Страница:
Сам Уваров этого Сверчка, как ни странно, и в глаза не видал, но порванная куртка синего цвета фигурировала. Разумеется этого было мало, но проверить все же не мешало. На худой конец оставались два неведомо куда исчезнувших пацана из технушки, но здесь надежды было еще меньше. Однако, Федя твердо даже не сомневался, что парень из общаговских; домашних всегда видать с первого взгляда.
Наконец, собрав четверых верных людей и достав три пушки и еще кое-что, Федя вечерком решил навестить намеченную общагу. Но в общаге Сверчка не оказалось, и Федя решил обождать у входа, махнув рукой остальным четверым, чтобы рассредоточились по окрестностям. Они, проклиная собачий холод, ждали и, как оказалось, не напрасно. Около десяти невдалеке показалась странно знакомая фигура. Сделав несколько скачков ей навстречу, Федя понял, что не ошибся, угробив на поиски чуть ли не месяц. С каким удовольствием он бы прикончил этого щенка, изуродовавшего его невесть чем. Эта мысль согревала его в томительном ожидании, ибо Федя знал твердо, что теперь для того, чтобы понравиться бабам, ему придется затратить гораздо больше фишек и разных других цацек, нежели раньше.
И вот цель стояла перед ним. Выплеснув в злобном крике всю досаду, Федя приготовился помучить пацанчика, как вдруг тот, сделав прыжок вперед, ускользнул от них, опрокинув двух далеко не хилых корешей.
Коротко обругав их, Федя бросился в погоню. Пацан испуганно крутился в толпе, а потом юркнул в автобус. Мальчик, видимо, решил, что благодаря такому хитрому способу ему удастся избежать уготованной участи.
Поймав первую попавшуюся тачку, Федя запихнул туда всех четверых, сунул шоферу для раскачки стольник и голосом, не терпящим возражений, приказал следовать за автобусом. Он зорко всматривался во всех пассажиров, покидавших автобус, и в нужный момент толкнул шофера. Тот резко затормозил, разбудив успевших закемарить дружков. Сунув шоферу еще полтинник сверх счетчика, Федя выскочил из машины, - цель вновь была перед ним. Обстановочка оказалась подходящей - темно, и вполне можно пошабашить, не откладывая. Поэтому, не став медлить, Федя выхватил пушку, чтобы припугнуть шакаленка, и рванул за припустившим снова пацаном. Стрелять он сначала и не собирался, но пацан упорно не хотел останавливаться, а этого Федя уже стерпеть не мог.
Дальше события развернулись ну совсем как в боевиках, которые Федя лениво просматривал по видаку чуть ли не каждый вечер, но теперь главным героем был он сам. Три пушки беспорядочно палили, стараясь поразить маленькую фигурку, бегущую впереди. Вот только (что казалось довольно странным) Федя готов был поклясться чем угодно, что по крайней мере две пули достигли цели (в спину и правую ногу). Но беглец, дернувшись от боли, вовсе не думал падать и даже не сбавил скорость, а потом взял, да и затерялся в гаражах. Переполненный праведной злобой Федя и тут нашел выход. Именно он догадался вскочить на крышу гаража и оттуда сумел вычислить неуловимого Сверчка.
Но ушлый пацан опять ускользнул, и даже верные люди ничем не смогли помочь Феде. Теперь эти верные люди стояли невдалеке и переругивались, намекая, что они не нанимались торчать здесь всю ночь. А Федя, пригнувшись, шаг за шагом повторял путь так и не пойманного беглеца. У забора следы обрывались, вернее сливались со множеством таких же. Какая-то многочисленная ватага прошла здесь совсем недавно, и следы Сверчка безнадежно терялись в перепаханном снегу.
Федя попинал забор ногой, обутой в западногерманскую "Саламандер", и оценил его высоту. Метра два с половиной. Такой прыжок вряд ли мог совершить даже спортсмен мирового класса, а вот дохлый пацан в зимней одежде и с простреленной ногой перемахнул забор в два счета. Нереально, поэтому, несмотря на заманчивость, такой вариант приходилось откинуть и продолжать следовать вдоль забора по направлению к месту, откуда началась погоня. Остальные четверо безмолвно двигались за предводителем, сами не зная того, что удалялись прочь от искомого объекта.
И все же какой-то внутренний голос подсказывал Феде, что поиски должны быть продолжены в этом районе, ведь две (по крайней мере две) пули вывели бы из строя и не такого хиляка, как Сверчок. Но отсутствие крови возле единственных ведущих от гаражей следов вызывало недоумение и настораживало...
