Страница:
Я улыбнулся.
Потом Ленка сказала, с грустью уставившись в окно:
— Сережка обо мне, наверное, и не вспоминает.
— Сережка — это твой парень? — спросил я.
Лена кивнула и вдруг засмеялась, обнажив ровные белоснежные зубы:
— Хочешь, покажу его фотографию?
Не дождавшись ответа, она сняла с верхней полки сумку, порылась в переднем кармане и извлекла смятую глянцевую фотку. Протянула мне.
Парень на фотографии совсем не напоминал идеального парня для Лены. По крайней мере, в моем представлении. Хлюпик ростом не больше метра семидесяти, хитрое, крысиное личико, маленькие темные глазки, субтильное тельце. Папироса в зубах и какие-то нелепые кучеряшки на голове. В руках Сережа держал ополовиненную пластиковую бутылку пива «Жигулевское».
— Ну, как? — с любопытством спросила Ленка.
Я повертел фотку в руках и так, и этак, но не нашелся, что сказать.
— Веришь, что из-за этого заморыша я решила покончить с собой? — поинтересовалась девушка. Голос у нее стал злым, и я снова смолчал.
Ленка выхватила у меня из рук фотокарточку, прижала к сердцу и сказала с ненавистью:
— Давай, говори! Говори, какая у него ублюдочная внешность, что у него обкусаны ногти, что у него на роже написано — хронический алкаш! Не молчи!
Я молчал, уставившись в пол.
Лена закричала, отчего старичок Ульман еще сильнее заворочался на своей полке:
— Ты еще не знаешь, что он заикается! Да, заикается! И что от него несет как от контейнера с мусором, что он моется максимум раз в три месяца! Чего молчишь? Ты ведь не знаешь, какое у него сердце, ты не знаешь, что это был единственный человек, который понимал меня! С которым было приятно просто сидеть на скамеечке в парке и смотреть в ночное небо! Смотреть в небо и мечтать о том, что скоро проклятых вампиров истребят и можно будет глядеть на звезды не через этот идиотский купол!…
Она наклонилась ко мне, схватила двумя пальцами за подбородок, дернула вверх. В ее глазах плясали дьявольские огоньки, мышцы на руке напряглись так сильно, что казалось — еще чуть-чуть и они порвут кожу.
Я схватил Ленку за руку и отвел от подбородка. Прошептал:
— Я не хочу тебе ничего доказывать, Лена. Сам еду, чтоб встретиться с девушкой, о которой не знаю ничего. Ничего, кроме одной вещи: она единственная, кто доверил мне свои сокровенные мечты. Она единственная, кому я рассказал о себе все.
— Это глупо… — пробормотала Ленка, отводя взгляд.
Я кивнул:
— Все кажется глупым, если происходит не с тобой.
Еще я сказал:
— Как я понимаю, нас ждет очередная бессонная ночь? Давай отдохнем.
А Ленка прошептала:
— Блин, ну почему я не влюбилась в тебя?
Ленка удрыхлась на верхней полке, а старичок-киборг пожаловался на барахлящие микросхемы, вытащил из своего чемодана рулон туалетной бумаги и убежал в туалет. Судя по всему — надолго.
В отсеке стало невыносимо душно, я достал сигареты и спрыгнул на пол.
Юки стояла в коридорчике, прижавшись носом к стеклу.
Я подошел к ней. Открыл было рот, чтобы что-то сказать девочке и тут же захлопнул его. С другой стороны окна на Юки таращилась долговязая серокожая девица в выцветшем синем сарафане.
— Это вампир? — спросила Юки, не глядя на меня.
Девица наклонила голову, что-то прошептала.
— Да, — сказал я.
Девица улыбнулась, подошла поближе к вагону, уткнулась носом в стекло с обратной стороны. Очень высокая, ее глаза оказались на уровне любопытных глазенок Юки. Малышка даже не вздрогнула.
— Она опасна? — спросила девочка.
— Днем вампиры неопасны, — ответил я тихо. — Днем они ничего не помнят и не нападают на людей.
Юки прижала ладошку к стеклу, провела ею вверх и вниз. Упыриха повторила движение.
— Почему они ничего не помнят? — спросила девочка.
Я пожал плечами:
— Не знаю. У них что-то происходит с телом, у вампиров. Пока светит солнце, ничего не помнят. Ходят по улицам, улыбаются всем подряд, спрашивают, что происходит…
— По улицам? — спросила девочка.
— Угу… говорят, у них есть свои города.
Я снял окно с защелки, немного приспустил его и закричал:
— Уходи отсюда, слышишь!
Ветерок освежил лицо, запах полыни и еще каких-то трав подействовал на меня, как наркотик. Здорово было бы жить в подобном месте — ни купола, ни изнурительной работы, только свежий деревенский воздух да зеленая травка на сотни километров вокруг.
Вампирша улыбнулась, обнажив острые белоснежные клыки и крикнула:
— Как вас зовут?
Голосок у нее был приятным, звонким, веяло от него чем-то таким же степным, цветущим, летним. Если не смотреть упырихе в лицо, можно было представить, что беседуешь с обычной девчонкой.
— Юра, — ответил я. Положил руку на плечо девочке и сказал:
— А это Юки.
— Я не помню, как зовут меня! — крикнула девушка и провела указательным пальцем по стеклу. — Вы не впустите меня?
Я покачал головой. Боковым зрением уже можно было заметить двух машинистов, которые приближались к вампирше со стороны головного вагона.
— Уходи! — повторил я, но упыриха не послушалась.
Она закричала:
— Ничегошеньки не помню, даже откуда я родом! Пожалуйста, заберите меня отсюда!
Тогда я закрыл окно, взял Юки за руку и потянул за собой. Девочка не сопротивлялась.
Выстрелы прозвучали как вялые хлопки. Будто вдалеке и можно было представить, что их вовсе и не было.
Забыть — это так легко.
— Спасибо за то, что вчера спасли нам жизнь, — сказала пожилая женщина, приобнимая Юки.
— Не стоит благодарностей, — пробормотал я, поглаживая правый карман штанов, в котором спрятался до поры до времени ПМ.
— Я — родная сестра Иващенко, — сказала вдруг Тамара.
Я захлопал глазами:
— Сестра Ростовского мэра?
Она кивнула:
— Жена бывшего посла Японии в Федерации. Мистера Ямамото.
Я ничего не сказал.
Потом все-таки спросил, когда пауза стала просто невыносимой:
— Вы дали взятку охране, чтобы они пропустили на поезд девочку?
Юки сидела рядом с матерью и серьезно разглядывала меня — будто именно она придумала план, как проникнуть на про клятый поезд.
Женщина кивнула.
— Но если у вас были деньги…
— …почему мы не сели в монорельс? Так было задумано, Юрий.
