Тело Ионни принесли в самолет, предназначенный для освобожденных заложников. Его товарищи думали, что он только ранен. Они ворвались со своими носилками в поток взволнованных людей; некоторые были перепуганы и отчаянно стремились как можно быстрее оказаться в большом "Геркулесе", в безопасности.
Молодая женщина в трусах и в лифчике, укутанная в одеяло, упала у трапа, потеряв сознание. Какой-то ребенок громко звал маму. Солдаты, охранявшие "Геркулес", сказали ему:
- Перестань звать маму - ты уже взрослый мужчина.
В общей суматохе никто не понял тревоги сына Доры Блох.
Возле холла, в старом здании, молодой израильтянин, у которого было в запасе несколько минут, обнаружил двух угандийцев. Он связал им запястья и лодыжки, после чего преподал им короткий урок иврита:
- Скажите президенту Амину, что здесь был Дани из кибуца... Вот и все. Я пришел в Африку и хочу оставить сувенир для вашего шефа. Понятно? - Самую главную фразу он сказал на иврите и на английском:
- Здесь был Дани из кибуца...
"Геркулес", приземлившийся первым, должен был взлететь последним. Старший пилот, сидевший в кабине, погасил огни и стал обдумывать ситуацию. С одной взлетной полосы не было видно другую;
старая взлетная полоса использовалась для двух эскадрилий русских "МИГов" и других военных самолетов. Только взрывы и пожары были видны отчетливо; летчики докладывали, что цистерны с горючим передвинуты на дальний конец аэродрома.
Через 15 минут, в разгар наземной фазы операции "Молния", пилоты провели краткий обмен мнениями:
- Стоит ли пробираться сквозь взрывы и пожары, чтобы заправиться тут на месте?
Безопасность самолетов - этому подчинялось все. Решено было произвести заправку не в такой сумасшедшей обстановке. Командующий ВВС сказал:
- Мы знали, что если хоть один "Геркулес" не сможет взлететь, часть людей останется в Энтеббе. И солдаты, и мы знали это. Если вы вспомните об обычных задержках в отправлении, которые случаются, когда самолеты летят на большие расстояния, и о том, как самая маленькая неисправность может задержать самолет на земле, вы поймете, что мы чувствовали. Шальная пуля, мельчайшая оплошность - и пути назад нет. Даже ничтожная задержка при взлете в самом конце операции могла оказаться роковой. Мы все хорошо понимали это, и у меня сводило желудок от тревоги.
Один из "Геркулесов", нагруженный до отказа и уже готовый к взлету, боролся с собственными колесами, необъяснимым образом увязшими в грязи. Моросивший дождь сделал скользким бетон и превратил почву в болото. Пилот заколебался, разглядывая белую линию, по которой он ориентировался.
- Ну-ка, высунься! - приказал он второму пилоту. - Эта линия...
- Это край, а не середина! - заорал второй пилот. - Лево руля!
Первый пилот широко открыл заслонки и вырвал "Геркулес" из грязи, потеряв на этом несколько ярдов, нужных для взлета. А озеро Виктория уже неслось
навстречу. Пилот автоматически приготовился к процедуре взлета в чрезвычайных условиях - "стоянию на тормозах": моторы на полную мощность, нос самолета опущен... Он полностью открыл заслонку и отпустил тормоза. Нос поднялся вверх, и машина двинулась вперед. На скорости 60 миль в час "Геркулес" оторвался от земли, не то как обычный самолет, не то как вертолет. Огромные турбины ревели, унося свой груз в небо. Общая длина пробега, как было подсчитано позднее, составила 183 метра, а угол атаки "Геркулеса" равнялся 45°, что почти невероятно.
Эхо таких опасных ситуаций, конечно, не доходило до Тель-Авива. Но информация, которую там получали из закодированных слов и кратких донесений, отражала огромное напряжение. Один из членов специальной комиссии позднее сказал:
- Короткие сообщения воссоздавали для нас картину операции. Но любой вражеский слухач ничего бы не понял. Русские, которые обнюхивают каждую передачу на коротких частотах, конечно, узнали об операции. Арабы? Могли догадываться. Но квалифицированный слушатель мог только заключить, что фантастический дальний рейд заканчивался. Голоса были очень спокойны, как будто речь шла о совершенно обычных делах.
Ивритский радиоразговор в воздухе звучал и вовсе загадочно: короткий обмен акронимами и цифрами. Для генерала Гура сегодня они были более понятны, чем в предыдущую ночь, когда он обливался потом во время приземлении и взлетов, которыми пилоты решили убедить его в возможности и безопасности операции. Теперь, прислушиваясь к радиожаргону, Гур был счастлив, что предварительно испытал все сам, летая в кромешной мгле над израильской пустыней.
- Этого достаточно, чтобы даже у летчика расшатались нервы, - сказал один из пилотов, - если, конечно, он незнаком с такими фокусами.
Бригадный генерал Дан Шомрон, первый, кто ступил на землю в Энтеббе, был, как и его самолет, последним, улетевшим оттуда. Последняя группа вбежала по трапу "Геркулеса" после взрыва контрольно-диспетчерского пункта и радарной станции. Отряд службы безопасности быстро проверил поле боя, чтобы подобрать оброненные документы или израильское вооружение. Мертвых террористов сфотографировали и сняли с них отпечатки пальцев.
Дан Шомрон поднялся на трап "Геркулеса". За холмом, где раньше стояли "МИГи", бушевал огонь. Из горящего диспетчерского пункта все еще доносились выстрелы. Трап медленно поднялся, гидравлические поршни зашипели; "Геркулес" вздрогнул, дверь захлопнулась - моторы начали набирать скорость:
Придется теперь Шакалу и Хададу зализывать свои раны. В стороне, неповрежденный, стоял самолет Эр Франс, рейс "139", как символ компромисса и слабости политики. Той политики, по милости которой, считал Шомрон, Израилю пришлось рисковать жизнями людей и собственными небольшими ресурсами, когда всего-то была нужна международная полицейская операция.
- Если мы смогли сделать это в Африке, мы сможем сделать это повсюду, сказал он позднее.
Именно так, по его мнению, следует действовать на враждебных базах. Применять вот такие "хирургические операции". Если нация покрывает убийц, она должна знать, что ее настигнет возмездие Израиля. Во время подобных рейдов нужно выводить из строя аэродромы и нефтяные скважины. Они все на учете в генштабе, и методы операций тоже разработаны - парашютисты и десантники, самолеты и вертолеты...