... И все таки я ушел от него. Ушел, провалявшись в сарае целый день и рассказав про себя все, кроме, конечно, своей сущности оборотня. Я мог одним махом доказать ему самое невероятное, показав зажившие к утру раны или превращение в волка, но что-то удерживало меня. Нерешительность? Пожалуй. Кто знает, как поведет себя он, узнав во мне чужака. А оборотни и вампиры (теперь я был готов поверить в кого угодно, хоть в экстрасенсов, хоть в двухметровых крыс) всегда были чужими в этом мире. Они не могли существовать среди людей, и люди изгоняли их отовсюду, оставляя потомкам леденящие душу истории об их кровавых похождениях. Это я вынес из всех фильмов, которые мне удалось посмотреть о своих сородичах, да и вообще обо всей нечистой силе. Впрочем, я никогда не причислял себя к нечистой силе, я не был ее порождением. Я не играл роль в мрачном фильме, где ужасные чудища внедряются в человеческое общество, прикрываясь оболочкой. Нет, во мне ничего не изменилось после того полнолуния. Я смог становиться волком, приобрел уверенность, сноровку, страх покинул меня. Ну и что?! Даже в волчьей шкуре я оставался все тем же пацаном, учащимся первого года ПТУшки. Ведь днем я отсиживал положенные пары, зубрил теорию, решал задачки по алгебре.
Но все это я говорил лишь самому себе. В мире и так мало хороших людей. Что будет, если и они оттолкнут тебя?
И все же я покинул свое убежище, улучив минуту, когда мой спаситель (черт возьми, а я ведь так и не узнал его имени) потащил пустые тарелки в дом за ужином. Накинув совсем потерявшую вид куртку, я выбрался на крыльцо, плотно прикрыв за собой дверь.
Зимний вечер обжег мои щеки холодом, но небо было ясным, а за одной из девятиэтажек, наверняка, потерялась луна. Я подбежал к забору и, сконцентрировав все внимание на зубчатом крае, без труда перескочил через него. Я был уверен, что спасший мне жизнь парень поймет меня, хотя в первую минуту страшно огорчится из-за того, что я не взял его с собой. Именно об этом шел у нас разговор целый день. Не спорю: вдвоем всегда легче. Но я так же знал, что не имел права брать его с собой. Здесь уже не поможет фашистский значок, здесь слишком крутые ребята. Они не признают авторитетов - они сами авторитеты. Это не мелкая шалава вроде Эди и его дружков, которые мгновенно разбежались, увидев силу куда более могучую, чем шесть их жалких кулаков, легкое перышко, да пара увиденных в кино приемов. Вот только почему и девчонка показала против меня? Бог ее знает.
Опять я швыряюсь мыслями в голове вместо того, чтобы заняться делом. Сейчас нужны не философские измышления, а настороженное внимание потревоженного хищника и волчья реакция. Благо и того, и другого имелось у меня в достатке.
Вот я уже одолел улицу с капитальными гаражами, перешел через дорогу, где меня чуть не сбили вчера синие "Жигули". Снег под ногами перестал искриться миллионами разноцветных блесток; свет фонарей остался позади.
Я бодро шагал по тому самому, длинному двору, который так плохо разглядел вчера. Впрочем и сегодня тут разглядывать было нечего. Самый обычный двор. Светятся окна домов, бросая на серый снег светлые угловатые фигуры. Темнеют силуэты запорошенных снегом деревьев, да покатая ледяная горка расположилась неподалеку от тропинки.
Из-за нее вдруг вылетела, словно огненная муха, оранжевая точка и плавно поплыла навстречу мне. Она казалась особенно яркой на фоне черной фигуры, неотступно следовавшей за ней. "Опасность", - задрожали нервы. "Опасность!" - подтвердило что-то внутри. В иное время я не обратил бы на одиночного прохожего никакого внимания, но истрепанная за минувшие сутки нервная система была натянута до предела.
Темнота скрывала лицо незнакомца, но чувство опасности уже охватило меня целиком. В правой руке незнакомца возник ослепительный круг, и я непроизвольно зажмурил глаза секунды на две. Свет фонарика окатил меня с ног до головы, повернулся, пробежал по двору, беспорядочно освещая сугробы и рассеялся в черной щели между домами.