Тамара наклонилась ко мне и прошептала:
— Я получила письмо от мужа. Оказывается, он не погиб. Мой муж стал вампиром.
Потом она сказала:
— Сегодня вечером поезд остановится на станции Костры. Он будет стоять там с шести часов вечера до полуночи. Я хочу, чтобы вы проводили нас с Юки в деревню, Юрий. Мне нужен человек, который защитил бы нас в случае чего.
Тамара прошептала:
— Теперь я сомневаюсь, что муж хотел нам добра, когда написал письмо и предложил стать вампирами.
Я переспросил:
— Стоянка с шести вечера до полуночи?
Жена посла кивнула:
— Вы не представляете, Юрий, сколько денег я вложила в эту поездку.
Тамара снова наклонилась ко мне и улыбнулась — больше всего ее улыбка напоминала оскал хищного зверя. Изо рта у женщины несло алкоголем и луком. Тушь растеклась по щекам, превратившись в боевую раскраску племени сиу.
Она прошептала:
— Мне пришлось ограбить братца, а для этого залезть в городскую казну.
Загляните мне в душу: чтобы стать вампиром и превратить в нежить дочь, эта тварь обворовала население моего родного города.
— Почему же вы не наняли роту телохранителей для защиты? — спросил я, отгоняя дурные мысли.
— Дура, — самокритично призналась Тамара. — Поверила мужу, который пропал год назад, распереживалась и кинулась совершать один идиотский поступок за другим.
Потом она сказала:
— Юрий, я хочу нанять вас и ваших друзей. Я очень много вам заплачу. Если мы выживем, вы сможете жить припеваючи до конца дней своих. Вы согласны?
Я пробормотал, наблюдая за солнцем, что двигалось к горизонту:
— Мне надо посоветоваться…
Загляните мне в душу: продам ли я ее за деньги?
Напоследок спросил:
— А нас кто-нибудь встретит?
— В Кострах живет один старичок-следопыт, — кивнула Тамара.
— Костры, а как же, — сказал старичок, протягивая мне мозолистую, почти черную от загара руку. — Так мы и называемся. А живу там, в деревеньке нашей, один сейчас, бабка моя лет десять как умерла. Грудная жаба. А лекарства откуда взять?
Перрон станции Костры был старый, побитый, весь в грязи и поломанных ветках. Здание станции под стать — заросло сорной травой, левая стена разрушена, повсюду валяются покореженные пластмассовые сиденья и железные ящики камеры хранения.
Ленка весело улыбнулась, поправляя «калаш» — ей происходящее нравилось. Больше шансов погибнуть, как она сказала сама, когда я предложил поработать телохранителями.
Юки и Тамара держались в сторонке. Мать крепко держала девочку за руку. Юки выглядела как всегда спокойной.
— Получил я вашу посылочку, — подмигнул им дедушка. — За папироски спасибо, до ближайшего города шагать дня два, это если идти быстро, без остановок. Куда мне, в такие-то годы? Так что с куревом сложновато. Благодарен я вам, Тамара, ох как благодарен.
Тамара осторожно кивнула ему, прижала к себе Юки.
— А за мужа не беспокойтесь, — сказал старичок. — Хороший он у вас мужик, хоть и вампир. К храмовникам примкнул. Эти людей стараются не обижать.
Мы выстроились гуськом и спустились с бетонной площадки на тропинку посреди высокой травы, зашагали в сторону виднеющихся вдали деревьев. В основном тополей.
— Вы живете не под куполом? — удивилась Ленка.
— Угу, — буркнул дедок, зорко вглядываясь в окрестности.
— А как же вампиры?
— Вурдалак вурдалаку рознь, — ответствовал старичок. — Упыри они ведь неплохие, только голодные вечно и бессмертные. Наши вот, костровские, сдерживаться пытаются, кровь людскую не пить. Организовали движение храмовников или как там… На людей стараются не кидаться без надобности, считают, что вампиризм ихний — это следующая стадия в развитии духовном, человеческом. То бишь думают, что от Бога сие разделение к нам пришло.
— Вампиризм как спасение души? — спросил я.
Старичок кивнул, перепрыгивая звенящий по блестящим голышам ручеек.
— Так они и думают. Однако ж насильно никого спасать не собираются, только с согласия. Кусь в шею — и ага. Но я не согласился, не верится как-то в такое спасение…
— Прелестные ребята, — буркнула Лена. — И что, вас совсем не трогают?
— А чего меня трогать? — пожал худенькими плечами старичок. — Им меня трогать не с руки, я им помогаю. Если кто днем с дуру на рельсы забредет — оттаскиваю. Вампиры, они-то днем как детишки малые.
Солнце светило в спину, превращая наши тени в темных исполинов, в воздухе пахло травами, жужжали мухи. Потом я услышал музыку. И, как оказалось, не я один.
— Это еще что? — спросила Ленка, вглядываясь в заросли.
Старик отмахнулся:
— Да чего там! Иван да Марья озоруют, смотреть нечего.
— Э?…
Дед принялся объяснять:
— Да вампиры это молодые… Иванушка в Кострах жил когда-то, местный был, а Машка на лето к бабке Аксинье приехала. Ну, любовь-морковь, молодо-зелено… Колечко он еще ей, помнится, необычное, золотое, в форме змеи подарил… А тут как раз разделение наступило, они в вампиров и превратились. Да так влюбленные друг в дружку и остались. Причем днем не помнят ничего, но все равно на одно и то же васильковое поле в одно и то же время приходят и… — Старик закашлялся и смущенно добавил: — Того, короче…
Я, наконец, узнал мелодию: Depeche Mode, «Free Love».
— Магнитофончик у них там старый, включают его и… ну, того.
Музыка осталась позади, но мне все-таки показалось, что я увидел среди зелени две серые тени, двигающиеся словно одно целое. Это было настолько дико и непонятно, что даже слова «пускай только смерть разлучит вас», теряли всякий смысл.
Вампиры уже мертвы.
— Так говоришь, упыри у вас в Кострах Богу поклоняются? — спросила Ленка.
— Ну да, — кивнул старичок. — Кроме тех, которые поклоняются Сатане.
Минут через десять мы вышли к деревушке, окруженной со всех сторон деревьями. Впрочем, назвать это поселение деревней можно было с большой натяжкой — всего три домика, большой огород и старый колодец под холмом. Дальше, среди зарослей крапивы виднелись еще дома, но от них мало что осталось — пара обугленных бревен да битая черепица вперемешку с шифером.
Дед провел нас к ближайшему домику, впустил внутрь, сам зашел следом. Закинул удочки в угол, сел на табурет, чтобы отдышаться.
Потом сказал:
— А теперь будем ждать закат.
Юки оправила юбку, присела на соседнюю табуретку и серьезно посмотрела на меня.
