Страница:
Герой капиталистического труда
В марте 1870 года Лазарь Соломонович получил свою первую правительственную награду – «за участие и особое радение в деле строительства Курско-Харьковской железной дороги» его, разумеется, в компании с братом Самуилом, наградили орденом Святого Станислава 3-й степени (младшим из царских орденов). Этот факт был тем более важен, что до того в Российской империи ордена купцам, тем более еврейским, вообще не присваивали, только чиновникам и военным. А спустя пять месяцев Лазарь Соломонович Поляков как купец, имеющий десятилетний непрерывный стаж работы в первой гильдии, обратился в городскую управу Таганрога с просьбой о присвоении ему звания почетного гражданина. Там молодого выскочку выслушали и заявили, что в 28 лет становиться почетным гражданином рановато: претендент еще наверняка не успел сделать ничего такого, за что это звание можно было бы присвоить. В ответ Лазарь Соломонович выложил на стол бумаги, из которых явствовало, что он уже два года как почетный член Рязанского губернского попечительства детских приютов и год как член Арбатского попечительства о бедных в Москве. Карты были козырные. К тому же, тогда императрица Мария Федоровна просто бредила благотворительностью и любого благотворителя, независимо от сословия и национальности, почитала за личного друга и сподвижника. Отказать управа не смогла.
С таким багажом можно было уже браться за серьезное предприятие, каковым стала первая банковская контора, открытая Поляковым-младшим в конце того же 1870 года в Москве. На открытие дела средний брат одолжил младшему 5 000 000 рублей, которые и были оформлены как уставной капитал конторы. Лазарь Соломонович Поляков, кавалер ордена Святого Станислава 3-й степени, почетный гражданин города Таганрога, стал настоящим московским первой гильдии купцом. Теперь братья Поляковы охватывали своей деятельностью всю европейскую часть России: Яков сидел на юге, в Таганроге, Самуил – в Петербурге, а Лазарь – в Москве.
Но для широкой души этого было мало. Кипучая натура молодого банкира требовала настоящего дела. Уже в 1871 году Лазарь Соломонович открывает свой первый настоящий банк, ставший и первым российским ипотечным финансовым учреждением, – Московский земельный банк. Дело пошло по нарастающей. В 1872 году он учреждает Рязанский и Орловский коммерческие банки, получает на шею «за усердие и труды во благо Отечества» Анну 3-й степени и 1 января 1873 года объявляет об открытии в Москве «Банкирского дома Лазаря Полякова», в который вошли все три поляковских банка.
В 1874 году Лазарь Соломонович Поляков «за участие в учреждении нескольких коммерческих и земельных банков, в строительстве железных дорог и обширное участие в лесной торговле» производится в коммерции советники. В том же году за пожертвования на детские приюты он получает очередной орден Святого Станислава, но уже 2-й степени, год спустя персидский шах делает его кавалером ордена Льва и Солнца, а еще спустя два года он получает новую, внеочередную Анну 1-й степени. В 1880 году «за особые труды и усердие по Антропологической выставке в Москве» ему присваивается чин статского советника, который к 1883 году вырастет до действительного статского. В 1882 году он становится кавалером очередного ордена из императорской планки орденов – Святого Владимира 4-й степени, через год турецкий паша утверждает его в звании турецкого генерального консула в Москве, еще через три года «за заслуги по министерству внутренних дел» он получает очередного Владимира 3-й степени. В 1896 году он получил свою последнюю и высшую награду – орден Святого Станислава 1-й степени.
Лазарь Соломонович Поляков давно, еще в пору своей юности, усвоил, что одним из самых доходных видов бизнеса является благотворительность. Каждое новое пожертвование он обставлял таким образом, что не наградить его после этого званием или орденом казалось просто свинством. А каждая новая награда увеличивала силы и без того энергичного и напористого банкира.
С таким багажом можно было уже браться за серьезное предприятие, каковым стала первая банковская контора, открытая Поляковым-младшим в конце того же 1870 года в Москве. На открытие дела средний брат одолжил младшему 5 000 000 рублей, которые и были оформлены как уставной капитал конторы. Лазарь Соломонович Поляков, кавалер ордена Святого Станислава 3-й степени, почетный гражданин города Таганрога, стал настоящим московским первой гильдии купцом. Теперь братья Поляковы охватывали своей деятельностью всю европейскую часть России: Яков сидел на юге, в Таганроге, Самуил – в Петербурге, а Лазарь – в Москве.
Но для широкой души этого было мало. Кипучая натура молодого банкира требовала настоящего дела. Уже в 1871 году Лазарь Соломонович открывает свой первый настоящий банк, ставший и первым российским ипотечным финансовым учреждением, – Московский земельный банк. Дело пошло по нарастающей. В 1872 году он учреждает Рязанский и Орловский коммерческие банки, получает на шею «за усердие и труды во благо Отечества» Анну 3-й степени и 1 января 1873 года объявляет об открытии в Москве «Банкирского дома Лазаря Полякова», в который вошли все три поляковских банка.
