Страница:
При хорошей погоде баркентина ходко шла на юг, чуть накренившись на левый борт, сверкая надраенной медяшкой и чисто вымытой тиковой палубой. Ветер мелодично звенел в натянутых шкотах и винтах, словно играя на струнах Эоловой арфы, басовито гудел в тугих полотнищах парусов; связки канатов и тросов на колках мерно раскачивались в такт медленным кивкам судна. Порою внезапно налетавший шквал еще круче накренял баркентину, и тогда в подветренных шпигатах закипала белоснежная морская пена, словно вылетая из только что откупоренной бутылки игристого вина. Но потом ветер стихал, и мы снова лениво и бесшумно скользили по спокойной глади моря, едва удерживая ход, необходимый для управления судном. Тогда мы пристально вглядывались в покрытое легкими облачками небо, пытаясь отыскать в нем приметы долгожданного ветра, который мучительно долго играл с нами в прятки, но в конце концов, словно сжалившись, опять подхватывал на свои легкие крылья нашу "Золотую Надежду".
Все это время я посвятил упражнениям в морской практике, почерпнув многое у Черного Майкла. Он был прирожденным моряком. Изучи он теорию кораблевождения, и на свете не было бы лучшего капитана. Но его нетренированный мозг отказывался постигать такие загадки, как среднее солнечное и истинное время и их уравнения, поправочный лунный коэффициент и двойные высоты, наклонения магнитной стрелки и креновая девиация, эклиптические координаты и вычисления угловых погрешностей. Практическую сторону своего дела он знал назубок, а вот математика была для него тем же, что китайская грамота для уличного мальчишки.
- Цифры совсем не держатся у меня в башке, они там точно вода в решете, - сказал он мне однажды, с завистью наблюдая, как я измеряю секстантом полуденную высоту солнца над горизонтом. - Или как монеты в кошельке. И ничем тут не поможешь, потому что я уже пытался много раз. Понимаете ли, в Карибском море, где я знаю каждое течение, каждую отмель, все штучки ветра и волн, там я могу вести судно по одному запаху придонного ила на лоте, как слепой наощупь находит дорогу до собственного дома. Но пустите меня в открытый океан, и я окажусь беспомощным, словно новорожденный младенец, пока не увижу берега, хотя и умею вычислить скорость судна и поправку на боковой дрейф. С вами - другое дело, сэр, поскольку вы по своей природе настоящий ученый!
Мне нравился этот человек. Простой, бесхитростный, подлинный дикарь, следующий минутному влечению и отбрасывающий в сторону всякие рассуждения, пока не добьется желаемого, удовлетворяющий свои примитивные инстинкты при помощи грубой силы. Это был великолепный образчик настоящего мужчины, с орлиным носом на потемневшем от загара лице, с шеей, могучей и мускулистой, как и все его тело, безжалостный, жестокий и тем не менее, в чем я был глубоко убежден, верный до конца тому, кто сумел добиться его расположения. Он благоговейно относился к моему умению определять нашу точку на карте, безошибочно предсказывать, когда при таком-то ветре на горизонте появится земля, и угадывать название этой земли. Впрочем, Джекобс тоже умел это делать, и Майкл изо всех сил старался дополнить мои теоретические знания своими навыками в судовождении, в чем он имел явное преимущество.
О его отношении ко мне как к человеку я мог только догадываться, но мне во что бы то ни стало необходимо было добиться его повиновения. Чрезвычайно рискованно отправляться на поиски скрытого сокровища, имея на борту дюжину отчаянных сорвиголов, чья прежняя жизнь целиком состояла из поисков легкой наживы и бесшабашного проматывания награбленных богатств. Но Черный Майкл и его люди - для которых он являлся непререкаемым авторитетом - умели и подчиняться. Таков был обычай буканьеров: беспрекословно выполнять приказы при весьма либеральном отношении к дисциплине. И этим обычаем следовало воспользоваться так, чтобы он служил нашим целям.
Тут я, конечно, не мог рассчитывать на Фрэнка Маддена с его мальчишечьими фантазиями; к тому же у меня начали возникать сомнения относительно сэра Ричарда. Стоянку у Мадейры мы сделали по его настоятельному требованию, хотя и не испытывали недостатка в пресной воде. Мы действительно должны были наполнить здесь бочонки, но только не водой, а местным вином.
Я давно замечал склонность сэра Ричарда к крепким напиткам; она проявлялась как в его внешности - в синеватых прожилках вен на его слегка одутловатом, покрытом нездоровым румянцем лице, - так и в его привычках. С тех пор как мы вышли в море и у него оказалось больше времени для досуга поскольку его не интересовало ни управление судном, ни руководство командой, чем, по его мнению, должны были заниматься мы с капитаном Джекобсом, - он частенько уединялся после обеда с бутылкой вина и постоянно распространял вокруг себя хмельные запахи.
Однажды вечером нетвердая походка сэра Ричарда и его склонность к развязным речам выдали, что он выпил больше, чем того допускал здравый смысл. Юный Мадден с нескрываемым презрением посмотрел на него и затем, когда сэр Ричард спустился вниз, с усмешкой обернулся ко мне.
- Мой дядюшка-хранитель напился до чертиков, - сказал он.
- Ну не думаю, чтобы так уж сильно!
- Чем дольше продлится наше путешествие, тем лучше ты научишься распознавать его состояние, - пожал плечами хромой мальчик, причем горб на его спине печально выпятился, как у нахохлившегося воробья.
В те дни многие джентльмены пили весьма изрядно. Коллекционировать редкие вина и хвастать ими перед друзьями считалось признаком аристократизма. Я далеко не святоша и, надеюсь, не педант, но я никогда не считал, что вторая бутылка стоит головной боли на следующее утро, и всегда предпочитал трезвость мукам похмелья, - хотя бывали случаи, да и сейчас еще наблюдаются, когда я доказываю незыблемость этого моего правила с помощью исключений из него.
Сэр Ричард выше всего превозносил вина Мадейры. Несравненная мадера, изготавливаемая из смеси черного и белого винограда, Тинта и Вердельо, Буал, Серчиал и Мальмсей, - нет, он и слушать не хотел о том, чтобы уходить отсюда, не имея в трюме бочонка-другого каждого из этих сортов. Не в моем положении было слишком настойчиво указывать ему на недопустимость задержки. Но кто я такой? Всего лишь служащий на жалованье; но тем более странным казалось то, что и юный Мадден тоже почему-то не выражал протеста против такой потери времени.