Я отвел взгляд.
Загляните мне в душу: я тебя уже продал, девочка.
И все шло, как по маслу, пока пришедшие в дом старика вампиры, не разорвали деда на части. Пока вампиры не стали атаковать друг друга. Пока маленький домик не превратился в скотобойню.
Среди всех выделялся высокорослый упырь в черном плаще с палашом в руках. Он резал храмовников направо и налево и кричал:
— Приди, Сатана! Тебе направляю этих агнцев беспомощных!
Стреляла Ленка. Палил я. Не знаю, кого мы больше застрелили, храмовников или сатанистов. Вампиры орали, черная кровь хлестала во все стороны, шальная очередь сбросила мертвого старичка с табурета, расколошматила иконы на стенах, взорвала кинескоп старинного нецветного телевизора в углу.
Хорошо хоть огнестрельного оружия не было у вампиров. Полегли бы все.
В конце концов, Юки и Тамару окружили вурдалаки в белых тогах и вместе с ними выбрались наружу.
Ленка последовала за храмовниками, отстреливаясь от упырей в черных одеждах. Я прыгнул в окно, спасаясь от палаша главаря сатанистов.
Потом побежал.
В голове звучал только удивленный окрик старика за секунду до того, как в его шею с обеих сторон вцепились молодые вампиры.
— Ваня! Машка, что же вы дела…
Я бежал.
И еще эхом отдавался в мозгу шепот Ваньки, моложавого деревенского Ивана, крепкого русоволосого паренька:
— Храмовники долго пудрили нам мозги…
Его шепот:
— Сатана правит миром…
Я бежал.
Надо было вернуться в поезд до полуночи.
Я выстрелил.
Пуля порвала щеку упыря, превратив его улыбку в оскал сумасшедшего клоуна. Но это был последний патрон, и я засунул пистолет в карман. Прижался к стене, еще теплой, согретой жарким летним солнышком.
Тварь надвигалась на меня. Фонарь светил вампиру в спину, и я видел только черный силуэт. Видел только существо из мрака, которое питалось страхом, высасывало из меня жизненную энергию, даже не прикасаясь.
— Сатана олицетворяет потворство, а не воздержание! — прошепелявил упырь, выплевывая зубы вперемешку с тягучей красной слюной.
Было тихо, только завыла где-то вдалеке собака да застрекотали сверчки в густой траве. А еще орали вампиры в домике мертвого старика.
Идиллия. Мечта об идеальном отдыхе. Луна и звезды, не оскверненные грязным куполом. Природа, зеленая травка и свежий воздух.
Пачка купюр в кармане, деньги, что успела всучить мне Тамара перед исчезновением.
А еще вампир, который сделал очередной шаг.
— Сатана олицетворяет месть, а не подставляет после удара другую щеку! — прошептала тварь, расставив руки с длинными когтями в разные стороны. Будто собиралась обнять меня.
— Ты читал сатанинскую библию? — спросил меня вампир. Из разорванного рта у него капала кровь, и упырь периодически слизывал ее.
— Нет, — ответил я.
— Сатана представляет человека всего лишь еще одним животным, — сказал упырь и бросился на меня.
Гром ударил с ясного неба, и я зажмурил глаза. Подумалось, что это и есть смерть. Гром слился воедино с укусом в шею, стал предвестником костлявой старухи с ржавой косой.
Но боли не было, продолжали веселиться сверчки и кузнечики в траве, все также уныло выла дворняга за околицей.
Я открыл глаза.
Вампир— сатанист валялся подо мной животом вниз. В спине у него зияла здоровенная дырка, размером с кулак взрослого человека. Над дыркой вилась мошкара.
Возле фонаря стоял серый человек в белом балахоне, с огромным, вырезанным из дерева, крестом на груди. Человеку на вид было за сорок: абсолютно седой, но глаза живые, задорные. Узкие.
В руках вампир крепко сжимал дробовик.
Вампир— тамплиер. Господин Ямамото.
— Именем отца, Бога нашего, я уничтожил эту тварь, в которой не осталось уже ничего человеческого, — торжественно произнес вурдалак.
Еще он сказал:
— Спасибо, что вернули мне жену и дочь, Юрий. Извините, что так получилось. Безбожники, поклоняющиеся дьяволу, осквернили много молодых душ…
Потом упырь вдруг изменился в лице и заорал:
— А ну вали отсюда, придурок, я еле сдерживаюсь, чтобы не напасть на тебя!
Я попятился вдоль забора, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
Потом побежал, то и дело оглядываясь, спотыкаясь о разбросанную под ногами щебенку.
Вампир в белом опустил голову и непрерывно освящал себя крестным знамением.
Кварцевые часы на левой руке показывали 23:49.Я бежал по насыпи — всего в пятидесяти метрах от поезда, когда он тронулся.
— Еще рано! — заорал, догоняя свой вагон.
Сзади выли, бесновались вампиры в черных матерчатых плащах, а впереди — слава Господу! — впереди меня ждала Ленка, высунувшаяся из тамбура наполовину.
— Юрка, давай! — закричала она, обстреливая из «калаша» следующих за мной по пятам упырей.
Откуда— то из второго вагона, продолжал строчить пулемет. Я не видел, по кому стреляли, но слышал вой и стоны из темноты. Какой-то вампир орал: «У меня вытек глаз! У меня вытек глаз!»
Потом замолчал.
Я схватился за Ленкину руку, и она помогла запрыгнуть в движущийся вагон.
Вампиры кричали вслед:
— Все равно достанем вас!
Ленка сказала, улыбнувшись:
— Я знала, что ты выживешь.
Она спросила:
— Как там Юки? Они выбрались?
Из— за ее спины выглянул господин Ульман, подмигнул мне и сказал:
— Пока вы отсутствовали, детишки, я прошвырнулся по соседним вагонам и достал бутылочку первоклассного бренди. Хозяин ее уже умер, так что проблем с этим не будет. Вы не против?
Мы улыбались: я, перемазанный с ног до головы, Ленка, с рассеченной щекой, бесстрашный старичок-киборг с бутылкой алкоголя в руках. Мы радовались как дети. Мы (по крайней мере, я — точно) верили, что теперь наверняка выживем.
Ближе к трем часам ночи в вагон пришел окровавленный гонец из второго вагона и попросил помощи. Уже три часа они вели перестрелку с забаррикадировавшимися упырями. Гонец пообещал сколько-то там денег, но Ленка только махнула рукой, мол, не надо. Она подхватила АК, вручила мне «Узи». Сказала напоследок, мечтательно улыбаясь:
— Наверняка погибну… точно-точно, я чувствую это.
Радостная девочка у новогодней елки. Еще немного, и родители разрешат распаковывать подарки…
— Ты выживешь, — прошептал я Ленке вслед. Но она не услышала.
