Чейз Лоретта. Мисс Чудо

   — Не только чести. Чести и любви. Я люблю тебя.
   В памяти вдруг всплыло воспоминание: Уильям мчится через ее полуразоренную плантацию и хватает ее в объятия. «Я люблю тебя, Мирабель. Не разрушай нашу жизнь. Поезжай со мной».
   Она тоже была влюблена, но проявила твердость, слишком многое было поставлено на карту.
   Это просто увлечение, убеждала она себя. Если она поддастся ему, все, что она сделала, пойдет насмарку. Это будет означать, что она напрасно пожертвовала любовью Уильяма. И что она потратила зря все эти годы, пытаясь спасти место, которое она любила и которое было дорого ее матери.
   Она попыталась высвободиться из его объятий. Мощная рука удержала ее.
   — Мистер Карсингтон, — промолвила она.
   — Алистер, — поправил он.
   — Мистер Карсингтон, — упрямо повторила она. — Подумайте сами: о браке не может быть и речи. В самое ближайшее время нам с вами придется сразиться и пустить в ход оружие. Вы — свое, я — свое. Этот… этот эпизод, как бы приятен он ни был… нет, он был просто великолепен… Я тоже люблю вас. Но не могу позволить чувствам взять верх над разумом.
   Он коснулся губами ее лба. Она едва сдерживала слезы.
   — Не верю, что эту проблему нельзя решить к обоюдному согласию, — проговорил он. — Мы даже не обсудили ее как следует.
   — Есть единственный путь, по которому можно проложить канал вашего друга. Другого я не нашла. Его просто нет.
   — Канал не обязательно прокладывать по прямой, вполне допустимы изгибы, — возразил он.
   — Это делу не поможет, — заявила она. — Проезжая дорога, которую вы собираетесь проложить, все вокруг изменит. Я не могу этого допустить. Для человека постороннего Лонгледж подобен сотне других сельских уголков. Но мне представляется уникальным и драгоценным.
   — Я понимаю, дорогая моя.
   В его голосе она услышала столько нежности, что сердце замерло, к горлу подступил комок.
   Она приложила кулачок к его груди и оттолкнула. На этот раз он ее отпустил.
   Мирабель хотела встать, но он со вздохом сказал:
   — Подожди.
   Он подошел к умывальнику, наполнил водой тазик.
   Некоторое время она наблюдала, как грациозно, несмотря на хромоту, он движется по комнате.
   Он принес ей тазик и полотенце.
   Она торопливо умылась, а он, нисколько не смущаясь своей наготы, собирал ее вещи.
   Собрав их, он подошел к кровати и сел.
   Она выудила из вороха вещей сорочку и панталоны, надела. Потом отыскала чулки и, сев рядом с ним, трясущимися пальцами натянула их.
   Обретя наконец дар речи, Мирабель сказала:
   — Я тоже вас понимаю. Я знаю, что вы лояльны и благородны…
   — Ну, совратить тебя было не очень-то благородно, — проворчал он, положил рядом с ней остальную одежду, поднялся и натянул бриджи.
   — Я просила — нет, я требовала, — чтобы меня совратили, — возразила Мирабель.
   — Что за вздор!
   Он взял ее подвязки, но не отдал ей, а, опустившись на колени, сам застегнул их и поцеловал родинку над ее коленом.
   Поцелуй поколебал ее решимость. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы притвориться равнодушной.
   — Вы совершенно не виноваты, — произнесла она. — Я делала все, чтобы соблазнить вас. Воспользовалась тем, что вы больны, и пришла сюда. А теперь я была бы вам очень благодарна, если бы вы помогли мне надеть корсет и платье.
   Он остановил на ней испытующий взгляд и долго не отводил его, потом выполнил ее просьбу.
   С удивительной ловкостью он застегнул корсет.
   Интересно, подумала Мирабель, скольких женщин — не считая тех семи-восьми, о которых она знала, — он одевал и раздевал, и ощутила при этом что-то вроде укола ревности, в чем ни за что не призналась бы даже самой себе.
   Потом он помог ей надеть платье. На то, чтобы привести в порядок волосы, потребовалось больше времени, потому что шпильки были рассыпаны по всей комнате. Однако ей показалось, что этот процесс занял всего лишь мгновение.
   Теперь не оставалось никаких причин задерживаться здесь, и она направилась к окну.
