Чейз Лоретта. Мисс Чудо

 
   Мирабель решила, что будет лучше, если она не станет навещать больного до следующего дня, потому что надеялась, что к тому времени к ней вернется способность здраво мыслить. Непременно нужно взять с собой миссис Энтуисл.
   Однако мистер Карсингтон не оставался в одиночестве.
   После ужина ее отец поднялся наверх и довольно долго беседовал с Алистером. Вернувшись в библиотеку, он сообщил Мирабель и миссис Энтуисл, что мистер Карсингтон уснул, когда он объяснял ему разницу между системами классификаций растений Линнея и Жусье.
   — Он очень заинтересовался, узнав, что одна из классификаций основывается на полах растения, тогда как другая — на родовом сходстве, — сообщил он им. — Мистер Карсингтон сделал остроумное замечание относительно родового сходства, хотя сейчас я не помню, что именно он сказал. Он также провел аналогию… — Отец замолчал, наморщив лоб. — Я хотел упомянуть о финиковых пальмах. У него есть кузина, обладающая необычайными способностями в области лингвистики, которая пытается расшифровать древнюю надпись на камне, что заставило меня вспомнить о египетских финиковых пальмах. Но он меня рассмешил, и я забыл ему сказать об этом, а потом мы заговорили о чем-то другом, и он постепенно заснул. Но по-моему, спал он неспокойно. Конечно, я не хочу учить доктора Вудфри, но меня удивляет, что он не прописал больному дозу лауданума.
   — Мне кажется, лауданум не рекомендуется принимать в случаях подозрения на сотрясение мозга, — заметила миссис Энтуисл.
   — Лишь совсем недавно Брауну удалось популяризировать Жусье в Англии, — сказал отец. — К сожалению, мы здесь варимся в собственном соку. Следует ездить за границу и прислушиваться к другим мнениям. К капитану Хьюзу, например.
   — Ты что-то сказал о капитане Хьюзе, папа? Я не успеваю следить за ходом твоих мыслей, — сказала Мирабель.
   Он посмотрел не на Мирабель, а сквозь нее, этот его отстраненный взгляд она слишком хорошо знала.
   — Соки, извлеченные из семенной коробочки мака, обладают замечательными целебными свойствами, — сообщил он. — Об этих свойствах говорилось еще во времена Гиппократа. Уверен, египтяне тоже о них знали. Когда-нибудь эти секреты будут разгаданы. Это будет настоящий кладезь знаний! Я охотно познакомился бы с его кузиной.
   Мирабель с недоумением взглянула на миссис Энтуисл, которая, судя по выражению ее лица, тоже ничего не поняла.
   Тогда Мирабель перевела взгляд на отца. Встряхнув головой, он вернулся в реальность, подошел к книжным полкам и взял большой фолиант.
   — Папа?
   — Да, моя дорогая.
   — Минуту назад ты упомянул капитана Хьюза.
   — Совершенно верно, — сказал ее отец, направляясь к выходу.
   — Ты упомянул о нем с какой-то конкретной целью?
   — Ах да. Сотрясение мозга. Он считает, что только этим нельзя объяснить все. Что же, ему виднее.
   Отец вышел из комнаты, оставив всех, как обычно, теряться в догадках.
 
   Письма из Олдридж-Холла, написанные мисс Олдридж и подписанные ее отцом, достигли мест своего назначения в Лондоне после полуночи.
   Получение писем экспресс-почтой в самое необычное время суток было довольно привычным делом в резиденции лорда Харгейта. Не будучи членом кабинета министров, он вел активную закулисную деятельность и отправлял и получал такое же количество срочной корреспонденции, как лорд Ливерпуль, первый лорд казначейства.
   Поэтому в доме Харгейтов письмо не вызвало паники. После обычного спокойного воскресного дня герцог и его супруга находились дома, в будуаре герцога. Когда слуга принес им письмо, они оживленно обсуждали семейные дела своего старшего отпрыска.
