Страница:
Разговор директора и его референта прерывался смехом. Они обращались еще к кому-то, кто был в кабинете невидимый Михаилу. Наконец, Ротастик развернулась, как балерина на носке туфельки, и выпорхнула из кабинета с вибрирующей улыбкой на лице.
– Я проведу вас к заместителю директора, он ответит на все вопросы…
Заместитель оказался также высоким, жизнерадостным, одетым в серый импортный костюм мужчиной около сорока лет.
– Грибов, Вадим. Заместитель директора по экономике, – представился он, вставая, и протянул руку, после того как Ротастик представила Михаила.
Михаил пожал крепкую руку и сел на предложенный стул. Ротастик незаметно растаяла в отличие от чеширского кота вместе с улыбкой…
Серые глаза под высоким лбом Грибова струились добродушием:
– С его стороны, – он кивнул в направлении кабинета председателя, – это неосмотрительно. Ведь я работаю предпоследний день…
– Отпуск? Командировка? – уточнил Михаил.
– Ухожу из фирмы совсем… Мало ли что могу наговорить вам…
– Вероятно, он рассчитывал, что вы меня “элегантно” отошьете… Кому хочется иметь дело с прокуратурой в предпоследний день…
– Кстати, где вы учились?
– Здесь на юрфаке. Окончил в прошлом году…
– Сейчас шутят: на “факе юр”… Мой выпуск на десять лет раньше. У вас преподавал Свирский?
– Да, но он уже ушел из университета… На прощание прочитал нам в ресторане лекцию по теории взяток.
– Мы учились в одной группе и защищались на кафедре хозяйственного права. Он остался на кафедре, а я распределился в Госстрах. Мы даже в аспирантуре учились вместе, правда, он защитил диссертацию на два года раньше… Извините, увлекся воспоминаниями…
– Вы переквалифицировались из юриста в экономисты?
– Не совсем так? Но у меня есть диплом экономиста. Учился заочно на экономическом факультете. Нельзя серьезно заниматься хозяйственным правом без глубоких знаний экономики… Вот, теперь мы отвлеклись по вашей вине… – улыбнулся Грибов. – Давайте, я приглашу начальника сельхозотдела, и вы при мне зададите ей интересующие вас вопросы…
– Здравствуйте, Михаил Егорович! Давно вас ждем, – с порога заявила черноволосая и черноглазая женщина неопределенного возраста. Она ко всему была в шикарном бархатном платье, вышитом черным и золотистым бисером. Золотой кулон в форме православного креста стыдливо прикрывал глубокий вырез платья на груди.
– Здравствуйте! – ответил Михаил и поднялся со стула. – К сожалению, мы не знакомы…
– Зато я вас знаю! Костенко Евгения Борисовна, начальник отдела страхования предприятий сельскохозяйственных отраслей…, короче, сельхозотдела.
– Очень приятно!
– Надеюсь, у нас тоже неприятностей не будет, – улыбнулась золотой улыбкой Евгения Борисовна. – Что вас интересует?
Манера говорить и жестикуляция выдавали в ней бойкую женщину. Теперь Михаил рассмотрел ее лучше. Сорок или слегка за сорок, определил он. Лицо могло быть привлекательным, если бы не тяжелый подбородок и жесткий взгляд.
– Мне нужны заверенные копии всех договоров с колхозом “Родина” и других документов: платежных поручений, актов, страховых полисов…
– За какой период?
– Всех, значит, за все время существования фирмы.
– Это будет не скоро…
– Когда?
– Через час-полтора…
– Вас это устроит? – спросил Грибов Михаила.
– Через час устроит, – ответил тот.
– Евгения Борисовна, постарайтесь через час. Вы сами назвали срок…
– Если Евгения Борисовна сказала, значит будет. Вы ее знаете… – ответила Костенко, назвав себя в третьем лице, и сделала вид, что сомнения в ее возможностях ее обидели.
– А мы успеем пообедать. Вы не возражаете? – обратился Грибов к Михаилу.
– Нет, конечно, – ответил Михаил.
– Отдам распоряжения и присоединюсь к вам, если вы оба не возражаете, – обратилась к мужчинам Евгения Борисовна.
– Не возражаем! С превеликим удовольствием! Окажите честь! – в один голос замельтешили мужчины.
– Ценный для фирмы кадр, – пояснил Грибов, когда за женщиной закрылась дверь. – Она до этого работала в областном Агропроме по снабжению. Знает почти всех руководителей хозяйств… И они ее знают.
– А почему вы уходите? Если, конечно, можно…
– Почему же? Можно… Не согласен с политикой фирмы…
– Догадываюсь!
– В самом деле?!
– Нормальная стратегия фирмы должна учитывать общую экономическую перспективу государства… Что это за страхование от инфляции, да еще под абсурдно большой процент?! Все мы знаем, что инфляция генерируется правительством. Завтра из-за политических соображений задержат повышение тарифов, пенсий и окладов, то есть остановят печатный станок и инфляция упадет в десять раз… Тогда через два-три месяца фирмы, рассчитывающие на инфляцию, начнут лопаться как мыльные пузыри…
– Прекрасно! Вы все понимаете правильно… А теперь представьте себе, что люди это знают и, тем не менее, принимают такое решение…
– Значит, их личным планам банкротство фирмы не угрожает…
– Правильно! А фантастический процент, который они обещают клиентам, позволит сорвать приличный куш… Верхушка также вложила свои деньги и деньги родственников. Они успеют их вытащить перед тем, как все рухнет… Потом, председатель владеет привилегированными акциями, далее, его контракт с правлением предусматривает выплату кроме оклада еще процента от прибыли в качестве премии…
– Опять будут обобраны тысячи клиентов…
– Миллионы! Только наша фирма, включая все филиалы, имеет около миллиона клиентов. Страховое дело будет дискредитировано в глазах населения. А ведь страхование является величайшим изобретением цивилизации. Чем лучше развито страхование в стране, тем выше социальная защита и стабильность общества…
– А вы не пытались поделиться своими мыслями с общественностью через прессу?
– Пока я работаю на фирме, этика мне не позволяет это сделать. Я пытался изменить политику нашей фирмы. Если бы мне удалось, тогда бы я мог выступить и в прессе… Очень осторожно, как бы с разъяснением стратегии фирмы, хотя и это очень рискованно… Выражаясь картежным жаргоном, на кон поставлены большие деньги, а где большие деньги, там человеческая жизнь не стоит копейки…
– Еще один нескромный вопрос: чем вы собираетесь заниматься?
