Александр Осипович Дранков
 
 
   Александр Алексеевич Ханжонков (1877–1945).
   Фотографии разных лет
 
 
   Благодаря А. А. Ханжонкову в начале ХХ века в России появились первая кинофабрика и первые кинотеатры.
   В 1911 году им снят первый русский полнометражный фильм «Оборона Севастополя»
 
   Из зала Александр вышел просветленным. Теперь он знал ответ на вопрос, который мучил его вот уже почти месяц – куда же девать эти 5000 рублей, выданные ему благодарным правительством? Тем паче что кинопроектор в семье уже был – его еще в 1896 году привез из Парижа старший брат Александра.
   Потратив около 100 рублей на билеты, 28-летний казак скоренько метнулся в Париж, где и накупил кучу новых фильмов с целью выгодно перепродать их российским синематографистам (кинопроката в те времена еще не было). Выбрал он фильмы настолько удачно, что до Москвы их не довез, а продал еще в Варшаве, после чего вернулся в Париж уже с удвоенным капиталом и приступил к новым закупкам.
   Зараза синематографа, несмотря на скепсис авторитетов, проникала в Россию все глубже и глубже. Не спас страну даже Николай II, написавший в одной из своих резолюций: «Я считаю, что кинематография – пустое, никому не нужное и даже вредное развлечение. Только ненормальный человек может ставить этот балаганный промысел в уровень с искусством. Все это вздор, и никакого значения таким пустякам придавать не следует». Публика, несмотря на дороговизну билетов (от пятака в рабочем квартале до рубля в центре города), валила на фильмы валом. И пока Александр Ханжонков занимался поставкой в страну импортной продукции, кое-кто похитрее уже вынашивал планы создания российского кинопроизводства. Например, фотограф по профессии, одесский мещанин по происхождению, петербуржец по месту жительства, обладатель титула «поставщик двора Его Императорского Величества» Александр Осипович Дранков. Этот человек еще в 1907 году объявил себя «первым российским кинопатриотом», заявив, что «хватит смотреть нам западные поделки, пора начать снимать настоящее русское кино». Правда, одна фильма на русскую тематику тогда уже была снята. Это была документальная лента на казачью тему, снятая операторами Сашиным и Федецким на деньги французских кинопроизводителей. Она пользовалась бешеной популярностью, свидетельством чего был сумасшедший тираж – 200 экземпляров.

Хлопушка

   Первый российский сценарий – про казачью вольницу по мотивам известной песни «Из-за острова на стрежень» – написал в начале 1908 года инженер-железнодорожник Василий Михайлович Гончаров. И не просто написал, но даже попытался получить на свой «сценариус» авторские права, чем вызвал безудержное веселье у российской творческой элиты. Нет, ну действительно, это же надо было такое выдумать: требовать авторские права на сценариус?!
   Всерьез воспринял чудачество Гончарова только хитрый одессит Дранков. К тому времени до столицы дошел слух, что в Москве некий казак Ханжонков начал подготовку к съемке на базе своего кинопрокатного ателье первого российского игрового почти десятиминутного суперпроекта «Драма в таборе подмосковных цыган». Вопрос приоритета нужно было срочно решать, и Дранков быстро решил его в свою пользу. Он купил сценариус Гончарова, признал его авторские права, организовал во всех центральных изданиях серию публикаций о съемках первой российской картины, взял напрокат партию театральных боярских костюмов, нанял трупу актеров из Петербургского народного дома и вывез все это богатство на озеро Разлив, то самое, на котором несколько позже скрывался от царских ищеек вождь мировой революции Владимир Ленин. Именно здесь режиссер Ромашов совместно с Дранковым за несколько дней снял шесть сцен-кадров, из которых и был составлен фильм «Понизовая вольница, или Стенька Разин и княжна». Кстати, при съемках фильма впервые в мировой кинопрактике был применен «наезд» камеры. Камера «наехала» на Стеньку, ревнующего княжну к придуманному Гончаровым принцу Гасану.
   Премьера «Разина» состоялась 15 октября 1908 года. Несмотря на то что «Вольница» прокатилась по России с огромным успехом и даже была продана за границу, первый российский сценарист работой остался недоволен. По его мнению, сделать картину можно было намного лучше. «Дранков угробил Разина по первому разряду», – доложил он Ханжонкову и тут же предложил свои услуги в качестве режиссера и сценариста. К тому времени в его портфеле уже лежали три исторических сценария: «Песнь про купца Калашникова», «Выбор царской невесты» и «Русская свадьба в XVI веке». Так как «цыганский» проект Ханжонкова с треском провалился (настоящие цыгане, которых бывший есаул использовал в качестве актеров, как только начинали работать камеры, тут же застывали, пристально вглядываясь в объектив), бывший подъесаул сразу принял все условия бывшего инженера-железнодорожника.
   Снимать было решено все три фильма враз. Для этого на Житной улице у Калужских ворот, дом 29, была выстроена крупнейшая в Европе кинофабрика, были приглашены лучшие столичные актеры, а саунд-треки к фильмам (прилагались к пленкам в виде нотных записей для тапера) писал известный композитор Ипполитов-Иванов. В качестве художников к работе были привлечены В. М. Васнецов и В. Е. Маковский. Гончаров с актерами был строг: на съемочной площадке исключалась любая отсебятина, а каждая сцена отрабатывалась с секундомером. Позже его школу назовут «голливудской»…