С тех пор как я нашел в нактоузе обломок ножа, признаков предательства или заговора на борту не наблюдалось. Раскол между людьми Черного Майкла и остальной командой увеличивался, и Джекобс начал проявлять склонность становиться на сторону своих в разных мелких ссорах и стычках. К тому же, как мне казалось, он избегал ставить дополнительные паруса, когда погода это позволяла, хоть и отлично знал, что мы торопимся как можно скорее достичь цели нашего путешествия; впрочем, вопрос этот касался практических сторон судовождения, и тут я был бессилен что-либо возразить. Во время моих собственных вахт я старался поставить столько парусов, сколько выдерживали мачты, но, как только Джекобс появлялся на палубе, верхние паруса тут же убирались, а на остальных брались рифы. Все это вызывало трения, и вскоре, я не сомневался, должны были посыпаться искры...
Итак, на рассвете десятого дня, осматривая горизонт в подзорную трубу, я увидел слева по носу маленькое лиловое облачко, поднявшееся над водой. Облачко висело неподвижно, и вскоре мне удалось распознать в нем туманные пики далекого острова. Это была Мадейра.
Мы встали на якорь на Фуншальском рейде в двухстах саженях от берега у южной стороны острова. Над нами нависала высокая, поросшая густой зеленью гора Торринхас, от подножья которой до самой бухты разбегались, утопая в тенистой листве, белые домики Фуншала. Сэр Ричард приготовился не медля ни секунды отправиться на берег. У него были письма к некоторым виноторговцам, с которыми он намеревался заключить сделки по продаже вина. Фрэнк Мадден собрался ехать вместе с ним, горя желанием впервые посмотреть на чужую страну. Я тоже не прочь был повидать кое-что на этом чудесном гористом острове и собирался последовать за ними немного позже, после того, как закончу необходимые приготовления по приемке на борт закупленной провизии и вина.
Казалось странным, что именно мне, имеющему самый маленький процент в доходах от всего предприятия, приходится настойчивей всех выступать против всяческих задержек и проволочек. Золотой блеск, который я наблюдал в глазах сэра Ричарда, когда мы в первый раз услыхали о сокровищах, изменил мало-помалу свой оттенок, превратившись в янтарные блики, усиливающиеся при соседстве с бокалом вина. Хромого же мальчика сильнее всего привлекали новые впечатления и открытия, оттеснившие на второй план более далекие перспективы.
Что касается капитана Джекобса, то для него, как он заявил, Фуншал не представлял собой ничего нового и ему там нечего было делать.
"Золотая Надежда" имела приподнятый квартердек, доходивший до грот-мачты. Сразу за штурвалом располагалась кормовая надстройка, разделенная на четыре каюты. Первая, главная, служила кают-компанией и освещалась с трех сторон двумя окнами по правому и левому бортам и еще двумя, выходящими на палубу по бокам от входной двери. В задней, четвертой, стене кают-компании находились три двери, которые вели в кормовые каюты. Среднюю, самую большую, занимал сэр Ричард с племянником, левую, поменьше, я и такую же справа - капитан Джекобс. Каждая каюта имела по одному окну, зарешеченному прочной дубовой рамой со свинцовыми стеклами. Под квартердеком мы устроили крюйт-камеру, где хранился запас пороха и пуль. Холодное оружие было развешано на стенах и лежало на полках в кают-компании, а огнестрельное находилось в каюте сэра Ричарда.
Немедленно после прибытия "Золотую Надежду" окружила целая флотилия туземных лодок, доверху нагруженных тропическими фруктами, апельсинами, лимонами, манго, фигами, бананами, ананасами и связками сахарного тростника. Пестрота и краски всего этого изобилия радовали глаз, а одуряющие экзотические ароматы непривычно дразнили обоняние. Матросы охотно покупали предлагаемый товар, оживленно переговариваясь с португальскими лодочниками. Увольнение на берег было запрещено из опасения в очередной раз лишиться части команды, да к тому же ожидалось, что стоянка здесь продлится недолго. Я стоял у фальшборта, с интересом наблюдая за орущими, жестикулирующими, хохочущими белозубыми торговцами, когда ко мне подошел Черный Майкл.
- На два слова, мистер Пенрит, - сказал он. - По секрету...
Неожиданно он шагнул в сторону и резко приказал проходившему мимо матросу убрать распустившийся конец троса. Я обернулся и увидел за собой капитана Джекобса, который неслышно приблизился сзади своей мягкой кошачьей походкой. На нем был парадный камзол, парик и широкополая шляпа.
- Я еду на берег, мистер Пенрит, - заявил он. - Вернусь после полуденной вахты. Сомневаюсь, чтобы наш груз прибыл раньше. Мы снимаемся с якоря с вечерним приливом, за час до захода солнца. Прикажите подать шлюпку!
Я выполнил его распоряжение, и он отбыл.
Когда шлюпка отошла на приличное расстояние, я предложил Майклу зайти ко мне в каюту. Указав на кресло, я достал бутылку и пару стаканов. Он медленно выцедил грог и наклонился вперед, скрестив на столе обнаженные до локтей могучие руки, заросшие густой черной шерстью.
- Вот что, мистер Пенрит, - сказал он. - Я не мастер говорить красивые речи. Мои слова простые и грубые, как и я сам, поэтому не подумайте, будто я хочу вас обидеть или лезу не в свои дела...
- Выкладывайте, - предложил я.
- Мне не известна цель нашего путешествия, да меня это и не касается. Но по судну ходят слухи, и люди строят разные догадки. Я не верю сказкам и доверяю только собственным глазам. Этот поющий бездельник, Пайк, что зовет себя Запевалой Сэмом и любит похваляться своими подвигами, все уши прожужжал команде о прелестях пиратской жизни и ходит гоголем под собственное кукареканье. Я повидал кое-что в жизни, да и сам, порой, творил такое, от чего гнилая душонка Пайка затряслась бы, как осиновый лист. Вот эти руки, - он сжал кулаки так, что мышцы вздулись у него под рубахой, - по локоть в крови, пролитою мной в жестоких схватках. Но это все в прошлом. Я и те, кто со мной, - свободные люди, получившие помилование от короля. А остальная команда - дрянь, подонки с мышиным сердцем, способные лишь драить палубу. Они слушают Пайка, развесив уши, как ребенок слушает волшебные сказки. Нанимал их сэр Ричард, но за порядком должен следить капитан...
- Продолжайте, - сказал я, снова наполняя его стакан.
