Страница:
Дафна встала.
— Мы будем делать все, как запланировали. Люди лорда Ноксли рано или поздно должны встретиться со своим хозяином. Мы заберем Майлса, и пусть они продолжают свою войну без нас. Однако сейчас мне необходимо собраться с мыслями в уединении. — Она открыла дверь, и в каюту вошла мангуста, волоча за собой злополучную рубашку. — Златоцветка составит вам компанию.
С каждой пройденной милей ветер все усиливался. Он утих на закате лишь с тем, чтобы вернуться с большей силой на рассвете следующего дня. К счастью, он был попутным, и это давало Дафне повод оставаться в уединении в своей каюте.
Приносимый ветром песок часто не позволял женщинам покидать каюты, где щели были заткнуты тряпками. Лина большую часть времени проводила с Нафизой и ребенком, предоставляя Дафне спокойно заниматься новыми картушами.
Но она нервничала и не могла сосредоточиться. Тревога за Майлса не покидала ее, но не только в этом заключалась ее беда.
Дафна сознавала, что в тот день, когда они покинули Минью, она перешла черту. Сама по себе ее гневная вспышка была объяснима при данных обстоятельствах, но она не высказала и половины того, что переживала.
У нее возникло чувство привязанности к нему, что было глупой ошибкой, ибо такой человек, как Карсингтон, не мог испытывать это чувство к кому-либо, особенно к скучному книжному червю почти тридцати лет от роду.
Дафна с беспомощным недоумением смотрела на картуши в ее тетради, когда услышала шаги в коридоре, затем кто-то постучал в дверь.
Она отбросила тетрадь в сторону, подошла к двери и распахнула ее. Ее сердце тут же радостно забилось.
За дверью стоял Удаил-Том с кофейным подносом, а за его спиной возвышался мистер Карсингтон в одеянии араба из «Тысячи и одной ночи». С темным загаром, с растрепанными ветром черными волосами, он еще никогда не выглядел таким неукротимым.
— Лина говорит, что вы сердитесь, — сказал он.
— Нет, — солгала Дафна, — я работала.
— Нет, не работали. На вас нет ни одного чернильного пятнышка. — Через ее плечо он заглянул в каюту. — Ваши бумаги и тетради не разбросаны по дивану.
— Разложены, — поправила она. — Мои бумаги аккуратно разложены. Я вам говорила, что во всем должен быть порядок.
— Ваше представление о порядке сводится, на мой взгляд, к беспорядочной куче книг и бумаг. Но ведь я идиот!
— Мистер Карсингтон!
— Вам требуется кофе и сладости, чтобы стимулировать работу мозга. — Он похлопал Удаила по плечу, и юноша внес поднос в каюту и поставил его около дивана на низкий табурет. Выполнив свою работу, мальчик вышел.
Аромат свежесваренного турецкого кофе заполнил маленькую каюту. Дафна снова села на диван, Руперт задержался. Он стоял, прислонившись широким плечом к косяку.
— Да входите же, — сказала она. — Вы же понимаете, что я не могу съесть все это одна. К тому же смешно притворяться, что вы собирались сразу уйти, когда поднос накрыт на двоих.
— Вы так умны, — согласился он. — У меня действительно было тайное намерение. — Из складок своей одежды Руперт извлек свернутый в трубку лист плотной бумаги. — Надо посмотреть карту и решить, сколько нам следует сделать остановок до того, как придем в Ассиут, где мы обязаны остановиться.
Говоря это, он вошел и сел на диван, скрестив длинные ноги с такой естественной легкостью, как будто он и был арабским принцем.
— Ассиут, — повторила Дафна, на мгновение растерявшись. — Ах да! Там команда печет хлеб.
— Мы должны предоставить им весь день, — сказал он, наливая кофе в обе чашки.
Дафна не позволяла себе думать об интимности этого жеста даже при открытой ради приличия двери. Она больше не позволит себе делать глупости.
— В таком случае я не вижу причины для остановок, кроме как на ночь. И мало надежды, что кто-нибудь нам что-то сообщит. Одна из воюющих сторон уже подкупила или напугала местное население, чтобы они держали язык за зубами, и вы не можете заходить в каждую деревню и силой заставлять людей говорить.
Она взяла карту и отвернулась от него, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.
— Да, Ассиут вполне подходит, это большой город. Там останавливаются караваны. Мы можем послать слуг на базар послушать местные сплетни. — Она рассматривала карту. — Я не сомневаюсь, при нашей скорости мы уже прошли Бени Хасан.
— Давно. Раис Рашад собирается остановиться на ночь в каком-то месте с непроизносимым названием. Там поблизости есть какие-то знаменитые развалины.
— На западном или восточном берегу? Антинополь на восточном.
— На западном.
— Значит, Эль-Ашмунен, — сказала Дафна. — Там неподалеку развалины Гермополя. Он посвящен Тоту, египетскому богу, покровителю наук, который соответствует греческому Гермесу и римскому Меркурию. Согласно Плутарху, Тот изображался в виде ибиса, и одна рука у него короче другой.
— Я читал Плутарха, — сказал Руперт. — Мы все читали.
Она оторвалась от карты и взглянула на него. Он протянул руку за куском фатираха, количество которого за последние несколько минут значительно уменьшилось.
— Значит, вы получили неплохое классическое образование, — заметила Дафна.
Продолжая жевать, Руперт свел темные брови, как будто она сказала что-то очень странное. Она отложила карту и пила кофе, удивляясь, что могло заставить его размышлять… над чем-то.
После довольно длительного молчания он заговорил.
— Признаюсь, мое обучение было достаточно хорошим, но ужасно скучным. Одни и те же авторы и предметы кажутся намного интереснее, когда о них говорите вы. Сначала я думал, что это оттого, что на вас так приятно смотреть. В его словах не было ничего особенного. Просто несколько небрежно произнесенных фраз. Он пил кофе и почти не смотрел на нее.
Дафна же не знала, куда девать глаза. Мужчинам нравилась ее фигура. Даже Верджилу. Это, вероятно, было единственное, что ему в ней нравилось.
Ее лицо, хотя и некрасивое, не отталкивало мужчин.
— О, — сказала Дафна, чувствуя, как краснеет, — комплимент!
— Просто очевидный факт. Когда я не понимаю, о чем вы говорите, я представляю себя в картинной галерее. Вы для меня в этот момент — картины, на которые я смотрю.
Никто и никогда не говорил ей ничего подобного. Это было больше, чем комплимент.