Конфликт

   Масштаб действий энергичного казака был так велик, что не мог не привлечь внимания «первого кинопатриота», неожиданно оставшегося без единственного в стране киносценариста. И Дранков лично посетил своего московского коллегу. На кинофабрике его встретили с почетом. Сам Ханжонков, надев парадный мундир, водил «поставщика двора Его Величества» по цехам и площадкам и с гордостью рассказывал о том, как идут съемки. Высокому гостю особенно понравился проект с «купцом Калашниковым». Понравился настолько, что, вернувшись в Петербург, он тут же приступил к съемкам совершенно аналогичного фильма по поэме Лермонтова.
   Если бы замысел Дранкова осуществился удачно, он бы не только принес солидные дивиденды, но еще и уничтожил бы московского конкурента. В создание «Песни» Ханжонков вложил очень значительные средства, а после выхода питерской поделки картина была бы обречена на неминуемый провал.
   «Дранков снимает “Калашникова”. Что делать?» – такую телеграмму Ханжонков получил, находясь в Италии. А делать было уже и нечего. Казак прекрасно понимал, что при своей энергии, славе и беспринципности «кинопатриот» успеет растиражировать свою картину раньше него. Спасли положение итальянские коллеги. «Это нечестная борьба», – заявил Александру Алексеевичу директор тиражной фабрики господин Шламенго и тут же предложил русскому предпринимателю отпечатать в срочном порядке у него на фабрике нужное количество позитивов.
   Уже через несколько дней фильмы без заказов и предоплаты были отправлены ведущим российским кинопрокатчикам. Чуть раньше им же были отосланы письма с предупреждением о том, что картина Дранкова является не чем иным, как второсортной поделкой. А еще раньше в адрес самого Александра Осиповича поступило письмо от торгового дома «А. Ханжонковъ и Ко» о том, что фирма отныне отказывается иметь с ним какие-либо дела, поскольку он является нечестным человеком.
   Победил в схватке Ханжонков. Его фильм разошелся по цене 75 копеек за метр пленки («Разин» стоил 60 копеек) и принес своим создателям значительную прибыль, в то время как дранковский «Калашников» с треском провалился и даже не окупил расходов на производство.