- Судно набито оружием и боеприпасами, как военный корабль... или, может быть, приватир?(Приватир - частное судно на службе у государства или другой частной компании (в том числе и у пиратов), выполняющее задачи военного характера.) - он бросил на меня испытующий взгляд. - Не зря же вы заставляете нас проводить боевые учения. Если это означает в недалеком будущем большую драку, то тем лучше. А пока что на борту творится чертовщина другого сорта...
- Почему бы вам не сказать об этом сэру Ричарду? - спросил я.
- Пришло время, когда нужно высказать все, мистер Пенрит. Я сам люблю, когда крепкая выпивка щекочет глотку. Порой она мне даже необходима, потому что подстегивает как хлыст скаковую лошадь. Но она затуманивает мозги. Она хороша для тех, кто выполняет приказы, а не для тех, кто их отдает. Бутылка - плохой советчик. Никому еще не удавалось подружиться с ней и сохранить ясную голову...
- Довольно. Я не хочу больше слушать подобные речи! - строго прервал я его.
Он покосился на меня с добродушной терпимостью, как старый пес на молодого задиристого щенка.
- Вы правы, сэр. Сказанного достаточно. У вас есть свои глаза. Только кто-то должен же быть начальником, а капитан Джекобс - плут и негодяй!
Майкл вынул из кармана складной нож в роговой оправе и раскрыл его.
- Где у вас тот кусочек железа, который вы нашли в нактоузе? Провалиться мне, если он не подойдет к этому лезвию!
Примерки не потребовалось: и без того было очевидно, что кончик отломан от ножа, лежащего передо мной.
- Где вы его взяли? - спросил я.
Он хитро подмигнул мне:
- Плох тот вор, кто не может обчистить карманы своего ближнего! Джекобсу следовало бы выбросить его за борт. А теперь, полагаю, потеря ножа немало его тревожит!
- Вы взяли его у самого капитана Джекобса?
- Ну да! Конечно, слово простого матроса ничего не стоит против слова капитана, но факт есть факт! И это еще не все. Я знаком с Фуншальским побережьем, как и с сотней других портов. В последний раз мне пришлось побывать здесь пять лет тому назад. В ту пору я был зеленым сосунком. Я сбривал бороду, чтобы сойти на берег и прижаться к гладким щечкам своей Молли, не подозревая, что она, вопреки всем своим жалобам и сетованиям, предпочитает жесткую колючую щетину. Сегодня утром я видел человека, которого знал в те времена и который мог бы узнать и меня, если бы не борода...
- Он приплыл сюда на туземной лодке, доверху нагруженной фруктами, продолжал Майкл, помолчав, словно припоминая про себя давно прошедшие дни, - хотя для него перерезать глотку более привычное дело, чем срезать ананас. Цены он заломил непомерно высокие и вроде бы вовсе не торопился продать свой товар. Но, когда капитан Джекобс вышел на палубу, он окликнул его, и наш надутый индюк ему ответил! Это меня удивило, и я спустился на нижнюю палубу, где занял позицию у пушечного порта, так что оба - один надо мной, другой внизу - беседовали друг с другом через мою голову.
Человека, о котором я говорю, зовут Желтый Джек (Желтый Джек название тропической лихорадки на жаргоне английских моряков.), и это имя как нельзя лучше к нему подходит. Он самый большой негодяй и грабитель моряков на всем архипелаге, за исключением своего хозяина, Фуншальского Пита, а точней Педро Васкеса, вербовщика, головореза, полу негра-полупортугальца, исчадья дьявола, хищного паука, плетущего сети на погибель несчастных матросов. У него есть женщина... Но сейчас не об этом речь. У меня к нему небольшой неоплаченный счет, хоть он и носит на себе мою расписку, ибо когда-то я его слегка пощекотал ножом... Так вот, Желтый Джек с Джекобсом болтали по-португальски, а мне немного знаком этот язык. Я понял, что Желтый Джек передал Джекобсу приглашение от Васкеса сойти на берег.
- И это все, что вы слышали? - спросил я.
- Все? Разве этого мало? Когда капитан судна общается с таким проходимцем, значит, готовится какая-то чертовщина. В чем она должна заключаться, я не знаю. Они уж позаботятся, чтобы обсудить свои планы там, где их никто не подслушает. Я вас предупредил, мистер Пенрит. Я совершал всякие дела, за которые меня следовало бы вздернуть, если бы не королевское помилование, но я совершал их в открытую. Вы мне нравитесь, сэр. Вы родом из Девона, и в вас чувствуется крепкий характер. Я не перевертыш и не святоша. Свои грехи я несу на собственных плечах и в случае необходимости сам буду отвечать за них. Но помилование снова сделало меня честным человеком, и если наступит время, когда я не смогу больше стоять вахту и управляться с парусами, то мне хотелось бы провести остаток своих дней, не боясь ни королевской кокарды, ни мундиров, ни полицейской дубинки.
- Присматривайте за Джекобсом, сэр, вот что я вам скажу, - продолжал Черный Майкл. - Следите за ним, как ястреб выслеживает зайца в колючем кустарнике, и, когда придет пора наброситься на него, свистните мне, и я приду вам на помощь вместе с десятью отборными парнями. Вы рождены, чтобы стоять на квартердеке, мистер Пенрит, так же как я рожден для полубака. Я вам намекнул, а теперь ваше дело принимать решение.
Раздался стук в дверь. Боцман Уэллс, один из людей Майкла, доложил о прибытии лихтера (Лихтер - несамоходное морское судно, служащее для беспричальных грузовых операций при погрузке или разгрузке судов на рейде.) с шестью бочонками вина и с известием от сэра Ричарда о том, что он прибудет на борт после полудня.
Майкл ушел, чтобы присмотреть за погрузкой вина, а я задумался над его словами. Я не сомневался, что Джекобс станет отрицать обвинения Майкла относительно ножа. Между ними пробежала черная кошка, и я это чувствовал. Судно разделилось на два лагеря, а перед нами стояла задача во что бы то ни стало успешно завершить экспедицию. Что же касается связей Джекобса с Педро Васкесом, то вряд ли ему можно было предъявить какие-либо обвинения, не имея прямых доказательств в измене. Он мог придумать дюжину всяких причин или вовсе отрицать свое знакомство с Фуншальским Питом.