В 1874 году Лазарь Соломонович Поляков «за участие в учреждении нескольких коммерческих и земельных банков, в строительстве железных дорог и обширное участие в лесной торговле» производится в коммерции советники. В том же году за пожертвования на детские приюты он получает очередной орден Святого Станислава, но уже 2-й степени, год спустя персидский шах делает его кавалером ордена Льва и Солнца, а еще спустя два года он получает новую, внеочередную Анну 1-й степени. В 1880 году «за особые труды и усердие по Антропологической выставке в Москве» ему присваивается чин статского советника, который к 1883 году вырастет до действительного статского. В 1882 году он становится кавалером очередного ордена из императорской планки орденов – Святого Владимира 4-й степени, через год турецкий паша утверждает его в звании турецкого генерального консула в Москве, еще через три года «за заслуги по министерству внутренних дел» он получает очередного Владимира 3-й степени. В 1896 году он получил свою последнюю и высшую награду – орден Святого Станислава 1-й степени.
Лазарь Соломонович Поляков давно, еще в пору своей юности, усвоил, что одним из самых доходных видов бизнеса является благотворительность. Каждое новое пожертвование он обставлял таким образом, что не наградить его после этого званием или орденом казалось просто свинством. А каждая новая награда увеличивала силы и без того энергичного и напористого банкира.
Ипотека
К началу 1880-х годов наибольшую силу из поляковских банков набрал Московский земельный. Ипотека оказалась чрезвычайно выгодным делом. Разорившиеся помещики закладывали и перезакладывали свои имения, молодые русские нувориши из бывших крестьян, воспользовавшись ипотечными кредитами, строили себе потрясающие усадьбы и особняки, разбивали огромные парки. И от всех этих начинаний Лазарь Соломонович имел свой верный процент. Однако процент был небольшой, а поэтому следующим логическим шагом успешного московского банкира стало учреждение двух акционерных обществ: Московского лесопромышленного товарищества и Московского домовладельческого общества.
До создания обществ невыкупленные залоги (имения и прочее) выставлялись на аукцион и обычно продавались по довольно высокой цене. Теперь же в аукционе почти всегда участвовали только поляковские компании и два-три подставных лица, так что продаваемые имения уходили практически за цену залога к Лесопромышленному товариществу, а особняки – к Домовладельческому обществу.
К началу ХХ века Московское лесопромышленное товарищество уже владело земельными угодьями общей площадью более 250 000 десятин (270 000 гектаров), которые оценивались в сумму 7 700 000 рублей. Московское домовладельческое общество к тому времени стало владельцем нескольких домов в Петербурге и Москве, а также имений в Ярославской, Смоленской, Орловской, Харьковской, Таврической и Черноморской губерниях – общей площадью около 7 500 десятин и стоимостью около 1 500 000 рублей.
Кроме того, для обеих компаний нашлось еще одно важное применение: когда Лазарю Соломоновичу требовались деньги для осуществления очередного проекта, он продавал что-нибудь из недвижимости, принадлежавшей одной из этих компаний. Разумеется, по самому выгодному курсу, за сумму, значительно превышавшую рыночную стоимость. Причем плату за них получал векселями, которые обслуживались в его же банках на самых выгодных условиях.
«Деньги созданы для дураков, – любил говорить он своим сыновьям. – Вексель – вот инструмент. Для того чтобы что-нибудь сделать, денег не нужно. Деньги нужны только для того, чтобы ничего не делать».
Лазарь Соломонович Поляков (1842–1914)
До создания обществ невыкупленные залоги (имения и прочее) выставлялись на аукцион и обычно продавались по довольно высокой цене. Теперь же в аукционе почти всегда участвовали только поляковские компании и два-три подставных лица, так что продаваемые имения уходили практически за цену залога к Лесопромышленному товариществу, а особняки – к Домовладельческому обществу.
К началу ХХ века Московское лесопромышленное товарищество уже владело земельными угодьями общей площадью более 250 000 десятин (270 000 гектаров), которые оценивались в сумму 7 700 000 рублей. Московское домовладельческое общество к тому времени стало владельцем нескольких домов в Петербурге и Москве, а также имений в Ярославской, Смоленской, Орловской, Харьковской, Таврической и Черноморской губерниях – общей площадью около 7 500 десятин и стоимостью около 1 500 000 рублей.
Кроме того, для обеих компаний нашлось еще одно важное применение: когда Лазарю Соломоновичу требовались деньги для осуществления очередного проекта, он продавал что-нибудь из недвижимости, принадлежавшей одной из этих компаний. Разумеется, по самому выгодному курсу, за сумму, значительно превышавшую рыночную стоимость. Причем плату за них получал векселями, которые обслуживались в его же банках на самых выгодных условиях.
«Деньги созданы для дураков, – любил говорить он своим сыновьям. – Вексель – вот инструмент. Для того чтобы что-нибудь сделать, денег не нужно. Деньги нужны только для того, чтобы ничего не делать».
За спичками
К началу 90-х годов XIX века финансовая империя Лазаря Полякова находилась на самом пике своего могущества. Рязанский коммерческий банк был переведен в Москву и в 1891 году преобразован в Московский международный торговый банк, ставший в начале ХХ века крупнейшим коммерческим банком Москвы. Были образованы Южно-Русский промышленный, Петербургско-Московский, Азовско-Донской и многие другие банки по всей России. Состояние самого Лазаря Соломоновича уже оценивалось в несколько десятков миллионов рублей. Однако страсть его к авантюрам не ослабевала, а, напротив, только набирала обороты. Для финансиста такого масштаба даже России было мало. Пора было выходить на международную арену.
