– Конечно, – настороженно кивнул Франк, барабаня суставчатыми пальцами по столу. – Он же не предвидел возможность наступления смерти, хотя мог и должен был это предвидеть…
Франк – сокращение от Франкенштейн. Такую кличку профессор Реверсов получил за туго обтянутое кожей скуластое лицо с огромным ртом, лысый шишковатый череп и привычку вытаращивать и без того изрядно выкаченные глаза, когда ему хотелось подчеркнуть важность произносимого и привлечь внимание слушателей. На лекциях он частенько отвлекался, сбиваясь на «случаи из жизни» и забавные байки, но на семинарах свирепствовал, требовал конкретных и полных ответов, щедро рассыпая «неуды», которые впоследствии роковым образом сказывались на результатах сессии. По уголовному праву задолжников было больше всего.
– В этом и заключается ошибка традиционного подхода! – обличительным тоном проговорил Денис. – Когда человек тычет в другого ножом, он должен предвидеть вероятность наступления любых последствий и отвечать за конечный результат! В данном случае – за умышленное убийство!
Суставчатые пальцы быстрее забарабанили по дереву. Мышление у Франка отличалось парадоксальностью, а поступки – непредсказуемостью, он очень ценил оригинальность и самостоятельность ответов, хотя понимал эти качества весьма своеобразно. Рассказывали, что однажды на экзамене он загнал студента в угол вопросом: «Что такое проституция?» Тот безнадежно задумался и, предчувствуя неизбежность провала, брякнул:
– Не знаю… Но был случай…
Зависшая над ведомостью ручка остановилась.
– В ресторане женщина залезла на стол и стала кричать: «Да, я проститутка, но меня голыми руками не возьмешь!» Сам видел…
Франк рассмеялся и поставил долгожданный «уд».
Другая легенда повествовала, как Реверсов безуспешно выпытывал у одного азербайджанца, что является объектом преступного посягательства при изнасиловании. Тот потел, краснел, затравленно оглядывался на товарищей, подбирал слова и наконец вместо нейтрального «половая свобода» сдавленно прохрипел:
– Ну эта… лохматая…
Аудитория взорвалась гомерическим смехом, Франк повалился на стол и чуть не умер от хохота, но когда успокоился, пришел в ярость и с криком: «Сам ты „лохматая“!» – выгнал опозорившегося ученика.
Слабым местом Франкенштейна было то, что он легко вовлекался в дискуссию, а «заведясь», превращал семинар в лекцию и мог проговорить все отведенное время, забыв про необходимость опроса. Но «завести» профессора мог только подготовленный и эрудированный студент.
Денису это удалось. Опираясь на несуразные примеры из судебной практики, он раскритиковал общепринятую теорию субъективного вменения и довольно убедительно высказался в пользу определения вины по объективным последствиям преступления. В любом учебнике можно прочесть, что такой подход распространен в неправильных капиталистических государствах и для социалистической законности совершенно неприемлем.
– Традиционная теория снимает с виновного ответственность за отклонения в цепочке причинно-следственных связей, – торжествующе заканчивал Денис свою речь. Он предчувствовал триумф, как матадор, правильно вогнавший шпагу в загривок еще стоящего как ни в чем не бывало, но уже убитого быка.
– Но тогда риск наступления неблагоприятных последствий полностью возлагается на жертву! Разве это отвечает принципу справедливости? Разве способствует борьбе с преступностью?
Франк вытаращил глаза.
– Хорошо. Да. Хорошо, что вы нестандартно мыслите. Но нестандартно – не всегда означает правильно. Да. Вы обосновываете очень опасную концепцию объективного вменения, которая может привести к необоснованным репрессиям! Ведь что есть ответственность без вины?
Бык тяжело рухнул на колени и медленно повалился на бок. Денис незаметно отсалютовал восторженно замершей аудитории. Он выполнил свою задачу. Франк «завелся» и проговорил оставшиеся семьдесят минут, как раз до завершающего учебный день звонка.
Вываливаясь в весело гомонящей толпе на улицу, Денис получил стандартный набор почестей победителя: его признательно хлопали по плечу, дружески жали руку, Ниночка Бобылева чмокнула в щеку, а Славка Ефимов вызвался даже немедленно угостить пивом. Но время поджимало.
На улице было пасмурно. К стоянке автомобилей, пошатываясь, подходили двое изрядно поддатых парней с журфака. Одного, с разбитым лицом, Денис хорошо знал – тот ухаживал за Антониной и всегда смотрел на него, как на классового врага. Звали его Сергей. Здоровый амбал, кто же это сумел так его разукрасить? Второй и с целой физиономией имел вид блатной босоты – дерганые движения, вызывающе-развязные манеры, хищный острый нос и презрительно прищуренные бесцветные глазки. Хорошие кадры получит через несколько лет отечественная журналистика! Оба наверняка неграмотные босяки, если и умеют писать, то только на заборах… Живописная парочка вплотную приблизилась к шикарной иномарке. Неужели средь бела дня начнут курочить? По пьянке чего не сделаешь! Но вместо звона стекла нежно пиликнул электронный замок, и будущие журналисты завалились в мягкий салон. О времена, о нравы!
– Так ты идешь пить пиво? – спросил Ефимов.
– Некогда. Давай в другой раз!
Денис быстро пошел к трамвайной остановке, за ним увязался Бородаевский. Странный и скользкий тип. Тетрадки и учебники он почему-то носил в газетном свертке, никогда не смотрел в глаза собеседнику и уклонялся от всех неофициальных мероприятий группы. Из-за этого в последнее время его уже и не приглашали.