Темное пространство щели отозвалось таким же ярким кружком, только далеким и маленьким. Он сиял несколько секунд, а затем исчез, погаснув или развернувшись, чтобы оповестить о своем появлении кого-то третьего. Тем временем незнакомец приблизился ко мне вплотную и промолвил спокойным хриплым голосом: "Ну что ж, пацан, ты сам к нам пришел".
Это был не Федя, но один из его четверки. Видимо, они веером расположились по микрорайону, и если бы я двинулся другим путем, то напоролся бы на того, у щели, или на третьего, контролирующего следующую дорогу, по которой я мог бы проскочить.
Крутые парни не заставили себя долго ждать. Я шел обратно тем же маршрутом, по которому меня гнали прошлым вечером, рассчитав по артиллерийскому закону, что два снаряда в одну и ту же воронку не залетят. Но почему Федя решил, что я пойду именно вчерашней дорогой. Очевидно, все случилось по закону подлости. Впрочем, кому подлость, а кому, напротив, большая удача, это уж с какой стороны взглянуть. Но все это опять же философские измышления.
Я не стал ждать пока один из них схватит меня своими клешнями, а ловко ушел вправо и проскочил мимо. Я мог бы легко сделать его, но предпочитал оставить это на крайний случай и поэтому несся сейчас к узкому проходу между домом и детским садом, где мне вчера влепили первую пулю. Сзади слышалось недовольное пыхтенье. Преследователь явно не собирался расставаться со своей добычей. С другого конца двора, из темной щели приближался еще один охотник. Но мне было на него наплевать, я уже достиг прохода и ринулся в его спасительную темноту, но с ужасом увидел черную фигуру, которая уверенно неслась на меня. Третий преследователь. А может уже четвертый? Я оказался в самом центре хитро сплетенной паутины.
Теперь выбора не было. Я перескочил через забор, состоящий из железных прутьев, и оказался на территории детского сада. Сзади грохнул выстрел; кто-то пытался достать меня пулей, но безуспешно. Я окинул круговым взглядом громоздящиеся на площадке лесенки, горки, домики, две веранды и паровоз, полузанесенный снегом, но все же волокущий за собой два небольших вагона. После этого я, пригнувшись, скрываясь за сугробами рванул вперед по расчищенной аккуратной рукой дворника (вернее лопатой) угловатым дорожкам.
Мой взор уперся снова в темные неживые окна здания. Они оставались такими же холодными равнодушными как вчера, только теперь находились несравненно ближе, и я ощутил неприятно пробежавший по спине холодок. Но не время было предаваться эмоциям, и я осторожно выглянул из-за сугроба. Преследователи преодолевали препятствие, осторожно перебираясь через забор. Вот спрыгнули двое, за ним еще трое. Треск материи пояснил, что последний из них ознаменовал свой спуск испорченным пуховичком. "Ну вот, - подумал я, теперь достанется еще и за куртку".
Итак, их пятеро. Никто не потерялся вчера и ничего себе не отморозил. Жаль! Но с другой стороны было отлично, что число преследователей не увеличилось. Пистолетов у них два или три, поэтому высовываться все же не рекомендовалось. Попадания не причиняли мне особого вреда, но отнимали силы вчера я бежал на каких-то запредельных возможностях. А сегодня я мог выдохнуться и рухнуть в первый попавшийся сугроб, и тогда преследователи могли делать со мной все что угодно. Я совсем не был уверен, что выживу, если мне, к примеру, отрубят голову.
Тем временем мрачная пятерка, освещая сугробы фонариками, медленно приближалась к расчищенным дорожкам, на каждом шагу глубоко проваливаясь в снег. Там мои следы заканчивались, а так как свежего снега не было, то мой путь, начиная с этого момента, уходил в неизвестность.
Дорожка разветвлялась влево, вправо и вперед. Федя с дружками на минуту замешкался, но потом он решительно махнул рукой. Преследователи разделились: один налево, другой направо, трое вперед. Это было мне на руку - ветвлений у дорожки было более чем достаточно. Даже если бы вдвое больше преследователей рыскало здесь в темноте, то их все равно не хватило бы на все закоулки. Это нельзя было назвать лабиринтом - просто большой прямоугольник, разбитый на множество маленьких. В центре стояло двухэтажное здание детского сада.
Перебираясь от сугроба к сугробу, я осторожно обогнул здание и оказался на противоположной стороне. Здесь так же начинались дорожки - зимний парк был разбит симметрично. Теперь преследователи могли отсечь его половину. Один из них должен был встать у парадного входа в здание, другой у черного, третий на дальней дорожке, которую не прерывал корпус детского сада, от нее так же шло ответвление к выходу с территории, и четвертый на симметричную ей дорожку с другой стороны сада. А пятый тем временем мог спокойно обшаривать все оставшиеся дорожки. План был блестящим, но такая комбинация сковывала основные силы, и вряд ли Федя станет действовать подобным образом. Так и случилось.