   Увидев обратный адрес, лорд Харгейт всего лишь приподнял брови и передал письмо супруге, чтобы она прочла его вслух.
   Когда она закончила, милорд пожал плечами и вновь наполнил бокал вином.
   — Всего лишь растянул лодыжку. Лежит в Олдридж-Холле. Могло быть и хуже.
   — А, по-моему, лучше и быть не могло, — заметила супруга.
 
   Послание из Олдридж-Холла вызвало значительно больший испуг у лорда Гордмора благодаря его сестре.
   Леди Уоллентри предпочла поскучать в воскресный вечер в компании своего выздоравливающего брата, с которым, даже когда он был болен, было куда веселее, чем с ее мужем. Она уже собралась приказать подать свой экипаж, чтобы вернуться домой, когда в гостиную вошел слуга с письмом.
   Поскольку экспресс-почта была дорогам удовольствием, ею, не считая военных и политических кругов, пользовались не часто, и она редко приносила хорошие новости. Поэтому в домах менее экстравагантных, чем резиденции премьер-министра и герцога Харгейта, письма, отправленные экспресс-почтой, вызывали некоторую тревогу.
   Леди Уоллентри не сгорала от любопытства. Семья ее к этому времени уже спала. Бодрствовать в ожидании ее приезда будут несколько слуг. Но ради них она не собиралась терпеть неудобства.
   Право брата на личную жизнь она уважала не более чем спокойствие слуг или членов семьи. Дав ему несколько секунд, она выхватила у него письмо.
   Он со вздохом откинулся в шезлонге, мысленно посетовав на то, что из двух человек, которые не боятся заразиться гриппом, один находится в ста пятидесяти милях отсюда, в Дербишире, а другим является его сестра.
   — Может быть, ты все-таки ознакомишь меня с его содержанием, Генриетта? — обратился к ней лорд Гордмор.
   Она прочла письмо вслух.
   Он все еще пытался переварить новость и решить, как к ней отнестись, когда его сестра произнесла:
   — Я очень рада, что Карсингтон не получил серьезных увечий, но хотела бы, исходя из твоих интересов, чтобы он оказался в любом другом доме, а не в Олдридж-Холле. Хотя письмо подписал Олдридж, почерк явно женский.
   — Этого я сказать не могу. Я едва успел взглянуть на письмо, как ты выхватила его у меня.
   — У меня сильное подозрение, что письмо писала дочь Олдриджа, — продолжала сестра. — Та самая, которая дала отставку Уильяму Пойнтону, после чего он сделал из нее посмешище. Ты в то время еще учился в школе. Ей должно быть сейчас за тридцать, а такая красота, как у нее, быстро вянет. Да и раньше она не была красавицей. Эти волосы абрикосового цвета и своеобразные манеры. Но у нее было огромное состояние. Именно поэтому половина сословия пэров пыталась подсунуть ей своих сыновей. Понимаю, Даглас, ты сейчас скажешь, что у твоего друга безупречный вкус и что он неподкупен, как и остальные члены его семьи. Но не забудь, что даже если Олдридж женится во второй раз…
   — Генриетта, что ты имеешь в виду? — перебил ее лорд Гордмор. — Прошу тебя, не говори загадками, излагай все по порядку. Не забудь, что я болел и до сих пор плохо соображаю.
   Она вернула ему письмо.
   — Короче говоря, как только ты достаточно окрепнешь, чтобы пуститься в путь, ты должен отправиться в Дербишир. Мне не хотелось бы пугать тебя, но я сильно подозреваю, что и твоему другу, мистеру Карсингтону, и твоему каналу угрожает опасность.

Глава 9

   Мирабель, как и накануне, проснулась в два часа ночи и больше не смогла заснуть. Она зажгла свечу, накинула халат, надела шлепанцы и прошлась по спальне. Не помогло.
   Тогда она взяла свечу, вышла из спальни и направилась в гостевое крыло.
