Страница:
Наступило лето. Гейнц на их черном автомобиле вез Бумбу, Лоц и Бертель на усадьбу к деду. Лоц и Бумба всю дорогу развлекались, а Бертель трудно было дышать от страха, что вдруг олень выскочит из леса под колеса автомобиля, и они опрокинутся посреди шоссе. Так погибла графиня из Пренслау. Лишь тогда, когда автомобиль приблизился к старой стене, окольцовывающей городок, миновал ворота, покатил по широкой аллее, Бертель успокоилась. Эта красивая дорога всегда вызывала в ней волнение.
В большом дворе дедовской усадьбы блеет коза, мычит корова, ревет осел, кудахчут куры. По соседству с курятником и загоном коз, в тени деревьев, Бертель погружается в чтение, в то время как Бумба и Лоц носятся с ватагой детей среди грядок картофеля и сахарной свеклы, среди колосьев пшеницы и ржи, чумазые, грязные и даже не думающие мыться. Гребень не касается их диких шевелюр, вши могут вольно в них размножаться, грязь накапливается под ногтями. Все это вовсе не волнует деда, и он с удовольствием наблюдает за любимыми внуками, этакими свежими цветами жизни, вырвавшимися на свободу из тисков воспитания и дисциплины, в которые заковал их его сын Артур. Внуки шатаются по зеленым просторам, как дикари, без устали взбираются на холм, огражденный забором, рядом с усадьбой деда, и скатываются к чистым водам озера. Здесь же, на вершине холма стоит Филес Копель, надсмотрщик над лошадьми всех усадеб, окружающих городок. Дед покрывает значительную часть содержания Копеля, выдавая ссуды графу, которые становятся безвозмездными. Копель один из пяти возничих, которые занимаются лошадьми, живет в домике. Лоц с дружками любит посещать этого грузного краснощекого конюха. Бертель же побаивается его, не любит площадной язык общения деда с пьяными рабочими. Они не говорят, а кричат все сразу лающими голосами на тяжелом прусском сленге юнкеров. Отца нет, и Бумба позволяет себе шутить с рабочими на этом примитивном языке, дешевом и грубом. Она прячется в каких-то потаенных уголках, ей мерзко от этих лающих криков.
Воскресное утро в городке не похоже на обычное. Дед, одетый в праздничный костюм, повязав галстук, вставив в лацкан цветок, в черном цилиндре, взбирается в черную блестящую карету. В руке у него трость с серебряной рукояткой. Дед едет в церковь с внуками и двумя рабочими, также нарядившимися в праздничные одежды, чтобы выслушать проповедь и помянуть в молитвах деда, дающего им заработать на жизнь. А дед возносит глаза к небу, молясь не восседающему на небесах, а кайзеру, его величеству Вильгельму Первому, в дни правления которого дед создал процветающее предприятие — завод по производству железа и стали. Он также не забывает в своих молитвах Вильгельма Второго, пребывающего в изгнании после катастрофы, к которой он привел отечество.
Во вторую половину воскресного дня множество людей общины собирается в усадьбе. В гостиной сидят женщины, пьют кофе, едят пироги и вяжут носки с управительницей дома Агатой. В большой беседке, во дворе, вместе с дедом, сидят мужчины. Лысый скотник Руди разливает по бокалам пиво, вино. Все пьют, закусывая баранками. Граф, владелец самой большой усадьбы в округе, тоже приходит и усаживается между мужчинами в беседке. Опьянев, он начинает вещать: "Кровь должна пролиться! Кровь! Евреи виноваты!" Нос его багровеет, волосы встают дыбом, как у ежа. Обернувшись к деду, добавляет: "Но если бы все евреи были как ты…" Прежде, чем он успевает хлопнуть деда по плечу, у того тоже волосы встают дыбом, и он орет: "Дубина! Чтобы ты и все, такие же, как ты, тупицы, делали без евреев!"
Кончились летние каникулы. Дети возвращаются в Берлин.
Глава вторая
В большом дворе дедовской усадьбы блеет коза, мычит корова, ревет осел, кудахчут куры. По соседству с курятником и загоном коз, в тени деревьев, Бертель погружается в чтение, в то время как Бумба и Лоц носятся с ватагой детей среди грядок картофеля и сахарной свеклы, среди колосьев пшеницы и ржи, чумазые, грязные и даже не думающие мыться. Гребень не касается их диких шевелюр, вши могут вольно в них размножаться, грязь накапливается под ногтями. Все это вовсе не волнует деда, и он с удовольствием наблюдает за любимыми внуками, этакими свежими цветами жизни, вырвавшимися на свободу из тисков воспитания и дисциплины, в которые заковал их его сын Артур. Внуки шатаются по зеленым просторам, как дикари, без устали взбираются на холм, огражденный забором, рядом с усадьбой деда, и скатываются к чистым водам озера. Здесь же, на вершине холма стоит Филес Копель, надсмотрщик над лошадьми всех усадеб, окружающих городок. Дед покрывает значительную часть содержания Копеля, выдавая ссуды графу, которые становятся безвозмездными. Копель один из пяти возничих, которые занимаются лошадьми, живет в домике. Лоц с дружками любит посещать этого грузного краснощекого конюха. Бертель же побаивается его, не любит площадной язык общения деда с пьяными рабочими. Они не говорят, а кричат все сразу лающими голосами на тяжелом прусском сленге юнкеров. Отца нет, и Бумба позволяет себе шутить с рабочими на этом примитивном языке, дешевом и грубом. Она прячется в каких-то потаенных уголках, ей мерзко от этих лающих криков.
Воскресное утро в городке не похоже на обычное. Дед, одетый в праздничный костюм, повязав галстук, вставив в лацкан цветок, в черном цилиндре, взбирается в черную блестящую карету. В руке у него трость с серебряной рукояткой. Дед едет в церковь с внуками и двумя рабочими, также нарядившимися в праздничные одежды, чтобы выслушать проповедь и помянуть в молитвах деда, дающего им заработать на жизнь. А дед возносит глаза к небу, молясь не восседающему на небесах, а кайзеру, его величеству Вильгельму Первому, в дни правления которого дед создал процветающее предприятие — завод по производству железа и стали. Он также не забывает в своих молитвах Вильгельма Второго, пребывающего в изгнании после катастрофы, к которой он привел отечество.