Объектом своей экспансии Лазарь Соломонович Поляков выбрал Персию (современный Иран), с шахом которой, Насер эд-Дином, у него с помощью давно промышлявшего здесь старшего брата Якова наладились почти что дружеские отношения. В 1890 году Лазарь Поляков стал генеральным консулом Персии в Москве (Яков был тогда генеральным консулом шаха в Таганроге). В 1894 году шах пожаловал братьям титул барона.
Персия, богатая финансово, но абсолютно неразвитая технически, была тем полем, которое умелому коммерсанту можно было свободно возделывать, получая обильный урожай. И Лазарь Соломонович с воодушевлением принялся за новое дело. Он открыл в Тегеране представительства своих банков, получил концессию на строительство дороги Энзели–Казвин, которую потом продолжил до Тегерана и Хамадана, учредил страховое и транспортное общества. Через несколько лет хитрый Витте путем многочисленных махинаций и спекуляций сумел выкупить у Поляковых наиболее успешные из этих предприятий в государственную собственность.
Но, безусловно, самой интересной, хотя и не самой выгодной затеей Лазаря Полякова на территории Персии была афера со «спичечным» товариществом.
Началось все с нелепой промашки. Впоследствии Лазарь Соломонович часто жаловался брату Якову (Самуил умер в 1888 году) и трем своим сыновьям (Александру, Исааку и Михаилу), рассказывая о том, как сильно его надул бельгиец Дени, продавший ему в 1889 году за несколько тысяч франков концессию на монопольное производство спичек в Персии, где лес всегда являлся дорогим импортным товаром. Однако векселя были уже подписаны, деньги со счета на счет переведены, а кидать средства на ветер было не в правилах Лазаря Полякова. И работа закипела.
Первым делом под купленную концессию было учреждено «Товарищество промышленности и торговли в Персии и Средней Азии» с основным капиталом в 400 000 рублей. При том, что российской стороной стоимость концессии была оценена в 320 000 рублей, разница в 80 000 была отнесена в долг от акционеров товарищества банковскому дому Полякова. Стоит ли говорить о том, что этот долг так и не был возвращен? Затем в Тегеране за 200 000 рублей была построена «спичечная фабрика». Кредит на ее постройку выдал Московский международный банк. Казалось бы, какой имело смысл Лазарю Соломоновичу брать заведомо невозвращаемый кредит в собственном банке? Но все объясняется просто, если вспомнить, что банк был вовсе не личной собственностью банкира, а акционерным обществом, в котором у Лазаря Полякова был контрольный пакет. Легко проводя через банк решение о выдаче кредита, он получал на самых льготных условиях деньги, в которых его личных средств было лишь чуть больше половины, остальное являлось собственностью других, более мелких акционеров. Поскольку отдавать кредит Поляков не собирался (и это своему-то банку!), а подрядчиком на строительстве выступала его же фирма, благодаря этой операции он положил в карман еще несколько десятков тысяч рублей.
Объектом своей экспансии Лазарь Соломонович Поляков выбрал Персию (современный Иран), с шахом которой, Насер эд-Дином, у него с помощью давно промышлявшего здесь старшего брата Якова наладились почти что дружеские отношения. В 1890 году Лазарь Поляков стал генеральным консулом Персии в Москве (Яков был тогда генеральным консулом шаха в Таганроге). В 1894 году шах пожаловал братьям титул барона.
Персия, богатая финансово, но абсолютно неразвитая технически, была тем полем, которое умелому коммерсанту можно было свободно возделывать, получая обильный урожай. И Лазарь Соломонович с воодушевлением принялся за новое дело. Он открыл в Тегеране представительства своих банков, получил концессию на строительство дороги Энзели–Казвин, которую потом продолжил до Тегерана и Хамадана, учредил страховое и транспортное общества. Через несколько лет хитрый Витте путем многочисленных махинаций и спекуляций сумел выкупить у Поляковых наиболее успешные из этих предприятий в государственную собственность.
Но, безусловно, самой интересной, хотя и не самой выгодной затеей Лазаря Полякова на территории Персии была афера со «спичечным» товариществом.
Началось все с нелепой промашки. Впоследствии Лазарь Соломонович часто жаловался брату Якову (Самуил умер в 1888 году) и трем своим сыновьям (Александру, Исааку и Михаилу), рассказывая о том, как сильно его надул бельгиец Дени, продавший ему в 1889 году за несколько тысяч франков концессию на монопольное производство спичек в Персии, где лес всегда являлся дорогим импортным товаром. Однако векселя были уже подписаны, деньги со счета на счет переведены, а кидать средства на ветер было не в правилах Лазаря Полякова. И работа закипела.