   Он схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
   — Мирабель, кроме канала, есть кое-какие вопросы, которые следует обсудить, — сказал он. — Если из-за меня на вашей репутации появится хоть малейшее пятнышко…
   — Не беспокойтесь об этом, — заявила она, хотя не могла об этом не думать. Ее авторитет в общине зависел от уважения к ней соседей, а если до них дойдет хотя бы намек на ее сегодняшнее приключение, от ее авторитета не останется и следа. — Здесь не лондонский высший свет, — невозмутимым тоном продолжала она, — где репутация зависит от узкого круга своенравных матрон. Мои соседи не такие строгие судьи в вопросах нравственности. Чтобы заслужить их осуждение, я должна была совершить нечто такое, что карается смертной казнью через повешение. Признаться, подозрения в легком флирте с вами могло бы даже повысить доверие ко мне в обществе, и меня стали бы считать более интересной и смелой.
   Выражение его лица стало напряженным. Он не сводил с нее глаз, продолжая держать ее руку.
   — Но если отношение к вам изменится в худшую сторону, я сделаю то, что считаю правильным.
   Она не сомневалась в его благородстве. Казалось, он родился в сверкающих рыцарских доспехах. Капризнице судьбе было угодно послать ей сэра Галаада, чтобы он, словно злой дракон, уничтожил все, что ей дорого.
   Она радостно улыбнулась.
   — Если соседи заподозрят, что я согрешила, то некоторое время будут развлекаться, наблюдать, не начинаю ли я толстеть, — сказала она. — Когда же наконец станет ясно, что героический сын лорда Харгейта не наградил меня внебрачным ребенком, их внимание переключится на другую сенсацию. Например, свинья Сорли сожрет настурции у миссис Ридлер. Или в ночь накануне ярмарки загадочным образом исчезнет один из призовых кабачков викария. Или экономка миссис Эрншоу увидит в кладовой привидение. — Она погладила его по щеке. — Мне пора.
   Он отпустил ее руку и отвел взгляд. Мирабель торопливо направилась к окну и вылезла наружу не оглянувшись.

Глава 13

   Хотя скрывать что-нибудь от камердинера не имело смысла, Алистер все же попытался. Он быстро оделся, отыскал щетку и попробовал очистить отпечатки следов с покрывала.
   Услышав, как вошел Кру, он вздохнул.
   Слуга приблизился, держа в руке губку.
   — С вашего позволения, сэр, — сказал он. — Это проще сделать с помощью влажной губки.
   Алистер отошел в сторону. Кру принялся оттирать пятна.
   — Вы неправильно застегнули жилет, — сообщил он хозяину. — А к правому краю вашего сюртука прицепилась шпилька.
   — Ох, будь я проклят! — пробормотал Алистер, расстегнул и снова застегнул жилет, отцепил от рукава шпильку. Среди простыней и подушек валялись еще шпильки, но можно было не сомневаться, что Кру удалит все подобные улики до того, как они попадут на глаза горничным.
   Служанки. Может быть, кто-нибудь еще поднимался наверх?
   — Кру, а другие слуги…
   — За последний час в этой части дома никого не было, — успокоил его преданный слуга. — Предупредив всех, чтобы вас не беспокоили, я решил получить кое-какие советы по домоводству от слуг капитана Хьюза. Они охотно поделились со мной рецептами приготовления чистящих средств, а также высказали свое мнение относительно того, чем лучше чистить галун и вышивку — мылом или винным спиртом.
   Иными словами, Кру удерживал их подальше от этой части дома.
   Лучше бы слуга не был таким тактичным и вошел сюда до того, как его хозяин совершил глупость, превосходящую все, что он проделывал до сих пор.
   Но Кру не обязан думать за Алистера. Если хозяин совершил безнравственный поступок, слуга должен был сделать все, чтобы никто не заметил леди, и тем самым защитить ее от позора.
   — Ты образец добродетели, Кру, — произнес Алистер. — Ты самый умный и самый преданный из слуг.
   — Служить хорошему хозяину одно удовольствие, но хорошие хозяева встречаются нечасто, — заявил Кру. Удалив все следы мисс Олдридж, Кру принялся перестилать постель. — Впрочем, судя по всему, в этой части Дербишира они встречаются не так редко, как в других местах. Слуги капитана Хьюза не нахвалятся своим хозяином. А что касается обитателей Олдридж-Холла, то я на собственном опыте убедился, как они добры и щедры.
   Приведя в порядок постель, Кру принялся на ковер. Он собрал три шпильки, сломанную пуговицу, крошечный кусочек кружева и какие-то странные обрывки нитки.