Затаившись за сугробом, я пристально наблюдал, как два светящихся кружка, обозначающих фонари, осторожно пробираются с правой (бывшей левой) от меня стороны здания. С другой, невидимой мне стороны, вероятно, шли остальные. Я начал понемногу отступать в глубину парка, а погоня, не спеша, рассредоточилась и стала методично прочесывать оставшуюся часть дорожек. Я сидел, сжавшись, за самым высоким сугробом.
Вскоре мой чуткий слух уловил поскрипывание снега, становившееся все громче. Я замер в испуганном ожидании. В голове было пусто, словно страх вымел подчистую все копошившиеся во мне мысли. Чувство опасности пульсировало внутри меня не давая сосредоточиться.
Внезапно в проход сунулась рука с фонариком, и я что есть силы ударил по ней. Пальцы разжались, а фонарик упал и покатился в мою сторону. Я, не медля, с силой наступил на него ногой. Корпус прогнулся, стекло хрупнуло, пучок света исчез. Мне дико повезло - этот парень был пустой. Поэтому он стремительно отпрыгнул за сугроб и махнул кому-то рукой.
В этот момент из-за дальнего поворота вывернул Федя. Луна освещала его лицо и придавала ему мертвый оттенок, а рваные полосы лишь подчеркивали эту ужасную бледность. Он без промедления выстрелил в мою сторону. Что-то чиркнуло возле моей головы, и теплый воздух на мгновение согрел начавшее замерзать ухо.
Я тут же скрылся за ближайшим поворотом и вскоре оказался на последней дорожке. За ней тянулись непролазные сугробы. Я уже начал подумывать о том, чтобы ринуться через них к забору, перелезть его и оставить преследователей в дураках, но опасался застрять и быть пойманным на полдороги.
Выстрел слева оборвал мои раздумья. На беду я стоял точно посредине дорожки, метрах в трех от двух ближайших проходов. Тогда я подпрыгнул, погрузился в сугроб и вплавь, отталкиваясь руками и ногами от снежной массы, преодолел расстояние до следующей параллельной дорожки. Сзади вновь послышался выстрел, но пуля опять ушла в "молоко". Стреляли сегодня гораздо хуже, чем в прошлые сутки.
Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я вдруг потерял опору и рухнул вниз. На мое счастье дорожка в данный момент пустовала. Я сильно ушиб затылок и не сразу смог встать. Мои глаза смотрели вперед и вверх. Там сияла полная луна.
Полнолуние! Значит я находился на пике своих возможностей. Еще один из законов оборотней я вывел сравнительно недавно. Именно в полнолуние я первый раз стал оборотнем. В полнолуние мне легче всего давалось обращение. И только в полнолуние я чувствовал себя легко и спокойно, как никогда.
И тогда я решил - Все! Хватит играться. Я ведь могу их прикончить как щенков, но если все и дальше так будет катиться по их сценарию, то к утру они меня достанут. Хватит дергаться - надо наступать!
Я вскочил на ноги, задрожал всем телом (не забыв, впрочем расстегнуть куртку), облизал языком появившиеся во рту клыки, потер лапами замерзающие уши, постепенно перемещающиеся наверх, затем длинную морду, которая быстро зарастала густой серой шерстью.
Но нет, на этот раз я решил выложиться до конца. Я скинул с себя всю одежду и ботинки, вытряхнув из них снег. После этого я прочно встал на все четыре лапы и приготовился к нападению. В этот самый момент на меня выбежал тот, с дальней дорожки, и замер, пораженный увиденным. Не рассуждая, я склонил голову направо и прыгнул, глубоко полоснув клыками по его горлу. Приземлившись, я обернулся - он лежал неподвижно с головой, наполовину оторванной от туловища.
Сразу стало тепло - покров шерсти надежно согревал. В пасти чувствовался вкус крови, пьянящий почти как самогонка, которую мы с Колькой не раз хлебали на сеновалах. На секунду воспоминания охватили меня, и я почувствовал лето, лучи солнца, потоком льющиеся из маленького окошка наверху... Но это не сейчас. В данный момент для меня решался вопрос жизни и смерти. И я огромными прыжками понесся к зданию.
