Дар Фредерик. Можно любить и лысых

   - Это - как раз то, чего я боялся, - говорит он.
   - Что именно?
   - А то, что сейчас он споется со всей компанией: страховщиками, директором, заместителем продюсера, редакторами газет. Форменный бардак! А что, если на свой риск взять и уехать?
   Я морщусь.
   - Это не в наших интересах. Все бросятся вас искать. И найдут без липшего труда, потому что вы - слишком известны. Лишние хлопоты...
   Намазывая себе четырнадцатую тартинку, Берюрье бурчит:
   - Надо на все наплевать и сидеть дома, не обращая на них внимания.
   Почти девять часов
   Меня вызывает Матье. Он с трудом нашел того типа, который продал аппарат, потому что тот собирается разводиться с женой и редко ночует дома. Матье поймал его на работе и получил описание примет двоих покупателей, которые наспех придумали причины покупки аппарата типа "кар".
   Матье предлагает порыться в архиве и установить их личности. Я соглашаюсь и предлагаю явиться сюда, чтобы поговорить с Луизеттой. Приходится быстро заканчивать разговор и вешать трубку, потому что в прихожей беспрерывно звонит сигнал, кто-то все время приходит и уходит, в доме - настоящий ад.
   По нашему плану охраны Кри-Кри, должны входить только те, кто обязан это сделать. Сам Бордо должен лежать в спальне жены, а три телохранителя в приемной будут сдерживать осаду посетителей. Их объяснения должны ограничиваться следующим: Бордо упал с лестницы и повредил себе надбровье. Врач поставил ему пиявки, предписал неделю отдыха. Никаких волнений. Объяснение простое и правдоподобное. Умалчивать правду всегда труднее, чем несколько подкорректировать ее. Потом приходит на помощь забывчивость, и все входит в норму.
   Первым верит в такое объяснение Гольд. Он именно такой, каким я его представлял: немного карикатурный и, вероятно, слишком довольный собой. Толстенький, кругленький, с большим бугристым носом и отвисающей нижней губой, словно, чашка цирюльника. Он одет во все серое - пальто из верблюжьей шерсти, заблестевшее от постоянной носки, шляпа, потерявшая форму, огромная булавка в галстуке, выполненная в форме руки, сжимающей жемчужину. Сквозь пальто выпячивается чековая книжка, воротник засыпан перхотью. Разговаривая, он жестикулирует, как итальянский гид, лицо дергается от тика, руки беспрерывно ощупывают карманы, проверяя, не обчистили их, случаем.
   Но несмотря на все, это - славный человек, вероятно, любящий и любимый дедушка в своей семье. Его сопровождает длинный и печальный человек, который оказывается талантливым режиссером-постановщиком.
   Гольд взбегает по лестнице, наступая на пятки Луизетте, и вопит, что кино - чистое разорение, что с актерами много нянчатся, что он терпит огромные убытки. Но таково его ремесло, в котором бывает страшно только первый раз, поэтому для него нынешнее происшествие - еще одна формальность.
   Остальные посетители довольствуются Людо. Он рассказывает всем желающим, каким бравым моряком был в прошлом, а затем, сильно приукрашивая, переходит к неудачному падению Бордо.
   Приходят разные люди, удрученные и вежливые. Их принимают, как положено в таких домах. Это - короли нефти, алюминия и т. п. Наконец, появляются два очень важных господина в серо-черных костюмах. После настойчивых просьб их провожают к Кри-Кри.
   Вместе с ними проскальзывает маленький пыльный тип из прессы, от которого пахнет чесноком. Он успел пожать всем руки и поведать, что посвятил Кри-Кри столбец в "Франс Суар" и "Орор". Сейчас он хочет продолжить серию статей о великом рыцаре экрана, которые станут гвоздем воскресных выпусков.
   Теперь публика валит толпой, не считается уже ни с чем. Журналисты, привлеченные шумихой, проносят фотоаппаратуру, кинокамеры и другую микротехнику. Идут друзья и враги, знаменитые актеры, депутаты, директора театров, продюсеры и т. д. и т. п. Людьми заполнен двор, лужайки, дом, комнаты.