Во вторую половину воскресного дня множество людей общины собирается в усадьбе. В гостиной сидят женщины, пьют кофе, едят пироги и вяжут носки с управительницей дома Агатой. В большой беседке, во дворе, вместе с дедом, сидят мужчины. Лысый скотник Руди разливает по бокалам пиво, вино. Все пьют, закусывая баранками. Граф, владелец самой большой усадьбы в округе, тоже приходит и усаживается между мужчинами в беседке. Опьянев, он начинает вещать: "Кровь должна пролиться! Кровь! Евреи виноваты!" Нос его багровеет, волосы встают дыбом, как у ежа. Обернувшись к деду, добавляет: "Но если бы все евреи были как ты…" Прежде, чем он успевает хлопнуть деда по плечу, у того тоже волосы встают дыбом, и он орет: "Дубина! Чтобы ты и все, такие же, как ты, тупицы, делали без евреев!"
Кончились летние каникулы. Дети возвращаются в Берлин.
Глава вторая
Раздается звонок дверного колокольчика. Фрида открыла дверь. «Хозяин приехал!» — закричала она. Все стихло в доме. Артур обвел стены потускневшими серыми глазами. Рядом с ним стояла незнакомая женщина. Фрида, захваченная врасплох, взяла в руки чемодан и окинула мимолетным взглядом полную шатенку, которую господин привез с собой из Давоса. Гостей мгновенно обступили удивленные дети со школьными ранцами. Даже маленький Бумба, который не закрывал рта, замер на несколько секунд, а придя в себя, закричал: "Отец вернулся!"
Дед и Фрида не были так удивлены, как дети, ибо были в курсе дела.
В передней напряжение не спадало. Бертель и Бумба довольно равнодушно оглядывали спутницу отца. Старшие братья и сестры сжимали зубы, неприязненно глядя на отца и его спутницу. Он оставил семерых детей сиротами и не подавал о себе весточки. Такое дети не прощают. Не прошло еще и года со дня смерти матери, а чужая несимпатичная женщина врывается в их жизнь. Старшие отводят Бертель и Бумбу от этой женщины, как от скверны.
Женщина, Дорис Брин, медсестра клиники в Давосе, запирается в отведенной ей комнате. А хозяин дома, женившийся на тридцатилетней женщине, не защищает ее от враждебности и холода. В этом роскошном доме спальня Дорис отдалена от спальни Артура. Новая жена чувствует себя как зверь в золотой клетке. Не может Артур, так скоропостижно женившийся на Дорис, разделившей его трапезу и его скорбь, сопротивляться витающему вокруг него духу покойной красавицы-жены, его любимой Марты. Она преследует его в воспоминаниях о проказах, оживлявших каждый миг их супружеской жизни весельем и лаской. Все это мешает ему привыкнуть к сухости и консервативности новой жены. Марта поджидает его в каждом уголке окружающего пространства, отдаляя от Дорис.
"Вот что значит, жениться от безысходности", — сухо объяснил он старшим детям Лотшин и Гейнцу, видя их укоризненные взгляды. — Бертель — необычный ребенок, Бумба — избалованный дикарь. Они нуждаются в матери". Гейнц сомневается в этом и обвиняет его в безразличии к своим детям, в том, что оставил их.
В Гейнце живет неприязнь, копившаяся годами. Он не забыл, что Марту, их мать, отец желал иметь лишь для себя, отдаляя ее от детей. Несколько месяцев, с момента появления мачехи, Бертель обреталась в нише, около кухни, в которой раньше, до появления центрального отопления, хранили уголь. Теперь она пустовала, и Бертель, свернувшись в клубок, ловила обрывки женских кухонных сплетен. На кухне говорили о том, что будет после того, как новая жена отца покинет дом. Фрида с удовлетворением сообщала, что дед занимается возмещением убытков новой жене и делами развода. Бертель ползком выбралась из ниши, поднялась по винтовой лестнице и ворвалась, подобно циклону, в комнату Лотшин.
"Лота, новая папина жена уходит!"
"Жены нет. Она не существует, — Гейнц зашел в комнату и сердитым голосом холодно и жестко приказал: — Бертель, забудь эту женщину".
Дорис покидает дом: то ли возвращается в свой родной город Лисау с большой суммой компенсации, то ли остается в Берлине работать медсестрой в еврейской больнице. Но история на этом не завершилась. По закону Дорис остается женой отца. К разочарованию и огорчению детей она вернется в дом.
Но пока, с ее уходом, отец ведет себя странно. Он снял с дубовых стен картины периода рококо, работы известных экспрессионистов, и вместо них повесил масляные портреты покойной жены, написанные художником по ее фотографиям.
Бертель трудно дышать. Со всех сторон мама следит за ней пронзительным взглядом — в гостиной, в комнатах, в большой библиотеке и даже в роскошной столовой. Постоянное напоминание о потери отзывается болью в душе девочки, она изо всех сил старается сдерживать слезы горя. Старшие братья и сестры молчат, но и им тяжело. Фрида вообще не выражает своего отношения. Артур, которого она вырастила, вернулся домой чужим. Фрида смотрит на портреты покойной, а перед ее взором стоят молодые хозяева, танцующие в гостиной под громкие звуки музыки. Она помнит, как Артур брал из рук жены гребень из слоновой кости и расчесывал ее шелковые волосы. И вся комната вспыхивала пламенем любви.
Артур изменился. Фрида, с давних пор держащая дом в своих руках, сочувствует его страданиям и преклоняется перед его мужеством. Артур никому не доверяет своей печали. Подобно ему ведут себя дед и дети. Каждый, согласно своему характеру, в одиночестве, в себе самом, борется со скорбью. Так уж они воспитаны — аристократы, привыкшие не выказывать своих чувств.
Артур следит за образованием и воспитанием детей издали. На этаже, где расположены комнаты детей, находятся специально оборудованная по его указаниям, в соответствии с продуманными принципами педагогики, ванные комнаты. Пол и стены облицованы дорогим кафелем. Для дочерей кафель с голубой полосой специально был заказан в голландском городе Дельфт. Три ступени ведут к большому бассейну для купания. Ширмы отделяют бассейн от застекленной веранды, предназначенной для спортивных занятий. Здесь расположены гимнастические снаряды для упражнений на кольцах, брусьях, коне. Висят боксерские груши, стоят высокие лестницы. К ванной примыкает солярий, где дети могут загорать. В том, что касается гигиены, Артур не терпит никаких поблажек. У каждого ребенка свой личный комплект для купания: полотенце для лица и для тела, купальный халат и обувь, маленький коврик. На всех вещах вышиты имена владельцев. В ванной — отменная чистота и порядок. Блещут чистотой умывальники, большие зеркала по стенам, шкафы для пижам, шкаф, набитый лекарствами, кремами и мазями — всем, что необходимо для гигиены тела.
Постепенно Артур возвращается в свое нормальное состояние, устанавливает в доме прежний порядок. Только одна Бертель нарушает правила. То она прячется за бархатными портьерами, ниспадающими до пола в кабинете отца или в гостиной, то в пять часов после полудня устраивает засаду на отца в просторной столовой, самой красивой комнате дома. Артур сидит за черным роялем, окруженный стенами из темного дуба, и прекрасная Марта следит за ним с портрета. Над складками пурпурных портьер ее карие глаза улыбаются в такт звукам рояля.
