Страница:
Недослушав, Владислав Николаевич поднял руку:
– Тут какое-то недоразумение. Мы не собираемся ничего продавать.
– Дело в том, – невозмутимо продолжил Максим Викторович, – что дела у вас идут далеко не блестяще. Нужны радикальные меры. Но с вашими инвестиционными возможностями существенная перестройка производства затруднительна.
– Если не сказать – невозможна, – добавил его спутник.
– Позвольте, откуда вы все это взяли? – агрессивно спросила Лариса. – Дела у нас идут очень хорошо!
Секретарша извлекла из папки несколько скрепленных вместе листков и передала Максиму.
– Конечно, явных признаков неблагополучия пока нет, но темпы продаж во втором квартале снизились на шесть процентов по сравнению с прошлым годом. А в третьем – еще на восемь процентов, – сказал тот и передал бумаги Тучкову. – Вот, ознакомьтесь.
Владислав просмотрел таблицы цифр и растерянно передал листок супруге.
Лариса тоже выглядела обескураженно.
– Год на год не приходится, – пожала плечами она. Но прозвучало это не очень убедительно. – И зачем вам убыточный завод?
Перекошенный рот скривился в неестественной улыбке.
– Инвестиции всегда основаны на нестандартных решениях. Спрос на хрусталь упал, а на броню – возрос, и в Гусь-Хрустальном теперь делают бронированные стекла…
Лариса покачала головой.
– Мы предлагаем вам три миллиона долларов, – сказал Максим.
Тучков развел руками.
– Эта цифра завышена. Завод столько не стоит. У нас ведь мелкие партии… И потом, я же сказал, мы не собираемся ничего продавать! Мы ведь подняли предприятие с нуля. Это наша жизнь!
– Тем более, – Максим Викторович почему-то усмехнулся. – Подумайте две недели. Проконсультируйтесь со специалистами. У нас очень серьезная компания, она не меняет своих планов. Лучше будет, если вы согласитесь…
Последние лучи заходящего солнца преломились в витраже, украшающем окно кабинета. Лица москвичей приобрели красноватый оттенок с неприятными синими пятнами, как у вурдалаков. Этот новый облик обострил восприятие каждого слова, тона, жеста. Лариса по-женски, интуитивно, уловила… если не прямую угрозу, то намек. Очень прозрачный намек на угрозу. Она привстала и обвела незваных гостей взглядом:
– Лучше для кого?
– Для всех, – спокойно ответил Максим Викторович. – Извините за беспокойство. Вот моя карточка, жду звонка. Две недели. Но можно и раньше. До свидания.
Визит завершился. Тучковы вышли в коридор и наблюдали через широкое окно, как москвичи рассаживались в большие черные внедорожники. Машины рванули с места. В сумерках их габаритные огни казались горящими глазами злобных механических зверей.
– Странно это все, – Владислав Николаевич тряхнул головой. – Зачем им наш завод? И почему дают такую большую цену? И почему они решили, что завод продается?
– Ох, не знаю, – Лариса вздохнула. – Не нравится мне все это.
– Ерунда! Поехали домой…
О заманчивом коммерческом предложении Тучковы забыли через два дня.
Охранники Георгия Ивановича Краско также не были отягощены подобными знаниями и не задумывались над профессиональными проблемами. Потому что вероятность покушений на их шефа приближалась к нулю, ибо в определенных кругах господина Краско знали как Гошу Тиходонца. Таких людей репутация защищает гораздо надежней, чем крупногабаритные парни со стволами под мышкой. А охрана – это так, дань приличиям, показатель солидности, понты, если хотите.
Около пятнадцати часов Гоша вышел из четырехквартирного коттеджа красного итальянского кирпича – одной из первых новостроек Лысой горы, в которой он купил просторную трехкомнатку с прекрасным видом на Дон – для Любки Блондинки, с которой жил уже полтора года. Ездить по городу на «монстре хаоса» оказалось практически невозможно, поэтому у подъезда его, как и прежде, ждал черный «Мерседес» с шестилитровым двигателем.
Явно умиротворенный Тиходонец шел широким шагом, сверкали лаковые туфли, бежевый пиджак расстегнут с небрежной элегантностью, открывая легкий кремовый гольф, левая рука засунута в карман брюк, на запястье блестят огромные золотые часы. Надвинутая на глаза шляпа, каплеобразные темные очки «Феррари» и сигара, воинственно торчащая из бороды, придавали ему сходство с кинематографическим гангстером. Чего он, собственно, и добивался.
Завидев хозяина, один охранник живо выскочил из машины и распахнул дверцу, а вооруженный водитель запустил двигатель.
Внезапно из-за забора строящегося рядом дома вынырнули двое в заляпанных известкой черных рабочих комбинезонах, желтых пластиковых касках и зеленых респираторах. Для Гоши Тиходонца они были пустым местом, так как стоили меньше, чем его золотые часы или костюм, и даже меньше, чем штучные башмаки из страусиной кожи. Но в руках у них вдруг появились пистолеты с глушителями, и это резко меняло дело и коренным образом изменяло прейскурант стоимости каждого человека, фигурировавшего в данной ситуации.
– Пс-с! Пс-с! Пс-с! Пс-с! – раздались четыре негромких хлопка. С такими звуками открывались бутылки шампанского «Вдова Клико», которым Гоша совсем недавно поливал в ванне роскошное Любкино тело.
– Пс-с! Пс-с!
Распахнувший дверь телохранитель застыл, превратившись в гранитную статую и с ужасом рассматривая, как опрокидывается большое тело шефа, как расцветают на светлой ткани красные цветы, как один из нападающих производит контрольный выстрел, а второй разворачивает удлиненный глушителем ствол в его сторону… Он успел отпрыгнуть и спрятаться за машину, очередная пуля пробила стекло над головой, и водитель тут же кулем вывалился из салона, закрывая голову руками.
Однако киллеры ими не заинтересовались. Они пробежали через кусты, рванули вниз по склону и скрылись из поля видимости. Только тут охранники Гоши Тиходонца принялись беспорядочно стрелять в воздух.