   Мы начинаем задыхаться от этого наплыва посетителей. Как в лесу на запах падали слетается всякая дрянь, так и тут: прибывают на личных автомобилях, в такси, на мотоциклах, идут пешком.
   Для охраны Кри-Кри нужно не два человека, а два эскадрона регулярных войск, иначе нельзя обеспечить покой и тишину. А пока - кошмар! Шум, гам... Люди кричат, сплетничают, хохочут, звонят по телефону. Всюду слышится:
   - Нет, нет, он жив! Это - ложные слухи!
   - А мне говорили, что он скончался.
   - Он только ранен.
   - Вы в этом уверены? И серьезно ранен?
   - Рана на лбу, длиной в шесть сантиметров.
   - Открытая? Делали трепанацию?
   - Может быть.
   - Его жизнь в опасности?
   - Возможно.
   - Он умер?
   - Еще нет.
   - Но умрет?
   - Этого и опасаются.
   - Такой молодой!
   - Увы...
   - Такой талант. Другого такого нет и не будет.
   - Подумать только, рана в тридцать восемь сантиметров! Делали трепанацию, началась кома, он - в агонии. Вопрос минут!
   И тому подобное. Самое страшное выдумывают те, кто не допущен в дом и стоит на улице.
   Поташ, Людо, Элеонора, Берю, Луизетта - все были в толпе и давали сведения.
   Лично я долго сдерживал поток посетителей в дверях, использовал локти, колени, плечи, но наиболее упорные прорывались внутрь"
   Меня сминают и отбрасывают в угол. Надо переждать, когда они сами успокоятся. Вызывать охрану? Для чего?
   "Хорошая игра, - думаю я. - Люди, которым нужно прикончить Кристиана, действуют дьявольски умело. Они распустили слухи, посеяли панику. Весь Париж знает, что здесь что-то произошло. Теперь могут явиться падальщики и спокойно действовать в этой суматохе".
   Я пробую последнее средство. Приходится лезть по лестнице с внешней стороны, хватаясь за перила. Дверь в комнату Кри-Кри распахнута. Как модный магазин в день распродажи. Давя друг друга, туда и обратно катятся две людские реки.
   И тут я успокаиваюсь. Само количество посетителей - потенциальных свидетелей гарантирует полную безопасность Кри-Кри. Поднять на него руку сейчас - безумная смелость или дурость. Да и происшедшее указывает на то, что злоумышленники действуют не очертя голову, а обдуманно и методично.
   Благодаря необычайной физической силе, обезьяньей ловкости, упорству, опыту и другим способностям, приобретенным в полиции, я проникаю в святая святых.
   Уф! Кристиан полусидит в постели, откинувшись на две подушки. Он выглядит весьма эффектно и похож на Туренна, умирающего у подножия дерева. Он невозмутим, спокоен, хладнокровен. Прекрасный актер с блеском исполняет новую роль. Весьма эффектную роль-Тяжелораненая звезда, за жизнь которой волнуется весь Париж.
   Я прячусь в глубине алькова, затянутого красным шелком, и наблюдаю за посетителями, их жестами и словами.
   Редко приходится выслушивать много громких фраз за такое короткое время. Это - фестиваль подхалимажа, конкурс лицемерия. Кто дольше и лучше!
   - Я бросился сюда, как только узнал...
   - Когда мне позвонили по телефону, я чуть не умер...
   - Едва не попал под такси - так я бежал...
   - Ты очень страдаешь? Да?
   - Тебе надо обратиться к профессору Мулену.
   - Нет, к профессору Фюмседюб...
   - Я бы на твоем месте...
   - А я бы...
   И так далее.