Первым делом под купленную концессию было учреждено «Товарищество промышленности и торговли в Персии и Средней Азии» с основным капиталом в 400 000 рублей. При том, что российской стороной стоимость концессии была оценена в 320 000 рублей, разница в 80 000 была отнесена в долг от акционеров товарищества банковскому дому Полякова. Стоит ли говорить о том, что этот долг так и не был возвращен? Затем в Тегеране за 200 000 рублей была построена «спичечная фабрика». Кредит на ее постройку выдал Московский международный банк. Казалось бы, какой имело смысл Лазарю Соломоновичу брать заведомо невозвращаемый кредит в собственном банке? Но все объясняется просто, если вспомнить, что банк был вовсе не личной собственностью банкира, а акционерным обществом, в котором у Лазаря Полякова был контрольный пакет. Легко проводя через банк решение о выдаче кредита, он получал на самых льготных условиях деньги, в которых его личных средств было лишь чуть больше половины, остальное являлось собственностью других, более мелких акционеров. Поскольку отдавать кредит Поляков не собирался (и это своему-то банку!), а подрядчиком на строительстве выступала его же фирма, благодаря этой операции он положил в карман еще несколько десятков тысяч рублей.
Переход количества в качество
В 1892 году до пайщиков товарищества наконец дошло, что на спичках в Персии не разбогатеешь, и они потребовали от Лазаря Полякова срочно свернуть производство. Однако тот не только не свернул, а, напротив, увеличил основной капитал товарищества до одного миллиона рублей, воспользовавшись ловким трюком. Съехавшиеся на собрание совладельцы товарищества сильно удивились, увидев вместо одного основного пайщика Лазаря Полякова, державшего несколько тысяч паев, множество пайщиков мелких. Распределив свой крупный пакет среди нескольких десятков подставных лиц, Лазарь Поляков обеспечил себе абсолютное большинство на собрании.
Укрупненное товарищество теперь уже не собиралось заниматься спичками, основной его целью стал обмен русских товаров на персидские с последующей их реализацией. Специально для этого Лазарь Соломонович пробил решение об открытии в Тегеране представительства своего Международного банка, который должен был бы финансировать торговые мероприятия фирмы. Деньги на это выделили – и товарищество, и банк. Свои паи в предприятии, о нежизнеспособности которого Лазарь Соломонович знал прекрасно, банкир заложил под крупную сумму в том же банке, таким образом еще раз пополнив свой личный счет.
Почти сразу же товарищество понесло убытка более 500 000 рублей, и в 1893 году его пайщики решили переключиться на торговлю хлопком. Спичечную фабрику решено было продать страховому обществу (контролируемому также Поляковым), которое расплатилось своими облигациями. Впоследствии выяснилось, что облигации были выпущены неправильно, сделку аннулировали, товарищество потерпело убыток на 60 000 рублей, которые были записаны долгом на Полякова. Лазарь Соломонович особо не возражал: отдавать долг он все равно не собирался, а его реальный счет «потяжелел» на 30 000 (весьма солидные по тем временам деньги).
Торговля хлопком оказалась для товарищества еще бо?льшим злом, чем производство спичек. Убытки от нее в скором времени превысили 300 000 рублей. Позже, однако, товариществу удалось-таки наладить торговлю и выйти в число крупнейших хлопковых компаний России. Правда, оно действовало теперь уже в Средней Азии, а от Персии осталось только название.
Итак, на шее у Лазаря Полякова висел долг в 530 000 рублей, и с этим надо было что-то делать. Решение оказалось простым и гениальным. Через своих людей в правительстве он добился утверждения устава Перновской (город Пернов, ныне Пярну, Эстония) мануфактуры, которой в действительности никогда не существовало и которой он моментально «продал» три принадлежавших ему хлопкоочистительных завода, приписав к ним все накопившиеся на нем долги.
Укрупненное товарищество теперь уже не собиралось заниматься спичками, основной его целью стал обмен русских товаров на персидские с последующей их реализацией. Специально для этого Лазарь Соломонович пробил решение об открытии в Тегеране представительства своего Международного банка, который должен был бы финансировать торговые мероприятия фирмы. Деньги на это выделили – и товарищество, и банк. Свои паи в предприятии, о нежизнеспособности которого Лазарь Соломонович знал прекрасно, банкир заложил под крупную сумму в том же банке, таким образом еще раз пополнив свой личный счет.
Почти сразу же товарищество понесло убытка более 500 000 рублей, и в 1893 году его пайщики решили переключиться на торговлю хлопком. Спичечную фабрику решено было продать страховому обществу (контролируемому также Поляковым), которое расплатилось своими облигациями. Впоследствии выяснилось, что облигации были выпущены неправильно, сделку аннулировали, товарищество потерпело убыток на 60 000 рублей, которые были записаны долгом на Полякова. Лазарь Соломонович особо не возражал: отдавать долг он все равно не собирался, а его реальный счет «потяжелел» на 30 000 (весьма солидные по тем временам деньги).
Торговля хлопком оказалась для товарищества еще бо?льшим злом, чем производство спичек. Убытки от нее в скором времени превысили 300 000 рублей. Позже, однако, товариществу удалось-таки наладить торговлю и выйти в число крупнейших хлопковых компаний России. Правда, оно действовало теперь уже в Средней Азии, а от Персии осталось только название.
Итак, на шее у Лазаря Полякова висел долг в 530 000 рублей, и с этим надо было что-то делать. Решение оказалось простым и гениальным. Через своих людей в правительстве он добился утверждения устава Перновской (город Пернов, ныне Пярну, Эстония) мануфактуры, которой в действительности никогда не существовало и которой он моментально «продал» три принадлежавших ему хлопкоочистительных завода, приписав к ним все накопившиеся на нем долги.