   Пока слуга тщательно обыскивал комнату на предмет других компрометирующих улик, его хозяин принял решение.
   Два часа спустя, когда капитан Хьюз, находясь в зимнем саду, пытался отвлечь внимание мистера Олдриджа от какого-то тускло-зеленого представителя растительного мира с труднопроизносимым названием, мистер Карсингтон и его слуга возвращались верхом в Мэтлок-Бат.
 
   К тому времени как она добралась до дома, Мирабель начала понимать, почему девиц строго предупреждали о том, чтобы они берегли свою добродетель и сохраняли девственность до брачной ночи.
   Ей приходилось видеть, как спариваются животные, поэтому она думала, что имеет понятие о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Но она кое о чем забывала.
   Животные не занимались любовью. У них это был чисто физиологический акт. И она наивно полагала, что оно так и будет: чисто физиологический акт, доставляющий удовольствие и высвобождающий сдерживаемое чувство.
   Она даже не догадывалась, насколько это может быть нежно и как эта нежность и страсть могут усилить все, что она чувствовала до этого.
   Она и понятия не имела, насколько больно было сказать «нет», когда он заговорил о женитьбе, и напомнить ему, какая глубокая пропасть их разделяет.
   Она не сознавала, как больно и трудно будет уехать от него.
   Теперь она понимала, что совершила ужасную ошибку.
   Но что сделано, то сделано.
   Она получила желаемое, так по крайней мере ей казалось: опыт и воспоминания.
   Она будет вспоминать об одном мужчине… Мирабель печально улыбнулась. Не просто о мужчине. О прекрасном рыцаре, который вошел в ее жизнь, заставив на время почувствовать себя прекрасной леди из романтического сказания. У этой истории был даже счастливый конец.
   «Это больше, чем ты имела вчера», — сказала она себе.
   Подбодрив себя таким образом, она повернула к дому. Мирабель не была готова к встрече с миссис Энтуисл и прошла прямо в кабинет.
   Это было ошибкой. Не успела она сесть за стол, как на нее нахлынули воспоминания, но она прогнала их.
   Потом, подумала она. Для хандры у нее еще будет время.
   Она заставила себя мысленно вернуться к событиям, предшествовавшим сегодняшней роковой ошибке: к женщинам Лонгледж-Хилла и их мужьям — торговцам и фермерам, которые не желали высказываться против строительства канала.
   Она подошла к окну. День клонился к вечеру. Из окна было видно немного, но даже эта рощица, чудом избежавшая вырубки Калебом Финчем, словно целебный бальзам, действовала на ее смятенную душу.
   Немного успокоившись, она мысленно вернулась к своему первоначальному плану.
   По правде говоря, план не был хорошо продуман. Хотя мистер Карсингтон не хотел воспользоваться своим преимуществом, он должен был выполнить обязанность, возложенную на него другом, который спас ему жизнь. Не мог же он просто сказать лорду Гордмору: «Извини, но я вернулся, потому что никто не хотел бороться со мной. Все они, кроме одной изголодавшейся по любви старой девы, сделают все, что я скажу. Лучше поезжай туда сам, потому что тебе они дадут настоящий бой».
   Представив себе эту сцену, она поняла, как смешно это звучит. Лорд Гордмор не подумает, что его друг нелоялен, он решит, что мистер Карсингтон сошел с ума.
   — Сошел с ума, — тихо произнесла она. — Болен. Ему стало хуже. Бессонница. Наверное, переутомление. Доктор так и сказал.
   Она торопливо, чтобы не передумать, принялась писать письмо.
   На это не потребовалось много времени, и она, закончив, отправилась на поиски отца, чтобы он подписал его.
   Если верить Бентону, то сегодня мистер Олдридж едва ли ушел далеко. Утром ему доставили какие-то новые разновидности растений из дальних краев, и их состояние чрезвычайно его тревожило.
   Она нашла отца в зимнем саду. Он сосредоточенно разглядывал какой-то жалкий экземпляр не подлежащего опознанию растения. С ним находился капитан Хьюз, который пытался сделать невозможное: вести с ним нормальную беседу.
   Она поздоровалась с капитаном и, извинившись за вторжение, сказала:
   — Папа, подпиши, пожалуйста, эти два письма.
   — Да, моя дорогая. Подожди минутку.
   Когда дело касалось отца, «минутка» могла означать «не в этой жизни» или, возможно, «вообще никогда».