– Значит, ты учил, – утвердительно, с долей обличительной интонации в голосе не то спросил, не то констатировал он. – А где ты все это прочитал? В учебнике такого нет…
– На учебнике далеко не уедешь. Думать надо. Анализ и синтез плюс собственные мысли… У тебя есть собственные мысли?
Денис втиснулся в отходящий трамвай и помахал рукой неуклюжему парню с бабьей фигурой и дурацким газетным пакетом под мышкой. Лицо у Бородаевского было унылым: собственных мыслей у него не было и он остро завидовал чужим успехам. А Денис уже забыл про свой триумф и думал о предстоящей работе.
Через пятнадцать минут он был на набережной, у восьмого причала. Громко играла бравурная музыка, белый прогулочный катер готовился к отплытию, а ожидающий у кассы длинный и сутулый Витька Осипов проявлял явные признаки беспокойства.
– Где ты ходишь, опоздаем! – ему нравилось изображать командира, но из-за излишней суетливости эта роль ему плохо удавалась.
– Я же не прогуливаю семинары, как некоторые, – гордо ответил Денис. – Билеты взял?
Они покупали билеты в кассе, как обычные граждане, правда, потом Мамонт возмещал расходы.
Осипов кивнул.
– Пошли быстрее!
– Подожди. Их привезли?
– Конечно! Что я, по-твоему, совсем идиот? Чего бы я спешил?
– Может, просто соскучился по водным прогулкам…
– Прям-таки! Наташка и так косо смотрит на мои отлучки. Один раз на кружок, другой – на дружину, сейчас – в райотдел на стажировку… А потом что придумать?
Витька полгода назад женился и сразу попал под каблук к молодой супруге. Характер у него был мягкий, и скорей всего страх перед женой окажется сильней требований Мамонта о строгой конспирации – рано или поздно он под большим секретом расскажет ей все.
– Надо будет – я тебе сто историй придумаю… Побежали!
Тарахтенье движка напоминало работающий на холостых оборотах трактор. Они последними поднялись на борт – это плохо: привлекает излишнее внимание, но «прокол» не слишком серьезен… Надо будет загладить его полной естественностью поведения. Денис испытывал тревожное возбуждение – как всегда в начале операции. Непривычно опрятные матросы сбросили сходни, отдали концы, тарахтенье усилилось, и гранит набережной ушел в сторону. Катер вмещает сто пятьдесят человек, но сейчас он заполнен едва на треть. Будний день, шесть часов вечера, народ после работы разбредается по домам. В основном здесь гости Тиходонска, которым нечего делать, кроме как осматривать живописные окрестности с середины реки. Да группа французов – двадцать пять человек, прибывших по программе культурного обмена.
Иностранцы. На профессиональном сленге – иноки. «Пойду к скуфье смиренным иноком»… Нет, это из другой оперы. Толкутся на корме, громко разговаривают, смеются… Двое рассматривают в бинокли проплывающие мимо берега, один расхаживает с фотоаппаратом, выбирая нужный кадр. Аппарат огромный, дорогой, с мощным телевиком. Впрочем, запрещенных к съемке объектов на маршруте нет…
– Пошли к ним, – шепчет Осипов. Суетится, как всегда.
– Не сразу, – стараясь не выдать раздражения и сохранить нейтральное выражение лица, отвечает Денис. Не торопясь, он извлекает трубку и медленно набивает ее дорогим «капитанским» табаком из замшевого кисета.
– Чего ждать? – шипит Витька. – Время-то идет!
– Прибежали как ошпаренные и сразу к ним? Ты хоть думай немного! – Денис делано улыбнулся и принялся раскуривать трубку. – Давай пока с нашими девочками познакомимся…
Девочек было трое, молодые, но не очень чтобы красивые. И знакомиться они не захотели.
– Валите отсюда, ребята, мы не по этому делу, – равнодушно сказала шатенка с короткой косичкой и расставленными, как у зайца, зубами.
– Какому такому делу? – вроде бы обиделся Денис. – Никаких дел у нас и нету… Переболтать да пива выпить…
– Мы не пьем пиво, – снова за всех ответила девушка. – Отваливайте.
– Ну и ладно! Пойдем, Витек… – Осипов как деревянный следует за ним. Он заторможен и напряжен, видно, размышляет, что будет, если его увидит кто-то из знакомых и расскажет Наташке.
Со стороны все выглядит естественно. Потерпев неудачу, два молодых плейбоя вальяжно движутся в кормовую часть, не подозревая, естественно, кто там находится. Но, услышав иностранную речь, они приятно удивлены.
– Смотри, Витек, иностранцы! – громко умиляется Денис. Умиляется, конечно, не для Витька, а для иноков. Практически все в группе говорят по-русски. И все знают, что хотя «железный занавес» пал, для периферийного городка живые иностранцы – немалая редкость.
– Здравствуйте! – с легким акцентом здоровается с ними симпатичная женщина лет тридцати и улыбается. На ней свободного покроя платье и красивые босоножки.
– О! Вы понимаете по-русски? – еще больше удивляется Денис. – Здорово!
Он разыгрывает роль не очень далекого, но добродушного парня – подходящей мишени для любых происков посланцев империализма. Женщина продолжает улыбаться.
– Конечно. Мы должны знать язык своих друзей.
У нее прическа «каре», милая улыбка, короткий узкий нос и ясные серые глаза. Сквозь ремешки босоножек выглядывают ухоженные нежные пальчики с неброским перламутровым педикюром. И густые черные волосы лежат один к одному, отблескивая, как воронье крыло, – видно, она моет голову по нескольку раз в день. От женщины исходит волна притягательности и обаяния. Если бы она просила показать шрам от аппендицита, Денис не стал бы упрямиться.