Фрида ревностно охраняет уединение отца. Но Бертель вторгается в него, всякими уловками обходя стоящую на страже домоправительницу.
"Есть у тебя бриллианты и жемчуга, есть у тебя все, чего жаждут люди", — звучат из уст отца под музыку Шуберта стихи Гейне. — Прекрасны глаза твои. Скажи, любимая, чего ты еще желаешь". Бертель слушает, затаив дыхание. Отец — тонкая натура. Но сейчас его обычно сдержанное, спокойное лицо изменилось, стало странным, чужим. Он словно бы уменьшился, обмяк. Глаза не отрываются от портрета на стене. "Я купил тебе жемчуга", — жалобы его нескончаемы. Взгляд жены на портрете полон любви и жалости. В звуках рояля колышутся, то вспыхивая, то погасая, воспоминания. Отец тонет в страданиях, вырывающихся мелодией из-под пальцев:
Лотшин права: эпидемия гриппа унесла на тот свет многих. Невозможно было спасти мать. Отец играет произведения Шуберта и Бетховена, и эти звуки смягчают в его душе боль и тяжесть утраты.
Бертель следит за каждым его шагом, и боль скрепляет их невидимой нитью. С того дня, как отец вернулся домой, он избегает дочь, не обращается к ней, как к малышу Бумбе: "Идем, дорогой мой, погуляем немного по саду". Отец протягивает руку любимчику и ведет его по садовым тропинкам. Они переходят от дерева к дереву, от цветка к цветку, и отец рассказывает ему о свойствах растений, всему, чему учил его садовник. Но она, Бертель, черная, как ворона, стоит в стороне, ибо нет у нее симпатичных веснушек на лице и рыжих до красноты кудрей. Бумба хвастается, что все его любят, балуют, и он прав. Отец не наказывает его за то, что он врывается в его кабинет, когда ему заблагорассудится. Бумба усаживается отцу на колени, смешит его своими шалостями. Отец гладит его кудри с нескрываемой любовью, и это вовсе не связано с днем рождения малыша. Иногда вечером отец поднимается в его комнату — пожелать любимчику спокойной ночи и поцеловать его в лоб. И Бумба спрашивает:
"Почему у всех детей есть мамы, а у меня нет?"
"И у тебя есть мама. Она все время с нами".
"Расскажи мне про нее".
"Что бы ты хотел услышать?
"О гусях. Как они атаковали маму".
Бертель прижимает ухо к двери, и ревность бушует в ней. Лотшин говорит, что она большая и умная девочка, и не надо ей рассказывать сказки, которыми потчуют малых детей. Добрая старшая сестра не может понять всей серьезности проблемы, которая мучает младшую. Каждый раз, когда отец натыкается на нее в длинных коридорах, в гостиной или столовой, он отворачивает голову.
"Лота, отец меня не любит. Не смотрит на меня, потому что я черна и не так красива, как все остальные".
"Тебе это только кажется. Отец о тебе заботится больше, чем обо всех остальных".
"Нет, Лота, он даже не смотрит на меня".
Перед Бертель маячит взгляд отца, холодный, уклоняющийся. Порой он полон отчаяния и беспокойства, порой — удовлетворения и гордости, а порой — глубокой тоски. Невыносимо для нее выдерживать его разочарованный взгляд. И вовсе неверно, что отец именно ее любит больше всех, ибо она похожа на мать. Отец отталкивает ее, потому что она уродлива, да и характером не походит на своих сестер и братьев. Бертель прячется по темным углам дома, уходит мыслями в глубины своей души. Конечно же, Лотшин понимает, что сестренка тоскует по матери, и потому старается больше играть с ней.
Волшебство и святость таятся в темных застывших портретах матери. Бертель получила из маминых рук маленькую коричневую шарманку, последний ее подарок. Колыбельная песня Брамса звучит из шарманки и проникает в детскую душу. Девочка слоняется из угла в угол, поглаживает зеленые шелковые портьеры и такое же покрывало на пустой постели. Лотшин видит, как сестра вдыхает запах, заполняющий комнату, и говорит, что отец любил особые духи матери — смесь лимона, масел, разных ароматных растений. Бертель открывает шкафы, разглядывает одежды из бархата, роскошных мехов, зажмуривается, уткнувшись носом в мягкие шелковые ткани, аккуратно сложенные в ящики. Ароматы пульсируют, распространяясь от парфюмерии, маникюрных наборов, гребней из слоновой кости, Все это в сумрачной комнате матери кружит ее голову, ввергает в священный трепет.
"Они сделаны из слоновых бивней, Бертель", — Лотшин показывает ей столик с косметикой. Большой поднос из слоновой кости загружен разными вещицами из той же слоновой кости — гребнем, щетками, флаконами, крохотными бутылками с духами, фигурками животных. Бертель так хочется прикоснуться к этим вещицам, но рука непроизвольно прячется за спину. "Бертель, это мамино наследство. Она хочет, чтобы ты играла с этими вещицами", — говорит Лотшин и оттягивает цепь настенных часов с кукушкой. Раздаются звуки вальса Штрауса. Зрачки девочки расширяются при виде танцора и танцовщицы, которые выглядывают, сменяя друг друга, из окошечка часов, тоже сделанных из слоновой кости. "Бертель, расскажи мне историю танцора". История длинная, Лотшин два-три раза оттягивает цепь часов. Бертель, можно сказать, импровизирует, сочиняя историю о принце-танцоре и горькой участи танцовщицы. Лотшин повязывает шелковый платок матери на голове девочки, и сказка удлиняется. Танцовщик объясняет танцовщице, почему, как наказание, на ее голове образовался нарост. Принц устроил засаду и ждал, когда она выйдет из домика слоновой кости, и приказал ей танцевать. Она возражала. Тогда он выхватил меч и убил ее. Лотшин слушает молча, погрузив руку в глубокий серебряный сосуд. Затем предупреждает: "Нельзя трогать вещи матери без разрешения".
Внезапно Бертель трясет головой. Венецианское зеркало матери пугает ее. Нескладная, с гривой черных волос девочка, взирающая из глубины зеркала, отпугивает ее. "Давай, поиграем в дочки-матери", — Лотшин отгоняет от сестренки страх. Девочка растягивается на оранжевом ковре, пряча лицо в серебряный сосуд, хнычет.
"Тебя зовут к столу поесть, — говорит Лотшин, — а ты не можешь оторваться от книги! Вся семья за обеденным столом, а ты куда-то пропадаешь". “Мама” Лотшин строго отчитывает дочь. Девочка молчит и почти не дышит. "Бертель, игра закончилась. Возвращайся к жизни", — провозглашает Лотшин и покидает вместе с девочкой комнату. Отец не должен знать, что чья-то нога ступала в "Святую святых" покойной матери.