Но шефу это помочь не могло. Он лежал, раскинув руки и ноги, в залитом кровью костюме, и остывал с положенной скоростью – примерно полтора градуса в час.
Через час трагическая новость облетела Тиходонск. А в течение суток все члены правления АОЗТ «Аксинья», участвовавшие в переговорах с москвичами, исчезли из города. Как стало известно, они разъехались по своим зарубежным виллам – кто на Кипр, кто в Испанию, кто в Арабские Эмираты.
Спортивный мотоцикл с ревом выскочил на небольшую площадку перед парковкой. Муж обернулся и оторопел. Молодой парень в шлеме и очках держал руль и смотрел в упор, а пассажир на заднем сиденье целился из небольшого автомата. Длинная очередь в упор буквально разорвала грудную клетку Владислава Николаевича. В последний момент он успел сделать шаг вперед, пытаясь заслонить жену. Но ничего не вышло. Плотный рой злых пуль изрешетил и ее. Супруги Тучковы упали накрест друг на друга в нескольких метрах от собственного завода. Мотоцикл ловко развернулся на узком пятачке, разогнался до ста километров за пять секунд и, встав на одно колесо, исчез за поворотом.
Шел пятнадцатый день с момента визита покупателей. Срок, отведенный на раздумье, истек вчера. Донской ветерок шевелил новые, безнадежно испорченные пулями плащи.
– К вам посетители, Леонид Петрович! – доложила секретарша, и директор кивнул.
– Пусть заходят.
Через минуту три молодых человека в хороших костюмах и с уверенными манерами непринужденно расположились в глубоких кожаных креслах.
– Мы из Москвы, представляем «Консорциум», – без предисловий начал один, назвавшийся Максимом Викторовичем. – Предлагаем купить вашу базу. Цена – пять миллионов долларов. Что скажете?
Вобликов потерял дар речи. Это был человек опытный и битый. По молодости работал следователем в Нахичеванском РОВД. Потом получил восемь лет по нашумевшему делу о коррупции в органах, отбыт шесть в спецзоне Нижнего Тагила, после чего успешно занимался бизнесом. Всякое случалось за эти годы – и «наезды», и «непонятки», и смены «крыши», и «кидки»… Но все улаживалось с помощью методов, которые были хорошо известны: «стрелки», «терки», «черный арбитраж», привлечение «разводящего» или самый обычный арбитражный процесс, иногда – обращение к бывшим коллегам…
Но в последнее время все изменилось. Мир бизнеса, еще недавно казавшийся понятным, стабильным и незыблемым, преобразился. Старые правила игры превратились в дым. В город хлынули огромные столичные капиталы. Москвичи приходили и предлагали продать нужный им объект за хорошие деньги. Они не торговались и не повторяли предложения. Если хозяин отказывался – его убивали. А объект покупали все равно, но уже за гораздо меньшую сумму. Причем валили всех подряд, без разбора – и мэра Придонска, и Гошу Тиходонца, не говоря о менее известных и значимых людях… Вон, Тучковы, они тут рядом работали… Конечно, об этом не сообщалось официально, газеты и телевидение не раскрывали причины загадочных расстрелов, но все всё знали. Среди тиходонских бизнесменов прокатилась волна паники.
И вот московские захватчики пришли к нему! Вобликов утратил обычную невозмутимость и ослабил узел галстука. Одно дело, когда знаешь о наездах и расстрелах абстрактно. И совсем другое – когда это касается тебя самого!
Пауза затягивалась.
– Что скажете, Леонид Петрович? – спокойно спросил Максим Викторович. Он презрительно скривил рот.
Вобликов налил стакан воды, жадно выпил. Что тут можно сказать? Часть крупных предприятий, банков и коммерческих структур уже принадлежит никому не известным фирмам. То тут, то там всплывают сделки на миллионы долларов, проведенные без ведома «авторитетных» людей. Московская лавина накрывала Тиходонский бизнес, и ничего с этим не поделать…
– Цена нормальная, даже с «верхушкой», – стараясь держаться солидно, произнес Вобликов, но голос срывался, выдавая волнение. – Так что можно продать…
– Очень хорошо, – кивнул пришелец. – На оформление у нас есть три дня.
– Три?! – изумился Вобликов. – Всего три дня?!
– Да, – спокойно подтвердил Максим Викторович. – В четверг здесь будет работать новый менеджмент.
– Ну что ж… Да, только у меня есть одно условие! – Зоновская закалка придала директору сил, голос его окреп.
– Условие? – В голосе москвича прозвучало пренебрежение. – Какое условие?
– Речь о рабочих. Они акционеры. Если их кинуть, это крысятничество. Надо выплатить стоимость акций.
– Это сколько будет?
– Порядка шестисот тысяч зеленых. Бухгалтеры скажут точно.
– Не вопрос, – кивнул Максим Викторович. – Договорились. Володя наш юрист, он остается и готовит с вами документы. А мы пока прощаемся. Вы не приглашаете нас на раков с пивом?
Издевается он, что ли? Вобликов поднял глаза. Максим едва заметно улыбался перекошенным ртом. Но не издевательски, а благодушно. Хотя все равно это была дьявольская улыбка.
– Нет, – покачал головой бывший следователь и бывший зэк, а ныне успешный бизнесмен. – Что-то нет аппетита.
Юрист достал бумаги, его коллеги вышли из кабинета. Когда они садились в машину, Максим толкнул Дениса локтем.
– Видишь? Лед тронулся! Завтра поезжай в Придонск!
Денис приехал один, на одной машине, в руке у него быт обычный черный кейс. Спиридонов принял его с максимальным почтением, хотя быт заметно напряжен и испуган.
– Я слышал про несчастье со Степаном Васильевичем, – начал Денис. – Очень, очень жаль. Такой приятный человек! Мы почти обо всем договорились, он даже приглашал нас раков кушать. И тут такое!
Спиридонов смотрел в стол. Сердце его тревожно колотилось, ладони вспотели. Он еще не чувствовал себя настоящим мэром. Потому что не успел войти в роль, к тому же не обладал десятой долей связей и влияния Коломийца.
