Дан Маркович. Жасмин

   - Как же тебя раньше звали, Жасмин?
   Начал имена собачьи перебирать, так, или так? Он не отвечает, а на Жасмина начал откликаться, я ему, "здравствуй, Жасмин" - он голову поднимет, слегка вильнет хвостом, и все, но мне весело становится, стал меня признавать.
   Как-то я рассказывал ему про географию, Россию, Сибирь, Дальний Восток, Урал...
   Сказал - Урал, смотрю, голову поднял, уши встрепенулись... Может, Урал тебя звали?
   Но больше не прислушивался, положил голову на лапы и задремал.
   Может, для него старая жизнь как для меня серый мешок, в котором десять лет сидел?..
   x x x
   А помнишь, я исчез на сутки, ты сначала думал, что у Натальи, а к вечеру встрепенулся, решил искать, но как искать, где... у нас, если человек пропал, то и концы в воду, ты говоришь... А я совсем рядом, на соседнем поле сидел в яме, нет, немного не так. Там оно обрывается, поле, помнишь, начинается спуск к реке, и на самом краю огородики бедных людей, другие уже давно отсюда переехали в новые места, где земля получше, пожирней, остались слабосильные. Малов, у меня давно вопрос напрашивается, а что, если каждому дать кусок земли, нужно ведь соток шесть или десять, чтобы кормиться, и все государственные вопросы решены, никакого голода и несчастья, люди сами себя прокормят? Что ты думаешь об этом, Малов?
   Я тогда увлекся государственными делами, задумался, шел вдали от всех по краю поля, смотрел на реку внизу, поля за рекой, леса до самой столицы... Огромная у нас земля, Малов, сколько людей может вместить, а не получается, вымирают... Шел, и провалился под землю. Четыре или три метра пролетел и даже не ударился, на какие-то гнилые мешки шлепнулся задом, прости за интим, наверху свет через дыру, пробил ногами, и я теперь в чужом заброшенном погребе сижу. Попробовал туда, сюда, наверх... все никак, и так до вечера просуетился. Что делать?.. Здесь один человек пройдет в неделю и то случайно, кругом, как назло, заброшенный мир, кричи из-под земли хоть в полный голос, не услышит никто.
   Я сначала рассердился на себя, Малов, потому что дурак, поперся по самому краю земли, зачем? Знаешь, просто так шел, решил посмотреть, что стало с окрестностями за десять лет, и очень расстроился, здесь людям теперь делать нечего, ни земли им не надо, ничего, жизнь замирает, что ли?.. А солнце такое же, и трава, деревья, все блестит на солнышке и греется, природа безмятежная и только мы, грубые свиньи на ней. Ты скажешь, "ну и мысли, а впрочем, это уже было", да? Что делать, ничего своего придумать не могу. Ты меня как-то спрашиваешь, что ты хочешь, Саша, о чем мечтаешь? Я не знал сначала ни словечка, потом говорю:
   - Наверное покоя хочу, у меня внутри все беспокоится, мечется иногда, ищет выхода и плачет, а что я могу - картинку нарисую, вся моя защита. Жизнь слишком задириста, быстра, ветер меняется постоянно, люди бегут, мечутся... я не могу вынести это, Малов. У многих нет ни дома постоянного, ни убежища, ни покоя, вот беда. Кругом нет уюта, люди от этого бешеные, сам знаешь... Ты мне рассказывал, как Белый дом защищал, а где сейчас эти люди, которые за руки держались?.. Смотри, Афанасий, жирный, деловой стал, деньги хапает, а ведь с тобой тогда был, и что?
   А ты подумал, и говоришь:
   - Мы, Саша, мечтатели были, а попали из одного гнилого погреба в другой, только там убивали за ничто, а здесь от голода и холода хоть подыхай, никто не поможет. Мы не ожидали, дураки, понимаешь?..
   Я долго не думал, говорю:
   - Все хорошие люди дураки, получается?
   - Еще какие... - ты смеешься, - вот и вымираем.
   - И я здесь не останусь, без вас скучно будет.
   - Ты другой дурак, Саша, - вечный, тебя не возьмем с собой, живи, рисуй...