   Дверь в комнату мистера Карсингтона была открыта на тот случай, если Кру потребуется срочно позвать на помощь. В кресле у двери сидел, похрапывая, слуга.
   Мирабель прокралась мимо него в спальню, где горела единственная свеча.
   Когда она вошла, Кру поднялся. Она поставила свечу на каминную полку. Камердинер подошел к Мирабель.
   — С ним все в порядке, мисс, — тихо произнес он.
   — А вот с вами не все в порядке, — так же тихо сказала она. Даже при слабом свете свечи было видно, как осунулось от тревоги и усталости лицо преданного слуги. Наверное, немало ночей после Ватерлоо пришлось ему бодрствовать у постели своего хозяина.
   — Уверена, что вы измучились до смерти, тревожась о нем, — сказала она. — Наверное, у вас не было ни минуты покоя с тех пор, как все узнали о несчастном случае?
   Кру категорически отрицал, что чувствует усталость или слишком встревожен.
   — Едва ли мистеру Карсингтону от вас будет польза, если вы проведете без сна эту ночь, — произнесла она. — Часок-другой отдыха — и вы будете как новенький. А я тем временем подежурю.
   Слуга запротестовал. Никакие разумные доводы Мирабель не действовали. Но когда она поклялась, что не убьет во сне его хозяина, Кру был ошеломлен, стал оправдываться: ему, мол, такое и в голову не приходило, и смиренно удалился в смежную комнату,
   Но дверь между комнатами оставил открытой.
   Мирабель села в кресло возле кровати и окинула Алистера внимательным взглядом.
   Пока она разговаривала с его камердинером, мистер Карсингтон успел перевернуться в постели и теперь лежал почти на животе. Судя по очертаниям его фигуры под одеялом, его больная нога соскользнула с подложенных под нее подушек. Она подумала, что надо разбудить Кру, чтобы он помог водворить больного на место. Но тут вспомнила, как ее отец говорил о лаудануме, египтянах и капитане Хьюзе.
   Что за странная цепочка мыслей!
   Отец сказал, что у мистера Карсингтона беспокойный сон.
   Мирабель встала и подошла поближе, чтобы взглянуть на его лицо. Лицо выглядело довольно спокойным и на удивление молодым, потому что всклокоченные волосы упали ему на лоб. Нетрудно было представить себе, как он выглядел, когда был мальчишкой. Его тихое похрапывание напоминало мурлыканье льва, но было прерывистым.
   Она заложила руки за спину и сцепила пальцы, чтобы не поддаться соблазну убрать с лица прядь волос, как будто он был маленьким мальчиком и этого было достаточно, чтобы его успокоить.
   Похрапывание прекратилось, и он вздрогнул.
   Мирабель не удержалась и осторожно убрала с его лица волосы и погладила щеку.
   Он заерзал и что-то пробормотал. Сначала она улавливала лишь бессвязные звуки. Потом услышала хриплый шепот:
   — Зора. Мы должны ее найти.
   Он снова забормотал. Постепенно Мирабель начала различать отдельные фразы. Он начал метаться в постели.
   — Убирайтесь… нет, не могу это видеть… стервятники… Я его знал. Только не говори, что не видел. Я был привязан к ней. Хорошая шутка. Мы с ней хорошо ладили. Найди ее, Горди. Простая царапина. Зора. Она сказала. Вытащи меня отсюда. Не позволяй им…
   Голос его был по-прежнему слаб, но он продолжал метаться. Надо его остановить, подумала она, иначе он может упасть с кровати или еще каким-нибудь образом причинить себе увечье.
   Она прикоснулась к его плечу.
   — Мистер Карсингтон, прошу вас, проснитесь, — тихо произнесла она.
   Он рванулся в сторону и сбросил одеяло.
   — Не могу дышать. Уберите их. Помоги нам, Господи. — Он оказался на самом краю кровати.