Но все это стало бы ненужным, если бы в результате операции "Молния" возникло международное агентство по борьбе с терроризмом.
...Генерал Шомрон сидел и смотрел на солдат: они опять разделись до пояса, растянулись под вездеходами и заснули как ни в чем не бывало. 21 ИДИ УЗНАЕТ О НОВОСТЯХ ИЗ ТЕЛЬ-АВИВА
В Каире первыми осознали, что терроризм приносит больше неприятностей, чем пользы. Этой проблеме там стали уделять такое внимание, что однажды президента Ануара Садата даже разбудили среди ночи, чтобы доложить о современном терроризме. В течение нескольких лет египетские лидеры внимательно наблюдали за развитием терроризма, за возникновением новых террористических баз на территориях других, более левых арабских государств и в Сомали;
некоторые чувствовали, что у них больше общего с Израилем, чем с этими мастерами современных революций.
- Ни для кого не секрет, что главный террорист Шакал вернулся в Ливию, - заявил Адат редактору "Хабар аль-Йом". - Я хочу, чтобы Кадаффи слышал это. Шакал ездит то в Южный Йемен, то в Судан, чтобы сделать наивных лидеров неопытных наций послушными инструментами в руках одной сверх державы.
Он не назвал прямо СССР, но позднее открыто заявил о том, что русские поддерживают Ливию.
В 2.20 по угандийскому времени президент Амин был разбужен телефонным звонком из тель-авивского магазина, где "Борька" - Бар-Лев слушал радио.
- Скажите вашему президенту, что он должен принять требования похитителей, - сказал Большой Папа.
- Понимаю, - торжественно отвечал "Борька".
- Переговоров больше не будет, - сказал президент Уганды.
- Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали, - сказал Бар-Лев.
- Спасибо? За что? - спросил Большой Пала.
Бар-Лев повесил трубку. Радио Парижа уже передало весть о рейде в Энтеббе. Очевидно, Амин все еще ничего не знал. Заложники уже находились вне пределов его досягаемости. Террористы, прославившие его на весь мир, были мертвы.
Через несколько часов, приблизительно в 5 утра, ситуация изменилась. На этот раз Амин звонил в ТельАвив своему старому другу.
Прерывающимся голосом он спросил Бар-Лева:
- Что вы со мной сделали? Почему вы стреляли в моих солдат? В конце концов я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрасы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, - и вот, вы убили моих солдат.
Бар-Лев рассказывает, что голос Амина выдавал его смятение. Он все еще не понимал, что случилось в Энтеббе.
Амин: Они стреляли в моих людей...
Бар-Лев: Кто стрелял? Разве у заложников было оружие?
Амин: Стреляли не заложники. Самолеты прилетели и стреляли.
Бар-Лев: Самолеты? Я не знал, что там были самолеты. Вы меня разбудили. Я спал и понятия ни о чем не имею.
В ходе разговора Амин пришел в себя. Бар-Лев спросил, не хочет ли он поговорить с его женой Нехамой, которую Амин хорошо знал. Президент отказался, но передал привет ей и детям.
Перед тем, как повесить трубку. Амин снова обрел свой торжественный стиль:
- Не как политик, а как профессиональный солдат я должен сказать, что операция была проведена блестяще, и ваши солдаты были великолепны.
На рассвете его осенила новая идея. Он опять позвонил Бар-Леву и потребовал, чтобы Израиль поставил для его армии "некоторые запасные части".
- Часть пушек и танков в не очень хорошем состоянии, - сказал Амин, и в этих словах звучал замаскированный страх перед русскими, которые будут не слишком довольны потерей своих "МИГов".
Вероятно, они поставили Амину военное оборудование вместе с прямым и недвусмысленным приказом о его защите.
Как сказал израильский военный представитель:
- За последние несколько лет русские вложили 20 миллиардов долларов в эту часть земного шара, и чтобы гарантировать эту инвестицию, они должны выбирать между неустойчивыми лидерами вроде Амина и террористическими группировками. Рейд в Энтеббе серьезно подорвал престиж ООП и НФОП. Бог знает, как он отзовется на Амине.
Быть может, Большой Папа тоже об этом думал. Я позвонил ему из Тель-Авива, когда самолеты "Молнии" были уже на пути в Израиль. Угандийский президент принялся плакаться:
- Я держал на руках трупы солдат, которых убили пули ваших людей. За мое добро вы отплатили мне злом.
Все агентства уже начали передавать отрывочные сведения о трех таинственных самолетах, которые приземлились в Энтеббе, произведя там чудовищный разгром, сея смерть и разрушение. Израильский военный представитель сделал короткое, сухое заявление:
"Заложники в Энтеббе были освобождены военными силами Израиля".
Первые неистовые международные звонки превратились в настоящий ураган вопросов. Со всех концов мира звонили в Израиль. Все хотели знать подробности операции, которая поразила и друзей, и врагов.
Но сам Иди Амин мало что знал о том, что случилось у него под носом. С большим трудом я уговорил перепуганного заместителя Амина позвать его к телефону. Когда я наконец услышал его дрожащий голос, я понял, что он получил самый сильный удар в своей жизни. Это был человек, у которого выдернули ковер из-под ног.
Амин сказал:
- Я говорю с вами с аэродрома. Я подсчитываю трупы солдат, убитых этой ночью.
Вначале он говорил самоуничижительным тоном. Он выставлял себя защитником заложников, невинной жертвой израильского коварства, отрицая свое сотрудничество с террористами.
- Сегодня я собирался работать над освобождением израильтян. Для этого я ускорил свое возвращение с Маврикия. Все, что осталось мне теперь, - это подсчитывать жертвы.
Амин отказался сообщить, сколько солдат было убито на аэродроме. У меня создалось впечатление, что Амин все еще не знал толком, что случилось.
- Прилетели ваши "Геркулесы", а мои солдаты не хотели стрелять в них, потому что иначе они бы их сбили.
Наш разговор с Амином продолжался 30 минут.
- Почему угандийские солдаты находились на аэродроме? Разве заложники были угандийскими пленниками?
- Заложники не были пленниками угандийцев, они были пленниками палестинцев. Если бы мои солдаты хотели сражаться, они бы сражались. Но они были убиты. Мои солдаты находились в 200 ярдах от здания, а палестинцы были внутри. Спросите у ваших людей, когда они вернутся в Израиль.
- Собираетесь ли вы приехать в Израиль, чтобы выяснить, что произошло?