   В конце концов я не выдерживаю. Я, Сан-Антонио, кричу так, как никогда не кричал человек после того исторического момента, когда Христофор Колумб открыл землю, увидав ее на горизонте:
   - Закройте свои пасти и убирайтесь прочь, бездельники, лентяи! (и еще множество крепких слов, которые только могут прийти мне в голову) Убирайтесь все вон! Очистите помещение! Исчезайте, пока я еще не вышел из себя!
   Вероятно, у меня страшный вид, потому что все пятятся к двери. Начинается паника. Люди бегут, словно к спасательным шлюпкам во время кораблекрушения. Спасайся, кто может!
   Через несколько минут комната пустеет. Я вытираю лоб тыльной стороной ладони.
   - Простите меня. Бордо, но я не мог удержаться. Он хохочет до слез.
   - Я вам весьма признателен. Они замучили меня! Он закрывает глаза.
   - Кажется, засыпаю. Если вздремну часок-другой, это, думаю, не помешает.
   - Это всегда на пользу.
   - Когда я увидел эту обезумевшую банду, то решил, что среди них находится убийца, и настал мой смертный час. Самое любопытное, что мне не было страшно. Я смирился со своей судьбой. Понимаете, Сан-Антонио?
   - Да, конечно. Вы просто устали.
   - Который час?
   Почти одиннадцать
   Снова наступает тишина.
   Такое ощущение, будто мы очутились в бальном зале после того, как из него вышла последняя танцующая пара.
   Берюрье намекает, что пора бы и поесть. Все - за. Так как у Луизетта время уборки, о котором она совсем забыла, то наш мистер Лукулл сам отправляется на кухню и начинает организовывать пиршество, достойное нас.
   Две осы и Бебер притихли. Видимо, они еще никак не придут в себя после нашествия на дом орды дикарей. Они много отвечали, пожимали множество рук, выслушали слишком много пустых фраз. Все это было утомительно и изнуряюще.
   Сам я тоже устал до предела и валюсь на диван, как куль. Сложив руки на животе, погружаюсь в изучение голубого неба с барашками облаков через прозрачное стекло окна.
   С усердием школьника я перебираю в уме все данные, которые оказались в моих руках к этому времени.
   Меня беспокоит одно: весь этот переполох - неспроста, он имеет точный прицел. Значит, что-то затевается. А в такой шумихе и суматохе можно провернуть все, что угодно.
   Я поднимаюсь и обыскиваю комнату Кри-Кри, после чего разрешаю ему ложиться спать. Я боюсь новой адской машинки, но ее нет. Направление моих мыслей меняется, я начинаю думать о том, что ЧТО-ТО ДОЛЖНО ПРОИЗОЙТИ!
   Входит Луизетта и говорит, что ко мне пришли.
   Я вижу огненную голову Матье. Он не успел побриться, а для рыжих это больной вопрос, небритые, они ужасны. К тому же он весь помятый и усталый.
   Матье здоровается с присутствующими кивком головы и обращается ко мне:
   - Ну и работенка, патрон.
   В его руке зажаты две фотографии. На свежих снимках изображены типы с перекошенными физиономиями. Словно морды из воска. В общем, фотороботы во всей красе.
   Я делаю Луизетте знак подойти.
   - Ты узнаешь этих господ малышка? Видимо, произведения Матье великолепны, так как она, не колеблясь, отвечает:
   - Кажется, это те мужчины, что устанавливали новый аппарат.
   - Чудесно! Спасибо.
   Мой сотрудник сияет. Дружески тыкаю его в бок. Пинок шефа - тоже награда.
   - Какие будут инструкции, патрон?
   - Найти их, и как можно быстрее.
   Улыбка Матье моментально гаснет, словно от удара в челюсть.
   - Найти их?
   - Если я говорю: "поскорее", то не надо преувеличивать. Я буду доволен, если ты найдешь их к вечеру. Кстати, как здоровье Пино?
   - Лучше. Утром приходил в агентство.
   - Ну, так мобилизуй его. Можешь начинать прямо сейчас. И поговори с Луизеттой: у этих типов была машина. Может быть, они звонили отсюда. Впрочем, ты дело знаешь.