Мы остались с Ульманом допивать бренди. Я рассказал старику-киборгу о деревне Костры и вампирах-храмовниках, которые стараются не пить человеческую кровь, а еще о том, что чувствую, будто предал Юки.
Старичок только поцокал языком, нарезая для закуси копченую колбаску, и изрек:
— Люди неисправимы. Даже вампиры.
Он отхлебнул из бутылки и сказал:
— Да и киборги тоже, если честно.
Дедок зевнул и сказал, выкладывая на стол вареные яйца:
— Поспать бы. Как думаешь, Юрик, может вампиры уже не будут нападать сегодня? Поедим и приляжем?
Я пожал плечами.
Но Ульман не ждал ответа, он продолжал бубнить себе под нос:
— Колбаски еще нарезать… Знаешь, я заметил, что копченая колбаса и коньячок оказывают благотворное влияние на мои старые микросхемы… Вот приеду в Новороманов, поставлю имплантат и тогда не придется есть и пить эту гадость…
Еще он сказал:
— Ненавижу коньяк. Мечтаю дернуть метилового спирта.
Спросил у меня:
— Правда, хорошая мечта, Юрий? Она помогает мне жить…
Упыри догнали поезд около четырех часов утра. Мы только-только прилегли, и вот оно снова: визг, мат, вой!
Вампиры мчались по проселочной дороге параллельно составу и с нечеловеческой ловкостью запрыгивали в разбитые окна.
А мы с Ульманом встречали проклятую нежить огнем.
Придерживаясь целой рукой за стенку вагона, вампирша прыгала ко мне на одной ноге и кричала:
— Сволочь! Ублюдок! Тварь! Ты убил Ваньку!
Я заметил золотое кольцо в форме змеи, кусающей себя за хвост, на безымянном пальце упырихи. Где-то в куче мертвого мяса хрипел динамик. Depeche Mode «Free Love».
Та самая вампирша, что занималась любовью с серокожим парнем на васильковом поле.
Там, возле станции Костры.
Иван да Марья.
Те самые вампиры, что убили старичка.
Вот, почему Марья гналась за мной. Похоже, во время кровавой бани в домике, я пристрелил ее парня.
В голове гудело, бесполезный «Узи» я откинул в сторону, левой рукой пытался нащупать что-нибудь на полу. Желательно что-нибудь тяжелое и острое.
Мозг орал: беги, спасайся!
Но ноги отказывались повиноваться.
И в этот момент дорогу вампирше перегородил старичок-киборг.
Окровавленный, весь в синяках, с дымящимся плечом, без своей вечной фетровой шляпы он выглядел комично, но мне было не до смеха.
Ульман галантно поклонился и сказал:
— Миледи, я бы попросил в ближайшее время не трогать моего молодого друга. Он… хм… несколько приболел.
Вампирша остановилась и наклонила вбок голову. Прошептала:
— Уйди с дороги, старик. Я не в том состоянии, чтобы вести с тобой учтивую беседу.
Ульман покачал головой:
— Извините, любезная дама, но я…
Упыриха резко вскинула руку, выпустила когти и вонзила кисть Ульману в живот.
К горлу подкатил кислый комок — я видел, как из спины старичка показался безымянный палец девчонки. Серый, мертвый палец, окольцованный коброй из чистого золота.
На пол закапала кровь, посыпались микросхемы.
Плечо киборга задымилось еще сильнее, но он нашел в себе силы сказать спокойно:
— Как невежливо.
Ульман поднял правую руку, выпустил из указательного пальца металлическую трубочку — зажигалку и сказал удивленной вампирше:
— Поверьте, я делаю это впервые. Бью женщину по лицу.
Он зажег зажигалку и воткнул указательный палец упырихе в лоб.
Потом они вместе повалились на пол.
Я сидел рядом с Ульманом — держал старика за руку. Вампирша валялась рядом, лицо твари превратилось в обуглившуюся маску, и я старался не глядеть на нее.
Старик тяжело дышал, белки глаз покрылись решеткой лопнувших сосудов, сухие губы дрожали, когда он произносил слова:
— Я знаю, зачем правительству нужны поезда… знаю… догадался… они заключили договор с вампирами, и чтобы те поменьше нападали на города, отдают им пассажиров плацкартных… плацкартных поездов…
Я потрогал лоб старичка — он был холодным. Рана на животе выглядела просто ужасно, но кровь уже почти перестала течь. Зато теперь из живота торчали какие-то проводки, микросхемы вперемешку с внутренними органами.
Хотелось плакать, выть с тоски.
Ульман шептал:
— Таким образом, власти убивают двух зайцев сразу: избавляются от асоциальных элементов, которые не хотят работать в городе, и кормят вампиров… да, да, точно! Как я не догадался раньше! Они подкармливают нежить…
Я сказал, поглаживая седые волосы старика:
— У меня не было отца. Вернее был, конечно, но я его не помню. И пока рос в приюте для бездомных, я все время мечтал, что однажды откроется дверь и на пороге появится он — мой папа. Мой добрый папа, у которого меня забрали злые люди…
Старик притих, сфокусировал взгляд на руках и сказал:
— Я умираю, Юрик… А ты рассказываешь про себя…
— Хотите поговорить о вашей смерти? — спросил я.
Ульман некоторое время молчал, а потом сказал:
— Извини… Продолжай. Отвлеки меня… от смерти…
И тогда я сказал:
— Иногда я не спал ночами. Вертелся всю ночь в кровати, но чаще вставал на цыпочках и подходил к окну. Моя спальня находилась на втором этаже, и оттуда я видел двор и главные ворота приюта. В мыслях отец был славным охотником на вампиров — в те времена все мальчишки грезили этой профессией. Я мечтал, что он появится у железных ворот, весь в шрамах, но живой и здоровый, а на поясе у папки будут болтаться снятые скальпы упырей. Что он остановится у ворот, посмотрит вверх и помашет мне рукой. Крикнет: «Юрка, я вернулся!» Но этого, конечно, не происходило.
Потом Ленка сказала, с грустью уставившись в окно:
— Сережка обо мне, наверное, и не вспоминает.
— Сережка — это твой парень? — спросил я.
Лена кивнула и вдруг засмеялась, обнажив ровные белоснежные зубы:
— Хочешь, покажу его фотографию?
Не дождавшись ответа, она сняла с верхней полки сумку, порылась в переднем кармане и извлекла смятую глянцевую фотку. Протянула мне.
Парень на фотографии совсем не напоминал идеального парня для Лены. По крайней мере, в моем представлении. Хлюпик ростом не больше метра семидесяти, хитрое, крысиное личико, маленькие темные глазки, субтильное тельце. Папироса в зубах и какие-то нелепые кучеряшки на голове. В руках Сережа держал ополовиненную пластиковую бутылку пива «Жигулевское».