- Зачем? У меня нет причин этого делать. Все совершенно ясно. Я был очень добр к израильтянам. Я буду помогать каждому в мире бороться за мир. Мне жаль, что вы убили невинных людей.
- Почему вы позволили пиратам действовать на вашей территории в течение целой недели?
- Только вчера я разговаривал с генеральным секретарем ООН и сказал ему, что получил сообщение от самолета (Эр Франс), что у него осталось горючего на 15 минут. Тогда я сказал, что вынужден разрешить ему посадку в Энтеббе. С того времени я все время занимался переговорами о спасении заложников. - Голос Амина прервался, и он продолжал, почти крича: - Мы смотрели за ними очень хорошо! Мы все делали для них! Мы давали им воду, туалетные принадлежности и охраняли их, чтобы можно было произвести обмен! А теперь - с чем я остался теперь? Вместо благодарности вы убили моих людей!
Он добавил:
- Бог поможет всем, и наступит мир. Бог хотел, чтобы мои люди умерли сегодня. Это очень плохо, очень плохо. Я собираю тела убитых. Я знаю, что все идет от Бога, и я помогу ему и всем людям принести мир. Я не хочу войны, потому что все мы - дети Бога. И на Ближнем Востоке - тоже. Я хочу установить мир между вами и палестинцами.
Я спросил его:
- Почему вы сотрудничаете с палестинцами, даже позволяете их летчикам тренироваться на ваших "МИГах"?
Амин ответил:
- Я не сотрудничаю с палестинцами. Самолет похитили не только палестинцы. Там были также немцы, французы и другие. Это неправда, что палестинцы летают на моих самолетах, - мои пилоты летают на них.
Я спросил, почему же оказались убитыми угандийские солдаты, если никакого сотрудничества с палестинцами не было.
Амин: Солдаты находились там, чтобы защищать жизни израильтян. Я сохранил им жизнь, и скажите им, когда они прилетят, что я желаю им счастья. Я даже сказал это полковнику Бар-Леву, когда говорил с ним по телефону. Если бы мои солдаты стреляли по самолетам, они бы убили ваших солдат. Но мы не хотели сражаться. Мы умеем сражаться, - когда хотим. Мы только хотели разрешить ваши проблемы. Я очень, очень сожалею о том, что произошло. Вы сделали плохое дело.
Вопрос: И тем не менее, господин президент, вы в течение всей недели обеспечивали террористам безопасность вместо того, чтобы выгнать их. Почему вы позволили палестинцам вмешиваться во внутренние дела вашей страны?
Амин: Они не вмешивались в дела Уганды. Я хотел защитить ваших людей. Но палестинцы, и не только палестинцы, а европейцы - немцы и французы подложили в здание взрывчатку и угрожали его взорвать. Я поселил израильтян в здании, потому что хотел предоставить людям хорошие условия, но это неправда, что я сотрудничал с палестинцами. Я старался спасти пассажиров.
Вопрос: Собираетесь ли вы объявить чрезвычайное положение? Не опасаетесь ли вы, что после такого удара вы можете потерять свой пост?
Амин (неуверенно и тревожно): Нет, нет! Конечно, нет! Мои солдаты со мной, они помогают мне, и тут нет никаких сложностей!
- Вы объявите чрезвычайное положение?
- Да.
Мгновение спустя Амин изменил свое решение и в ответ на следующий вопрос, касающийся возможного объявления чрезвычайного положения, ответил:
- Зачем? Я сказал:
- Чтобы ваш режим мог устоять...
Амин: Моя страна хорошо защищена. То, что случилось, - это мелочь, вы еще увидите.
- Последний вопрос, господин президент. Обратитесь ли вы в связи с происшедшим в ООН или в организацию африканского единства?
- Я не могу говорить об этом теперь по телефону. Благодарю вас.
С того момента, как я услышал об угнанном в Уганду самолете, я все время вспоминал сцену из документального фильма об Иди Амине, где он плавает на лодке по озеру Виктория и разговаривает с крокодилами. Пока я следил за мучительными переговорами при так называемом посредничестве Амина, мне все время казалось, что это вот такие "крокодилоподобные" переговоры. Хотя у меня еще были сомнения. Но когда я закончил свою беседу с Амином, мне стало ясно, что на другом конце провода сидел "крокодил". 22 Я СКОРБЛЮ О ТЕБЕ, МОЙ БРАТ ИОНАТАН
Кенийская "Санди Нейшн" в то же утро опубликовала на первой полосе сообщение о рейде. Может быть, это было неосторожно со стороны редактора Джорджа Джити, который вылетел из Израиля всего за несколько часов перед тем. Но только те, кто знаком с техникой газетного дела и ленивой рутиной изготовления воскресного номера, готового уже в субботний полдень, могли призадуматься над этим странным обстоятельством.
Джордж Джити, которого президент Кении Джомо Кениата поставил редактором "Нейшн", всегда вел себя очень благоразумно. Никто в этом однопартийном государстве не осмелился бы нарушить дисциплину,
заведенную Кениатой, старым вождем восстания "MayMay", который кое-что знал о терроризме. Так что вряд ли редактор "Санди Нейшн" опубликовал свою сенсацию без ведома и одобрения президента.
Кения мала. А Амин в Уганде становился слишком силен. При желании было бы нетрудно сохранить в тайне все, что произошло на аэродроме в Эмбакази, который находится в нескольких милях от Найроби да еще и отделен от него увеселительным парком.
Необычные вещи стали происходить в Эмбакази, когда "Боинг-707" авиакомпании "Эль Аль", рейс LY 167, прибывший вне всякого расписания, приземлился в 23.26 по местному времени и был поставлен на стоянку в квадрат 4, предназначенный для самолетов, нуждающихся в специальной охране. Кениицы из специальной службы безопасности и сотрудники "Эль Аль" тотчас же изолировали этот самолет. Гражданский регистрационный номер на его хвосте был 4XBY 8, хотя в книге воздушного контроля он был отмечен как рейс "169". Спустя примерно 2 часа еще один "Боинг-707" вошел в радиоконтакт с Найроби и объявил себя рейсом "167" из Тель-Авива.