Охота за титулом
Но главным стимулом для знаменитого российского банкира были вовсе не деньги. Они представляли для него интерес лишь как орудие для достижения других, более высоких целей. Как показали дальнейшие события, Лазарь Поляков в совершенстве овладел способом жить вообще без денег. А значительную часть своего состояния он растратил на благотворительность: организовывал дома попечительства, строил школы и ремесленные училища; покровительствовал искусствам, учреждал госпитали, поддерживал неимущих и назначал именные стипендии одаренным студентам; на его деньги и под его руководством была построена знаменитая Московская хоральная синагога. Но все это делалось отнюдь не из сострадания. Известный банкир был трезв умом и холоден сердцем. Это знали все. Лев Николаевич Толстой вывел его в «Анне Карениной» в образе всемогущего и жестокого еврейского нувориша Болгаринова, к которому князь Облонский ходил просить места. Как известно, великий писатель не особо утруждал себя поиском фамилий для своих персонажей, а просто «сдирал» их у прототипов. Реальный банкир – Поляков, значит, выдуманный будет Румыновым или Болгариновым.
Главной целью Лазаря Полякова, как, впрочем, и всех Поляковых, были вовсе не деньги и не мирская слава. Выходцы из Богом забытой Орши, представители презираемой даже официально нации, жаждали власти и преклонения. Обязательно надо было сделать так, чтобы те же русофилы, которые сочиняли на евреев пасквили в националистически настроенных газетах, которые проводили через правительство антисемитские законы и лютой ненавистью ненавидели «жидов», приходили бы к ним с поклоном и обращались не иначе как «ваше превосходительство», глядя искательно в глаза. Именно поэтому Поляковы так старались повысить в глазах императора свою общественную значимость, именно поэтому они прикармливали «своих» чиновников и журналистов, именно поэтому толстовский Болгаринов заставил князя Облонского проторчать три часа в общей приемной вместе с другими посетителями (это время тот провел в сочинении каламбура: «Было дело до жида, и я дожидался»). Поляковы хотели стать российскими баронами. Ничего сверхъестественного в этом не было. Баронский титул уже получили Гинцбурги, придворный банкир Николая I Штиглиц, варшавский банкир Френкель и железнодорожный подрядчик Флейзен. Теперь настала очередь Поляковых.
Первым на охоту за титулом вышел Самуил Поляков. В 1871 году он через своего покровителя, министра просвещения графа Толстого, попытался добиться высокого титула, пообещав последнему внести в фонд министерства акции Елецко-Орловской железной дороги по номинальной цене на сумму 200 000 рублей. Награда была солидная, и граф старался изо всех сил. Он добился, чтобы император на прошении «о пожаловании коммерции советнику Полякову с нисходящим от него потомством баронского достоинства Российской империи» поставил положительную резолюцию, однако столкнулся с сопротивлением Сената, заявившего, что за пожертвования (которые фигурировали в прошении в качестве основного довода) баронский титул давать – жирно будет, вполне достаточно ордена Святого Владимира 3-й степени.
Яков и Лазарь предприняли попытку получить заветное баронство в 1896 году. К этому времени, будучи за границей, они уже именовали себя не иначе как де Поляков или фон Поляков, однако с Россией такой фокус не проходил. Поэтому, воспользовавшись тем, что персидский шах уже давно пожаловал им баронство, они обратились в министерство финансов с просьбой об исходатайствовании «императорского соизволения» на легализацию в России их персидского титула. Комиссия, рассматривавшая прошение, пришла к выводу, что «в Персии баронов быть не может». А поэтому прошение было оставлено без последствий. На этом пыл Якова иссяк. А Лазарь не унимался. На протяжении двух последующих лет он пытался убедить Сенат в том, что император имеет право самолично жаловать те титулы, какие считает нужным. При положительном решении дело можно было бы считать наполовину выигранным: у банкира был мощный рычаг давления на императора, ведь его царственная супруга обожала благотворителей. Однако Сенат остался непреклонен.
Последнюю попытку, чуть было не увенчавшуюся успехом, Лазарь Поляков предпринял в 1913 году. Записка с прошением о ходатайстве была составлена на имя «Ея Императорского Высочества Великой княгини Елизаветы Федоровны». Но из-за бюрократических проволочек успешно начатое дело завершилось ничем, – когда до присвоения титула оставались считанные недели, Лазарь Соломонович Поляков умер. Случилось это 12 января 1914 года.
Главной целью Лазаря Полякова, как, впрочем, и всех Поляковых, были вовсе не деньги и не мирская слава. Выходцы из Богом забытой Орши, представители презираемой даже официально нации, жаждали власти и преклонения. Обязательно надо было сделать так, чтобы те же русофилы, которые сочиняли на евреев пасквили в националистически настроенных газетах, которые проводили через правительство антисемитские законы и лютой ненавистью ненавидели «жидов», приходили бы к ним с поклоном и обращались не иначе как «ваше превосходительство», глядя искательно в глаза. Именно поэтому Поляковы так старались повысить в глазах императора свою общественную значимость, именно поэтому они прикармливали «своих» чиновников и журналистов, именно поэтому толстовский Болгаринов заставил князя Облонского проторчать три часа в общей приемной вместе с другими посетителями (это время тот провел в сочинении каламбура: «Было дело до жида, и я дожидался»). Поляковы хотели стать российскими баронами. Ничего сверхъестественного в этом не было. Баронский титул уже получили Гинцбурги, придворный банкир Николая I Штиглиц, варшавский банкир Френкель и железнодорожный подрядчик Флейзен. Теперь настала очередь Поляковых.
