовую тряпку и подтер кровь Страшилы. Запихивая тряпку в мусорную корзину, я услышал сирену санитарной машины. Я не потрудился выйти в коридор и, сидя за машинкой, продолжал работать над картотекой. Через некоторое время вошли два копа.
— Что здесь такое? — спросил один. — Из-за чего шум?
Они ухмылялись и выглядели донельзя довольными.
— Пришел Страшила и начал буянить, ну, я с ним и не церемонился, — объяснил я.
— Ага, мы его видели. Поднимайтесь, приятель, сержант хочет поговорить с вами.
По дороге в участок они сообщили мне результаты футбольного матча, который только что слушали по радио. Для копов они вели себя более чем приязненно. Я подошел к столу сержанта, который катал свой карандаш, но на сей, раз, кажется, без особого увлечения. Он посмотрел на меня, сузив свинячьи глазки, засопел, почесал под мышкой, потом сказал:
— Выкладывайте, что случилось.
— Я говорил вам по телефону, сержант, — отозвался я. — Страшила вернулся с семью дружками. Он угрожал мне. Я вышвырнул его, а остальные убрались сами. Вот и все.