Отец наказал хранить одежды, вещи, драгоценности и предметы парфюмерии — любую мелочь, принадлежавшую ей. Фриде вручил он на хранение ключи от комнат покойной с единственной целью — следить за чистотой и вовремя удалять пыль.
Но малышка Бертель нарушает границы и проникает в запрещенные отцом места. В комнате матери сидит в одиночестве перед большими зеркалами и не решается в них заглядывать. Отдергивает руки от парфюмерного столика, от подноса с украшениями. И тут начинается большое веселье. Бесы, ведьмы, голоса и разноцветные привидения врываются в комнату, кружась в нескончаемом танцем, пугая трубными звуками. "Бертель!" — голос привидения сотрясает стены комнаты. Бумба, с криком, вырывается из укрытия. Фрида бежит на крик, хватает Бертель за загривок, выволакивает нарушительницу из спальни покойной.
Бертель замыкается в себе. Фрида не понимает, какой душевный урон она наносит малышке. Из-за Фриды добрые голоса исчезают. Злые же голоса заполняют ее сны, уносят ее в неизвестные дали, она произносит невпопад странные фразы, вызывающие смех у домочадцев. Говорят, что своими странностями она походит на дядю Альфреда, чудаковатого профессора.
И тут происходит нечто странное и пугающее. Девочка напугала Фриду. Она записала для отца бредовые видения, которые вертелись у нее в мозгу.
"Бертель", — отец обращает на нее непривычно мягкий взгляд, — не торопись взрослеть. Займись играми, а не взрослыми мыслями".
Лотшин пытается тронуть его сердце:
— У Бертель слабый впечатлительный характер. Она думает, что ты ее ненавидишь.
Отец отвечает ей откровенно:
— Ее черные глаза приносят мне боль. Словно на меня смотрят глаза ее матери. Я не могу это выдержать.
— Ты обязан это преодолеть.
— Береги свою сестру.
Обычно он удобно устраивался в своем кожаном кресле, покрыв колени тигриной шкурой, а Марта следила за ним печально и задумчиво с двух портретов на стене — в золотой и кожаной коричневой рамках. Бертель беспокоит его: она единственная из детей, кто хочет знать своих бабку и деда из польского Кротошина. Он уклоняется от ее просьбы. Никак не может простить тестю и теще то, что они отказались от дочери.
Он, жестко придерживающийся порядка и дисциплины, со стороны наблюдает за тем, как растут его дети — в атмосфере вольности и вседозволенности.
Лоц и Бумба заперли дядю Мартина в туалете и, слыша его крики о помощи, хохотали. Бумба, его любимчик, не получил основ правильного воспитания. Бертель всегда выглядит неряшливой, ходит с гривой нечесаных волос, в запятнанной одежде, ее ногти не подстрижены. Фрида жалуется на то, что девочка не моется, не чистит зубы, прячется по темным углам, уединяется и молчит. Артур хочет послать младших детей в элитный интернат в Англии или Швейцарии. Дед встал на дыбы: "Прекрати эти разговоры, Артур, ни один ребенок не покинет этот дом!"
Гейнц и Лотшин по-прежнему сердятся. Они считают, что отец, который бросил детей в скорбные дни траура, а затем вернулся с новой женой, даже не поставив их в известность о таком важном событии, потерял право указывать им, как жить. Взрослые дети не простят ему отчужденность. Дед оставил свою усадьбу, приняв на себя обязанности отца. Гейнц стал его правой рукой в управлении сталелитейной фабрикой. Лотшин была вынуждена оставить учебу в гимназии и заняться домашним хозяйством. Теперь она помогает Фриде в воспитании младших детей. Кудрявые сестры-близнецы считают, что могут жить так, как им хочется.
Фрида, воспитавшая и Артура, и его детей, теперь свысока смотрит на берлинский плебс. Один раз в год она наряжается, запахивает полог роскошной меховой шубы, подаренной ей к Рождеству, и с чувством собственного достоинства отправляется на шикарном автомобиле в сопровождении хозяина дома в банк. Она не становится в очередь у окошка кассира. Дед заранее сообщает об их визите. Его товарищ, управляющий банком, сам торжественно встречает его и госпожу Фриду. Он принимает ее согласно правилам поведения с дамами высшего света. Он ведет ее в свой офис, чтобы принять годовое жалование и вручить ей финансовый отчет о скопившемся за многие годы капитале. Фрида вовсе не испытывает волнения при виде внушительных сумм и, как обычно, говорит: "Так или иначе, я все завещаю детям".
В последнее время Артур произвел Фриду в управительницы дома, вверив ей контроль над гигиеной детей, их питанием и распределением карманных денег. Она также должна "координировать" связь детей с отцом, следить за горничными и работниками. Фрида педантична в мелочах. Может, если надо, жестко проявить свою власть, чему научилась у хозяина.
Она своими глазами видела, как он выгнал из дома Кити, любимицу детей. А проступок ее заключался в том, что она позволила себе тотчас после того, как подала еду, выйти из туалета в белом переднике поверх платья.
Лотшин пыталась защитить Кити, ведь к ней была особенно привязана маленькая Бертель. Но отец был непреклонен. "Характер человека, — сказал он, — измеряется малыми поступками. Поведение человека открывает скрытые черты его личности". Бедная Кити так и не поняла, в чем ее прегрешение.
Да и другие горничные не понимают странностей уважаемого хозяина. "Я куплю тебе новое пальто, только не крутись по дому в этой дешевке", — сказал он горничной, недовольно рассматривая ее пальтишко из искусственного меха.
В отличие от служанок, Фрида усвоила установленные в доме консервативные правила поведения домочадцев. Она никогда ни секунды не сомневалась в правильности решений хозяина, — ведь это она вырастила из него уважаемого человека. Единственное, что ее возмущало, был запрет на свинину, выращенную дедом в усадьбе. "В наш дом свинина не войдет! Даже в твою комнату, Фрида", — отверг он предложенный ею компромисс.
Фрида властвует в доме. Она — ангел-хранитель домашнего очага. Движения ее решительны и полны важности, и это вовсе не выглядит превышением власти. Хозяин, можно сказать, вручил в ее руки свое здоровье, питание, отдых. Она, к примеру, привязывает к его рукам мешочки с песком для укрепления мышц. Если он упадет на постель от усталости, только она сделает ему массаж и поведет его в душ. Только при ней он позволяет себе стонать от боли, когда острая простуда поражает его больные легкие, вызывая одышку.