Скрытая камера

   Однако Дранкова это поражение не смутило. Война, которую ему объявил московский казак, его не волновала, да и на игровом кино, в котором без нормального сценария ничего не поставишь, свет клином для него не сошелся. В запасе была еще и документалистика, пользовавшаяся не меньшей популярностью.
   Пожалуй, самой эксцентричной российской фигурой начала XX века был писатель, философ и мужиковед граф Лев Николаевич Толстой. Вот к нему в Ясную Поляну и направился со своим киноаппаратом Александр Осипович. Но графа эта затея не привлекла: сниматься он отказался категорически. И тогда Дранков стал первым российским, а может быть, и мировым папарацци.
   Выйдя из графского дома, он приказал кучеру отъехать от усадьбы на полверсты и там, спрятав лошадь в ельничке, дожидаться его. Сам же Александр Осипович оккупировал уличный графский нужник и, пристроив объектив камеры против вырезанного сердечком окошечка, начал свою «киноохоту» на графа. И «объект» не заставил себя долго ждать. Часа через два после того, как Дранков заперся в сортире, граф вышел прогуляться по аллее и попал в объектив Дранкова. Граф гулял, а Дранков лихорадочно крутил ручку камеры. Затем он осторожно, чтобы никто не заметил, покинул свое убежище, перелез через забор и укатил домой.
   Через несколько дней он опять прибыл в Ясную Поляну. На этот раз он привез с собой уже кинопроектор и коробку с проявленной пленкой. Льву Николаевичу его изображение на натянутой простыне понравилось. Он искренне хохотал, заявил, что кино – это искусство для народа, и милостиво разрешил поставщику императорского двора стать его кинолетописцем.
   Фильма «Русский граф Лев Толстой» стала настоящим шедевром кинодокументалистики и принесла Дранкову солидные дивиденды.

Мотор!

   В первый же год работы Ханжонков и Гончаров сняли девять фильмов. Вернее будет сказать: Ханжонковы и Гончаров. Жена Александра Алексеевича Антонина Николаевна, родив в 1901 году мужу сына Николая и посчитав, что на этом ее детородные обязанности исполнены, переключилась на кинопроизводство. Если верить воспоминаниям современников, эта бывшая станичница на кинофабрике значила ничуть не меньше, а то и больше, чем сам Ханжонков. Она вела переговоры, занималась костюмами, искала актеров и даже в соавторстве с мужем писала сценарии, которые они подписывали псевдонимом Анталек (АНТонинаАЛЕКсандр).
   Теперь Ханжонков, наученный горьким опытом, тщательно маскировал от конкурентов свои проекты. Даже актеры зачастую до выхода картины на экраны не знали, в каком фильме они снимаются. Все, от сценария до рабочего названия, было тщательнейшим образом законспирировано, вход на фабрику охранялся, а в контракты включался отдельный пункт «о неразглашении», за которое полагалась солидная надбавка. Так, картина «Вий» в рабочих документах именовалась «Африка», а массовка в него набиралась на роли «эфиопов». Что отчасти соответствовало истине: «эфиопами» тогда в простонародье часто называли чертей.
   В 1909 году Александр Алексеевич сделал, пожалуй, одно из самых удачных своих приобретений. Прослышав о том, что в городе Вильно живет на 40 рублей в месяц некий полусумасшедший чиновник Владислав Старевич, шьющий в свободное время потрясающие карнавальные костюмы, он моментально выписал его в Москву, положив ему место художника-декоратора и 400-рублевый оклад. А через год Старевич, оказавшийся, кроме прочего, фанатиком-энтомологом, снял первый в мире кукольный мультфильм «Прекрасная Люканида», главные роли в котором исполняли куклы жуков-усачей и жуков-рогачей. Фильм повествовал о несчастной любви королевы рогачей Люканиды и графа-усача Героя и был выполнен настолько мастерски, что все видевшие его были свято уверены, что в картине снимались настоящие жуки. «Оператору удалось подсмотреть несколько забавных сценок из жизни насекомых и запечатлеть их на фильме», – писал «Киножурнал». «Разыгрывается жуками целая “потрясающая драма” с романом и кровопролитной войной и даже поэзией», – вторил ему «Вестник кинематографии». Последняя цитата интересна еще и тем, что «Вестник» был журналом самого Ханжонкова.
   За свою долгую жизнь классик мировой анимации Владислав Старевич снял множество мультфильмов, за которые получил множество кинематографических премий. Умер он в Париже в середине 1960-х годов.