Слегка озадаченные диспетчеры приняли сообщение капитана, что самолет задержался из-за неполадок в моторе. Все-таки они обратились за разъяснениями к управляющему "Эль Аль". Таким образом тот узнал, что самолеты-освободители уже летят из Энтеббе в Найроби. В 2.06 местного времени второй "Боинг" и первый из "Геркулесов" совершили посадку. В течение следующих тридцати минут еще три "Геркулеса" сели в том же квадрате 4. Первый "Боинг", где находился полностью оборудованный госпиталь, принял на борт раненых с "Геркулеса". Десять тяжелораненых были отправлены на санитарных машинах в государственный госпиталь имени Кениаты. Дежурившая в эту ночь медсестра-канадка услышала, что требуется кровь для переливания. С изумлением она
увидела рослых израильских солдат, которые явились, чтобы отдать свою кровь. Они уже знали требуемую группу крови. Но для Паско Коена, пережившего нацистский концлагерь, они явились слишком поздно. Перед рассветом он умер.
Огромные "Геркулесы" заглатывали горючее перед долгим перелетом; некоторые из спасенных заложников вышли из охраняемой зоны и подкрепляли свои силы кофе и сэндвичами. Специально для них продлили часы работы обслуживающего персонала. Чиновники Восточно-африканского управления гражданской авиации просили израильтян не распространяться по поводу их гостеприимства: они опасались, как бы не начали мстить их соотечественникам в Энтеббе. И действительно, 4 кенийца были позднее убиты угандийскими солдатами в отместку за то, что Кения разрешила посадку израильским самолетам.
Последний "Геркулес" вылетел из Найроби часа за два до рассвета. За ним последовал "Боинг", превращенный в госпиталь; двое тяжело раненых солдат и один заложник были оставлены в госпитале в Найроби. Когда рассвело, единственным свидетелем лихорадочной ночной деятельности, писала "Нейшн", были пятна крови в квадрате 4 - там, где стояли самолеты ВВС. Но в другой части аэропорта Эмбакази уже сел "Орион", первый американский разведывательный самолет дальнего действия, временно избравший Кению своей базой.
В середине ночи генеральный штаб, члены специальной комиссии и старшие офицеры армии перешли в резиденцию премьер-министра Израиля - бывшие бараки, крытые красной черепицей, затерянные в тель-авивской путанице военных и министерских зданий. Их встретил пунктуальный, как всегда, лидер оппозиции Менахем Бегин, которого вызвал Рабин. Несмотря на жару, Бегин, как всегда, был в костюме и при галстуке.
- Коль ха-кавод! (Молодцы!) - Бегин обнял премьер-министра.
- Выпьем? - Гур протянул Бенину бутылку виски.
- Чаю. - Бегин распустил галстук. Это была его уступка. По старомодному учтивый, умеренный во всем, тщательно и щеголевато одетый, он словно хотел, чтобы люди забыли о его репутации террориста, которого в свое время англичане хотели вздернуть на виселицу. Он все еще продолжал переживать время Сопротивления, вновь и вновь, час за часом; он все еще был командиром Эцеля, хотя уже 30 лет прошло с того "Черного воскресенья", когда англичане и еврейские умеренные двинулись против него.
- Значит, чаю? - сказал Гур, протягивая стакан с жидкостью чайного цвета.
Бегин отпил маленький глоток, сделал гримасу, потом усмехнулся:
- Ваше здоровье. - Он проглотил неразбавленный виски. - Сегодня я делаю исключение.
Казалось, Герцль и Вейцман одобрительно подмигивают со стен.
- Вы знаете, сколько бойцов мы потеряли за время всей деятельности Эцеля? - спросил Бегин.
- Несколько сот, - предположил юный офицер.
-35!- Теперь лидер оппозиции снял с себя и пиджак и галстук. - Жизнь всегда была для нас самой главной ценностью. Когда ко мне приходили с планами, я прежде всего спрашивал: а есть ли возможность вернуться назад?
Этот рассказ Бегин всегда повторял в годовщину "Черного воскресенья" и в День независимости Израиля.
Из операции "Молния" вернулось назад гораздо больше ее участников, чем ожидали пессимисты. Они опасались за участников рейда, движимые все той же навязчивой идеей сохранения жизни. "Мании, - сказал однажды Бегин, - которая появляется только
у народа, находившегося на грани уничтожения".
Итак, он нарушил собственные правила и провозгласил тост за участников освободительного рейда - почти 500 мужчин и женщин, от агентов до десантников. Они потеряли Ионни, но это была их единственная утрата.
Чувство огромного облегчения снова захлестнуло Бегина несколько часов спустя, на аэродроме в Лоде, куда он вместе с членами специальной комиссии прибыл встречать освобожденных заложников. Их семьи, уже узнавшие эту новость, еще на рассвете собрались на стадионе Яд Элияху. В это время "Геркулесы" летели к секретным базам, чтобы выгрузить военное оборудование и десантников. Каждый из них пролетел над Эйлатом так низко, что летчики видели людей, которые высыпали на улицы и махали руками. Все еще с величайшими предосторожностями самолеты выгрузили людей и оборудование, заправились и полетели в Лод.
Было уже 11 часов утра. Семьи заложников прибыли со стадиона в аэропорт. Когда толпа увидела Бегина, люди подхватили его и начали качать, внезапно ощутив в нем представителя той самой традиции, которая спасла заложников.
В Бостон, штат Массачусетс, была послана телеграмма, извещающая родителей, что их сын, подполковник Ионатан Нетанияху, Ионни, сын Бен-Циона, погиб в бою. Те, кто знал его отца, не сомневались, что он не проронит ни слезинки. Так оно и было. Родители прилетели в Иерусалим, куда привезли тело Ионни. Отец, преподаватель еврейской истории в Корнельском университете, понимал, какому риску подвергались солдаты, чтобы подобрать тело убитого товарища, и знал, что они пошли на этот риск.
- Ионни буквально взял меня с улицы, - сказал один из десантников, посетивший родителей в течение
семи траурных дней. - Я бы так и продолжал мотаться без постоянной работы или стал бы преступником. Мне повезло, что я попал в его отряд. Он не только обучал нас ночным маршам через пустыню, прыжкам с парашютом или навыку прямо с вертолетов бросаться в бой. Он, знавший все виды оружия, научил меня смотреть на оружие как на средство защиты народа. Он учил меня истории и открыл мне глаза. Под его влиянием я пошел в колледж.
Отец, Бен-Цион, слушал товарищей своего погибшего сына, молча кивал и почти ничего не говорил. Он только что завершил обширное исследование по истории религиозных преследований евреев. Работа в США только физически удаляла его от дома в Израиле. Бен-Циона посетил также министр обороны Перес, который должен был произнести надгробное слово на похоронах Ионни. Перес напомнил ему прекрасные слова, которые Бен-Гурион написал Реувену Авиноаму на "Свитках огня": "Реувену, который потерял своего сына и нашел его поколение". Министр обороны добавил: "Бен-Гурион по-новому постиг изумительное душевное богатство нашего народа и бездонную трагедию гибели лучших его сынов".