   Мирабель бросилась ему на грудь. Он вздрогнул, потом затих.
   Мирабель ждала, не зная, что делать. То ли она действительно успокоила его, то ли это было всего лишь временное затишье? Что лучше: позволить ему спать или разбудить? Если он будет спать, кошмар может вернуться.
   Она прислушалась к его дыханию. Отец сказал, что мистер Карсингтон наверняка получил при Ватерлоо травму головы. Мирабель вспомнила, что писали о его подвигах на поле боя и о том, что ему пришлось выстрадать впоследствии. Его считали погибшим, но он остался жив, его друг лорд Гордмор всю ночь разыскивал его на поле боя и нашел среди гор трупов. Может быть, прославленного героя мучили кошмары?
   Он не хотел ни разговаривать, ни слышать об этом сражении. Она хорошо понимала его. Не хотел, чтобы ему напоминали о самом ужасном испытании в его жизни.
   Когда его нашли через несколько часов после боя, все считали чудом, что он выжил. Для этого, наверное, потребовались невообразимое мужество и железная воля. Не говоря уже о силе и стойкости организма.
   Эта мысль вернула ее к действительности. Она лежала поперек его знаменитого своей несокрушимостью тела.
   Его грудь вздымалась и опускалась.
   Он сбросил одеяло. Его сорочка распахнулась. Она совсем забыла о том, что он почти раздет, просто сделала все, что могла, чтобы успокоить его. Теперь она ощутила, что ее сорочка прикасается к его сорочке. Что ее фланелевый халат прикасается к его обнаженной коже, что край его распахнутого ворота прикасается к ее щеке. Ее груди были прижаты к его груди, и она остро ощущала силу и тепло его.
   Мирабель вспомнила, как его руки обвились вокруг ее талии, и вспомнила его напряженный золотистый взгляд и едва приметную улыбку.
   Если бы только…
   Осторожно подняв голову, она взглянула на него и неожиданно встретилась с его взглядом.
   Глаза у него были открыты, и в них отражалось пламя свечи.
   Мирабель судорожно сглотнула.
   — Кошмар приснился, — сказала она.
   — Вам приснился кошмар? — Он сонно улыбнулся, и его руки скользнули по ее бедрам.
   Руки у него были удивительно теплые, и, пока они пробирались все выше и выше, все мысли вылетели у нее из головы.
   Ей хотелось, чтобы эти длинные руки скользили по ее телу. Хотелось прикоснуться губами к его губам.
   «Вот оно, искушение», — предупредил ее внутренний голос.
   Но голос этот был слишком слаб, и разум не услышал его. Усилием воли Мирабель взяла себя в руки.
   Подавив вздох, соскользнула с кровати и отступила на шаг.
   — Это вам приснился кошмар, — сказала она.
   — А вы меня успокаивали, — произнес он.
   — Я опасалась, что вы свалитесь на пол. Вы метались в постели. Надо было позвать кого-нибудь на помощь, но мне было проще…
   — Прыгнуть на меня, — сказал он, едва сдержав улыбку.
   Лицо у Мирабель вспыхнуло, и она перешла в нападение, как обычно, когда ее загоняли в угол и приходилось защищаться.
   — Кто такая Зора?
   Его веселье как рукой сняло. Атмосфера накалилась. Она знала, что нельзя его расстраивать, но была слишком зла на обстоятельства, на судьбу, чтобы вести себя разумно.
   — Вы несколько раз произносили это имя, — продолжала она. — Хотели отыскать ее. Видимо, это было очень важно для вас.
   Он приподнялся на подушках и даже не поморщился, хотя она знала, что ему больно. Она поняла это, заметив, как застыли черты его лица, и прокляла свой дурной характер, жалость к себе и болтливый язык.
   — Впрочем, — сказала она, — это меня не касается. Я просто запаниковала и поступила глупо. Надо было позволить Кру остаться. Уж он-то знал бы, что надо делать.
