Страница:
Глаза великана сузились:
- Ого! Особый рейс, вот как? И не побоитесь взять на борт таких волков, как мы?
- Боялся бы, так и не стал бы предлагать!
- Хо-хо! Храбрый петушок!
Он медленно обвел меня взглядом с ног до головы. Наши глаза встретились, и мы смотрели в упор, с обоюдным вызовом оценивая друг друга.
- Нет, вы бы не испугались! - произнес великан. - И я согласился бы получать приказы от вас. Но сейчас не время для серьезной беседы. Мы только что высадились на берег, и у нас есть еще гинеи, чтобы тратить их на удовольствия. Время придет, когда уплывет последняя монета и в долг никто больше верить не станет. Через недельку приходите, и мы с вами потолкуем.
Он был явным вожаком, и остальные присоединились к его словам.
- Послушайте, - не унимался я. - Судно отчаливает через три дня, сразу же после того, как закончится погрузка. Если вы дадите мне свое согласие, то можете все эти трое суток развлекаться на берегу. Жалование хорошее, и камбуз набит до отказа.
- Что за судно?
- Баркентина "Золотая Надежда".
- Видел ее. Довольно приличная посудина! Что скажете, ребята? О войне пока ничего не слышно, а тут, похоже, ожидаются горячие денечки, судя по тому оружию, которое, как говорят, загружено к ней на борт! Но только мы все вместе, имейте в виду, и каждый будет занимать свою должность. Я, например, канонир, Эмбер тоже, а Уэллс - боцман. Я склонен принять ваше предложение, сэр. Что-то для меня начинает попахивать тухлятиной здесь, на берегу. Гуд мое имя - а характер у меня добрый, если со мной хорошо обращаться. Майкл Гуд. Черный Майкл, канонир с "Ужаса".
- Квартирмейстер Гуд с "Золотой Надежды", если подпишете контракт.
- Что же, неплохо звучит! Пусть я буканьер, пусть нас называют пиратами, но мы честно заслужили помилование. Прошли времена настоящих пиратов, отважных бойцов, не боявшихся сойтись грудью с любым противником. Осталась лишь жалкая кучка трусливых головорезов и мародеров, вроде того хвастливого пса, которого я чуть не утопил в его собственной выпивке! Теперь мы честные люди и поступаем честно с теми, кто нам доверяет. Но хватит разговоров: моя глотка суха, как песчаная коса на Багамах. Продолжим беседу ровно через три дня!
Я понял намек и заказал достаточное количество грога, чтобы насквозь промочить их иссохшие внутренности. Убедившись, что мой заказ выполнен, я сослался на неотложные дела и ушел.
Пробираясь к выходу, я слышал, как Черный Майкл затянул песню, а его приятели подхватили вслед за ним:
Сорок пушек у испанцев,
только дюжина - у нас,
но бесстрашие британцев
победит и в этот раз!
Гром орудий, свист шрапнели,
смерть глядит со всех сторон,
что же вы так побледнели,
господин спесивый дон?..
К тому времени, когда я добрался до дома, я уже вовсе не был убежден в мудрости своих действий и решений. Несмотря на все уверения Черного Майкла в обращении их на праведную стезю закона и порядка, при виде сокровищ к ним могут вернуться их прежние нравы, а ни я, ни сэр Ричард не являлись настолько опытными дрессировщиками, чтобы держать в повиновении подобную стаю морских волков. С другой стороны, без них я не видел никакой возможности в ближайшие дни выйти в море, и в этом смысле можно было считать, что они нам посланы свыше. Будут, конечно, трудности с Пайком и Фентоном, но мы не могли принимать в расчет их чувство уязвленной гордости, когда на карту ставится судьба всей экспедиции. Если понадобится, мы найдем способ обойтись и без них или отправить их обратно из первого же порта, куда зайдем, направляясь к Мадагаскару.
До сих пор обстоятельства вынуждали нас держать их в качестве заложников. Я, однако, больше доверял Черному Майклу и его товарищам, чем людям типа Фентона. Последний, по сравнению с канониром с "Ужаса", вообще выглядел театральным злодеем и бутафорским разбойником, каких показывают на площадях бродячие актеры.
Я ломал себе голову над тем, согласится ли сэр Ричард с моими доводами. Если у него нет другой замены, то вряд ли у него найдутся серьезные возражения. Правда, путешествие наше станет еще более рискованным, но нельзя же ожидать, чтобы поход за сокровищами был столь же простым и безопасным, как сбор вишен в собственном саду!
Питер встретил меня с мрачным лицом.
- Фентон пропал, - сказал он.
- Пропал? Как? Куда пропал?
- Не знаю. Мы расстались с нашими тремя матросами, и по дороге домой Фентон вдруг заявил, что потерял нож. Он вернулся его поискать, и больше мы его не видели. Мы звали его, обыскали все вокруг, но никаких следов не обнаружили. Ей-богу, я не виноват, сэр!
- А что с Пайком?
- Он оставался со мной. Помогал разыскивать Фентона. Он злился и ругался, кричал, что Фентон сыграл с ним гнусную шутку, однако не пытался последовать за ним.
- Пришли его ко мне. Сэр Ричард уже лег?
- Да, сэр, два часа тому назад, как мне сказали.
Явился Пайк, угрюмый и сонный, на чем свет стоит проклиная своего приятеля. Мне даже показалось, что он слегка переигрывает, и он словно бы спохватился, догадавшись о впечатлении, которое на меня произвел:
- Тот чернобородый верзила опозорил его перед всеми моряками, мистер Пенрит. Вот в чем причина. Фентон - гордый человек. Он постыдится появиться вам на глаза после того, как проклятый черный пес смыл его с палубы прямо в кильватер. Питер сказал нам, что вы были в таверне, сэр. Но я доказал свою верность. Я ведь остался с вами добровольно и без всякого принуждения, разве не так?
- Фентон лишился права на свою долю сокровищ, - сказал я. - Золото он держал при себе?
- В поясе, под перевязью. Днем и ночью. Даже мне не доверял и не показывал ни разу, не говоря уже о том, чтобы одолжить хотя бы монетку!
- Попытайтесь отыскать его, вы и Питер, - сказал я. - Он совершил глупость, оставшись на бобах!
- Совершенно верно, сэр! Я постараюсь.
Я отпустил его. Могу поклясться, что заметил, как он прячет ухмылку, поворачиваясь ко мне спиной в дверях; поэтому я решил присмотреть за ним, чтобы лишить малейшей возможности последовать за Фентоном, если это входило в его намерения.