Первым на охоту за титулом вышел Самуил Поляков. В 1871 году он через своего покровителя, министра просвещения графа Толстого, попытался добиться высокого титула, пообещав последнему внести в фонд министерства акции Елецко-Орловской железной дороги по номинальной цене на сумму 200 000 рублей. Награда была солидная, и граф старался изо всех сил. Он добился, чтобы император на прошении «о пожаловании коммерции советнику Полякову с нисходящим от него потомством баронского достоинства Российской империи» поставил положительную резолюцию, однако столкнулся с сопротивлением Сената, заявившего, что за пожертвования (которые фигурировали в прошении в качестве основного довода) баронский титул давать – жирно будет, вполне достаточно ордена Святого Владимира 3-й степени.
Яков и Лазарь предприняли попытку получить заветное баронство в 1896 году. К этому времени, будучи за границей, они уже именовали себя не иначе как де Поляков или фон Поляков, однако с Россией такой фокус не проходил. Поэтому, воспользовавшись тем, что персидский шах уже давно пожаловал им баронство, они обратились в министерство финансов с просьбой об исходатайствовании «императорского соизволения» на легализацию в России их персидского титула. Комиссия, рассматривавшая прошение, пришла к выводу, что «в Персии баронов быть не может». А поэтому прошение было оставлено без последствий. На этом пыл Якова иссяк. А Лазарь не унимался. На протяжении двух последующих лет он пытался убедить Сенат в том, что император имеет право самолично жаловать те титулы, какие считает нужным. При положительном решении дело можно было бы считать наполовину выигранным: у банкира был мощный рычаг давления на императора, ведь его царственная супруга обожала благотворителей. Однако Сенат остался непреклонен.
Последнюю попытку, чуть было не увенчавшуюся успехом, Лазарь Поляков предпринял в 1913 году. Записка с прошением о ходатайстве была составлена на имя «Ея Императорского Высочества Великой княгини Елизаветы Федоровны». Но из-за бюрократических проволочек успешно начатое дело завершилось ничем, – когда до присвоения титула оставались считанные недели, Лазарь Соломонович Поляков умер. Случилось это 12 января 1914 года.
Наука жить без денег
Финансовые трюки, которые с таким мастерством и упоением проделывал Лазарь Поляков, возможны при стабильности банковской системы. Во времена кризисов такие вещи не прощаются.
В 1900 году в России разразился финансовый кризис, сравнить который по разрушительной силе можно только с дефолтом 1998 года, когда в одночасье рухнули крупнейшие банки, казавшиеся ранее непотопляемыми. Одно за другим объявляли себя банкротами акционерные общества, торговые и банкирские дома, товарищества на вере и без веры. Нависла угроза банкротства и над банками Полякова. Проведенная в конце 1901 года ревизия показала, что сумма долгов банкирского дома (53 513 000 рублей) почти вдвое превышает сумму его активов (37 715 000 рублей), то есть была ситуация неплатежеспособности.
Однако вес банков Полякова в стране был так велик, что, по мнению министра финансов Витте, «приостановка платежей этими банками, существующими уже более 30 лет, не только разорила бы множество вкладчиков, разбросанных по всей России, но и нанесла бы сильный удар всему частному кредиту, подорвав и без того пошатнувшееся доверие к частным банкам» (Всеподданнейший доклад С. Ю. Витте «О принятии особых мер в отношении некоторых банков»).
Правительство начало операцию по спасению принадлежавших Лазарю Полякову банков. Не всех, но трех крупнейших: Орловского коммерческого, Международного торгового и Московского земельного, которые для «возможно большего покрытия убытков» в 1908 году были слиты в один Соединенный банк. В новом банке для Лазаря Полякова места уже не было, хотя в состав правления был введен один из его сыновей – Исаак. В 1909 году финансировавший все эти годы поляковские банки Госбанк заявил, что он, «затратив огромные суммы на предотвращение несостоятельности Полякова, фактически принял на себя его обязательства и вступил в распоряжение имуществом банкирского дома». Между тем бедственное положение не помешало присвоению в 1908 году Лазарю Соломоновичу чина «тайный советник», который давал ему право именоваться отныне не иначе как «ваше превосходительство».
Итогом жизненного пути Лазаря Полякова было: движимое и недвижимое имущество – на 4,7 миллиона рублей, долг Госбанку – 9 миллионов рублей. Немногочисленные родственники сочли за лучшее отказаться от столь сомнительного наследства, заплатив государству «отступные» в размере одного миллиона.
А российские евреи еще долго после этого, благословляя своих детей перед женитьбой, произносили как молитву ставшее традиционным пожелание: «Да сделает тебя Бог подобным Полякову».