– Слышишь, Витек, это наши друзья! – окончательно заходится в восторге Денис.
– Мир, дружба! – почему-то с акцентом говорит Осипов и, тряся сцепленными ладонями перед грудью, ненатурально скалится.
Контакт состоялся. Женщину звали Мадлен, она из Лиона, работает в музее. Основная часть группы из Парижа. В Тиходонске им нравится, послезавтра они улетают в Москву, а оттуда возвращаются домой.
– Витек, сбегай за шампанским! – командует Денис и принимается раскуривать трубку. Закрепить контакт никогда не вредно, но сейчас не Холмсу, а ему лично хочется сделать Мадлен что-то приятное.
Осипов приносит бутылку «Тиходонского» и три картонных стаканчика. Стаканчиков надо было взять больше – группа иноков заинтересованно следит за развитием событий, и по законам гостеприимства пригласить к выпивке следует всех желающих. Хоть по три капли на нос, неважно, тут главное жест! Они-то уж попили у себя настоящего шампанского, «Тиходонским» их не удивишь, но совместное распитие сближает и способствует…
Денис вручает Мадлен стаканчик с таким видом, будто это хрустальный бокал. Они встречаются глазами, и Денис явственно читает в них интерес. Он ощущает всплеск настроения, будто получил инъекцию веселящего препарата.
– Господа, присоединяйтесь! – широким жестом Денис протягивает оставшиеся стаканчики в сторону группы, совершенно не представляя, как станет выкручиваться, если интерес к предложению проявят больше, чем двое.
Но французы вежливо улыбаются и делают отрицательные жесты. Худенькая женщина с короткой стрижкой хлопает ладонями по открытым плечам и что-то говорит по-французски.
– Холодно пить шампанское, – переводит Мадлен и лукаво улыбается. – А я не боюсь холода…
В ее тоне Денису слышатся многозначительные обещающие нотки. Его бросает в жар.
У него дрожат руки. Тиходонское шампанское пенится, выплескивается на дощатую палубу. Мадлен звонко смеется.
– За вас, наших гостей! – торжественно провозглашает Денис. В одной руке он держит стаканчик, в другой трубку. Это неудобно и кажется, будто выглядит он совершенно по-дурацки. – Нам очень приятно, что вы прибыли в наши замечательные края, надеемся, что это не последний раз. За вас, Мадлен!
Он залпом выпивает свою порцию. Шипучая сладкая жидкость попадает в пустой желудок, вызывая тошнотный спазм. Сейчас бы горячую отбивную с зеленым горошком! Витька только пригубляет – боится, что жена учует запах. Лучше бы вообще отказался, а так принужденность его поведения видна невооруженным глаз! Мадлен пьет медленно, маленькими глотками, губы мягко облегают картонную кромку, не оставляя следов помады.
– Вы удобно устроились? – галантно спрашивает Денис. – В какой гостинице?
В животе у него заурчало. Денис чуть не провалился сквозь палубу и до отказа втянул пресс, как будто старался достать до позвоночника.
– «Кавказ».
Другого ответа он и не ждал – интуристовская гостиница одна в городе. «В каком номере?» – рвался из захмелевшего нутра следующий вопрос, но гортань и губы никогда не пропустили бы его наружу.
– А вы работаете или учитесь? – в свою очередь интересуется Мадлен.
– Учимся. В университете, на юридическом, – честно отвечает Денис и рассказывает о себе и Осипове. Они действуют без легенды, под своими именами, поэтому им ничего не нужно придумывать.
– Занятия закончились, вот мы и решили прогуляться по реке…
– Подышать свежим воздухом, – добавляет Витька, довольный, что встрял в разговор.
– А вы женаты? – Мадлен показывает на Витькино обручальное кольцо.
– Да, – энергично кивает тот. – Совсем недавно.
– А почему жена не дышит свежим воздухом?
– Э-э… Она… Она заболела! – брякает Осипов.
Идиот!
– Странно! – удивляется Мадлен, и улыбка ее становится напряженной. – Молодая жена заболела, ей нужен уход, лекарства… А вы после занятий не спешите к ней, а едете дышать воздухом!
Витька не отличается сообразительностью. Он молчит и смотрит в сторону, как на семинаре у Франка. Дениса окатывает волна злости. Какой тупица!
– Витя живет в общежитии, а жена отдельно, у родителей, – объясняет Денис. – У них одна комната, и все не помещаются.
Конечно, этим признанием он подрывал престиж своей страны, но в конце концов сейчас гласность, скрывать недостатки перестали. А истинную причину их нахождения на прогулочном катере надо скрыть любой ценой…
– Вечером Витя зайдет ее проведать, понимаете? Навестить. И снова пойдет в общежитие.
– Муж и жена живут отдельно?!
– Да. Но скоро им дадут комнату в общаге. В смысле в общежитии.
– Скоро дадут! – воспрянул Витька. – Профком обещал!
– А шампанское… Не слишком ли оно дорогое для неимущих студентов?
– Мы это… Подрабатываем, – выпятил грудь Витька.
– Да? Интересно, где же?
– Грузчиками в магазине.
Мадлен окинула взглядом его фигуру и теплыми пальцами мягко взяла Дениса за руку. Когда-то он занимался боксом, и кулак с разбитыми костяшками выглядел внушительно. Но она разжала его и нежно провела по ладони.
– Вы не успели испортить руки, – серые глаза потускнели.
Дальше беседа протекала вяло. Мадлен не выпытывала государственных секретов, не высказывала никаких просьб и не давала поручений, не пыталась соблазнить и завербовать, не просила адреса для переписки, словом, не делала ничего запрещенного, да и разрешенного тоже не делала. И все остальные французы вели себя идеально: не вступали в контакт с местными, ничего не передавали, не разбредались, даже в бар не пошли.