Побег негодяя представлял опасность, и довольно серьезную. Конечно же, я не мог поверить, чтобы Беспалый Фентон пожертвовал своей долей из-за пустячного оскорбления во время кабацкой ссоры; и вероятность встречи с Черным Майклом на борту "Золотой Надежды", разумеется, никак не могла прийти ему в голову. Правда, он с самого начала наотрез отказывался от участия в экспедиции, но тогда он еще надеялся получить пять тысяч гиней вместо двух.
Вряд ли он успеет вернуться в Лондон и присоединиться к Саймону, если в этом заключался смысл его затеи. Если же он рассчитывал перепродать секрет карты и кольца в Плимуте или где-нибудь еще, то преимущество во времени все равно оставалось за нами. Через три дня мы сможем отплыть. Однако теперь, когда Фентон сбежал, прибавив нам лишних хлопот, мы обязаны во что бы то ни стало добиться участия Черного Майкла и его товарищей в нашем путешествии. Я не сомневался, что Фентон задумал какую-то дьявольскую каверзу. Он либо искал наиболее удобного случая, чтобы улизнуть от Питера, либо выжидал, пока его план не созреет. И я был абсолютно убежден, что Фентон и не думал обманывать своего приятеля, Сэма, которому во всем этом деле была отведена своя строго определенная роль.
Но лишь дальнейшие события показали, насколько сильно мои догадки отличались от истинного положения вещей.
Глава двенадцатая. ПРЕДАТЕЛЬСТВО?
В небе чайка громко плачет,
слышны птичьи голоса;
ветер счастья и удачи
раздувает паруса!
Выйдя в море, мы миновали "кошачью" мертвую зыбь, где мелкие волны суматошно сталкиваются друг с другом, точно злые мартовские коты, и за час до рассвета вместе с приливом вошли в Ла-Манш. Свежий утренний бриз раздувал паруса и напевал в снастях волшебную песню сирен, зовущих в Неведомое. Черный Майкл стоял у штурвала, спокойный, уверенный в себе, моряк до мозга костей, и соленый ветер трепал его черную бороду, относя прочь исходящие от него запахи вчерашних излияний. Десять его соратников по службе у Девиса находились тут же - здоровенные парни, молодец к молодцу, способные сплотить и повести за собой остальную команду, дерзкие и отчаянные, но в то же время первоклассные специалисты, люди, хотя и полные мужественности и силы, но с душой ребенка и, пожалуй, с таким же умственным развитием, несмотря на свою грубую внешность и устрашающие манеры.
У них отсутствовало воображение; его заменяли события и факты, о которых им говорили другие. Они были лишены ощущения логической связи явлений; их действиями и поступками руководили первобытные инстинкты, случайные порывы и дремучие предрассудки. В этом-то и заключались их слабость и наша сила. Если у нас в головах окажутся мозги, а не прокисшее тесто, если у нас хватит силы воли, чтобы настоять на своем, нам нечего будет их опасаться. Я был уверен, что исход теперь всецело зависит от нас. Эти люди были нашими козырными картами, но, если мы не сумеем ими правильно распорядиться, мы проиграем.
По мере продолжения нашего путешествия они постепенно присматривались к нам, оценивая нас согласно своим меркам. Они не стеснялись, например, демонстрировать свое отношение к капитану Джекобсу, но не тем, что не выполняли его приказы, а тем, как они их выполняли: с добродушной и насмешливой снисходительностью.
Все время, пока судно стояло под погрузкой, Фрэнк Мадден практически жил на борту. Он так ловко научился передвигаться по палубе, что отбросил костыль и пользовался только тростью, в случае необходимости хватаясь свободной рукой за ближайшую снасть, причем проделывал это он почти автоматически. Вскоре он прочно завоевал место первого любимца у команды, частично благодаря щедрости, с которой раздавал направо и налево мелкие деньги на выпивку.
Стоя рядом с ним на носу, я видел, как горели от возбуждения его глаза. Свежий ветер и соленые брызги навели румянец на его бледные щеки.
- Думаю, я смог бы командовать такими людьми, как у нас, Джастин, сказал он. - Конечно, после того как изучу навигацию. Они словно малые дети и преклоняются перед более сильным умом.
- И более крепким авторитетом, - добавил я.
- Ну да, - согласился он. - Но его нетрудно завоевать. Человек с пистолетом, имеющий зоркий глаз и твердую руку, всегда сможет удержать их в повиновении. Ты когда-нибудь слышал о человеке по кличке Лебедь?
- Кто это?
- Карлик-негр, наполовину испанец. Пайк рассказывал, что его называли Черным Лебедем. И, несмотря на небольшие силу и рост, невзирая на цвет кожи, он заставил все Карибское море дрожать от ужаса при звуке его имени. Ему принадлежал целый остров на Багамах с фортом и большим деревянным домом, где он держал свой сераль и жил со своими людьми в роскоши и богатстве, как Великий Могол!
Я с любопытством взглянул на собеседника. Немало мальчишек завидовало морским разбойникам, благодаря описанию их славных подвигов в песнях и балладах вроде той, которую я сам нацарапал в честь Тауни, - причем неизбежная расплата за преступления в них либо замалчивалась, либо возвеличивалась до уровня героического финала лихой и бесшабашной жизни, и я задумался, насколько глубоко и серьезно укоренился этот образ мыслей в голове Фрэнка. Его внутренний протест против собственных физических недостатков являлся богатой почвой для подобного рода фантазий.
- На твоем месте я бы не стал слишком доверять россказням Сэма Запевалы, - заметил я, подумав при этом, что парню не следовало бы разрешать столь тесное общение с Пайком и Фентоном.
Он бросил на меня быстрый взгляд своих живых выразительных глаз, в которых, казалось, постоянно таилась скрытая усмешка, намек на то, что собеседник никогда полностью не воспринимается им всерьез, и молча отошел к нактоузу (Нактоуз - деревянная тумба для установки судового компаса. Располагается обычно перед штурвалом.), где Черный Майкл перебирал загорелыми пальцами спицы штурвала, в то время как зоркие глаза его пристально следили за положением парусов и замечали малейшие попытки судна сойти с курса под влиянием встречной волны.
О Фентоне мы так ничего и не узнали. Но теперь, когда мы благополучно вышли в море и пустились наперегонки с нашим вероятным соперником - если таковой действительно существовал, - это нас уже не очень тревожило. Пайк, постоянно напоминая о своей верности и преданности, находился у нас на борту. Между ним и Черным Майклом не было открытой вражды, и последний не вспоминал о ссоре в "Обросшем Якоре".
По настоянию сэра Ричарда и к явному неудовольствию капитана Джекобса я получил должность первого помощника. Невзирая на отсутствие морской практики, я охотно приступил к своим новым обязанностям, поскольку они давали мне возможность участвовать в судовождении. Я рассчитывал, что Черный Майкл, как наш квартирмейстер, поможет мне возместить мое невежество в этой области.