   Мистер Карсингтон обвел взглядом слабо освещенную комнату.
   — Где он?
   — Я отправила его спать, — ответила Мирабель. — Он выглядел очень усталым и встревоженным.
   — Вы когда-нибудь спите, мисс Олдридж?
   — Нет, я всегда брожу по дому среди ночи в поисках ничего не подозревающих джентльменов, на которых можно было бы прыгнуть. — Она заметила, что полы ее халата распахнулись, но видно ничего не было. Фланелевая ночная сорочка оставляла простор для воображения.
   Тем не менее она плотно запахнула халат и принялась завязывать ленточки.
   — Вообще-то я не припомню, чтобы у нас здесь когда-нибудь прежде бывали ничего не подозревающие джентльмены, — продолжала она, чтобы прервать тягостное молчание. — Но если бы бывали, я и на них непременно прыгнула бы. Так что не удивляйтесь.
   — Вы завязываете эти ленты на узлы, — заметил он. Она взглянула на свои пальцы.
   — Да уж, ни к чему это.
   — Извините, что напугал вас, — произнес он.
   — Напугали? Да, пожалуй. — Ей вдруг захотелось рассмеяться, расплакаться и выскочить вон из комнаты. Но вместо этого она тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. — Подождите минутку, — пробормотала она, и глаза ее наполнились слезами. Что это с ней? Она никогда не плакала. Может, у нее истерика?
   — У вас и без меня хватает забот, — проговорил Алистер. — Удивительно, что вы не рухнули под грузом своих обязанностей.
   — От вас никакого беспокойства, — сказала она, отмахнувшись, но не решаясь поднять голову.
   — Не смешите, меня. Я сын герцога Харгейта и при этом прославленный — пропади все пропадом! — герой, и вам теперь приходится заботиться обо мне. Если я по чистой случайности причиню себе смертельную травму, вас обвинят в том, что вы не ухаживали за мной должным образом или даже способствовали моей гибели. Неудивительно, что вы лишились сна. Не захотел бы я оказаться на вашем месте.
   На его лице была написана тревога.
   — Я никогда ни о ком не заботился. От меня никто не зависел. Поэтому само мое существование кажется бессмысленным. Правда, не совсем. Некоторые полагаются на меня как на эталон в искусстве завязывания галстуков.
   Она рассмеялась.
   — Не только галстуков, — возразила она. — Образцом для подражания являются и ваши жилеты — красивые, но не броские. Вы знаете меру, что в общем-то не свойственно денди.
   Этим даром обладал также Бо Браммел. Один из немногих. Это налагает большую ответственность.
   — Пожалуй, вы правы. Моя основная обязанность выглядеть красивым и элегантным.
   Он великолепно справляется с этой обязанностью, подумала Мирабель. Даже сейчас, с растрепанными волосами, в измятой ночной сорочке он казался ей произведением искусства. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы не опустить взгляд ниже его шеи, туда, где открывался ворот сорочки.
   Она отвернулась и уставилась в огонь, превратившийся теперь в тлеющие угли.
   — Вы спрашивали о Зоре, — сказал он низким голосом.
   — Это не имеет значения, — быстро проговорила Мирабель. — Меня это не касается. Наверное, она одна из семи или восьми.
   — Нет, она маркитантка. — Он нахмурился. — Она была при Ватерлоо, когда меня нашли. Я… я не мог вспомнить…
 
   Алистер впервые заговорил о Зоре и пожалел об этом.
   Он вернулся из кошмара в теплые объятия женщины. Он пришел в себя, вдыхая ее аромат, ее волосы щекотали его щеку.
   Он сразу же попал в водоворот противоречивых эмоций.
   Увы, Мирабель не та женщина, на которую он может претендовать. Видимо, это очередное дьявольское испытание, через которое он должен пройти, чтобы расплатиться за грехи юности.
   Заметив, что Мирабель с трудом сдерживает слезы — несомненно, от усталости, — Алистер подумал, что это он для нее испытание, еще одно бремя, которое легло ей на плечи.