* * *
На кладбище Верано в Риме можно увидеть памятник, на котором написано:
В 1900 году в России разразился финансовый кризис, сравнить который по разрушительной силе можно только с дефолтом 1998 года, когда в одночасье рухнули крупнейшие банки, казавшиеся ранее непотопляемыми. Одно за другим объявляли себя банкротами акционерные общества, торговые и банкирские дома, товарищества на вере и без веры. Нависла угроза банкротства и над банками Полякова. Проведенная в конце 1901 года ревизия показала, что сумма долгов банкирского дома (53 513 000 рублей) почти вдвое превышает сумму его активов (37 715 000 рублей), то есть была ситуация неплатежеспособности.
Однако вес банков Полякова в стране был так велик, что, по мнению министра финансов Витте, «приостановка платежей этими банками, существующими уже более 30 лет, не только разорила бы множество вкладчиков, разбросанных по всей России, но и нанесла бы сильный удар всему частному кредиту, подорвав и без того пошатнувшееся доверие к частным банкам» (Всеподданнейший доклад С. Ю. Витте «О принятии особых мер в отношении некоторых банков»).
Правительство начало операцию по спасению принадлежавших Лазарю Полякову банков. Не всех, но трех крупнейших: Орловского коммерческого, Международного торгового и Московского земельного, которые для «возможно большего покрытия убытков» в 1908 году были слиты в один Соединенный банк. В новом банке для Лазаря Полякова места уже не было, хотя в состав правления был введен один из его сыновей – Исаак. В 1909 году финансировавший все эти годы поляковские банки Госбанк заявил, что он, «затратив огромные суммы на предотвращение несостоятельности Полякова, фактически принял на себя его обязательства и вступил в распоряжение имуществом банкирского дома». Между тем бедственное положение не помешало присвоению в 1908 году Лазарю Соломоновичу чина «тайный советник», который давал ему право именоваться отныне не иначе как «ваше превосходительство».
Итогом жизненного пути Лазаря Полякова было: движимое и недвижимое имущество – на 4,7 миллиона рублей, долг Госбанку – 9 миллионов рублей. Немногочисленные родственники сочли за лучшее отказаться от столь сомнительного наследства, заплатив государству «отступные» в размере одного миллиона.
А российские евреи еще долго после этого, благословляя своих детей перед женитьбой, произносили как молитву ставшее традиционным пожелание: «Да сделает тебя Бог подобным Полякову».
* * *
На кладбище Верано в Риме можно увидеть памятник, на котором написано:
ПОЛЯКОВЗначит, какими-то путями потомки Поляковых по линии Якова баронский титул все-таки получили. Или нет?..
Лазарь Яковлевич
барон де
гражданский инженер
Орша Могилевск. губ. 7 / 20.11.1851 – …12.1927
СЫТИНЫ
Издательская империя
Первым персональным пенсионером союзного значения в 1928 году стал бывший российский медиамагнат и книгоиздатель, бывший мультимиллионер, бывший «эксплуататор трудового народа» Иван Дмитриевич Сытин.
Интерес к книгам
Есть люди, которые учатся всю жизнь. Кому-то для нормального образования достаточно десяти лет. Ивану Сытину вполне хватило трех. Становиться, по примеру отца, волостным писарем он не собирался. А хотелось ему пойти, как дядя, по торговой линии и торговать в Нижнем Новгороде мехами. 12-летний парнишка считался в родном костромском селе Гнездниково уже вполне самостоятельным человеком. А он и впрямь был самостоятельный. Взял да махнул в Нижний, не спросясь отца. У дяди дела шли неважно, а тут еще родственник, от которого вреда больше, чем пользы: хоть и помогал перетаскивать шкурки, и подметал в лавке, да ведь его кормить надо было… Поработал Иван у дяди два года и уехал в Москву, к дядюшкину знакомцу, купцу-старообрядцу Петру Шарапову.
Шарапов звезд с неба не хватал, ходил к обедне и к вечерне в церковь и торговал книжками и лубочными картинками. Лубок – не лиса, рубль с него не возьмешь, возьмешь 5 копеек. Но зато и народу в московскую лавку ходило куда больше, чем в дядюшкину новгородскую. А лубки были интересные – и смешные, и поучительные, и жалостливые. Были и такие, которые хозяин до поры смотреть мальчику не велел и за которые постоянно исповедовался перед духовником, но продавать их не переставал, а помощника поучал:
– Вот вырастешь, Иван, и так, как я, не делай. Торгуй с разбором. Ведь не любая деньга от Бога, не любая в пользу идет.
Однако Иван наблюдал обратное и прекрасно понимал, что ценна каждая копейка, как бы ни была она добыта. Главное – потом «повернуть» ее правильно.
Книжки нравились ему все больше. После закрытия лавки он выбирал ту, что потолще, и, благо хозяин разрешал, открыв ее на любом месте, долго читал. Для хозяина это было сплошным разорением: натуральные стеариновые свечи стоили в ту пору недешево. Но купец мальчонку любил. Да и как не любить – смышленый, работящий, во всем слушается. Своих детей у Петра Николаевича не было, поэтому он частенько ерошил волосы на голове у воспитанника и ласково ему говорил:
– Работай, Ваня, все твое будет.