С другой стороны, Черному Майклу, признанному пирату и буканьеру, внезапно сменившему свои убеждения и решившему встать на праведный путь, тоже не следовало слишком доверять. Его слова при разговоре со мной были обильно сдобрены льстивыми похвалами в мой адрес, так что он вполне мог преследовать какие-то свои тайные цели. Конечно, за Джекобсом надо присматривать и при первом же проявлении явного предательства с его стороны принять решительные меры. В таком случае командование судном ляжет на меня, самого молодого и неопытного из всей команды, если не считать Фрэнка Маддена. И тогда я окажусь в полной зависимости от морских навыков и знаний Черного Майкла. Узелок завязывался сложный и требовал немедленного обсуждения с сэром Ричардом.
Джекобс явился на борт перед концом полуденной вахты, вежливый и обходительный, и, разумеется, не проронил ни слова относительно своей секретной миссии на берегу. Я не счел себя вправе покидать судно во время отсутствия сэра Ричарда. Дядя с племянником вернулись, когда пробило семь склянок (Семь склянок - на старых парусных судах время отсчитывалось при помощи песочных часов - "склянок", - получасовых и четырехчасовых. Когда песок из получасовой склянки пересыпался вниз, вахтенный матрос переворачивал ее и звонил в судовой колокол - "отбивал склянки". Следующие полчаса он звонил уже два раза- "две склянки", - и т. д., до тех пор, пока не высыплется песок из четырехчасовой склянки. Тогда вахтенный отбивал восемь склянок, что означало конец вахты, и весь отсчет начинался сначала. Семь склянок - семь ударов колокола - означает, что до конца вахты осталось полчаса.). По красному лицу сэра Ричарда я было заподозрил его в чересчур усердном участии в отборе закупленных вин, но оказалось, что причиной его возбуждения явилось нечто совершенно иное.
- Вы были правы, Пенрит, - сказал он, когда мы собрались втроем, уединившись в его каюте. - Во всем этом замешан Левисон. Два дня тому назад в Фуншал прибыла шхуна "Сокол". Как мне стало известно, это одно из судов компании "Харрис и Харрис". Шхуна встала на якорь на рейде, не заходя в порт. На берег была спущена только одна лодка, и Саймон - или человек, по описанию похожий на него, - находился в ней. Он не посетил никого из местных коммерсантов, но клерк одного из них, к которому у меня имелось письмо, видел, как лодка причаливала к верфи, где он сортировал груз, и обратил на нее внимание. Все это открылось случайно, когда я задал вопрос, не заходил ли кто-нибудь сюда на днях из Англии.
- А клерк не заметил, куда Саймон - если это был он - отправился, высадившись на берег?
- Я не спросил. Человек был занят. А что?
- То, что у меня имеются кое-какие подозрения, - сказал я и передал им содержание нашей беседы с Черным Майклом.
- Странно, - проговорил сэр Ричард. - Все это выглядит очень странно, со всех сторон. Я не хочу подвергать сомнению ваши суждения, Пенрит, ибо вы уже доказали собственную правоту в отношении Саймона. Но я сомневаюсь, благоразумно ли так безоговорочно доверять Майклу. Этот человек - отпетый разбойник. За ним нужен глаз да глаз, как и за Джекобсом. И в то же время нам они оба необходимы. Мы должны быть начеку!
- С чего это он так невзлюбил Пайка? - горячо вмешался Фрэнк Мадден. Его интересы полностью сочетаются с нашими. Если среди команды и возникают какие-либо разговоры о пиратстве, то ручаюсь, Джаспер, исходят они от той банды мрачных головорезов, которых ты пригласил на судно!
Это был первый случай, когда парень высказал упрек в мой адрес. С тех пор как я приступил к исполнению обязанностей первого помощника, мы с ним стали очень редко видеться. Учение и наставничество были совершенно заброшены. Я знал, что он постоянно проводит время с Пайком, но мне казалось, что он дружит также и с Майклом и его людьми. Я ничего не возразил и только высказал естественное пожелание не тратить зря времени и попытаться поскорее добраться до нашего острова. Я удивлялся решению Саймона самому предпринять столь отчаянное путешествие, полагая, что подобные ему типы предпочитают дергать за ниточки из Лондона, сидя там среди менял и ростовщиков, чем лично подвергаться опасности, ввязываясь в рискованную авантюру.
- Мы не снимемся с якоря до захода солнца, - сказал я. - Шхуна имеет перед нами преимущество в два дня, но, когда мы за тропиком Козерога войдем в полосу стойких западных ветров, мы сможем ее обогнать.
- Я проткну лживое сердце этого двуличного пса! - воскликнул сэр Ричард.
- Если поймаете его, дядюшка, - сухо возразил Фрэнк. - Или если ваша рука окажется достаточно твердой, - добавил он вполголоса.
Сэр Ричард сделал вид, будто не расслышал, а вместо того чтобы пререкаться, послал за Питером, приказав тому откупорить бочонок мадеры, доставленный только что на борт.
- Он отмечен тремя красными крестами, Питер, - сказал он. - Нацеди побольше и дай отстояться. Если после погрузки его держали в покое, Пенрит, вы насладитесь великолепным букетом!
Я извинился и отказался, сославшись на срочную работу. Ясная, четкая перспектива нашего путешествия начала затуманиваться. Скептическое отношение Фрэнка к авторитету дядюшки росло с каждым днем. Сэр Ричард непрестанно одурманивал себя вином. Саймон опережал нас на целых два дня. Судовая команда разделилась на два враждебных лагеря... Похоже, Фентон, сбежавший с двумя тысячами гиней, оказался умнее всех нас.
Одномачтовая фелука со свернутым латинским парусом и сильными загорелыми гребцами, налегавшими на весла, выгребая против прилива, направлялась мимо нас в открытое море. За рулем стоял смуглый бородач в красной феске и грубой рубахе, в коротких льняных бриджах, которые обнажали полоски загорелой кожи между ними и голенищами высоких желтых сапог. Минуя нас, он бросил взгляд на "Золотую Надежду", и я заметил, как Джекобс, стоявший на корме, ответил ему тем же.
Майкл подошел ко мне и принялся осматривать кливер-фал.
- А вот и Фуншальский Пит собственной персоной, - вполголоса проговорил он. - Желтый Джек с ним рядом. Посмотрите на шкипера, как он переглядывается с ними. Нет, здесь кроется какая-то чертовщина!
- Думаешь, они собираются напасть на нас в открытом море? - спросил я.
- Хорошо, если бы так, -последовал ответ. - Не знаю, что затевается, но в воздухе явно попахивает предательством.
Подозрения рождают недоверие, как гнилое мясо червей. Когда я присоединился к Джекобсу на юте, мне показалось, будто в глазах у него промелькнула издевательская усмешка; впрочем, он, как обычно, любезно приветствовал меня и перешел к обсуждению нашего курса.