— Но дело не просто в вашей внешности, — продолжал Руперт, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Заражают ваши воодушевление, страстность, любовь к тому, что вы изучаете. Вы можете говорить о самых скучных вещах, а я чувствую себя, как этот, как его там звали, который слушал Шехерезаду.
Тут его лицо изменилось — если бы на его месте был другой человек, то Дафна подумала бы, что он покраснел. Но его темный взгляд остановился на ней, он покачал головой и рассмеялся своим обычным беззаботным смехом. . — Видите, я как ребенок, меня легко развлечь. Почему вы думаете, этот парень, я имею в виду — бог, был несчастен?
20 апреля
Рассвет был близок.
Дахабейя лорда Ноксли, остановившаяся на ночь в Гирге, отплыла, когда солнце еще не осветило горизонт. Поднявшись вверх по реке на пару миль, «Мемнон» подошел к отмели, на которой спали полдюжины крокодилов. За долгое путешествие их увидели впервые, ибо эти существа со временем переселились дальше на юг.
Спустя несколько минут его милость наблюдал, как связали двух человек, тех, что убежали от «призрака», и бросили их в воду. От первого же всплеска и крика рептилии проснулись и пожаловали завтракать.
Большинство присутствующих привыкли к методам Золотого Дьявола и, как и он, наблюдали за происходившим с явным равнодушием. А те немногие, кто еще не привык, отвернулись.
Одним из них был Ахмед. До сих пор он считал лорда Ноксли хорошим человеком. Как и любимый хозяин Ахмеда, этот англичанин хорошо платил, никогда не повышал голос, не оскорблял тех, кто ему служил, и не допускал избиения.
Теперь Ахмед понял, почему не было необходимости кричать или оскорблять кого-то и почему все на судне усердно трудились. Ахмед понял, что совершил ужасную ошибку, нанявшись на это судно, однако он не сомневался в том, что как никогда нужен своему хозяину.
О побеге нечего было и думать.
Глава 14
— Мы будем делать все, как запланировали. Люди лорда Ноксли рано или поздно должны встретиться со своим хозяином. Мы заберем Майлса, и пусть они продолжают свою войну без нас. Однако сейчас мне необходимо собраться с мыслями в уединении. — Она открыла дверь, и в каюту вошла мангуста, волоча за собой злополучную рубашку. — Златоцветка составит вам компанию.
С каждой пройденной милей ветер все усиливался. Он утих на закате лишь с тем, чтобы вернуться с большей силой на рассвете следующего дня. К счастью, он был попутным, и это давало Дафне повод оставаться в уединении в своей каюте.
Приносимый ветром песок часто не позволял женщинам покидать каюты, где щели были заткнуты тряпками. Лина большую часть времени проводила с Нафизой и ребенком, предоставляя Дафне спокойно заниматься новыми картушами.
Но она нервничала и не могла сосредоточиться. Тревога за Майлса не покидала ее, но не только в этом заключалась ее беда.
Дафна сознавала, что в тот день, когда они покинули Минью, она перешла черту. Сама по себе ее гневная вспышка была объяснима при данных обстоятельствах, но она не высказала и половины того, что переживала.
У нее возникло чувство привязанности к нему, что было глупой ошибкой, ибо такой человек, как Карсингтон, не мог испытывать это чувство к кому-либо, особенно к скучному книжному червю почти тридцати лет от роду.
Дафна с беспомощным недоумением смотрела на картуши в ее тетради, когда услышала шаги в коридоре, затем кто-то постучал в дверь.
Она отбросила тетрадь в сторону, подошла к двери и распахнула ее. Ее сердце тут же радостно забилось.
За дверью стоял Удаил-Том с кофейным подносом, а за его спиной возвышался мистер Карсингтон в одеянии араба из «Тысячи и одной ночи». С темным загаром, с растрепанными ветром черными волосами, он еще никогда не выглядел таким неукротимым.
— Лина говорит, что вы сердитесь, — сказал он.
— Нет, — солгала Дафна, — я работала.
— Нет, не работали. На вас нет ни одного чернильного пятнышка. — Через ее плечо он заглянул в каюту. — Ваши бумаги и тетради не разбросаны по дивану.
— Разложены, — поправила она. — Мои бумаги аккуратно разложены. Я вам говорила, что во всем должен быть порядок.
— Ваше представление о порядке сводится, на мой взгляд, к беспорядочной куче книг и бумаг. Но ведь я идиот!
— Мистер Карсингтон!
— Вам требуется кофе и сладости, чтобы стимулировать работу мозга. — Он похлопал Удаила по плечу, и юноша внес поднос в каюту и поставил его около дивана на низкий табурет. Выполнив свою работу, мальчик вышел.
Аромат свежесваренного турецкого кофе заполнил маленькую каюту. Дафна снова села на диван, Руперт задержался. Он стоял, прислонившись широким плечом к косяку.
— Да входите же, — сказала она. — Вы же понимаете, что я не могу съесть все это одна. К тому же смешно притворяться, что вы собирались сразу уйти, когда поднос накрыт на двоих.
— Вы так умны, — согласился он. — У меня действительно было тайное намерение. — Из складок своей одежды Руперт извлек свернутый в трубку лист плотной бумаги. — Надо посмотреть карту и решить, сколько нам следует сделать остановок до того, как придем в Ассиут, где мы обязаны остановиться.
Говоря это, он вошел и сел на диван, скрестив длинные ноги с такой естественной легкостью, как будто он и был арабским принцем.
— Ассиут, — повторила Дафна, на мгновение растерявшись. — Ах да! Там команда печет хлеб.
— Мы должны предоставить им весь день, — сказал он, наливая кофе в обе чашки.
Дафна не позволяла себе думать об интимности этого жеста даже при открытой ради приличия двери. Она больше не позволит себе делать глупости.
— В таком случае я не вижу причины для остановок, кроме как на ночь. И мало надежды, что кто-нибудь нам что-то сообщит. Одна из воюющих сторон уже подкупила или напугала местное население, чтобы они держали язык за зубами, и вы не можете заходить в каждую деревню и силой заставлять людей говорить.
Она взяла карту и отвернулась от него, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.
— Да, Ассиут вполне подходит, это большой город. Там останавливаются караваны. Мы можем послать слуг на базар послушать местные сплетни. — Она рассматривала карту. — Я не сомневаюсь, при нашей скорости мы уже прошли Бени Хасан.
— Давно. Раис Рашад собирается остановиться на ночь в каком-то месте с непроизносимым названием. Там поблизости есть какие-то знаменитые развалины.
— На западном или восточном берегу? Антинополь на восточном.
— На западном.