Падая, моя вторая жертва испустила такой истошный вопль, что я не удержался и подвыл ему немножко, а сейчас уже раскаивался в этом. Впрочем, на весь сотворенный шум рассчитывать не приходилось. Если ноябрьской ночью никто не откликнулся на пятиминутные крики девчонки, то на такой не слишком продолжительный и мелодичный вопль явно не сбежится вся округа.
Но этот вопль заставил остальных преследователей сгруппироваться и затаиться, потушив фонарики. Я без проблем достиг здания, встал на задние лапы и прислонился к прохладной стене. Все окутала тишина и тьма, разрываемая только бледным светом луны и далекими фонарями. Я не знал, сколько прошло времени, для меня оно летело слишком быстро. Но тихо было вокруг, ни одна машина не беспокоила эту тревожную тишину. Редкие окна горели в окружающих садик пятиэтажках. Не слышалось ничьих шагов. Только ветер изредка свистел где-то наверху. Я замер, уставившись вперед неподвижным взглядом.
Но обманчиво было это опустившееся спокойствие. Четыре черных силуэта выдвинулись слева на расчищенную около здания площадку. Двое тут же перебежали на другой ее конец, двое остались на месте. Затем все четверо медленно, не включая фонариков, двинулись ко мне. Я бегал по нам глазами, намечая следующую жертву. Не доходя до меня десяти шагов, они остановились и разом включили фонари. Сноп света окатил меня и у троих из них вырвались возгласы удивления. Они явно не ждали такого зрелища.
Только второй слева был спокоен. Лицо его, чернеющее рытвинами, словно замерло в каменной маске. Федя как будто намеревался увидеть что-то подобное. До меня дошло, что он если еще не понял до конца, то уже догадывался, сопоставив безвредные для меня пистолетные пули и мое таинственное исчезновение. Чем это мне грозило, я еще не уяснил, но знал твердо лишь одно: чем больше людей увидит мою истинную сущность, тем хуже для меня...
... Разумеется удивился и Федя. Да и кто не удивился бы, увидев вместо Сверчка огромного волка, скалившегося на них. Да, это был волк, но Федя точно знал, что это в то же время и Сверчок, иначе почему возле лап волка лежал аккуратно связанный узелок с одеждой. Сверчок стал волком, хрен с ним отступать Федя не намерен. Сунув в карман маломощную пушку, он пристально взглянул на огромного волка, то и дело разевающего зубастую хлеборезку, и махнул рукой на противоположный край площадки. Один из парней, стоявших там, с треском рванул вниз молнию и вытащил спрятанный там АКСУ...
... Очередь гулких выстрелов взорвала тишину. В живот вдавило четыре расплавленных камня. Меня отбросило к стене, в глазах помутилось, но я устоял. Мало того, секунду спустя я уже летел к этому долбанному стрелку с трясущимися от ужаса руками. Увидев мои огненные глаза, он выпустил еще одну очередь, но она прошла в стороне от меня, разбив стекла в огромных окнах здания. Мой удар был направлен не в горло, а в грудь. Он попытался прикрыть ее автоматом. В последний момент я резко нагнул голову и врезался черепом в корпус АКСУ. Он буквально вдавился в грудь стрелка, с хрустом ломая ребра. Изо рта неудачника хлынула кровь, и душа его (если она у него была) вылетела из тела.
Предел выдержки есть даже у крутых парней. При виде волка с окровавленной пастью, который находился в нескольких шагах от них и явно готовился напасть снова, ребята бросились врассыпную. Я не стал их преследовать - я выиграл. Рядом со мной лежал мертвый стрелок, напоминавший в темноте груду старого тряпья, а на перекрестке дорожек, вдали, затерялся еще один мертвец. Черт побери, все произошло так стремительно, что я даже не успел рассмотреть их, когда они были еще живыми. Я молча стоял, оглядывая место боя, затем набрал в пасть жгучего и противного снега, выгнал из нее возбуждающий запах крови, подхватил клыками свою одежду и в быстром темпе понесся к своей общаге...
... На следующий день меня вновь не было на занятиях. Отоспавшись, я сидел в "412" штопал штаны и заклеивал порванную куртку, а вечером меня навестил Кирпич.
- Слышь, Сверчок, - добродушно начал он, - чего тебе одному. Давай к нам. У нас такая мафия, и ты там лишним не будешь, тем более всегда при деньгах.
- Нет, - замотал я головой, - Я уж как-нибудь сам по себе. Так спокойнее.
- Ну как знаешь, - кивнул Кирпич, - дело твое. Договор в силе, а если надумаешь, скажи.