   Мой сотрудник, с головой цвета мака, украдкой бросает взгляд на субретку, и она его, кажется, завораживает.
   Он расплывается в улыбке, от которой его веснушки становятся более заметными.
   - Мадемуазель, вы не могли бы уделить мне несколько минут наедине?
   Он произносит это так церемонно, словно делает ей предложение.
   Ей, видимо, нравятся типы, похожие на клоунов, потому что она говорит.
   - Пройдемте ко мне в комнату.
   Матье, как Адам, не задумываясь, надкусывает яблоко.
   - Прекрасно, пошли.
   Но не успевают они ступить и шага, как на втором этаже раздаются звуки, которые заставляют меня насторожиться.
   Одиннадцать часов
   Эти звуки очень похожи на фейерверк, на аплодисменты, на звуки, издаваемые Берюрье, на выхлопы газа из машины или на что-то подобное.
   Но в данном случае, в этих звуках слышится что-то устрашающее. Кри-Кри! - мелькает в моем сознании. - На этот раз им удалось!
   Я бросаюсь наверх.
   Берюрье, завязанный поперек живота белым передником, вымазанный в муке, едва не сбивает меня с ног.
   - Господи, Боже мой! - кричит он. - Это из комнаты артиста?
   Он несется следом за мной, за ним - все обитатели дома. Но всех обгоняет Матье.
   К огромному счастью и всеобщему облегчению Кристиан Бордо не мертв. Я бы сказал: совсем наоборот, ибо убил двух человек, на что я намекал несколькими страницами ранее. Двое!
   Пара молодых и красивых, но мертвых! Парню пуля попала в лицо. Он уже не шевелится. Девушка, лежащая на полу вверх лицом, еще вздрагивает, но это - судороги агонии, так как на ее груди расплывается кровавое пятно, а напротив сердца зияет отверстие.
   Актер держит в руке еще дымящийся пистолет. Он с отвращением смотрит на дело своих рук. Когда мы показываемся в дверях, он роняет револьвер и бежит в ванную, где его начинает рвать.
   - Не подходить! - приказываю я.
   Все останавливаются, за исключением Берю, который умудряется обсыпать трупы мукой.
   Обойдя их, я направляюсь к Бордо, который стоит на коленях перед унитазом, словно араб на молитве во время рамадана.
   - У вас, как в галерее Лафайет, - говорю я ему, - всегда происходит что-то необыкновенное.
   - Тут не было выбора: либо я, либо они.
   - Как так?
   - Он ворвался в мою комнату с револьвером в руке. Видимо, во время суеты они где-то спрятались.
   Он говорит, как мотоцикл, мотор которого забарахлил. Его речь прерывается икотой и рвотой. После чего наступает молчание.
   - Вы говорите: "с револьверами"?
   - А разве вы не видели у них оружия?
   Я снова подхожу к убитым, и, вглядевшись внимательнее, вижу, что у обоих в руках все еще зажато оружие.
   - Но ведь ваш кольт был пуст, когда вы его взяли!
   - Я вспомнил, где прятал патроны, и зарядил ими револьвер. И оказался прав.
   - Кто эти люди?
   - Я их не знаю.
   - Вы раньше их никогда не видели?
   - Нет.
   - Каким образом они проникли в дом?
   - Откуда мне знать? Может быть, под видом журналистов? Было столько народу...
   - А вы отлично стреляете.
   - Я достаточно практиковался для съемок, да и в начале карьеры пришлось поупражняться.
   Не успевает он договорить, как наступает реакция. Его бьет крупная дрожь, он начинает кататься по полу, испуская страшные вопли. Великий артист похож сейчас на несмышленого ребенка: он бьет ногами по полу и зовет на помощь мамочку (не знаю, жива ли еще она и может ли его слышать).
   Прибегаю к помощи женщин, которые лучше справляются с неврастениками.
   Несколько минут, спустя
   - Нашел что-нибудь у них? - спрашиваю я Берю.
   - У мека был кастет в кармане, а у девки - сумочка, которую я нашел в гардеробной. Вот и весь улов. Угощайся!