И вот теперь он оказался на переднем крае, на линии огня. И ему предстояло принять решение, за отказ от которого его предшественник поплатился жизнью.
Вьдержав скорбную паузу, Денис перешел к делу.
– Речь шла о продаже порта. Собственно, это не совсем продажа – задействуется сложная многоэтапная схема, на выходе которой каждая сторона получает то, что ей нужно. С учетом экономико-политических поправок мы оцениваем порт в сорок миллионов долларов. Вы получаете один миллион. За одну подпись это немало.
Денис положил перед новым мэром блестящий кожаный кейс. Тот поспешно убрал его со стола и поставил себе под ноги.
– Главное, чтобы все было абсолютно законно.
– Даже не сомневайтесь! – заверил его Денис.
Вчера Лис прогулялся пешком по набережной и, улучив момент, нарисовал мелом на опоре Южного моста знак доллара, только перечеркнутый одной черточкой, а не двумя. В век увлечения «граффити» рисунок не привлекал внимания и даже терялся на фоне жирных разноцветных линий, уродующих любую, необязательно гладкую, но просто ровную поверхность. Между тем скромный меловой чертежик содержал важную информацию для того человека, которому быт адресован, а именно – обозначал место и время завтрашней явки. Конечно, такие сигналы – из арсенала разведки, а не уголовного розыска, но в связи с удобством Лис их оттуда и заимствовал, опустив чрезмерные сложности, вроде сигналов о постановке и съеме знака. В конце концов, агенты существуют не только у разведок, но и у милиции, и он стремился обхитрить не государство в лице контрразведывательных органов, а босяков, среди которых даже покойный Гангрена или Ваня Карман особой изощренностью не отличались.
И вот сейчас, в отстойнике списанных на металлолом судов за грузовым портом, он встретился с человеком, один вид которого быт способен скомпрометировать любого собеседника. По лицу, манерам, одежде, лексикону и десятку других признаков это быт опытный уголовник, матерый зэк, сын тюрьмы…
Но Лиса это не смущало. Именно такие люди осведомлены о жизни криминального дна.
– Здорово, дружище! Чертовски рад тебя видеть! – Он совершенно дружески пожал руку сомнительному знакомцу, взял его под локоть и повел по грязному берегу, вдоль черной, в разводах нефти воды, между ржавыми остовами катеров, буксиров, торчащих из реки и перегораживающих путь сухогрузов и барж, которые приходилось обходить.
– Что-то происходит, дружище, – начал Лис озабоченным тоном, чтобы агент проникся серьезностью задачи. – Залепили несколько «мокряков» – один за другим. Кто, что – неизвестно… Вообще глухо! Похоже, не наши работают…
– Я слыхал, Михалыч, – сказал спутник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Голос у него был глухой, с привычными блатными интонациями. – Но эти вещи не перетирают,[9] сам знаешь. Да я в последнее время и отошел от дел, мало кого вижу…
– Во-во! – Оперативник назидательно похлопал агента по согнутой сутулой спине. – Если сидеть на жопе, то сорока на хвосте новостей не принесет! Давай, влазь обратно в дела, скажи – «воздуха» не хватает.[10]
Агент пожал плечами.
– Его и так не хватает. Ты знаешь, Михалыч, я всю жизнь ворую, а не разбогател. Вот скажи, откуда столько богатых взялось?
Лис хмыкнул.
– Ты философию не разводи. Я ведь не по этой части, да и ты тоже. Давай, влазь в дела, бей хвостом, поднимай муть, ищи информацию. Если где-то вылезет оружие, или заезжие «спецы», или какая байка про киллеров – вцепляйся зубами, руками и ногами!
– А не отрубят руки-то? – спросил собеседник и тяжело вздохнул.
– Ты чего как девочка? – удивился Лис. – Первый раз, что ли?
Агент вздохнул еще раз.
– Устал я, Михалыч. Годы свое берут, здоровье уходит. А главное, в душе что-то перевернулось…
– Подлечим душу, не бойся. На вот, держи…
Лис достал пятьсот рублей, потом пошарил по карманам, добавил еще двести, протянул. Рука с купюрами повисла в воздухе.
Было тихо, только плескалась покрытая радужной пленкой вода. Пахло ржавым железом и унынием. Агент бросил окурок в воду, махнул рукой и взял деньги.
– Эх, Михалыч! Да разве я об этом…
– А о чем?
– Ты сколько человек посадил? – вопросом на вопрос ответил агент.
– Пс-с-с… Да что я, считал? Много, наверное…
– И убивать, знаю, приходилось…
– Было. Но к чему ты завел шарманку?
– Не снятся они тебе?
– Ну, ты даешь! Ты скоро будешь проповеди читать! Снятся только невинно убиенные! Запомни – невинно! На моей совести ни одного невинного нет! Тебе же тоже те двое у ИБС не снятся?
– Те не снятся. Другие снятся. И наяву приходят.
– Да брось ты! Что-то не узнаю своего старого другана! Опер обнял агента за плечи, прижал, потряс.
– Это ты от безделья заржавел. Сейчас войдешь в работу, ржа и оботрется. Ну, чего ты расклеился?
– Не знаю… Старый стал. Да и изменилось все вокруг. Все сдают, всё сливают, за бабки что угодно сделать можно. Воровские короны продаются! Менты все продажные, прокуроры! Времена нынче паскудные… Сейчас нужна крепкая подписка…
– Я – твоя подписка! – раздраженно сказал Лис. – Мало, что ли?
Но опомнился и изменил тон на сочувственно-дружеский.
– Я тебя хоть раз подводил, дружище?
– Нет.
– А продавался? Или кого-нибудь подставлял?
– Тоже нет. Ладно, я пошел. Бывай.
– Давай. Только выходи там же, где зашел.
Последнюю фразу он произнес не случайно. Через несколько минут у Лиса должна состояться встреча еще с одним агентом, и «светить» их друг перед другом не следовало.