За обедом сэр Ричард напился. Впервые за все время язык отказался служить ему, а ноги - поддерживать равновесие. Он что-то пробормотал насчет головной боли и отправился в свою каюту. Немного позже Фрэнк открыл дверь, чтобы взять куртку потеплее, и до меня из каюты донесся густой храп. Хромой мальчик обернулся ко мне с кривой усмешкой на губах.
Все это время я посвятил упражнениям в морской практике, почерпнув многое у Черного Майкла. Он был прирожденным моряком. Изучи он теорию кораблевождения, и на свете не было бы лучшего капитана. Но его нетренированный мозг отказывался постигать такие загадки, как среднее солнечное и истинное время и их уравнения, поправочный лунный коэффициент и двойные высоты, наклонения магнитной стрелки и креновая девиация, эклиптические координаты и вычисления угловых погрешностей. Практическую сторону своего дела он знал назубок, а вот математика была для него тем же, что китайская грамота для уличного мальчишки.
- Цифры совсем не держатся у меня в башке, они там точно вода в решете, - сказал он мне однажды, с завистью наблюдая, как я измеряю секстантом полуденную высоту солнца над горизонтом. - Или как монеты в кошельке. И ничем тут не поможешь, потому что я уже пытался много раз. Понимаете ли, в Карибском море, где я знаю каждое течение, каждую отмель, все штучки ветра и волн, там я могу вести судно по одному запаху придонного ила на лоте, как слепой наощупь находит дорогу до собственного дома. Но пустите меня в открытый океан, и я окажусь беспомощным, словно новорожденный младенец, пока не увижу берега, хотя и умею вычислить скорость судна и поправку на боковой дрейф. С вами - другое дело, сэр, поскольку вы по своей природе настоящий ученый!
Мне нравился этот человек. Простой, бесхитростный, подлинный дикарь, следующий минутному влечению и отбрасывающий в сторону всякие рассуждения, пока не добьется желаемого, удовлетворяющий свои примитивные инстинкты при помощи грубой силы. Это был великолепный образчик настоящего мужчины, с орлиным носом на потемневшем от загара лице, с шеей, могучей и мускулистой, как и все его тело, безжалостный, жестокий и тем не менее, в чем я был глубоко убежден, верный до конца тому, кто сумел добиться его расположения. Он благоговейно относился к моему умению определять нашу точку на карте, безошибочно предсказывать, когда при таком-то ветре на горизонте появится земля, и угадывать название этой земли. Впрочем, Джекобс тоже умел это делать, и Майкл изо всех сил старался дополнить мои теоретические знания своими навыками в судовождении, в чем он имел явное преимущество.
О его отношении ко мне как к человеку я мог только догадываться, но мне во что бы то ни стало необходимо было добиться его повиновения. Чрезвычайно рискованно отправляться на поиски скрытого сокровища, имея на борту дюжину отчаянных сорвиголов, чья прежняя жизнь целиком состояла из поисков легкой наживы и бесшабашного проматывания награбленных богатств. Но Черный Майкл и его люди - для которых он являлся непререкаемым авторитетом - умели и подчиняться. Таков был обычай буканьеров: беспрекословно выполнять приказы при весьма либеральном отношении к дисциплине. И этим обычаем следовало воспользоваться так, чтобы он служил нашим целям.
Тут я, конечно, не мог рассчитывать на Фрэнка Маддена с его мальчишечьими фантазиями; к тому же у меня начали возникать сомнения относительно сэра Ричарда. Стоянку у Мадейры мы сделали по его настоятельному требованию, хотя и не испытывали недостатка в пресной воде. Мы действительно должны были наполнить здесь бочонки, но только не водой, а местным вином.
Я давно замечал склонность сэра Ричарда к крепким напиткам; она проявлялась как в его внешности - в синеватых прожилках вен на его слегка одутловатом, покрытом нездоровым румянцем лице, - так и в его привычках. С тех пор как мы вышли в море и у него оказалось больше времени для досуга поскольку его не интересовало ни управление судном, ни руководство командой, чем, по его мнению, должны были заниматься мы с капитаном Джекобсом, - он частенько уединялся после обеда с бутылкой вина и постоянно распространял вокруг себя хмельные запахи.
Однажды вечером нетвердая походка сэра Ричарда и его склонность к развязным речам выдали, что он выпил больше, чем того допускал здравый смысл. Юный Мадден с нескрываемым презрением посмотрел на него и затем, когда сэр Ричард спустился вниз, с усмешкой обернулся ко мне.
- Мой дядюшка-хранитель напился до чертиков, - сказал он.
- Ну не думаю, чтобы так уж сильно!
- Чем дольше продлится наше путешествие, тем лучше ты научишься распознавать его состояние, - пожал плечами хромой мальчик, причем горб на его спине печально выпятился, как у нахохлившегося воробья.
В те дни многие джентльмены пили весьма изрядно. Коллекционировать редкие вина и хвастать ими перед друзьями считалось признаком аристократизма. Я далеко не святоша и, надеюсь, не педант, но я никогда не считал, что вторая бутылка стоит головной боли на следующее утро, и всегда предпочитал трезвость мукам похмелья, - хотя бывали случаи, да и сейчас еще наблюдаются, когда я доказываю незыблемость этого моего правила с помощью исключений из него.
Сэр Ричард выше всего превозносил вина Мадейры. Несравненная мадера, изготавливаемая из смеси черного и белого винограда, Тинта и Вердельо, Буал, Серчиал и Мальмсей, - нет, он и слушать не хотел о том, чтобы уходить отсюда, не имея в трюме бочонка-другого каждого из этих сортов. Не в моем положении было слишком настойчиво указывать ему на недопустимость задержки. Но кто я такой? Всего лишь служащий на жалованье; но тем более странным казалось то, что и юный Мадден тоже почему-то не выражал протеста против такой потери времени.
С тех пор как я нашел в нактоузе обломок ножа, признаков предательства или заговора на борту не наблюдалось. Раскол между людьми Черного Майкла и остальной командой увеличивался, и Джекобс начал проявлять склонность становиться на сторону своих в разных мелких ссорах и стычках. К тому же, как мне казалось, он избегал ставить дополнительные паруса, когда погода это позволяла, хоть и отлично знал, что мы торопимся как можно скорее достичь цели нашего путешествия; впрочем, вопрос этот касался практических сторон судовождения, и тут я был бессилен что-либо возразить. Во время моих собственных вахт я старался поставить столько парусов, сколько выдерживали мачты, но, как только Джекобс появлялся на палубе, верхние паруса тут же убирались, а на остальных брались рифы. Все это вызывало трения, и вскоре, я не сомневался, должны были посыпаться искры...