Фрида гордится воспитанными детьми. В доме говорят негромко на чистом немецком языке, без намека на сленг. Фрида любит детей, и они отвечают ей любовью, за исключением маленькой Бертель, в мозгу и душе которой неизвестно, что творится. Девочка не смеется и почти не плачет. Даже слабая улыбка не появляется на ее лице. Ее пытливый и серьезный взгляд вызывает у отца беспокойство. Достаточно ли развиты ее чувства и мысли? Девочка избегает людей, подолгу молчит или что-то бормочет про себя. Никому она не расскажет, что по ночам просыпается, как от толчка, от повторяющегося видения. Девочке снится, что на ее голове растет опухоль, и она говорит себе, что если бы ее оставили у хирурга в Бреславле, она бы излечилась от страхов и освободилась от оскорблений брата Лоца.
Фрида, как дирижер оркестром, управляет домашней челядью. В комнате прислуги живет Киршен. Она убирает в доме, подает завтраки и ужины, которые готовит Эмми — повариха. Дед снял для нее комнату неподалеку, в полуподвале, в квартале Вайсензее. Один раз в неделю приходят две прачки из рабочего района, они и стирают и гладят.
Садовник живет в маленьком домике в саду. Фрида из уважения сама приносит ему горячий обед. Все домочадцы относятся к нему с любовью, включая хозяина дома и маленькую Бертель.
Артур в своей жизни руководствуется определенными принципами. Как собственными, так и общепринятыми. Его по-прежнему огорчает, что младшие дети не получают надлежащего воспитания. За несколько месяцев до смерти жены они совершили всей семьей образовательную поездку в Данию. Культура Скандинавии, насчитывающая тысячи лет, привлекала Артура своей консервативной эстетикой, проистекающей из замкнутости скандинавов. Здесь не было чужеродных примесей. В течение многих поколений сохранялись язык, одежда, жилье, домашняя утварь. В Дании Артур внимательно прислушивался к необычному германскому наречию. Он приводил детей в дома крестьян. С восхищением рассказывал о тяжелом труде на земле, знакомил с крестьянской одеждой, сельским бытом. Родители обычно путешествовали первым классом с кожаными креслами, а дети располагались в вагонах третьего класса на жестких деревянных скамьях. Они с интересом прислушиваясь к насыщенному нецензурными выражениями жаргону берлинских работяг. Особенно впечатляли эти выражения младшего, Бумбу. Малыш запомнил крепкие словечки и охотно ими пользовался.
Артур постепенно возвращается к жизни. Как и отец, он делает солидные пожертвования еврейской общине, сохраняет дружеские связи с еврейской и христианской элитой. За обеденным столом в его доме собираются уважаемые гости, ведут беседы. Дети называют их собрания "Платоновыми пирами". Среди дискутирующих гостей особенно выделяются доктор Герман Цондек, хозяин известного в Германии книжного издательства, господин Самуил Фишер, обычно приходящий в сопровождении дочери, директор школы, в которой учится Бертель, доктор Герман, доктор Филипп Коцовер. Артур и гости забираются в высокие эмпиреи философии. Дети же, без всякой велеречивости, предпочитают обедать за широким белым столом на кухне, у кухарки Эмми. Тут они могут оставаться в тех платьях, в которые облачились еще с утра, могут, жуя, разговаривать, не стоять по стойке "смирно", пока отец не сядет во главе стола и благословит еду. Обеденная трапеза начинается точно в два часа. Только Лотшин, единственная из детей, сидит за столом с отцом и гостями, воистину освещая трапезу своей красотой. Филипп влюблен в нее — прекрасную Мадонну — в ее светлые волосы, мечтательные голубые глаза, белую гладкую кожу, девичью фигуру. Он с трудом отводит взгляд от девушки.
Дед и Фрида не были так удивлены, как дети, ибо были в курсе дела.
В передней напряжение не спадало. Бертель и Бумба довольно равнодушно оглядывали спутницу отца. Старшие братья и сестры сжимали зубы, неприязненно глядя на отца и его спутницу. Он оставил семерых детей сиротами и не подавал о себе весточки. Такое дети не прощают. Не прошло еще и года со дня смерти матери, а чужая несимпатичная женщина врывается в их жизнь. Старшие отводят Бертель и Бумбу от этой женщины, как от скверны.
Женщина, Дорис Брин, медсестра клиники в Давосе, запирается в отведенной ей комнате. А хозяин дома, женившийся на тридцатилетней женщине, не защищает ее от враждебности и холода. В этом роскошном доме спальня Дорис отдалена от спальни Артура. Новая жена чувствует себя как зверь в золотой клетке. Не может Артур, так скоропостижно женившийся на Дорис, разделившей его трапезу и его скорбь, сопротивляться витающему вокруг него духу покойной красавицы-жены, его любимой Марты. Она преследует его в воспоминаниях о проказах, оживлявших каждый миг их супружеской жизни весельем и лаской. Все это мешает ему привыкнуть к сухости и консервативности новой жены. Марта поджидает его в каждом уголке окружающего пространства, отдаляя от Дорис.
"Вот что значит, жениться от безысходности", — сухо объяснил он старшим детям Лотшин и Гейнцу, видя их укоризненные взгляды. — Бертель — необычный ребенок, Бумба — избалованный дикарь. Они нуждаются в матери". Гейнц сомневается в этом и обвиняет его в безразличии к своим детям, в том, что оставил их.
В Гейнце живет неприязнь, копившаяся годами. Он не забыл, что Марту, их мать, отец желал иметь лишь для себя, отдаляя ее от детей. Несколько месяцев, с момента появления мачехи, Бертель обреталась в нише, около кухни, в которой раньше, до появления центрального отопления, хранили уголь. Теперь она пустовала, и Бертель, свернувшись в клубок, ловила обрывки женских кухонных сплетен. На кухне говорили о том, что будет после того, как новая жена отца покинет дом. Фрида с удовлетворением сообщала, что дед занимается возмещением убытков новой жене и делами развода. Бертель ползком выбралась из ниши, поднялась по винтовой лестнице и ворвалась, подобно циклону, в комнату Лотшин.
"Лота, новая папина жена уходит!"
"Жены нет. Она не существует, — Гейнц зашел в комнату и сердитым голосом холодно и жестко приказал: — Бертель, забудь эту женщину".
Дорис покидает дом: то ли возвращается в свой родной город Лисау с большой суммой компенсации, то ли остается в Берлине работать медсестрой в еврейской больнице. Но история на этом не завершилась. По закону Дорис остается женой отца. К разочарованию и огорчению детей она вернется в дом.
Но пока, с ее уходом, отец ведет себя странно. Он снял с дубовых стен картины периода рококо, работы известных экспрессионистов, и вместо них повесил масляные портреты покойной жены, написанные художником по ее фотографиям.