– Бывай, Михалыч…
На этот раз они обошлись без рукопожатия. Лис долго смотрел в согнутую спину. Потом встряхнулся, с силой провел руками по лицу и, лавируя между гулкими корпусами барж и катеров, пошел к другому концу этого кладбища металлолома. Встреча с агентом Лешим прошла хоть и не очень сердечно, но в целом успешно. Она отняла много нервной энергии и душевных сил. Теперь предстояла встреча с агентом Горгулей, и на нее следовало выходить в отличной форме.
Через триста метров, между изъеденным ржавчиной сухогрузом и лежащим на боку танкером его ждал человек. По внешнему виду манерам и повадкам он был похож на предыдущего, как брат-близнец.
– Здорово, дружище! – широко улыбаясь, Лис потряс не очень чистую ладонь. – Чертовски рад тебя видеть!
– Что такой возбужденный, будто за тобой черти гнались?
Новый мэр Придонска, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, словно из него выпустили воздух.
– Вчера опять приезжали москвичи насчет порта. Я подписал все бумаги.
Белесые глаза заместителя губернатора медленно выкатились из орбит. Его бледное лицо приобрело предынсультную – синюшно-багровую окраску.
– Ты что, охрене-ел?!! Распоряжаешься федеральной собственностью?!
Николай Николаевич встал по стойке «смирно», вынул из папки и положил перед вице-губернатором лист бумаги.
– Извините, Сергей Петрович… Распоряжаюсь собственной жизнью. Вот заявление об отставке. Пусть другой им отказывает. Только тогда его отнесут на кладбище, а они придут к вам. Вы, конечно, другое дело – у вас возможностей больше, да и охрана…
Пастряков натужно, с хрипом, перевел дух и машинально потянул за узел галстука, словно тот пытался затянуться на шее удавкой. В глазах плескался страх. Он хорошо помнил многозначительную фразу из «Крестного отца»: «Если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно…» И ему явно не хотелось встречаться с москвичами, а тем более им отказывать.
– Пошли, лично губернатору доложишь…
Но мэр Придонска отрицательно мотнул головой. Он уже принял для себя решение, и перечить начальству стало намного проще.
– Извините, Сергей Петрович. Это не мой уровень. Пока я мэр, надо городскими делами заниматься. Скоро отопительный сезон, а теплотрасса не готова… Если примете решение освободить – приказывайте, передам дела кому скажете!
Ему позвонили вечером. Бесцветный сухой голос Пастрякова быт холоден:
– Работай пока… Губернатор сказал – тебе на месте видней!
– Спасибо за доверие, – скрывая радость, ответил Спиридонов.
Но вице-губернатор не клал трубку.
– А что они тебе принесли? – будто невзначай спросил он.
– Ни-че-го! – уверенно, по слогам, произнес мэр. – Я слышал, они второй раз ничего не предлагают. И цена за порт уменьшилась в два раза.
На другом конце провода вздохнули.
– Да… Вначале задействуют интерес, потом страх, – сказал Пастряков, будто размышляя вслух. – Учись, Спиридонов!
Начальственный басок сменился короткими гудками.
Мэр медленно, чтобы не спугнуть удачу, опустил телефонную трубку на аппарат.
«Не учи ученого, дядя! – презрительно посоветовал он далекому Пастрякову. – Я за тебя под пули не пойду!» Правда, этот совет он дал даже не шепотом, а мысленно. А к самому себе обратился уже вслух.
– Молодец, Коля! – тихо сказал он и постучал костяшкой среднего пальца по умной голове. – Всех обвел!
И действительно, проявив изворотливость и мудрость, он враз сохранил жизнь, должность и стал миллионером! Теперь он почувствовал себя настоящим мэром. И эта работа ему нравилась. Правда, Коломиец как огня боялся областного начальства. «Руки вяжут, кровь пьют, пернуть без спроса не дают!» – частенько жаловался он. Из-за этого страха и погиб. Надо было больше киллеров бояться! Те стреляют – и жизнь кончается. А областное руководство… Когда вопрос встал ребром, не захотели подставлять свои лбы!
Новый хозяин Придонска ухмыльнулся. Немного свысока, как по-настоящему богатый и могущественный человек. Чувства, которые им владели, он сформулировал в не очень изящную, но верную фразу:
– Все ссут, когда страшно!..
Попался на фальсификации милицейский следователь – обвинение ему предъявляет прокурорский коллега. Схватили за руку судью-взяточника – арестовывает его следак из прокуратуры. Разоблачили предателя в ФСБ или изменника в Службе внешней разведки – уголовное дело ведет опять же следователь прокуратуры, только военной. Даже если сам прокурорский следователь или, еще хуже, надзирающий прокурор оскоромятся – ведь люди есть люди, привлекает их к ответственности все тот же следователь, на этот раз из вышестоящей прокуратуры.
– Тут какое-то недоразумение. Мы не собираемся ничего продавать.
– Дело в том, – невозмутимо продолжил Максим Викторович, – что дела у вас идут далеко не блестяще. Нужны радикальные меры. Но с вашими инвестиционными возможностями существенная перестройка производства затруднительна.
– Если не сказать – невозможна, – добавил его спутник.
– Позвольте, откуда вы все это взяли? – агрессивно спросила Лариса. – Дела у нас идут очень хорошо!
Секретарша извлекла из папки несколько скрепленных вместе листков и передала Максиму.
– Конечно, явных признаков неблагополучия пока нет, но темпы продаж во втором квартале снизились на шесть процентов по сравнению с прошлым годом. А в третьем – еще на восемь процентов, – сказал тот и передал бумаги Тучкову. – Вот, ознакомьтесь.
Владислав просмотрел таблицы цифр и растерянно передал листок супруге.
Лариса тоже выглядела обескураженно.
– Год на год не приходится, – пожала плечами она. Но прозвучало это не очень убедительно. – И зачем вам убыточный завод?
Перекошенный рот скривился в неестественной улыбке.
– Инвестиции всегда основаны на нестандартных решениях. Спрос на хрусталь упал, а на броню – возрос, и в Гусь-Хрустальном теперь делают бронированные стекла…
Лариса покачала головой.
– Мы предлагаем вам три миллиона долларов, – сказал Максим.
Тучков развел руками.