Хронометраж

   В 1910 году в голове Гончарова созрела очередная безумная идея: он предложил шефу снять военный супербоевик с настоящими войсками и военной техникой – длительностью более полутора часов. Назвать новый проект «полнометражным» не поворачивается язык: в те времена режиссеры редко снимали фильмы длительностью более 30 минут. Ханжонков отказался. Гончаров настаивал. Тогда Александр Алексеевич психанул, дал режиссеру денег на билет до Петербурга и на фрак и сказал, что если тот не пробьет вопрос о войсках и технике через самого императора Николая, в Москву он может не возвращаться.
   Гончарову удалось добиться царской аудиенции. А на ней удалось добиться разрешения на использование в новой фильме расквартированных в Севастополе военных частей и приписанной к Севастопольскому порту военной техники. Более того, ему даже удалось добиться разрешения затопить какой-нибудь из не особо важных кораблей.
   Съемки «Обороны Севастополя» начались в январе 1911 года. Таких масштабов мир еще не видел. Тут было все: тысячи статистов, настоящие военные корабли, взрывы, стрельба, кровь, затопление российского флагманского линкора (для затопления его привязали к подводной лодке). В ролях медсестер выразили желание сниматься представительницы виднейших российских фамилий, главные герои внешне ничем не отличались от своих исторических прототипов. И под конец фильма, общий хронометраж которого составил чуть больше 1 часа 40 минут, – документальные интервью с реальными ветеранами.
   В начале ноября фильм был смонтирован и показан самому императору. Николаю II кино понравилось настолько, что он наградил Ханжонкова бриллиантовым перстнем со своей руки и орденом Святого Станислава 2-й степени. На следующий день газета «Русское слово» написала: «Его Императорское Величество изволил осчастливить Ханжонкова милостивыми расспросами».
   Общий бюджет фильма составил фантастическую сумму – 40 000 рублей (что-то около 5 000 000 долларов по сегодняшнему счету). После столь масштабного проекта конкуренты с нетерпением ждали финансового краха казачьей киноимперии. Просто невозможно было себе представить, что фильм окупит расходы по производству. Однако краха не случилось: фильм побил в России все рекорды как по тиражу, так и по кассовым сборам.

Сериал

   Между тем Дранков тоже подошел к проблеме хронометража, только с другой стороны. Снимать сразу полуторачасовой фильм, с его точки зрения, было экономически нецелесообразно, гораздо выгоднее было снять три объединенных сходным сюжетом тридцатиминутки и получить от них в три раза больше дохода. Именно по такому принципу он снял свой знаменитый шестисерийный криминальный боевик «Сонька – Золотая Ручка». Фильм имел поистине феноменальный финансовый успех.
   И если в российских рейтингах того времени киностудия Дранкова прочно держала второе место (первое Ханжонков до 1917 года так никому и не отдал), то по части сериалов ему равных не было. Поэтому снимать многосерийную ленту «История царствования Дома Романовых» было доверено именно Александру Осиповичу.
   Съемки велись бешеными темпами. Уже в эмиграции Михаил Чехов вспоминал: «В первый день съемки меня поставили на высокой горе. Аппарат был установлен внизу под горой. Я изображал царя Михаила Федоровича. Когда я показался в воротах, я услышал несколько отчаянных голосов, кричавших снизу от аппарата: «Отрекайтесь от престола! Скорей! Два метра осталось! Отрекайтесь! Скорей!
   Я отрекся, как умел».
   Как бы то ни было, но императору фильм понравился. Правда, при премьерном просмотре он, не желая того, сумел оскорбить Дранкова вопросом «не тот ли он, что снял “Севастополь”», на что Александр Осипович ответил, что «Севастополь» никогда не снимал и вообще всегда все делал только самостоятельно, безо всякой государственной поддержки.
   Два месяца Дранков ждал, что государь догадается и его наградить за труд каким-либо орденом, а не дождавшись, взял и настрочил на Ханжонкова форменный донос – начальнику канцелярии министерства императорского двора и уделов его высокопревосходительству генералу Мосолову. Суть доноса можно изложить одним словом: накипело. Ханжонков в этом историческом документе именовался не иначе как «тот, что снял “Севастополь”», все его начинания именовались «потугами», достижения объявлялись сомнительными, а государственная помощь в съемках Ханжонкова была названа чрезмерной. Донос сработал двояко: с одной стороны, Дранкову доверили снимать очередной государственный сериал «Из истории кавказских войн», а с другой – правительство, внезапно почувствовав финансовую мощь синематографа, обложило киношников специальным налогом.