Мы закончили прокладку курса. Он пролегал почти строго на юг и слегка к западу от Плимута прямо до Мадейры (куда мы намеревались зайти за пресной водой), затем снова в том же направлении до островов Зеленого Мыса, минуя Азоры, и оттуда до мыса Доброй Надежды. После Кейптауна курс наш поворачивал на восток к Мадагаскару и в Мозамбикский пролив.
"Золотая Надежда" довольно резво шла в бакштаг (Бакштаг - курс судна, составляющий тупой угол с направлением ветра.) левым галсом (Галс - если ветер дует слева, то судно идет левым галсом, а если справа - правым галсом.), подгоняемая свежим северо-восточным бризом. Она обладала, как оказалось, лучшим ходом, чем я предполагал, хоть и зарывалась носом в волну по самые якорные крамболы (Крамбол - кронштейн на носу судна для подвешивания якоря.), разбивая синюю гладь моря в белоснежную пену, которая шумела вдоль бортов и исчезала за горизонтом, превращаясь в искрящуюся и переливающуюся всеми цветами радуги жемчужную кильватерную струю. Вдруг мне показалось, что я заметил какое-то недовольство в прищуренных глазах Майкла, когда тот бросил взгляд на паруса, хотя они и так были до отказа наполнены ветром. Подойдя поближе якобы для того, чтобы проверить показания компаса, я тихо - поскольку была вахта капитана Джекобса - спросил его, в чем дело.
Черный Майкл покосился в сторону капитана, который стоял у леерного ограждения, глядя на быстро исчезающие вдали берега Англии, и передвинул языком из-под правой щеки под левую табачную жвачку, помогавшую ему бороться со вчерашним похмельем.
- Если выбрать шкоты (Шкоты - снасти, натягивающие нижние углы парусов. "Выбрать шкоты" - означает втугую натянуть их так, чтобы паруса не полоскали по ветру ("обтянуть паруса").) и обтянуть паруса, она пошла бы быстрее, - пробормотал он вполголоса.
Я и сам подумал о том же, поэтому подошел к капитану Джекобсу и как бы невзначай высказал свое предположение.
- Ветер, кажется, немного меняет направление, - сказал я. - Не следует ли потуже обтянуть паруса?
Со времени нашего отплытия и после назначения меня первым помощником достойный моряк стал относиться ко мне с вежливостью, граничащей со снисходительностью. Он обернулся ко мне с любезной улыбкой.
- С такими обводами судно слишком уваливается под ветер и перестает слушаться руля, если чересчур форсировать парусами, - ответил он. - Это строгая кобылка и не любит понуканий!
Ответ достаточно резонный! Капитан лучше меня знал судно и был опытным моряком. Тем не менее, я предпочел бы придерживаться советов Майкла, который понимал в этом деле получше многих. Для Майкла, рулевого, штурвал являлся пульсом судна; он мог на ощупь, по одному поведению руля, угадать любой трюк, который оно собирается выкинуть, и предупредить любой. Он умел по форме и виду кильватерной струи, по сопротивлению встречной волны, по давлению воды на рулевое перо определить соответственно наиболее благоприятный режим движения судна. И все-таки я решил не затевать спор по такому малозначительному поводу.
Команда наша состояла из сорока одного человека. Майкл и его друзья все были англичанами, причем семеро из Девона. Еще шестерых мы наняли в Плимуте перед самым отплытием, а остальные представляли собой пеструю смесь, набранную с бору по сосенке на всех морях капитаном Джекобсом. Было даже трое индусов-ласкаров. Между людьми Майкла, занявшими посты классных специалистов, и прочими членами команды уже успела наладиться своеобразная субординация. Матросы Девиса умели поставить на место своих товарищей по кубрику.
Подобное размежевание могло послужить нам как на пользу, так и на вред, если неприятности, которые, как я предвидел, ожидали нас впереди, действительно наступят. Главное было добиться уважения, а следовательно, и поддержки у Черного Майкла и его компании. Эти одиннадцать парней вполне способны были справиться с любой неожиданностью.
Кроме обычных судовых работ, мы распределили среди членов команды дополнительные обязанности и посты, намереваясь установить на борту некое подобие воинской дисциплины со шлюпочными учениями и учебными тревогами по отражению возможных нападений. Хотя опасность нападения пиратов нам вряд ли угрожала, такие меры помогали заполнить свободное время команды и не допустить праздности, поскольку домыслы об истинном характере нашего путешествия, естественно, являлись главной темой для сплетен и разговоров на полубаке. К тому времени, когда тайна неизбежно раскроется, следовало установить на корабле строжайшую дисциплину.
Разумеется, сохранялась и постоянная опасность того, что Пайк преждевременно разболтает сведения о целях и задачах нашей экспедиции, но он, к счастью, находился в незавидном положении, не войдя в состав экипажа "Золотой Надежды" и не примкнув к друзьям Черного Майкла, хотя и старался изо всех сил завоевать всеобщую популярность знанием бесчисленного количества морских песен и баллад.
Крайняя оконечность мыса Лизард растворилась в голубом пространстве, и мы час за часом продвигались все дальше на юг по покрытому белыми барашками морю. На закате ветер немного поутих, но с поднятыми верхними марселями и фор-брамселями (Марсели и фор-марсели - названия парусов.) мы удерживали неплохой ход.
За обедом в кают-компании, где мы сидели с сэром Ричардом и юным Мадденом, мы неожиданно услыхали топот ног и скрип такелажа. Баркентина накренилась, поворачивая на другой галс. Вскоре в каюту вошел капитан Джекобс.
- Ветер переменился в сторону западных румбов, - сказал он. - Пришлось поменять галс. Идем в полветра, так что вряд ли нужно уменьшать паруса, мистер Пенрит.
Была моя очередь сменять его на вахте, и я отправился на палубу. Легкая туманная дымка лежала на море и словно вуалью прикрывала первые звезды, появившиеся на небосклоне. У штурвала стоял матрос из первоначальной команды Джекобса, его звали Родригес. Курс был юго-юго-запад, и я не стал его менять. Заметив, что волнение на море изменило общее направление и волны накатывают теперь на корму со штирборта (Штирборт (здесь) - правый борт.), я обратил на это внимание рулевого, который постоянно перебирал спицы штурвала, выравнивая дрейф.
- Поперечное течение в проливе, - хмуро объяснил он.