– Эта цифра завышена. Завод столько не стоит. У нас ведь мелкие партии… И потом, я же сказал, мы не собираемся ничего продавать! Мы ведь подняли предприятие с нуля. Это наша жизнь!
– Тем более, – Максим Викторович почему-то усмехнулся. – Подумайте две недели. Проконсультируйтесь со специалистами. У нас очень серьезная компания, она не меняет своих планов. Лучше будет, если вы согласитесь…
Последние лучи заходящего солнца преломились в витраже, украшающем окно кабинета. Лица москвичей приобрели красноватый оттенок с неприятными синими пятнами, как у вурдалаков. Этот новый облик обострил восприятие каждого слова, тона, жеста. Лариса по-женски, интуитивно, уловила… если не прямую угрозу, то намек. Очень прозрачный намек на угрозу. Она привстала и обвела незваных гостей взглядом:
– Лучше для кого?
– Для всех, – спокойно ответил Максим Викторович. – Извините за беспокойство. Вот моя карточка, жду звонка. Две недели. Но можно и раньше. До свидания.
Визит завершился. Тучковы вышли в коридор и наблюдали через широкое окно, как москвичи рассаживались в большие черные внедорожники. Машины рванули с места. В сумерках их габаритные огни казались горящими глазами злобных механических зверей.
– Странно это все, – Владислав Николаевич тряхнул головой. – Зачем им наш завод? И почему дают такую большую цену? И почему они решили, что завод продается?
– Ох, не знаю, – Лариса вздохнула. – Не нравится мне все это.
– Ерунда! Поехали домой…
О заманчивом коммерческом предложении Тучковы забыли через два дня.
* * *
С одной стороны, иметь телохранителей престижно: сразу видно, что ты не простой человек, а Богатый Мэн – важный, могущественный и надежно защищенный. С другой, быть телохранителем – круто! И платят нормально, и пушка по закону, и к шефу приближен, и телкам легко мозги запудрить… Поэтому телохранителей в России с каждым годом становится все больше и больше. Хотя профессионалов среди них не прибавляется. Ведь откуда их взять? Профессионалы – штучный товар. Основная масса «бодигардов» – это просто здоровенные парни, окончившие двухнедельные курсы и получившие лицензию. Они носят за хозяином портфель, открывают ему двери и выполняют мелкие поручения. Кстати, телохранителям такое прямо запрещено – это работа прислуги. Но широкоплечие «шкафы» тактику охраны практически не знают. Как не знают и того, что в мире удается предотвратить только восемь процентов покушений. Не знают они и об основной обязанности охранника – закрыть «объект» своим телом.Охранники Георгия Ивановича Краско также не были отягощены подобными знаниями и не задумывались над профессиональными проблемами. Потому что вероятность покушений на их шефа приближалась к нулю, ибо в определенных кругах господина Краско знали как Гошу Тиходонца. Таких людей репутация защищает гораздо надежней, чем крупногабаритные парни со стволами под мышкой. А охрана – это так, дань приличиям, показатель солидности, понты, если хотите.
Около пятнадцати часов Гоша вышел из четырехквартирного коттеджа красного итальянского кирпича – одной из первых новостроек Лысой горы, в которой он купил просторную трехкомнатку с прекрасным видом на Дон – для Любки Блондинки, с которой жил уже полтора года. Ездить по городу на «монстре хаоса» оказалось практически невозможно, поэтому у подъезда его, как и прежде, ждал черный «Мерседес» с шестилитровым двигателем.
Явно умиротворенный Тиходонец шел широким шагом, сверкали лаковые туфли, бежевый пиджак расстегнут с небрежной элегантностью, открывая легкий кремовый гольф, левая рука засунута в карман брюк, на запястье блестят огромные золотые часы. Надвинутая на глаза шляпа, каплеобразные темные очки «Феррари» и сигара, воинственно торчащая из бороды, придавали ему сходство с кинематографическим гангстером. Чего он, собственно, и добивался.
Завидев хозяина, один охранник живо выскочил из машины и распахнул дверцу, а вооруженный водитель запустил двигатель.
Внезапно из-за забора строящегося рядом дома вынырнули двое в заляпанных известкой черных рабочих комбинезонах, желтых пластиковых касках и зеленых респираторах. Для Гоши Тиходонца они были пустым местом, так как стоили меньше, чем его золотые часы или костюм, и даже меньше, чем штучные башмаки из страусиной кожи. Но в руках у них вдруг появились пистолеты с глушителями, и это резко меняло дело и коренным образом изменяло прейскурант стоимости каждого человека, фигурировавшего в данной ситуации.
– Пс-с! Пс-с! Пс-с! Пс-с! – раздались четыре негромких хлопка. С такими звуками открывались бутылки шампанского «Вдова Клико», которым Гоша совсем недавно поливал в ванне роскошное Любкино тело.
– Пс-с! Пс-с!
Распахнувший дверь телохранитель застыл, превратившись в гранитную статую и с ужасом рассматривая, как опрокидывается большое тело шефа, как расцветают на светлой ткани красные цветы, как один из нападающих производит контрольный выстрел, а второй разворачивает удлиненный глушителем ствол в его сторону… Он успел отпрыгнуть и спрятаться за машину, очередная пуля пробила стекло над головой, и водитель тут же кулем вывалился из салона, закрывая голову руками.
Однако киллеры ими не заинтересовались. Они пробежали через кусты, рванули вниз по склону и скрылись из поля видимости. Только тут охранники Гоши Тиходонца принялись беспорядочно стрелять в воздух.
Но шефу это помочь не могло. Он лежал, раскинув руки и ноги, в залитом кровью костюме, и остывал с положенной скоростью – примерно полтора градуса в час.
Через час трагическая новость облетела Тиходонск. А в течение суток все члены правления АОЗТ «Аксинья», участвовавшие в переговорах с москвичами, исчезли из города. Как стало известно, они разъехались по своим зарубежным виллам – кто на Кипр, кто в Испанию, кто в Арабские Эмираты.