Бертель трудно дышать. Со всех сторон мама следит за ней пронзительным взглядом — в гостиной, в комнатах, в большой библиотеке и даже в роскошной столовой. Постоянное напоминание о потери отзывается болью в душе девочки, она изо всех сил старается сдерживать слезы горя. Старшие братья и сестры молчат, но и им тяжело. Фрида вообще не выражает своего отношения. Артур, которого она вырастила, вернулся домой чужим. Фрида смотрит на портреты покойной, а перед ее взором стоят молодые хозяева, танцующие в гостиной под громкие звуки музыки. Она помнит, как Артур брал из рук жены гребень из слоновой кости и расчесывал ее шелковые волосы. И вся комната вспыхивала пламенем любви.
Артур изменился. Фрида, с давних пор держащая дом в своих руках, сочувствует его страданиям и преклоняется перед его мужеством. Артур никому не доверяет своей печали. Подобно ему ведут себя дед и дети. Каждый, согласно своему характеру, в одиночестве, в себе самом, борется со скорбью. Так уж они воспитаны — аристократы, привыкшие не выказывать своих чувств.
Артур следит за образованием и воспитанием детей издали. На этаже, где расположены комнаты детей, находятся специально оборудованная по его указаниям, в соответствии с продуманными принципами педагогики, ванные комнаты. Пол и стены облицованы дорогим кафелем. Для дочерей кафель с голубой полосой специально был заказан в голландском городе Дельфт. Три ступени ведут к большому бассейну для купания. Ширмы отделяют бассейн от застекленной веранды, предназначенной для спортивных занятий. Здесь расположены гимнастические снаряды для упражнений на кольцах, брусьях, коне. Висят боксерские груши, стоят высокие лестницы. К ванной примыкает солярий, где дети могут загорать. В том, что касается гигиены, Артур не терпит никаких поблажек. У каждого ребенка свой личный комплект для купания: полотенце для лица и для тела, купальный халат и обувь, маленький коврик. На всех вещах вышиты имена владельцев. В ванной — отменная чистота и порядок. Блещут чистотой умывальники, большие зеркала по стенам, шкафы для пижам, шкаф, набитый лекарствами, кремами и мазями — всем, что необходимо для гигиены тела.
Постепенно Артур возвращается в свое нормальное состояние, устанавливает в доме прежний порядок. Только одна Бертель нарушает правила. То она прячется за бархатными портьерами, ниспадающими до пола в кабинете отца или в гостиной, то в пять часов после полудня устраивает засаду на отца в просторной столовой, самой красивой комнате дома. Артур сидит за черным роялем, окруженный стенами из темного дуба, и прекрасная Марта следит за ним с портрета. Над складками пурпурных портьер ее карие глаза улыбаются в такт звукам рояля.
Фрида ревностно охраняет уединение отца. Но Бертель вторгается в него, всякими уловками обходя стоящую на страже домоправительницу.
"Есть у тебя бриллианты и жемчуга, есть у тебя все, чего жаждут люди", — звучат из уст отца под музыку Шуберта стихи Гейне. — Прекрасны глаза твои. Скажи, любимая, чего ты еще желаешь". Бертель слушает, затаив дыхание. Отец — тонкая натура. Но сейчас его обычно сдержанное, спокойное лицо изменилось, стало странным, чужим. Он словно бы уменьшился, обмяк. Глаза не отрываются от портрета на стене. "Я купил тебе жемчуга", — жалобы его нескончаемы. Взгляд жены на портрете полон любви и жалости. В звуках рояля колышутся, то вспыхивая, то погасая, воспоминания. Отец тонет в страданиях, вырывающихся мелодией из-под пальцев:
Бертель соприкоснулась с отцовской тайной. Лицо его осунулось от тоски и страданий. Его несчастье, его одиночество передаются Бертель, вызывая в ней нестерпимую жалость к отцу — ведь он страдает от того, что не сумел спасти любимую.
Для тебя — жемчуга и золото,
Ибо сердце мое расколото.
От любви ли, от жажды пылаешь?
Я куплю все, чего пожелаешь.
Мое сердце рвется на части.
Что еще тебе надо для счастья?
Сердцу больно под игом любви.
Чудно светятся очи твои.
Лотшин права: эпидемия гриппа унесла на тот свет многих. Невозможно было спасти мать. Отец играет произведения Шуберта и Бетховена, и эти звуки смягчают в его душе боль и тяжесть утраты.
Бертель следит за каждым его шагом, и боль скрепляет их невидимой нитью. С того дня, как отец вернулся домой, он избегает дочь, не обращается к ней, как к малышу Бумбе: "Идем, дорогой мой, погуляем немного по саду". Отец протягивает руку любимчику и ведет его по садовым тропинкам. Они переходят от дерева к дереву, от цветка к цветку, и отец рассказывает ему о свойствах растений, всему, чему учил его садовник. Но она, Бертель, черная, как ворона, стоит в стороне, ибо нет у нее симпатичных веснушек на лице и рыжих до красноты кудрей. Бумба хвастается, что все его любят, балуют, и он прав. Отец не наказывает его за то, что он врывается в его кабинет, когда ему заблагорассудится. Бумба усаживается отцу на колени, смешит его своими шалостями. Отец гладит его кудри с нескрываемой любовью, и это вовсе не связано с днем рождения малыша. Иногда вечером отец поднимается в его комнату — пожелать любимчику спокойной ночи и поцеловать его в лоб. И Бумба спрашивает:
"Почему у всех детей есть мамы, а у меня нет?"
"И у тебя есть мама. Она все время с нами".
"Расскажи мне про нее".
"Что бы ты хотел услышать?
"О гусях. Как они атаковали маму".
Бертель прижимает ухо к двери, и ревность бушует в ней. Лотшин говорит, что она большая и умная девочка, и не надо ей рассказывать сказки, которыми потчуют малых детей. Добрая старшая сестра не может понять всей серьезности проблемы, которая мучает младшую. Каждый раз, когда отец натыкается на нее в длинных коридорах, в гостиной или столовой, он отворачивает голову.
"Лота, отец меня не любит. Не смотрит на меня, потому что я черна и не так красива, как все остальные".
"Тебе это только кажется. Отец о тебе заботится больше, чем обо всех остальных".
"Нет, Лота, он даже не смотрит на меня".
Перед Бертель маячит взгляд отца, холодный, уклоняющийся. Порой он полон отчаяния и беспокойства, порой — удовлетворения и гордости, а порой — глубокой тоски. Невыносимо для нее выдерживать его разочарованный взгляд. И вовсе неверно, что отец именно ее любит больше всех, ибо она похожа на мать. Отец отталкивает ее, потому что она уродлива, да и характером не походит на своих сестер и братьев. Бертель прячется по темным углам дома, уходит мыслями в глубины своей души. Конечно же, Лотшин понимает, что сестренка тоскует по матери, и потому старается больше играть с ней.