   Он не мог притворяться — во всяком случае, перед ней.
   — Я не могу… не мог… вспомнить, — повторил он. — Это сводило меня с ума. Ведь с тех пор и трех лет не прошло. Битва, наверное, самая великая со времен Трафальгара — я в ней участвовал, но не могу… не мог ничего вспомнить.
   — Силы небесные, — пробормотала она. — Похоже, у вас амнезия. — Так вот почему отец… — Она умолкла на полуслове и взглянула на него. — Это вполне понятно. Ведь вас чуть не убили. А вчера, когда вы упали в ручей Брайар-Бук…
   — И ушиб голову, — с кривой усмешкой добавил он.
   — …к вам, должно быть, частично вернулась память.
   — Это всего лишь отдельные крошечные эпизоды, — произнес он. — Сама битва остается в тумане — адский грохот в облаках дыма. Наверное, так оно и было. Время от времени дым рассеивается и у меня возникает момент прозрения. Однако это момент, не имеющий большого значения. — Он помедлил. — Не героические подвиги, о которых вы читали. Я их не помню до сих пор. Только то, что было потом, когда грохот прекратился, дым рассеялся и стало невероятно тихо и темно. А я не мог пошевелиться. И еще помню этот мерзкий запах.
   Алистер замолчал и закрыл глаза. Не надо было рассказывать ей об этом. Что с ним произошло?
   Он рассказал ей слишком много и был на грани того, чтобы рассказать еще больше: о сне, таком реальном и знакомом. О тех бесконечных часах, когда он лежал заваленный трупами, задыхаясь от зловония.
   — Столько раненых, — тихо произнесла она, — и столько убитых. Два солдата умерли, лежа поверх вас. Раненые и мертвые были повсюду. Я сидела у постелей умирающих, но мне трудно представить, как выглядит поле боя.
   Покойницкая. Адская трясина. Он думал, что его никогда не найдут. Не знал, сколько времени пролежал там и сколько еще пролежит. Быть может, так и сгниет.
   — Даже не пытайтесь представить себе это, — проговорил он.
   Она встретилась с ним взглядом.
   — Войну обычно изображают как нечто великое и славное. Но мне она кажется такой грязной и ужасной, что и вообразить трудно.
   Должно быть, на войне погиб дорогой ей человек, подумал он. Поэтому она и похоронила себя в этой глухомани.
   — Вы потеряли любимого? — спросил он. — Он погиб при Ватерлоо?
   — Любимого? — Она покачала головой. — Мне горько потому, что загублено столько молодых жизней.
   — Да, погибшие в бою — горькая цена победы, — произнес он. — Но сражаться и погибнуть в бою — дело чести. Для мужчины это хороший шанс совершить в жизни что-то действительно заслуживающее уважения. И битва по-своему великолепна. Тем более в войне против такого чудовища, как Наполеон. Тех, кто сражался с ним, можно сравнить с легендарными рыцарями, поражающими драконов, чудовищ и злых колдунов.
   Он тут же пожалел о сказанном. Разболтался, словно мальчишка.
   Мисс Олдридж как-то странно смотрела на него.
   Слишком уж он разоткровенничался. Он решил сказать что-нибудь остроумное и ироническое, но не успел, потому что она заговорила:
   — Вы очень сложная натура. Только было я решила, что разобралась в вашем характере, как вы делаете или говорите нечто такое, что опровергает мои умозаключения.
   — Умозаключения? — удивился он. — Неужели вы, при вашей занятости, находите время думать обо мне?
   — Нахожу, — ответила она, — находил же Веллингтон время подумать о Наполеоне.
   Алистера словно окатили ушатом холодной воды. И поделом ему. Хорошо, что он не успел открыть ей свое сердце.
   Ведь она считала его врагом из-за канала, который собирался строить Горди. Он должен об этом помнить.