* * *
Приближалась осень. Над Тиходонском все чаще дули степные ветры, особенно холодные по утрам. Супруги Тучковы приезжали на работу рано – в половине восьмого. Выйдя из машины, они поежились и, защищаясь от студеного дыхания Дона, плотней закутались в обновки наступающего сезона – длинные французские плащи со стальным отливом. Воздух быт чистым и свежим, радостно светило негреющее, но поднимающее настроение солнышко. День быт распланирован и обещал быть успешным, как и все остальные дни трудолюбивых и старательных людей.Спортивный мотоцикл с ревом выскочил на небольшую площадку перед парковкой. Муж обернулся и оторопел. Молодой парень в шлеме и очках держал руль и смотрел в упор, а пассажир на заднем сиденье целился из небольшого автомата. Длинная очередь в упор буквально разорвала грудную клетку Владислава Николаевича. В последний момент он успел сделать шаг вперед, пытаясь заслонить жену. Но ничего не вышло. Плотный рой злых пуль изрешетил и ее. Супруги Тучковы упали накрест друг на друга в нескольких метрах от собственного завода. Мотоцикл ловко развернулся на узком пятачке, разогнался до ста километров за пять секунд и, встав на одно колесо, исчез за поворотом.
Шел пятнадцатый день с момента визита покупателей. Срок, отведенный на раздумье, истек вчера. Донской ветерок шевелил новые, безнадежно испорченные пулями плащи.
* * *
База стройматериалов располагалась неподалеку от стекольного завода – тоже на крутом правом берегу Дона. Это было особенно удобно, потому что внизу устроили причал и многие грузоперевозки производили по воде. Это гораздо экономичней и удобней.– К вам посетители, Леонид Петрович! – доложила секретарша, и директор кивнул.
– Пусть заходят.
Через минуту три молодых человека в хороших костюмах и с уверенными манерами непринужденно расположились в глубоких кожаных креслах.
– Мы из Москвы, представляем «Консорциум», – без предисловий начал один, назвавшийся Максимом Викторовичем. – Предлагаем купить вашу базу. Цена – пять миллионов долларов. Что скажете?
Вобликов потерял дар речи. Это был человек опытный и битый. По молодости работал следователем в Нахичеванском РОВД. Потом получил восемь лет по нашумевшему делу о коррупции в органах, отбыт шесть в спецзоне Нижнего Тагила, после чего успешно занимался бизнесом. Всякое случалось за эти годы – и «наезды», и «непонятки», и смены «крыши», и «кидки»… Но все улаживалось с помощью методов, которые были хорошо известны: «стрелки», «терки», «черный арбитраж», привлечение «разводящего» или самый обычный арбитражный процесс, иногда – обращение к бывшим коллегам…
Но в последнее время все изменилось. Мир бизнеса, еще недавно казавшийся понятным, стабильным и незыблемым, преобразился. Старые правила игры превратились в дым. В город хлынули огромные столичные капиталы. Москвичи приходили и предлагали продать нужный им объект за хорошие деньги. Они не торговались и не повторяли предложения. Если хозяин отказывался – его убивали. А объект покупали все равно, но уже за гораздо меньшую сумму. Причем валили всех подряд, без разбора – и мэра Придонска, и Гошу Тиходонца, не говоря о менее известных и значимых людях… Вон, Тучковы, они тут рядом работали… Конечно, об этом не сообщалось официально, газеты и телевидение не раскрывали причины загадочных расстрелов, но все всё знали. Среди тиходонских бизнесменов прокатилась волна паники.
И вот московские захватчики пришли к нему! Вобликов утратил обычную невозмутимость и ослабил узел галстука. Одно дело, когда знаешь о наездах и расстрелах абстрактно. И совсем другое – когда это касается тебя самого!
Пауза затягивалась.
– Что скажете, Леонид Петрович? – спокойно спросил Максим Викторович. Он презрительно скривил рот.
Вобликов налил стакан воды, жадно выпил. Что тут можно сказать? Часть крупных предприятий, банков и коммерческих структур уже принадлежит никому не известным фирмам. То тут, то там всплывают сделки на миллионы долларов, проведенные без ведома «авторитетных» людей. Московская лавина накрывала Тиходонский бизнес, и ничего с этим не поделать…
– Цена нормальная, даже с «верхушкой», – стараясь держаться солидно, произнес Вобликов, но голос срывался, выдавая волнение. – Так что можно продать…
– Очень хорошо, – кивнул пришелец. – На оформление у нас есть три дня.
– Три?! – изумился Вобликов. – Всего три дня?!
– Да, – спокойно подтвердил Максим Викторович. – В четверг здесь будет работать новый менеджмент.
– Ну что ж… Да, только у меня есть одно условие! – Зоновская закалка придала директору сил, голос его окреп.
– Условие? – В голосе москвича прозвучало пренебрежение. – Какое условие?
– Речь о рабочих. Они акционеры. Если их кинуть, это крысятничество. Надо выплатить стоимость акций.
– Это сколько будет?
– Порядка шестисот тысяч зеленых. Бухгалтеры скажут точно.
– Не вопрос, – кивнул Максим Викторович. – Договорились. Володя наш юрист, он остается и готовит с вами документы. А мы пока прощаемся. Вы не приглашаете нас на раков с пивом?
Издевается он, что ли? Вобликов поднял глаза. Максим едва заметно улыбался перекошенным ртом. Но не издевательски, а благодушно. Хотя все равно это была дьявольская улыбка.
– Нет, – покачал головой бывший следователь и бывший зэк, а ныне успешный бизнесмен. – Что-то нет аппетита.
Юрист достал бумаги, его коллеги вышли из кабинета. Когда они садились в машину, Максим толкнул Дениса локтем.
– Видишь? Лед тронулся! Завтра поезжай в Придонск!
* * *
В Придонске ничего не изменилось. Да и в мэрии все осталось по-прежнему. Только секретарша изменила имидж: перекрасилась в брюнетку, изменила одежду, макияж и надела тонкие черные колготки. И в кресле мэра сидел совсем другой человек.Денис приехал один, на одной машине, в руке у него быт обычный черный кейс. Спиридонов принял его с максимальным почтением, хотя быт заметно напряжен и испуган.
– Я слышал про несчастье со Степаном Васильевичем, – начал Денис. – Очень, очень жаль. Такой приятный человек! Мы почти обо всем договорились, он даже приглашал нас раков кушать. И тут такое!