— Значит, Эль-Ашмунен, — сказала Дафна. — Там неподалеку развалины Гермополя. Он посвящен Тоту, египетскому богу, покровителю наук, который соответствует греческому Гермесу и римскому Меркурию. Согласно Плутарху, Тот изображался в виде ибиса, и одна рука у него короче другой.
— Я читал Плутарха, — сказал Руперт. — Мы все читали.
Она оторвалась от карты и взглянула на него. Он протянул руку за куском фатираха, количество которого за последние несколько минут значительно уменьшилось.
— Значит, вы получили неплохое классическое образование, — заметила Дафна.
Продолжая жевать, Руперт свел темные брови, как будто она сказала что-то очень странное. Она отложила карту и пила кофе, удивляясь, что могло заставить его размышлять… над чем-то.
После довольно длительного молчания он заговорил.
— Признаюсь, мое обучение было достаточно хорошим, но ужасно скучным. Одни и те же авторы и предметы кажутся намного интереснее, когда о них говорите вы. Сначала я думал, что это оттого, что на вас так приятно смотреть. В его словах не было ничего особенного. Просто несколько небрежно произнесенных фраз. Он пил кофе и почти не смотрел на нее.
Дафна же не знала, куда девать глаза. Мужчинам нравилась ее фигура. Даже Верджилу. Это, вероятно, было единственное, что ему в ней нравилось.
Ее лицо, хотя и некрасивое, не отталкивало мужчин.
— О, — сказала Дафна, чувствуя, как краснеет, — комплимент!
— Просто очевидный факт. Когда я не понимаю, о чем вы говорите, я представляю себя в картинной галерее. Вы для меня в этот момент — картины, на которые я смотрю.
Никто и никогда не говорил ей ничего подобного. Это было больше, чем комплимент.
— Но дело не просто в вашей внешности, — продолжал Руперт, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Заражают ваши воодушевление, страстность, любовь к тому, что вы изучаете. Вы можете говорить о самых скучных вещах, а я чувствую себя, как этот, как его там звали, который слушал Шехерезаду.
Тут его лицо изменилось — если бы на его месте был другой человек, то Дафна подумала бы, что он покраснел. Но его темный взгляд остановился на ней, он покачал головой и рассмеялся своим обычным беззаботным смехом. . — Видите, я как ребенок, меня легко развлечь. Почему вы думаете, этот парень, я имею в виду — бог, был несчастен?
20 апреля
Рассвет был близок.
Дахабейя лорда Ноксли, остановившаяся на ночь в Гирге, отплыла, когда солнце еще не осветило горизонт. Поднявшись вверх по реке на пару миль, «Мемнон» подошел к отмели, на которой спали полдюжины крокодилов. За долгое путешествие их увидели впервые, ибо эти существа со временем переселились дальше на юг.
Спустя несколько минут его милость наблюдал, как связали двух человек, тех, что убежали от «призрака», и бросили их в воду. От первого же всплеска и крика рептилии проснулись и пожаловали завтракать.
Большинство присутствующих привыкли к методам Золотого Дьявола и, как и он, наблюдали за происходившим с явным равнодушием. А те немногие, кто еще не привык, отвернулись.
Одним из них был Ахмед. До сих пор он считал лорда Ноксли хорошим человеком. Как и любимый хозяин Ахмеда, этот англичанин хорошо платил, никогда не повышал голос, не оскорблял тех, кто ему служил, и не допускал избиения.
Теперь Ахмед понял, почему не было необходимости кричать или оскорблять кого-то и почему все на судне усердно трудились. Ахмед понял, что совершил ужасную ошибку, нанявшись на это судно, однако он не сомневался в том, что как никогда нужен своему хозяину.
О побеге нечего было и думать.
Глава 14
Ассиут, 21 апреля
«Изида» плыла дальше, ветер не изменял ей, затихая на закате лишь для того, чтобы с новыми силами вернуться на рассвете. На четвертый день после отплытия из Миньи они достигли Ассиута.
Шумный торговый город располагался на месте древнего Ликополя, где люди поклонялись шакалу или волку. В «Описании Египта» находились изображения гробниц в разрезе и прочих деталей самых роскошных гробниц, высеченных в находившихся поблизости горах.
Дорога к горному некрополю, занимавшая около часа, пролегала через один из самых широких на берегах Нила участков плодородной земли, а затем шла через мост. Уже издали были отчетливо видны входы в гробницы и пещеры. Внизу находилось современное кладбище.
Однако не знаменитые каменные гробницы привлекали Руперта и миссис Пембрук. Они решили рискнуть и пробраться через горы в лежащую за ними пустыню в надежде, что там люди охотнее будут отвечать на их вопросы.
В арабских одеяниях, чтобы не привлекать к себе внимания, Руперт и Дафна на ослах и в сопровождении Тома и пары охранников выехали из города.
Когда они подъехали к подножию гор, Руперт заметил, что ветер переменился. Утром он был несколько слабее, но по-прежнему попутным, и он, как и миссис Пембрук, сожалел о потере времени. Но покаони ехали, ветер совсем затих. Теперь, когда они добрались до края пустынного плато, ветер снова ожил, но переменил направление.
Они проехали несколько миль, и дурное предчувствие овладело Рупертом. Охранники плелись далеко позади, и виду них был обеспокоенный.
Руперт встретился взглядом с Томом.
— Самум, — сказал мальчик, — по-моему, идет самум. Находившийся рядом Юсуф кивнул и разразился длинным монологом. Ветер усиливался, взметая песок. Дафна сказала:
— Я думаю, нам лучше…
Том вскрикнул и показал на юг. Руперт посмотрел туда. Огромный вал желтого тумана стеной закрывал горизонт. Позади кто-то еще крикнул, и Руперт оглянулся. Охранники галопом мчались прочь.
— Хадид яа машум! — крикнул Юсуф.
— Аллах акбар! — вторил ему Том.
Руперт знал, что значат эти слова: «Аллах велик». Это было заклинание, охранявшее от сил зла. В Минье он узнал, что египтяне верят, что с песчаными бурями прилетают джинны. Определенно наилучшим выходом было найти укрытие.
— Вперед! — крикнул он мальчикам. — Следом за охранниками! Миссис Пембрук! — окликнул он. И услышал рев приближающейся бури.
— Да, я… — Она вскрикнула — ее ослик поднялся на дыбы и помчался совсем в другую сторону. Руперт погнал свое животное следом за ней. Руперт еще не успел догнать их, как ее ослик неожиданно остановился, резко развернулся и упал. Руперт спрыгнул на землю и побежал к упавшей наезднице и ее ослу. Но тот уже пытался встать на ноги.