– Открываю свою страховую фирму… Не удивляйтесь! Я влюблен в это дело. Моя кандидатская диссертация посвящена проблеме страхования при социализме. Была тогда такая теория, что социализму не нужно страхование. В действительности страхование это один из механизмов саморегулирования в обществе, оно увеличивает запас прочности и делает личность более свободной, более защищенной, менее зависимой от государства. Для этого случая созданы красивые математические модели… Страхование также хороший объект для кибернетики… Но это другой разговор… Так вот, советским чиновникам в тоталитарном государстве такая независимость была не нужна. Поэтому Госстрах влачил жалкое существование по сравнению с системой страхования любой развитой страны…
– Но как сохранить страховой фонд в условиях инфляции и падения производства?
– Михаил Егорович, вы мне определенно нравитесь! Бросьте своих уголовников и займитесь наукой. Я ведь еще преподаю в университете и не расстался с мечтой о докторской диссертации… Мне нужны толковые помощники. Через год-два работы ассистентом на кафедре поступите в аспирантуру… А как у вас с математикой?
– Учителя прочили мехмат…
– Как раз то, что нужно!
– А почему вы не посвятите себя науке целиком?
– По той же самой причине! Не хочу зависеть от университетских чиновников… И еще, парадокс, но здесь у меня не меньше времени для занятий наукой, чем на кафедре, где нужна большая учебная нагрузка, чтобы заработать на жизнь… Кстати, фирма покупает литературы по страхованию и смежным вопросам гораздо больше, чем университетская библиотека, чей нищенский бюджет нужно разделить на тысячу научных направлений…
– Вы так и не ответили, как собираетесь сохранить страховой фонд. Или это коммерческая тайна?
– Никакой тайны! Уверен, что вы это тоже знаете. Правда ведь?!
– Нужно подумать? … Во-первых, страховые фонды держать в надежных банках на депозитных счетах, чтобы процент перекрывал инфляцию. Во-вторых, нужно выбрать те виды страхования, где естественно короткий срок действия страхового полиса… Перевозка грузов, пассажиров, … краткосрочные кредиты…
– Прекрасно! Еще раз говорю, приходите ко мне работать…, – с улыбкой, но вполне серьезно предложил Грибов.
– Предлагаете взятку следователю! – пошутила Евгения Борисовна, влетая в комнату. – Однако оставайтесь с нами, мы в состоянии заплатить больше.
Это уже была не шутка, а откровенный, можно сказать даже грубый намек.
– Так вы едете обедать? Если не возражаете, сегодня везу я… – и она пошла к выходу, а мужчины за ней.
Возле автомобиля Евгении Борисовны, большого японского джипа (“Потянет на тридцать тысяч долларов” – отметил Михаил), их ожидала еще одна пара: Ротастик и приятный мужчина лет сорока, тоже одетый с заграничным лоском. Картину портила спортивная шапочка натянутая на уши и варежки на руках.
“Странный тип, в конце марта – в варежках”, – подумал Михаил и вдруг тот заговорил на английском языке. Михаил читал на английском кое-как, а устную речь вообще воспринимал плохо. Ротастик что-то отвечала. Грибов тоже вставил короткую фразу. Из всего Михаил только понял несколько раз произнесенное слово “бетсдей” – день рождения. Они его праздновали или собирались праздновать… Грибов, иностранец и Ротастик сели на заднее сидение, Михаил ехал рядом с Евгенией Борисовной, которая вела машину и вела очень лихо. Уж об этом Михаил мог судить вполне профессионально.
Они ехали недолго и остановились в знакомом месте. Михаил учился в этом городе пять лет и хорошо знал эту столовку с хлебным названием “Колос”.
Но как все изменилось! Цоколь дома облицован черным мрамором, серые мраморные ступеньки и черная с бронзовыми украшениями дверь. Внутреннее устройство заведения изменилось еще больше. Кухня от зала отделялась теперь легкой стеклянной перегородкой. За стеклом двигались повара в ослепительно белых халатах и колпаках. Дубовые резные кресла и массивные столы на восемь персон, покрытые белоснежными скатертями, белый с никелем пластик колонн и стен…
“Какая все-таки мощная вещь – частная инициатива, – подумал Михаил. – Если ее запрячь в прочную узду закона и нравственности, может вывезти страну из нищеты за пять-шесть лет… Они даже не изменили название, оставили “Колос”, который знает весь город”.
Посетителей было много, но им как постоянным клиентам держали свободный стол.
Михаил заказывал как гость после Ротастика. Он остановил свой выбор на бульоне и отварной говядине с рисом. Остальные заказали свиные отбивные с картофельным пюре.
Девушка-официант удалилась. Посетители возобновили разговор. Американец Тимоти Якобсон, их успели представить друг другу, сидел напротив и теперь Михаил смог определить причину его странной манеры одеваться. Уши его были распухшие, с вишневым оттенком, – еще не отошли полностью после обморожения, а кожа рук была обветрена до трещин. “Цыпки” – знакомая с детства вещь. Грибов по поводу рук Тимоти пошутил, что тот стал жертвой американской чистоплотности – слишком часто мыл руки с мылом и ходил без перчаток при нашей морозной и ветреной зиме, пока Лена, так звали Ротастика, не связала ему варежки.
Когда подали отбивные, за столом прозвучала, очевидно, старая шутка, которую повторили для Михаила, что отбивные маловаты и не могут соперничать с ушами Тимоти. Тимоти хохотал громче всех, демонстрируя безукоризненные зубы. Ему переводила Ротастик прямо в пухлое ухо – еще немного и поцелует…
Перед кофе беседующие разделились на две группы. Тимоти и Ротастик перешли на тихую интимную беседу и забыли об остальных. Евгения Борисовна устроила форменный допрос Михаилу – не зря же она организовала этот совместный обед…
– Вы, я вижу по обручальному кольцу, женаты?!
– Да, уже больше года…
– Чем жена занимается?
– Сидит с дочкой дома…
– Кто она по профессии?
– Без года экономист.
– Как это?
– За год до окончания взяла академотпуск…
– Как можно жить на зарплату начинающего следователя в наше время?!
– Не забывайте, что мы живем в селе, у нас тридцать соток земли, сад, теплица…
– Рабский труд!
– Труд на себя не может быть рабским.