Спиридонов смотрел в стол. Сердце его тревожно колотилось, ладони вспотели. Он еще не чувствовал себя настоящим мэром. Потому что не успел войти в роль, к тому же не обладал десятой долей связей и влияния Коломийца.
И вот теперь он оказался на переднем крае, на линии огня. И ему предстояло принять решение, за отказ от которого его предшественник поплатился жизнью.
Вьдержав скорбную паузу, Денис перешел к делу.
– Речь шла о продаже порта. Собственно, это не совсем продажа – задействуется сложная многоэтапная схема, на выходе которой каждая сторона получает то, что ей нужно. С учетом экономико-политических поправок мы оцениваем порт в сорок миллионов долларов. Вы получаете один миллион. За одну подпись это немало.
Денис положил перед новым мэром блестящий кожаный кейс. Тот поспешно убрал его со стола и поставил себе под ноги.
– Главное, чтобы все было абсолютно законно.
– Даже не сомневайтесь! – заверил его Денис.
* * *
О человеке можно судить по его связям и местам, где он бывает. Но к оперативнику криминальной милиции это правило не подходит. Потому что тот не может выбирать собеседников и места встречи с ними. Точнее, нормальных собеседников и нормальные места. Если бы Лис ограничивал свое общение коллегами, сотрудниками городской администрации, студентами, инженерами и честными бизнесменами, он бы не раскрыл ни одного преступления. Ибо перечисленные лица понятия не имеют о криминальных замыслах, совершенных преступлениях, спрятанных вещдоках, «лежках» беглых зэков, короче, об обстановке на тиходонском «дне», которое, впрочем, если верить глянцевым журналам, и не дно вовсе, а небеса, на которых обитает «городская элита». Но в такую перевернутую оценку верят только лохи педальные, про которых эти журналы пишут, которыми оплачиваются и для которых, собственно, и существуют.Вчера Лис прогулялся пешком по набережной и, улучив момент, нарисовал мелом на опоре Южного моста знак доллара, только перечеркнутый одной черточкой, а не двумя. В век увлечения «граффити» рисунок не привлекал внимания и даже терялся на фоне жирных разноцветных линий, уродующих любую, необязательно гладкую, но просто ровную поверхность. Между тем скромный меловой чертежик содержал важную информацию для того человека, которому быт адресован, а именно – обозначал место и время завтрашней явки. Конечно, такие сигналы – из арсенала разведки, а не уголовного розыска, но в связи с удобством Лис их оттуда и заимствовал, опустив чрезмерные сложности, вроде сигналов о постановке и съеме знака. В конце концов, агенты существуют не только у разведок, но и у милиции, и он стремился обхитрить не государство в лице контрразведывательных органов, а босяков, среди которых даже покойный Гангрена или Ваня Карман особой изощренностью не отличались.
И вот сейчас, в отстойнике списанных на металлолом судов за грузовым портом, он встретился с человеком, один вид которого быт способен скомпрометировать любого собеседника. По лицу, манерам, одежде, лексикону и десятку других признаков это быт опытный уголовник, матерый зэк, сын тюрьмы…
Но Лиса это не смущало. Именно такие люди осведомлены о жизни криминального дна.
– Здорово, дружище! Чертовски рад тебя видеть! – Он совершенно дружески пожал руку сомнительному знакомцу, взял его под локоть и повел по грязному берегу, вдоль черной, в разводах нефти воды, между ржавыми остовами катеров, буксиров, торчащих из реки и перегораживающих путь сухогрузов и барж, которые приходилось обходить.
– Что-то происходит, дружище, – начал Лис озабоченным тоном, чтобы агент проникся серьезностью задачи. – Залепили несколько «мокряков» – один за другим. Кто, что – неизвестно… Вообще глухо! Похоже, не наши работают…
– Я слыхал, Михалыч, – сказал спутник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Голос у него был глухой, с привычными блатными интонациями. – Но эти вещи не перетирают,[9] сам знаешь. Да я в последнее время и отошел от дел, мало кого вижу…
– Во-во! – Оперативник назидательно похлопал агента по согнутой сутулой спине. – Если сидеть на жопе, то сорока на хвосте новостей не принесет! Давай, влазь обратно в дела, скажи – «воздуха» не хватает.[10]
Агент пожал плечами.
– Его и так не хватает. Ты знаешь, Михалыч, я всю жизнь ворую, а не разбогател. Вот скажи, откуда столько богатых взялось?
Лис хмыкнул.
– Ты философию не разводи. Я ведь не по этой части, да и ты тоже. Давай, влазь в дела, бей хвостом, поднимай муть, ищи информацию. Если где-то вылезет оружие, или заезжие «спецы», или какая байка про киллеров – вцепляйся зубами, руками и ногами!
– А не отрубят руки-то? – спросил собеседник и тяжело вздохнул.
– Ты чего как девочка? – удивился Лис. – Первый раз, что ли?
Агент вздохнул еще раз.
– Устал я, Михалыч. Годы свое берут, здоровье уходит. А главное, в душе что-то перевернулось…
– Подлечим душу, не бойся. На вот, держи…
Лис достал пятьсот рублей, потом пошарил по карманам, добавил еще двести, протянул. Рука с купюрами повисла в воздухе.
Было тихо, только плескалась покрытая радужной пленкой вода. Пахло ржавым железом и унынием. Агент бросил окурок в воду, махнул рукой и взял деньги.
– Эх, Михалыч! Да разве я об этом…
– А о чем?
– Ты сколько человек посадил? – вопросом на вопрос ответил агент.
– Пс-с-с… Да что я, считал? Много, наверное…
– И убивать, знаю, приходилось…
– Было. Но к чему ты завел шарманку?
– Не снятся они тебе?
– Ну, ты даешь! Ты скоро будешь проповеди читать! Снятся только невинно убиенные! Запомни – невинно! На моей совести ни одного невинного нет! Тебе же тоже те двое у ИБС не снятся?
– Те не снятся. Другие снятся. И наяву приходят.