Дверь за ним закрылась. Я стоял, вглядываясь в темноту за окном. Еще в декабре такое предложение вознесло бы меня на верх блаженства, но сейчас мне необходимо уже что-то другое.
Возвращаясь с занятий, я вновь и вновь размышлял над вчерашним разговором. Вот он, путь из одиночества, вот он. Но только какой-то не тот. И, наверное, поэтому я не свернул туда. Пусть мои клыки служат лишь для меня. Но этот разговор означал... Он означал, что Федя с его ребятами отступился, предоставив меня самому себе. Ведь это была Победа!!! Иначе Кирпич и не сунулся бы ко мне. Я ни на секунду не сомневался, что Федя вышел на меня через него, и теперь сработала обратная связь.
Противоречивые мысли мелькали у меня в голове в последнее время. С одной стороны дорого бы я дал, чтобы в одно прекрасное утро проснуться самым обычным пацаном. С другой стороны...
С другой стороны я уже не мог сжаться как пружина и занять свое место в иерархии быков и старшаков. Этот путь тоже был отрезан. Может быть это случилось потому, что с помощью огромного волка я сумел подняться над проблемами маленького пацана, мечтающего только о том, чтобы сгонять на видак и увернуться от старшаков. Горизонт стал шире, но что мне было делать с открывшейся панорамой.
И все же у меня было отличное настроение. Солнце светило по весеннему, огромные сосульки свисали с крыш, отовсюду капало. Снег под ногами был уже не чисто-белым и плотным, а рыхлым и водянистым. У стены дома даже отпечатались следы чьих-то огромных сапог, грязные и глиняные. Зима уходила, и я был рад этому.
На афише видеосалона Дома Культуры имени Орджоникидзе наклонными синими буквами значилось: "Серебряная пуля". Ниже более мелкими коричневыми буквами было дописано: "По роману С. Кинга "Оборотень". Начало в 18.00."
"Надо сходить", - подумал я, запуская руку в карман. Денег теперь хватало, и я уже не считал каждую копейку, хотя тратил их очень экономно. Но мне уже не суждено было посмотреть этот фильм.
"Тебе письмо", - кивнул в сторону стола Леха, закрывая за собой дверь. Они с Паханом снова исчезали из общаги. Андрей, как всегда, отсутствовал. Хлопнула дверь, и я оказался в совершенно пустой комнате.
Письмо действительно лежало на столе. Почерк был явно не материн крупный и уверенный. Обратный адрес отсутствовал. "Блондиночка написала", ухнуло куда-то в глубину мое сердце. Я торопливо распечатал конверт и вытащил оттуда... обложку детского журнала "Колобок". Я недоуменно рассматривал картинку, как вдруг руки мои дрогнули.
Вместо одной из букв "О", там, где всегда рисовалось изображение румяного колобка, было нечто. Желтый ровный круг, на котором находились два черных овальных глаза, вытянутых вертикально, и длинный улыбающийся рот, тянувшийся почти у края окружности. Я потрогал пальцем границу этого круга и обнаружил, что он наклеен поверх обложки. Для миллионов непосвященных такая картинка выглядела бы лишь глупой шуткой и не более. Но я знал, что это такое.
Это был знак оборотня.
Часть вторая.
Наконец, собрав четверых верных людей и достав три пушки и еще кое-что, Федя вечерком решил навестить намеченную общагу. Но в общаге Сверчка не оказалось, и Федя решил обождать у входа, махнув рукой остальным четверым, чтобы рассредоточились по окрестностям. Они, проклиная собачий холод, ждали и, как оказалось, не напрасно. Около десяти невдалеке показалась странно знакомая фигура. Сделав несколько скачков ей навстречу, Федя понял, что не ошибся, угробив на поиски чуть ли не месяц. С каким удовольствием он бы прикончил этого щенка, изуродовавшего его невесть чем. Эта мысль согревала его в томительном ожидании, ибо Федя знал твердо, что теперь для того, чтобы понравиться бабам, ему придется затратить гораздо больше фишек и разных других цацек, нежели раньше.
И вот цель стояла перед ним. Выплеснув в злобном крике всю досаду, Федя приготовился помучить пацанчика, как вдруг тот, сделав прыжок вперед, ускользнул от них, опрокинув двух далеко не хилых корешей.
Коротко обругав их, Федя бросился в погоню. Пацан испуганно крутился в толпе, а потом юркнул в автобус. Мальчик, видимо, решил, что благодаря такому хитрому способу ему удастся избежать уготованной участи.