   Ты шутишь, Малов, а мне страшновато стало, я ведь на твои ответы надеюсь, все мои ответы от тебя.
   Так вот, сижу в сырой яме, вспоминаю, иногда пробую наверх карабкаться, но только стены обрушиваю, бесполезно копошусь. Начал бояться уже, темнеет, из сырой земли прохлада источается, смешно ведь так умереть, случайно и немного рановато, да?..
   Как ты говорил, "Саша, думай!..", а я что? Никак! А тут приперло, согласись, серьезное дело назревает, меня ждут, а я сижу. Пришлось рассуждать, и решение-то оказалось рядом, потому что рядом обрыв, не наверх надо прыгать и беситься, а вбок копать. Самое смешное, что я, пошарив, лопату старую нашел, правда без рукоятки, но прочную, железную вещь, вспомнил, как шел, где может быть тоньше стенка, думаю, метра два или три работы... и начал.
   Всю ночь копал, а наутро вывалился в дыру, не удержался, скатился немного вниз, потом схватился за корни, за кусты, постарался и встал на откосе этом, не так уж круто, простор передо мной, воздух свежий, легкий, дышать радостно... Вижу, светает, белесый туман простоквашей утекает вниз, к реке, первые птицы запищали, проснулись... Я думаю, все-таки в жизни хорошего больше, чем плохого, хотя бы иногда.
   Пришел, все тихо, Жасмин спит, ты спишь, коты на полянке у дома моются.
   Вот такая история.
   Ты еще спрашивал, где пропадаешь, беспокоился, вечером чай вместе не пили... А мне неудобно признаться было, рядом с домом такая глупость.
   Малов, приезжай скорей, здесь еще можно жить, не забывай!..
   x x x
   И вот в самую жару, в конце июля, помнишь, тебе, наконец, разрешили ехать, дали три месяца, но ты говоришь, много, там делать нечего, вот только с сестрой... а смотреть не хочу, раньше мечтал, так не пускали, а теперь какой я турист или путешественник... Дом посмотрю, в котором родился, город... люди, конечно, другие кругом, но деревья остались, и камни, там огромные камни-валуны, их ледники притащили...
   - Я быстро, Саша, туда и вернусь, ладно? Я вас не брошу. Картинки давай, людям покажу.
   Я тебе отдал листов тридцать или сорок, покажи им, отчего не показать. Времени еще несколько дней у нас, и мы много разговаривали, даже больше, чем обычно.
   Как-то говорили о старости. Ты жаловался еще, помнишь?..:
   - Мне уже много лет, я старый, Саша...
   И начал свою историю, я ее давно знаю, но ради вежливости каждый раз слушаю. Как у тебя была сестра, ей 16, тебе 9, отец с матерью разошлись, ты с отцом отправился в Россию поднимать новый мир, потом отца расстреляли друзья-коммунисты, ты остался, все-таки выжил, вырос, даже выучился, стал физиком, работал... Много лет прошло, и вот объявилась сестра. Я плохо слушал, а насчет старости всегда не согласен, засмеялся:
   - Какой ты старый, Малов, не сочиняй сказки среди бела дня.
   - А кто по-твоему старый?
   - Кто постепенно умирает, а ты живой, нет в тебе старости.
   - Слушай, милый... Никогда бы не уехал, но сестра просит, у нее рак, я должен, хотя с тяжелым сердцем тебя оставляю.
   - Ничего не будет, Малов, не маленький я...
   - Не маленький, но и не очень взрослый, и когда станешь, не знаю. Хочу дать тебе советы, глупое занятие, и все же...
   Прежде, чем делать, подожди, подумай, ну, хотя бы сосчитай до десяти, или оставь на утро решение. Еще - люди разные попадаются, осторожней будь... нет, это бесполезно говорить... Третье... Я тебе все записал про Жасмина, как с лапами, с легкими, он на поправку идет, но страшно медленно, и голова, и ноги, и эта простуда, долго в сугробе лежал без сознания, наверное. Четвертое - помни, в нашей жизни можно без денег, но без жилья никак, климат не позволит, так что береги жилье, черт с ними, с порядком и чистотой, главное, стены и дверь свои, тогда свободен... или хотя бы помрешь спокойно.