Монтаж

   4 декабря 1913 года Александр Ханжонков пригласил всю элиту российского общества на «презентацию». Этот термин он выдумал специально к открытию на Триумфальной площади своего «Электротеатра “Пегасъ”» (далее «Трiумфальный», после революции – «Горн», потом «Межрабпом», затем – кинотеатр «Москва», ныне – «Дом Ханжонкова»). Это было поистине роскошное заведение, с рестораном, с зеркальными холлами, с огромным залом, с эстрадой, на которой играли лучшие московские оркестры. Торжественную церемонию открытия самого большого в России кинотеатра снимали несколько ханжонковских хроникеров. Пока гости закусывали в ресторане, пленки были проявлены и смонтированы, а в конце презентации гостям был показан новый документальный фильм «Торжества въ акцiонерном обществ? “А. Ханжонковъ и К°”». Гости узнавали себя на экране и громко радовались, отдавая должное оперативности и смекалке киномагната.
   Бизнес Ханжонкова процветал, чего никак нельзя было сказать о личной жизни. Еще в 1910 году 33-летний Александр Алексеевич без памяти влюбился в 17-летнюю монтажерку с собственной фабрики Верочку, Веру Дмитриевну. В том же 1910 году она родила ему дочку Нину. В 1911 году она уже была его официальной помощницей, а позже – фактически второй женой. Впрочем, первая жена подобному положению вещей и не сопротивлялась: против любовницы она не возражала – с условием, что та не будет лезть в семейный бизнес, а развод не был нужен ни ей, ни мужу (такие дела в тогдашнем обществе не особенно поощрялись). А поэтому супруги сошлись на том, что пусть-де до поры все идет, как шло.
 
 
   Вид 1-й Тверской-Ямской улицы от Триумфальной площади, где А. А. Ханжонков открыл свой кинотеатр
 
 
   Построенный для А. А. Ханжонкова кинотеатр «Арс» (в советское время и ныне – «Художественный») любим москвичами уже на протяжении века
   К началу Первой мировой у Ханжонкова в Москве было уже два кинотеатра (второй – «Арс», ныне «Художественный») и 2 000 000 рублей на банковском счету. Он выпускал два киножурнала. На него работали лучшие режиссеры того времени – Петр Чардынин и Евгений Бауэр. Он «раскрутил» молоденькую статистку из Большого театра Веру Холодную и провинциального актера Ивана Мозжухина. Он попытался создать первый цветной фильм, для чего нанял специальную художницу, в обязанности которой входило «разукрашивание» кинопленки. На его площадках снимался каждый второй российский фильм.
   На студии Ханжонкова были сняты первые в мире «научпопы»: «Операция костной опухоли», «Электрический телефон», «Алкоголь и его последствия» (с Мозжухиным в роли пьяницы), «Получение электромагнитных волн» и другие. В 1916 году он предложил министерству путей сообщения оборудовать четыре вагона-кинематографа «для эффективного распространения современных научных знаний среди рабочих и крестьян». Эта ханжонковская идея понравилась Ленину, который уже после революции включил все четыре вагона в состав первого агитационно-инструкторского поезда ВЦИК.