– Можно заработать больше другим способом. Нам нужно развивать агентскую сеть в селах… Пусть идет к нам страховым агентом. Режим работы свободный, оплата сдельная… За три часа и не каждый день она заработает больше, чем муж за свои ежедневные десять часов…
– Чтобы заработать у вас много, нужно обмануть многих людей. Не забывайте, деревня – не город, у нас все знают друг друга. Потом многие годы нужно будет смотреть в глаза обкраденным с твоей помощью людям…
– Смотрите на вещи проще. Мне их не жалко. Они хотят много заработать, так пусть думают, что делают… К нам идут не те, у которых нет на кусок хлеба. Несут не последнее… Кто раньше вступает в игру, тот успеет заработать… Будут и такие в селе. На них и нужно ссылаться…
– Это близорукая политика. В социальном обвале, который сейчас происходит, многие карабкаются по головам, чтобы оказаться наверху… Как всегда при любой панике страдают, прежде всего, старики и дети…
– Ну, наши дети, слава Богу, от этого застрахованы…
– Не думаю! Нравственный распад бумерангом ударит и по ним. Не защитят ни собаки, ни личная охрана…
– Один мой знакомый, – включился в разговор Грибов, – собирался купить “Вольво”, но в самый последний момент передумал и купил “Москвич”. Случай подсказал – его соседу изувечили “Рено”, да и ГАИ охотится за иномарками особенно рьяно…
– Это мелочи быта – отпарировала Евгения Борисовна.
– А вы не боитесь новых большевистских комиссаров, новой экспроприации?
– Волков бояться – в лес не ходить!
– Я все понял, вы – сторонник естественного отбора и в человеческом обществе…
– Не думайте, что вы задели за живое или обдели. Да, я считаю, что слабаки должны уйти… Хоть в мир иной. Как поется, пусть неудачник плачет…
Девушка с кофе своим появлением прервала дискуссию как раз вовремя.
– Счет, пожалуйста! Сегодня плачу я! – провозгласила Евгения Борисовна.
– Это невозможно! Мне отдельный счет! – вмешался Михаил.
– Евгения Борисовна! Разве сегодня ваш день рождения?! Насколько я помню, он в июле… Подождите еще немного… – рассмеялся Грибов.
Американец и Ротастик переглядывались, ничего не понимая, но на всякий случай тоже улыбались.
Евгения Борисовна выполнила свое обещание и после обеда Михаил получил подборку документов.
Нужно было сделать копии, и Ротастик проводила Михаила в отдел информации. Небольшая комната на пять или шесть рабочих столов была заставлена ксероксами, компьютерами, факсами… Девушка-оператор принялась за копирование, а Михаил от нечего делать стал наблюдать за тихо стрекочущим аппаратом на столе. Это был факс, из которого выходила непрерывная бумажная лента. Длинный ее язык сползал вниз, лизал паркетный пол и сворачивался опять в рыхлый рулон. Невольно он стал читать вытекающий строка за строкой текст…
Это были проекты постановлений Кабинета Министров. Странно! Какое имеет отношение страховая фирма к канцелярии Кабинета Министров? Нужно будет спросить у Грибова…
Грибов охотно разъяснил: чиновники из канцелярии Президента, Кабинета Министров и других правительственных контор торгуют информацией, которая может пригодиться бизнесменам, чтобы заработать или избежать потерь в условиях непредсказуемого законотворчества. Фирма “ДиП” непрерывно получает данные через киевскую фирму-посредника.
– А что здесь делает американец? – в конце разговора спросил Михаил то, что хотел спросить еще во время обеда.
– Учит нас страховому делу.
– По собственной инициативе или как?
– Один из международных фондов финансирует исследования по страхованию и развитие его в странах Восточной Европы.
– Он ученый?
– Нет. Он бизнесмен. Владеет небольшой страховой фирмой в Атланте. Познакомился в Нью-Йорке на каком-то семинаре по страхованию с нашим председателем правления. Фонд выделил деньги и направил его на полгода к нам…
– Ну и как результат? Научил он вас работать?
– Легче марсианина научить плавать в воде, которую тот никогда не видел… Полная несовместимость законодательной системы у них и у нас… Что у них можно, у нас нельзя, и наоборот… Он через месяц уезжает. По его словам, он в ужасе от трех вещей: уборных, жирной пищи и законодательства…
– И какие он при этом сделал выводы?
– Что наше государство не готово еще для восприятия западных технологий и западных инвестиций: технологии будут дискредитированы, а инвестиции проедены и разворованы…
– Он не дурак, этот американец!
– Он из бедной семьи, вырос без отца и пробивался сам. До сих пор не женат… Он вообще не понимает, как мы, по его словам, очень хорошие и умные люди, можем так плохо жить!
– У моей бабушки есть любимая поговорка: “Ох, Иван, почему ты такой глупый? Потому, что бедный! А почему бедный? Да потому, что глупый!”. Он явно преувеличивает наш ум…
– Да, разорвать этот круг не просто…
На прощание Грибов посоветовал Михаилу проверить не только расчетный счет, но и депозитные счета колхоза в банках. А в тех банках, где будут счета колхоза, просмотреть список фирм, которые получали крупные кредиты, и установить, нет ли от этих фирм выхода на руководство колхоза. Он объяснил Михаилу, как действует один из механизмов неподсудного воровства государственных средств с использованием депозитов и кредитов.
Михаил поспешил на автовокзал. Он хотел заночевать в знакомой гостинице ГорУВД и получить информацию о Музыченко в отделе Тризны утром в начале рабочего дня, когда Вячеслава Тризну и его сотрудников легче застать.
Глава 10. Срыв
– Я проведу вас к заместителю директора, он ответит на все вопросы…
Заместитель оказался также высоким, жизнерадостным, одетым в серый импортный костюм мужчиной около сорока лет.
– Грибов, Вадим. Заместитель директора по экономике, – представился он, вставая, и протянул руку, после того как Ротастик представила Михаила.
Михаил пожал крепкую руку и сел на предложенный стул. Ротастик незаметно растаяла в отличие от чеширского кота вместе с улыбкой…
Серые глаза под высоким лбом Грибова струились добродушием:
– С его стороны, – он кивнул в направлении кабинета председателя, – это неосмотрительно. Ведь я работаю предпоследний день…
– Отпуск? Командировка? – уточнил Михаил.
– Ухожу из фирмы совсем… Мало ли что могу наговорить вам…
– Вероятно, он рассчитывал, что вы меня “элегантно” отошьете… Кому хочется иметь дело с прокуратурой в предпоследний день…
– Кстати, где вы учились?
– Здесь на юрфаке. Окончил в прошлом году…
– Сейчас шутят: на “факе юр”… Мой выпуск на десять лет раньше. У вас преподавал Свирский?
– Да, но он уже ушел из университета… На прощание прочитал нам в ресторане лекцию по теории взяток.