   — Дело не терпит отлагательства, папа, — сказала Мирабель. — Нам нельзя терять времени. Письма должны быть отправлены экспресс-почтой.
   Оторвавшись от созерцания растения, отец удивленно повернулся к ней.
   — Силы небесные! Что случилось?
   — Тебе не следует тревожиться, — сказала она. — Я все держу под контролем. Только, пожалуйста, подпиши письма. Моя подпись не имеет силы.
   Поскольку он постоянно записывал свои наблюдения, перо и чернила в зимнем саду всегда были под рукой. Прежде чем поставить свою подпись, он не просто с отсутствующим видом пробежал текст письма, как делал это обычно, а внимательно прочел.
   А прочитав, не сразу взялся за перо. Вместо этого он поглядел на нее тем же испытующим взглядом, каким разглядывал ослабевшее новое растение.
   Мирабель не сомневалась, что никто, тем более Сильвестр Олдридж, ни за что не догадался бы по выражению ее лица, что всего несколько часов тому назад она лежала голая в объятиях третьего сына герцога Харгейта, бесстыдно соблазнив его.
   — Не думаю… — начал он, но не договорил, потому что в этот самый момент в зимний сад вбежал раскрасневшийся и запыхавшийся Доббс — лакей капитана Хьюза.
   — Прошу прощения, сэр… сэры… мисс, но мистер Нэнкарроу приказал мне как можно скорее отыскать капитана.
   — Выкладывай, — прервал его капитан. — Что стряслось?
   — Мистер Карсингтон, сэр. Он сбежал.
   — Ну что ж, — сказал отец и подписал письма. Мирабель, вытаращив глаза, смотрела на слугу.
   — Ты, случайно, не спятил? — обратился капитан к Доббсу. — Этот человек слишком серьезно болен, чтобы убежать. Скорее всего он гуляет, зашел слишком далеко и заблудился или упал от переутомления.
   — Не похоже, сэр. Он уехал вместе с Кру, и они взяли своих лошадей.
   — И никто пальцем не пошевелил, чтобы их остановить? Почему Нэнкарроу не послал за мной сразу же, как только узнал об этом?
   — Он так и сделал, сэр. Но он сам только что узнал об этом. Ему сообщили из конюшни. Сначала мы подумали, что это очередная шутка конюхов. Но когда я поднялся в комнату мистера Карсингтона, все его вещи были упакованы, а окно открыто.
   — Окно? Только не говори мне, что этот человек спустился по канату из связанных простыней.
   — Нет, сэр. Нынче утром мистер Винс притащил приставную лестницу, чтобы проверить водостоки на крыше, и, должно быть, забыл ее убрать, потому что она стояла там, сэр, прямо под окном мистера Карсингтона.
 
   Второе письмо из Олдридж-Холла было доставлено экспресс-почтой в субботу еще до первого крика петухов и разбудило лорда Гордмора, спавшего крепким сном.
   Он вскрыл конверт дрожащими руками. А прочитав письмо, яростно выругался.
   Он встал. О том, чтобы снова заснуть, не могло быть и речи. Некоторое время он мерил шагами комнату, потом позвал слугу и приказал ему собираться в дорогу.
   Слуга, не привыкший просыпаться в столь ранний час, поморгал, чтобы убедиться, что перед ним действительно его хозяин, проснувшийся в столь неурочный час и приказывающий собираться в путь.
   — Да, милорд, — только и сказал он. — Куда едем, милорд?
   — На край света, помоги мне Господь, — ответил его сиятельство. — В Дербишир.
   Поскольку лорд Гордмор рассчитывает на продолжительное пребывание в Восточном Мидленде, его слуге, чтобы собраться в дорогу, потребуется несколько часов.
   Поэтому около полудня в субботу виконт заехал к своей сестре.
   Когда он появился, она еще лежала в постели и со скучающим видом пила утренний шоколад. Однако, узнав о письме, оживилась.
   — Я так и знала, — сказала она.
   — Но ты не говорила, что Алистер так серьезно заболеет, — возразил Гордмор.
   — Я не сомневалась, что он не справится с этой задачей, — продолжала она. — Ты не хочешь этого признавать, но все шепчутся о том, что после Ватерлоо с ним не все в порядке. Он почти все время проводит со своим портным, не говоря уже о том, что совершенно не интересуется женщинами. Я всегда говорила, что это злокачественная меланхолия, но разве кто-нибудь прислушивается к моим словам?