Погода испортилась: полил мелкий, колючий дождь, волны приобрели свинцовую окраску и покрылись белыми барашками. Легко одетые иноки забились под тент, зябко поеживались. Только Мадлен с удовольствием подставляла лицо холодным брызгам. С мокрыми волосами и разрозовевшимися щеками она выглядела очень привлекательно.
Денис поймал себя на мысли, что никогда раньше не засматривался на женщин ее возраста. А сейчас… В груди расширялся теплый шар, наперекор погоде согревая все его существо. Уж не влюбился ли он? С первого взгляда, в иностранку, которая через пару дней навсегда уезжает из страны… Любовь способствует безумствам. Он знает, как надо держаться и что говорить, чтобы беспрепятственно пройти в «Кавказ», и он легко может установить номер, в котором она живет. Только что дальше? Нет, все бесполезно…
– Что вы делаете завтра? – не удержавшись, спрашивает он. – Или сегодня вечером? Я мог бы показать вам город. И окрестности…
– Невозможно, – Мадлен безразлично качает головой. – Сейчас у нас прием в горисполкоме, потом я лягу спать. А завтра весь день тоже расписан по минутам.
Денис отчетливо чувствовал: в Мадлен что-то изменилось. Она поддерживала разговор, задавала необязательные вопросы, впопад отвечала, по-прежнему мило улыбалась. Но это уже была другая Мадлен. Теперь он не ощущал ни прежнего интереса, ни расположенности, только безразличие и усталость. Лишь элементарная вежливость заставляла ее поддерживать разговор. Настроение у Дениса испортилось. Перемены в поведении женщины он отнес на свой счет. Дурацкая трубка, бурчащий живот, идиотское шампанское без закуски, как на вокзале…
Когда катер уже развернулся и возвращался к причалу, толстый веселый дядька в джинсовых шортах неожиданно навел на них фотоаппарат.
– На памьять!
– Давайте, давайте! – радостно поддержала Мадлен. К ней словно вернулось хорошее настроение.
Витька шарахнулся в сторону, как черт от ладана. Денис растерялся, но вида не подал, стал спокойно рядом с Мадлен, даже когда она взяла его под руку, не отстранился.
– Щелк, щелк, щелк…
– Спасьибо! Теперь скажьите ваш адрьес, я пришлюю снимьок!
Весело улыбаясь, толстяк достал блокнот. После чуть заметной паузы Денис продиктовал адрес, толстяк аккуратно записал.
– Хорошьо! – он долго тряс Денису руку. Мадлен оставалась безучастной.
Прогулка подходила к концу. Скоро борт катера с треском притерся к свисающим за край причала старым покрышкам. Денис смотрел вслед Мадлен, но она не обернулась. Иноков забрал огромный интуристовский автобус, незаметно рассосался остальной народ, и набережная опустела. Дождь закончился, но от реки тянуло холодом.
– Хорошо сработали, правда? – спросил Витька.
– Угу.
– Все четко, обеспечен полный контроль. Да?
– Да.
– Ну, я побежал к Наташке. Лады?
– Лады.
Но он никуда не побежал, а продолжал топтаться на месте.
– А я не облажался с этим кольцом?
– Облажался.
– Да, надо было снять… Ты только Мамонту не говори…
– Пока. Я пойду прогуляюсь, – вяло пожав руку Витьке, Денис двинулся вдоль ограждающей реку чугунной решетки.
Радостно высунув язык, огромными прыжками пронеслась мимо здоровенная овчарка. В выбоинах тротуара блестели лужицы, пахло свежестью и тиной, через каждые сто метров огромными черными грибами торчали из асфальта чугунные швартовочные тумбы. Он поставил ногу на одну из них, облокотился на колено, вынул и повертел в руках трубку, незаметно осмотрелся.
Осипова уже и след простыл, видно, чешет со всех ног к своей Наташке. Пожилая чета, подстелив газету и не убирая на всякий случай зонт, чинно сидит на скамейке лицом к Дону. Тоненькая девушка выгуливает на поводке поджарого нервного добермана. С достоинством идет рядом со статной дамой красавец дог в наморднике. Топая как лошадь, пробежала обратно знакомая овчарка. Хозяин ожидал ее вдали, под легким силуэтом высокого моста, связывающего левый и правый берега и открывающего ворота на Кавказ. Несмотря на свой вполне гражданский вид, это стратегический объект. Раньше Денис об этом не задумывался. И вообще не подозревал, что в Тиходонске столько особо важных заводов и НИИ, к которым вожделенно присматриваются зарубежные спецслужбы.
Спрятав трубку, Денис двинулся дальше. Пройдя мимо череды белых теплоходов у пассажирского причала, он подошел к зданию речного вокзала, стилизованному под стремительно несущийся вперед парусник. Роль мачты с разбухшими от ветра парусами выполняла десятиэтажная гостиница, которая так и называлась – «Парус». Пару раз он бывал там, когда приходилось работать со шведскими моряками. Наверху имелся неплохой бар. Но сейчас у него другой маршрут, неизвестный, кстати, ни Витьке Осипову, ни другим членам отряда.
Денис шел вдоль задней стороны бетонного корабля, на уровне ватерлинии. В отличие от фасадной части здесь царила полная запущенность – мусор, облупившаяся штукатурка, извечные надписи… Только теперь они выполнены не мелом, а цветными фломастерами и аэрозольной краской – прогресс проникает во все сферы жизни, не обходя даже уличный вандализм. К тому же добавились матерные выражения на английском – плоды распространения языковых спецшкол и видеофильмов с параллельным дубляжем.
