Разговаривать по радио, процеживать слова по коду скрытого управления, когда над головой летят бомбы и снаряды, было делом невеселым, да и нелегким. Нередки были случаи, когда обеспечивающие наши разговоры радисты погибали с микрофоном в руках.
   - Где вы находитесь? - то и дело запрашивали из штаба фронта.
   Мы это понимали так: командование фронта хотело убедиться, живы ли мы и существует ли еще управление войсками в городе.
   Не договариваясь, мы с Крыловым отвечали одно и то же:
   - Сидим там, где больше всего огня и дыма.
   3
   Рассвет 3 октября начался новыми атаками противника. Стрелковая дивизия Ермолкина, не успев занять свой участок фронта и закрепиться, была атакована полком пехоты и двадцатью танками. После тяжелого боя дивизия отошла на восток, на рубеж поляны, что в километре восточное отметки 97,7.
   Дивизия Гуртьева до 18 часов сдерживала наступление немцев, но к исходу дня, будучи охвачена с обоих флангов, отошла за железную дорогу, что южнее Нижнеудинской улицы, и левым флангом на Винницкую улицу. Командир полка майор Маркелов был тяжело ранен.
   Дивизия Смехотворова весь день вела бои за бани и фабрику-кухню. Бани несколько раз переходили из рук в руки и все же остались за нами. В полках дивизии осталось по 100-150 штыков.
   Там, в районе бань, был найден пятилетний мальчик Гена. Он выполз из развалин, уцелев каким-то чудом. Его приютил и полюбил как сына начальник отдела полковник Г. И. Витков. Все мы также полюбили малыша. Он знал всех офицеров и генералов штаба армии и каждого называл по имени и отчеству. Он прошел с нами до Берлина, и теперь Геннадий уже инженер, работает на Украине.
   Дивизия Гурьева отбила все атаки немцев на завод "Красный Октябрь". Дивизии Горишного, Батюка и Родимцева закрепляли свои позиции, отражая атаки противника.
   3 октября приказом фронта в состав 62-й армии включилась 37-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора В. Г. Жолудева.
   Ход боев показывал, что противник решил во что бы то ни стало пробиться к Волге и, захватив основные заводы, оттуда развить наступление вдоль Волги на юг.
   Его силы на этом направлении все время наращивались, и к 4 октября было установлено, что от реки Мокрая Мечетка до высоты 107,5 на фронте около пяти километров действуют пять дивизий - три пехотные и две танковые и многие части усиления. Бои в районе Орловки должны были не только ликвидировать Орловский выступ, но и отвлечь наше внимание от главного удара, готовившегося на заводы. В этой обстановке было решено быстрее переправить дивизию Жолудева и поставить ее за правым флангом дивизии Гуртьева - на оборону Тракторного завода.
   После упорных боев 3 октября с превосходящими силами противника в ночь на 4 октября дивизия Ермол-кина отошла за Мечетку. Выйдя на Щелковскую улицу. враг захватил плацдарм для последующего прыжка на берег Волги. Дивизия Гуртьева, введя в бой резервы, отбивала яростные атаки противника на Силикатный завод и была отброшена на улицы Мытищи, Авиаторная и Петрозаводская.
   В эту же ночь на правый берег переправилась 37-я гвардейская дивизия, но без противотанковой артиллерии, для которой не хватало плавучих средств. Штаб дивизии тоже отстал. Пришлось ставить задачи непосредственно полкам, и работникам штаба армии разводить полки на участки обороны. Почти всех командиров командного пункта армии мы послали в эти полки организовывать с ними связь и взаимодействие.
   Заняв рубеж, полки 37-й дивизии с утра 5-го сразу же вступили в бой с пехотой и танками противника, прорвавшимися через боевые порядки дивизий Гуртьева и Ермолкина.
   Армия нуждалась в передышке хотя бы на один день. Нужно было привести в порядок части, подтянуть артиллерию и подвести боеприпасы, влить в части пополнение, чтобы в дальнейшем частными контратаками выбить захватчиков из поселков Тракторного завода и Баррикады. Командующий фронтом требовал начать контратаку с утра 5 октября. Но сделать это армия была нее состоянии: у нас кончались боеприпасы, с переправой их через Волгу все более положение осложнялось.