   — Зло… что? Не припомню, чтобы ты когда-нибудь…
   — А теперь он находится за много миль от друзей, в окружении враждебно настроенных к тебе людей, что сказывается и на отношении к нему. — Она поправила кружевной чепчик. — Ладно, не смотри на меня с такой неприязнью, а то я больше слова не скажу. Я рада, что ты туда едешь, надеюсь, пока не слишком поздно.
 
   От сестры Гордмор направился к лорду и леди Харгейт. Но застал дома только леди. Она встретила его в малой гостиной.
   — Вы приехали поговорить насчет Алистера, — сказала она после того, как они обменялись приветствиями. — Утром мы получили письмо экспресс-почтой. Бедный мистер Олдридж очень обеспокоен. Уверена, его страхи преувеличены.
   Если Харгейты не обеспокоены, значит, Алистер не написал им того, что ему, другу и партнеру.
   — Наверное, так оно и есть, ваша светлость, — сказал Гордмор. — Однако я не успокоюсь, пока не увижу все собственными глазами. Я намерен сегодня же отправиться в Дербишир.
   Она чуть приподняла тонкие брови.
   — Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? Лорд Гордмор заверил ее, что полностью оправился после гриппа.
   Она довольно долго смотрела на него изучающим взглядом, потом сказала:
   — Вы бледны, но, возможно, это результат продолжительного пребывания в помещении. Впрочем, вам виднее. Вы, конечно, беспокоитесь о канале.
   — Я планировал сам заняться этой проблемой на месте, — произнес он. — Но заболел и не знал, как долго проваляюсь в постели.
   — Насколько я понимаю, важную роль тут играет время, — проговорила она. — Если парламент не примет акт с вашем канале до того, как будет распущен на летние каникулы, вам придется ждать не менее года, чтобы начать работу. Нельзя с уверенностью сказать, что осенью парламент снова соберется.
   — В любом случае земляные работы предпочтительно начать в хорошую погоду, — заявил он.
   По правде говоря, работу следовало начать этим летом, а то и раньше.
   Любая отсрочка удорожила бы проект. Стоимость его могла бы возрасти настолько, что проект стал бы экономически невыгодным. Строительство нескольких частично построенных каналов было заморожено из-за нехватки финансовых средств.
   А тем временем шахты Гордмора тоже придут в упадок. Хотя каменный уголь, добываемый в Скалистом крае, не отличался высоким качеством и его запасы были невелики, он вполне подходил в качестве топлива для паровых двигателей, используемых в местных отраслях производства, спрос на которые увеличивался из года в год.
   Уголь не приходилось перевозить на дальние расстояния. Его нужно было транспортировать быстро и дешево клиентам, находящимся на расстоянии десяти — двадцати миль.
   Управляющий сказал ему, что как только Гордмор сможет обеспечить дешевую доставку угля на более крупные рынки, будет экономически выгодно увеличить инвестиции в их развитие и получать большие прибыли. Более того, как только появится возможность дешевой транспортировки, будут оправданы затраты на добычу других минералов. Его дербиширская земельная собственность в конечном счете станет приносить хороший доход, а не те жалкие гроши, которые приносит сейчас.
   Он не поделился своими тревогами и надеждами с герцогиней. Он просто старался не думать об этом, но ему это стоило немалых усилий, поскольку тревожные мысли то и дело возвращались к нему.
   — Перед отъездом Алистер во всех подробностях объяснил мне ваш план, — промолвила герцогиня. — Я радовалась, что он с таким энтузиазмом принялся за дело. Я уж начала беспокоиться, что ему никогда не удастся восстановить силу своего духа.
   — Ему необходима была трудная задача, — сказал Гордмор. — Что-нибудь такое, что возродило бы его боевой задор.
   Она задумчиво посмотрела на него.
   — И все-таки вам не по себе из-за того, что вы позволили ему бороться в одиночку.
   — Вы правы, так оно и есть, ваша светлость. Оно и понятно. Вы же знаете, что слишком многое мы поставили на карту.
 
   Тем временем у Алистера Карсинггона возродился не только боевой задор.
   Словно фурия из греческого мифа, его мучила совесть, не говоря уже о смятении, в котором пребывало его сердце.
   Вторую половину пятницы он провел над картами, имевшимися у Уилкерсона, делая какие-то записи.
   В субботу он отправился на шахты Горди, чтобы собственными глазами увидеть характер местности.
   В воскресенье Алистер прогулялся от гостиницы до деревни Мэтлок. Там он присутствовал на богослужении и просил всевышнего наставить его на путь истинный.