Франк – сокращение от Франкенштейн. Такую кличку профессор Реверсов получил за туго обтянутое кожей скуластое лицо с огромным ртом, лысый шишковатый череп и привычку вытаращивать и без того изрядно выкаченные глаза, когда ему хотелось подчеркнуть важность произносимого и привлечь внимание слушателей. На лекциях он частенько отвлекался, сбиваясь на «случаи из жизни» и забавные байки, но на семинарах свирепствовал, требовал конкретных и полных ответов, щедро рассыпая «неуды», которые впоследствии роковым образом сказывались на результатах сессии. По уголовному праву задолжников было больше всего.
– В этом и заключается ошибка традиционного подхода! – обличительным тоном проговорил Денис. – Когда человек тычет в другого ножом, он должен предвидеть вероятность наступления любых последствий и отвечать за конечный результат! В данном случае – за умышленное убийство!
Суставчатые пальцы быстрее забарабанили по дереву. Мышление у Франка отличалось парадоксальностью, а поступки – непредсказуемостью, он очень ценил оригинальность и самостоятельность ответов, хотя понимал эти качества весьма своеобразно. Рассказывали, что однажды на экзамене он загнал студента в угол вопросом: «Что такое проституция?» Тот безнадежно задумался и, предчувствуя неизбежность провала, брякнул:
– Не знаю… Но был случай…
Зависшая над ведомостью ручка остановилась.
– В ресторане женщина залезла на стол и стала кричать: «Да, я проститутка, но меня голыми руками не возьмешь!» Сам видел…
Франк рассмеялся и поставил долгожданный «уд».
Другая легенда повествовала, как Реверсов безуспешно выпытывал у одного азербайджанца, что является объектом преступного посягательства при изнасиловании. Тот потел, краснел, затравленно оглядывался на товарищей, подбирал слова и наконец вместо нейтрального «половая свобода» сдавленно прохрипел:
– Ну эта… лохматая…
Аудитория взорвалась гомерическим смехом, Франк повалился на стол и чуть не умер от хохота, но когда успокоился, пришел в ярость и с криком: «Сам ты „лохматая“!» – выгнал опозорившегося ученика.
Слабым местом Франкенштейна было то, что он легко вовлекался в дискуссию, а «заведясь», превращал семинар в лекцию и мог проговорить все отведенное время, забыв про необходимость опроса. Но «завести» профессора мог только подготовленный и эрудированный студент.
Денису это удалось. Опираясь на несуразные примеры из судебной практики, он раскритиковал общепринятую теорию субъективного вменения и довольно убедительно высказался в пользу определения вины по объективным последствиям преступления. В любом учебнике можно прочесть, что такой подход распространен в неправильных капиталистических государствах и для социалистической законности совершенно неприемлем.
– Традиционная теория снимает с виновного ответственность за отклонения в цепочке причинно-следственных связей, – торжествующе заканчивал Денис свою речь. Он предчувствовал триумф, как матадор, правильно вогнавший шпагу в загривок еще стоящего как ни в чем не бывало, но уже убитого быка.
– Но тогда риск наступления неблагоприятных последствий полностью возлагается на жертву! Разве это отвечает принципу справедливости? Разве способствует борьбе с преступностью?
Франк вытаращил глаза.
– Хорошо. Да. Хорошо, что вы нестандартно мыслите. Но нестандартно – не всегда означает правильно. Да. Вы обосновываете очень опасную концепцию объективного вменения, которая может привести к необоснованным репрессиям! Ведь что есть ответственность без вины?
Бык тяжело рухнул на колени и медленно повалился на бок. Денис незаметно отсалютовал восторженно замершей аудитории. Он выполнил свою задачу. Франк «завелся» и проговорил оставшиеся семьдесят минут, как раз до завершающего учебный день звонка.
Вываливаясь в весело гомонящей толпе на улицу, Денис получил стандартный набор почестей победителя: его признательно хлопали по плечу, дружески жали руку, Ниночка Бобылева чмокнула в щеку, а Славка Ефимов вызвался даже немедленно угостить пивом. Но время поджимало.
На улице было пасмурно. К стоянке автомобилей, пошатываясь, подходили двое изрядно поддатых парней с журфака. Одного, с разбитым лицом, Денис хорошо знал – тот ухаживал за Антониной и всегда смотрел на него, как на классового врага. Звали его Сергей. Здоровый амбал, кто же это сумел так его разукрасить? Второй и с целой физиономией имел вид блатной босоты – дерганые движения, вызывающе-развязные манеры, хищный острый нос и презрительно прищуренные бесцветные глазки. Хорошие кадры получит через несколько лет отечественная журналистика! Оба наверняка неграмотные босяки, если и умеют писать, то только на заборах… Живописная парочка вплотную приблизилась к шикарной иномарке. Неужели средь бела дня начнут курочить? По пьянке чего не сделаешь! Но вместо звона стекла нежно пиликнул электронный замок, и будущие журналисты завалились в мягкий салон. О времена, о нравы!
– Так ты идешь пить пиво? – спросил Ефимов.
– Некогда. Давай в другой раз!
Денис быстро пошел к трамвайной остановке, за ним увязался Бородаевский. Странный и скользкий тип. Тетрадки и учебники он почему-то носил в газетном свертке, никогда не смотрел в глаза собеседнику и уклонялся от всех неофициальных мероприятий группы. Из-за этого в последнее время его уже и не приглашали.
– Значит, ты учил, – утвердительно, с долей обличительной интонации в голосе не то спросил, не то констатировал он. – А где ты все это прочитал? В учебнике такого нет…
– На учебнике далеко не уедешь. Думать надо. Анализ и синтез плюс собственные мысли… У тебя есть собственные мысли?