Руперт попытался ухватить его за узду, но животное, освободившись от груза, убежало. Руперт успел поймать своего осла, чтобы тот не последовал за беглецом.
Дафна тоже попыталась подняться, но снова упала.
— Моя нога, — охнула она, когда Руперт опустился на колени рядом с ней. — Глупый осел придавил ее.
Раздуваемый песок вихрями вздымался вверх, как перевернутые водовороты. Они, сливаясь в громадные вертящиеся столбы, неслись прямо на них. Руперт одной рукой обхватил ее за талию и поднял, а другой все еще удерживал за узду своего напуганного осла. Он поволок их обоих к каменистым склонам горного некрополя. Песок хлестал его по лицу, колол глаза, забивался в нос. Вращающийся столб почти накрывал их.
Руперт втащил женщину и животное в ближайшую расщелину. Он снял с нее плащ и опустился на землю, увлекая за собой Дафну. Он посадил ее между согнутых коленей и накрыл их обоих плащом. Ослик прижался к людям.
Песчаная буря с визгом и ревом обрушилась на них.
Люди, преследовавшие их, резко изменили направление и поспешили обратно в Ассиут. Они пережидали самум в кофейне неподалеку от юго-западных ворот на краю города, граничащих с захоронениями. В этой кофейне можно было получить «белый» или «черный» кофе — первый был с запрещенным бренди. Эти люди пили белый кофе. Они были наемниками, работавшими на француза по имени Дюваль. У них был приказ захватить рыжую англичанку, за которой они с недавнего времени следили. Сегодня представился удобный случай. Женщина оставила большую часть своих людей на судне. Она отправилась к гробницам всего лишь с несколькими слугами и парой охранников, и можно было рассчитывать, что они сбегут при первых же признаках опасности. Большой англичанин, сопровождавший ее, не вызывал у них беспокойства. Одному мужчине не справиться с десятком опытных убийц.
Однако после нескольких чашек белого кофе у них завязался спор по поводу этого англичанина. Они все слышали, что он был сыном важного лорда, чьи богатства превосходили богатства самого Мухаммеда Али. И теперь не которые говорили, что он будет стоить дороже живой, чем мертвый. С каждой последующей чашкой спор становился все громче. Они разбудили дремавшего неподалеку стража ворот, который покинул свой пост, чтобы потребовать тишины. Один из банды, Хариф, извинился и проводил стража из кофейни. Как только они оказались одни, без свидетелей, Хариф всадил нож между ребер стражника. Он посадил труп на его обычное место, где он и оставался, не привлекая внимания, пока на следующее утро не пришел его сменщик, а все прохожие думали, что сторож, как обычно, спит. Харифу это казалось ужасно смешным, и, думая об этом, он время от времени принимался хохотать.
Руперт не мог определить, сколько времени продолжалась буря. Казалось, целую вечность. Ветер завывал, а песок бросался на них как разъяренное чудовище. Неудивительно, что египтяне верили, будто джинны прилетают на песчаных бурях.
Под плащом было жарко и темно. К тому же он пропитался ослиным потом. Но скалы укрывали их от самых сильных порывов ветра, а плотная ткань не пропускала самые колючие песчинки.
Дафна молча прижималась к нему. Он чувствовал на своей ключице, там, где рубашка была распахнута, ее учащенное дыхание. Он остро ощущал, как поднимается и опускается у его груди ее грудь, и ее тело мягко давит на его бедро и пах.
Руперт наклонился и, пытаясь успокоить, поцеловал Дафну в макушку. Ее волосы, такие шелковистые, падали ей на плечи волнами, как перекатывающийся песок пустыни.
Он заметил, что она потеряла свою вуаль, ту отвратительную вуаль, которую он ненавидел, хотя и понимал, что она защищает не только от египетского солнца, но и от любопытных взглядов мужчин. Вуаль не была черной, но он не мог вспомнить ее цвет. Но вспомнил, что миссис Пембрук не носила траура уже несколько дней. После Миньи?
— Все будет хорошо, — сказал он. Сквозь свист и завывание ветра Руперт едва слышал собственный голос. Он не знал, ответила она или нет. Но он знал, что она крепко обхватила его за талию, как будто боялась, что буря оторвет его от нее и унесет куда-нибудь.
Были минуты, когда Руперт верил, что это может произойти. Такого ветра он никогда прежде не встречал на суше. У него создалось впечатление, что они попали в шторм в океане, только бушующие волны здесь были песчаными. Пару раз ему казалось, что ветер выхватит их из расщелины и поднимет на несколько миль вверх, а затем сбросит кучу переломанных костей на Ливийские горы.
Но если так суждено, пусть забирает их обоих или ни одного. Он не отдаст ее ни мужчине, ни силе природы, как бы велика она ни была. Руперт еще крепче прижал Дафну к себе и старался удержать плащ, не переставая молиться, чтобы буря закончилась поскорее, пока они не задохнулись.
Он больше не тратил дыхания на ободряющие слова, которые она все равно не слышала. Он только снова и снова прижимался губами к ее волосам, надеясь, что она поймет: он охраняет ее. Пока он жив, с ней не случится ничего плохого.
Спустя целую вечность буря начала затихать. Ветер все еще был силен и по-прежнему швырял на них песок, но уже утратил прежнюю свирепость. Вертящиеся столбы песка удалялись, унося свою разрушительную силу куда-то дальше.
Руперт поднял голову, осторожно освободил край плаща и выглянул наружу.
— Думаю, нам можно дышать, — сказал он. Дафна шумно выдохнула и закашлялась.
— Простите, — сказал он и поцеловал ее в висок. — Простите, я не собирался ломать вам ребра.
Он убрал руки с ее талии. Она подняла голову, затем немного сползла с его бедра. Ему хотелось удержать ее. Хотелось сжать в объятиях, чувствовать, как ее мягкие волосы щекочут его подбородок. Дафна отползла от него подальше и выплюнула песок.
— С вами все в порядке? — спросил он. — Как ваша нога?
Она попробовала пошевелить ею.
— Кажется, в порядке, — сказала она. — В башмаках и в шароварах у меня полно песка, надо отдышаться.
Она, подтянув колени, обхватила их руками и положила на них голову.
Руперт огляделся. Ветер намел огромную кучу песка у входа в расщелину. Карсингтон осторожно поднялся и посмотрел на юг. Там нарастала новая желтая волна.
— Хм, — произнес он.
— Да, через минутку встану.
— Не уверен, что у нас есть эта минутка, — сказал он. — И я не желаю быть похороненным здесь. — Руперт рывком поставил Дафну на ноги и потащил ее и ослика за собой вверх на гору.