— Ну, как? — с любопытством спросила Ленка.
Я повертел фотку в руках и так, и этак, но не нашелся, что сказать.
— Веришь, что из-за этого заморыша я решила покончить с собой? — поинтересовалась девушка. Голос у нее стал злым, и я снова смолчал.
Ленка выхватила у меня из рук фотокарточку, прижала к сердцу и сказала с ненавистью:
— Давай, говори! Говори, какая у него ублюдочная внешность, что у него обкусаны ногти, что у него на роже написано — хронический алкаш! Не молчи!
Я молчал, уставившись в пол.
Лена закричала, отчего старичок Ульман еще сильнее заворочался на своей полке:
— Ты еще не знаешь, что он заикается! Да, заикается! И что от него несет как от контейнера с мусором, что он моется максимум раз в три месяца! Чего молчишь? Ты ведь не знаешь, какое у него сердце, ты не знаешь, что это был единственный человек, который понимал меня! С которым было приятно просто сидеть на скамеечке в парке и смотреть в ночное небо! Смотреть в небо и мечтать о том, что скоро проклятых вампиров истребят и можно будет глядеть на звезды не через этот идиотский купол!…
Она наклонилась ко мне, схватила двумя пальцами за подбородок, дернула вверх. В ее глазах плясали дьявольские огоньки, мышцы на руке напряглись так сильно, что казалось — еще чуть-чуть и они порвут кожу.
Я схватил Ленку за руку и отвел от подбородка. Прошептал:
— Я не хочу тебе ничего доказывать, Лена. Сам еду, чтоб встретиться с девушкой, о которой не знаю ничего. Ничего, кроме одной вещи: она единственная, кто доверил мне свои сокровенные мечты. Она единственная, кому я рассказал о себе все.
— Это глупо… — пробормотала Ленка, отводя взгляд.
Я кивнул:
— Все кажется глупым, если происходит не с тобой.
Еще я сказал:
— Как я понимаю, нас ждет очередная бессонная ночь? Давай отдохнем.
А Ленка прошептала:
— Блин, ну почему я не влюбилась в тебя?
2.
Примерно в четыре часа дня поезд остановился на очередной станции. В окно виднелись перекошенные деревенские избушки, и я подумал, что здесь захочет выйти только последний идиот.Ленка удрыхлась на верхней полке, а старичок-киборг пожаловался на барахлящие микросхемы, вытащил из своего чемодана рулон туалетной бумаги и убежал в туалет. Судя по всему — надолго.
В отсеке стало невыносимо душно, я достал сигареты и спрыгнул на пол.
Юки стояла в коридорчике, прижавшись носом к стеклу.
Я подошел к ней. Открыл было рот, чтобы что-то сказать девочке и тут же захлопнул его. С другой стороны окна на Юки таращилась долговязая серокожая девица в выцветшем синем сарафане.
— Это вампир? — спросила Юки, не глядя на меня.
Девица наклонила голову, что-то прошептала.
— Да, — сказал я.
Девица улыбнулась, подошла поближе к вагону, уткнулась носом в стекло с обратной стороны. Очень высокая, ее глаза оказались на уровне любопытных глазенок Юки. Малышка даже не вздрогнула.
— Она опасна? — спросила девочка.
— Днем вампиры неопасны, — ответил я тихо. — Днем они ничего не помнят и не нападают на людей.
Юки прижала ладошку к стеклу, провела ею вверх и вниз. Упыриха повторила движение.
— Почему они ничего не помнят? — спросила девочка.
Я пожал плечами:
— Не знаю. У них что-то происходит с телом, у вампиров. Пока светит солнце, ничего не помнят. Ходят по улицам, улыбаются всем подряд, спрашивают, что происходит…
— По улицам? — спросила девочка.
— Угу… говорят, у них есть свои города.
Я снял окно с защелки, немного приспустил его и закричал:
— Уходи отсюда, слышишь!
Ветерок освежил лицо, запах полыни и еще каких-то трав подействовал на меня, как наркотик. Здорово было бы жить в подобном месте — ни купола, ни изнурительной работы, только свежий деревенский воздух да зеленая травка на сотни километров вокруг.
Вампирша улыбнулась, обнажив острые белоснежные клыки и крикнула:
— Как вас зовут?
Голосок у нее был приятным, звонким, веяло от него чем-то таким же степным, цветущим, летним. Если не смотреть упырихе в лицо, можно было представить, что беседуешь с обычной девчонкой.
— Юра, — ответил я. Положил руку на плечо девочке и сказал:
— А это Юки.
— Я не помню, как зовут меня! — крикнула девушка и провела указательным пальцем по стеклу. — Вы не впустите меня?
Я покачал головой. Боковым зрением уже можно было заметить двух машинистов, которые приближались к вампирше со стороны головного вагона.
— Уходи! — повторил я, но упыриха не послушалась.
Она закричала:
— Ничегошеньки не помню, даже откуда я родом! Пожалуйста, заберите меня отсюда!
Тогда я закрыл окно, взял Юки за руку и потянул за собой. Девочка не сопротивлялась.
Выстрелы прозвучали как вялые хлопки. Будто вдалеке и можно было представить, что их вовсе и не было.
Забыть — это так легко.
3.
Юки уселась на полку рядом с матерью. Тамара уставилась на меня. Выглядела она ужасно — круги под глазами, распухший нос, пластырь на щеке. Шальная пуля? Скорее, упала ночью с кровати.— Спасибо за то, что вчера спасли нам жизнь, — сказала пожилая женщина, приобнимая Юки.
— Не стоит благодарностей, — пробормотал я, поглаживая правый карман штанов, в котором спрятался до поры до времени ПМ.
— Я — родная сестра Иващенко, — сказала вдруг Тамара.
Я захлопал глазами:
— Сестра Ростовского мэра?
Она кивнула:
— Жена бывшего посла Японии в Федерации. Мистера Ямамото.
Я ничего не сказал.
Потом все-таки спросил, когда пауза стала просто невыносимой:
— Вы дали взятку охране, чтобы они пропустили на поезд девочку?
Юки сидела рядом с матерью и серьезно разглядывала меня — будто именно она придумала план, как проникнуть на про клятый поезд.
Женщина кивнула.
— Но если у вас были деньги…
— …почему мы не сели в монорельс? Так было задумано, Юрий.
Тамара наклонилась ко мне и прошептала:
— Я получила письмо от мужа. Оказывается, он не погиб. Мой муж стал вампиром.
Потом она сказала:
— Сегодня вечером поезд остановится на станции Костры. Он будет стоять там с шести часов вечера до полуночи. Я хочу, чтобы вы проводили нас с Юки в деревню, Юрий. Мне нужен человек, который защитил бы нас в случае чего.