Поймав первую попавшуюся тачку, Федя запихнул туда всех четверых, сунул шоферу для раскачки стольник и голосом, не терпящим возражений, приказал следовать за автобусом. Он зорко всматривался во всех пассажиров, покидавших автобус, и в нужный момент толкнул шофера. Тот резко затормозил, разбудив успевших закемарить дружков. Сунув шоферу еще полтинник сверх счетчика, Федя выскочил из машины, - цель вновь была перед ним. Обстановочка оказалась подходящей - темно, и вполне можно пошабашить, не откладывая. Поэтому, не став медлить, Федя выхватил пушку, чтобы припугнуть шакаленка, и рванул за припустившим снова пацаном. Стрелять он сначала и не собирался, но пацан упорно не хотел останавливаться, а этого Федя уже стерпеть не мог.
Дальше события развернулись ну совсем как в боевиках, которые Федя лениво просматривал по видаку чуть ли не каждый вечер, но теперь главным героем был он сам. Три пушки беспорядочно палили, стараясь поразить маленькую фигурку, бегущую впереди. Вот только (что казалось довольно странным) Федя готов был поклясться чем угодно, что по крайней мере две пули достигли цели (в спину и правую ногу). Но беглец, дернувшись от боли, вовсе не думал падать и даже не сбавил скорость, а потом взял, да и затерялся в гаражах. Переполненный праведной злобой Федя и тут нашел выход. Именно он догадался вскочить на крышу гаража и оттуда сумел вычислить неуловимого Сверчка.
Но ушлый пацан опять ускользнул, и даже верные люди ничем не смогли помочь Феде. Теперь эти верные люди стояли невдалеке и переругивались, намекая, что они не нанимались торчать здесь всю ночь. А Федя, пригнувшись, шаг за шагом повторял путь так и не пойманного беглеца. У забора следы обрывались, вернее сливались со множеством таких же. Какая-то многочисленная ватага прошла здесь совсем недавно, и следы Сверчка безнадежно терялись в перепаханном снегу.
Федя попинал забор ногой, обутой в западногерманскую "Саламандер", и оценил его высоту. Метра два с половиной. Такой прыжок вряд ли мог совершить даже спортсмен мирового класса, а вот дохлый пацан в зимней одежде и с простреленной ногой перемахнул забор в два счета. Нереально, поэтому, несмотря на заманчивость, такой вариант приходилось откинуть и продолжать следовать вдоль забора по направлению к месту, откуда началась погоня. Остальные четверо безмолвно двигались за предводителем, сами не зная того, что удалялись прочь от искомого объекта.
И все же какой-то внутренний голос подсказывал Феде, что поиски должны быть продолжены в этом районе, ведь две (по крайней мере две) пули вывели бы из строя и не такого хиляка, как Сверчок. Но отсутствие крови возле единственных ведущих от гаражей следов вызывало недоумение и настораживало...
... И все таки я ушел от него. Ушел, провалявшись в сарае целый день и рассказав про себя все, кроме, конечно, своей сущности оборотня. Я мог одним махом доказать ему самое невероятное, показав зажившие к утру раны или превращение в волка, но что-то удерживало меня. Нерешительность? Пожалуй. Кто знает, как поведет себя он, узнав во мне чужака. А оборотни и вампиры (теперь я был готов поверить в кого угодно, хоть в экстрасенсов, хоть в двухметровых крыс) всегда были чужими в этом мире. Они не могли существовать среди людей, и люди изгоняли их отовсюду, оставляя потомкам леденящие душу истории об их кровавых похождениях. Это я вынес из всех фильмов, которые мне удалось посмотреть о своих сородичах, да и вообще обо всей нечистой силе. Впрочем, я никогда не причислял себя к нечистой силе, я не был ее порождением. Я не играл роль в мрачном фильме, где ужасные чудища внедряются в человеческое общество, прикрываясь оболочкой. Нет, во мне ничего не изменилось после того полнолуния. Я смог становиться волком, приобрел уверенность, сноровку, страх покинул меня. Ну и что?! Даже в волчьей шкуре я оставался все тем же пацаном, учащимся первого года ПТУшки. Ведь днем я отсиживал положенные пары, зубрил теорию, решал задачки по алгебре.
Но все это я говорил лишь самому себе. В мире и так мало хороших людей. Что будет, если и они оттолкнут тебя?