После того как ее резко поставили на ноги и потащили по склону горы, Дафна снова стала задыхаться. У нее не было сил разговаривать. Руперт все равно не стал бы ее слушать. Как она скоро поняла, он правильно оценил ситуацию.
Оглянувшись, Дафна увидела, почему Руперт так поспешно покинул их убежище. Песок почти наполовину засыпал его, а приближался еще один смерч.
К счастью, для подъема к гробницам по склону горы были протоптаны или высечены в камнях тропинки. Опираясь на Руперта, Дафна двигалась достаточно быстро. Она радовалась, что надела турецкие шаровары, не сковывавшие движения. Ослик вообще не испытывал никаких трудностей и послушно трусил вслед за ними.
Дафна подумала, куда делся ее ослик, и жив ли еще, бедняга. Она поискала его взглядом, не очень надеясь найти. Видимость, в лучшем случае, можно было назвать сомнительной. Солнце или светило сквозь завесу песка зловещим красным цветом или становилось совершенно невидимым. Было невозможно долго смотреть в одном направлении. Глаза, уши, нос и рот забивались песком. Из-за него едва можно было дышать. Одни только усилия защититься от него отнимали у Дафны последние силы. Она заставляла себя не оборачиваться и не смотреть на смертоносное чудовище, мчавшееся к ним, а сосредоточить внимание на своем спутнике.
Дафна вспомнила охватившую ее панику, когда упал ее ослик и она увидела страшную песчаную волну, накатывавшую на нее. На мгновение ослепленная взметнувшимся песком, она испугалась, что осталась одна, но в то же мгновение Руперт оказался рядом.
В его присутствии Дафну ничто не страшило. Она прошла вслед за ним сквозь абсолютный мрак пирамиды. Ее арестовывали и сажали в тюрьму, как обыкновенную преступницу. Она врывалась в комнату, полную головорезов, и нападала на них. Она становилась на колени около умирающего торговца коврами и пыталась помочь ему, когда последние капли крови вытекали из его перерезанного горла. Она стреляла из пистолета и ружья, хотя огнестрельное оружие всегда вызывало у нее ужас. Даже сейчас Дафна не понимала, как она смогла все это сделать.
Она выживет и теперь, только надо держаться поближе к нему, не допустить, чтобы его убили, и это препятствие скоро тоже останется позади.
Руперт втолкнул ее в первую же гробницу, которая оказалась на их пути. Ослица заартачилась. Она попятилась, вырывая узду из рук Карсингтона. Затем застыла на пороге, издавая неприятный рев.
— Гермиона, иди сюда, — приказал Руперт.
Ослица продолжала реветь и бить копытом.
— Гермиона, не вынуждай меня заставлять.
— О, ради Бога! — вмешалась Дафна. — Это египетская ослица. Та ала хенех, — строго сказала она возбужденному животному. — Та ала.
Ослица фыркнула и вскинула голову.
— Та ала, — повторил Карсингтон.
Ослица рысцой вбежала внутрь и, подойдя прямо к нему, ткнулась носом в его плечо.
Дафну это почему-то совсем не удивило.
— Она боится, — сказал Руперт, поглаживая ослиную морду. — Девочку пугает запах.
Дафна постепенно привыкала к запаху смерти. Не обычной смерти, а запаху мумий, не выветрившемуся за тысячелетия и застывшему в воздухе Египта, став его отличительной чертой.
— Это лучше песчаной бури, — сказала Дафна. — Нельзя ли нам пройти дальше? Мне бы хотелось сесть, но подальше от песка и ветра. — Не дожидаясь ответа Руперта, она направилась по переднему коридору.
Он был намного шире, чем типичные входы в пирамиды. Она заметила на стенах рисунки, а дальше виднелось что-то похожее на столбик иероглифов. Но там было темно, и она двигалась медленнее и осторожнее, держась около стены и пробуя ногой землю, чтобы не споткнуться или не провалиться куда-нибудь.
— Мы уже зашли достаточно глубоко, — послышался его голос за ее спиной. — Песок не залетает сюда, а Гермиона дрожит как осиновый лист. Давайте переждем бурю, сидя тихо и спокойно, заодно и отдохнем, согласны?
Да, необходим отдых!
Руперту надо было отдышаться и собраться с мыслями. Он чуть не потерял ее во время бури. Ему просто нужно немного времени, чтобы успокоиться, вот и все. У него и в мыслях не было спать.
Он всех устроил внутри пещеры: дорожные сумки и самое главное — кожаный бурдюк с водой, стояли в безопасном месте, пол расчищен от обломков камней, а миссис Пембрук усажена на коврик. Руперт прислонился к стене, чтобы передохнуть и окончательно прийти в себя. Следующее, что он увидел, проснувшись, была полная темнота. И было невыносимо жарко, эта жара не переставала удивлять его, хотя ему давно бы следовало к ней привыкнуть.
В Англии в глубине таких пещер было бы холодно и сыро, но не здесь. Когда спускаешься так глубоко под сотни тысяч тонн камня, невольно ожидаешь, что там прохладно. Но в Египте камни и горы тысячелетиями впитывали в себя жар горячего солнца пустыни. Вместе с тысячами тел.
Беспокоили ли Гермиону давно умершие египтяне, или это проявилось какое-то ослиное суеверие, но она успокоилась. Он слышал ее ровное дыхание. Если поблизости дышал кто-то еще, то Гермиона заглушала любые звуки своим пыхтением.
— Миссис Пембрук, — произнес Руперт. Он протянул руку туда, где видел ее последний раз, к коврику, который он раскопал из своей седельной сумки и разложил на земле для нее. Коврик был на месте. Ее накидка тоже, не было только ее самой. — Миссис Пембрук, — немного громче окликнул Руперт.
Никакого ответа.
— Миссис Пембрук!
Гермиона всхрапнула, но человеческого голоса Карсингтон не услышал в ответ.
Проклятие! Все еще не придя в себя, Руперт встал. Он не сразу смог вспомнить, где находятся вход и выход. Сначала он пошел к выходу, помня, как она задержалась там, заинтересовавшись, как и следовало ожидать, картинками на стене.
У самого выхода все еще дул горячий ветер, забрасывая внутрь песок и каменные обломки. Тусклый свет проникал в пещеру, освещая лишь часть ее. Трудно было определить время суток, но Руперт видел, что Дафны нет в переднем коридоре гробницы. Он повернулся и пошел обратно.
— Миссис Пембрук, — позвал он. От сна не осталось и следа.