Молодая женщина в трусах и в лифчике, укутанная в одеяло, упала у трапа, потеряв сознание. Какой-то ребенок громко звал маму. Солдаты, охранявшие "Геркулес", сказали ему:
- Перестань звать маму - ты уже взрослый мужчина.
В общей суматохе никто не понял тревоги сына Доры Блох.
Возле холла, в старом здании, молодой израильтянин, у которого было в запасе несколько минут, обнаружил двух угандийцев. Он связал им запястья и лодыжки, после чего преподал им короткий урок иврита:
- Скажите президенту Амину, что здесь был Дани из кибуца... Вот и все. Я пришел в Африку и хочу оставить сувенир для вашего шефа. Понятно? - Самую главную фразу он сказал на иврите и на английском:
- Здесь был Дани из кибуца...
"Геркулес", приземлившийся первым, должен был взлететь последним. Старший пилот, сидевший в кабине, погасил огни и стал обдумывать ситуацию. С одной взлетной полосы не было видно другую;
старая взлетная полоса использовалась для двух эскадрилий русских "МИГов" и других военных самолетов. Только взрывы и пожары были видны отчетливо; летчики докладывали, что цистерны с горючим передвинуты на дальний конец аэродрома.
Через 15 минут, в разгар наземной фазы операции "Молния", пилоты провели краткий обмен мнениями:
- Стоит ли пробираться сквозь взрывы и пожары, чтобы заправиться тут на месте?
Безопасность самолетов - этому подчинялось все. Решено было произвести заправку не в такой сумасшедшей обстановке. Командующий ВВС сказал:
- Мы знали, что если хоть один "Геркулес" не сможет взлететь, часть людей останется в Энтеббе. И солдаты, и мы знали это. Если вы вспомните об обычных задержках в отправлении, которые случаются, когда самолеты летят на большие расстояния, и о том, как самая маленькая неисправность может задержать самолет на земле, вы поймете, что мы чувствовали. Шальная пуля, мельчайшая оплошность - и пути назад нет. Даже ничтожная задержка при взлете в самом конце операции могла оказаться роковой. Мы все хорошо понимали это, и у меня сводило желудок от тревоги.
Один из "Геркулесов", нагруженный до отказа и уже готовый к взлету, боролся с собственными колесами, необъяснимым образом увязшими в грязи. Моросивший дождь сделал скользким бетон и превратил почву в болото. Пилот заколебался, разглядывая белую линию, по которой он ориентировался.
- Ну-ка, высунься! - приказал он второму пилоту. - Эта линия...
- Это край, а не середина! - заорал второй пилот. - Лево руля!
Первый пилот широко открыл заслонки и вырвал "Геркулес" из грязи, потеряв на этом несколько ярдов, нужных для взлета. А озеро Виктория уже неслось
навстречу. Пилот автоматически приготовился к процедуре взлета в чрезвычайных условиях - "стоянию на тормозах": моторы на полную мощность, нос самолета опущен... Он полностью открыл заслонку и отпустил тормоза. Нос поднялся вверх, и машина двинулась вперед. На скорости 60 миль в час "Геркулес" оторвался от земли, не то как обычный самолет, не то как вертолет. Огромные турбины ревели, унося свой груз в небо. Общая длина пробега, как было подсчитано позднее, составила 183 метра, а угол атаки "Геркулеса" равнялся 45°, что почти невероятно.
Эхо таких опасных ситуаций, конечно, не доходило до Тель-Авива. Но информация, которую там получали из закодированных слов и кратких донесений, отражала огромное напряжение. Один из членов специальной комиссии позднее сказал:
- Короткие сообщения воссоздавали для нас картину операции. Но любой вражеский слухач ничего бы не понял. Русские, которые обнюхивают каждую передачу на коротких частотах, конечно, узнали об операции. Арабы? Могли догадываться. Но квалифицированный слушатель мог только заключить, что фантастический дальний рейд заканчивался. Голоса были очень спокойны, как будто речь шла о совершенно обычных делах.
Ивритский радиоразговор в воздухе звучал и вовсе загадочно: короткий обмен акронимами и цифрами. Для генерала Гура сегодня они были более понятны, чем в предыдущую ночь, когда он обливался потом во время приземлении и взлетов, которыми пилоты решили убедить его в возможности и безопасности операции. Теперь, прислушиваясь к радиожаргону, Гур был счастлив, что предварительно испытал все сам, летая в кромешной мгле над израильской пустыней.
- Этого достаточно, чтобы даже у летчика расшатались нервы, - сказал один из пилотов, - если, конечно, он незнаком с такими фокусами.
Бригадный генерал Дан Шомрон, первый, кто ступил на землю в Энтеббе, был, как и его самолет, последним, улетевшим оттуда. Последняя группа вбежала по трапу "Геркулеса" после взрыва контрольно-диспетчерского пункта и радарной станции. Отряд службы безопасности быстро проверил поле боя, чтобы подобрать оброненные документы или израильское вооружение. Мертвых террористов сфотографировали и сняли с них отпечатки пальцев.
Дан Шомрон поднялся на трап "Геркулеса". За холмом, где раньше стояли "МИГи", бушевал огонь. Из горящего диспетчерского пункта все еще доносились выстрелы. Трап медленно поднялся, гидравлические поршни зашипели; "Геркулес" вздрогнул, дверь захлопнулась - моторы начали набирать скорость:
Придется теперь Шакалу и Хададу зализывать свои раны. В стороне, неповрежденный, стоял самолет Эр Франс, рейс "139", как символ компромисса и слабости политики. Той политики, по милости которой, считал Шомрон, Израилю пришлось рисковать жизнями людей и собственными небольшими ресурсами, когда всего-то была нужна международная полицейская операция.
- Если мы смогли сделать это в Африке, мы сможем сделать это повсюду, сказал он позднее.
Именно так, по его мнению, следует действовать на враждебных базах. Применять вот такие "хирургические операции". Если нация покрывает убийц, она должна знать, что ее настигнет возмездие Израиля. Во время подобных рейдов нужно выводить из строя аэродромы и нефтяные скважины. Они все на учете в генштабе, и методы операций тоже разработаны - парашютисты и десантники, самолеты и вертолеты...
Но все это стало бы ненужным, если бы в результате операции "Молния" возникло международное агентство по борьбе с терроризмом.