А паренек был действительно смышленым. Увидев, что дорогущие полные собрания сочинений модных авторов, если вдруг обнаруживался некомплект, резко падали в цене, он изредка стал «припрятывать» отдельные тома. Потом винился хозяину, что у него «украли книгу», честно платил за нее из своего пятирублевого жалования, к примеру, 1 рубль 20 копеек, чуть погодя выкупал оставшиеся тома за 5 рублей, добавлял недостающий том, припрятанный, и все сбывал букинистам-барышникам с Никольского рынка за 15. Полученный доход он не прогуливал, но аккуратно складывал, копеечка к копеечке, а в тяжком грехе обмана (кражей он свои деяния не считал, ведь за все было заплачено) сразу же честно сознавался отцу-духовнику и быстро получал прощение. Хозяев тогда не обманывал только тупой или ленивый.
В 20 лет Иван был определен управляющим нижегородской лавкой Шарапова. Так сказать, директором нижегородского филиала. Торговать в Нижнем тогда было не только выгодно, но и престижно. Город, в котором ежегодно проводилась торгово-промышленная выставка и действовала крупнейшая в мире ярмарка, был поистине центром российской торговли. При прежнем управляющем торговля в лавке Шарапова шла так, ни шатко ни валко. Сказывались огромная конкуренция и отсутствие широкого спроса на лубок. Поэтому первой и главной задачей нового управляющего, которого теперь называли Иваном Дмитриевичем, было налаживание рынка сбыта.
Иван Дмитриевич Сытин Фотография 1873 года
Шарапов звезд с неба не хватал, ходил к обедне и к вечерне в церковь и торговал книжками и лубочными картинками. Лубок – не лиса, рубль с него не возьмешь, возьмешь 5 копеек. Но зато и народу в московскую лавку ходило куда больше, чем в дядюшкину новгородскую. А лубки были интересные – и смешные, и поучительные, и жалостливые. Были и такие, которые хозяин до поры смотреть мальчику не велел и за которые постоянно исповедовался перед духовником, но продавать их не переставал, а помощника поучал:
– Вот вырастешь, Иван, и так, как я, не делай. Торгуй с разбором. Ведь не любая деньга от Бога, не любая в пользу идет.
Однако Иван наблюдал обратное и прекрасно понимал, что ценна каждая копейка, как бы ни была она добыта. Главное – потом «повернуть» ее правильно.
Книжки нравились ему все больше. После закрытия лавки он выбирал ту, что потолще, и, благо хозяин разрешал, открыв ее на любом месте, долго читал. Для хозяина это было сплошным разорением: натуральные стеариновые свечи стоили в ту пору недешево. Но купец мальчонку любил. Да и как не любить – смышленый, работящий, во всем слушается. Своих детей у Петра Николаевича не было, поэтому он частенько ерошил волосы на голове у воспитанника и ласково ему говорил:
– Работай, Ваня, все твое будет.
А паренек был действительно смышленым. Увидев, что дорогущие полные собрания сочинений модных авторов, если вдруг обнаруживался некомплект, резко падали в цене, он изредка стал «припрятывать» отдельные тома. Потом винился хозяину, что у него «украли книгу», честно платил за нее из своего пятирублевого жалования, к примеру, 1 рубль 20 копеек, чуть погодя выкупал оставшиеся тома за 5 рублей, добавлял недостающий том, припрятанный, и все сбывал букинистам-барышникам с Никольского рынка за 15. Полученный доход он не прогуливал, но аккуратно складывал, копеечка к копеечке, а в тяжком грехе обмана (кражей он свои деяния не считал, ведь за все было заплачено) сразу же честно сознавался отцу-духовнику и быстро получал прощение. Хозяев тогда не обманывал только тупой или ленивый.
В 20 лет Иван был определен управляющим нижегородской лавкой Шарапова. Так сказать, директором нижегородского филиала. Торговать в Нижнем тогда было не только выгодно, но и престижно. Город, в котором ежегодно проводилась торгово-промышленная выставка и действовала крупнейшая в мире ярмарка, был поистине центром российской торговли. При прежнем управляющем торговля в лавке Шарапова шла так, ни шатко ни валко. Сказывались огромная конкуренция и отсутствие широкого спроса на лубок. Поэтому первой и главной задачей нового управляющего, которого теперь называли Иваном Дмитриевичем, было налаживание рынка сбыта.
Петр Николаевич ШараповЗадачу удалось решить на редкость красиво. Придя к выводу, что торговать народным лубком в образованном и богатом городе неразумно, новгородский наместник Шарапова создал на волжской земле прообраз того, что позже назовут многоуровневым маркетингом, а он назвал просто «сетью офеней». «Офенями» были мужики, преимущественно водоносы, которым Иван Дмитриевич давал лубки в долг, под честное слово. Сначала давал помалу, до тех пор, пока не убеждался в честности начинающего торговца. А те несли культуру в массы, то есть по деревням, по селам и по чумацким лагерям. Дней через пять они сбывали товар и возвращались за новой партией. Наиболее удачливые получали специальные скидки и обзаводились своими «сетями», которые распространяли товар и в таких далях, куда не мог дойти ни один купец. В короткий срок рядовая новгородская книжная лавка превратилась в крупный оптовый склад полиграфической продукции. Постепенно прогрессивная технология перешла из филиала в московское торговое заведение. Перешла вместе с управляющим.