   От строительства этого канала зависело будущее не только его лучшего друга, но и его, Алистера, братьев, и это был его последний шанс оправдать себя в глазах отца.
   — Я приехал сюда не для того, чтобы завоевывать Скалистый край и подчинить себе его население, — заявил он. — Я вам не враг. Так что напрасно вы сравниваете меня с Бонапартом. Вы хоть знаете, что надел на себя этот человек для церемонии коронации? Тогу!
   Она улыбнулась и покачала головой:
   — Уж лучше бы вы напоминали чудовище. Были бы противным или хотя бы нудным.
   Ему хотелось спросить, насколько не похожим на чудовище и не противным она его считает. Понять, что нужно сделать, чтобы она не возненавидела его. Но он уже сказал так много, и столько чувств его одолевало. Он зашел гораздо дальше, чем позволяли эти проклятые обстоятельства.
   Если бы только…
   Нет. Все эти бесполезные мысли надо выбросить из головы.
   — Будь у меня выбор, я бы предпочел, чтобы меня считали отвратительным, — произнес он. — Это лучше, чем быть нудным. Хуже этого может быть разве что плохо накрахмаленный галстук. Ботфорты, которые носят с бриджами. Расстегнутый жилет с простой сорочкой.
   Она тихо рассмеялась и поднялась.
   — Разве можно ненавидеть человека, который не воспринимает себя всерьез?
   Она не испытывает к нему ненависти. У него отлегло от сердца, но он доиграл до конца свою роль. Ошеломленно взглянув на нее, он произнес:
   — Мисс Олдридж, поверьте, никогда еще я не был так серьезен, тем более что речь идет о расстегнутом жилете, надетом на простую сорочку, или о застегнутом на все пуговицы жилете, надетом поверх сорочки, отделанной рюшем.
   Но только не в том случае, если бы эти пуговицы расстегнула она, хотелось ему добавить. Тогда бы ему было безразлично, какая на нем надета сорочка.
   Он вспомнил учащенное биение ее сердца возле его груди и тяжелые удары собственного сердца.
   Вспомнил тепло и аромат ее кожи.
   Он должен забыть об этом. Иначе наделает еще ошибок, совершит что-нибудь непоправимо глупое.
   «Вспомни лучше о Горди, — сказал он себе. — Не в пример остальным он не поверил, что тебя нет в живых, и разыскал на грязном, зловонном поле боя».
   Алистер вспомнил о своих младших братьях, которых оберут, чтобы поддержать существование их безответственного братца.
   Вспомнил об отце, которого постоянно разочаровывал.
   Прервав эти мучительные размышления, он обнаружил, что его искусительница пристально вглядывается в его лицо. Интересно, сколько времени он молчал, борясь с собой?
   — Я заставила вас слишком долго разговаривать, — сказала она. — И если вы заболеете, виновата в этом буду я, и Кру перестанет мне доверять. Я торжественно поклялась ему не причинять вам зла.
   — Вы не причинили мне зла, — возразил Алистер. — Скорее, наоборот. Я благодарен вам за то, что спасли меня от этого кошмара. — И, не удержавшись, добавил: — А также за то, что прыгнули на меня.
   — Не стоит благодарности, — сказала она, направляясь к двери. — Я сделала это с удовольствием, мистер Карсингтон,
 
   Всего лишь несколько недоброжелателей поверили тому, что Мирабель столкнула в ручей Брайар-Бук сына лорда Харгейта. Однако это не означало, что остальные не обменивались другими домыслами, то есть все происходило именно так, как предсказывал капитан Хьюз, когда говорил, что людей хлебом не корми, дай посплетничать.
   Супруга викария, миссис Даннет, в понедельник нанесла визит Мирабель и за чаем с пирожными очень деликатно сообщила ей и миссис Энтуисл о местных настроениях, о которых ей удалось узнать из вчерашних разговоров в церкви, а также во время визитов, которые она нанесла нынче утром.