   Он вышел из церкви, так и не найдя выхода из создавшейся ситуации, как не нашел его после изучения карт и личного обследования шахт и окружающей местности.
   Он задержался на церковном дворе после того, как разошлись постоянные прихожане, и прошелся по погосту, читая надписи.
   Алистер знал, что едва ли здесь похоронен кто-нибудь из семейства Олдриджей. У них в Лонгледже была своя старая церковь. Их родственников хоронили либо там, либо в мавзолее на территории поместья.
   Однако он пришел сюда не за тем, чтобы разыскивать чьих-то предков. Просто он не торопился возвращаться в гостиницу. Сегодня он не мог заниматься делами, а без этого ему было нечем отвлечься от змеиного гнезда проблем, возникших в связи с таким, казалось бы, простым вопросом, как строительство водного пути.
   Он с ужасом ждал воскресенья, потому что в этот день ему нечем было отвлечь свое внимание. У него оставалось слишком много времени, чтобы думать, а поскольку ничего дельного придумать он не мог, то предпочел все же чем-нибудь заняться.
   И все же знакомые ритуалы в незнакомой церкви, среди незнакомых людей несколько успокоили. Расположенный на склоне холма церковный погост с выветрившимися могильными плитами и покосившимися надгробиями тоже действовал умиротворяюще.
   День выдался прохладный, по небу плыли облака. На деревьях набухли почки.
   Прихрамывая, он медленно шел среди могильных камней, останавливаясь время от времени, чтобы прочесть надпись. Среди более поздних могил он нашел могилу воина, сражавшегося при Ватерлоо.
   Алистер постоял перед ней некоторое время, положив руку на могильный камень.
   Это тоже подействовало на него успокаивающе.
   Он не знал, при каких обстоятельствах погиб этот несчастный. И тут же подумал, что сам он остался жив, что судьба пощадила его. И он должен сделать свою жизнь целенаправленной.
   Приободрившись, Алистер возвратился в гостиницу и, нарушив все предписания доктора Вудфри, прочел газеты, которые Кру получил накануне, и написал полдюжины писем.
 
   2 марта
   Около десяти часов утра в понедельник Мирабель села в двуколку и отправилась в Мэтлок-Бат. По пути заехала к почтмейстерше и навестила владелицу читальни и библиотеки с выдачей книг на дом. Поскольку обе леди были способны распространять новости скорее, чем почта или пресса, Мирабель подумала, что это самый быстрый способ оповестить весь мир о цели своего приезда и свести до минимума досужие домыслы по этому поводу.
   Затем, приехав в гостиницу Уилкерсона, она попросила гостиничного слугу разгрузить ее повозку. Когда слуга перенес ее поклажу в дом, она попросила позвать Кру.
   Слуга появился через несколько минут и, как положено, не выразил ни любопытства, ни тревоги.
   — Не буду спрашивать, как чувствует себя твой хозяин, — сказала она. — Уверена, что ты отлично заботишься о нем и следишь за тем, чтобы он выполнял предписания доктора Вудфри.
   — Ну, что касается этого, мисс…
   — Я знаю, ты делаешь все, что в твоих силах, несмотря на трудные обстоятельства, — произнесла она. — Я приехала лишь затем, чтобы доставить ему некоторые вещи. — Она жестом указала на корзины, которые гостиничный слуга поставил поблизости.
   Хотя Кру не сказал ни слова, ему не удалось скрыть недоумение, появившееся на его лице при виде корзин.
   Мирабель знала, что капитан Хьюз отослал пожитки мистера Карсингтона в гостиницу еще в субботу по просьбе Алистера, изложенной им в записке, прежде чем он бежал, спустившись по лестнице, которую Мирабель забыла передвинуть на прежнее место.
   — Несколько дней назад некая леди Лонгледж-Хилла поручила мне передать мистеру Карсингтону кое-какие целебные средства, — объяснила она Кру. И достала из ридикюля список. — Там находятся несколько банок консервированных фруктов и лекарственных средств, стимулирующих сердечную деятельность, эссенция для облегчения головной боли, фруктовый сироп. К каждому горшочку приложена инструкция, так что сам разберешься. Что еще? Купоросный эликсир — говорят, отличное средство от скопления газов в желудке; пилюли асафетидные, которые помогают при истерике, а также от астмы, хотя в разных дозировках; Эдинбургский желтый бальзам, эликсир Даффи; несколько видов желе; рецепты прохладительных напитков, сывороток, поссетов и полынного пива.