   - Ну, что ты, Малов, все о смерти, вернешься и снова заживем, как жили.
   Ты только рукой махнул.
   - Не слышишь... Тогда скажу тебе одно, самое главное - рисуй, Саша, рисуй. Пока рисуешь, ты сильный, никто тебя с ног не собьет, а собьет, все равно встанешь. Только - рисуй!.
   x x x
   Потом я тебя провожал.
   Ненавижу поездки, но иногда приходится. Столица, пригороды вонючие, хлам и мусор без края, ничья земля... дым, гул постоянный, бешеные глаза, не говорят, а лают, ничего не спросить... я моментально устаю и падаю духом, Малов, я ненужная частица природы, не понимаю, зачем здесь оказался, и есть ли вообще дела, за которые стоит так колготиться, а?.. За то, что здесь все время что-то продают, раздают, всучивают, и, как ты говоришь, "есть шансы"? Не знаю, но хорошо, что мимо, мимо, к самолетам, это на севере. Приехали рано, но лучше, ты говоришь, чем поздно, у нас никогда время не рассчитать.
   Знаешь, жаль, самолеты крыльями не машут.
   Наконец, пробубнили сверху - Лондон, ты меня обнял, глаза мокрые, ничего сказать не можешь, да и что говорить... И я молчу, махнул рукой, проводил глазами до кишки, в которую тебя впихнули, и обратно. Дорогу помнил, я ведь зверь, куда ни завези, а найду... если не испугаюсь, а я пришиблен был, тупой, и немного поблуждал, но ничего особенного. Вернулся, у нас тихо, светло, рай, так и дальше должно быть, думаю, мы быстро доберемся до зимы, ты вернешься, и все пойдет как было.
   Но не получилось, не получается, только ты исчез, как все пошло наперекосяк, новые и новые события, только успевай поворачиваться и отбиваться... Я понял теперь, как трудно самому жить, все решать и не бояться. Это главное, ты написал мне - "Саша, ничего не бойся, тогда до всего сам дойдешь..."
   Сначала я говорил с тобой, писать не люблю, но ты просил, чтобы записал, день за днем, о Жасмине и вообще, всю жизнь без тебя. Я попробовал, сначала трудно, слов-то у меня хватает, но писать о том, что знаешь и помнишь, скучно. Когда рисуешь, другое дело, никогда не знаешь, что дальше будет. Но ты просил, и я старался. Знаешь, со временем легче стало, я даже привык писать каждый вечер перед сном.
   Началась новая часть моей жизни, Малов, вот она. Я назвал ее
   2. ОСЕНЬ - ЗИМА
   x x x
   Жасмин то лучше, то хуже, иногда повязка темнеет, сукровица, что ли, неловко повернется, наверное, и дырочка в лапе открывается. Мне не справиться, тебя, Малов, не хватает, ведь как мы с ним? - один внимание отвлекает со стороны лица, морды, то есть, но мне все время хочется сказать - лицо... другой в это время сзади подкрадывается и колет, он и не замечал тогда, кожа толстая... Один я теперь, вот и пихаю антибиотики в еду, купил лучшей вырезки на последние. Знаешь, помогает!.. через неделю затягивается ранка, уже не такой злой, не ворчит и зубы не рекламирует белоснежные без всяких жвачек и паст... Рассказываю ему истории из книг, ведь я все помню, он положит голову на больные лапы, слушает, глаза полузакрыты, но не спит.
   А в конце августа разразилась неожиданная встреча, представляешь, вломились ко мне две дамы в ажурных шляпках, правда, морды деревенские, мать и дочь, это моей двоюродной бабки дочь и внучка. Сама, оказывается, полгода как умерла, уехала тогда, как в воду канула, ты ей писал, писал и ничего, а теперь эти, пользуясь внезапностью и моим одиночеством, напали, требуют свою долю. Наследство получили и вдруг вспомнили, что она у меня прописана. Помнишь, Малов, пришлось ее прописать ради безопасности, чтобы эта дрянь горластая, управление сиротами, угомонилась. Старуха-то добрая была, много лет молчала, а эти рвут и мечут - давай делиться, и все дела.. Вообще-то, говорят, в деревне вашей жизнь не для нас, так что можно дело решить деньгами. Чтобы я откупил у них квартиру. Я говорю, не знаю, вот Малов приедет, а они, что нам твой Малов, сам реши или совсем дурак?.. Пришлось им обещать, только денег нет, а они ничего, согласились подождать до лета, но, говорят, смотри, дальше терпеть не можем, обещают суд напустить.