...Генерал Шомрон сидел и смотрел на солдат: они опять разделись до пояса, растянулись под вездеходами и заснули как ни в чем не бывало. 21 ИДИ УЗНАЕТ О НОВОСТЯХ ИЗ ТЕЛЬ-АВИВА
В Каире первыми осознали, что терроризм приносит больше неприятностей, чем пользы. Этой проблеме там стали уделять такое внимание, что однажды президента Ануара Садата даже разбудили среди ночи, чтобы доложить о современном терроризме. В течение нескольких лет египетские лидеры внимательно наблюдали за развитием терроризма, за возникновением новых террористических баз на территориях других, более левых арабских государств и в Сомали;
некоторые чувствовали, что у них больше общего с Израилем, чем с этими мастерами современных революций.
- Ни для кого не секрет, что главный террорист Шакал вернулся в Ливию, - заявил Адат редактору "Хабар аль-Йом". - Я хочу, чтобы Кадаффи слышал это. Шакал ездит то в Южный Йемен, то в Судан, чтобы сделать наивных лидеров неопытных наций послушными инструментами в руках одной сверх державы.
Он не назвал прямо СССР, но позднее открыто заявил о том, что русские поддерживают Ливию.
В 2.20 по угандийскому времени президент Амин был разбужен телефонным звонком из тель-авивского магазина, где "Борька" - Бар-Лев слушал радио.
- Скажите вашему президенту, что он должен принять требования похитителей, - сказал Большой Папа.
- Понимаю, - торжественно отвечал "Борька".
- Переговоров больше не будет, - сказал президент Уганды.
- Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали, - сказал Бар-Лев.
- Спасибо? За что? - спросил Большой Пала.
Бар-Лев повесил трубку. Радио Парижа уже передало весть о рейде в Энтеббе. Очевидно, Амин все еще ничего не знал. Заложники уже находились вне пределов его досягаемости. Террористы, прославившие его на весь мир, были мертвы.
Через несколько часов, приблизительно в 5 утра, ситуация изменилась. На этот раз Амин звонил в ТельАвив своему старому другу.
Прерывающимся голосом он спросил Бар-Лева:
- Что вы со мной сделали? Почему вы стреляли в моих солдат? В конце концов я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрасы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, - и вот, вы убили моих солдат.
Бар-Лев рассказывает, что голос Амина выдавал его смятение. Он все еще не понимал, что случилось в Энтеббе.
Амин: Они стреляли в моих людей...
Бар-Лев: Кто стрелял? Разве у заложников было оружие?
Амин: Стреляли не заложники. Самолеты прилетели и стреляли.
Бар-Лев: Самолеты? Я не знал, что там были самолеты. Вы меня разбудили. Я спал и понятия ни о чем не имею.
В ходе разговора Амин пришел в себя. Бар-Лев спросил, не хочет ли он поговорить с его женой Нехамой, которую Амин хорошо знал. Президент отказался, но передал привет ей и детям.
Перед тем, как повесить трубку. Амин снова обрел свой торжественный стиль:
- Не как политик, а как профессиональный солдат я должен сказать, что операция была проведена блестяще, и ваши солдаты были великолепны.
На рассвете его осенила новая идея. Он опять позвонил Бар-Леву и потребовал, чтобы Израиль поставил для его армии "некоторые запасные части".
- Часть пушек и танков в не очень хорошем состоянии, - сказал Амин, и в этих словах звучал замаскированный страх перед русскими, которые будут не слишком довольны потерей своих "МИГов".
Вероятно, они поставили Амину военное оборудование вместе с прямым и недвусмысленным приказом о его защите.
Как сказал израильский военный представитель:
- За последние несколько лет русские вложили 20 миллиардов долларов в эту часть земного шара, и чтобы гарантировать эту инвестицию, они должны выбирать между неустойчивыми лидерами вроде Амина и террористическими группировками. Рейд в Энтеббе серьезно подорвал престиж ООП и НФОП. Бог знает, как он отзовется на Амине.
Быть может, Большой Папа тоже об этом думал. Я позвонил ему из Тель-Авива, когда самолеты "Молнии" были уже на пути в Израиль. Угандийский президент принялся плакаться:
- Я держал на руках трупы солдат, которых убили пули ваших людей. За мое добро вы отплатили мне злом.
Все агентства уже начали передавать отрывочные сведения о трех таинственных самолетах, которые приземлились в Энтеббе, произведя там чудовищный разгром, сея смерть и разрушение. Израильский военный представитель сделал короткое, сухое заявление:
"Заложники в Энтеббе были освобождены военными силами Израиля".
Первые неистовые международные звонки превратились в настоящий ураган вопросов. Со всех концов мира звонили в Израиль. Все хотели знать подробности операции, которая поразила и друзей, и врагов.
Но сам Иди Амин мало что знал о том, что случилось у него под носом. С большим трудом я уговорил перепуганного заместителя Амина позвать его к телефону. Когда я наконец услышал его дрожащий голос, я понял, что он получил самый сильный удар в своей жизни. Это был человек, у которого выдернули ковер из-под ног.
Амин сказал:
- Я говорю с вами с аэродрома. Я подсчитываю трупы солдат, убитых этой ночью.
Вначале он говорил самоуничижительным тоном. Он выставлял себя защитником заложников, невинной жертвой израильского коварства, отрицая свое сотрудничество с террористами.
- Сегодня я собирался работать над освобождением израильтян. Для этого я ускорил свое возвращение с Маврикия. Все, что осталось мне теперь, - это подсчитывать жертвы.
Амин отказался сообщить, сколько солдат было убито на аэродроме. У меня создалось впечатление, что Амин все еще не знал толком, что случилось.
- Прилетели ваши "Геркулесы", а мои солдаты не хотели стрелять в них, потому что иначе они бы их сбили.
Наш разговор с Амином продолжался 30 минут.
- Почему угандийские солдаты находились на аэродроме? Разве заложники были угандийскими пленниками?
- Заложники не были пленниками угандийцев, они были пленниками палестинцев. Если бы мои солдаты хотели сражаться, они бы сражались. Но они были убиты. Мои солдаты находились в 200 ярдах от здания, а палестинцы были внутри. Спросите у ваших людей, когда они вернутся в Израиль.
- Собираетесь ли вы приехать в Израиль, чтобы выяснить, что произошло?
- Зачем? У меня нет причин этого делать. Все совершенно ясно. Я был очень добр к израильтянам. Я буду помогать каждому в мире бороться за мир. Мне жаль, что вы убили невинных людей.