   В ночь на 5 октября начала было переправу на правый берег 84-я танковая бригада. Но переправиться смогли только легкие танки, которые тут же ставились в боевые порядки дивизий Жолудева и Гуртьева. Они использовались как огневые точки, ибо бросать их в контратаки против немецких танков было бессмысленно.
   5 октября только в заводских районах города было зарегистрировано около 2000 самолето-вылетов противника. С рассветом всякое движение войск замирало. Раненый боец не покидал своей щели или окопа до наступления темноты и только в темноте полз к берегу Волги, и пунктам эвакуации.
   Вечером с той стороны Волги вернулся член Военного совета Гуров. Помолодевший лет на десять, он успел там попариться в бане и сменить белье. Зная, что я тоже больше месяца не мылся, он стал уговаривать меня съездить за Волгу. Соблазн был очень велик, но я отказался. Что подумают бойцы армии, увидя командарма в такой тяжелый момент переплывающего на левый берег?
   В этот же вечер к нам прибыл заместитель командующего фронтом генерал Филипп Иванович Голиков. К его приезду на командном пункте стало немножко поспокойнее. Нефть уже догорала, хотя яма с мазутом над нашими блиндажами продолжала дымить. Хуже было со связью. Она по-прежнему рвалась ежеминутно. Вероятно, фашистские артиллеристы и минометчики, точно установив, где находится наш командный пункт, вели по нему прицельный огонь. Мины разрывались у самого входа в мой блиндаж. Число раненых и убитых на командном пункте увеличивалось с каждым часом. Проще говоря, оставлять командный пункт на этом месте было уже невозможно. Посмотрев на эту картину, Ф. И. Голиков, пробывший у нас около суток, посоветовал перейти на новое место.
   Но куда? Посоветовавшись, мы решили перенести командный пункт армии в блиндажи штаба дивизии Сараева, которая уходила на левый берег на формирование. Нам предстояло продвинуться по берегу Волги метров на пятьсот ближе к Тракторному заводу.
   Переход был совершен ночью. Первыми ушли я, Гуров и с нами Голиков. Начальник штаба армии Н. И. Крылов остался на старом месте до рассвета, то есть до того времени, пока не будет восстановлена связь нового командного пункта с войсками.
   Мы все не спали по нескольку суток и были измучены до предела. Поэтому, придя на новый командный пункт, я почувствовал, что сил у меня больше нет. Попросив Ф. И. Голикова и К. А. Гурова последить за восстановлением связи, я тут же свалился на пол и заснул как убитый.
   Проснувшись на рассвете, я узнал, что Крылов все еще сидит на старом командном пункте под бомбежкой и обстрелом. Связь уже начала действовать, и я предложил Крылову немедленно перейти к нам на более безопасный командный пункт. Часа через два он явился весь запыленный, бледный, измученный и, войдя в блиндаж, тут же свалился в непробудном сне.
   Мы очень радовались тому, что опять были все вместе.
   Военный совет в эти дни работал непрерывно, мы не замечали даже смены суток, ночь и день слились воедино. Спали урывками, подменяя друг друга, в короткие периоды затишья.
   Мы знали, что на нашу армию надвигаются тяжелые дни. Враг, ведя непрерывные атаки, в то же время накапливал большие силы в балке Вишневая, поселок Баррикады, Мокрая Мечетка. Мы могли рассчитывать только на свои силы, вернее на стойкость бойцов армии. Чтобы сорвать сосредоточение сил противника и его подготовку к наступлению, мы наносили по противнику короткие контрудары, особенно артиллерией и авиацией. Авиационные удары наносились не только армейскими и фронтовыми силами, но и авиасилами Верховного Главнокомандования. Нас каждый день запрашивали: куда, по каким объектам нацеливать бомбовые удары московской авиации. Но этого было, конечно, мало. До нас доходили сведения, что по личному приказу Гитлера создаются новые и значительные силы для удара по Сталинграду. Только в октябре для восполнения потерь под Сталинградом было направлено до 75% всех пополнений, поступивших в этот месяц на советско-германский фронт. Это установлено по немецким документам. Мы готовились встретить удар Гитлера, накапливая боеприпасы, а главное готовились сами и готовили всех бойцов к решающим боям.
   С утра 6 октября немцы продолжали развивать наступление, направляя главный удар от поселка Баррикады на поселок Тракторного завода. Они, похоже, не ожидали появления 37-й гвардейской дивизии генерала Жолудева на пути их главного удара. Завязались жесточайшие бои.