Я ничего не ответил и перешел на нос, чтобы определить, насколько сгустился туман. Мне показалось, что он начал понемногу рассеиваться, низко расстилаясь над водой. Группа моряков в плотных суконных куртках - вечерний воздух был довольно свеж - собралась вокруг Запевалы Сэма на баке, покуривая и жуя неизменную табачную жвачку. Я с минуту прислушивался к его пению:
... Ведет нас за собою
багровая заря,
и женщины гурьбою
встречают нас не зря!
Но поздно или рано
отправятся на рей
бродяги океана,
грабители морей.
Мы вспомним на дорогу
про славные деньки
и зашагаем к Богу
с петлею из пеньки!..
- Ну а теперь, друзья, подхватим все вместе:
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
- Эй, Сэм Пайк! - решительно вмешался я. - Смените-ка свой репертуар! Чтоб я на борту "Золотой Надежды" не слышал песен, прославляющих грабеж и разбой!
- Да, да, мистер Пенрит - конечно, сэр! - вытянулся передо мной Запевала Сэм, отдавая честь. - Только в моих песнях ничего такого нет, сэр: в них говорится о том, как плохо кончают те, кто ступил на пагубный путь пиратства. Но вы правы, сэр; лучше мы запоем другую:
- В голубой долине моря,
Где лазурный небосвод,
С буйным ветром лихо споря,
Белый парусник плывет.
На борту его - ребята
Из четырнадцати стран,
И ведет его куда-то
Молчаливый капитан.
Штурман, ловкий и умелый,
Держит вахту у руля,
И конечно, самый смелый
Из команды - это я!..
При этих словах все, сидевшие вокруг, так и покатились от хохота, а багровая шишка на лысоватом черепе ухмыляющегося Сэма еще более покраснела.
Я отошел за фок-мачту, чтобы не смущать их, и направился на ахтердек (Ахтердек - задняя (кормовая) часть палубы, обычно с надстройкой.). Ветер заметно крепчал и задувал с правого борта, разгоняя остатки тумана. Огромный выпуклый купол треугольного грота (Фок, стаксели - названия парусов.), косо повернутый на бакборт (Бакборт (здесь) - левый борт.), белоснежной горой вздымался ввысь, где верхние стаксели, казалось, подхватывали его, и он уходил в бесконечность, растворяясь на фоне темно-синего бархатного неба. Звезды, мерцая, начали постепенно пробиваться сквозь туман, белесые пряди которого уносило ветром прочь.
Странное положение созвездий задержало мое внимание. Чем-то - я сначала никак не мог сообразить чем - они показались мне не на месте. Я перевел взгляд на наветренную часть небосвода и увидел на нем знакомые очертания Большой Медведицы. И - почти перпендикулярно нашему курсу - яркую Полярную Звезду. Мы шли прямо на запад!
Одним прыжком я взлетел по трапу на ахтердек и бросился к компасу, не веря собственным глазам. Курс был прежним: юго-запад, ближе к югу. Но по звездам мы плыли прямо в Атлантический океан, отклонившись от истинного курса градусов на сорок, направляясь куда-то в сторону Северной Америки, оставляя за собой ненужные мили и попусту теряя драгоценное время!
У меня внизу хранился мой собственный компас, и я сбегал за ним, не сказав ни слова своим попутчикам. Установив прибор рядом со штурвалом, я выверил его вдоль продольной оси судна. Северная стрелка безошибочно указала на Полярную Звезду, определив наш курс на три румба южнее чистого веста.
Сомнений не было: либо судовой компас врал, либо кто-то над ним основательно потрудился.
Я схватил рупор и отдал единственно резонную в моем положении команду:
- Подвахтенные, наверх! Кливер и бом-кливер убрать! Фок и грот (Грот, кливер, бон-кливер - названия парусов.) на гитовы! (Гитовы - снасти, служащие для подтягивания кверху нижних углов паруса при уборке.) Приготовиться к повороту через фордевинд! (Поворот через фордевинд перемена галса, когда судно пересекает линию попутного ветра.)
Резкая трель боцманской дудки послала людей на ванты и реи. Ошеломленный рулевой стал быстро перебирать рукоятки штурвала, обстененные паруса заполоскали, баркентина вздрогнула и покатилась влево под ветер. Вскоре мы вышли на истинный курс, ветер - который так и не менялся - снова задул нам в бакштаг, и "Золотая Надежда" ходко пошла левым галсом на юго-юго-запад.
Сэр Ричард вышел на палубу, сопровождаемый юным Мадденом; затем к ним присоединился Джекобс, полуодетый, только что выскочивший из койки.
- В чем дело? - заорал он. - Кому здесь пришло в голову валять дурака?
- Не знаю, - ответил я, - но кому-то, несомненно, пришло. Принесите фонарь!
С помощью моего ножа я отсоединил медный котел судового компаса от подставки и осторожно вынул его из гнезда. Что-то звякнуло, упав на палубу: отломанный кончик матросского ножа, застрявший между деревянной облицовкой и медным ободком компаса. Маленький кусочек стали, но вполне достаточный, чтобы повернуть магнитную стрелку и заставить судно изменить курс!
Если это была случайность, то нам посчастливилось раскрыть ее как раз вовремя, когда туман начал рассеиваться. Продержись он подольше, и наутро мы обнаружили бы себя где-то у западных берегов Ирландии, кружась вокруг Британских островов, как собака вокруг собственного хвоста. Капитан Джекобс прикинулся удивленным, но я не верил в случайность. Как бы там ни было, но если Саймон решил принять участие в гонке за сокровищами, то наши потерянные часы и мили означали выигрыш во времени для него и отставание для нас. И мне очень захотелось взглянуть на нож капитана Джекобса, который торчал в чехле у него на поясе...
Глава тринадцатая ХОРОШАЯ ПОГОДА ПРИ ПЛОХОЙ ИГРЕ
... Отчаянье придется
в пути изведать вам:
предательство крадется
за вами по пятам!
До Фуншала на Мадейре мы добирались целых десять дней, хотя от Плимута до него немногим более тысячи двухсот миль. Ветер, в основном благоприятный, дул слабо, прерывисто и норовил вообще стихнуть. Северо-восточный бриз сменился на ветра западных румбов, так что приходилось почти постоянно лавировать, меняя галсы, а у "Золотой Надежды" на этот счет имелись свои капризы. Правда, она довольно уверенно держалась на курсе, но ее носовые обводы были настолько далеки от классических форм, что при свежем ветре она постоянно задирала корму и глубоко зарывалась носом в волну. К тому же она не ходила круче четырех румбов к ветру, и ее сильно сносило в дрейф. Майкл давно раскусил эти ее особенности и умел выжимать из нее такую скорость при небольшом количестве парусов, о которой любой другой даже при полной парусности не в состоянии был бы и помышлять.
- Ого! Особый рейс, вот как? И не побоитесь взять на борт таких волков, как мы?
- Боялся бы, так и не стал бы предлагать!
- Хо-хо! Храбрый петушок!
Он медленно обвел меня взглядом с ног до головы. Наши глаза встретились, и мы смотрели в упор, с обоюдным вызовом оценивая друг друга.
- Нет, вы бы не испугались! - произнес великан. - И я согласился бы получать приказы от вас. Но сейчас не время для серьезной беседы. Мы только что высадились на берег, и у нас есть еще гинеи, чтобы тратить их на удовольствия. Время придет, когда уплывет последняя монета и в долг никто больше верить не станет. Через недельку приходите, и мы с вами потолкуем.
Он был явным вожаком, и остальные присоединились к его словам.
- Послушайте, - не унимался я. - Судно отчаливает через три дня, сразу же после того, как закончится погрузка. Если вы дадите мне свое согласие, то можете все эти трое суток развлекаться на берегу. Жалование хорошее, и камбуз набит до отказа.
- Что за судно?
- Баркентина "Золотая Надежда".
- Видел ее. Довольно приличная посудина! Что скажете, ребята? О войне пока ничего не слышно, а тут, похоже, ожидаются горячие денечки, судя по тому оружию, которое, как говорят, загружено к ней на борт! Но только мы все вместе, имейте в виду, и каждый будет занимать свою должность. Я, например, канонир, Эмбер тоже, а Уэллс - боцман. Я склонен принять ваше предложение, сэр. Что-то для меня начинает попахивать тухлятиной здесь, на берегу. Гуд мое имя - а характер у меня добрый, если со мной хорошо обращаться. Майкл Гуд. Черный Майкл, канонир с "Ужаса".
- Квартирмейстер Гуд с "Золотой Надежды", если подпишете контракт.
- Что же, неплохо звучит! Пусть я буканьер, пусть нас называют пиратами, но мы честно заслужили помилование. Прошли времена настоящих пиратов, отважных бойцов, не боявшихся сойтись грудью с любым противником. Осталась лишь жалкая кучка трусливых головорезов и мародеров, вроде того хвастливого пса, которого я чуть не утопил в его собственной выпивке! Теперь мы честные люди и поступаем честно с теми, кто нам доверяет. Но хватит разговоров: моя глотка суха, как песчаная коса на Багамах. Продолжим беседу ровно через три дня!
Я понял намек и заказал достаточное количество грога, чтобы насквозь промочить их иссохшие внутренности. Убедившись, что мой заказ выполнен, я сослался на неотложные дела и ушел.
Пробираясь к выходу, я слышал, как Черный Майкл затянул песню, а его приятели подхватили вслед за ним:
Сорок пушек у испанцев,
только дюжина - у нас,
но бесстрашие британцев
победит и в этот раз!
Гром орудий, свист шрапнели,
смерть глядит со всех сторон,
что же вы так побледнели,
господин спесивый дон?..
К тому времени, когда я добрался до дома, я уже вовсе не был убежден в мудрости своих действий и решений. Несмотря на все уверения Черного Майкла в обращении их на праведную стезю закона и порядка, при виде сокровищ к ним могут вернуться их прежние нравы, а ни я, ни сэр Ричард не являлись настолько опытными дрессировщиками, чтобы держать в повиновении подобную стаю морских волков. С другой стороны, без них я не видел никакой возможности в ближайшие дни выйти в море, и в этом смысле можно было считать, что они нам посланы свыше. Будут, конечно, трудности с Пайком и Фентоном, но мы не могли принимать в расчет их чувство уязвленной гордости, когда на карту ставится судьба всей экспедиции. Если понадобится, мы найдем способ обойтись и без них или отправить их обратно из первого же порта, куда зайдем, направляясь к Мадагаскару.
До сих пор обстоятельства вынуждали нас держать их в качестве заложников. Я, однако, больше доверял Черному Майклу и его товарищам, чем людям типа Фентона. Последний, по сравнению с канониром с "Ужаса", вообще выглядел театральным злодеем и бутафорским разбойником, каких показывают на площадях бродячие актеры.
Я ломал себе голову над тем, согласится ли сэр Ричард с моими доводами. Если у него нет другой замены, то вряд ли у него найдутся серьезные возражения. Правда, путешествие наше станет еще более рискованным, но нельзя же ожидать, чтобы поход за сокровищами был столь же простым и безопасным, как сбор вишен в собственном саду!
Питер встретил меня с мрачным лицом.
- Фентон пропал, - сказал он.
- Пропал? Как? Куда пропал?
- Не знаю. Мы расстались с нашими тремя матросами, и по дороге домой Фентон вдруг заявил, что потерял нож. Он вернулся его поискать, и больше мы его не видели. Мы звали его, обыскали все вокруг, но никаких следов не обнаружили. Ей-богу, я не виноват, сэр!
- А что с Пайком?
- Он оставался со мной. Помогал разыскивать Фентона. Он злился и ругался, кричал, что Фентон сыграл с ним гнусную шутку, однако не пытался последовать за ним.
- Пришли его ко мне. Сэр Ричард уже лег?
- Да, сэр, два часа тому назад, как мне сказали.
Явился Пайк, угрюмый и сонный, на чем свет стоит проклиная своего приятеля. Мне даже показалось, что он слегка переигрывает, и он словно бы спохватился, догадавшись о впечатлении, которое на меня произвел:
- Тот чернобородый верзила опозорил его перед всеми моряками, мистер Пенрит. Вот в чем причина. Фентон - гордый человек. Он постыдится появиться вам на глаза после того, как проклятый черный пес смыл его с палубы прямо в кильватер. Питер сказал нам, что вы были в таверне, сэр. Но я доказал свою верность. Я ведь остался с вами добровольно и без всякого принуждения, разве не так?
- Фентон лишился права на свою долю сокровищ, - сказал я. - Золото он держал при себе?
- В поясе, под перевязью. Днем и ночью. Даже мне не доверял и не показывал ни разу, не говоря уже о том, чтобы одолжить хотя бы монетку!
- Попытайтесь отыскать его, вы и Питер, - сказал я. - Он совершил глупость, оставшись на бобах!
- Совершенно верно, сэр! Я постараюсь.
Я отпустил его. Могу поклясться, что заметил, как он прячет ухмылку, поворачиваясь ко мне спиной в дверях; поэтому я решил присмотреть за ним, чтобы лишить малейшей возможности последовать за Фентоном, если это входило в его намерения.
Побег негодяя представлял опасность, и довольно серьезную. Конечно же, я не мог поверить, чтобы Беспалый Фентон пожертвовал своей долей из-за пустячного оскорбления во время кабацкой ссоры; и вероятность встречи с Черным Майклом на борту "Золотой Надежды", разумеется, никак не могла прийти ему в голову. Правда, он с самого начала наотрез отказывался от участия в экспедиции, но тогда он еще надеялся получить пять тысяч гиней вместо двух.
Вряд ли он успеет вернуться в Лондон и присоединиться к Саймону, если в этом заключался смысл его затеи. Если же он рассчитывал перепродать секрет карты и кольца в Плимуте или где-нибудь еще, то преимущество во времени все равно оставалось за нами. Через три дня мы сможем отплыть. Однако теперь, когда Фентон сбежал, прибавив нам лишних хлопот, мы обязаны во что бы то ни стало добиться участия Черного Майкла и его товарищей в нашем путешествии. Я не сомневался, что Фентон задумал какую-то дьявольскую каверзу. Он либо искал наиболее удобного случая, чтобы улизнуть от Питера, либо выжидал, пока его план не созреет. И я был абсолютно убежден, что Фентон и не думал обманывать своего приятеля, Сэма, которому во всем этом деле была отведена своя строго определенная роль.
Но лишь дальнейшие события показали, насколько сильно мои догадки отличались от истинного положения вещей.
Глава двенадцатая. ПРЕДАТЕЛЬСТВО?
В небе чайка громко плачет,
слышны птичьи голоса;
ветер счастья и удачи
раздувает паруса!
Выйдя в море, мы миновали "кошачью" мертвую зыбь, где мелкие волны суматошно сталкиваются друг с другом, точно злые мартовские коты, и за час до рассвета вместе с приливом вошли в Ла-Манш. Свежий утренний бриз раздувал паруса и напевал в снастях волшебную песню сирен, зовущих в Неведомое. Черный Майкл стоял у штурвала, спокойный, уверенный в себе, моряк до мозга костей, и соленый ветер трепал его черную бороду, относя прочь исходящие от него запахи вчерашних излияний. Десять его соратников по службе у Девиса находились тут же - здоровенные парни, молодец к молодцу, способные сплотить и повести за собой остальную команду, дерзкие и отчаянные, но в то же время первоклассные специалисты, люди, хотя и полные мужественности и силы, но с душой ребенка и, пожалуй, с таким же умственным развитием, несмотря на свою грубую внешность и устрашающие манеры.
У них отсутствовало воображение; его заменяли события и факты, о которых им говорили другие. Они были лишены ощущения логической связи явлений; их действиями и поступками руководили первобытные инстинкты, случайные порывы и дремучие предрассудки. В этом-то и заключались их слабость и наша сила. Если у нас в головах окажутся мозги, а не прокисшее тесто, если у нас хватит силы воли, чтобы настоять на своем, нам нечего будет их опасаться. Я был уверен, что исход теперь всецело зависит от нас. Эти люди были нашими козырными картами, но, если мы не сумеем ими правильно распорядиться, мы проиграем.
По мере продолжения нашего путешествия они постепенно присматривались к нам, оценивая нас согласно своим меркам. Они не стеснялись, например, демонстрировать свое отношение к капитану Джекобсу, но не тем, что не выполняли его приказы, а тем, как они их выполняли: с добродушной и насмешливой снисходительностью.
Все время, пока судно стояло под погрузкой, Фрэнк Мадден практически жил на борту. Он так ловко научился передвигаться по палубе, что отбросил костыль и пользовался только тростью, в случае необходимости хватаясь свободной рукой за ближайшую снасть, причем проделывал это он почти автоматически. Вскоре он прочно завоевал место первого любимца у команды, частично благодаря щедрости, с которой раздавал направо и налево мелкие деньги на выпивку.
Стоя рядом с ним на носу, я видел, как горели от возбуждения его глаза. Свежий ветер и соленые брызги навели румянец на его бледные щеки.
- Думаю, я смог бы командовать такими людьми, как у нас, Джастин, сказал он. - Конечно, после того как изучу навигацию. Они словно малые дети и преклоняются перед более сильным умом.
- И более крепким авторитетом, - добавил я.
- Ну да, - согласился он. - Но его нетрудно завоевать. Человек с пистолетом, имеющий зоркий глаз и твердую руку, всегда сможет удержать их в повиновении. Ты когда-нибудь слышал о человеке по кличке Лебедь?
- Кто это?
- Карлик-негр, наполовину испанец. Пайк рассказывал, что его называли Черным Лебедем. И, несмотря на небольшие силу и рост, невзирая на цвет кожи, он заставил все Карибское море дрожать от ужаса при звуке его имени. Ему принадлежал целый остров на Багамах с фортом и большим деревянным домом, где он держал свой сераль и жил со своими людьми в роскоши и богатстве, как Великий Могол!
Я с любопытством взглянул на собеседника. Немало мальчишек завидовало морским разбойникам, благодаря описанию их славных подвигов в песнях и балладах вроде той, которую я сам нацарапал в честь Тауни, - причем неизбежная расплата за преступления в них либо замалчивалась, либо возвеличивалась до уровня героического финала лихой и бесшабашной жизни, и я задумался, насколько глубоко и серьезно укоренился этот образ мыслей в голове Фрэнка. Его внутренний протест против собственных физических недостатков являлся богатой почвой для подобного рода фантазий.
- На твоем месте я бы не стал слишком доверять россказням Сэма Запевалы, - заметил я, подумав при этом, что парню не следовало бы разрешать столь тесное общение с Пайком и Фентоном.
Он бросил на меня быстрый взгляд своих живых выразительных глаз, в которых, казалось, постоянно таилась скрытая усмешка, намек на то, что собеседник никогда полностью не воспринимается им всерьез, и молча отошел к нактоузу (Нактоуз - деревянная тумба для установки судового компаса. Располагается обычно перед штурвалом.), где Черный Майкл перебирал загорелыми пальцами спицы штурвала, в то время как зоркие глаза его пристально следили за положением парусов и замечали малейшие попытки судна сойти с курса под влиянием встречной волны.
О Фентоне мы так ничего и не узнали. Но теперь, когда мы благополучно вышли в море и пустились наперегонки с нашим вероятным соперником - если таковой действительно существовал, - это нас уже не очень тревожило. Пайк, постоянно напоминая о своей верности и преданности, находился у нас на борту. Между ним и Черным Майклом не было открытой вражды, и последний не вспоминал о ссоре в "Обросшем Якоре".
По настоянию сэра Ричарда и к явному неудовольствию капитана Джекобса я получил должность первого помощника. Невзирая на отсутствие морской практики, я охотно приступил к своим новым обязанностям, поскольку они давали мне возможность участвовать в судовождении. Я рассчитывал, что Черный Майкл, как наш квартирмейстер, поможет мне возместить мое невежество в этой области.