– Да брось ты! Что-то не узнаю своего старого другана! Опер обнял агента за плечи, прижал, потряс.
– Это ты от безделья заржавел. Сейчас войдешь в работу, ржа и оботрется. Ну, чего ты расклеился?
– Не знаю… Старый стал. Да и изменилось все вокруг. Все сдают, всё сливают, за бабки что угодно сделать можно. Воровские короны продаются! Менты все продажные, прокуроры! Времена нынче паскудные… Сейчас нужна крепкая подписка…
– Я – твоя подписка! – раздраженно сказал Лис. – Мало, что ли?
Но опомнился и изменил тон на сочувственно-дружеский.
– Я тебя хоть раз подводил, дружище?
– Нет.
– А продавался? Или кого-нибудь подставлял?
– Тоже нет. Ладно, я пошел. Бывай.
– Давай. Только выходи там же, где зашел.
Последнюю фразу он произнес не случайно. Через несколько минут у Лиса должна состояться встреча еще с одним агентом, и «светить» их друг перед другом не следовало.
– Бывай, Михалыч…
На этот раз они обошлись без рукопожатия. Лис долго смотрел в согнутую спину. Потом встряхнулся, с силой провел руками по лицу и, лавируя между гулкими корпусами барж и катеров, пошел к другому концу этого кладбища металлолома. Встреча с агентом Лешим прошла хоть и не очень сердечно, но в целом успешно. Она отняла много нервной энергии и душевных сил. Теперь предстояла встреча с агентом Горгулей, и на нее следовало выходить в отличной форме.
Через триста метров, между изъеденным ржавчиной сухогрузом и лежащим на боку танкером его ждал человек. По внешнему виду манерам и повадкам он был похож на предыдущего, как брат-близнец.
– Здорово, дружище! – широко улыбаясь, Лис потряс не очень чистую ладонь. – Чертовски рад тебя видеть!
* * *
На следующий день Спиридонов поехал в область. Пастряков встретил его настороженно. Но все-таки приподнялся с места и протянул руку:– Что такой возбужденный, будто за тобой черти гнались?
Новый мэр Придонска, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, словно из него выпустили воздух.
– Вчера опять приезжали москвичи насчет порта. Я подписал все бумаги.
Белесые глаза заместителя губернатора медленно выкатились из орбит. Его бледное лицо приобрело предынсультную – синюшно-багровую окраску.
– Ты что, охрене-ел?!! Распоряжаешься федеральной собственностью?!
Николай Николаевич встал по стойке «смирно», вынул из папки и положил перед вице-губернатором лист бумаги.
– Извините, Сергей Петрович… Распоряжаюсь собственной жизнью. Вот заявление об отставке. Пусть другой им отказывает. Только тогда его отнесут на кладбище, а они придут к вам. Вы, конечно, другое дело – у вас возможностей больше, да и охрана…
Пастряков натужно, с хрипом, перевел дух и машинально потянул за узел галстука, словно тот пытался затянуться на шее удавкой. В глазах плескался страх. Он хорошо помнил многозначительную фразу из «Крестного отца»: «Если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно…» И ему явно не хотелось встречаться с москвичами, а тем более им отказывать.
– Пошли, лично губернатору доложишь…
Но мэр Придонска отрицательно мотнул головой. Он уже принял для себя решение, и перечить начальству стало намного проще.
– Извините, Сергей Петрович. Это не мой уровень. Пока я мэр, надо городскими делами заниматься. Скоро отопительный сезон, а теплотрасса не готова… Если примете решение освободить – приказывайте, передам дела кому скажете!
Ему позвонили вечером. Бесцветный сухой голос Пастрякова быт холоден:
– Работай пока… Губернатор сказал – тебе на месте видней!
– Спасибо за доверие, – скрывая радость, ответил Спиридонов.
Но вице-губернатор не клал трубку.
– А что они тебе принесли? – будто невзначай спросил он.
– Ни-че-го! – уверенно, по слогам, произнес мэр. – Я слышал, они второй раз ничего не предлагают. И цена за порт уменьшилась в два раза.
На другом конце провода вздохнули.
– Да… Вначале задействуют интерес, потом страх, – сказал Пастряков, будто размышляя вслух. – Учись, Спиридонов!
Начальственный басок сменился короткими гудками.
Мэр медленно, чтобы не спугнуть удачу, опустил телефонную трубку на аппарат.
«Не учи ученого, дядя! – презрительно посоветовал он далекому Пастрякову. – Я за тебя под пули не пойду!» Правда, этот совет он дал даже не шепотом, а мысленно. А к самому себе обратился уже вслух.
– Молодец, Коля! – тихо сказал он и постучал костяшкой среднего пальца по умной голове. – Всех обвел!
И действительно, проявив изворотливость и мудрость, он враз сохранил жизнь, должность и стал миллионером! Теперь он почувствовал себя настоящим мэром. И эта работа ему нравилась. Правда, Коломиец как огня боялся областного начальства. «Руки вяжут, кровь пьют, пернуть без спроса не дают!» – частенько жаловался он. Из-за этого страха и погиб. Надо было больше киллеров бояться! Те стреляют – и жизнь кончается. А областное руководство… Когда вопрос встал ребром, не захотели подставлять свои лбы!
Новый хозяин Придонска ухмыльнулся. Немного свысока, как по-настоящему богатый и могущественный человек. Чувства, которые им владели, он сформулировал в не очень изящную, но верную фразу:
– Все ссут, когда страшно!..
* * *
Прокуратура стоит над остальными правоохранительными органами. В основном потому, что именно она расследует дела в отношении сотрудников всех других ведомств.[11]Попался на фальсификации милицейский следователь – обвинение ему предъявляет прокурорский коллега. Схватили за руку судью-взяточника – арестовывает его следак из прокуратуры. Разоблачили предателя в ФСБ или изменника в Службе внешней разведки – уголовное дело ведет опять же следователь прокуратуры, только военной. Даже если сам прокурорский следователь или, еще хуже, надзирающий прокурор оскоромятся – ведь люди есть люди, привлекает их к ответственности все тот же следователь, на этот раз из вышестоящей прокуратуры.