   Рядом в комнате продолжает вопить Кри-Кри. Бедняга совсем тронулся. Он кричит, что жизнь его кончена, что окружен зловещими призраками. По правде говоря, второе июня для него проходит бурно.
   Сколько всего! Драка, ранение, взрыв и, наконец, убийство в целях самозащиты. Слишком много для одного человека. Не надо забывать и о полицейской волоките, которая вскорости его ожидает.
   Я осматриваю вещи жертв. Это - супружеская пара. Его звали Стив Флип, американец, родом из Детройта, 1948 года рождения. Фермер, что довольно непонятно, если судить по элегантному костюму и изысканному виду убитого.
   Его супруга - по происхождению бельгийка. Мариза ван Дост, двадцати пяти лет (немного рановато для смерти).
   Роясь в их вещах, обнаруживаю маленькую гостиничную книжку, на которой от руки написан номер комнаты - 428, отель "Палас Куйясон", Шанзелизе.
   - Полицию вызывать? - спрашивает Матье.
   - Не вижу другого выхода. При таком происшествии поступить иначе глупость. Если все это скрыть, то "Пари-Детектив-Аженс" не сохранит и дня свою вывеску. Позвони им, Рыжий, но до того поторопись снять отпечатки пальцев с убитых, а также займись револьверами и всем, что нужно сделать до прихода полиции.
   Я понимаю, что неприятностей не избежать. Такое громкое дело не может не повлиять на карьеру частного детектива.
   - А что делать мне? - мрачно спрашивает Берю.
   - Дай объявление в газету. Я уверен, что в скором времени тебе придется искать работу, потому что мы вылетим в трубу.
   Что еще случилось второго июня
   Это похоже на грабеж, на мародерство, на налет партизан - настолько второпях снимаются показания, делаются фотоснимки и измерения. Надо бы подготовиться, черт побери, чтобы разобраться в случившемся. Что-то постыдное есть в том, как мы барахтаемся.
   Сначала у меня убили любовницу, затем взорвали перину кинозвезды. Мы допустили убийство американской четы у нас под носом, чуть ли не на наших глазах, и я становлюсь посмешищем со своим бессилием что-либо предотвратить. Посмешищем вместе со своим агентством и его модерновой доской на двери респектабельного дома.
   Мы быстро обыскиваем, рассматриваем, исследуем. Мы действуем, как одержимые. Главное - успеть.
   А в это время Кри-Кри лежит в прострации и продолжает дрожать. Из его рта вылетают невнятные звуки, но иногда в них можно разобрать такие непристойности, от которых меня тоже бросает в дрожь.
   Все мы - Берю, Рыжий и прихлебатели - переживаем трагедию вместе.
   Я регистрирую все: любую информацию. Все мои чувства обострились. Я похож на антенну.
   Иногда задаю вопросы Рыжему - коротко и резко. Он терпеливо и четко отвечает. Мы работаем в унисон, оперируем по наитию. "Ты не думаешь, что? "Именно, патрон". Вот и все. Иногда - просто жест. Он указывает на что-то, я опускаю глаза, мол, понял. Регистрируем. В наших сердцах рождается надежда.
   Работаем в гардеробной, но иногда раздается вопль, который заставляет нас вскакивать. И вдруг...
   - О, нет! Нет! Кри-Кри! Боже мой!
   Мы не понимаем, в чем дело, и бежим в ванную. Перед нами предстает страшная картина.
   Это - конец моей карьеры. Терминус! Полный провал, все погибло! Закономерный финал существования моего агентства. Я потерял будущее, заработок, а главное - свое имя и веру в себя!
   Кристиан Бордо лежит на диване. Он мертв: посиневшее лицо, выпавший язык, вытаращенные остекленевшие глаза.
   Мертв!
   Несомненно мертв!
   Умер второго июня, как сам об этом объявил. Страховая компания Тузанрикса потеряла кругленькую сумму в один миллиард франков (конечно, старыми).