Гермиона что-то сказала на своем ослином языке, когда он проходил мимо, и это был единственный звук, кроме стука его сапог по полу гробницы, который он слышал.
Руперт понимал, что не может, ничего не видя, бежать внутрь усыпальницы. Он может натолкнуться на стену или споткнуться, упасть, потерять сознание, и тогда от него никому не будет толку. Он не видел даже своей руки, поднесенной к лицу, или землю у себя под ногами. Пол гробницы изобиловал препятствиями и ямами: провалы и трещины, обломки камней, скелеты животных и прочие останки, о которых он предпочитал не думать. Он только думал о том, как устоять на ногах и найти ее. Одна в темноте Дафна может погибнуть. Она может упасть в погребальную камеру, пролетев сотню футов, потерять сознание или разбиться насмерть и умереть на дне.
— Миссис Пембрук! — взревел он.
Звук! Наконец он услышал голос, доносившийся издалека.
— Миссис Пембрук, где вы, черт побери?
— О, в удивительном месте! — крикнула она. — Идите сюда, посмотрите!
Он, казалось, до бесконечности долго пробирался вперед, хватаясь за стены гробницы. Заходил в тупики и возвращался. Он ощупывал стены, пока не нашел дверной проем, в который протиснулся, преодолев длинный коридор. Наконец он увидел колеблющийся свет и очертания погребальной камеры.
В задней стене были три ниши. Дафна стояла в средней. На стене какой-то древний египетский парень шел за тремя женщинами, которые несли цветы. Этот человек снова появлялся и на других картинках, возглавляя множество людей и совершая что-то похожее на ритуалы.
Руперт охватил все это взглядом, практически ничего не видя. Все его внимание было устремлено на нее, живую и невредимую, увлеченную своими древними мужчинами и женщинами, и совершенно не думающую о нем, в то время как он чуть не сошел с ума от страха за нее.
«Изида» плыла дальше, ветер не изменял ей, затихая на закате лишь для того, чтобы с новыми силами вернуться на рассвете. На четвертый день после отплытия из Миньи они достигли Ассиута.
Шумный торговый город располагался на месте древнего Ликополя, где люди поклонялись шакалу или волку. В «Описании Египта» находились изображения гробниц в разрезе и прочих деталей самых роскошных гробниц, высеченных в находившихся поблизости горах.
Дорога к горному некрополю, занимавшая около часа, пролегала через один из самых широких на берегах Нила участков плодородной земли, а затем шла через мост. Уже издали были отчетливо видны входы в гробницы и пещеры. Внизу находилось современное кладбище.
Однако не знаменитые каменные гробницы привлекали Руперта и миссис Пембрук. Они решили рискнуть и пробраться через горы в лежащую за ними пустыню в надежде, что там люди охотнее будут отвечать на их вопросы.
В арабских одеяниях, чтобы не привлекать к себе внимания, Руперт и Дафна на ослах и в сопровождении Тома и пары охранников выехали из города.
Когда они подъехали к подножию гор, Руперт заметил, что ветер переменился. Утром он был несколько слабее, но по-прежнему попутным, и он, как и миссис Пембрук, сожалел о потере времени. Но покаони ехали, ветер совсем затих. Теперь, когда они добрались до края пустынного плато, ветер снова ожил, но переменил направление.
Они проехали несколько миль, и дурное предчувствие овладело Рупертом. Охранники плелись далеко позади, и виду них был обеспокоенный.
Руперт встретился взглядом с Томом.
— Самум, — сказал мальчик, — по-моему, идет самум. Находившийся рядом Юсуф кивнул и разразился длинным монологом. Ветер усиливался, взметая песок. Дафна сказала:
— Я думаю, нам лучше…
Том вскрикнул и показал на юг. Руперт посмотрел туда. Огромный вал желтого тумана стеной закрывал горизонт. Позади кто-то еще крикнул, и Руперт оглянулся. Охранники галопом мчались прочь.
— Хадид яа машум! — крикнул Юсуф.
— Аллах акбар! — вторил ему Том.
Руперт знал, что значат эти слова: «Аллах велик». Это было заклинание, охранявшее от сил зла. В Минье он узнал, что египтяне верят, что с песчаными бурями прилетают джинны. Определенно наилучшим выходом было найти укрытие.
— Вперед! — крикнул он мальчикам. — Следом за охранниками! Миссис Пембрук! — окликнул он. И услышал рев приближающейся бури.
— Да, я… — Она вскрикнула — ее ослик поднялся на дыбы и помчался совсем в другую сторону. Руперт погнал свое животное следом за ней. Руперт еще не успел догнать их, как ее ослик неожиданно остановился, резко развернулся и упал. Руперт спрыгнул на землю и побежал к упавшей наезднице и ее ослу. Но тот уже пытался встать на ноги.
Руперт попытался ухватить его за узду, но животное, освободившись от груза, убежало. Руперт успел поймать своего осла, чтобы тот не последовал за беглецом.
Дафна тоже попыталась подняться, но снова упала.
— Моя нога, — охнула она, когда Руперт опустился на колени рядом с ней. — Глупый осел придавил ее.
Раздуваемый песок вихрями вздымался вверх, как перевернутые водовороты. Они, сливаясь в громадные вертящиеся столбы, неслись прямо на них. Руперт одной рукой обхватил ее за талию и поднял, а другой все еще удерживал за узду своего напуганного осла. Он поволок их обоих к каменистым склонам горного некрополя. Песок хлестал его по лицу, колол глаза, забивался в нос. Вращающийся столб почти накрывал их.
Руперт втащил женщину и животное в ближайшую расщелину. Он снял с нее плащ и опустился на землю, увлекая за собой Дафну. Он посадил ее между согнутых коленей и накрыл их обоих плащом. Ослик прижался к людям.
Песчаная буря с визгом и ревом обрушилась на них.
Люди, преследовавшие их, резко изменили направление и поспешили обратно в Ассиут. Они пережидали самум в кофейне неподалеку от юго-западных ворот на краю города, граничащих с захоронениями. В этой кофейне можно было получить «белый» или «черный» кофе — первый был с запрещенным бренди. Эти люди пили белый кофе. Они были наемниками, работавшими на француза по имени Дюваль. У них был приказ захватить рыжую англичанку, за которой они с недавнего времени следили. Сегодня представился удобный случай. Женщина оставила большую часть своих людей на судне. Она отправилась к гробницам всего лишь с несколькими слугами и парой охранников, и можно было рассчитывать, что они сбегут при первых же признаках опасности. Большой англичанин, сопровождавший ее, не вызывал у них беспокойства. Одному мужчине не справиться с десятком опытных убийц.