Денис втиснулся в отходящий трамвай и помахал рукой неуклюжему парню с бабьей фигурой и дурацким газетным пакетом под мышкой. Лицо у Бородаевского было унылым: собственных мыслей у него не было и он остро завидовал чужим успехам. А Денис уже забыл про свой триумф и думал о предстоящей работе.
Через пятнадцать минут он был на набережной, у восьмого причала. Громко играла бравурная музыка, белый прогулочный катер готовился к отплытию, а ожидающий у кассы длинный и сутулый Витька Осипов проявлял явные признаки беспокойства.
– Где ты ходишь, опоздаем! – ему нравилось изображать командира, но из-за излишней суетливости эта роль ему плохо удавалась.
– Я же не прогуливаю семинары, как некоторые, – гордо ответил Денис. – Билеты взял?
Они покупали билеты в кассе, как обычные граждане, правда, потом Мамонт возмещал расходы.
Осипов кивнул.
– Пошли быстрее!
– Подожди. Их привезли?
– Конечно! Что я, по-твоему, совсем идиот? Чего бы я спешил?
– Может, просто соскучился по водным прогулкам…
– Прям-таки! Наташка и так косо смотрит на мои отлучки. Один раз на кружок, другой – на дружину, сейчас – в райотдел на стажировку… А потом что придумать?
Витька полгода назад женился и сразу попал под каблук к молодой супруге. Характер у него был мягкий, и скорей всего страх перед женой окажется сильней требований Мамонта о строгой конспирации – рано или поздно он под большим секретом расскажет ей все.
– Надо будет – я тебе сто историй придумаю… Побежали!
Тарахтенье движка напоминало работающий на холостых оборотах трактор. Они последними поднялись на борт – это плохо: привлекает излишнее внимание, но «прокол» не слишком серьезен… Надо будет загладить его полной естественностью поведения. Денис испытывал тревожное возбуждение – как всегда в начале операции. Непривычно опрятные матросы сбросили сходни, отдали концы, тарахтенье усилилось, и гранит набережной ушел в сторону. Катер вмещает сто пятьдесят человек, но сейчас он заполнен едва на треть. Будний день, шесть часов вечера, народ после работы разбредается по домам. В основном здесь гости Тиходонска, которым нечего делать, кроме как осматривать живописные окрестности с середины реки. Да группа французов – двадцать пять человек, прибывших по программе культурного обмена.
Иностранцы. На профессиональном сленге – иноки. «Пойду к скуфье смиренным иноком»… Нет, это из другой оперы. Толкутся на корме, громко разговаривают, смеются… Двое рассматривают в бинокли проплывающие мимо берега, один расхаживает с фотоаппаратом, выбирая нужный кадр. Аппарат огромный, дорогой, с мощным телевиком. Впрочем, запрещенных к съемке объектов на маршруте нет…
– Пошли к ним, – шепчет Осипов. Суетится, как всегда.
– Не сразу, – стараясь не выдать раздражения и сохранить нейтральное выражение лица, отвечает Денис. Не торопясь, он извлекает трубку и медленно набивает ее дорогим «капитанским» табаком из замшевого кисета.
– Чего ждать? – шипит Витька. – Время-то идет!
– Прибежали как ошпаренные и сразу к ним? Ты хоть думай немного! – Денис делано улыбнулся и принялся раскуривать трубку. – Давай пока с нашими девочками познакомимся…
Девочек было трое, молодые, но не очень чтобы красивые. И знакомиться они не захотели.
– Валите отсюда, ребята, мы не по этому делу, – равнодушно сказала шатенка с короткой косичкой и расставленными, как у зайца, зубами.
– Какому такому делу? – вроде бы обиделся Денис. – Никаких дел у нас и нету… Переболтать да пива выпить…
– Мы не пьем пиво, – снова за всех ответила девушка. – Отваливайте.
– Ну и ладно! Пойдем, Витек… – Осипов как деревянный следует за ним. Он заторможен и напряжен, видно, размышляет, что будет, если его увидит кто-то из знакомых и расскажет Наташке.
Со стороны все выглядит естественно. Потерпев неудачу, два молодых плейбоя вальяжно движутся в кормовую часть, не подозревая, естественно, кто там находится. Но, услышав иностранную речь, они приятно удивлены.
– Смотри, Витек, иностранцы! – громко умиляется Денис. Умиляется, конечно, не для Витька, а для иноков. Практически все в группе говорят по-русски. И все знают, что хотя «железный занавес» пал, для периферийного городка живые иностранцы – немалая редкость.
– Здравствуйте! – с легким акцентом здоровается с ними симпатичная женщина лет тридцати и улыбается. На ней свободного покроя платье и красивые босоножки.
– О! Вы понимаете по-русски? – еще больше удивляется Денис. – Здорово!
Он разыгрывает роль не очень далекого, но добродушного парня – подходящей мишени для любых происков посланцев империализма. Женщина продолжает улыбаться.
– Конечно. Мы должны знать язык своих друзей.
У нее прическа «каре», милая улыбка, короткий узкий нос и ясные серые глаза. Сквозь ремешки босоножек выглядывают ухоженные нежные пальчики с неброским перламутровым педикюром. И густые черные волосы лежат один к одному, отблескивая, как воронье крыло, – видно, она моет голову по нескольку раз в день. От женщины исходит волна притягательности и обаяния. Если бы она просила показать шрам от аппендицита, Денис не стал бы упрямиться.
– Слышишь, Витек, это наши друзья! – окончательно заходится в восторге Денис.