Волшебство и святость таятся в темных застывших портретах матери. Бертель получила из маминых рук маленькую коричневую шарманку, последний ее подарок. Колыбельная песня Брамса звучит из шарманки и проникает в детскую душу. Девочка слоняется из угла в угол, поглаживает зеленые шелковые портьеры и такое же покрывало на пустой постели. Лотшин видит, как сестра вдыхает запах, заполняющий комнату, и говорит, что отец любил особые духи матери — смесь лимона, масел, разных ароматных растений. Бертель открывает шкафы, разглядывает одежды из бархата, роскошных мехов, зажмуривается, уткнувшись носом в мягкие шелковые ткани, аккуратно сложенные в ящики. Ароматы пульсируют, распространяясь от парфюмерии, маникюрных наборов, гребней из слоновой кости, Все это в сумрачной комнате матери кружит ее голову, ввергает в священный трепет.
"Они сделаны из слоновых бивней, Бертель", — Лотшин показывает ей столик с косметикой. Большой поднос из слоновой кости загружен разными вещицами из той же слоновой кости — гребнем, щетками, флаконами, крохотными бутылками с духами, фигурками животных. Бертель так хочется прикоснуться к этим вещицам, но рука непроизвольно прячется за спину. "Бертель, это мамино наследство. Она хочет, чтобы ты играла с этими вещицами", — говорит Лотшин и оттягивает цепь настенных часов с кукушкой. Раздаются звуки вальса Штрауса. Зрачки девочки расширяются при виде танцора и танцовщицы, которые выглядывают, сменяя друг друга, из окошечка часов, тоже сделанных из слоновой кости. "Бертель, расскажи мне историю танцора". История длинная, Лотшин два-три раза оттягивает цепь часов. Бертель, можно сказать, импровизирует, сочиняя историю о принце-танцоре и горькой участи танцовщицы. Лотшин повязывает шелковый платок матери на голове девочки, и сказка удлиняется. Танцовщик объясняет танцовщице, почему, как наказание, на ее голове образовался нарост. Принц устроил засаду и ждал, когда она выйдет из домика слоновой кости, и приказал ей танцевать. Она возражала. Тогда он выхватил меч и убил ее. Лотшин слушает молча, погрузив руку в глубокий серебряный сосуд. Затем предупреждает: "Нельзя трогать вещи матери без разрешения".
Внезапно Бертель трясет головой. Венецианское зеркало матери пугает ее. Нескладная, с гривой черных волос девочка, взирающая из глубины зеркала, отпугивает ее. "Давай, поиграем в дочки-матери", — Лотшин отгоняет от сестренки страх. Девочка растягивается на оранжевом ковре, пряча лицо в серебряный сосуд, хнычет.
"Тебя зовут к столу поесть, — говорит Лотшин, — а ты не можешь оторваться от книги! Вся семья за обеденным столом, а ты куда-то пропадаешь". “Мама” Лотшин строго отчитывает дочь. Девочка молчит и почти не дышит. "Бертель, игра закончилась. Возвращайся к жизни", — провозглашает Лотшин и покидает вместе с девочкой комнату. Отец не должен знать, что чья-то нога ступала в "Святую святых" покойной матери.
Отец наказал хранить одежды, вещи, драгоценности и предметы парфюмерии — любую мелочь, принадлежавшую ей. Фриде вручил он на хранение ключи от комнат покойной с единственной целью — следить за чистотой и вовремя удалять пыль.
Но малышка Бертель нарушает границы и проникает в запрещенные отцом места. В комнате матери сидит в одиночестве перед большими зеркалами и не решается в них заглядывать. Отдергивает руки от парфюмерного столика, от подноса с украшениями. И тут начинается большое веселье. Бесы, ведьмы, голоса и разноцветные привидения врываются в комнату, кружась в нескончаемом танцем, пугая трубными звуками. "Бертель!" — голос привидения сотрясает стены комнаты. Бумба, с криком, вырывается из укрытия. Фрида бежит на крик, хватает Бертель за загривок, выволакивает нарушительницу из спальни покойной.
Бертель замыкается в себе. Фрида не понимает, какой душевный урон она наносит малышке. Из-за Фриды добрые голоса исчезают. Злые же голоса заполняют ее сны, уносят ее в неизвестные дали, она произносит невпопад странные фразы, вызывающие смех у домочадцев. Говорят, что своими странностями она походит на дядю Альфреда, чудаковатого профессора.
И тут происходит нечто странное и пугающее. Девочка напугала Фриду. Она записала для отца бредовые видения, которые вертелись у нее в мозгу.
"Бертель", — отец обращает на нее непривычно мягкий взгляд, — не торопись взрослеть. Займись играми, а не взрослыми мыслями".
Лотшин пытается тронуть его сердце:
— У Бертель слабый впечатлительный характер. Она думает, что ты ее ненавидишь.
Отец отвечает ей откровенно:
— Ее черные глаза приносят мне боль. Словно на меня смотрят глаза ее матери. Я не могу это выдержать.
— Ты обязан это преодолеть.
— Береги свою сестру.
Обычно он удобно устраивался в своем кожаном кресле, покрыв колени тигриной шкурой, а Марта следила за ним печально и задумчиво с двух портретов на стене — в золотой и кожаной коричневой рамках. Бертель беспокоит его: она единственная из детей, кто хочет знать своих бабку и деда из польского Кротошина. Он уклоняется от ее просьбы. Никак не может простить тестю и теще то, что они отказались от дочери.
Он, жестко придерживающийся порядка и дисциплины, со стороны наблюдает за тем, как растут его дети — в атмосфере вольности и вседозволенности.
Лоц и Бумба заперли дядю Мартина в туалете и, слыша его крики о помощи, хохотали. Бумба, его любимчик, не получил основ правильного воспитания. Бертель всегда выглядит неряшливой, ходит с гривой нечесаных волос, в запятнанной одежде, ее ногти не подстрижены. Фрида жалуется на то, что девочка не моется, не чистит зубы, прячется по темным углам, уединяется и молчит. Артур хочет послать младших детей в элитный интернат в Англии или Швейцарии. Дед встал на дыбы: "Прекрати эти разговоры, Артур, ни один ребенок не покинет этот дом!"
Гейнц и Лотшин по-прежнему сердятся. Они считают, что отец, который бросил детей в скорбные дни траура, а затем вернулся с новой женой, даже не поставив их в известность о таком важном событии, потерял право указывать им, как жить. Взрослые дети не простят ему отчужденность. Дед оставил свою усадьбу, приняв на себя обязанности отца. Гейнц стал его правой рукой в управлении сталелитейной фабрикой. Лотшин была вынуждена оставить учебу в гимназии и заняться домашним хозяйством. Теперь она помогает Фриде в воспитании младших детей. Кудрявые сестры-близнецы считают, что могут жить так, как им хочется.