   Но уехали, и мне сразу легче стало, то есть, совсем легко, для меня будущее лето - в космосе звезда, далеко не заглядываю, ты знаешь. "Как-нибудь, как-нибудь... - ты меня всегда дразнишь, - хоть немного смотри вперед, ведь молодой..." А я не знаю, какой я, что у меня за возраст, и что будет следующим летом. Самый мой далекий горизонт - Жасмин, чтобы выздоровел, и ты - чтобы приехал.
   Настроение немного исказилось, но не надолго, я их быстро забыл. Приедешь, разберемся, да?..
   x x x
   Живем, каждое почти утро теплые дожди, а днем сухо и светло, и тихо, август печальный, чувствует конец тепла, но не борется, как я сам, хотя в октябре родился. Это ноябрь склочный, злой, а ранние месяцы, сентябрь, октябрь, красивые у нас, ты знаешь. Как у тебя погода, все туманы, что ли? Я помню, мама читала. А у нас листья еще бодрые, держатся, а когда падают, я стараюсь оставлять их, особенно на траве, они ведь полезны, а эти жэковцы дураки, Малов, заставляют собирать, что же земле останется, она вокруг дома и так голым-гола... И я жду, чтобы ранний снег - пусть спрячет их, и от меня отстанут с глупостями, мало, что ли, настоящей грязи?..
   Ты знаешь, конечно, я часто к Наталье заглядываю, ждет решения, а что я могу, как подумаю о семейной жизни, волосы дыбом, мороз по коже... дело даже не в деньгах этих злобных, еда, семья и прочее, - боюсь детей диким страхом, Малов, никогда не говорил. Как могу воспитать ребенка человеком, не понимаю, вдруг и он в сером мешке засядет чахнуть, как я у матери десять лет... и время такое, ты говоришь, непобедимое влияние улицы и телека, кругом одни бандиты и наркоманы, как с этим быть, Малов, значит бороться, все время бороться, толкаться, жить в страхе?.. Подумаю, тошно станет. А потом еще... нехорошо, наверное, но мне так нравится одному - смотреть кругом, пошел, куда хочу, друг Жасмин со мной, сам поел - не поел, какая разница... Как-то вскочил среди ночи, привиделся мне большой желтый цветок с печальным лицом, "Саша, говорит, спаси меня... " Я встал и вниз, одеться не успел, но на лестнице тихо, пусто, прибежал, схватил лист оберточной, серый, шершавый, что надо, потом желтые цвета, торопясь, открыл, пальцы в баночки... Кисти так и не полюбил, Малов, зачем они, у меня их десять, вытер тряпкой и продолжай... Нарисовал цветок, как видел его, а он, конечно, получился другой, так всегда бывает, но тоже большой, печальный, стоит среди полей, небо темное, только светлая полоса на горизонте...
   Как бы я так бегал, Малов, из семьи, это всех будить?..
   x x x
   И мне трудно с ней разговаривать, она, наверное, поняла, почти не говорим, один интим, а ведь это не любовь, а так, страсть недолгая, чесотка в животе... и печально кончается, смотрю в окно, пусто в груди, луна, тоска, тоска, все зыбко, непонятно, странно... Ухожу чуть рассветет, спать в чужом месте наказание мне, ты знаешь, только дом и твой на кухне диванчик. Осенью особенные рассветы, поздние, затяжные, сонные, прохлада, сырые листья шуршат... с ума сойти от тоски. Разве любовь это, Малов, когда хватаешь за что попало, ищешь мягкие места потолще, все чего-то хочешь от другого, жаждешь урвать, взять, получить... А потом, когда должно быть все мило, тепло, красиво, только охлаждение и тоска, отдаление друг от друга... У нее не совсем так, но тут же о делах, надо то, надо это, будто ничего не было, а впереди одна тягомотина, магазины, купи - не купи... Я с ума сойду, если с ней останусь, и она, наверное, поняла, мало говорить стала, один интим, а потом спина к спине. Ну, прости, Малов, вырвалось немного, один все да один...
   Помнишь, я тебе немного рассказал об этом, а ты мне - "такова любовь, ведь люди частично звери, куда денешься?"
   А я не против, мне зверское вполне нравится, страсти эти и всякие другие, пожрать, например, ты знаешь. Но это отдельно должно быть... например, как у зверей, весеннее безумие, веселая пора, а потом спокойная жизнь, дела, отношения, уважение между ними... Смотри, у котов, побесились, а потом спокойно живут, кошек уважают, уступают им, не дерут...
   А ты хитро спрашиваешь:
   - Значит голосуем за сезонную любовь?..
   - Ну, любовь... Это другое - любовь.
   - А что, что?..
   - Не знаю... думаю, сочувствие впереди идет...
   Больше ничего не сумел сказать.
   Малов, не обращай внимания, болтовня!..
   А как с делами справишься, сразу приезжай, не сиди там лишнего, да?..
   x x x
   Картинки другими стали, иногда цветы растут из земли, однажды реку нарисовал, в тумане, и цветок на берегу, словно чего-то ждет, со светлым лицом... потом черный кот на траве... еще дерево в поле, кричит ветками, над ним птицы, птицы... стаи улетают от нас. А мы бескрылы, я как-то сказал тебе это, ты отвечаешь:
   - Саша, рисуй, лучше крыльев не придумаешь, а я старый дурак, мне крылья давно подрезали.
   - А что ты все пишешь, - я спросил.
   Ты отвечаешь - "современную историю".
   Я тогда засмеялся, современную все знают, а ты рассердился, ни черта не знают, и знать не хотят. Мое поколение трижды били - давно, не так давно, и совсем недавно стукнули, плюнули в лицо... но нам так и надо, дуракам.
   - Загадками говоришь, Малов... - я даже обиделся, а ты мне:
   - Саша, забудь эти глупости, не падай в лужу, рисуй себе, пока можешь, рисуй...
   - А ты бомбу делал, Малов?..
   - Я тогда еще студентом был у одного физика, Петра Леонидовича, он отказался. Его выгнали, и нас разогнали, с последнего курса, потом доучивался через десять лет.
   Коты твои в порядке, правда, Белявка совсем разбушевался, кошкам покоя, прохода не дает, глаза косые, морда разбойничья, Ольга-соседка ругает его за драки - "бес мудастый.." но любит, подкармливает, если остается у нее, делится... На самом деле он добрый кот, возьмешь на руки, прижмется, замурчит... растет еще, силу набирает, может самого Нашлепкина одолеет, если кормить хорошо, и я стараюсь. Шурка-трехцветка одна из всех его может приструнить. Он сначала решил ее нахальством одолеть, наскоком, нападает, а она визжит, бросится на спину, всеми лапами отбивается, для интима не сезон, сплошное у него зазнайство и понт. А потом, смотрю, крепко взялась за него, на каждом углу воспитание - оплеуха да оплеуха... И, знаешь, он ее зауважал, боится теперь, а вообще-то они дружные ребята. Аякс твой черный, длинноногий, самый старший, немного в стороне, его никто не смеет трогать, он тоже никого, мирный, но независимый кот, мог бы и самого Нашлепкина побить, но не хочет вмешиваться, живет один. Он первый к мискам подбегает, выстраивает толпу, не допускает давки и взаимных оплеух. Они после него только, а если опоздает, кучей лезут, толкаются у мисок, ссорятся... Так вот, Аякс - иногда поест, потом как бросится ко мне с открытой душой, лезет на грудь, прижимается головой к лицу, дружит, потом спрыгнет и уйдет спокойно, может любит, а может долги отдал?..
   Считаю дни, напиши.
   x x x
   Холода накатили, в этом году быстрый разгон, в конце сентября морозец объявился, ветер, ранний снежок, светает неохотно, вяло, жизнь смурная, как всегда перед решительным наступлением главного сезона, у нас ведь главней зимы зверя нет, сам говорил... Постоянно смотрю, чтобы дорожка чистая, не заметена, выхожу рано утром, и вечером тоже, в темноте, я ведь люблю, чтобы ухожена, ты знаешь.
   Дома холодина, не топят еще, хотя платим исправно, Афанасий разбушевался почище нашего Белявки, все в свой карман, а тебя нет, некому его на место поставить, встряхнуть, человек ведь неплохой, сам говорил...
   Коты прибегают из подвала греться в подъезд под лестницу, я стараюсь, чтоб жители не ворчали, беру наверх к себе. Чтобы у меня теплей им было, наполняю горячей водой наш бак для белья, литров сорок, да?.. и они на крышке сидят всей кучей, хватает тепла на полдня. Если надо им, везу вниз, а потом забираю, когда захотят. Они меня ждут, другим не показываются, а я иду и зову, смотрю, из-под лестницы две - три головы - тут же узнали, и ко мне...
   А с этим баком небольшое событие случилось, ничего страшного, не беспокойся. К крану его тащить тяжело, он у меня в комнате стоит, за шкафом, там котам хорошо греться, вот и пришлось горячую воду таскать ведром, а оно у меня вдруг прохудилось, и я тазиками бак наполнял, ходить больше приходится, чтобы наполнить. Но все неплохо было, пока не поскользнулся на банановой корке. Знаю, знаю, спросишь, откуда среди пола корка взялась. Купил бананы и ел вместо обеда, очень здорово. А на полу она случайно, ну, забыл поднять... Не нервничай попусту, убираю, и посуду мою, когда не хватает, и крупный мусор с пола поднимаю, выношу к мусоропроводу, а как же... Просто шел с тазиком горячей воды, очень горячей не дают, градусов шестьдесят была, и на этой корке проехался без препятствия до окна, как начнет скользить, бесконечный запас вредности в ней, ты же знаешь. И я с тазиком вместе... немного на живот попало, кожа только покраснела, ерунда, а вот остальное на пол... Сам знаешь квартирное устройство, тут же растеклось по щелям, и струями к соседям вниз. Я ринулся с пола жидкость удалять, тряпку впопыхах не обнаружил - старыми штанами, но через минуту все равно стук, является парочка, ты знаешь их, барыги, ларьки - "наш евроремонт..." Одним словом, кошмар из тазика, почище телека с вампирами. Я, конечно, обещал все ликвидировать, мне это ерунда, маляры-друзья очень скромно запросили, и я быстро накопил материал, загнал, правда, видик, так он плохой был, ты знаешь. Потом эти ларечники решили ждать сухого тепла, знают, сделаю, если обещал.
   В общем, пустяк, но настроение немного подмочилось. А потом решил, как ты учил меня, переживать, если только с ножом к горлу, а так нечего расстраиваться, до тепла далеко, еще зима впереди, и я все неприятности отодвигаю к лету, вдруг сами рассосутся... ну, не знаю, не хочется думать, Малов.
   Что там в Лондоне, как мои картинки поживают?.. Билет купил, или только собираешься?..
   x x x
   Немного дней прошло после случая с тазиком, новая история катит в глаза... Нет, нет, не беспокойся, тут уж точно ничего страшного, ты бы, наверное, сказал "столкновение с жизнью, поучительный случай..." Только вот за картиночки обидно мне...
   Срочно Афанасий вызывает и мягко так, весело говорит:
   - Друг Саша, уступи дворницкую столичной даме. На месячишко, а потом за ней приедут, за кордон отвезут, мне гарантию дали.
   Пусть я дурак, Малов, но насчет гарантии понял сразу, так бы и сказал "заплатили мне".
   -Ремонт косметический, пару дней, и въедет, ладно? А ты свои вещички пока убери в щиток под лестницей, места хватит.
   Ну, ладно, плечами пожал... и вдруг сердце стукнуло - как Жасмин, он ведь там на балконе живет!..
   Но Афанасий все предусмотрел, предупреждает сомнения:
   - Насчет инвалида твоего не беспокойся, пусть себе лежит, с его-то шкурой нечего климата бояться. Корми через балкон, и все дела. Я договорился, ей балкон ни к чему.
   Как я мог ему объяснить, Малов, не в питании дело, не в питании этом, я с другом связь теряю, подсуну миску как чеченскому заложнику, и бежать?.. Но вижу - бесполезно, дело сделано. Пошел к Жасмину, пользуясь темнотой вытащил несколько прутьев из решетки, чтобы голову и плечи к нему просунуть, теперь можно ногами на улице, а голова и руки в жилище друга. Он молча наблюдал, и, знаешь, ему понравилась идея, теперь мы на одной высоте с ним, голова к голове, и как-то ближе стали, глаза в глаза... Стоять, правда, не совсем удобно, и рукам холодно на цементе, но я все устроил, подложил, подстелил, и, чтобы не видно было, прутья обратно вставил в пазы. Теперь ждем, все же настроение темное...
   А рисунки, краски, мелкие свои предметы перенес наверх. Инструмент оставил на полочке в передней, еще чего!..
   Через несколько дней притащился грузовик, контейнер небольшой, выходит из кабины особа, оказалась молодая девка, Афанасий вокруг нее со всех сторон, ведет показать, знакомые ребята скромную мебель перетащили, управились за полчаса, и поселилась она.
   x x x
   Дождался вечера, иду, стукнул по возможности деликатней, звонок там с мясом давно вырвали, а мне не нужен был. Слышу, идет, открывает, я вежливо назвался, потихоньку смотрю по сторонам. Сделано уютно, Афанасий неплохо поработал, батареи даже сменил, обои с крупными цветами, сантехника розовая, веселенькая...
   - Она говорит - очень приятно, зовут Алиса, а вас?
   Ей лет двадцать, сначала думал, а потом разглядел, что больше, может, как мне, ближе к тридцати. Интереса никакого у меня, Малов, ну, пусто, честно говорю - ростом мала, тоща, смугла, волосы темные, правда, густые, длинные... одним словом, на женщину не похожа, я ведь, ты знаешь, к большим блондинкам имею интерес, а это... совсем не в ту степь.. Но для дела даже лучше, а дело у меня к ней одно - Жасмин. Оказывается, знает, предупреждена, выглядывала в окошко, огромная порода, говорит, жаль, не ходит, и что дальше будет с ним?.. Такое сочувствие меня на все сто расплавило, и я уже с полным доверием к ней - мы с ним друзья, говорю, будет жить, ноги не главное... а может еще поднимется, кто знает...
   Она в черном свитерочке, расхаживает по комнате, вокруг пояса длинный шарф, толстый, красный с черным, двигается красиво, должен тебе сказать, змейкой вьется, головка маленькая у нее, носик точеный, глаза большие, карие... Не нравится, но смотреть приятно, Малов, а главное - хорошо говорит!.. Заслушаешься, так и обволакивает словами, и я смотрю на нее, слушаю, слушаю... Всего не перескажешь, приедешь, расскажу. В общем, она, оказывается - художница, и не чета мне, много лет училась у великих мастеров, акварели пишет, гуаши, и маслом может, и на пластинах медных вырезает, знаешь, потом их мажут красками, отпечатывают на бумаге, офорт, да?.. А как начала показывать свои разнообразные художества, дух захватывает, так все ладно, красиво, с выдумкой и вкусом!
   - И вы рисуете, я чувствую? - спрашивает.
   - Балуюсь понемногу... отвечаю, а сам думаю, какое счастье, что наверх утащил, пришлось бы показать, вот посмеялась бы, или учить начала, а я снисходительности, поучений этих не могу выносить, ты знаешь. Ну, не умею, да, да, да!.. Но так хочется, что рисую, только не трогайте меня, хотите смотреть - смотрите... но молчите, молчите. Мне больно, когда смотрят, неудобно, стыдно... словно на людях штаны с кожей сдирают... И получается-то не всегда, а как схватит, прижмет... особая растерянность и волнение, что ли...