Однако после нескольких чашек белого кофе у них завязался спор по поводу этого англичанина. Они все слышали, что он был сыном важного лорда, чьи богатства превосходили богатства самого Мухаммеда Али. И теперь не которые говорили, что он будет стоить дороже живой, чем мертвый. С каждой последующей чашкой спор становился все громче. Они разбудили дремавшего неподалеку стража ворот, который покинул свой пост, чтобы потребовать тишины. Один из банды, Хариф, извинился и проводил стража из кофейни. Как только они оказались одни, без свидетелей, Хариф всадил нож между ребер стражника. Он посадил труп на его обычное место, где он и оставался, не привлекая внимания, пока на следующее утро не пришел его сменщик, а все прохожие думали, что сторож, как обычно, спит. Харифу это казалось ужасно смешным, и, думая об этом, он время от времени принимался хохотать.
Руперт не мог определить, сколько времени продолжалась буря. Казалось, целую вечность. Ветер завывал, а песок бросался на них как разъяренное чудовище. Неудивительно, что египтяне верили, будто джинны прилетают на песчаных бурях.
Под плащом было жарко и темно. К тому же он пропитался ослиным потом. Но скалы укрывали их от самых сильных порывов ветра, а плотная ткань не пропускала самые колючие песчинки.
Дафна молча прижималась к нему. Он чувствовал на своей ключице, там, где рубашка была распахнута, ее учащенное дыхание. Он остро ощущал, как поднимается и опускается у его груди ее грудь, и ее тело мягко давит на его бедро и пах.
Руперт наклонился и, пытаясь успокоить, поцеловал Дафну в макушку. Ее волосы, такие шелковистые, падали ей на плечи волнами, как перекатывающийся песок пустыни.
Он заметил, что она потеряла свою вуаль, ту отвратительную вуаль, которую он ненавидел, хотя и понимал, что она защищает не только от египетского солнца, но и от любопытных взглядов мужчин. Вуаль не была черной, но он не мог вспомнить ее цвет. Но вспомнил, что миссис Пембрук не носила траура уже несколько дней. После Миньи?
— Все будет хорошо, — сказал он. Сквозь свист и завывание ветра Руперт едва слышал собственный голос. Он не знал, ответила она или нет. Но он знал, что она крепко обхватила его за талию, как будто боялась, что буря оторвет его от нее и унесет куда-нибудь.
Были минуты, когда Руперт верил, что это может произойти. Такого ветра он никогда прежде не встречал на суше. У него создалось впечатление, что они попали в шторм в океане, только бушующие волны здесь были песчаными. Пару раз ему казалось, что ветер выхватит их из расщелины и поднимет на несколько миль вверх, а затем сбросит кучу переломанных костей на Ливийские горы.
Но если так суждено, пусть забирает их обоих или ни одного. Он не отдаст ее ни мужчине, ни силе природы, как бы велика она ни была. Руперт еще крепче прижал Дафну к себе и старался удержать плащ, не переставая молиться, чтобы буря закончилась поскорее, пока они не задохнулись.
Он больше не тратил дыхания на ободряющие слова, которые она все равно не слышала. Он только снова и снова прижимался губами к ее волосам, надеясь, что она поймет: он охраняет ее. Пока он жив, с ней не случится ничего плохого.
Спустя целую вечность буря начала затихать. Ветер все еще был силен и по-прежнему швырял на них песок, но уже утратил прежнюю свирепость. Вертящиеся столбы песка удалялись, унося свою разрушительную силу куда-то дальше.
Руперт поднял голову, осторожно освободил край плаща и выглянул наружу.
— Думаю, нам можно дышать, — сказал он. Дафна шумно выдохнула и закашлялась.
— Простите, — сказал он и поцеловал ее в висок. — Простите, я не собирался ломать вам ребра.
Он убрал руки с ее талии. Она подняла голову, затем немного сползла с его бедра. Ему хотелось удержать ее. Хотелось сжать в объятиях, чувствовать, как ее мягкие волосы щекочут его подбородок. Дафна отползла от него подальше и выплюнула песок.
— С вами все в порядке? — спросил он. — Как ваша нога?
Она попробовала пошевелить ею.
— Кажется, в порядке, — сказала она. — В башмаках и в шароварах у меня полно песка, надо отдышаться.
Она, подтянув колени, обхватила их руками и положила на них голову.
Руперт огляделся. Ветер намел огромную кучу песка у входа в расщелину. Карсингтон осторожно поднялся и посмотрел на юг. Там нарастала новая желтая волна.
— Хм, — произнес он.
— Да, через минутку встану.
— Не уверен, что у нас есть эта минутка, — сказал он. — И я не желаю быть похороненным здесь. — Руперт рывком поставил Дафну на ноги и потащил ее и ослика за собой вверх на гору.
После того как ее резко поставили на ноги и потащили по склону горы, Дафна снова стала задыхаться. У нее не было сил разговаривать. Руперт все равно не стал бы ее слушать. Как она скоро поняла, он правильно оценил ситуацию.
Оглянувшись, Дафна увидела, почему Руперт так поспешно покинул их убежище. Песок почти наполовину засыпал его, а приближался еще один смерч.
К счастью, для подъема к гробницам по склону горы были протоптаны или высечены в камнях тропинки. Опираясь на Руперта, Дафна двигалась достаточно быстро. Она радовалась, что надела турецкие шаровары, не сковывавшие движения. Ослик вообще не испытывал никаких трудностей и послушно трусил вслед за ними.
Дафна подумала, куда делся ее ослик, и жив ли еще, бедняга. Она поискала его взглядом, не очень надеясь найти. Видимость, в лучшем случае, можно было назвать сомнительной. Солнце или светило сквозь завесу песка зловещим красным цветом или становилось совершенно невидимым. Было невозможно долго смотреть в одном направлении. Глаза, уши, нос и рот забивались песком. Из-за него едва можно было дышать. Одни только усилия защититься от него отнимали у Дафны последние силы. Она заставляла себя не оборачиваться и не смотреть на смертоносное чудовище, мчавшееся к ним, а сосредоточить внимание на своем спутнике.
Дафна вспомнила охватившую ее панику, когда упал ее ослик и она увидела страшную песчаную волну, накатывавшую на нее. На мгновение ослепленная взметнувшимся песком, она испугалась, что осталась одна, но в то же мгновение Руперт оказался рядом.