Тамара прошептала:
— Теперь я сомневаюсь, что муж хотел нам добра, когда написал письмо и предложил стать вампирами.
Я переспросил:
— Стоянка с шести вечера до полуночи?
Жена посла кивнула:
— Вы не представляете, Юрий, сколько денег я вложила в эту поездку.
Тамара снова наклонилась ко мне и улыбнулась — больше всего ее улыбка напоминала оскал хищного зверя. Изо рта у женщины несло алкоголем и луком. Тушь растеклась по щекам, превратившись в боевую раскраску племени сиу.
Она прошептала:
— Мне пришлось ограбить братца, а для этого залезть в городскую казну.
Загляните мне в душу: чтобы стать вампиром и превратить в нежить дочь, эта тварь обворовала население моего родного города.
— Почему же вы не наняли роту телохранителей для защиты? — спросил я, отгоняя дурные мысли.
— Дура, — самокритично призналась Тамара. — Поверила мужу, который пропал год назад, распереживалась и кинулась совершать один идиотский поступок за другим.
Потом она сказала:
— Юрий, я хочу нанять вас и ваших друзей. Я очень много вам заплачу. Если мы выживем, вы сможете жить припеваючи до конца дней своих. Вы согласны?
Я пробормотал, наблюдая за солнцем, что двигалось к горизонту:
— Мне надо посоветоваться…
Загляните мне в душу: продам ли я ее за деньги?
Напоследок спросил:
— А нас кто-нибудь встретит?
— В Кострах живет один старичок-следопыт, — кивнула Тамара.
4.
Деду было лет под сто. Но держался он молодцом, крепкий такой старичок. В джинсовых шортах, кожаных сандалиях, светло-серой рубашке, с удочками через плечо. За поясом револьвер. От старика пахло рыбой и тиной.— Костры, а как же, — сказал старичок, протягивая мне мозолистую, почти черную от загара руку. — Так мы и называемся. А живу там, в деревеньке нашей, один сейчас, бабка моя лет десять как умерла. Грудная жаба. А лекарства откуда взять?
Перрон станции Костры был старый, побитый, весь в грязи и поломанных ветках. Здание станции под стать — заросло сорной травой, левая стена разрушена, повсюду валяются покореженные пластмассовые сиденья и железные ящики камеры хранения.
Ленка весело улыбнулась, поправляя «калаш» — ей происходящее нравилось. Больше шансов погибнуть, как она сказала сама, когда я предложил поработать телохранителями.
Юки и Тамара держались в сторонке. Мать крепко держала девочку за руку. Юки выглядела как всегда спокойной.
— Получил я вашу посылочку, — подмигнул им дедушка. — За папироски спасибо, до ближайшего города шагать дня два, это если идти быстро, без остановок. Куда мне, в такие-то годы? Так что с куревом сложновато. Благодарен я вам, Тамара, ох как благодарен.
Тамара осторожно кивнула ему, прижала к себе Юки.
— А за мужа не беспокойтесь, — сказал старичок. — Хороший он у вас мужик, хоть и вампир. К храмовникам примкнул. Эти людей стараются не обижать.
Мы выстроились гуськом и спустились с бетонной площадки на тропинку посреди высокой травы, зашагали в сторону виднеющихся вдали деревьев. В основном тополей.
— Вы живете не под куполом? — удивилась Ленка.
— Угу, — буркнул дедок, зорко вглядываясь в окрестности.
— А как же вампиры?
— Вурдалак вурдалаку рознь, — ответствовал старичок. — Упыри они ведь неплохие, только голодные вечно и бессмертные. Наши вот, костровские, сдерживаться пытаются, кровь людскую не пить. Организовали движение храмовников или как там… На людей стараются не кидаться без надобности, считают, что вампиризм ихний — это следующая стадия в развитии духовном, человеческом. То бишь думают, что от Бога сие разделение к нам пришло.
— Вампиризм как спасение души? — спросил я.
Старичок кивнул, перепрыгивая звенящий по блестящим голышам ручеек.
— Так они и думают. Однако ж насильно никого спасать не собираются, только с согласия. Кусь в шею — и ага. Но я не согласился, не верится как-то в такое спасение…
— Прелестные ребята, — буркнула Лена. — И что, вас совсем не трогают?
— А чего меня трогать? — пожал худенькими плечами старичок. — Им меня трогать не с руки, я им помогаю. Если кто днем с дуру на рельсы забредет — оттаскиваю. Вампиры, они-то днем как детишки малые.
Солнце светило в спину, превращая наши тени в темных исполинов, в воздухе пахло травами, жужжали мухи. Потом я услышал музыку. И, как оказалось, не я один.
— Это еще что? — спросила Ленка, вглядываясь в заросли.
Старик отмахнулся:
— Да чего там! Иван да Марья озоруют, смотреть нечего.
— Э?…
Дед принялся объяснять:
— Да вампиры это молодые… Иванушка в Кострах жил когда-то, местный был, а Машка на лето к бабке Аксинье приехала. Ну, любовь-морковь, молодо-зелено… Колечко он еще ей, помнится, необычное, золотое, в форме змеи подарил… А тут как раз разделение наступило, они в вампиров и превратились. Да так влюбленные друг в дружку и остались. Причем днем не помнят ничего, но все равно на одно и то же васильковое поле в одно и то же время приходят и… — Старик закашлялся и смущенно добавил: — Того, короче…
Я, наконец, узнал мелодию: Depeche Mode, «Free Love».
— Магнитофончик у них там старый, включают его и… ну, того.
Музыка осталась позади, но мне все-таки показалось, что я увидел среди зелени две серые тени, двигающиеся словно одно целое. Это было настолько дико и непонятно, что даже слова «пускай только смерть разлучит вас», теряли всякий смысл.
Вампиры уже мертвы.
— Так говоришь, упыри у вас в Кострах Богу поклоняются? — спросила Ленка.
— Ну да, — кивнул старичок. — Кроме тех, которые поклоняются Сатане.
Минут через десять мы вышли к деревушке, окруженной со всех сторон деревьями. Впрочем, назвать это поселение деревней можно было с большой натяжкой — всего три домика, большой огород и старый колодец под холмом. Дальше, среди зарослей крапивы виднелись еще дома, но от них мало что осталось — пара обугленных бревен да битая черепица вперемешку с шифером.
Дед провел нас к ближайшему домику, впустил внутрь, сам зашел следом. Закинул удочки в угол, сел на табурет, чтобы отдышаться.
Потом сказал:
— А теперь будем ждать закат.
Юки оправила юбку, присела на соседнюю табуретку и серьезно посмотрела на меня.
Я отвел взгляд.
Загляните мне в душу: я тебя уже продал, девочка.
5.
И был закат.И все шло, как по маслу, пока пришедшие в дом старика вампиры, не разорвали деда на части. Пока вампиры не стали атаковать друг друга. Пока маленький домик не превратился в скотобойню.
Среди всех выделялся высокорослый упырь в черном плаще с палашом в руках. Он резал храмовников направо и налево и кричал:
— Приди, Сатана! Тебе направляю этих агнцев беспомощных!
Стреляла Ленка. Палил я. Не знаю, кого мы больше застрелили, храмовников или сатанистов. Вампиры орали, черная кровь хлестала во все стороны, шальная очередь сбросила мертвого старичка с табурета, расколошматила иконы на стенах, взорвала кинескоп старинного нецветного телевизора в углу.
Хорошо хоть огнестрельного оружия не было у вампиров. Полегли бы все.
В конце концов, Юки и Тамару окружили вурдалаки в белых тогах и вместе с ними выбрались наружу.
Ленка последовала за храмовниками, отстреливаясь от упырей в черных одеждах. Я прыгнул в окно, спасаясь от палаша главаря сатанистов.
Потом побежал.
В голове звучал только удивленный окрик старика за секунду до того, как в его шею с обеих сторон вцепились молодые вампиры.
— Ваня! Машка, что же вы дела…
Я бежал.
И еще эхом отдавался в мозгу шепот Ваньки, моложавого деревенского Ивана, крепкого русоволосого паренька:
— Храмовники долго пудрили нам мозги…
Его шепот:
— Сатана правит миром…
Я бежал.
Надо было вернуться в поезд до полуночи.
6.
Среди развалин деревни Костры, за зарослями крапивы, меня догнал вурдалак с палашом в правой руке.Я выстрелил.
Пуля порвала щеку упыря, превратив его улыбку в оскал сумасшедшего клоуна. Но это был последний патрон, и я засунул пистолет в карман. Прижался к стене, еще теплой, согретой жарким летним солнышком.
Тварь надвигалась на меня. Фонарь светил вампиру в спину, и я видел только черный силуэт. Видел только существо из мрака, которое питалось страхом, высасывало из меня жизненную энергию, даже не прикасаясь.
— Сатана олицетворяет потворство, а не воздержание! — прошепелявил упырь, выплевывая зубы вперемешку с тягучей красной слюной.
Было тихо, только завыла где-то вдалеке собака да застрекотали сверчки в густой траве. А еще орали вампиры в домике мертвого старика.
Идиллия. Мечта об идеальном отдыхе. Луна и звезды, не оскверненные грязным куполом. Природа, зеленая травка и свежий воздух.
Пачка купюр в кармане, деньги, что успела всучить мне Тамара перед исчезновением.
А еще вампир, который сделал очередной шаг.
— Сатана олицетворяет месть, а не подставляет после удара другую щеку! — прошептала тварь, расставив руки с длинными когтями в разные стороны. Будто собиралась обнять меня.
— Ты читал сатанинскую библию? — спросил меня вампир. Из разорванного рта у него капала кровь, и упырь периодически слизывал ее.
— Нет, — ответил я.
— Сатана представляет человека всего лишь еще одним животным, — сказал упырь и бросился на меня.
Гром ударил с ясного неба, и я зажмурил глаза. Подумалось, что это и есть смерть. Гром слился воедино с укусом в шею, стал предвестником костлявой старухи с ржавой косой.
Но боли не было, продолжали веселиться сверчки и кузнечики в траве, все также уныло выла дворняга за околицей.
Я открыл глаза.
Вампир— сатанист валялся подо мной животом вниз. В спине у него зияла здоровенная дырка, размером с кулак взрослого человека. Над дыркой вилась мошкара.
Возле фонаря стоял серый человек в белом балахоне, с огромным, вырезанным из дерева, крестом на груди. Человеку на вид было за сорок: абсолютно седой, но глаза живые, задорные. Узкие.
В руках вампир крепко сжимал дробовик.
Вампир— тамплиер. Господин Ямамото.
— Именем отца, Бога нашего, я уничтожил эту тварь, в которой не осталось уже ничего человеческого, — торжественно произнес вурдалак.
Еще он сказал:
— Спасибо, что вернули мне жену и дочь, Юрий. Извините, что так получилось. Безбожники, поклоняющиеся дьяволу, осквернили много молодых душ…
Потом упырь вдруг изменился в лице и заорал:
— А ну вали отсюда, придурок, я еле сдерживаюсь, чтобы не напасть на тебя!
Я попятился вдоль забора, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
Потом побежал, то и дело оглядываясь, спотыкаясь о разбросанную под ногами щебенку.
Вампир в белом опустил голову и непрерывно освящал себя крестным знамением.
7.
Стрекотал крупнокалиберный пулемет.Кварцевые часы на левой руке показывали 23:49.Я бежал по насыпи — всего в пятидесяти метрах от поезда, когда он тронулся.
— Еще рано! — заорал, догоняя свой вагон.
Сзади выли, бесновались вампиры в черных матерчатых плащах, а впереди — слава Господу! — впереди меня ждала Ленка, высунувшаяся из тамбура наполовину.
— Юрка, давай! — закричала она, обстреливая из «калаша» следующих за мной по пятам упырей.
Откуда— то из второго вагона, продолжал строчить пулемет. Я не видел, по кому стреляли, но слышал вой и стоны из темноты. Какой-то вампир орал: «У меня вытек глаз! У меня вытек глаз!»
Потом замолчал.
Я схватился за Ленкину руку, и она помогла запрыгнуть в движущийся вагон.
Вампиры кричали вслед:
— Все равно достанем вас!
Ленка сказала, улыбнувшись:
— Я знала, что ты выживешь.
Она спросила:
— Как там Юки? Они выбрались?
Из— за ее спины выглянул господин Ульман, подмигнул мне и сказал:
— Пока вы отсутствовали, детишки, я прошвырнулся по соседним вагонам и достал бутылочку первоклассного бренди. Хозяин ее уже умер, так что проблем с этим не будет. Вы не против?
Мы улыбались: я, перемазанный с ног до головы, Ленка, с рассеченной щекой, бесстрашный старичок-киборг с бутылкой алкоголя в руках. Мы радовались как дети. Мы (по крайней мере, я — точно) верили, что теперь наверняка выживем.
Ближе к трем часам ночи в вагон пришел окровавленный гонец из второго вагона и попросил помощи. Уже три часа они вели перестрелку с забаррикадировавшимися упырями. Гонец пообещал сколько-то там денег, но Ленка только махнула рукой, мол, не надо. Она подхватила АК, вручила мне «Узи». Сказала напоследок, мечтательно улыбаясь:
— Наверняка погибну… точно-точно, я чувствую это.