Мы закончили прокладку курса. Он пролегал почти строго на юг и слегка к западу от Плимута прямо до Мадейры (куда мы намеревались зайти за пресной водой), затем снова в том же направлении до островов Зеленого Мыса, минуя Азоры, и оттуда до мыса Доброй Надежды. После Кейптауна курс наш поворачивал на восток к Мадагаскару и в Мозамбикский пролив.
"Золотая Надежда" довольно резво шла в бакштаг (Бакштаг - курс судна, составляющий тупой угол с направлением ветра.) левым галсом (Галс - если ветер дует слева, то судно идет левым галсом, а если справа - правым галсом.), подгоняемая свежим северо-восточным бризом. Она обладала, как оказалось, лучшим ходом, чем я предполагал, хоть и зарывалась носом в волну по самые якорные крамболы (Крамбол - кронштейн на носу судна для подвешивания якоря.), разбивая синюю гладь моря в белоснежную пену, которая шумела вдоль бортов и исчезала за горизонтом, превращаясь в искрящуюся и переливающуюся всеми цветами радуги жемчужную кильватерную струю. Вдруг мне показалось, что я заметил какое-то недовольство в прищуренных глазах Майкла, когда тот бросил взгляд на паруса, хотя они и так были до отказа наполнены ветром. Подойдя поближе якобы для того, чтобы проверить показания компаса, я тихо - поскольку была вахта капитана Джекобса - спросил его, в чем дело.
Черный Майкл покосился в сторону капитана, который стоял у леерного ограждения, глядя на быстро исчезающие вдали берега Англии, и передвинул языком из-под правой щеки под левую табачную жвачку, помогавшую ему бороться со вчерашним похмельем.
- Если выбрать шкоты (Шкоты - снасти, натягивающие нижние углы парусов. "Выбрать шкоты" - означает втугую натянуть их так, чтобы паруса не полоскали по ветру ("обтянуть паруса").) и обтянуть паруса, она пошла бы быстрее, - пробормотал он вполголоса.
Я и сам подумал о том же, поэтому подошел к капитану Джекобсу и как бы невзначай высказал свое предположение.
- Ветер, кажется, немного меняет направление, - сказал я. - Не следует ли потуже обтянуть паруса?
Со времени нашего отплытия и после назначения меня первым помощником достойный моряк стал относиться ко мне с вежливостью, граничащей со снисходительностью. Он обернулся ко мне с любезной улыбкой.
- С такими обводами судно слишком уваливается под ветер и перестает слушаться руля, если чересчур форсировать парусами, - ответил он. - Это строгая кобылка и не любит понуканий!
Ответ достаточно резонный! Капитан лучше меня знал судно и был опытным моряком. Тем не менее, я предпочел бы придерживаться советов Майкла, который понимал в этом деле получше многих. Для Майкла, рулевого, штурвал являлся пульсом судна; он мог на ощупь, по одному поведению руля, угадать любой трюк, который оно собирается выкинуть, и предупредить любой. Он умел по форме и виду кильватерной струи, по сопротивлению встречной волны, по давлению воды на рулевое перо определить соответственно наиболее благоприятный режим движения судна. И все-таки я решил не затевать спор по такому малозначительному поводу.
Команда наша состояла из сорока одного человека. Майкл и его друзья все были англичанами, причем семеро из Девона. Еще шестерых мы наняли в Плимуте перед самым отплытием, а остальные представляли собой пеструю смесь, набранную с бору по сосенке на всех морях капитаном Джекобсом. Было даже трое индусов-ласкаров. Между людьми Майкла, занявшими посты классных специалистов, и прочими членами команды уже успела наладиться своеобразная субординация. Матросы Девиса умели поставить на место своих товарищей по кубрику.
Подобное размежевание могло послужить нам как на пользу, так и на вред, если неприятности, которые, как я предвидел, ожидали нас впереди, действительно наступят. Главное было добиться уважения, а следовательно, и поддержки у Черного Майкла и его компании. Эти одиннадцать парней вполне способны были справиться с любой неожиданностью.
Кроме обычных судовых работ, мы распределили среди членов команды дополнительные обязанности и посты, намереваясь установить на борту некое подобие воинской дисциплины со шлюпочными учениями и учебными тревогами по отражению возможных нападений. Хотя опасность нападения пиратов нам вряд ли угрожала, такие меры помогали заполнить свободное время команды и не допустить праздности, поскольку домыслы об истинном характере нашего путешествия, естественно, являлись главной темой для сплетен и разговоров на полубаке. К тому времени, когда тайна неизбежно раскроется, следовало установить на корабле строжайшую дисциплину.
Разумеется, сохранялась и постоянная опасность того, что Пайк преждевременно разболтает сведения о целях и задачах нашей экспедиции, но он, к счастью, находился в незавидном положении, не войдя в состав экипажа "Золотой Надежды" и не примкнув к друзьям Черного Майкла, хотя и старался изо всех сил завоевать всеобщую популярность знанием бесчисленного количества морских песен и баллад.
Крайняя оконечность мыса Лизард растворилась в голубом пространстве, и мы час за часом продвигались все дальше на юг по покрытому белыми барашками морю. На закате ветер немного поутих, но с поднятыми верхними марселями и фор-брамселями (Марсели и фор-марсели - названия парусов.) мы удерживали неплохой ход.
За обедом в кают-компании, где мы сидели с сэром Ричардом и юным Мадденом, мы неожиданно услыхали топот ног и скрип такелажа. Баркентина накренилась, поворачивая на другой галс. Вскоре в каюту вошел капитан Джекобс.
- Ветер переменился в сторону западных румбов, - сказал он. - Пришлось поменять галс. Идем в полветра, так что вряд ли нужно уменьшать паруса, мистер Пенрит.
Была моя очередь сменять его на вахте, и я отправился на палубу. Легкая туманная дымка лежала на море и словно вуалью прикрывала первые звезды, появившиеся на небосклоне. У штурвала стоял матрос из первоначальной команды Джекобса, его звали Родригес. Курс был юго-юго-запад, и я не стал его менять. Заметив, что волнение на море изменило общее направление и волны накатывают теперь на корму со штирборта (Штирборт (здесь) - правый борт.), я обратил на это внимание рулевого, который постоянно перебирал спицы штурвала, выравнивая дрейф.
- Поперечное течение в проливе, - хмуро объяснил он.
Я ничего не ответил и перешел на нос, чтобы определить, насколько сгустился туман. Мне показалось, что он начал понемногу рассеиваться, низко расстилаясь над водой. Группа моряков в плотных суконных куртках - вечерний воздух был довольно свеж - собралась вокруг Запевалы Сэма на баке, покуривая и жуя неизменную табачную жвачку. Я с минуту прислушивался к его пению:
... Ведет нас за собою
багровая заря,
и женщины гурьбою
встречают нас не зря!
Но поздно или рано
отправятся на рей
бродяги океана,
грабители морей.
Мы вспомним на дорогу
про славные деньки
и зашагаем к Богу
с петлею из пеньки!..
- Ну а теперь, друзья, подхватим все вместе:
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
- Эй, Сэм Пайк! - решительно вмешался я. - Смените-ка свой репертуар! Чтоб я на борту "Золотой Надежды" не слышал песен, прославляющих грабеж и разбой!
- Да, да, мистер Пенрит - конечно, сэр! - вытянулся передо мной Запевала Сэм, отдавая честь. - Только в моих песнях ничего такого нет, сэр: в них говорится о том, как плохо кончают те, кто ступил на пагубный путь пиратства. Но вы правы, сэр; лучше мы запоем другую:
- В голубой долине моря,
Где лазурный небосвод,
С буйным ветром лихо споря,
Белый парусник плывет.
На борту его - ребята
Из четырнадцати стран,
И ведет его куда-то
Молчаливый капитан.
Штурман, ловкий и умелый,
Держит вахту у руля,
И конечно, самый смелый
Из команды - это я!..
При этих словах все, сидевшие вокруг, так и покатились от хохота, а багровая шишка на лысоватом черепе ухмыляющегося Сэма еще более покраснела.
Я отошел за фок-мачту, чтобы не смущать их, и направился на ахтердек (Ахтердек - задняя (кормовая) часть палубы, обычно с надстройкой.). Ветер заметно крепчал и задувал с правого борта, разгоняя остатки тумана. Огромный выпуклый купол треугольного грота (Фок, стаксели - названия парусов.), косо повернутый на бакборт (Бакборт (здесь) - левый борт.), белоснежной горой вздымался ввысь, где верхние стаксели, казалось, подхватывали его, и он уходил в бесконечность, растворяясь на фоне темно-синего бархатного неба. Звезды, мерцая, начали постепенно пробиваться сквозь туман, белесые пряди которого уносило ветром прочь.
Странное положение созвездий задержало мое внимание. Чем-то - я сначала никак не мог сообразить чем - они показались мне не на месте. Я перевел взгляд на наветренную часть небосвода и увидел на нем знакомые очертания Большой Медведицы. И - почти перпендикулярно нашему курсу - яркую Полярную Звезду. Мы шли прямо на запад!
Одним прыжком я взлетел по трапу на ахтердек и бросился к компасу, не веря собственным глазам. Курс был прежним: юго-запад, ближе к югу. Но по звездам мы плыли прямо в Атлантический океан, отклонившись от истинного курса градусов на сорок, направляясь куда-то в сторону Северной Америки, оставляя за собой ненужные мили и попусту теряя драгоценное время!
У меня внизу хранился мой собственный компас, и я сбегал за ним, не сказав ни слова своим попутчикам. Установив прибор рядом со штурвалом, я выверил его вдоль продольной оси судна. Северная стрелка безошибочно указала на Полярную Звезду, определив наш курс на три румба южнее чистого веста.
Сомнений не было: либо судовой компас врал, либо кто-то над ним основательно потрудился.
Я схватил рупор и отдал единственно резонную в моем положении команду:
- Подвахтенные, наверх! Кливер и бом-кливер убрать! Фок и грот (Грот, кливер, бон-кливер - названия парусов.) на гитовы! (Гитовы - снасти, служащие для подтягивания кверху нижних углов паруса при уборке.) Приготовиться к повороту через фордевинд! (Поворот через фордевинд перемена галса, когда судно пересекает линию попутного ветра.)
Резкая трель боцманской дудки послала людей на ванты и реи. Ошеломленный рулевой стал быстро перебирать рукоятки штурвала, обстененные паруса заполоскали, баркентина вздрогнула и покатилась влево под ветер. Вскоре мы вышли на истинный курс, ветер - который так и не менялся - снова задул нам в бакштаг, и "Золотая Надежда" ходко пошла левым галсом на юго-юго-запад.
Сэр Ричард вышел на палубу, сопровождаемый юным Мадденом; затем к ним присоединился Джекобс, полуодетый, только что выскочивший из койки.
- В чем дело? - заорал он. - Кому здесь пришло в голову валять дурака?
- Не знаю, - ответил я, - но кому-то, несомненно, пришло. Принесите фонарь!
С помощью моего ножа я отсоединил медный котел судового компаса от подставки и осторожно вынул его из гнезда. Что-то звякнуло, упав на палубу: отломанный кончик матросского ножа, застрявший между деревянной облицовкой и медным ободком компаса. Маленький кусочек стали, но вполне достаточный, чтобы повернуть магнитную стрелку и заставить судно изменить курс!
Если это была случайность, то нам посчастливилось раскрыть ее как раз вовремя, когда туман начал рассеиваться. Продержись он подольше, и наутро мы обнаружили бы себя где-то у западных берегов Ирландии, кружась вокруг Британских островов, как собака вокруг собственного хвоста. Капитан Джекобс прикинулся удивленным, но я не верил в случайность. Как бы там ни было, но если Саймон решил принять участие в гонке за сокровищами, то наши потерянные часы и мили означали выигрыш во времени для него и отставание для нас. И мне очень захотелось взглянуть на нож капитана Джекобса, который торчал в чехле у него на поясе...
Глава тринадцатая ХОРОШАЯ ПОГОДА ПРИ ПЛОХОЙ ИГРЕ
... Отчаянье придется
в пути изведать вам:
предательство крадется
за вами по пятам!
До Фуншала на Мадейре мы добирались целых десять дней, хотя от Плимута до него немногим более тысячи двухсот миль. Ветер, в основном благоприятный, дул слабо, прерывисто и норовил вообще стихнуть. Северо-восточный бриз сменился на ветра западных румбов, так что приходилось почти постоянно лавировать, меняя галсы, а у "Золотой Надежды" на этот счет имелись свои капризы. Правда, она довольно уверенно держалась на курсе, но ее носовые обводы были настолько далеки от классических форм, что при свежем ветре она постоянно задирала корму и глубоко зарывалась носом в волну. К тому же она не ходила круче четырех румбов к ветру, и ее сильно сносило в дрейф. Майкл давно раскусил эти ее особенности и умел выжимать из нее такую скорость при небольшом количестве парусов, о которой любой другой даже при полной парусности не в состоянии был бы и помышлять.