   Три паразита-прихлебателя потрясены. Они похожи на вшей у трупа сдохшей собаки. Конец их беззаботной жизни, их мечтам. Пришла жестокая действительность.
   Матье склоняется над почившим актером и раскрывает ему рот.
   - Цианистый калий, - заявляет он.
   - Как это произошло? - спрашиваю бездельников так холодно, что окна могут покрыться изморозью.
   Поташ, заикаясь, бормочет:
   - Он принимал лекарство.
   - Какое лекарство?
   - Вынул из кармана что-то сердечное. Одну пилюльку. До этого он жаловался на больное сердце. Элеонора посоветовала ему что-нибудь принять.
   - Я же не знала! Я же не могла знать! - взвыла несчастная. - Откуда мне было знать!
   На нее грубо шипят, и она замолкает. Бебер продолжает:
   - Разговаривая, Кри-Кри раскрыл рот и проглотил пилюлю. И тут его глаза полезли из орбит. Он покачнулся и упал назад.
   Матье уже обыскивает карманы халата Бордо. Осмотрев тюбик с лекарством, он вынимает из него белую пилюлю и скребет ее перочинным ножиком.
   - Сомнений нет. Циан, - заявляет мудрый и всезнающий помощник.
   - Значит, вот в чем дело, - произношу я тихо. - Видимо, нашествие на дом было спровоцировано, чтобы подменить лекарство.
   Берю, который до этого исчезал на несколько минут, появляется с набитым ртом.
   - Кушать подано, - начинает он, но увидав Бордо, давится и замолкает, потому что вид актера не располагает к высказываниям.
   И все-таки он констатирует происшедшее:
   - Так! Значит, все-таки ЭТО случилось!
   - Да, - подтверждаю я, - случилось.
   Берю склоняется над трупом.
   - Все-таки до него добрались. Внизу, в холле, раздаются шаги.
   - Пока у нас есть тридцать секунд, позвони Старику. Нам нужен его совет. И пусть он откроет самый большой зонтик, чтобы защититься от обломков, которые сейчас полетят от нас.
   Конец страшного дня второго июня
   Да, зонтик понадобился.
   Трудно описать часы, последовавшие по прибытии полиции.
   Самый тяжелый день во всей моей сознательной жизни.
   Наконец-то, скоро полночь.
   А значит, настает третье июня, и у меня такое чувство, будто я от чего-то освободился.
   Самолет гудит мерно и глухо. Словно длинный-длинный вздох. Он набирает скорость, как живое существо.
   - Нельзя ли получить глоточек шампанского? - спрашивает Берюрье у воздушной хозяйки с таким видом, будто не хочет ее затруднять.
   - Безусловно, мадам, - отвечает ему прелестная блондинка.
   Нет, я не ошибся, она действительно назвала его "мадам".
   А так как сразу это понять трудно, то мне придется все объяснить.
   Часть вторая
   (В которой с обычным блеском рассказывается о конце первой части)
   Трудно вкратце передать все то, что нам пришлось пережить в это смутное время.
   Никогда не знаешь, с чего начать, особенно, если рассказ предстоит трудный. Какой путь избрать из всего пережитого? Даже вода течет по-разному. Рона и Сена - две реки, но Рона - чистая, а Сена полна грязи и червей. Видит Бог, мое дело похоже на Сену!
   Кри-Кри... Бомба в кровати, от которой он чудом спасся, благодаря находчивости и чутью Сан-Антонио. Затем появление супружеской пары, вооруженной револьверами, которую он ухлопал раньше, чем она его. И наконец, пилюли с цианом, которые ему подсунула чья-то преступная рука.
   Они добились своего и, тем самым, сделали мадам Валерию Бордо обладательницей миллиарда франков.
   Дав в полиции показания, я срочно смываюсь. В агентстве царит паника, каждый старается делать по-своему.
   Пальма первенства принадлежит Пино.
   Пино - мой старший помощник. Вторым идет Матье, потом - Берю.