- Почему вы позволили пиратам действовать на вашей территории в течение целой недели?
- Только вчера я разговаривал с генеральным секретарем ООН и сказал ему, что получил сообщение от самолета (Эр Франс), что у него осталось горючего на 15 минут. Тогда я сказал, что вынужден разрешить ему посадку в Энтеббе. С того времени я все время занимался переговорами о спасении заложников. - Голос Амина прервался, и он продолжал, почти крича: - Мы смотрели за ними очень хорошо! Мы все делали для них! Мы давали им воду, туалетные принадлежности и охраняли их, чтобы можно было произвести обмен! А теперь - с чем я остался теперь? Вместо благодарности вы убили моих людей!
Он добавил:
- Бог поможет всем, и наступит мир. Бог хотел, чтобы мои люди умерли сегодня. Это очень плохо, очень плохо. Я собираю тела убитых. Я знаю, что все идет от Бога, и я помогу ему и всем людям принести мир. Я не хочу войны, потому что все мы - дети Бога. И на Ближнем Востоке - тоже. Я хочу установить мир между вами и палестинцами.
Я спросил его:
- Почему вы сотрудничаете с палестинцами, даже позволяете их летчикам тренироваться на ваших "МИГах"?
Амин ответил:
- Я не сотрудничаю с палестинцами. Самолет похитили не только палестинцы. Там были также немцы, французы и другие. Это неправда, что палестинцы летают на моих самолетах, - мои пилоты летают на них.
Я спросил, почему же оказались убитыми угандийские солдаты, если никакого сотрудничества с палестинцами не было.
Амин: Солдаты находились там, чтобы защищать жизни израильтян. Я сохранил им жизнь, и скажите им, когда они прилетят, что я желаю им счастья. Я даже сказал это полковнику Бар-Леву, когда говорил с ним по телефону. Если бы мои солдаты стреляли по самолетам, они бы убили ваших солдат. Но мы не хотели сражаться. Мы умеем сражаться, - когда хотим. Мы только хотели разрешить ваши проблемы. Я очень, очень сожалею о том, что произошло. Вы сделали плохое дело.
Вопрос: И тем не менее, господин президент, вы в течение всей недели обеспечивали террористам безопасность вместо того, чтобы выгнать их. Почему вы позволили палестинцам вмешиваться во внутренние дела вашей страны?
Амин: Они не вмешивались в дела Уганды. Я хотел защитить ваших людей. Но палестинцы, и не только палестинцы, а европейцы - немцы и французы подложили в здание взрывчатку и угрожали его взорвать. Я поселил израильтян в здании, потому что хотел предоставить людям хорошие условия, но это неправда, что я сотрудничал с палестинцами. Я старался спасти пассажиров.
Вопрос: Собираетесь ли вы объявить чрезвычайное положение? Не опасаетесь ли вы, что после такого удара вы можете потерять свой пост?
Амин (неуверенно и тревожно): Нет, нет! Конечно, нет! Мои солдаты со мной, они помогают мне, и тут нет никаких сложностей!
- Вы объявите чрезвычайное положение?
- Да.
Мгновение спустя Амин изменил свое решение и в ответ на следующий вопрос, касающийся возможного объявления чрезвычайного положения, ответил:
- Зачем? Я сказал:
- Чтобы ваш режим мог устоять...
Амин: Моя страна хорошо защищена. То, что случилось, - это мелочь, вы еще увидите.
- Последний вопрос, господин президент. Обратитесь ли вы в связи с происшедшим в ООН или в организацию африканского единства?
- Я не могу говорить об этом теперь по телефону. Благодарю вас.
С того момента, как я услышал об угнанном в Уганду самолете, я все время вспоминал сцену из документального фильма об Иди Амине, где он плавает на лодке по озеру Виктория и разговаривает с крокодилами. Пока я следил за мучительными переговорами при так называемом посредничестве Амина, мне все время казалось, что это вот такие "крокодилоподобные" переговоры. Хотя у меня еще были сомнения. Но когда я закончил свою беседу с Амином, мне стало ясно, что на другом конце провода сидел "крокодил". 22 Я СКОРБЛЮ О ТЕБЕ, МОЙ БРАТ ИОНАТАН
Кенийская "Санди Нейшн" в то же утро опубликовала на первой полосе сообщение о рейде. Может быть, это было неосторожно со стороны редактора Джорджа Джити, который вылетел из Израиля всего за несколько часов перед тем. Но только те, кто знаком с техникой газетного дела и ленивой рутиной изготовления воскресного номера, готового уже в субботний полдень, могли призадуматься над этим странным обстоятельством.
Джордж Джити, которого президент Кении Джомо Кениата поставил редактором "Нейшн", всегда вел себя очень благоразумно. Никто в этом однопартийном государстве не осмелился бы нарушить дисциплину,
заведенную Кениатой, старым вождем восстания "MayMay", который кое-что знал о терроризме. Так что вряд ли редактор "Санди Нейшн" опубликовал свою сенсацию без ведома и одобрения президента.
Кения мала. А Амин в Уганде становился слишком силен. При желании было бы нетрудно сохранить в тайне все, что произошло на аэродроме в Эмбакази, который находится в нескольких милях от Найроби да еще и отделен от него увеселительным парком.
Необычные вещи стали происходить в Эмбакази, когда "Боинг-707" авиакомпании "Эль Аль", рейс LY 167, прибывший вне всякого расписания, приземлился в 23.26 по местному времени и был поставлен на стоянку в квадрат 4, предназначенный для самолетов, нуждающихся в специальной охране. Кениицы из специальной службы безопасности и сотрудники "Эль Аль" тотчас же изолировали этот самолет. Гражданский регистрационный номер на его хвосте был 4XBY 8, хотя в книге воздушного контроля он был отмечен как рейс "169". Спустя примерно 2 часа еще один "Боинг-707" вошел в радиоконтакт с Найроби и объявил себя рейсом "167" из Тель-Авива.
Слегка озадаченные диспетчеры приняли сообщение капитана, что самолет задержался из-за неполадок в моторе. Все-таки они обратились за разъяснениями к управляющему "Эль Аль". Таким образом тот узнал, что самолеты-освободители уже летят из Энтеббе в Найроби. В 2.06 местного времени второй "Боинг" и первый из "Геркулесов" совершили посадку. В течение следующих тридцати минут еще три "Геркулеса" сели в том же квадрате 4. Первый "Боинг", где находился полностью оборудованный госпиталь, принял на борт раненых с "Геркулеса". Десять тяжелораненых были отправлены на санитарных машинах в государственный госпиталь имени Кениаты. Дежурившая в эту ночь медсестра-канадка услышала, что требуется кровь для переливания. С изумлением она
увидела рослых израильских солдат, которые явились, чтобы отдать свою кровь. Они уже знали требуемую группу крови. Но для Паско Коена, пережившего нацистский концлагерь, они явились слишком поздно. Перед рассветом он умер.