– Мы учились в одной группе и защищались на кафедре хозяйственного права. Он остался на кафедре, а я распределился в Госстрах. Мы даже в аспирантуре учились вместе, правда, он защитил диссертацию на два года раньше… Извините, увлекся воспоминаниями…
– Вы переквалифицировались из юриста в экономисты?
– Не совсем так? Но у меня есть диплом экономиста. Учился заочно на экономическом факультете. Нельзя серьезно заниматься хозяйственным правом без глубоких знаний экономики… Вот, теперь мы отвлеклись по вашей вине… – улыбнулся Грибов. – Давайте, я приглашу начальника сельхозотдела, и вы при мне зададите ей интересующие вас вопросы…
– Здравствуйте, Михаил Егорович! Давно вас ждем, – с порога заявила черноволосая и черноглазая женщина неопределенного возраста. Она ко всему была в шикарном бархатном платье, вышитом черным и золотистым бисером. Золотой кулон в форме православного креста стыдливо прикрывал глубокий вырез платья на груди.
– Здравствуйте! – ответил Михаил и поднялся со стула. – К сожалению, мы не знакомы…
– Зато я вас знаю! Костенко Евгения Борисовна, начальник отдела страхования предприятий сельскохозяйственных отраслей…, короче, сельхозотдела.
– Очень приятно!
– Надеюсь, у нас тоже неприятностей не будет, – улыбнулась золотой улыбкой Евгения Борисовна. – Что вас интересует?
Манера говорить и жестикуляция выдавали в ней бойкую женщину. Теперь Михаил рассмотрел ее лучше. Сорок или слегка за сорок, определил он. Лицо могло быть привлекательным, если бы не тяжелый подбородок и жесткий взгляд.
– Мне нужны заверенные копии всех договоров с колхозом “Родина” и других документов: платежных поручений, актов, страховых полисов…
– За какой период?
– Всех, значит, за все время существования фирмы.
– Это будет не скоро…
– Когда?
– Через час-полтора…
– Вас это устроит? – спросил Грибов Михаила.
– Через час устроит, – ответил тот.
– Евгения Борисовна, постарайтесь через час. Вы сами назвали срок…
– Если Евгения Борисовна сказала, значит будет. Вы ее знаете… – ответила Костенко, назвав себя в третьем лице, и сделала вид, что сомнения в ее возможностях ее обидели.
– А мы успеем пообедать. Вы не возражаете? – обратился Грибов к Михаилу.
– Нет, конечно, – ответил Михаил.
– Отдам распоряжения и присоединюсь к вам, если вы оба не возражаете, – обратилась к мужчинам Евгения Борисовна.
– Не возражаем! С превеликим удовольствием! Окажите честь! – в один голос замельтешили мужчины.
– Ценный для фирмы кадр, – пояснил Грибов, когда за женщиной закрылась дверь. – Она до этого работала в областном Агропроме по снабжению. Знает почти всех руководителей хозяйств… И они ее знают.
– А почему вы уходите? Если, конечно, можно…
– Почему же? Можно… Не согласен с политикой фирмы…
– Догадываюсь!
– В самом деле?!
– Нормальная стратегия фирмы должна учитывать общую экономическую перспективу государства… Что это за страхование от инфляции, да еще под абсурдно большой процент?! Все мы знаем, что инфляция генерируется правительством. Завтра из-за политических соображений задержат повышение тарифов, пенсий и окладов, то есть остановят печатный станок и инфляция упадет в десять раз… Тогда через два-три месяца фирмы, рассчитывающие на инфляцию, начнут лопаться как мыльные пузыри…
– Прекрасно! Вы все понимаете правильно… А теперь представьте себе, что люди это знают и, тем не менее, принимают такое решение…
– Значит, их личным планам банкротство фирмы не угрожает…
– Правильно! А фантастический процент, который они обещают клиентам, позволит сорвать приличный куш… Верхушка также вложила свои деньги и деньги родственников. Они успеют их вытащить перед тем, как все рухнет… Потом, председатель владеет привилегированными акциями, далее, его контракт с правлением предусматривает выплату кроме оклада еще процента от прибыли в качестве премии…
– Опять будут обобраны тысячи клиентов…
– Миллионы! Только наша фирма, включая все филиалы, имеет около миллиона клиентов. Страховое дело будет дискредитировано в глазах населения. А ведь страхование является величайшим изобретением цивилизации. Чем лучше развито страхование в стране, тем выше социальная защита и стабильность общества…
– А вы не пытались поделиться своими мыслями с общественностью через прессу?
– Пока я работаю на фирме, этика мне не позволяет это сделать. Я пытался изменить политику нашей фирмы. Если бы мне удалось, тогда бы я мог выступить и в прессе… Очень осторожно, как бы с разъяснением стратегии фирмы, хотя и это очень рискованно… Выражаясь картежным жаргоном, на кон поставлены большие деньги, а где большие деньги, там человеческая жизнь не стоит копейки…
– Еще один нескромный вопрос: чем вы собираетесь заниматься?
– Открываю свою страховую фирму… Не удивляйтесь! Я влюблен в это дело. Моя кандидатская диссертация посвящена проблеме страхования при социализме. Была тогда такая теория, что социализму не нужно страхование. В действительности страхование это один из механизмов саморегулирования в обществе, оно увеличивает запас прочности и делает личность более свободной, более защищенной, менее зависимой от государства. Для этого случая созданы красивые математические модели… Страхование также хороший объект для кибернетики… Но это другой разговор… Так вот, советским чиновникам в тоталитарном государстве такая независимость была не нужна. Поэтому Госстрах влачил жалкое существование по сравнению с системой страхования любой развитой страны…
– Но как сохранить страховой фонд в условиях инфляции и падения производства?
– Михаил Егорович, вы мне определенно нравитесь! Бросьте своих уголовников и займитесь наукой. Я ведь еще преподаю в университете и не расстался с мечтой о докторской диссертации… Мне нужны толковые помощники. Через год-два работы ассистентом на кафедре поступите в аспирантуру… А как у вас с математикой?
– Учителя прочили мехмат…
– Как раз то, что нужно!
– А почему вы не посвятите себя науке целиком?
– По той же самой причине! Не хочу зависеть от университетских чиновников… И еще, парадокс, но здесь у меня не меньше времени для занятий наукой, чем на кафедре, где нужна большая учебная нагрузка, чтобы заработать на жизнь… Кстати, фирма покупает литературы по страхованию и смежным вопросам гораздо больше, чем университетская библиотека, чей нищенский бюджет нужно разделить на тысячу научных направлений…
– Вы так и не ответили, как собираетесь сохранить страховой фонд. Или это коммерческая тайна?