   Не могу не сказать несколько слов о прибывших гвардейцах 37-й дивизии генерала В. Г. Жолудева. Это действительно гвардия. Люди все молодые, рослые, здоровые, многие из них были одеты в форму десантников, с кинжалами и финками н" поясах. Дрались они геройски. При ударе штыком перебрасывали гитлеровцев через себя, как мешки с соломой. Штурмовали группами. Ворвавшись в дома и подвалы, они пускали в ход кинжалы и финки. Отступления не знали, в окружении дрались до последних сил и умирали с песней и возгласами: "За Родину!", "Не уйдем и не сдадимся!"
   Только за один день было зарегистрировано семьсот самолето-вылетов противника на боевые порядки дивизии. Все же фашистам не удалось продвинуться вперед ни на шаг. А 1-й гвардейский полк этой дивизии продвинулся несколько вперед и занял рубеж обороны от кладбища через Базовую улицу по оврагу до Типографской улицы. Дивизию поддерживали 499-й истребительно-противотанковый, 11-й пушечный артиллерийские полки и дивизион 85-го гвардейского гаубичного полка.
   На остальных участках фронта, за исключением района Орловки, все атаки немцем также были отбиты.
   Ночью 84-я танковая бригада своими подразделениями выходила на участок дивизий Жолудева и Гуртьева. В это время все части армии усиленно зарывались в землю и строили опорные пункты и заграждения. Все готовились к большим событиям на фронте. Разведка доносила о новых скоплениях немцев в поселке Баррикады. День 6 октября прошел без особой активности пехоты и танков противника, но его авиация с раннего утра до позднего вечера бомбила наши боевые порядки. От крупнокалиберной бомбы погиб весь штаб 339-го стрелкового полка во главе с командиром и комиссаром.
   Относительное затишье 6 октября было, по-видимому, понято штабом фронта как истощение противника, от нас поэтому усиленно требовали возобновить контратаку силами 37-й дивизии. Я понимал авиационную бомбежку противника, как подготовку к наступлению. Наши мнения с командованием фронта расходились. Весь день прошел в переговорах с командованием фронта. Вечером под большим давлением мне пришлось согласиться на контратаку только частью сил дивизий Жолудева и Гуртьева. Мы решили начать ее во второй половине дня 7 октября, рассчитывая на то, что до наступления темноты у противника не будет времени парировать наш удар и его авиация участия в бою не примет.
   Приказ о контратаке я подписал в 4 часа утра, но провести его в жизнь мы не успели. В 11 часов 20 минут противник большими силами начал новое наступление. Мы встретили наступающих организованным огнем с заранее подготовленных и хорошо замаскированных позиций.
   Гитлеровцы шли в атаку во весь рост. Они атаковали наши укрепления из района Верхнеудинской улицы силами двух пехотных дивизий. Атаку поддерживали свыше пятидесяти танков. Первые атаки были отбиты. Части дивизии Жолудева нанесли фашистам большие потери. Подтянув резервы, противник повторял атаки несколько раз. После ожесточенных боев ему удалось к исходу дня вклиниться в наши боевые порядки, захватить один квартал рабочего поселка Тракторного завода и вплотную подойти к стадиону. Проспект Стахановцев и парк Скульптурный остались в наших руках.
   В 18 часов усиленный батальон пехоты противника перешел в наступление западнее железнодорожного моста через Мечетку. Удачным залпом "катюш" батальон был почти полностью уничтожен. На участке дивизии Смехотворова весь день шел бой за бани в поселке Красный Октябрь. Этот объект не менее пяти раз переходил из рук в руки. К ночи трудно было сказать, в чьих руках остались бани. На всех других участках атаки были отбиты.
   В этот день было уничтожено до четырех батальонов пехоты и сожжено 16 танков противника.
   После таких потерь враг не мог продолжать наступление на следующий день. Появление 37-й гвардейской дивизии на главном направлении удара опрокинуло расчеты Паулюса. Ему не удалось нанести внезапный удар и прорвать наш фронт. Мы не просмотрели его главную группировку и долго готовившийся мощный удар.
   8 октября началась подготовка к новым боям. Нам стало известно, что Гитлер обещал своим вассалам в ближайшие дни овладеть волжской твердыней. Немецкие солдаты из окопов кричали: "Рус, скоро буль-буль у Вольга".