   Они творят, что хотят, а я в это время переживаю тяжелейшую депрессию. Я спрашиваю себя: подходит ли мне частное дело? Не лучше ли вернуться в лоно префектуры, где со временем приобретаешь положение и теплое местечко. От этой мысли я впадаю в тяжелое отчаяние и готов умереть. Я не моту вслушиваться в гнусные намеки и читать издевательскую усмешку в глазах тех, кто еще вчера отчаянно мне завидовал.
   Тем не менее, я продолжаю действовать. Централизую всю информацию, добываемую моими помощниками, и даже, время от времени, успеваю утешаться со славненькой Клодеттой, которая в трудную минуту осталась нам верна.
   Пино поручаю версию Валерии Бордо. Матье должен найти фальшивых телефонных мастеров, а Берю - узнать все об американской чете.
   Раскладываю перед собой четыре чистых листа бумаги. Четыре. Называю их Завязка, Рыжий, Толстый и Загадка.
   Загадка - это то, что должно вскрыть истину: динамика всего происшедшего. Найти причину загадочных событий второго июня - значит разгадать преступление и найти убийц.
   Ничто так не нервирует, как чистый лист бумаги. Это - возможности, это - свобода. Он обещает, зовет действовать, заставляет шевелиться. Он ждет тебя, как любовница, настороженная, но обещающая многое.
   Я удерживаюсь от рисования на этих листочках карикатур, хотя очень люблю это делать. Точка, точка, нот и мек, получился человек... Но побережем листки для серьезных вещей.
   Первые вести поступают от Берю.
   - Мек! Я в гостинице. Двое американцев появились вчера. Они заказали один из лучших номеров еще несколько недель назад. Договорились письменно. Они из штата Небраска. У них ферма, называется "Ред Окс". Он занимались разведением скота. Из-за опоздания поезда они проторчали целый день в Лувре, так что сразу же отправились к Кри-Кри. Похоже, они не рассчитывали на тот прием, который получили. Я разрешил себе попасть в их номер и проверить вещи. У них были обратные билеты на завтра. Вещей почти нет, отсутствует даже запасная смена белья. Бездетные, о семье ничего не известно. Какие будут распоряжения, капитан?
   - Сходи в Интерпол и постарайся выяснить о них все, что можно. Кто они? Как живут в Штатах? Есть ли связи во Франции? И самое важное - откуда они знали о Кристиане Бордо?
   Второй звонок - от Пино.
   Все сведения, которые он получил и сообщил мне, тонут в чихании. У него хронический катар, а тут еще и грипп, так что каждая фраза сопровождается чудовищным чихом. И говорит он в нос, отчего хочется спросить, зачем ему рот?
   - Ну, что нового?
   - Хочу сказать тебе нечто интересное.
   По акценту можно подумать, что старик - тевтонец. Настоящий бош, баварец! А между тем, он приехал во Францию еще до 1870 года. Говорили, что он служил когда-то уланом.
   Пино заявляет, что ездил на место заседаний женского клуба, в который входит Валерия Бордо. Двенадцать путешественниц-робинзонок отбыли в назначенное время, но Валерия покинула их в Мадриде, во время промежуточной остановки, и вернулась в Париж. Она уехала на остров ПОСЛЕ СМЕРТИ МУЖА Остров - строго феминистский, на нем женщины вкушают пищу дикарей и прелести примитивной жизни.
   В заключении Пино своим неразборчивым голосом говорит о том, что хочет узнать, что она делала в Париже все эти дни.
   Постепенно на листочке белой бумаги копятся сведения. Пока я их классифицирую, Клодетта устраивается под столом у моих ног и напоминает о своем существовании нежным щекотанием моего "стержня". Она - прелестная женщина, но не любит, когда на нее не обращают внимания. В ее присутствии холодные воды Луары становятся кипятком. Вместе с тем, она - отличная секретарша. Впрочем, Мариза тоже неплоха, но более страстная натура. Она не выносит скуки и требует своего удовлетворения при любых обстоятельствах.