– Никакой тайны! Уверен, что вы это тоже знаете. Правда ведь?!
– Нужно подумать? … Во-первых, страховые фонды держать в надежных банках на депозитных счетах, чтобы процент перекрывал инфляцию. Во-вторых, нужно выбрать те виды страхования, где естественно короткий срок действия страхового полиса… Перевозка грузов, пассажиров, … краткосрочные кредиты…
– Прекрасно! Еще раз говорю, приходите ко мне работать…, – с улыбкой, но вполне серьезно предложил Грибов.
– Предлагаете взятку следователю! – пошутила Евгения Борисовна, влетая в комнату. – Однако оставайтесь с нами, мы в состоянии заплатить больше.
Это уже была не шутка, а откровенный, можно сказать даже грубый намек.
– Так вы едете обедать? Если не возражаете, сегодня везу я… – и она пошла к выходу, а мужчины за ней.
Возле автомобиля Евгении Борисовны, большого японского джипа (“Потянет на тридцать тысяч долларов” – отметил Михаил), их ожидала еще одна пара: Ротастик и приятный мужчина лет сорока, тоже одетый с заграничным лоском. Картину портила спортивная шапочка натянутая на уши и варежки на руках.
“Странный тип, в конце марта – в варежках”, – подумал Михаил и вдруг тот заговорил на английском языке. Михаил читал на английском кое-как, а устную речь вообще воспринимал плохо. Ротастик что-то отвечала. Грибов тоже вставил короткую фразу. Из всего Михаил только понял несколько раз произнесенное слово “бетсдей” – день рождения. Они его праздновали или собирались праздновать… Грибов, иностранец и Ротастик сели на заднее сидение, Михаил ехал рядом с Евгенией Борисовной, которая вела машину и вела очень лихо. Уж об этом Михаил мог судить вполне профессионально.
Они ехали недолго и остановились в знакомом месте. Михаил учился в этом городе пять лет и хорошо знал эту столовку с хлебным названием “Колос”.
Но как все изменилось! Цоколь дома облицован черным мрамором, серые мраморные ступеньки и черная с бронзовыми украшениями дверь. Внутреннее устройство заведения изменилось еще больше. Кухня от зала отделялась теперь легкой стеклянной перегородкой. За стеклом двигались повара в ослепительно белых халатах и колпаках. Дубовые резные кресла и массивные столы на восемь персон, покрытые белоснежными скатертями, белый с никелем пластик колонн и стен…
“Какая все-таки мощная вещь – частная инициатива, – подумал Михаил. – Если ее запрячь в прочную узду закона и нравственности, может вывезти страну из нищеты за пять-шесть лет… Они даже не изменили название, оставили “Колос”, который знает весь город”.
Посетителей было много, но им как постоянным клиентам держали свободный стол.
Михаил заказывал как гость после Ротастика. Он остановил свой выбор на бульоне и отварной говядине с рисом. Остальные заказали свиные отбивные с картофельным пюре.
Девушка-официант удалилась. Посетители возобновили разговор. Американец Тимоти Якобсон, их успели представить друг другу, сидел напротив и теперь Михаил смог определить причину его странной манеры одеваться. Уши его были распухшие, с вишневым оттенком, – еще не отошли полностью после обморожения, а кожа рук была обветрена до трещин. “Цыпки” – знакомая с детства вещь. Грибов по поводу рук Тимоти пошутил, что тот стал жертвой американской чистоплотности – слишком часто мыл руки с мылом и ходил без перчаток при нашей морозной и ветреной зиме, пока Лена, так звали Ротастика, не связала ему варежки.
Когда подали отбивные, за столом прозвучала, очевидно, старая шутка, которую повторили для Михаила, что отбивные маловаты и не могут соперничать с ушами Тимоти. Тимоти хохотал громче всех, демонстрируя безукоризненные зубы. Ему переводила Ротастик прямо в пухлое ухо – еще немного и поцелует…
Перед кофе беседующие разделились на две группы. Тимоти и Ротастик перешли на тихую интимную беседу и забыли об остальных. Евгения Борисовна устроила форменный допрос Михаилу – не зря же она организовала этот совместный обед…
– Вы, я вижу по обручальному кольцу, женаты?!
– Да, уже больше года…
– Чем жена занимается?
– Сидит с дочкой дома…
– Кто она по профессии?
– Без года экономист.
– Как это?
– За год до окончания взяла академотпуск…
– Как можно жить на зарплату начинающего следователя в наше время?!
– Не забывайте, что мы живем в селе, у нас тридцать соток земли, сад, теплица…
– Рабский труд!
– Труд на себя не может быть рабским.
– Можно заработать больше другим способом. Нам нужно развивать агентскую сеть в селах… Пусть идет к нам страховым агентом. Режим работы свободный, оплата сдельная… За три часа и не каждый день она заработает больше, чем муж за свои ежедневные десять часов…
– Чтобы заработать у вас много, нужно обмануть многих людей. Не забывайте, деревня – не город, у нас все знают друг друга. Потом многие годы нужно будет смотреть в глаза обкраденным с твоей помощью людям…
– Смотрите на вещи проще. Мне их не жалко. Они хотят много заработать, так пусть думают, что делают… К нам идут не те, у которых нет на кусок хлеба. Несут не последнее… Кто раньше вступает в игру, тот успеет заработать… Будут и такие в селе. На них и нужно ссылаться…
– Это близорукая политика. В социальном обвале, который сейчас происходит, многие карабкаются по головам, чтобы оказаться наверху… Как всегда при любой панике страдают, прежде всего, старики и дети…
– Ну, наши дети, слава Богу, от этого застрахованы…
– Не думаю! Нравственный распад бумерангом ударит и по ним. Не защитят ни собаки, ни личная охрана…
– Один мой знакомый, – включился в разговор Грибов, – собирался купить “Вольво”, но в самый последний момент передумал и купил “Москвич”. Случай подсказал – его соседу изувечили “Рено”, да и ГАИ охотится за иномарками особенно рьяно…
– Это мелочи быта – отпарировала Евгения Борисовна.
– А вы не боитесь новых большевистских комиссаров, новой экспроприации?
– Волков бояться – в лес не ходить!
– Я все понял, вы – сторонник естественного отбора и в человеческом обществе…
– Не думайте, что вы задели за живое или обдели. Да, я считаю, что слабаки должны уйти… Хоть в мир иной. Как поется, пусть неудачник плачет…
Девушка с кофе своим появлением прервала дискуссию как раз вовремя.
– Счет, пожалуйста! Сегодня плачу я! – провозгласила Евгения Борисовна.