Фрида, воспитавшая и Артура, и его детей, теперь свысока смотрит на берлинский плебс. Один раз в год она наряжается, запахивает полог роскошной меховой шубы, подаренной ей к Рождеству, и с чувством собственного достоинства отправляется на шикарном автомобиле в сопровождении хозяина дома в банк. Она не становится в очередь у окошка кассира. Дед заранее сообщает об их визите. Его товарищ, управляющий банком, сам торжественно встречает его и госпожу Фриду. Он принимает ее согласно правилам поведения с дамами высшего света. Он ведет ее в свой офис, чтобы принять годовое жалование и вручить ей финансовый отчет о скопившемся за многие годы капитале. Фрида вовсе не испытывает волнения при виде внушительных сумм и, как обычно, говорит: "Так или иначе, я все завещаю детям".
В последнее время Артур произвел Фриду в управительницы дома, вверив ей контроль над гигиеной детей, их питанием и распределением карманных денег. Она также должна "координировать" связь детей с отцом, следить за горничными и работниками. Фрида педантична в мелочах. Может, если надо, жестко проявить свою власть, чему научилась у хозяина.
Она своими глазами видела, как он выгнал из дома Кити, любимицу детей. А проступок ее заключался в том, что она позволила себе тотчас после того, как подала еду, выйти из туалета в белом переднике поверх платья.
Лотшин пыталась защитить Кити, ведь к ней была особенно привязана маленькая Бертель. Но отец был непреклонен. "Характер человека, — сказал он, — измеряется малыми поступками. Поведение человека открывает скрытые черты его личности". Бедная Кити так и не поняла, в чем ее прегрешение.
Да и другие горничные не понимают странностей уважаемого хозяина. "Я куплю тебе новое пальто, только не крутись по дому в этой дешевке", — сказал он горничной, недовольно рассматривая ее пальтишко из искусственного меха.
В отличие от служанок, Фрида усвоила установленные в доме консервативные правила поведения домочадцев. Она никогда ни секунды не сомневалась в правильности решений хозяина, — ведь это она вырастила из него уважаемого человека. Единственное, что ее возмущало, был запрет на свинину, выращенную дедом в усадьбе. "В наш дом свинина не войдет! Даже в твою комнату, Фрида", — отверг он предложенный ею компромисс.
Фрида властвует в доме. Она — ангел-хранитель домашнего очага. Движения ее решительны и полны важности, и это вовсе не выглядит превышением власти. Хозяин, можно сказать, вручил в ее руки свое здоровье, питание, отдых. Она, к примеру, привязывает к его рукам мешочки с песком для укрепления мышц. Если он упадет на постель от усталости, только она сделает ему массаж и поведет его в душ. Только при ней он позволяет себе стонать от боли, когда острая простуда поражает его больные легкие, вызывая одышку.
Фрида гордится воспитанными детьми. В доме говорят негромко на чистом немецком языке, без намека на сленг. Фрида любит детей, и они отвечают ей любовью, за исключением маленькой Бертель, в мозгу и душе которой неизвестно, что творится. Девочка не смеется и почти не плачет. Даже слабая улыбка не появляется на ее лице. Ее пытливый и серьезный взгляд вызывает у отца беспокойство. Достаточно ли развиты ее чувства и мысли? Девочка избегает людей, подолгу молчит или что-то бормочет про себя. Никому она не расскажет, что по ночам просыпается, как от толчка, от повторяющегося видения. Девочке снится, что на ее голове растет опухоль, и она говорит себе, что если бы ее оставили у хирурга в Бреславле, она бы излечилась от страхов и освободилась от оскорблений брата Лоца.
Фрида, как дирижер оркестром, управляет домашней челядью. В комнате прислуги живет Киршен. Она убирает в доме, подает завтраки и ужины, которые готовит Эмми — повариха. Дед снял для нее комнату неподалеку, в полуподвале, в квартале Вайсензее. Один раз в неделю приходят две прачки из рабочего района, они и стирают и гладят.
Садовник живет в маленьком домике в саду. Фрида из уважения сама приносит ему горячий обед. Все домочадцы относятся к нему с любовью, включая хозяина дома и маленькую Бертель.
Артур в своей жизни руководствуется определенными принципами. Как собственными, так и общепринятыми. Его по-прежнему огорчает, что младшие дети не получают надлежащего воспитания. За несколько месяцев до смерти жены они совершили всей семьей образовательную поездку в Данию. Культура Скандинавии, насчитывающая тысячи лет, привлекала Артура своей консервативной эстетикой, проистекающей из замкнутости скандинавов. Здесь не было чужеродных примесей. В течение многих поколений сохранялись язык, одежда, жилье, домашняя утварь. В Дании Артур внимательно прислушивался к необычному германскому наречию. Он приводил детей в дома крестьян. С восхищением рассказывал о тяжелом труде на земле, знакомил с крестьянской одеждой, сельским бытом. Родители обычно путешествовали первым классом с кожаными креслами, а дети располагались в вагонах третьего класса на жестких деревянных скамьях. Они с интересом прислушиваясь к насыщенному нецензурными выражениями жаргону берлинских работяг. Особенно впечатляли эти выражения младшего, Бумбу. Малыш запомнил крепкие словечки и охотно ими пользовался.
Артур постепенно возвращается к жизни. Как и отец, он делает солидные пожертвования еврейской общине, сохраняет дружеские связи с еврейской и христианской элитой. За обеденным столом в его доме собираются уважаемые гости, ведут беседы. Дети называют их собрания "Платоновыми пирами". Среди дискутирующих гостей особенно выделяются доктор Герман Цондек, хозяин известного в Германии книжного издательства, господин Самуил Фишер, обычно приходящий в сопровождении дочери, директор школы, в которой учится Бертель, доктор Герман, доктор Филипп Коцовер. Артур и гости забираются в высокие эмпиреи философии. Дети же, без всякой велеречивости, предпочитают обедать за широким белым столом на кухне, у кухарки Эмми. Тут они могут оставаться в тех платьях, в которые облачились еще с утра, могут, жуя, разговаривать, не стоять по стойке "смирно", пока отец не сядет во главе стола и благословит еду. Обеденная трапеза начинается точно в два часа. Только Лотшин, единственная из детей, сидит за столом с отцом и гостями, воистину освещая трапезу своей красотой. Филипп влюблен в нее — прекрасную Мадонну — в ее светлые волосы, мечтательные голубые глаза, белую гладкую кожу, девичью фигуру. Он с трудом отводит взгляд от девушки.