Итак, на рассвете десятого дня, осматривая горизонт в подзорную трубу, я увидел слева по носу маленькое лиловое облачко, поднявшееся над водой. Облачко висело неподвижно, и вскоре мне удалось распознать в нем туманные пики далекого острова. Это была Мадейра.
Мы встали на якорь на Фуншальском рейде в двухстах саженях от берега у южной стороны острова. Над нами нависала высокая, поросшая густой зеленью гора Торринхас, от подножья которой до самой бухты разбегались, утопая в тенистой листве, белые домики Фуншала. Сэр Ричард приготовился не медля ни секунды отправиться на берег. У него были письма к некоторым виноторговцам, с которыми он намеревался заключить сделки по продаже вина. Фрэнк Мадден собрался ехать вместе с ним, горя желанием впервые посмотреть на чужую страну. Я тоже не прочь был повидать кое-что на этом чудесном гористом острове и собирался последовать за ними немного позже, после того, как закончу необходимые приготовления по приемке на борт закупленной провизии и вина.
Казалось странным, что именно мне, имеющему самый маленький процент в доходах от всего предприятия, приходится настойчивей всех выступать против всяческих задержек и проволочек. Золотой блеск, который я наблюдал в глазах сэра Ричарда, когда мы в первый раз услыхали о сокровищах, изменил мало-помалу свой оттенок, превратившись в янтарные блики, усиливающиеся при соседстве с бокалом вина. Хромого же мальчика сильнее всего привлекали новые впечатления и открытия, оттеснившие на второй план более далекие перспективы.
Что касается капитана Джекобса, то для него, как он заявил, Фуншал не представлял собой ничего нового и ему там нечего было делать.
"Золотая Надежда" имела приподнятый квартердек, доходивший до грот-мачты. Сразу за штурвалом располагалась кормовая надстройка, разделенная на четыре каюты. Первая, главная, служила кают-компанией и освещалась с трех сторон двумя окнами по правому и левому бортам и еще двумя, выходящими на палубу по бокам от входной двери. В задней, четвертой, стене кают-компании находились три двери, которые вели в кормовые каюты. Среднюю, самую большую, занимал сэр Ричард с племянником, левую, поменьше, я и такую же справа - капитан Джекобс. Каждая каюта имела по одному окну, зарешеченному прочной дубовой рамой со свинцовыми стеклами. Под квартердеком мы устроили крюйт-камеру, где хранился запас пороха и пуль. Холодное оружие было развешано на стенах и лежало на полках в кают-компании, а огнестрельное находилось в каюте сэра Ричарда.
Немедленно после прибытия "Золотую Надежду" окружила целая флотилия туземных лодок, доверху нагруженных тропическими фруктами, апельсинами, лимонами, манго, фигами, бананами, ананасами и связками сахарного тростника. Пестрота и краски всего этого изобилия радовали глаз, а одуряющие экзотические ароматы непривычно дразнили обоняние. Матросы охотно покупали предлагаемый товар, оживленно переговариваясь с португальскими лодочниками. Увольнение на берег было запрещено из опасения в очередной раз лишиться части команды, да к тому же ожидалось, что стоянка здесь продлится недолго. Я стоял у фальшборта, с интересом наблюдая за орущими, жестикулирующими, хохочущими белозубыми торговцами, когда ко мне подошел Черный Майкл.
- На два слова, мистер Пенрит, - сказал он. - По секрету...
Неожиданно он шагнул в сторону и резко приказал проходившему мимо матросу убрать распустившийся конец троса. Я обернулся и увидел за собой капитана Джекобса, который неслышно приблизился сзади своей мягкой кошачьей походкой. На нем был парадный камзол, парик и широкополая шляпа.
- Я еду на берег, мистер Пенрит, - заявил он. - Вернусь после полуденной вахты. Сомневаюсь, чтобы наш груз прибыл раньше. Мы снимаемся с якоря с вечерним приливом, за час до захода солнца. Прикажите подать шлюпку!
Я выполнил его распоряжение, и он отбыл.
Когда шлюпка отошла на приличное расстояние, я предложил Майклу зайти ко мне в каюту. Указав на кресло, я достал бутылку и пару стаканов. Он медленно выцедил грог и наклонился вперед, скрестив на столе обнаженные до локтей могучие руки, заросшие густой черной шерстью.
- Вот что, мистер Пенрит, - сказал он. - Я не мастер говорить красивые речи. Мои слова простые и грубые, как и я сам, поэтому не подумайте, будто я хочу вас обидеть или лезу не в свои дела...
- Выкладывайте, - предложил я.
- Мне не известна цель нашего путешествия, да меня это и не касается. Но по судну ходят слухи, и люди строят разные догадки. Я не верю сказкам и доверяю только собственным глазам. Этот поющий бездельник, Пайк, что зовет себя Запевалой Сэмом и любит похваляться своими подвигами, все уши прожужжал команде о прелестях пиратской жизни и ходит гоголем под собственное кукареканье. Я повидал кое-что в жизни, да и сам, порой, творил такое, от чего гнилая душонка Пайка затряслась бы, как осиновый лист. Вот эти руки, - он сжал кулаки так, что мышцы вздулись у него под рубахой, - по локоть в крови, пролитою мной в жестоких схватках. Но это все в прошлом. Я и те, кто со мной, - свободные люди, получившие помилование от короля. А остальная команда - дрянь, подонки с мышиным сердцем, способные лишь драить палубу. Они слушают Пайка, развесив уши, как ребенок слушает волшебные сказки. Нанимал их сэр Ричард, но за порядком должен следить капитан...
- Продолжайте, - сказал я, снова наполняя его стакан.
- Судно набито оружием и боеприпасами, как военный корабль... или, может быть, приватир?(Приватир - частное судно на службе у государства или другой частной компании (в том числе и у пиратов), выполняющее задачи военного характера.) - он бросил на меня испытующий взгляд. - Не зря же вы заставляете нас проводить боевые учения. Если это означает в недалеком будущем большую драку, то тем лучше. А пока что на борту творится чертовщина другого сорта...
- Почему бы вам не сказать об этом сэру Ричарду? - спросил я.