   Самолеты засыпали город листовками. В них захватчики грозили, что "Гитлер будет считать дезертиром каждого красноармейца и командира, который уйдет на левый берег Волги и не сдастся в плен". На листовках в картинках была показана окруженная со всех сторон танками и артиллерией наша армия.
   Агитация геббельсовских пропагандистов не имела никаких последствий. Наши партийные и комсомольские органы неустанно работали в частях и подразделениях войск, разъясняли провокационные намерения вражеской пропаганды. Военный совет армии вручал награды отличившимся бойцам и командирам, проводил накоротке беседы с ними и через них передавал войскам свое решение - отстоять город во что бы то ни стало.
   Это наше решение было понято войсками правильно.
   Вот документ боевой жизни одной комсомольской организации.
   "Слушали: О поведении комсомольцев в бою.
   Постановили: В окопе лучше умереть, но не уйти с позором. И не только самому не уйти, но сделать так, чтобы и сосед не ушел.
   Вопрос к докладчику: Существуют ли уважительные причины ухода с огневой позиции?
   Ответ: Из всех оправдательных причин только одна будет приниматься во внимание - смерть".
   Помнится мне, что в час, когда проходило это собрание, гитлеровцы начали двенадцатую за день атаку рубежа, который обороняли бойцы 308-й дивизии Гуртьева. И тогда, как бы подытоживая собрание, выступил командир роты. Вот что он заявил:
   - Я должен внести некоторую ясность в выступление комсорга. Он много говорил здесь о смерти и сказал, что Родина требует от нас смерти во имя победы. Он, конечно, неточно выразился. Родина требует от нас победы, а не смерти. Да, кое-кто не вернется живым с поля боя - на то и война. Герой тот, кто умно и храбро умер, приблизив час победы. Но дважды герой тот, кто сумел победить врага и остался жив!..
   В сражении, когда идут непрерывные атаки и контратаки, не всегда точно запоминаются детали. До 70-го года я не знал. кто был командиром минометной роты, который выступил с такой речью на комсомольском собрании.
   В январе 1970 года я получил письмо от бывшего инструктора политотдела 308-й дивизии М. Л. Ингор, на которое я ссылаюсь как на документ, подтверждающий комсомольскую решимость и героизм.
   Тогда же генерал Гурьев рассказал:
   - Есть у меня молодой воин Алексей Попов. Когда к нему стали подбираться гитлеровцы, он в одну сторону поставил ручной пулемет, в другую - автомат, а сам остался с винтовкой. Гранаты у него разложены по кругу. Если много фашистов наступает, он ложится за пулемёт; если появляется один гитлеровец-из винтовки стреляет; поближе подползут - гранатами забрасывает. Так и держит свой окоп один за пятерых.
   Сила наших гвардейцев была в том, что они дрались умело, расчетливо, стараясь с максимальным эффектом использовать оружие, вверенное им Родиной. В те дни тысячи воинов, подобно Попову, явили беспримерные образцы мужества, находчивости, воинской хитрости, показав при этом, что они отлично владеют всеми видами оружия.
   В нашей армии .быстро приобрела популярность песня "Герою-городу". Написал ее сержант Н. Панов. Слова этой песни бесхитростны. Но одно в ней нравилось гвардейцам - она была правдива, как сама жизнь.
   От разрывов улицы дрожали,
   Не смолкал моторов страшный рев,
   Но полки гранитом насмерть встали
   На защиту волжских берегов.
   Говорил товарищ, умирая:
   - Навсегда пускай запомнит враг
   Не отходит шестьдесят вторая
   Никогда, хотя бы и на шаг.
   Таков был закон воинов 62-й армии: не отступать, а только истреблять противника и отвоевывать у врага метр за метром родную землю.
   В моих руках несколько пожелтевших от времени боевых листков, которые распространялись на передовой линии.
   Вот один из них.
   "Сегодня героически сражались:
   Козлов Андрей Ефимович - пулеметчик, член ВЛКСМ. За время Отечественной войны тов. Козлов истребил 50 гитлеровцев, не считая фашистов, истребленных его пулеметным расчетом. Только с 7 октября 1942 года тов. Козлов уничтожил 17 фашистов. Пулеметный расчет Козлова - лучший в батальоне. Тов. Козлов участник боев за Ленинград, за Харьков. Дважды ранен. Имеет два знака отличия. Равняйтесь по Козлову!"