– Мир, дружба! – почему-то с акцентом говорит Осипов и, тряся сцепленными ладонями перед грудью, ненатурально скалится.
Контакт состоялся. Женщину звали Мадлен, она из Лиона, работает в музее. Основная часть группы из Парижа. В Тиходонске им нравится, послезавтра они улетают в Москву, а оттуда возвращаются домой.
– Витек, сбегай за шампанским! – командует Денис и принимается раскуривать трубку. Закрепить контакт никогда не вредно, но сейчас не Холмсу, а ему лично хочется сделать Мадлен что-то приятное.
Осипов приносит бутылку «Тиходонского» и три картонных стаканчика. Стаканчиков надо было взять больше – группа иноков заинтересованно следит за развитием событий, и по законам гостеприимства пригласить к выпивке следует всех желающих. Хоть по три капли на нос, неважно, тут главное жест! Они-то уж попили у себя настоящего шампанского, «Тиходонским» их не удивишь, но совместное распитие сближает и способствует…
Денис вручает Мадлен стаканчик с таким видом, будто это хрустальный бокал. Они встречаются глазами, и Денис явственно читает в них интерес. Он ощущает всплеск настроения, будто получил инъекцию веселящего препарата.
– Господа, присоединяйтесь! – широким жестом Денис протягивает оставшиеся стаканчики в сторону группы, совершенно не представляя, как станет выкручиваться, если интерес к предложению проявят больше, чем двое.
Но французы вежливо улыбаются и делают отрицательные жесты. Худенькая женщина с короткой стрижкой хлопает ладонями по открытым плечам и что-то говорит по-французски.
– Холодно пить шампанское, – переводит Мадлен и лукаво улыбается. – А я не боюсь холода…
В ее тоне Денису слышатся многозначительные обещающие нотки. Его бросает в жар.
У него дрожат руки. Тиходонское шампанское пенится, выплескивается на дощатую палубу. Мадлен звонко смеется.
– За вас, наших гостей! – торжественно провозглашает Денис. В одной руке он держит стаканчик, в другой трубку. Это неудобно и кажется, будто выглядит он совершенно по-дурацки. – Нам очень приятно, что вы прибыли в наши замечательные края, надеемся, что это не последний раз. За вас, Мадлен!
Он залпом выпивает свою порцию. Шипучая сладкая жидкость попадает в пустой желудок, вызывая тошнотный спазм. Сейчас бы горячую отбивную с зеленым горошком! Витька только пригубляет – боится, что жена учует запах. Лучше бы вообще отказался, а так принужденность его поведения видна невооруженным глаз! Мадлен пьет медленно, маленькими глотками, губы мягко облегают картонную кромку, не оставляя следов помады.
– Вы удобно устроились? – галантно спрашивает Денис. – В какой гостинице?
В животе у него заурчало. Денис чуть не провалился сквозь палубу и до отказа втянул пресс, как будто старался достать до позвоночника.
– «Кавказ».
Другого ответа он и не ждал – интуристовская гостиница одна в городе. «В каком номере?» – рвался из захмелевшего нутра следующий вопрос, но гортань и губы никогда не пропустили бы его наружу.
– А вы работаете или учитесь? – в свою очередь интересуется Мадлен.
– Учимся. В университете, на юридическом, – честно отвечает Денис и рассказывает о себе и Осипове. Они действуют без легенды, под своими именами, поэтому им ничего не нужно придумывать.
– Занятия закончились, вот мы и решили прогуляться по реке…
– Подышать свежим воздухом, – добавляет Витька, довольный, что встрял в разговор.
– А вы женаты? – Мадлен показывает на Витькино обручальное кольцо.
– Да, – энергично кивает тот. – Совсем недавно.
– А почему жена не дышит свежим воздухом?
– Э-э… Она… Она заболела! – брякает Осипов.
Идиот!
– Странно! – удивляется Мадлен, и улыбка ее становится напряженной. – Молодая жена заболела, ей нужен уход, лекарства… А вы после занятий не спешите к ней, а едете дышать воздухом!
Витька не отличается сообразительностью. Он молчит и смотрит в сторону, как на семинаре у Франка. Дениса окатывает волна злости. Какой тупица!
– Витя живет в общежитии, а жена отдельно, у родителей, – объясняет Денис. – У них одна комната, и все не помещаются.
Конечно, этим признанием он подрывал престиж своей страны, но в конце концов сейчас гласность, скрывать недостатки перестали. А истинную причину их нахождения на прогулочном катере надо скрыть любой ценой…
– Вечером Витя зайдет ее проведать, понимаете? Навестить. И снова пойдет в общежитие.
– Муж и жена живут отдельно?!
– Да. Но скоро им дадут комнату в общаге. В смысле в общежитии.
– Скоро дадут! – воспрянул Витька. – Профком обещал!
– А шампанское… Не слишком ли оно дорогое для неимущих студентов?
– Мы это… Подрабатываем, – выпятил грудь Витька.
– Да? Интересно, где же?
– Грузчиками в магазине.
Мадлен окинула взглядом его фигуру и теплыми пальцами мягко взяла Дениса за руку. Когда-то он занимался боксом, и кулак с разбитыми костяшками выглядел внушительно. Но она разжала его и нежно провела по ладони.
– Вы не успели испортить руки, – серые глаза потускнели.
Дальше беседа протекала вяло. Мадлен не выпытывала государственных секретов, не высказывала никаких просьб и не давала поручений, не пыталась соблазнить и завербовать, не просила адреса для переписки, словом, не делала ничего запрещенного, да и разрешенного тоже не делала. И все остальные французы вели себя идеально: не вступали в контакт с местными, ничего не передавали, не разбредались, даже в бар не пошли.