Огромные "Геркулесы" заглатывали горючее перед долгим перелетом; некоторые из спасенных заложников вышли из охраняемой зоны и подкрепляли свои силы кофе и сэндвичами. Специально для них продлили часы работы обслуживающего персонала. Чиновники Восточно-африканского управления гражданской авиации просили израильтян не распространяться по поводу их гостеприимства: они опасались, как бы не начали мстить их соотечественникам в Энтеббе. И действительно, 4 кенийца были позднее убиты угандийскими солдатами в отместку за то, что Кения разрешила посадку израильским самолетам.
Последний "Геркулес" вылетел из Найроби часа за два до рассвета. За ним последовал "Боинг", превращенный в госпиталь; двое тяжело раненых солдат и один заложник были оставлены в госпитале в Найроби. Когда рассвело, единственным свидетелем лихорадочной ночной деятельности, писала "Нейшн", были пятна крови в квадрате 4 - там, где стояли самолеты ВВС. Но в другой части аэропорта Эмбакази уже сел "Орион", первый американский разведывательный самолет дальнего действия, временно избравший Кению своей базой.
В середине ночи генеральный штаб, члены специальной комиссии и старшие офицеры армии перешли в резиденцию премьер-министра Израиля - бывшие бараки, крытые красной черепицей, затерянные в тель-авивской путанице военных и министерских зданий. Их встретил пунктуальный, как всегда, лидер оппозиции Менахем Бегин, которого вызвал Рабин. Несмотря на жару, Бегин, как всегда, был в костюме и при галстуке.
- Коль ха-кавод! (Молодцы!) - Бегин обнял премьер-министра.
- Выпьем? - Гур протянул Бенину бутылку виски.
- Чаю. - Бегин распустил галстук. Это была его уступка. По старомодному учтивый, умеренный во всем, тщательно и щеголевато одетый, он словно хотел, чтобы люди забыли о его репутации террориста, которого в свое время англичане хотели вздернуть на виселицу. Он все еще продолжал переживать время Сопротивления, вновь и вновь, час за часом; он все еще был командиром Эцеля, хотя уже 30 лет прошло с того "Черного воскресенья", когда англичане и еврейские умеренные двинулись против него.
- Значит, чаю? - сказал Гур, протягивая стакан с жидкостью чайного цвета.
Бегин отпил маленький глоток, сделал гримасу, потом усмехнулся:
- Ваше здоровье. - Он проглотил неразбавленный виски. - Сегодня я делаю исключение.
Казалось, Герцль и Вейцман одобрительно подмигивают со стен.
- Вы знаете, сколько бойцов мы потеряли за время всей деятельности Эцеля? - спросил Бегин.
- Несколько сот, - предположил юный офицер.
-35!- Теперь лидер оппозиции снял с себя и пиджак и галстук. - Жизнь всегда была для нас самой главной ценностью. Когда ко мне приходили с планами, я прежде всего спрашивал: а есть ли возможность вернуться назад?
Этот рассказ Бегин всегда повторял в годовщину "Черного воскресенья" и в День независимости Израиля.
Из операции "Молния" вернулось назад гораздо больше ее участников, чем ожидали пессимисты. Они опасались за участников рейда, движимые все той же навязчивой идеей сохранения жизни. "Мании, - сказал однажды Бегин, - которая появляется только
у народа, находившегося на грани уничтожения".
Итак, он нарушил собственные правила и провозгласил тост за участников освободительного рейда - почти 500 мужчин и женщин, от агентов до десантников. Они потеряли Ионни, но это была их единственная утрата.
Чувство огромного облегчения снова захлестнуло Бегина несколько часов спустя, на аэродроме в Лоде, куда он вместе с членами специальной комиссии прибыл встречать освобожденных заложников. Их семьи, уже узнавшие эту новость, еще на рассвете собрались на стадионе Яд Элияху. В это время "Геркулесы" летели к секретным базам, чтобы выгрузить военное оборудование и десантников. Каждый из них пролетел над Эйлатом так низко, что летчики видели людей, которые высыпали на улицы и махали руками. Все еще с величайшими предосторожностями самолеты выгрузили людей и оборудование, заправились и полетели в Лод.
Было уже 11 часов утра. Семьи заложников прибыли со стадиона в аэропорт. Когда толпа увидела Бегина, люди подхватили его и начали качать, внезапно ощутив в нем представителя той самой традиции, которая спасла заложников.
В Бостон, штат Массачусетс, была послана телеграмма, извещающая родителей, что их сын, подполковник Ионатан Нетанияху, Ионни, сын Бен-Циона, погиб в бою. Те, кто знал его отца, не сомневались, что он не проронит ни слезинки. Так оно и было. Родители прилетели в Иерусалим, куда привезли тело Ионни. Отец, преподаватель еврейской истории в Корнельском университете, понимал, какому риску подвергались солдаты, чтобы подобрать тело убитого товарища, и знал, что они пошли на этот риск.
- Ионни буквально взял меня с улицы, - сказал один из десантников, посетивший родителей в течение
семи траурных дней. - Я бы так и продолжал мотаться без постоянной работы или стал бы преступником. Мне повезло, что я попал в его отряд. Он не только обучал нас ночным маршам через пустыню, прыжкам с парашютом или навыку прямо с вертолетов бросаться в бой. Он, знавший все виды оружия, научил меня смотреть на оружие как на средство защиты народа. Он учил меня истории и открыл мне глаза. Под его влиянием я пошел в колледж.
Отец, Бен-Цион, слушал товарищей своего погибшего сына, молча кивал и почти ничего не говорил. Он только что завершил обширное исследование по истории религиозных преследований евреев. Работа в США только физически удаляла его от дома в Израиле. Бен-Циона посетил также министр обороны Перес, который должен был произнести надгробное слово на похоронах Ионни. Перес напомнил ему прекрасные слова, которые Бен-Гурион написал Реувену Авиноаму на "Свитках огня": "Реувену, который потерял своего сына и нашел его поколение". Министр обороны добавил: "Бен-Гурион по-новому постиг изумительное душевное богатство нашего народа и бездонную трагедию гибели лучших его сынов".