Радостная девочка у новогодней елки. Еще немного, и родители разрешат распаковывать подарки…
— Ты выживешь, — прошептал я Ленке вслед. Но она не услышала.
Мы остались с Ульманом допивать бренди. Я рассказал старику-киборгу о деревне Костры и вампирах-храмовниках, которые стараются не пить человеческую кровь, а еще о том, что чувствую, будто предал Юки.
Старичок только поцокал языком, нарезая для закуси копченую колбаску, и изрек:
— Люди неисправимы. Даже вампиры.
Он отхлебнул из бутылки и сказал:
— Да и киборги тоже, если честно.
Дедок зевнул и сказал, выкладывая на стол вареные яйца:
— Поспать бы. Как думаешь, Юрик, может вампиры уже не будут нападать сегодня? Поедим и приляжем?
Я пожал плечами.
Но Ульман не ждал ответа, он продолжал бубнить себе под нос:
— Колбаски еще нарезать… Знаешь, я заметил, что копченая колбаса и коньячок оказывают благотворное влияние на мои старые микросхемы… Вот приеду в Новороманов, поставлю имплантат и тогда не придется есть и пить эту гадость…
Еще он сказал:
— Ненавижу коньяк. Мечтаю дернуть метилового спирта.
Спросил у меня:
— Правда, хорошая мечта, Юрий? Она помогает мне жить…
Упыри догнали поезд около четырех часов утра. Мы только-только прилегли, и вот оно снова: визг, мат, вой!
Вампиры мчались по проселочной дороге параллельно составу и с нечеловеческой ловкостью запрыгивали в разбитые окна.
А мы с Ульманом встречали проклятую нежить огнем.
8.
Очередь из Узи рвала вампиров на части, кромсала гнилую плоть, выбивала из тел нежити фонтаны черной крови. Воняло тухлой рыбой и нагретым металлом. Кажется, я что-то орал, поливая вурдалаков свинцовым дождем. Потом неожиданно закончились патроны и из кучи-малы — гнилого мяса, дряхлых костей и перемолотого фарша — выползла единственная уцелевшая упыриха. Худенькая, миниатюрная, но чудовищно сильная. Тварь лишилась левой ноги и двух пальцев на правой руке. Пули разорвали голубой с вышитыми ромашками сарафанчик, и я видел ее обвисшую серую грудь с черными сосками.Придерживаясь целой рукой за стенку вагона, вампирша прыгала ко мне на одной ноге и кричала:
— Сволочь! Ублюдок! Тварь! Ты убил Ваньку!
Я заметил золотое кольцо в форме змеи, кусающей себя за хвост, на безымянном пальце упырихи. Где-то в куче мертвого мяса хрипел динамик. Depeche Mode «Free Love».
Та самая вампирша, что занималась любовью с серокожим парнем на васильковом поле.
Там, возле станции Костры.
Иван да Марья.
Те самые вампиры, что убили старичка.
Вот, почему Марья гналась за мной. Похоже, во время кровавой бани в домике, я пристрелил ее парня.
В голове гудело, бесполезный «Узи» я откинул в сторону, левой рукой пытался нащупать что-нибудь на полу. Желательно что-нибудь тяжелое и острое.
Мозг орал: беги, спасайся!
Но ноги отказывались повиноваться.
И в этот момент дорогу вампирше перегородил старичок-киборг.
Окровавленный, весь в синяках, с дымящимся плечом, без своей вечной фетровой шляпы он выглядел комично, но мне было не до смеха.
Ульман галантно поклонился и сказал:
— Миледи, я бы попросил в ближайшее время не трогать моего молодого друга. Он… хм… несколько приболел.
Вампирша остановилась и наклонила вбок голову. Прошептала:
— Уйди с дороги, старик. Я не в том состоянии, чтобы вести с тобой учтивую беседу.
Ульман покачал головой:
— Извините, любезная дама, но я…
Упыриха резко вскинула руку, выпустила когти и вонзила кисть Ульману в живот.
К горлу подкатил кислый комок — я видел, как из спины старичка показался безымянный палец девчонки. Серый, мертвый палец, окольцованный коброй из чистого золота.
На пол закапала кровь, посыпались микросхемы.
Плечо киборга задымилось еще сильнее, но он нашел в себе силы сказать спокойно:
— Как невежливо.
Ульман поднял правую руку, выпустил из указательного пальца металлическую трубочку — зажигалку и сказал удивленной вампирше:
— Поверьте, я делаю это впервые. Бью женщину по лицу.
Он зажег зажигалку и воткнул указательный палец упырихе в лоб.
Потом они вместе повалились на пол.
Я сидел рядом с Ульманом — держал старика за руку. Вампирша валялась рядом, лицо твари превратилось в обуглившуюся маску, и я старался не глядеть на нее.
Старик тяжело дышал, белки глаз покрылись решеткой лопнувших сосудов, сухие губы дрожали, когда он произносил слова:
— Я знаю, зачем правительству нужны поезда… знаю… догадался… они заключили договор с вампирами, и чтобы те поменьше нападали на города, отдают им пассажиров плацкартных… плацкартных поездов…
Я потрогал лоб старичка — он был холодным. Рана на животе выглядела просто ужасно, но кровь уже почти перестала течь. Зато теперь из живота торчали какие-то проводки, микросхемы вперемешку с внутренними органами.
Хотелось плакать, выть с тоски.
Ульман шептал:
— Таким образом, власти убивают двух зайцев сразу: избавляются от асоциальных элементов, которые не хотят работать в городе, и кормят вампиров… да, да, точно! Как я не догадался раньше! Они подкармливают нежить…
Я сказал, поглаживая седые волосы старика:
— У меня не было отца. Вернее был, конечно, но я его не помню. И пока рос в приюте для бездомных, я все время мечтал, что однажды откроется дверь и на пороге появится он — мой папа. Мой добрый папа, у которого меня забрали злые люди…
Старик притих, сфокусировал взгляд на руках и сказал:
— Я умираю, Юрик… А ты рассказываешь про себя…
— Хотите поговорить о вашей смерти? — спросил я.
Ульман некоторое время молчал, а потом сказал:
— Извини… Продолжай. Отвлеки меня… от смерти…
И тогда я сказал:
— Иногда я не спал ночами. Вертелся всю ночь в кровати, но чаще вставал на цыпочках и подходил к окну. Моя спальня находилась на втором этаже, и оттуда я видел двор и главные ворота приюта. В мыслях отец был славным охотником на вампиров — в те времена все мальчишки грезили этой профессией. Я мечтал, что он появится у железных ворот, весь в шрамах, но живой и здоровый, а на поясе у папки будут болтаться снятые скальпы упырей. Что он остановится у ворот, посмотрит вверх и помашет мне рукой. Крикнет: «Юрка, я вернулся!» Но этого, конечно, не происходило.