– Это невозможно! Мне отдельный счет! – вмешался Михаил.
– Евгения Борисовна! Разве сегодня ваш день рождения?! Насколько я помню, он в июле… Подождите еще немного… – рассмеялся Грибов.
Американец и Ротастик переглядывались, ничего не понимая, но на всякий случай тоже улыбались.
Евгения Борисовна выполнила свое обещание и после обеда Михаил получил подборку документов.
Нужно было сделать копии, и Ротастик проводила Михаила в отдел информации. Небольшая комната на пять или шесть рабочих столов была заставлена ксероксами, компьютерами, факсами… Девушка-оператор принялась за копирование, а Михаил от нечего делать стал наблюдать за тихо стрекочущим аппаратом на столе. Это был факс, из которого выходила непрерывная бумажная лента. Длинный ее язык сползал вниз, лизал паркетный пол и сворачивался опять в рыхлый рулон. Невольно он стал читать вытекающий строка за строкой текст…
Это были проекты постановлений Кабинета Министров. Странно! Какое имеет отношение страховая фирма к канцелярии Кабинета Министров? Нужно будет спросить у Грибова…
Грибов охотно разъяснил: чиновники из канцелярии Президента, Кабинета Министров и других правительственных контор торгуют информацией, которая может пригодиться бизнесменам, чтобы заработать или избежать потерь в условиях непредсказуемого законотворчества. Фирма “ДиП” непрерывно получает данные через киевскую фирму-посредника.
– А что здесь делает американец? – в конце разговора спросил Михаил то, что хотел спросить еще во время обеда.
– Учит нас страховому делу.
– По собственной инициативе или как?
– Один из международных фондов финансирует исследования по страхованию и развитие его в странах Восточной Европы.
– Он ученый?
– Нет. Он бизнесмен. Владеет небольшой страховой фирмой в Атланте. Познакомился в Нью-Йорке на каком-то семинаре по страхованию с нашим председателем правления. Фонд выделил деньги и направил его на полгода к нам…
– Ну и как результат? Научил он вас работать?
– Легче марсианина научить плавать в воде, которую тот никогда не видел… Полная несовместимость законодательной системы у них и у нас… Что у них можно, у нас нельзя, и наоборот… Он через месяц уезжает. По его словам, он в ужасе от трех вещей: уборных, жирной пищи и законодательства…
– И какие он при этом сделал выводы?
– Что наше государство не готово еще для восприятия западных технологий и западных инвестиций: технологии будут дискредитированы, а инвестиции проедены и разворованы…
– Он не дурак, этот американец!
– Он из бедной семьи, вырос без отца и пробивался сам. До сих пор не женат… Он вообще не понимает, как мы, по его словам, очень хорошие и умные люди, можем так плохо жить!
– У моей бабушки есть любимая поговорка: “Ох, Иван, почему ты такой глупый? Потому, что бедный! А почему бедный? Да потому, что глупый!”. Он явно преувеличивает наш ум…
– Да, разорвать этот круг не просто…
На прощание Грибов посоветовал Михаилу проверить не только расчетный счет, но и депозитные счета колхоза в банках. А в тех банках, где будут счета колхоза, просмотреть список фирм, которые получали крупные кредиты, и установить, нет ли от этих фирм выхода на руководство колхоза. Он объяснил Михаилу, как действует один из механизмов неподсудного воровства государственных средств с использованием депозитов и кредитов.
Михаил поспешил на автовокзал. Он хотел заночевать в знакомой гостинице ГорУВД и получить информацию о Музыченко в отделе Тризны утром в начале рабочего дня, когда Вячеслава Тризну и его сотрудников легче застать.
Глава 10. Срыв
Круглое лицо Вячеслава Тризны распахнулось приветливой улыбкой, когда он утром пожимал руку Михаила. Еще не было девяти, но сотрудники отдела уже толпились в кабинете.
– Твой подопечный, если не Джек Потрошитель, то Казанова точно, – такими словами под смех сотрудников вместо приветствия встретил Михаила Тризна. – Поговорим сначала, а потом посмотришь материалы?
– Нет. Лучше наоборот…
– Фоменко, доложи Мише результаты, только не здесь… А я проведу оперативку…
Фоменко доложил коротко: в картотеках не значится, в обществе наркоманов и картежников не заметили, а вот в обществе девицы… Он протянул Михаилу с десяток снимков. Музыченко, высокий стройный и довольно фотогеничный парень, перед кинотеатром с девушкой, вот он ее целует на автобусной остановке, вот они млеют почти рот в рот в салоне автобуса, вот девица крупным планом одна… Длинные тонкие слегка кривоватые ноги, простое лицо, но агрессивный макияж. Одета дорого, но как-то стандартно: кожаная куртка, лосины, сапоги до колен. Заурядная девушка, рядом с Марией внешне просто посредственность.
– Личность установили?
– Лидия Щербак, тоже студентка факультета иностранных языков, только на два курса моложе.
– Фамилия знакомая…
– Да, племянница мэра города. Живет в общежитии в отдельной комнате. Родители ее живут в областном центре. Папа начальник отдела облисполкома. Поэтому просьба, с фотографиями обращаться осторожно…
– Понятно! Что еще?
– Один раз он был у нее в комнате, сразу после занятий, потом поехал к Корецкой. С Корецкой в городе его не видели.
Михаил отыскал Музыченко через деканат и вызвал на беседу прямо во время занятий. Вблизи он оказался не таким привлекательным, как на фотографиях. Ростом ниже, чем ожидалось, редкие зубы, на щеках и лбу неровная угреватая кожа. Нет, он был в целом симпатичным парнем и прыщи его не особенно портили: красивый нос, серые глаза и хорошо вылепленные губы доминировали на лице. Он сидел в тонком красном свитере под горло, откинувшись на спинку лавки. Черную кожаную куртку и сумку он небрежно бросил на стол.
Музыченко был несколько растерян в начале разговора, после того как узнал, кем является Михаил и зачем он его вытащил из аудитории. Потом успокоился и обрел уверенность.
– Когда вы возвратились из хутора в город 29 февраля, в субботу?
– Не помню!
– Вы должны вспомнить… Вам потребуется алиби на время, когда была убита бабушка Марии.
– Спросите Марию!
– Ответ Марии нам известен, очередь за вами…
– А если я не буду отвечать?
– Я вернусь с ордером на задержание и семьдесят два часа мы будем говорить в КПЗ…
– У вас нет оснований!
– У нас их достаточно, чтобы прокурор подписал ордер на арест, а потом посмотрим…
Михаил сделал паузу, чтобы Музыченко проникся ситуацией, в которой мог оказаться.