- Пришло время, когда нужно высказать все, мистер Пенрит. Я сам люблю, когда крепкая выпивка щекочет глотку. Порой она мне даже необходима, потому что подстегивает как хлыст скаковую лошадь. Но она затуманивает мозги. Она хороша для тех, кто выполняет приказы, а не для тех, кто их отдает. Бутылка - плохой советчик. Никому еще не удавалось подружиться с ней и сохранить ясную голову...
- Довольно. Я не хочу больше слушать подобные речи! - строго прервал я его.
Он покосился на меня с добродушной терпимостью, как старый пес на молодого задиристого щенка.
- Вы правы, сэр. Сказанного достаточно. У вас есть свои глаза. Только кто-то должен же быть начальником, а капитан Джекобс - плут и негодяй!
Майкл вынул из кармана складной нож в роговой оправе и раскрыл его.
- Где у вас тот кусочек железа, который вы нашли в нактоузе? Провалиться мне, если он не подойдет к этому лезвию!
Примерки не потребовалось: и без того было очевидно, что кончик отломан от ножа, лежащего передо мной.
- Где вы его взяли? - спросил я.
Он хитро подмигнул мне:
- Плох тот вор, кто не может обчистить карманы своего ближнего! Джекобсу следовало бы выбросить его за борт. А теперь, полагаю, потеря ножа немало его тревожит!
- Вы взяли его у самого капитана Джекобса?
- Ну да! Конечно, слово простого матроса ничего не стоит против слова капитана, но факт есть факт! И это еще не все. Я знаком с Фуншальским побережьем, как и с сотней других портов. В последний раз мне пришлось побывать здесь пять лет тому назад. В ту пору я был зеленым сосунком. Я сбривал бороду, чтобы сойти на берег и прижаться к гладким щечкам своей Молли, не подозревая, что она, вопреки всем своим жалобам и сетованиям, предпочитает жесткую колючую щетину. Сегодня утром я видел человека, которого знал в те времена и который мог бы узнать и меня, если бы не борода...
- Он приплыл сюда на туземной лодке, доверху нагруженной фруктами, продолжал Майкл, помолчав, словно припоминая про себя давно прошедшие дни, - хотя для него перерезать глотку более привычное дело, чем срезать ананас. Цены он заломил непомерно высокие и вроде бы вовсе не торопился продать свой товар. Но, когда капитан Джекобс вышел на палубу, он окликнул его, и наш надутый индюк ему ответил! Это меня удивило, и я спустился на нижнюю палубу, где занял позицию у пушечного порта, так что оба - один надо мной, другой внизу - беседовали друг с другом через мою голову.
Человека, о котором я говорю, зовут Желтый Джек (Желтый Джек название тропической лихорадки на жаргоне английских моряков.), и это имя как нельзя лучше к нему подходит. Он самый большой негодяй и грабитель моряков на всем архипелаге, за исключением своего хозяина, Фуншальского Пита, а точней Педро Васкеса, вербовщика, головореза, полу негра-полупортугальца, исчадья дьявола, хищного паука, плетущего сети на погибель несчастных матросов. У него есть женщина... Но сейчас не об этом речь. У меня к нему небольшой неоплаченный счет, хоть он и носит на себе мою расписку, ибо когда-то я его слегка пощекотал ножом... Так вот, Желтый Джек с Джекобсом болтали по-португальски, а мне немного знаком этот язык. Я понял, что Желтый Джек передал Джекобсу приглашение от Васкеса сойти на берег.
- И это все, что вы слышали? - спросил я.
- Все? Разве этого мало? Когда капитан судна общается с таким проходимцем, значит, готовится какая-то чертовщина. В чем она должна заключаться, я не знаю. Они уж позаботятся, чтобы обсудить свои планы там, где их никто не подслушает. Я вас предупредил, мистер Пенрит. Я совершал всякие дела, за которые меня следовало бы вздернуть, если бы не королевское помилование, но я совершал их в открытую. Вы мне нравитесь, сэр. Вы родом из Девона, и в вас чувствуется крепкий характер. Я не перевертыш и не святоша. Свои грехи я несу на собственных плечах и в случае необходимости сам буду отвечать за них. Но помилование снова сделало меня честным человеком, и если наступит время, когда я не смогу больше стоять вахту и управляться с парусами, то мне хотелось бы провести остаток своих дней, не боясь ни королевской кокарды, ни мундиров, ни полицейской дубинки.
- Присматривайте за Джекобсом, сэр, вот что я вам скажу, - продолжал Черный Майкл. - Следите за ним, как ястреб выслеживает зайца в колючем кустарнике, и, когда придет пора наброситься на него, свистните мне, и я приду вам на помощь вместе с десятью отборными парнями. Вы рождены, чтобы стоять на квартердеке, мистер Пенрит, так же как я рожден для полубака. Я вам намекнул, а теперь ваше дело принимать решение.
Раздался стук в дверь. Боцман Уэллс, один из людей Майкла, доложил о прибытии лихтера (Лихтер - несамоходное морское судно, служащее для беспричальных грузовых операций при погрузке или разгрузке судов на рейде.) с шестью бочонками вина и с известием от сэра Ричарда о том, что он прибудет на борт после полудня.
Майкл ушел, чтобы присмотреть за погрузкой вина, а я задумался над его словами. Я не сомневался, что Джекобс станет отрицать обвинения Майкла относительно ножа. Между ними пробежала черная кошка, и я это чувствовал. Судно разделилось на два лагеря, а перед нами стояла задача во что бы то ни стало успешно завершить экспедицию. Что же касается связей Джекобса с Педро Васкесом, то вряд ли ему можно было предъявить какие-либо обвинения, не имея прямых доказательств в измене. Он мог придумать дюжину всяких причин или вовсе отрицать свое знакомство с Фуншальским Питом.
С другой стороны, Черному Майклу, признанному пирату и буканьеру, внезапно сменившему свои убеждения и решившему встать на праведный путь, тоже не следовало слишком доверять. Его слова при разговоре со мной были обильно сдобрены льстивыми похвалами в мой адрес, так что он вполне мог преследовать какие-то свои тайные цели. Конечно, за Джекобсом надо присматривать и при первом же проявлении явного предательства с его стороны принять решительные меры. В таком случае командование судном ляжет на меня, самого молодого и неопытного из всей команды, если не считать Фрэнка Маддена. И тогда я окажусь в полной зависимости от морских навыков и знаний Черного Майкла. Узелок завязывался сложный и требовал немедленного обсуждения с сэром Ричардом.