В его присутствии Дафну ничто не страшило. Она прошла вслед за ним сквозь абсолютный мрак пирамиды. Ее арестовывали и сажали в тюрьму, как обыкновенную преступницу. Она врывалась в комнату, полную головорезов, и нападала на них. Она становилась на колени около умирающего торговца коврами и пыталась помочь ему, когда последние капли крови вытекали из его перерезанного горла. Она стреляла из пистолета и ружья, хотя огнестрельное оружие всегда вызывало у нее ужас. Даже сейчас Дафна не понимала, как она смогла все это сделать.
Она выживет и теперь, только надо держаться поближе к нему, не допустить, чтобы его убили, и это препятствие скоро тоже останется позади.
Руперт втолкнул ее в первую же гробницу, которая оказалась на их пути. Ослица заартачилась. Она попятилась, вырывая узду из рук Карсингтона. Затем застыла на пороге, издавая неприятный рев.
— Гермиона, иди сюда, — приказал Руперт.
Ослица продолжала реветь и бить копытом.
— Гермиона, не вынуждай меня заставлять.
— О, ради Бога! — вмешалась Дафна. — Это египетская ослица. Та ала хенех, — строго сказала она возбужденному животному. — Та ала.
Ослица фыркнула и вскинула голову.
— Та ала, — повторил Карсингтон.
Ослица рысцой вбежала внутрь и, подойдя прямо к нему, ткнулась носом в его плечо.
Дафну это почему-то совсем не удивило.
— Она боится, — сказал Руперт, поглаживая ослиную морду. — Девочку пугает запах.
Дафна постепенно привыкала к запаху смерти. Не обычной смерти, а запаху мумий, не выветрившемуся за тысячелетия и застывшему в воздухе Египта, став его отличительной чертой.
— Это лучше песчаной бури, — сказала Дафна. — Нельзя ли нам пройти дальше? Мне бы хотелось сесть, но подальше от песка и ветра. — Не дожидаясь ответа Руперта, она направилась по переднему коридору.
Он был намного шире, чем типичные входы в пирамиды. Она заметила на стенах рисунки, а дальше виднелось что-то похожее на столбик иероглифов. Но там было темно, и она двигалась медленнее и осторожнее, держась около стены и пробуя ногой землю, чтобы не споткнуться или не провалиться куда-нибудь.
— Мы уже зашли достаточно глубоко, — послышался его голос за ее спиной. — Песок не залетает сюда, а Гермиона дрожит как осиновый лист. Давайте переждем бурю, сидя тихо и спокойно, заодно и отдохнем, согласны?
Да, необходим отдых!
Руперту надо было отдышаться и собраться с мыслями. Он чуть не потерял ее во время бури. Ему просто нужно немного времени, чтобы успокоиться, вот и все. У него и в мыслях не было спать.
Он всех устроил внутри пещеры: дорожные сумки и самое главное — кожаный бурдюк с водой, стояли в безопасном месте, пол расчищен от обломков камней, а миссис Пембрук усажена на коврик. Руперт прислонился к стене, чтобы передохнуть и окончательно прийти в себя. Следующее, что он увидел, проснувшись, была полная темнота. И было невыносимо жарко, эта жара не переставала удивлять его, хотя ему давно бы следовало к ней привыкнуть.
В Англии в глубине таких пещер было бы холодно и сыро, но не здесь. Когда спускаешься так глубоко под сотни тысяч тонн камня, невольно ожидаешь, что там прохладно. Но в Египте камни и горы тысячелетиями впитывали в себя жар горячего солнца пустыни. Вместе с тысячами тел.
Беспокоили ли Гермиону давно умершие египтяне, или это проявилось какое-то ослиное суеверие, но она успокоилась. Он слышал ее ровное дыхание. Если поблизости дышал кто-то еще, то Гермиона заглушала любые звуки своим пыхтением.
— Миссис Пембрук, — произнес Руперт. Он протянул руку туда, где видел ее последний раз, к коврику, который он раскопал из своей седельной сумки и разложил на земле для нее. Коврик был на месте. Ее накидка тоже, не было только ее самой. — Миссис Пембрук, — немного громче окликнул Руперт.
Никакого ответа.
— Миссис Пембрук!
Гермиона всхрапнула, но человеческого голоса Карсингтон не услышал в ответ.
Проклятие! Все еще не придя в себя, Руперт встал. Он не сразу смог вспомнить, где находятся вход и выход. Сначала он пошел к выходу, помня, как она задержалась там, заинтересовавшись, как и следовало ожидать, картинками на стене.
У самого выхода все еще дул горячий ветер, забрасывая внутрь песок и каменные обломки. Тусклый свет проникал в пещеру, освещая лишь часть ее. Трудно было определить время суток, но Руперт видел, что Дафны нет в переднем коридоре гробницы. Он повернулся и пошел обратно.
— Миссис Пембрук, — позвал он. От сна не осталось и следа.
Гермиона что-то сказала на своем ослином языке, когда он проходил мимо, и это был единственный звук, кроме стука его сапог по полу гробницы, который он слышал.
Руперт понимал, что не может, ничего не видя, бежать внутрь усыпальницы. Он может натолкнуться на стену или споткнуться, упасть, потерять сознание, и тогда от него никому не будет толку. Он не видел даже своей руки, поднесенной к лицу, или землю у себя под ногами. Пол гробницы изобиловал препятствиями и ямами: провалы и трещины, обломки камней, скелеты животных и прочие останки, о которых он предпочитал не думать. Он только думал о том, как устоять на ногах и найти ее. Одна в темноте Дафна может погибнуть. Она может упасть в погребальную камеру, пролетев сотню футов, потерять сознание или разбиться насмерть и умереть на дне.
— Миссис Пембрук! — взревел он.
Звук! Наконец он услышал голос, доносившийся издалека.
— Миссис Пембрук, где вы, черт побери?
— О, в удивительном месте! — крикнула она. — Идите сюда, посмотрите!
Он, казалось, до бесконечности долго пробирался вперед, хватаясь за стены гробницы. Заходил в тупики и возвращался. Он ощупывал стены, пока не нашел дверной проем, в который протиснулся, преодолев длинный коридор. Наконец он увидел колеблющийся свет и очертания погребальной камеры.
В задней стене были три ниши. Дафна стояла в средней. На стене какой-то древний египетский парень шел за тремя женщинами, которые несли цветы. Этот человек снова появлялся и на других картинках, возглавляя множество людей и совершая что-то похожее на ритуалы.
Руперт охватил все это взглядом, практически ничего не видя. Все его внимание было устремлено на нее, живую и невредимую, увлеченную своими древними мужчинами и женщинами, и совершенно не думающую о нем, в то время как он чуть не сошел с ума от страха за нее.