   ...А вот другая листовка.
   "Подбили и сожгли 7 немецких танков!
   Красноармейцы Яков Щербина и Иван Никитин, будучи раненными, не ушли с поля боя. Верные сыны Родины сражались до тех пор, пока не была отбита последняя атака врага. За каких-нибудь полчаса отважные бронебойщики подбили 7 танков врага".
   Их много этих предельно кратких листовок. А как убедительно, ярко они говорят о тех, кто, презирая смерть. ковал победу.
   А сколько было замечательных людей на переправе через Волгу!
   Кто там работал, тот ежечасно, ежеминутно с глазу на глаз встречался со смертью. Поистине нужны были стальные нервы и несравненное мужество, чтобы переплыть на лодке Волгу туда и обратно под огнем. А наши лодочники, наши моряки Волжской флотилии делали такие рейсы и днем и ночью, доставляя в город боеприпасы и продовольствие.
   Как упоминалось выше, ожидая наступления больших сил противника на заводской район, мы принимали самые энергичные меры по укреплению фронта, идущего по реке Мокрая Мечетка, балка Вишневая, Мамаев курган. Прибывающая 84-я танковая бригада в армию была поставлена на позиции для прикрытия этого района, организовав ее взаимодействие со стрелковыми дивизиями, тем самым уплотняя их боевые порядки. Танковый корпус с управлением бригад, как потерявшие боеспособность, выводились на левый берег Волги. Боеспособные танки передавались в 84-ю бригаду.
   Кроме этих мероприятий, было приказано всем войскам форсировать инженерные работы для прочного удержания занимаемых позиций. На танкоопасных направлениях было заложено тысячи мин и фугасов. Уплотнялись боевые порядки 37-й гвардейской и 95-й стрелковой дивизий, усиливались артиллерией. Все эти маневры по усилению приходилось совершать только ночью под непрерывными частыми атаками противника на всем фронте армии. Мы понимали, что противник своими действиями выполняет две задачи: ведет разведку боем на всем фронте армии, а также сковывает наши маневры на узкой, вернее неглубокой полосе обороны вдоль западного берега Волги. В ответ на действия противника наши штурмовые группы на всем фронте армии наносили внезапные удары по вражеским гарнизонам засевших в домах; снайпера, а их в армии уже насчитывалось около 400, не давали носа показать солдатам и офицерам противника из-за подготовленных ими укрытий, под этим прикрытием мы производили перегруппировку своих сил, укрепляя район заводов.
    
   Самые тяжёлые дни
   1
   В дни с 8 по 14 октября затишья не было, да и не могло быть, так как наши позиция находились от немецких на расстоянии броска ручной гранаты.
   Глубина наших боевых порядков, то есть все пространство от переднего края обороны до Волги, не превышала и трех километров. Обстановка заставляла нас быть особенно бдительными, непрерывно вести наблюдение, активную разведку.
   Лучшим проявлением бдительности и боевой готовности мы считали активные действия. Наши снайперы, штурмовые группы не давали захватчикам покоя. Зазевавшийся гитлеровец, неосторожно поднявший голову из траншеи или другого укрытия, получал немедленно порцию свинца.
   Наблюдая за скоплением противника в районах поселка Баррикады, балки Вишневая наша артиллерия и "катюши" наносили мощные удары. Наша ночная авиация висела над захватчиками, бомбила, хлестала их из пулеметов.
   Командир полка "катюш" полковник Ерохин и другие артиллеристы во главе с командующим артиллерией армии генералом Пожарским ежедневно приходили ко мне за получением указаний, куда и в каком часу ночи наносить удары в порядке контрподготовки.
   Дневники и письма убитых захватчиков говорили нам, какой урон и какое воздействие производили на врага наши контрподготовительные действия. "Сталинград - это ад", "Сталинград - это братская могила", "Сталинград изрыгает смерть" - вопили гитлеровцы.
   В свою очередь противник, прижав нас к Волге, не давал нам ни минуты покоя. Его авиация непрерывно вела разведку наших боевых порядков и бомбила войска и переправы, а артиллерия и минометы засыпали наши позиции минами и снарядами.
   День и ночь по всему фронту армии не стихала стрельба. Ракеты и трассирующие пули прорезали ночную темноту.