Джекобс явился на борт перед концом полуденной вахты, вежливый и обходительный, и, разумеется, не проронил ни слова относительно своей секретной миссии на берегу. Я не счел себя вправе покидать судно во время отсутствия сэра Ричарда. Дядя с племянником вернулись, когда пробило семь склянок (Семь склянок - на старых парусных судах время отсчитывалось при помощи песочных часов - "склянок", - получасовых и четырехчасовых. Когда песок из получасовой склянки пересыпался вниз, вахтенный матрос переворачивал ее и звонил в судовой колокол - "отбивал склянки". Следующие полчаса он звонил уже два раза- "две склянки", - и т. д., до тех пор, пока не высыплется песок из четырехчасовой склянки. Тогда вахтенный отбивал восемь склянок, что означало конец вахты, и весь отсчет начинался сначала. Семь склянок - семь ударов колокола - означает, что до конца вахты осталось полчаса.). По красному лицу сэра Ричарда я было заподозрил его в чересчур усердном участии в отборе закупленных вин, но оказалось, что причиной его возбуждения явилось нечто совершенно иное.
- Вы были правы, Пенрит, - сказал он, когда мы собрались втроем, уединившись в его каюте. - Во всем этом замешан Левисон. Два дня тому назад в Фуншал прибыла шхуна "Сокол". Как мне стало известно, это одно из судов компании "Харрис и Харрис". Шхуна встала на якорь на рейде, не заходя в порт. На берег была спущена только одна лодка, и Саймон - или человек, по описанию похожий на него, - находился в ней. Он не посетил никого из местных коммерсантов, но клерк одного из них, к которому у меня имелось письмо, видел, как лодка причаливала к верфи, где он сортировал груз, и обратил на нее внимание. Все это открылось случайно, когда я задал вопрос, не заходил ли кто-нибудь сюда на днях из Англии.
- А клерк не заметил, куда Саймон - если это был он - отправился, высадившись на берег?
- Я не спросил. Человек был занят. А что?
- То, что у меня имеются кое-какие подозрения, - сказал я и передал им содержание нашей беседы с Черным Майклом.
- Странно, - проговорил сэр Ричард. - Все это выглядит очень странно, со всех сторон. Я не хочу подвергать сомнению ваши суждения, Пенрит, ибо вы уже доказали собственную правоту в отношении Саймона. Но я сомневаюсь, благоразумно ли так безоговорочно доверять Майклу. Этот человек - отпетый разбойник. За ним нужен глаз да глаз, как и за Джекобсом. И в то же время нам они оба необходимы. Мы должны быть начеку!
- С чего это он так невзлюбил Пайка? - горячо вмешался Фрэнк Мадден. Его интересы полностью сочетаются с нашими. Если среди команды и возникают какие-либо разговоры о пиратстве, то ручаюсь, Джаспер, исходят они от той банды мрачных головорезов, которых ты пригласил на судно!
Это был первый случай, когда парень высказал упрек в мой адрес. С тех пор как я приступил к исполнению обязанностей первого помощника, мы с ним стали очень редко видеться. Учение и наставничество были совершенно заброшены. Я знал, что он постоянно проводит время с Пайком, но мне казалось, что он дружит также и с Майклом и его людьми. Я ничего не возразил и только высказал естественное пожелание не тратить зря времени и попытаться поскорее добраться до нашего острова. Я удивлялся решению Саймона самому предпринять столь отчаянное путешествие, полагая, что подобные ему типы предпочитают дергать за ниточки из Лондона, сидя там среди менял и ростовщиков, чем лично подвергаться опасности, ввязываясь в рискованную авантюру.
- Мы не снимемся с якоря до захода солнца, - сказал я. - Шхуна имеет перед нами преимущество в два дня, но, когда мы за тропиком Козерога войдем в полосу стойких западных ветров, мы сможем ее обогнать.
- Я проткну лживое сердце этого двуличного пса! - воскликнул сэр Ричард.
- Если поймаете его, дядюшка, - сухо возразил Фрэнк. - Или если ваша рука окажется достаточно твердой, - добавил он вполголоса.
Сэр Ричард сделал вид, будто не расслышал, а вместо того чтобы пререкаться, послал за Питером, приказав тому откупорить бочонок мадеры, доставленный только что на борт.
- Он отмечен тремя красными крестами, Питер, - сказал он. - Нацеди побольше и дай отстояться. Если после погрузки его держали в покое, Пенрит, вы насладитесь великолепным букетом!
Я извинился и отказался, сославшись на срочную работу. Ясная, четкая перспектива нашего путешествия начала затуманиваться. Скептическое отношение Фрэнка к авторитету дядюшки росло с каждым днем. Сэр Ричард непрестанно одурманивал себя вином. Саймон опережал нас на целых два дня. Судовая команда разделилась на два враждебных лагеря... Похоже, Фентон, сбежавший с двумя тысячами гиней, оказался умнее всех нас.
Одномачтовая фелука со свернутым латинским парусом и сильными загорелыми гребцами, налегавшими на весла, выгребая против прилива, направлялась мимо нас в открытое море. За рулем стоял смуглый бородач в красной феске и грубой рубахе, в коротких льняных бриджах, которые обнажали полоски загорелой кожи между ними и голенищами высоких желтых сапог. Минуя нас, он бросил взгляд на "Золотую Надежду", и я заметил, как Джекобс, стоявший на корме, ответил ему тем же.
Майкл подошел ко мне и принялся осматривать кливер-фал.
- А вот и Фуншальский Пит собственной персоной, - вполголоса проговорил он. - Желтый Джек с ним рядом. Посмотрите на шкипера, как он переглядывается с ними. Нет, здесь кроется какая-то чертовщина!
- Думаешь, они собираются напасть на нас в открытом море? - спросил я.
- Хорошо, если бы так, -последовал ответ. - Не знаю, что затевается, но в воздухе явно попахивает предательством.
Подозрения рождают недоверие, как гнилое мясо червей. Когда я присоединился к Джекобсу на юте, мне показалось, будто в глазах у него промелькнула издевательская усмешка; впрочем, он, как обычно, любезно приветствовал меня и перешел к обсуждению нашего курса.
За обедом сэр Ричард напился. Впервые за все время язык отказался служить ему, а ноги - поддерживать равновесие. Он что-то пробормотал насчет головной боли и отправился в свою каюту. Немного позже Фрэнк открыл дверь, чтобы взять куртку потеплее, и до меня из каюты донесся густой храп. Хромой мальчик обернулся ко мне с кривой усмешкой на губах.