– Я скажу, только это будет мужской разговор, между нами.
– Ничего обещать не могу…
– Но это касается третьего лица, которое вообще ни при чем.
– Этого лица? – Михаил показал фотографию, где Лидия была одна. Остальные фотографии он решил не показывать, если не возникнет в том необходимость.
– Да? – Музыченко слегка порозовел и, на удивление, его уверенность в себе возросла. Наверное, разрешилась дилемма: сказать или не сказать.
– Так когда вы вернулись в город?
– В полчетвертого.
– Это точно?
– Я слежу за временем!
“Тоже мне Труфальдино!” – подумал со злостью Михаил. Злость это лишнее в данном случае.
– Когда вы приехали на квартиру к Марии?
– Около семи?
– Где были три с половиной часа?
– У Лидии в общежитии…
– Мы проверим…
– Не нужно! Она подтвердит, у нас с ней все серьезно.
– А с Марией?
Музыченко растянул губы в циничной улыбке, возможно, она показалась такой Михаилу.
– Видите ли, мне нужен регулярный секс из—за…, – он потрогал прыщики на щеке. – Врач рекомендовал…
– А он не рекомендовал обыкновенное переливание крови?
– Ха! Так за это сейчас нужно платить! А так полезное с приятным…, – почти похабная улыбка не сходила с его лица.
– Вас не смущает, что вы используете другого человека как что-то вроде косметического средства?
– Ха! Так ей тоже нравится процесс…
– Возможно, она рассчитывает на большее, например, что вы женитесь на ней.
– Что я идиот, чтобы похоронить себя на хуторе с этой деревенской курочкой?!
– Ваш уход ее травмирует…
– Это будет через полгода. Еще есть время. Я проведу такую психологическую подготовку, что она будет просто рада и счастлива…
– Вы просто упиваетесь своим цинизмом! – не выдержал Михаил, – А если Мария узнает содержание этого разговора?
– Что-нибудь придумаю, она поверит… А что ты так за нее волнуешься? Понравилась?! Можешь трахнуть, я не возражаю… Она не откажет, если взять за ягодицы… Ха-ха-ха!
Михаил едва сдерживался, чтобы не стукнуть его и не вырубить на часок.
– Жаль, что процессуальный кодекс запрещает мне превратить твой нос в свиное рыло. Я бы это сделал одним ударом! – Михаил не сдержался и ребрами ладоней ударил Музыченко по плечевым нервным узлам у основания обоих рук. Михаил знал, что минут десять тот не будет владеть руками. Он оставил Музыченко с перекошенным от страха и боли лицом, одного в пустой аудитории.
В коридоре Михаил достал из папки диктофон, отыскал и тут же стер свою последнюю фразу. Потом после записи следующей беседы, это сделать гораздо труднее…
Сатарова он отыскал в магазине автозапчастей, которым тот владел. Михаил не надеялся услышать что-нибудь интересное.
– Расскажите о вашем конфликте с Алевтиной Петровной Корецкой, вашей бывшей соседкой на хуторе.
– Какой там конфликт! Просто недоразумение… Мы приехали из Баку. Жена у меня здешняя…
– Почему уехали из Баку?
Сатаров замялся:
– Ну, сами понимаете! Возникли проблемы из-за смешанного брака…
– Понятно!
– Вам все тонкости понять трудно… Нам ничего не угрожало, но кое-что меня обижало…
– Продолжайте!
– Купил я дом и участок на хуторе из-за братьев. В Баку картошка дорогая. Мы ее с женой сажаем, потом пропалываем, ну и так далее… А осенью братья ее выкапывают и везут в Баку. Разве это запрещено?
– Нет. Так в чем недоразумение?
– В первый год я не предупредил соседку, что приедут братья. Она устроила скандал и прогнала их с участка. Пришлось мне ехать и все улаживать… извиняться. Проявила бдительность, так сказать… Благодарить нужно… Правда, братья сильно расстроились, а потом, когда поняли, смеялись… Они плохо понимают по-русски… Это я выучил, когда учился в Москве, где и познакомился с будущей женой…
– Спасибо! Извините за беспокойство!
– Какое беспокойство?! Такая трагедия… Нужно найти виновника!
По дороге домой Михаил загрустил. Похоже, он не успеет закончить дело Корецкой в срок и Сафонов на нем отыграется. Будет повод. Однако не это беспокоило Михаила. Его беспокоило отсутствие идей, тупик. Фактически все варианты отпали. Он отказывался признавать “немецкий” вариант реальным. Поиски бывшей жены Гавриленко также не проходили в категорию важных, тем более, решающих следственных действий. Были бы стоящие идеи, он раскрыл бы это преступление рано или поздно… Пусть даже на неделю позже установленного срока. Скорее всего, что-то он просмотрел. Может быть, не нужно торопиться вычеркивать Музыченко из списка. Поговорить с этой девушкой Лидой, рассказать ей о Марии. Возможно, в таком случае она не станет прикрывать “двоеженца”. Нужно еще раз прослушать записи бесед, нужно еще раз съездить на хутор, наконец, нужно как следует напрячь “серое вещество” и доказать себе и другим, что оно у него не такое уж серое.
– Твой подопечный, если не Джек Потрошитель, то Казанова точно, – такими словами под смех сотрудников вместо приветствия встретил Михаила Тризна. – Поговорим сначала, а потом посмотришь материалы?
– Нет. Лучше наоборот…
– Фоменко, доложи Мише результаты, только не здесь… А я проведу оперативку…
Фоменко доложил коротко: в картотеках не значится, в обществе наркоманов и картежников не заметили, а вот в обществе девицы… Он протянул Михаилу с десяток снимков. Музыченко, высокий стройный и довольно фотогеничный парень, перед кинотеатром с девушкой, вот он ее целует на автобусной остановке, вот они млеют почти рот в рот в салоне автобуса, вот девица крупным планом одна… Длинные тонкие слегка кривоватые ноги, простое лицо, но агрессивный макияж. Одета дорого, но как-то стандартно: кожаная куртка, лосины, сапоги до колен. Заурядная девушка, рядом с Марией внешне просто посредственность.
– Личность установили?
– Лидия Щербак, тоже студентка факультета иностранных языков, только на два курса моложе.
– Фамилия знакомая…
– Да, племянница мэра города. Живет в общежитии в отдельной комнате. Родители ее живут в областном центре. Папа начальник отдела облисполкома. Поэтому просьба, с фотографиями обращаться осторожно…
– Понятно! Что еще?