Погода испортилась: полил мелкий, колючий дождь, волны приобрели свинцовую окраску и покрылись белыми барашками. Легко одетые иноки забились под тент, зябко поеживались. Только Мадлен с удовольствием подставляла лицо холодным брызгам. С мокрыми волосами и разрозовевшимися щеками она выглядела очень привлекательно.
Денис поймал себя на мысли, что никогда раньше не засматривался на женщин ее возраста. А сейчас… В груди расширялся теплый шар, наперекор погоде согревая все его существо. Уж не влюбился ли он? С первого взгляда, в иностранку, которая через пару дней навсегда уезжает из страны… Любовь способствует безумствам. Он знает, как надо держаться и что говорить, чтобы беспрепятственно пройти в «Кавказ», и он легко может установить номер, в котором она живет. Только что дальше? Нет, все бесполезно…
– Что вы делаете завтра? – не удержавшись, спрашивает он. – Или сегодня вечером? Я мог бы показать вам город. И окрестности…
– Невозможно, – Мадлен безразлично качает головой. – Сейчас у нас прием в горисполкоме, потом я лягу спать. А завтра весь день тоже расписан по минутам.
Денис отчетливо чувствовал: в Мадлен что-то изменилось. Она поддерживала разговор, задавала необязательные вопросы, впопад отвечала, по-прежнему мило улыбалась. Но это уже была другая Мадлен. Теперь он не ощущал ни прежнего интереса, ни расположенности, только безразличие и усталость. Лишь элементарная вежливость заставляла ее поддерживать разговор. Настроение у Дениса испортилось. Перемены в поведении женщины он отнес на свой счет. Дурацкая трубка, бурчащий живот, идиотское шампанское без закуски, как на вокзале…
Когда катер уже развернулся и возвращался к причалу, толстый веселый дядька в джинсовых шортах неожиданно навел на них фотоаппарат.
– На памьять!
– Давайте, давайте! – радостно поддержала Мадлен. К ней словно вернулось хорошее настроение.
Витька шарахнулся в сторону, как черт от ладана. Денис растерялся, но вида не подал, стал спокойно рядом с Мадлен, даже когда она взяла его под руку, не отстранился.
– Щелк, щелк, щелк…
– Спасьибо! Теперь скажьите ваш адрьес, я пришлюю снимьок!
Весело улыбаясь, толстяк достал блокнот. После чуть заметной паузы Денис продиктовал адрес, толстяк аккуратно записал.
– Хорошьо! – он долго тряс Денису руку. Мадлен оставалась безучастной.
Прогулка подходила к концу. Скоро борт катера с треском притерся к свисающим за край причала старым покрышкам. Денис смотрел вслед Мадлен, но она не обернулась. Иноков забрал огромный интуристовский автобус, незаметно рассосался остальной народ, и набережная опустела. Дождь закончился, но от реки тянуло холодом.
– Хорошо сработали, правда? – спросил Витька.
– Угу.
– Все четко, обеспечен полный контроль. Да?
– Да.
– Ну, я побежал к Наташке. Лады?
– Лады.
Но он никуда не побежал, а продолжал топтаться на месте.
– А я не облажался с этим кольцом?
– Облажался.
– Да, надо было снять… Ты только Мамонту не говори…
– Пока. Я пойду прогуляюсь, – вяло пожав руку Витьке, Денис двинулся вдоль ограждающей реку чугунной решетки.
Радостно высунув язык, огромными прыжками пронеслась мимо здоровенная овчарка. В выбоинах тротуара блестели лужицы, пахло свежестью и тиной, через каждые сто метров огромными черными грибами торчали из асфальта чугунные швартовочные тумбы. Он поставил ногу на одну из них, облокотился на колено, вынул и повертел в руках трубку, незаметно осмотрелся.
Осипова уже и след простыл, видно, чешет со всех ног к своей Наташке. Пожилая чета, подстелив газету и не убирая на всякий случай зонт, чинно сидит на скамейке лицом к Дону. Тоненькая девушка выгуливает на поводке поджарого нервного добермана. С достоинством идет рядом со статной дамой красавец дог в наморднике. Топая как лошадь, пробежала обратно знакомая овчарка. Хозяин ожидал ее вдали, под легким силуэтом высокого моста, связывающего левый и правый берега и открывающего ворота на Кавказ. Несмотря на свой вполне гражданский вид, это стратегический объект. Раньше Денис об этом не задумывался. И вообще не подозревал, что в Тиходонске столько особо важных заводов и НИИ, к которым вожделенно присматриваются зарубежные спецслужбы.
Спрятав трубку, Денис двинулся дальше. Пройдя мимо череды белых теплоходов у пассажирского причала, он подошел к зданию речного вокзала, стилизованному под стремительно несущийся вперед парусник. Роль мачты с разбухшими от ветра парусами выполняла десятиэтажная гостиница, которая так и называлась – «Парус». Пару раз он бывал там, когда приходилось работать со шведскими моряками. Наверху имелся неплохой бар. Но сейчас у него другой маршрут, неизвестный, кстати, ни Витьке Осипову, ни другим членам отряда.
Денис шел вдоль задней стороны бетонного корабля, на уровне ватерлинии. В отличие от фасадной части здесь царила полная запущенность – мусор, облупившаяся штукатурка, извечные надписи… Только теперь они выполнены не мелом, а цветными фломастерами и аэрозольной краской – прогресс проникает во все сферы жизни, не обходя даже уличный вандализм. К тому же добавились матерные выражения на английском – плоды распространения языковых спецшкол и видеофильмов с параллельным дубляжем.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента