Страница:
- Ушлый парнишка-то, - решает вдруг пошутить Берю, - из тех, кого голыми руками не возьмешь. Хитрец, держит все время руки на заднице.
Его супруга закатывает глаза, краснеет и шипит:
- Ты мерзкая скотина, дорогой!
И вот мы у новой усадьбы старшего инспектора Пино. Домик, конечно, выглядит менее презентабельно, чем на фотографии в газете, но все равно вполне прилично. Дом, поняли? Дареному коню...
К калитке прикреплен колокол, как на Нотр-Даме. Мы ударяем в него так бьют склянки на корабле. Берю в восторге от этой затеи и намеревается грохнуть еще раз, но тут на зов набата появляется сам хозяин. Он одет с иголочки и потому выглядит как фермер-интеллигент. Попадись он вам на глаза в таком виде, вы непременно возымели бы желание взять его и поставить где-нибудь на тумбочке в гостиной, если, конечно, ваша гостиная выдержана в стиле "кантри". Пинюш вырядился в джинсы, свитер и сапоги "прощай, молодость", что в принципе находится в полном соответствии с возрастом и состоянием нижних конечностей новоявленного фермера.
Но в общем и целом Пино больше похож не на Пино, а скорее на его старшего сына, если бы у него таковой был. Старик тщательно выбрит, усы аккуратно подстрижены. Он отмылся и надушился по такому случаю, а на голове красуется бейсболка красного цвета с надписью "Привет с горы Сен-Мишель". Торжественный, как жокей, выигравший главный приз в финальном заезде и только-только слезший со своего скакуна, счастливый домовладелец приветствует нас с радостным и гордым видом:
- Салют честной компании!
Сняв картуз, Пинюш жмет наши протянутые пятерни. Дамы, повизгивая от восторга, чмокают его в щеки, и наступает вожделенный момент вручения подарков. Я сую Пино бутылку виски, а маман, помимо бисквитных пирожных, потерявших форму от соседства с задом мадам Берю, передает хозяйке вазу, расписанную под китайский фарфор.
Толстяк, сопя, тащит свою елку. При виде подарка старик Пинюш слегка меняется в лице, и есть отчего: эта громадина займет его микроскопический палисадник целиком, затемнив весь дом. Однако, как вежливый человек, Пино старается изо всех сил не подать виду и подавить свои эмоции на корню.
Нас проводят по дому. Дом не новый, но в приличном состоянии.
- Здесь гостиная, - уверяет хозяин.
Комната большая, светлая, мебели кот наплакал: несколько складных стульев и кухонный стол. Остальные комнаты еще только предстоит обставить.
В спальне супругов, кроме коврика и деревянного топчана, ничего, в другой и вовсе пусто. На кухне газовая плитка с баллоном, шланг для полива и на столике немного посуды. Все! Но пахнет хорошо. Мадам Берюрье плотоядно улыбается в предвкушении обильной трапезы, в то время как ее племенной бычок как бы невзначай приподнимает крышки кастрюль и сковородок, стоящих на плите. Привычка, доведенная до автоматизма, - проверить, что там внутри.
Его супруга, досконально зная замашки благоверного, говорит с укоризной:
- Дорогой, опять ты за свое! Какой же ты невоспитанный!
Толстяк поворачивается к своей половине и с горящими глазами доверительно сообщает:
- Рагу из белого мяса курицы... с белым вином... и рис.
Лицо дамы в розовом принимает серьезно-озабоченное выражение, не без налета, однако, раздражения, вызванного непредвиденной скромностью предстоящего угощения. Она, между прочим, ждала настоящего новоселья жрать так жрать! Ей виделось по целому индюку на брата в качестве легкой закуски и по бараньей ножке на горячее.
- Мы можем садиться за стол! - приглашает мадам Пино.
- Но сначала, - решительно выскакивает с инициативой Толстяк, - надо посадить елку! А иначе после жратвы ни черта не согнешься...
Пинюш слабо сопротивляется, лелея в душе надежду, что эта проклятая елка успеет сдохнуть за время обеда, но куда бедняге тягаться с Толстяком! Если тому что-нибудь втемяшится в голову, тут уж ничем не выбьешь, хоть кол на голове теши.
Смирившись, мы одалживаем кирку и лопату у соседей и, покружив на пятачке участка, решаем, что наиболее подходящим местом для посадки елового богатыря будет один из углов палисадника. Тут у самого забора, густо увитого диким виноградом, раньше, похоже, были грядки и земля рыхлая.
- Я специально привез тебе елку, - объясняет Берю, - ведь она круглый год зеленая.
Он бросает пиджак на землю, засучивает рукава, жирно плюет на ладони, хватается за черенок лопаты и с жаром принимается за работу. В предвкушении обильной еды он копает землю, как экскаватор.
Чтобы как-то посодействовать общему трудовому подъему, я по мере накопления выброшенной из ямы земли отбрасываю ее подальше в сторону. Господин Берю - прирожденный землекоп, можно сказать, зарыл в землю свой талант. Надо видеть, как быстро он погружается вниз! Не человек, а буровая установка!
Для поддержания ритма новоявленный землекоп поет, если так можно выразиться. Душераздирающий романс "О, как я жаден на женские ласки" напоминает что-то среднее между "Марсельезой" и вальсом Штрауса. Оглушительный рев будоражит дальних соседей. Ему устало отвечают опустошенные от семени быки и накачанные ненатуральным путем коровы с находящейся поблизости станции искусственного осеменения. Мощное звучание, по сравнению с которым миланская "Ла Скала" так, жалобное попискивание. Вдруг Толстяк обрывает концерт и резко выпрямляется.
- Ха, смотри-ка, Пинюш, у тебя на участке известняк.
Тот стоит на куче выброшенной из ямы земли и переминается с ноги на ногу, то и дело задирая голову вверх, как бы прикидывая, на какую высоту взмоет вечнозеленый подарок Берю.
- Откуда это? - спрашивает он.
- Смотри, все белым-бело. Будто мука.
- А может, здесь была школа во времена галлов? - делает робкое предположение Пино, чьи нулевые познания в археологии не мешают ему тем не менее выдвигать гипотезы.
- При чем тут школа? - Ну, потому что мел...
- Рехнулся на старости лет? Не знаешь разве, что в те времена царапали на дощечках гвоздями?
Пока мы каждый про себя обмозговываем рвущиеся на волю смелые гипотезы, Берю вновь вонзается в землю. Но вдруг застывает, уставившись на лопату глазами круглыми, как бильярдные шары.
- О черт!
- Мама!.. - тихо шепчет хозяин участка.
Что касается меня, я воздерживаюсь от звучных междометий, хоть они и пытаются сорваться с кончика языка. Не верю своим глазам. Дайте чистую тряпку, я их протру. Толстяк только что извлек из земли человеческий череп и держит его на острие лопаты.
Быстрее всех прихожу в себя я. Подойдя поближе, наклоняюсь, чтобы внимательно рассмотреть подброшенный судьбой сюрприз. Это и впрямь то, что некогда было человеческой головой. На изъеденной известью желтоватой кости сохранились лохмотья кожи, в некоторых местах даже волосы... Похоже, женские. Что касается плоти незнакомки, то негашеная известь ее не пощадила, сделав находку, честно говоря, малопривлекательной.
Пино тихо всхлипывает в стоячий воротник свитера.
- Вот это, я понимаю, вляпался! Из всей земной суши выбрать одно-единственное местечко - и такой подарочек! - комментирует Берю с присущим ему тактом. - Любопытные у тебя здесь полезные ископаемые, Пинюш! Как по-твоему, это входит в комплект главного приза?
Старик вновь мысленно обращается к спасительной истории галлов и лепечет придушенным голосом:
- Наверное, мой дом был построен на месте древнего захоронения, а?
- Только что ты уверял, что тут была школа, теперь кладбище... - не унимается Берю. - Так ты скоро до сортира дойдешь.
- У моей жены будет удар, - чуть не плача, бормочет новый хозяин археологических раскопок.
- Да ладно тебе, - пытаюсь я его ободрить. - Это, конечно, неприятно, но ты же тут ни при чем.
Тщедушный Пинюш, стуча коленками и шурша джинсами, заводит жалобным тоном:
- Все твоя чертова елка. Она такая громадная, что пришлось копать глубоко...
- Вот так вот, вместо благодарности! - воспаляется Берю. - А я-то хотел доставить тебе удовольствие! Черт меня дернул надрываться выкапывать ее в Булонском лесу!
Словом, новоселье обернулось эксгумацией. Во всяком случае, что касается торжественного обеда, закуска удалась на славу.
- Проклятье! Ладно, что будем делать? - осведомляется Берю. Мысль о предстоящем обеде не отпускает его, и он опасается радикальных изменений в программе новоселья.
Пино щупает свои отвислые усы крысы в трауре.
- Может, пойдем пообедаем... а там посмотрим? А?
Я его хорошо понимаю: ему не хочется портить себе праздник. Как-никак, а он король рекламы лапши.
- О'кей, отложим пока эту девушку в сторонку, - оживляется Толстяк. Пино прав, не хрена ломать башку на голодный желудок. Я думаю, женщинам о находке говорить не стоит, а то они потеряют аппетит.
Глава третья
В которой сюрпризы продолжаются
Сказать, что торжественный обед в самом разгаре, было бы, пожалуй, слишком, но все идет весьма пристойно: челюсти успешно работают, вилки бодро стучат по тарелкам. Время от времени мы с Пинюшем обмениваемся многозначительными взглядами. Мадам Пино взахлеб расхваливает красоты местной природы. Она уверяет нас, что как только ее присутствующий здесь супруг выйдет на пенсию, они переберутся сюда насовсем.
- Знаете, мы уже подходим к той черте, когда каждый ищет место, где бы обрести покой.
Понимающий толк в юморе Берю фыркает с набитым ртом и обдает розовое платье своей жены целым звездопадом риса. Бедный старик Пинюш квасит страдальческую мину. Согласитесь, есть с чего! Выиграть главный приз стать обладателем дома и получить в придачу женский труп в саду...
- Вы очень задумчивы сегодня, комиссар! - обращается ко мне хозяйка участка с домом и трупом.
- Я отдыхаю. Здесь так спокойно, хочется полностью расслабиться.
- Как вы находите куриное жаркое?
- О, между луковичками! Благодарю вас, мадам!
- Некоторые кладут мясо прямо с костями, - заявляет Толстуха Берю, наваливая себе еще порцию.
- Я знаю, - отвечает обидчивая хозяйка. - Но у местного мясника куриная грудка бескостная.
- Если у этого парня не хватает костей, то я вам подскажу местечко неподалеку, где их навалом, - встревает остроумный Берю, опрокинув в глотку шестнадцатый бокал красного вина.
Пино вращает глазами, не находясь как заткнуть фонтан своего друга. К счастью, Толстяк вновь накидывается на рагу. У меня складывается впечатление, что он соревнуется со своей половиной. Пока Берю в аутсайдерах, так как Берта легко пропихивает в себя уже вторую полную тарелку жаркого. Не давая передышки ни себе, ни тем более своему мужу, она тут же накладывает очередную порцию, такую же гигантскую, как и предыдущие, низко склоняется над столом и вилкой, как ковшом экскаватора, начинает часто-часто метать в топку увесистые рисовые горки. Берю, дорвавшись наконец до блюда и зная способности своей ненаглядной, без промедления воздвигает на своей тарелке целый террикон из рагу и той же ложкой, сопя и отдуваясь, начинает мощными гребками обходить жену на финишной прямой. В спешке он промахивается мимо рта и орошает соусом свой праздничный галстук. Обсасывая его на ходу, Толстяк теряет темп и проигрывает своей драгоценной буквально доли секунды. Берта, перехватив инициативу, попросту завладевает всем блюдом, утянув его из-под простертой пятерни мужа, и уже единолично опустошает его, более того, выскребает пристывший ко дну рис. Победоносно глядя на супруга, она вытирает ладонью прилипший к усам рис и облизывает пальцы.
Первый бой выигран, но не выиграна пока вся битва. Ее исход должен решить поданный на стол салат. Тут уж супруг, не давая себя облапошить, загребает всю миску и вываливает прямо через край в свою тарелку. Куча получается весьма объемной, а то, что не влезло, оказывается на его штанах. Но Толстяку на это наплевать. Не обращая внимания на подобные мелочи, он вилкой и пальцами на удивление споро запихивает салатные листья в незакрывающийся рот. Сожрав все с тарелки, он обращается к отложенному на брюках запасу. Последние листики приходится выковыривать из не совсем уверенно застегнутой ширинки. Этот бой, без сомнения, за Его Величеством и счет выравнивается. Идет напряженнейшая борьба. Обе стороны наверняка будут стоять до победного конца. Уверен, что проходящий сейчас в Париже матч по регби между Францией и Шотландией не достигает подобного накала. Но апогей баталии наступает, когда подают сыр. Супруги одновременно изготавливаются к прыжку, однако Бегемотихе посчастливилось первой завладеть ножом. Свое преимущество она использует, чтобы в мгновение ока отхватить себе две трети куска камамбера и уполовинить круг швейцарского сыра. Мадам в курсе правил хорошего тона и не забывает о присутствующих, оставляя на всех несколько крупных дырок и жесткий край. Потерпев столь позорное поражение, Толстяк все-таки надеется свести битву к ничьей, налегая на запасы красного вина. Он в темпе расправляется с двумя бутылками бордо, тут же откупоривает бургундское крепкое и без передышки опрокидывает три бокала. Видя, что победа близка, Берю делает последнее усилие и сваливает на свою тарелку добрую половину яблочного пирога, дополняя десерт одиннадцатью эклерами, пятью корзиночками с кремом и четырнадцатью бананами. Финиш!
Счастливый, раскрасневшийся Толстяк в изнеможении откидывается на спинку стула. Губы лоснятся атласным блеском новой карточной колоды, осоловелый взгляд полуприкрытых глаз обращен внутрь самого себя, как у удава, умудрившегося проглотить кролика вместе с крольчатником. Победитель, одним словом!
Но мы что-то воздерживаемся от аплодисментов.
- Пойдемте пить кофе в сад, - скромно предлагает мадам Пино.
Ее супруг устремляет на меня умоляющие глаза.
- А мне кажется, нам и здесь замечательно! Как ты считаешь, маман? как бы за всех отвечаю я, приходя ему на помощь, и под столом тихонько толкаю коленом Фелицию - бессловесная просьба о поддержке. Хотя это явно лишнее. Обычно моя матушка мгновенно оценивает ситуацию и все понимает с полуслова. Не успеешь не то что сказать, а подумать "белый", как она уже галопом несется за отбеливателем (надеюсь, вы понимаете, о чем это я).
- Да, да, конечно! Вы и так достаточно набегались! Все просто замечательно, дорогая мадам Пино!
Глаза старого краба источают поток благодарности - уф, пронесло на этот раз! Следующее молчаливое послание на нормальном повседневном языке означает SOS. Я встаю и иду к двери. Пинюш устремляется за мной.
- Послушай, Сан-А, я все время думал об этой истории, пока мы обедали... Ни в коем случае нельзя ничего говорить нашим женщинам. Если моя жена узнает, что у нас в саду труп, она уж точно не захочет здесь жить, а знаешь, этот дом, он для меня так много значит!
Лично я полностью разделяю его точку зрения. В конце концов, эта дама в извести лежит немало времени, может и еще сутки-другие полежать. Когда ты уже скелет, то не черта дергаться и проявлять нетерпение!
- О'кей! - соглашаюсь я. - Выйди потихонечку в сад и набросай на труп земли. Мы посадим елку в другом месте, а завтра, когда вы с женой вернетесь в Париж, я сам займусь этим делом.
У старика такая жалобная физиономия, будто на лицо ему нацепили греческую маску скорби.
- Вот ведь как не повезло, скажи?
- Не стоит расстраиваться, Пинюш. Представь, будто у тебя пока живет бывшая квартирантка. Да она и места много не занимает, а?
- Думаешь, это убийство?
- Гм... Чистой воды! Трудно предположить, чтобы девица покончила с собой, вырыла яму под метр глубиной, да еще накрылась слоем негашеной извести...
- Одним словом, шума не миновать и моя жена обо всем узнает!
- Ты считаешь?
- Может, обойдется и без шума! Ты не забывай, что участок был главным призом конкурса, а конкурс проводился газетой. Шикарная реклама для "Утки". Представь, какой разразится скандал среди собратьев по перу, если кто-нибудь хоть пикнет об этом. Так что, я думаю, они пойдут на все, чтобы полиция спустила дело на тормозах!
- Уверен! Сам знаешь, журналисты и полиция в серьезных случаях заодно, как потная рубашка со спиной!
Мадам Пино окликает нас с кухни:
- Эй, господа, о чем это вы там шушукаетесь?
Я поворачиваюсь с обворожительной улыбкой на лице и досадой на сердце. Честно говоря, у меня нет никакой уверенности, что огласки удастся избежать.
- Восхищаемся красотами природы в вашем живописном местечке.
Мы заходим в гостиную, где хозяйка с торжественным видом сервирует кофе. Могу себе представить, насколько этот домишко важен для милой старой четы. Он олицетворяет собой давнишнюю мечту, вершину их тяжелой, полной забот и тревог жизни. Бедный Пино - ведь тридцать пять лет в упряжке... И такой трофей в огороде!
- Вот пошептались, - бормочет мне на ухо старик, - и вроде бы от сердца отлегло. Иной раз не мешает, согласись?
- Пойди сделай, что я тебе сказал, а я пока присмотрю за Берю. Он уже надубасился, как бы не ляпнул чего сдуру насчет твоей квартирантки.
Семья бегемотообразных Берюрье дружно дрыхнет, скрывшись за парами кофе. Фелиция, которая цивилизованно прятала откровенную скуку во время всего праздничного обеда, устремляет на меня потеплевшие глаза. Не знаю, ведомо ли вам, но у женщин типа моей матушки и того же возраста вырабатывается с годами одна особенность: они способны переживать самые мерзостные ситуации в жизни с милой улыбкой на лице. С их уходом уйдет и умение весь вечер интеллигентно болтать о банальностях только ради того, чтобы собеседники не дай бог не заподозрили, как неинтересно, скучно и тоскливо в их обществе. Не останется никого, кто дал бы себе труд с упоением и страстью говорить о кулинарных рецептах, гадании на кофейной гуще, марках столовых вин, терпеливо выслушивать рассказы о ветрянке племянника или фиброме соседки, рассуждать о влиянии испытаний атомной бомбы на погоду ("времена года теперь просто смешались").
Это поколение владеет искусством стоически проживать серые воскресные дни и проходить сквозь пакостные периоды существования, не показывая виду, как им противно...
Ах, дорогая моя Фелиция... В настоящий момент она объясняет мамаше Пино, что нужно всегда класть кусочек сахара в жаркое из кролика. Хозяйка, прожившая на свете пятьдесят четыре года и не обладающая знаниями о подобных вещах, на все лады испускает восторженные звуки. Ободренная Фелиция и вовсе не жалеет себя, входя во все детали затронутой проблемы, раскрывая механизм воздействия кусочка сахара на жаркое и его влияния на маринад. Затем она переходит к технологии непосредственно жарки с учетом добавленного кусочка. Ее послушать, так это сложнейшая операция, несоблюдение которой грозит чуть ли не неминуемой катастрофой в масштабе всей Галактики. Растекшаяся по стулу мадам Берю время от времени приоткрывает тяжелый глаз, всем видом показывая, что и она следит за объяснениями маман. Сам господин Берюрье ушел в сон глубоко и прочно. Его пиджак давно снят и брошен на спинку стула. Белая рубашка, вся в пятнах, может служить наглядной иллюстрацией к только что поглощенному ее хозяином обеду и похожа на шкуру леопарда. Шляпа, сдвинутая на затылок, открывает всему миру сосредоточенный, напряженный лоб, а мощный подбородок спускается на галстук. Одержав верх в трудном поединке, а заодно наевшись и напившись до отвала, Толстяк отдал себя всего во власть Морфея и теперь спит сном человека, крепко уверенного в том, что главные победы еще впереди.
Выпив кофе, я толкаю победителя локтем в бок. Он тяжело просыпается, ерзает на стуле, чуть не падает, открывает поросячьи глазки и обводит всю честную компанию мутным взглядом.
- Что-то... стряслось? - вопрошает инспектор в унисон с громкой отрыжкой.
- Давай пей кофе, Толстяк, и пойдем посадим елку...
Память постепенно возвращается к нему. Он, хотя и туго, начинает соображать, затем издает смешок, похожий на выброс гейзера, демонстрируя все оставшиеся во рту великолепные черные зубы.
- Приглашаешь меня закончить партию в кости?
Моя реакция молниеносна - я даю ему такой пинок ногой под столом, что он срочно меняет выражение так называемого лица. К счастью, наши дамы ничего не замечают. Полностью образумившийся Берю залпом опрокидывает в себя кофе, лишь совсем чуть-чуть пролив на галстук, как бы добавив краски на палитру, и уже без всяких фокусов спокойно следует за мной в сад.
Как только мы выходим, я объявляю ему повестку дня: молчок, будто ничего не произошло... Естественно, он голосует "за".
К этому времени Пино уже практически засыпал могилу, где покоится мисс Негашеная Известь.
- Посадим эту треклятую елку слева от входа, - предлагает хозяин. Она, к сожалению, закроет красивую каменную кладку (и правда, в углу участка есть некое сооружение из сложенных вертикально камней), ну да ладно!
- А что будем делать с экскремированной незнакомкой? - спрашивает, почесываясь, знаток труднопроизносимых слов Берю.
- Ею займемся завтра!
Подумав, Толстяк хватается за лопату.
Наверняка найдутся читатели, нашпигованные предрассудками, как рождественская индейка каштанами, которые подумают: как-то не по-джентельменски вы, господа легавые, ведете себя по отношению к усопшей даме - просто свинство праздновать новоселье в двух шагах от могилы. По их мнению, мы, обнаружив труп, должны все бросить и заниматься только им. Таким моралистам я ответил бы, что мы, полицейские, навидались всякого дерьма. Смерть и преступление - дело для нас вполне обычное, поэтому на многие вещи у нас свой собственный взгляд, не имеющий ничего общего со всякого рода фальшивыми причитаниями.
Берю, налегая на лопату, издает Всевозможные звуки, которые вполне способны породить у местного населения надежду на прибытие в их деревню бродячего цирка.
- При такой тяжелой физической работе можно было бы и стаканчик пропустить, а, хозяин? - выкрикивает он, вонзая лопату в мягкую землю.
- А кто в этом виноват? - заводится старик Пинюш. - Кому в башку пришла дурацкая идея притащить сюда такую здоровенную елку? Мало того что она закроет мне весь свет, так еще и ветки будут лезть в окна! А как я через двадцать лет буду двери закрывать, ты подумал?
Неожиданно Берю впадает в состояние бешеной ярости. Теперь, чтобы привести его в чувство, мне придется немало потрудиться. Его Оскорбленное Величество начинает вопить, что через двадцать лет вовсе не ветки, а корни дерева будут представлять для Пино угрозу, поскольку, исходя из логических рассуждений, к тому времени старик сам ляжет в землю, как эта костистая дама. Он советует Пинюшу не слишком с этим тянуть, чтобы доставить хоть какое-то удовольствие своим друзьям, уставшим от его занудства. Ну а на закуску Берю предлагает хозяину либо напилить дров из его подарка, либо, если уж он такой экономный, сколотить себе гроб.
- По мне, хоть выстругай еловый кол и засунь его себе в задницу! заканчивает монолог Толстяк.
Идея сделать из Пино флюгер настолько неожиданна, что старик первый начинает весело похрюкивать...
В этот момент появляются наши дамы.
- Мы пройдемся после еды! - объявляет мадам Пино.
На физиономии китообразной Берты явственно написано, что гулять ходят обычно после сытного обеда, а уж в данном случае... Но тем не менее, хоть и без всякого энтузиазма, она дает себя увести моей милой матушке.
Пино смотрит на дом.
- Нужно бы дать ему имя. Как назовем? У тебя есть мысли на этот счет, Сан-А? Ты все-таки книги пишешь.
- На твоем месте я назвал бы его "Вечный покой". Он вздыхает:
- С тобой совершенно невозможно говорить серьезно! Я вроде подумал назвать его "Предел мечтаний"... Смешно, правда?
- Слишком оригинально - по мозгам бьет! - встревает Берю. - Куда как лучше "Приятный отдых".
- Да, неплохо, но смахивает на название гостиницы!
Толстяк выпрямляется и произносит с расстановкой, задумчиво глядя в им же вырытую яму:
- А почему бы и не гостиница? Постояльцев тебе хватает!
Глава четвертая
В которой я всех развожу по домам, как извозчик
Наступает минута молчания, лишь изредка прерываемая легкомысленным щебетом птиц. У них, божьих пташек, голубая бесконечность неба над головой. Свободное от клевания конского навоза время эти чирикающие создания обычно посвящают выяснению отношений. Им плевать на трупы в саду Пино, как на свой первый птенячий пух.
Шесть наших глаз (постойте, я пересчитаю... Да, точно, шесть - три пары - среди нас одноглазых нет) уставились в одну точку на дне ямы, где из земли, как в фантастическом фильме, вдруг появилась кисть скелета. Что-то вроде диковинной архитектурной конструкции в стиле Корбюзье.
Скажу вам сразу - зрелище воистину неординарное. При этом надо учесть любопытный факт: на одном из пальцев неизвестно чьей руки поблескивает золотое кольцо.
- Левая рука, - в оцепенении бормочу я.
Мои коллеги награждают меня тяжелыми взглядами. В глазах Пино стоят слезы. Ну и домик же он отхватил! Целый мавзолей!
- Пропустить бы сейчас чего-нибудь покрепче, - замечает Берю. - А то как бы не вышло конфуза с рагу.
Я в смятении бросаю через забор взгляд в ту сторону, куда направились наши дамы. Трио преспокойно удаляется по дороге среди кустарника. К счастью, они и не догадываются о нашей находке. У них свои проблемы, женские: вязанье, пятновыводители, соус мадера, хроническая астма - спектр очень широк!
- Что же теперь будет? - еле слышно лепечет старик, готовый рухнуть, как песочный замок от прилива морской волны.
- Толстяк прав: поди-ка принеси чего-нибудь успокоительного, а мы пока займемся этим господином.
- Откуда ты знаешь, что это мужчина? - удивляется Берю.
- По размеру его кольца. Ты когда-нибудь видел женскую руку с пальцем такого калибра?
Его супруга закатывает глаза, краснеет и шипит:
- Ты мерзкая скотина, дорогой!
И вот мы у новой усадьбы старшего инспектора Пино. Домик, конечно, выглядит менее презентабельно, чем на фотографии в газете, но все равно вполне прилично. Дом, поняли? Дареному коню...
К калитке прикреплен колокол, как на Нотр-Даме. Мы ударяем в него так бьют склянки на корабле. Берю в восторге от этой затеи и намеревается грохнуть еще раз, но тут на зов набата появляется сам хозяин. Он одет с иголочки и потому выглядит как фермер-интеллигент. Попадись он вам на глаза в таком виде, вы непременно возымели бы желание взять его и поставить где-нибудь на тумбочке в гостиной, если, конечно, ваша гостиная выдержана в стиле "кантри". Пинюш вырядился в джинсы, свитер и сапоги "прощай, молодость", что в принципе находится в полном соответствии с возрастом и состоянием нижних конечностей новоявленного фермера.
Но в общем и целом Пино больше похож не на Пино, а скорее на его старшего сына, если бы у него таковой был. Старик тщательно выбрит, усы аккуратно подстрижены. Он отмылся и надушился по такому случаю, а на голове красуется бейсболка красного цвета с надписью "Привет с горы Сен-Мишель". Торжественный, как жокей, выигравший главный приз в финальном заезде и только-только слезший со своего скакуна, счастливый домовладелец приветствует нас с радостным и гордым видом:
- Салют честной компании!
Сняв картуз, Пинюш жмет наши протянутые пятерни. Дамы, повизгивая от восторга, чмокают его в щеки, и наступает вожделенный момент вручения подарков. Я сую Пино бутылку виски, а маман, помимо бисквитных пирожных, потерявших форму от соседства с задом мадам Берю, передает хозяйке вазу, расписанную под китайский фарфор.
Толстяк, сопя, тащит свою елку. При виде подарка старик Пинюш слегка меняется в лице, и есть отчего: эта громадина займет его микроскопический палисадник целиком, затемнив весь дом. Однако, как вежливый человек, Пино старается изо всех сил не подать виду и подавить свои эмоции на корню.
Нас проводят по дому. Дом не новый, но в приличном состоянии.
- Здесь гостиная, - уверяет хозяин.
Комната большая, светлая, мебели кот наплакал: несколько складных стульев и кухонный стол. Остальные комнаты еще только предстоит обставить.
В спальне супругов, кроме коврика и деревянного топчана, ничего, в другой и вовсе пусто. На кухне газовая плитка с баллоном, шланг для полива и на столике немного посуды. Все! Но пахнет хорошо. Мадам Берюрье плотоядно улыбается в предвкушении обильной трапезы, в то время как ее племенной бычок как бы невзначай приподнимает крышки кастрюль и сковородок, стоящих на плите. Привычка, доведенная до автоматизма, - проверить, что там внутри.
Его супруга, досконально зная замашки благоверного, говорит с укоризной:
- Дорогой, опять ты за свое! Какой же ты невоспитанный!
Толстяк поворачивается к своей половине и с горящими глазами доверительно сообщает:
- Рагу из белого мяса курицы... с белым вином... и рис.
Лицо дамы в розовом принимает серьезно-озабоченное выражение, не без налета, однако, раздражения, вызванного непредвиденной скромностью предстоящего угощения. Она, между прочим, ждала настоящего новоселья жрать так жрать! Ей виделось по целому индюку на брата в качестве легкой закуски и по бараньей ножке на горячее.
- Мы можем садиться за стол! - приглашает мадам Пино.
- Но сначала, - решительно выскакивает с инициативой Толстяк, - надо посадить елку! А иначе после жратвы ни черта не согнешься...
Пинюш слабо сопротивляется, лелея в душе надежду, что эта проклятая елка успеет сдохнуть за время обеда, но куда бедняге тягаться с Толстяком! Если тому что-нибудь втемяшится в голову, тут уж ничем не выбьешь, хоть кол на голове теши.
Смирившись, мы одалживаем кирку и лопату у соседей и, покружив на пятачке участка, решаем, что наиболее подходящим местом для посадки елового богатыря будет один из углов палисадника. Тут у самого забора, густо увитого диким виноградом, раньше, похоже, были грядки и земля рыхлая.
- Я специально привез тебе елку, - объясняет Берю, - ведь она круглый год зеленая.
Он бросает пиджак на землю, засучивает рукава, жирно плюет на ладони, хватается за черенок лопаты и с жаром принимается за работу. В предвкушении обильной еды он копает землю, как экскаватор.
Чтобы как-то посодействовать общему трудовому подъему, я по мере накопления выброшенной из ямы земли отбрасываю ее подальше в сторону. Господин Берю - прирожденный землекоп, можно сказать, зарыл в землю свой талант. Надо видеть, как быстро он погружается вниз! Не человек, а буровая установка!
Для поддержания ритма новоявленный землекоп поет, если так можно выразиться. Душераздирающий романс "О, как я жаден на женские ласки" напоминает что-то среднее между "Марсельезой" и вальсом Штрауса. Оглушительный рев будоражит дальних соседей. Ему устало отвечают опустошенные от семени быки и накачанные ненатуральным путем коровы с находящейся поблизости станции искусственного осеменения. Мощное звучание, по сравнению с которым миланская "Ла Скала" так, жалобное попискивание. Вдруг Толстяк обрывает концерт и резко выпрямляется.
- Ха, смотри-ка, Пинюш, у тебя на участке известняк.
Тот стоит на куче выброшенной из ямы земли и переминается с ноги на ногу, то и дело задирая голову вверх, как бы прикидывая, на какую высоту взмоет вечнозеленый подарок Берю.
- Откуда это? - спрашивает он.
- Смотри, все белым-бело. Будто мука.
- А может, здесь была школа во времена галлов? - делает робкое предположение Пино, чьи нулевые познания в археологии не мешают ему тем не менее выдвигать гипотезы.
- При чем тут школа? - Ну, потому что мел...
- Рехнулся на старости лет? Не знаешь разве, что в те времена царапали на дощечках гвоздями?
Пока мы каждый про себя обмозговываем рвущиеся на волю смелые гипотезы, Берю вновь вонзается в землю. Но вдруг застывает, уставившись на лопату глазами круглыми, как бильярдные шары.
- О черт!
- Мама!.. - тихо шепчет хозяин участка.
Что касается меня, я воздерживаюсь от звучных междометий, хоть они и пытаются сорваться с кончика языка. Не верю своим глазам. Дайте чистую тряпку, я их протру. Толстяк только что извлек из земли человеческий череп и держит его на острие лопаты.
Быстрее всех прихожу в себя я. Подойдя поближе, наклоняюсь, чтобы внимательно рассмотреть подброшенный судьбой сюрприз. Это и впрямь то, что некогда было человеческой головой. На изъеденной известью желтоватой кости сохранились лохмотья кожи, в некоторых местах даже волосы... Похоже, женские. Что касается плоти незнакомки, то негашеная известь ее не пощадила, сделав находку, честно говоря, малопривлекательной.
Пино тихо всхлипывает в стоячий воротник свитера.
- Вот это, я понимаю, вляпался! Из всей земной суши выбрать одно-единственное местечко - и такой подарочек! - комментирует Берю с присущим ему тактом. - Любопытные у тебя здесь полезные ископаемые, Пинюш! Как по-твоему, это входит в комплект главного приза?
Старик вновь мысленно обращается к спасительной истории галлов и лепечет придушенным голосом:
- Наверное, мой дом был построен на месте древнего захоронения, а?
- Только что ты уверял, что тут была школа, теперь кладбище... - не унимается Берю. - Так ты скоро до сортира дойдешь.
- У моей жены будет удар, - чуть не плача, бормочет новый хозяин археологических раскопок.
- Да ладно тебе, - пытаюсь я его ободрить. - Это, конечно, неприятно, но ты же тут ни при чем.
Тщедушный Пинюш, стуча коленками и шурша джинсами, заводит жалобным тоном:
- Все твоя чертова елка. Она такая громадная, что пришлось копать глубоко...
- Вот так вот, вместо благодарности! - воспаляется Берю. - А я-то хотел доставить тебе удовольствие! Черт меня дернул надрываться выкапывать ее в Булонском лесу!
Словом, новоселье обернулось эксгумацией. Во всяком случае, что касается торжественного обеда, закуска удалась на славу.
- Проклятье! Ладно, что будем делать? - осведомляется Берю. Мысль о предстоящем обеде не отпускает его, и он опасается радикальных изменений в программе новоселья.
Пино щупает свои отвислые усы крысы в трауре.
- Может, пойдем пообедаем... а там посмотрим? А?
Я его хорошо понимаю: ему не хочется портить себе праздник. Как-никак, а он король рекламы лапши.
- О'кей, отложим пока эту девушку в сторонку, - оживляется Толстяк. Пино прав, не хрена ломать башку на голодный желудок. Я думаю, женщинам о находке говорить не стоит, а то они потеряют аппетит.
Глава третья
В которой сюрпризы продолжаются
Сказать, что торжественный обед в самом разгаре, было бы, пожалуй, слишком, но все идет весьма пристойно: челюсти успешно работают, вилки бодро стучат по тарелкам. Время от времени мы с Пинюшем обмениваемся многозначительными взглядами. Мадам Пино взахлеб расхваливает красоты местной природы. Она уверяет нас, что как только ее присутствующий здесь супруг выйдет на пенсию, они переберутся сюда насовсем.
- Знаете, мы уже подходим к той черте, когда каждый ищет место, где бы обрести покой.
Понимающий толк в юморе Берю фыркает с набитым ртом и обдает розовое платье своей жены целым звездопадом риса. Бедный старик Пинюш квасит страдальческую мину. Согласитесь, есть с чего! Выиграть главный приз стать обладателем дома и получить в придачу женский труп в саду...
- Вы очень задумчивы сегодня, комиссар! - обращается ко мне хозяйка участка с домом и трупом.
- Я отдыхаю. Здесь так спокойно, хочется полностью расслабиться.
- Как вы находите куриное жаркое?
- О, между луковичками! Благодарю вас, мадам!
- Некоторые кладут мясо прямо с костями, - заявляет Толстуха Берю, наваливая себе еще порцию.
- Я знаю, - отвечает обидчивая хозяйка. - Но у местного мясника куриная грудка бескостная.
- Если у этого парня не хватает костей, то я вам подскажу местечко неподалеку, где их навалом, - встревает остроумный Берю, опрокинув в глотку шестнадцатый бокал красного вина.
Пино вращает глазами, не находясь как заткнуть фонтан своего друга. К счастью, Толстяк вновь накидывается на рагу. У меня складывается впечатление, что он соревнуется со своей половиной. Пока Берю в аутсайдерах, так как Берта легко пропихивает в себя уже вторую полную тарелку жаркого. Не давая передышки ни себе, ни тем более своему мужу, она тут же накладывает очередную порцию, такую же гигантскую, как и предыдущие, низко склоняется над столом и вилкой, как ковшом экскаватора, начинает часто-часто метать в топку увесистые рисовые горки. Берю, дорвавшись наконец до блюда и зная способности своей ненаглядной, без промедления воздвигает на своей тарелке целый террикон из рагу и той же ложкой, сопя и отдуваясь, начинает мощными гребками обходить жену на финишной прямой. В спешке он промахивается мимо рта и орошает соусом свой праздничный галстук. Обсасывая его на ходу, Толстяк теряет темп и проигрывает своей драгоценной буквально доли секунды. Берта, перехватив инициативу, попросту завладевает всем блюдом, утянув его из-под простертой пятерни мужа, и уже единолично опустошает его, более того, выскребает пристывший ко дну рис. Победоносно глядя на супруга, она вытирает ладонью прилипший к усам рис и облизывает пальцы.
Первый бой выигран, но не выиграна пока вся битва. Ее исход должен решить поданный на стол салат. Тут уж супруг, не давая себя облапошить, загребает всю миску и вываливает прямо через край в свою тарелку. Куча получается весьма объемной, а то, что не влезло, оказывается на его штанах. Но Толстяку на это наплевать. Не обращая внимания на подобные мелочи, он вилкой и пальцами на удивление споро запихивает салатные листья в незакрывающийся рот. Сожрав все с тарелки, он обращается к отложенному на брюках запасу. Последние листики приходится выковыривать из не совсем уверенно застегнутой ширинки. Этот бой, без сомнения, за Его Величеством и счет выравнивается. Идет напряженнейшая борьба. Обе стороны наверняка будут стоять до победного конца. Уверен, что проходящий сейчас в Париже матч по регби между Францией и Шотландией не достигает подобного накала. Но апогей баталии наступает, когда подают сыр. Супруги одновременно изготавливаются к прыжку, однако Бегемотихе посчастливилось первой завладеть ножом. Свое преимущество она использует, чтобы в мгновение ока отхватить себе две трети куска камамбера и уполовинить круг швейцарского сыра. Мадам в курсе правил хорошего тона и не забывает о присутствующих, оставляя на всех несколько крупных дырок и жесткий край. Потерпев столь позорное поражение, Толстяк все-таки надеется свести битву к ничьей, налегая на запасы красного вина. Он в темпе расправляется с двумя бутылками бордо, тут же откупоривает бургундское крепкое и без передышки опрокидывает три бокала. Видя, что победа близка, Берю делает последнее усилие и сваливает на свою тарелку добрую половину яблочного пирога, дополняя десерт одиннадцатью эклерами, пятью корзиночками с кремом и четырнадцатью бананами. Финиш!
Счастливый, раскрасневшийся Толстяк в изнеможении откидывается на спинку стула. Губы лоснятся атласным блеском новой карточной колоды, осоловелый взгляд полуприкрытых глаз обращен внутрь самого себя, как у удава, умудрившегося проглотить кролика вместе с крольчатником. Победитель, одним словом!
Но мы что-то воздерживаемся от аплодисментов.
- Пойдемте пить кофе в сад, - скромно предлагает мадам Пино.
Ее супруг устремляет на меня умоляющие глаза.
- А мне кажется, нам и здесь замечательно! Как ты считаешь, маман? как бы за всех отвечаю я, приходя ему на помощь, и под столом тихонько толкаю коленом Фелицию - бессловесная просьба о поддержке. Хотя это явно лишнее. Обычно моя матушка мгновенно оценивает ситуацию и все понимает с полуслова. Не успеешь не то что сказать, а подумать "белый", как она уже галопом несется за отбеливателем (надеюсь, вы понимаете, о чем это я).
- Да, да, конечно! Вы и так достаточно набегались! Все просто замечательно, дорогая мадам Пино!
Глаза старого краба источают поток благодарности - уф, пронесло на этот раз! Следующее молчаливое послание на нормальном повседневном языке означает SOS. Я встаю и иду к двери. Пинюш устремляется за мной.
- Послушай, Сан-А, я все время думал об этой истории, пока мы обедали... Ни в коем случае нельзя ничего говорить нашим женщинам. Если моя жена узнает, что у нас в саду труп, она уж точно не захочет здесь жить, а знаешь, этот дом, он для меня так много значит!
Лично я полностью разделяю его точку зрения. В конце концов, эта дама в извести лежит немало времени, может и еще сутки-другие полежать. Когда ты уже скелет, то не черта дергаться и проявлять нетерпение!
- О'кей! - соглашаюсь я. - Выйди потихонечку в сад и набросай на труп земли. Мы посадим елку в другом месте, а завтра, когда вы с женой вернетесь в Париж, я сам займусь этим делом.
У старика такая жалобная физиономия, будто на лицо ему нацепили греческую маску скорби.
- Вот ведь как не повезло, скажи?
- Не стоит расстраиваться, Пинюш. Представь, будто у тебя пока живет бывшая квартирантка. Да она и места много не занимает, а?
- Думаешь, это убийство?
- Гм... Чистой воды! Трудно предположить, чтобы девица покончила с собой, вырыла яму под метр глубиной, да еще накрылась слоем негашеной извести...
- Одним словом, шума не миновать и моя жена обо всем узнает!
- Ты считаешь?
- Может, обойдется и без шума! Ты не забывай, что участок был главным призом конкурса, а конкурс проводился газетой. Шикарная реклама для "Утки". Представь, какой разразится скандал среди собратьев по перу, если кто-нибудь хоть пикнет об этом. Так что, я думаю, они пойдут на все, чтобы полиция спустила дело на тормозах!
- Уверен! Сам знаешь, журналисты и полиция в серьезных случаях заодно, как потная рубашка со спиной!
Мадам Пино окликает нас с кухни:
- Эй, господа, о чем это вы там шушукаетесь?
Я поворачиваюсь с обворожительной улыбкой на лице и досадой на сердце. Честно говоря, у меня нет никакой уверенности, что огласки удастся избежать.
- Восхищаемся красотами природы в вашем живописном местечке.
Мы заходим в гостиную, где хозяйка с торжественным видом сервирует кофе. Могу себе представить, насколько этот домишко важен для милой старой четы. Он олицетворяет собой давнишнюю мечту, вершину их тяжелой, полной забот и тревог жизни. Бедный Пино - ведь тридцать пять лет в упряжке... И такой трофей в огороде!
- Вот пошептались, - бормочет мне на ухо старик, - и вроде бы от сердца отлегло. Иной раз не мешает, согласись?
- Пойди сделай, что я тебе сказал, а я пока присмотрю за Берю. Он уже надубасился, как бы не ляпнул чего сдуру насчет твоей квартирантки.
Семья бегемотообразных Берюрье дружно дрыхнет, скрывшись за парами кофе. Фелиция, которая цивилизованно прятала откровенную скуку во время всего праздничного обеда, устремляет на меня потеплевшие глаза. Не знаю, ведомо ли вам, но у женщин типа моей матушки и того же возраста вырабатывается с годами одна особенность: они способны переживать самые мерзостные ситуации в жизни с милой улыбкой на лице. С их уходом уйдет и умение весь вечер интеллигентно болтать о банальностях только ради того, чтобы собеседники не дай бог не заподозрили, как неинтересно, скучно и тоскливо в их обществе. Не останется никого, кто дал бы себе труд с упоением и страстью говорить о кулинарных рецептах, гадании на кофейной гуще, марках столовых вин, терпеливо выслушивать рассказы о ветрянке племянника или фиброме соседки, рассуждать о влиянии испытаний атомной бомбы на погоду ("времена года теперь просто смешались").
Это поколение владеет искусством стоически проживать серые воскресные дни и проходить сквозь пакостные периоды существования, не показывая виду, как им противно...
Ах, дорогая моя Фелиция... В настоящий момент она объясняет мамаше Пино, что нужно всегда класть кусочек сахара в жаркое из кролика. Хозяйка, прожившая на свете пятьдесят четыре года и не обладающая знаниями о подобных вещах, на все лады испускает восторженные звуки. Ободренная Фелиция и вовсе не жалеет себя, входя во все детали затронутой проблемы, раскрывая механизм воздействия кусочка сахара на жаркое и его влияния на маринад. Затем она переходит к технологии непосредственно жарки с учетом добавленного кусочка. Ее послушать, так это сложнейшая операция, несоблюдение которой грозит чуть ли не неминуемой катастрофой в масштабе всей Галактики. Растекшаяся по стулу мадам Берю время от времени приоткрывает тяжелый глаз, всем видом показывая, что и она следит за объяснениями маман. Сам господин Берюрье ушел в сон глубоко и прочно. Его пиджак давно снят и брошен на спинку стула. Белая рубашка, вся в пятнах, может служить наглядной иллюстрацией к только что поглощенному ее хозяином обеду и похожа на шкуру леопарда. Шляпа, сдвинутая на затылок, открывает всему миру сосредоточенный, напряженный лоб, а мощный подбородок спускается на галстук. Одержав верх в трудном поединке, а заодно наевшись и напившись до отвала, Толстяк отдал себя всего во власть Морфея и теперь спит сном человека, крепко уверенного в том, что главные победы еще впереди.
Выпив кофе, я толкаю победителя локтем в бок. Он тяжело просыпается, ерзает на стуле, чуть не падает, открывает поросячьи глазки и обводит всю честную компанию мутным взглядом.
- Что-то... стряслось? - вопрошает инспектор в унисон с громкой отрыжкой.
- Давай пей кофе, Толстяк, и пойдем посадим елку...
Память постепенно возвращается к нему. Он, хотя и туго, начинает соображать, затем издает смешок, похожий на выброс гейзера, демонстрируя все оставшиеся во рту великолепные черные зубы.
- Приглашаешь меня закончить партию в кости?
Моя реакция молниеносна - я даю ему такой пинок ногой под столом, что он срочно меняет выражение так называемого лица. К счастью, наши дамы ничего не замечают. Полностью образумившийся Берю залпом опрокидывает в себя кофе, лишь совсем чуть-чуть пролив на галстук, как бы добавив краски на палитру, и уже без всяких фокусов спокойно следует за мной в сад.
Как только мы выходим, я объявляю ему повестку дня: молчок, будто ничего не произошло... Естественно, он голосует "за".
К этому времени Пино уже практически засыпал могилу, где покоится мисс Негашеная Известь.
- Посадим эту треклятую елку слева от входа, - предлагает хозяин. Она, к сожалению, закроет красивую каменную кладку (и правда, в углу участка есть некое сооружение из сложенных вертикально камней), ну да ладно!
- А что будем делать с экскремированной незнакомкой? - спрашивает, почесываясь, знаток труднопроизносимых слов Берю.
- Ею займемся завтра!
Подумав, Толстяк хватается за лопату.
Наверняка найдутся читатели, нашпигованные предрассудками, как рождественская индейка каштанами, которые подумают: как-то не по-джентельменски вы, господа легавые, ведете себя по отношению к усопшей даме - просто свинство праздновать новоселье в двух шагах от могилы. По их мнению, мы, обнаружив труп, должны все бросить и заниматься только им. Таким моралистам я ответил бы, что мы, полицейские, навидались всякого дерьма. Смерть и преступление - дело для нас вполне обычное, поэтому на многие вещи у нас свой собственный взгляд, не имеющий ничего общего со всякого рода фальшивыми причитаниями.
Берю, налегая на лопату, издает Всевозможные звуки, которые вполне способны породить у местного населения надежду на прибытие в их деревню бродячего цирка.
- При такой тяжелой физической работе можно было бы и стаканчик пропустить, а, хозяин? - выкрикивает он, вонзая лопату в мягкую землю.
- А кто в этом виноват? - заводится старик Пинюш. - Кому в башку пришла дурацкая идея притащить сюда такую здоровенную елку? Мало того что она закроет мне весь свет, так еще и ветки будут лезть в окна! А как я через двадцать лет буду двери закрывать, ты подумал?
Неожиданно Берю впадает в состояние бешеной ярости. Теперь, чтобы привести его в чувство, мне придется немало потрудиться. Его Оскорбленное Величество начинает вопить, что через двадцать лет вовсе не ветки, а корни дерева будут представлять для Пино угрозу, поскольку, исходя из логических рассуждений, к тому времени старик сам ляжет в землю, как эта костистая дама. Он советует Пинюшу не слишком с этим тянуть, чтобы доставить хоть какое-то удовольствие своим друзьям, уставшим от его занудства. Ну а на закуску Берю предлагает хозяину либо напилить дров из его подарка, либо, если уж он такой экономный, сколотить себе гроб.
- По мне, хоть выстругай еловый кол и засунь его себе в задницу! заканчивает монолог Толстяк.
Идея сделать из Пино флюгер настолько неожиданна, что старик первый начинает весело похрюкивать...
В этот момент появляются наши дамы.
- Мы пройдемся после еды! - объявляет мадам Пино.
На физиономии китообразной Берты явственно написано, что гулять ходят обычно после сытного обеда, а уж в данном случае... Но тем не менее, хоть и без всякого энтузиазма, она дает себя увести моей милой матушке.
Пино смотрит на дом.
- Нужно бы дать ему имя. Как назовем? У тебя есть мысли на этот счет, Сан-А? Ты все-таки книги пишешь.
- На твоем месте я назвал бы его "Вечный покой". Он вздыхает:
- С тобой совершенно невозможно говорить серьезно! Я вроде подумал назвать его "Предел мечтаний"... Смешно, правда?
- Слишком оригинально - по мозгам бьет! - встревает Берю. - Куда как лучше "Приятный отдых".
- Да, неплохо, но смахивает на название гостиницы!
Толстяк выпрямляется и произносит с расстановкой, задумчиво глядя в им же вырытую яму:
- А почему бы и не гостиница? Постояльцев тебе хватает!
Глава четвертая
В которой я всех развожу по домам, как извозчик
Наступает минута молчания, лишь изредка прерываемая легкомысленным щебетом птиц. У них, божьих пташек, голубая бесконечность неба над головой. Свободное от клевания конского навоза время эти чирикающие создания обычно посвящают выяснению отношений. Им плевать на трупы в саду Пино, как на свой первый птенячий пух.
Шесть наших глаз (постойте, я пересчитаю... Да, точно, шесть - три пары - среди нас одноглазых нет) уставились в одну точку на дне ямы, где из земли, как в фантастическом фильме, вдруг появилась кисть скелета. Что-то вроде диковинной архитектурной конструкции в стиле Корбюзье.
Скажу вам сразу - зрелище воистину неординарное. При этом надо учесть любопытный факт: на одном из пальцев неизвестно чьей руки поблескивает золотое кольцо.
- Левая рука, - в оцепенении бормочу я.
Мои коллеги награждают меня тяжелыми взглядами. В глазах Пино стоят слезы. Ну и домик же он отхватил! Целый мавзолей!
- Пропустить бы сейчас чего-нибудь покрепче, - замечает Берю. - А то как бы не вышло конфуза с рагу.
Я в смятении бросаю через забор взгляд в ту сторону, куда направились наши дамы. Трио преспокойно удаляется по дороге среди кустарника. К счастью, они и не догадываются о нашей находке. У них свои проблемы, женские: вязанье, пятновыводители, соус мадера, хроническая астма - спектр очень широк!
- Что же теперь будет? - еле слышно лепечет старик, готовый рухнуть, как песочный замок от прилива морской волны.
- Толстяк прав: поди-ка принеси чего-нибудь успокоительного, а мы пока займемся этим господином.
- Откуда ты знаешь, что это мужчина? - удивляется Берю.
- По размеру его кольца. Ты когда-нибудь видел женскую руку с пальцем такого калибра?