– Один раз он был у нее в комнате, сразу после занятий, потом поехал к Корецкой. С Корецкой в городе его не видели.
Михаил отыскал Музыченко через деканат и вызвал на беседу прямо во время занятий. Вблизи он оказался не таким привлекательным, как на фотографиях. Ростом ниже, чем ожидалось, редкие зубы, на щеках и лбу неровная угреватая кожа. Нет, он был в целом симпатичным парнем и прыщи его не особенно портили: красивый нос, серые глаза и хорошо вылепленные губы доминировали на лице. Он сидел в тонком красном свитере под горло, откинувшись на спинку лавки. Черную кожаную куртку и сумку он небрежно бросил на стол.
Музыченко был несколько растерян в начале разговора, после того как узнал, кем является Михаил и зачем он его вытащил из аудитории. Потом успокоился и обрел уверенность.
– Когда вы возвратились из хутора в город 29 февраля, в субботу?
– Не помню!
– Вы должны вспомнить… Вам потребуется алиби на время, когда была убита бабушка Марии.
– Спросите Марию!
– Ответ Марии нам известен, очередь за вами…
– А если я не буду отвечать?
– Я вернусь с ордером на задержание и семьдесят два часа мы будем говорить в КПЗ…
– У вас нет оснований!
– У нас их достаточно, чтобы прокурор подписал ордер на арест, а потом посмотрим…
Михаил сделал паузу, чтобы Музыченко проникся ситуацией, в которой мог оказаться.
– Я скажу, только это будет мужской разговор, между нами.
– Ничего обещать не могу…
– Но это касается третьего лица, которое вообще ни при чем.
– Этого лица? – Михаил показал фотографию, где Лидия была одна. Остальные фотографии он решил не показывать, если не возникнет в том необходимость.
– Да? – Музыченко слегка порозовел и, на удивление, его уверенность в себе возросла. Наверное, разрешилась дилемма: сказать или не сказать.
– Так когда вы вернулись в город?
– В полчетвертого.
– Это точно?
– Я слежу за временем!
“Тоже мне Труфальдино!” – подумал со злостью Михаил. Злость это лишнее в данном случае.
– Когда вы приехали на квартиру к Марии?
– Около семи?
– Где были три с половиной часа?
– У Лидии в общежитии…
– Мы проверим…
– Не нужно! Она подтвердит, у нас с ней все серьезно.
– А с Марией?
Музыченко растянул губы в циничной улыбке, возможно, она показалась такой Михаилу.
– Видите ли, мне нужен регулярный секс из—за…, – он потрогал прыщики на щеке. – Врач рекомендовал…
– А он не рекомендовал обыкновенное переливание крови?
– Ха! Так за это сейчас нужно платить! А так полезное с приятным…, – почти похабная улыбка не сходила с его лица.
– Вас не смущает, что вы используете другого человека как что-то вроде косметического средства?
– Ха! Так ей тоже нравится процесс…
– Возможно, она рассчитывает на большее, например, что вы женитесь на ней.
– Что я идиот, чтобы похоронить себя на хуторе с этой деревенской курочкой?!
– Ваш уход ее травмирует…
– Это будет через полгода. Еще есть время. Я проведу такую психологическую подготовку, что она будет просто рада и счастлива…
– Вы просто упиваетесь своим цинизмом! – не выдержал Михаил, – А если Мария узнает содержание этого разговора?
– Что-нибудь придумаю, она поверит… А что ты так за нее волнуешься? Понравилась?! Можешь трахнуть, я не возражаю… Она не откажет, если взять за ягодицы… Ха-ха-ха!
Михаил едва сдерживался, чтобы не стукнуть его и не вырубить на часок.
– Жаль, что процессуальный кодекс запрещает мне превратить твой нос в свиное рыло. Я бы это сделал одним ударом! – Михаил не сдержался и ребрами ладоней ударил Музыченко по плечевым нервным узлам у основания обоих рук. Михаил знал, что минут десять тот не будет владеть руками. Он оставил Музыченко с перекошенным от страха и боли лицом, одного в пустой аудитории.
В коридоре Михаил достал из папки диктофон, отыскал и тут же стер свою последнюю фразу. Потом после записи следующей беседы, это сделать гораздо труднее…
Сатарова он отыскал в магазине автозапчастей, которым тот владел. Михаил не надеялся услышать что-нибудь интересное.
– Расскажите о вашем конфликте с Алевтиной Петровной Корецкой, вашей бывшей соседкой на хуторе.
– Какой там конфликт! Просто недоразумение… Мы приехали из Баку. Жена у меня здешняя…
– Почему уехали из Баку?
Сатаров замялся:
– Ну, сами понимаете! Возникли проблемы из-за смешанного брака…
– Понятно!
– Вам все тонкости понять трудно… Нам ничего не угрожало, но кое-что меня обижало…
– Продолжайте!
– Купил я дом и участок на хуторе из-за братьев. В Баку картошка дорогая. Мы ее с женой сажаем, потом пропалываем, ну и так далее… А осенью братья ее выкапывают и везут в Баку. Разве это запрещено?
– Нет. Так в чем недоразумение?
– В первый год я не предупредил соседку, что приедут братья. Она устроила скандал и прогнала их с участка. Пришлось мне ехать и все улаживать… извиняться. Проявила бдительность, так сказать… Благодарить нужно… Правда, братья сильно расстроились, а потом, когда поняли, смеялись… Они плохо понимают по-русски… Это я выучил, когда учился в Москве, где и познакомился с будущей женой…
– Спасибо! Извините за беспокойство!
– Какое беспокойство?! Такая трагедия… Нужно найти виновника!
По дороге домой Михаил загрустил. Похоже, он не успеет закончить дело Корецкой в срок и Сафонов на нем отыграется. Будет повод. Однако не это беспокоило Михаила. Его беспокоило отсутствие идей, тупик. Фактически все варианты отпали. Он отказывался признавать “немецкий” вариант реальным. Поиски бывшей жены Гавриленко также не проходили в категорию важных, тем более, решающих следственных действий. Были бы стоящие идеи, он раскрыл бы это преступление рано или поздно… Пусть даже на неделю позже установленного срока. Скорее всего, что-то он просмотрел. Может быть, не нужно торопиться вычеркивать Музыченко из списка. Поговорить с этой девушкой Лидой, рассказать ей о Марии. Возможно, в таком случае она не станет прикрывать “двоеженца”. Нужно еще раз прослушать записи бесед, нужно еще раз съездить на хутор, наконец, нужно как следует напрячь “серое вещество” и доказать себе и другим, что оно у него не такое уж серое.