Конец фильма

   Революция загнала и Ханжонкова, и Дранкова в один город – в Ялту. Здесь Ханжонков попытался восстановить свою отнятую большевиками киноимперию и построил то, что современники назвали «российским Голливудом», а мы сейчас называем Ялтинской киностудией. Дранков же ничего не предпринимал и в 1920 году махнул в Константинополь.
   Сведения о дальнейшей жизни «первого российского кинопатриота» крайне противоречивы. Кто-то говорит, что он занялся тараканьими бегами, кто-то утверждает, что он начал в городе свой кинопрокат. Точно известно, что в 1927 году он перебрался в Голливуд, где открыл контору и даже попытался снять «большую русскую картину», однако дело не пошло. Дальше сведения опять разнятся. Кто-то утверждает, что в последние годы жизни Александр Осипович владел мелкой лавкой по торговле кинопринадлежностями в Сан-Франциско, но разорился и умер в нищете; кто-то, напротив, утверждает, что он вдруг стал миллионером, купил яхту и укатил в неизвестном направлении. И даже точный год смерти «первого русского кинопатриота» нам неизвестен.
   Ханжонков же от новой власти не бежал. Он от нее уехал в 1920 году лечить ревматизм – сначала в Баден-Баден, а потом – в Берлин. Вместе с обеими женами и с детьми. Впрочем, двоеженцем он пробыл тут недолго: Антонина Николаевна бросила мужа, как только у него кончились деньги. А потому, когда в 1923 году Госкино пригласило его вернуться в Москву для того, чтобы помочь в создании пролетарской киностудии, на родину его сопровождала (уже в качестве официальной супруги) Вера Дмитриевна.
   «Рад, что вы вернулись, чтобы помочь советскому кино. Сердечно присоединяюсь к чествованию замечательного деятеля русской кинематографии» – такую телеграмму прислал Ханжонкову сам Луначарский. Однако на этой телеграмме все внимание властей и окончилось. К большому кино бывшего миллионера так и не подпустили. А когда он в 1926 году попытался-таки снять свой фильм, чуть было не посадили «за перерасход средств и невыполнение плановых обязательств». Посадить не посадили, но гражданских прав лишили, а заодно и отстранили от кино. В 1927 году Александр Алексеевич собрал вещички и вместе с семьей уехал в давно знакомую Ялту, в которой и прожил всю оставшуюся жизнь. В 1934 году уставший от нищеты, «вычищенный по 2-й категории как классово чуждый элемент, враждебно относящийся к мероприятиям советской власти» Ханжонков обратился с просьбой о помощи к председателю Государственного управления кинематографии Шумяцкому. Помощь шла больше года. Лишь в 1936 году Александру Алексеевичу была назначена «пенсия по выслуге лет».
   Умер отставной подъесаул Войска Донского, купец второй гильдии, бывший миллионер и киномагнат, советский пенсионер и консультант Госкино Александр Алексеевич Ханжонков 26 сентября 1945 года.
* * *
   Рассказывали, что рядом с Ханжонковским «Арсом», что на Арбатской площади, часто можно было наблюдать такую сценку: возле очереди к кассе внезапно появлялся маленький шкет, который звучным голоском объявлял: «Кина не будет, машина сломалась!» После чего он быстро, пока не прибежал швейцар, раздавал присутствовавшим листовки с рекламой расположенного неподалеку «синема Поставщика Двора Его Императорского Величества А. О. Дранкова».

БРОКАРЫ
Боги парфюмерного производства

   Сейчас понять происхождение русской поговорки «Мыло черно?, да моет бело?» уже сложно. Люди забыли, что до приезда в Москву гениального рекламщика и талантливого парфюмера француза Генриха Брокара здесь в качестве основного моющего средства использовалась печная зола.
   Оказывается, можно не любить страну и тем не менее приносить ей пользу. Генрих Афанасьевич Брокар терпеть не мог Россию и никогда этого не скрывал. «Выезжая из России за границу, – писал он жене, – переживаешь ощущение, будто снял с себя грязную сорочку и надел чистую». Жить в России было для него невозможно, но и работать в какой-нибудь другой стране он не мог…

Деньги на мыло

   И как только классику пришло в голову назвать Россию «немытой»? Абсолютная чепуха. Как раз в России издавна существовал культ бани, воспетый еще Нестором в «Повести временных лет». Другое дело, что с мылом у нас всегда было туго.
   То ли дело Париж. Тут искусство изготовления моющих средств и хорошего парфюма было поставлено на широкую ногу и имело глубокие корни. К тому времени, когда в России даже и не представляли, что мыло может иметь еще какой-то цвет, кроме черного, Атанас Брокар уже запатентовал способ изготовления мыла прозрачного.
   Несмотря на оригинальность идеи, дело у молодого французского парфюмера на родине не шло – слишком велика была конкуренция. Не пошло оно и в Америке, куда он вместе с двумя сыновьями перебрался в надежде заработать большие деньги: населявшие континент переселенцы еще не готовы были к тому, чтобы тратиться на такие вещи, как чистота и аромат. Несколько лет Атанас честно пытался привить американцам любовь к мылу, однако это ему не удалось. В конце концов он затосковал, запил и вернулся в Париж.