   Работники штабов, политорганов все время находились в войсках. Перегруппировав силы и углубив боевые порядки на вероятном направлении главного удара врага, мы стремились лучше закопаться, превратить каждый дом в опорный пункт, значительно усилили оборону заводского района.
   Так, например, дивизия Горишного стояла теперь в стыке между дивизиями Жолудева и Гуртьева уступом, в глубь наших боевых порядков. Один полк (117-й) 39-й гвардейской дивизии Гурьева 12 октября был поставлен в район Житомирской улицы для создания глубины обороны и укрепления стыка между дивизиями Жолудева и Горишного.
   524-й стрелковый полк 112-й дивизии, находившейся до 12 октября на левом берегу Волги на укомплектовании за счет тылов дивизии, был переправлен на правый берег с заданием занять оборону во втором эшелоне на участке стадион (северный) до шестиугольного квартала.
   Мы пересмотрели все тыловые части и подразделения полков, дивизий и армейских частей, оставив там минимум людей, остальных вооружили и направили в роты и батареи. Мы чувствовали, что противник, проводя частные атаки на различных участках фронта, готовит мощный удар именно на Тракторный завод. Наша разведка, которой руководил полковник Герман, подтверждала это все новыми и новыми сведениями. Надо было встретить удар во всеоружии.
   12 октября, согласно приказу командующего фронтом, дивизия Жолудева с одним полком дивизии Горишного наносила контрудар по западной окраине поселка Тракторного завода. Цель - сорвать планомерную подготовку нового наступления противника.
   Больших результатов мы не ждали от этого контрудара, но чувствовали, что на этот раз командующий фронтом требует от 62-й армии активных действий неспроста: полученный из артуправления фронта план снабжения боеприпасами на октябрь сажал армию на голодный паек - значит, готовится мощное контрнаступление наших войск.
   Свой контрудар мы нацеливали на главную группировку врага, считая, что сорвать его плановую подготовку к новому наступлению можно только контрударом. Заставить врага перейти в наступление раньше срока для нас выгоднее, чем сидеть и ждать, когда он полностью подготовится и ударит всеми силами.
   Хотя наши боевые порядки имели глубокое построение, а контрудар проводился только частью сил, все ж мы шли на риск. Контратака началась с утра 12 октября. Немцы оказывали ожесточенное сопротивление. В результате дневного боя дивизия Жолудева на своем левом фланге и в центре продвинулась до трехсот метров на запад и вела бой в безымянном поселке, что севернее южного стадиона. Части дивизии Горишного также продвинулись до двухсот метров.
   Бои в этот день показали нам, что гитлеровцы не ожидали контрудара, но плотность боевых порядков противника была настолько велика, что пробить их глубже наши части не смогли.
   13 октября, продолжая контратаки, мы стремились отбросить врага за Мытищинский овраг. Весь день шел ожесточенный бой.
   Наступило 14 октября - день небывалых по жестокости боев. Три пехотные и две танковые дивизии противника, развернутые на фронте около пяти километров, перешли в наступление.
   14 октября Гитлер отдал приказ своим войскам о переходе к обороне на всем советско-германском фронте, кроме Сталинградского направления. Здесь он сосредоточил все, что мог собрать из своих резервов. Особо мощные силы авиации были сосредоточены на этом направлении.
   Мы, многое уже пережившие, это наступление гитлеровцев запомнили на всю жизнь.
   Проснулся я рано утром по какому-то интуитивному предчувствию. Возможно, сказывалось нервное напряжение в ожидании известного нам готовившегося удара противника. Оно пересилило сон, усталость и подняло меня па ноги.
   Мой ординарец Борис Скорняков налил мне стакан крепкого чая. Выпил залпом и тут же вышел из блиндажа на воздух. Меня ослепило солнце. При выходе из блиндажа встретился с комендантом штаба и командного пункта майором Гладышевым. Мы прошли с ним несколько десятков метров к северу, где были расположены отделы штаба. Они ютились в спешно вырытых щелях или в норах, выдолбленных в крутом правом береге Волги.
   В одной из таких нор стоял тульский самовар с самодельной трубой. Он попыхивал дымком. Около самовара сидел генерал Пожарский - командующий артиллерией армии. Он туляк и всю войну не расставался со своим земляком самоваром. Это была его слабость - крепкий чаек... Поздоровался с ним.