И все же я покинул свое убежище, улучив минуту, когда мой спаситель (черт возьми, а я ведь так и не узнал его имени) потащил пустые тарелки в дом за ужином. Накинув совсем потерявшую вид куртку, я выбрался на крыльцо, плотно прикрыв за собой дверь.
Зимний вечер обжег мои щеки холодом, но небо было ясным, а за одной из девятиэтажек, наверняка, потерялась луна. Я подбежал к забору и, сконцентрировав все внимание на зубчатом крае, без труда перескочил через него. Я был уверен, что спасший мне жизнь парень поймет меня, хотя в первую минуту страшно огорчится из-за того, что я не взял его с собой. Именно об этом шел у нас разговор целый день. Не спорю: вдвоем всегда легче. Но я так же знал, что не имел права брать его с собой. Здесь уже не поможет фашистский значок, здесь слишком крутые ребята. Они не признают авторитетов - они сами авторитеты. Это не мелкая шалава вроде Эди и его дружков, которые мгновенно разбежались, увидев силу куда более могучую, чем шесть их жалких кулаков, легкое перышко, да пара увиденных в кино приемов. Вот только почему и девчонка показала против меня? Бог ее знает.
Опять я швыряюсь мыслями в голове вместо того, чтобы заняться делом. Сейчас нужны не философские измышления, а настороженное внимание потревоженного хищника и волчья реакция. Благо и того, и другого имелось у меня в достатке.
Вот я уже одолел улицу с капитальными гаражами, перешел через дорогу, где меня чуть не сбили вчера синие "Жигули". Снег под ногами перестал искриться миллионами разноцветных блесток; свет фонарей остался позади.
Я бодро шагал по тому самому, длинному двору, который так плохо разглядел вчера. Впрочем и сегодня тут разглядывать было нечего. Самый обычный двор. Светятся окна домов, бросая на серый снег светлые угловатые фигуры. Темнеют силуэты запорошенных снегом деревьев, да покатая ледяная горка расположилась неподалеку от тропинки.
Из-за нее вдруг вылетела, словно огненная муха, оранжевая точка и плавно поплыла навстречу мне. Она казалась особенно яркой на фоне черной фигуры, неотступно следовавшей за ней. "Опасность", - задрожали нервы. "Опасность!" - подтвердило что-то внутри. В иное время я не обратил бы на одиночного прохожего никакого внимания, но истрепанная за минувшие сутки нервная система была натянута до предела.
Темнота скрывала лицо незнакомца, но чувство опасности уже охватило меня целиком. В правой руке незнакомца возник ослепительный круг, и я непроизвольно зажмурил глаза секунды на две. Свет фонарика окатил меня с ног до головы, повернулся, пробежал по двору, беспорядочно освещая сугробы и рассеялся в черной щели между домами.
Темное пространство щели отозвалось таким же ярким кружком, только далеким и маленьким. Он сиял несколько секунд, а затем исчез, погаснув или развернувшись, чтобы оповестить о своем появлении кого-то третьего. Тем временем незнакомец приблизился ко мне вплотную и промолвил спокойным хриплым голосом: "Ну что ж, пацан, ты сам к нам пришел".
Это был не Федя, но один из его четверки. Видимо, они веером расположились по микрорайону, и если бы я двинулся другим путем, то напоролся бы на того, у щели, или на третьего, контролирующего следующую дорогу, по которой я мог бы проскочить.
Крутые парни не заставили себя долго ждать. Я шел обратно тем же маршрутом, по которому меня гнали прошлым вечером, рассчитав по артиллерийскому закону, что два снаряда в одну и ту же воронку не залетят. Но почему Федя решил, что я пойду именно вчерашней дорогой. Очевидно, все случилось по закону подлости. Впрочем, кому подлость, а кому, напротив, большая удача, это уж с какой стороны взглянуть. Но все это опять же философские измышления.
Я не стал ждать пока один из них схватит меня своими клешнями, а ловко ушел вправо и проскочил мимо. Я мог бы легко сделать его, но предпочитал оставить это на крайний случай и поэтому несся сейчас к узкому проходу между домом и детским садом, где мне вчера влепили первую пулю. Сзади слышалось недовольное пыхтенье. Преследователь явно не собирался расставаться со своей добычей. С другого конца двора, из темной щели приближался еще один охотник. Но мне было на него наплевать, я уже достиг прохода и ринулся в его спасительную темноту, но с ужасом увидел черную фигуру, которая уверенно неслась на меня. Третий преследователь. А может уже четвертый? Я оказался в самом центре хитро сплетенной паутины.
Теперь выбора не было. Я перескочил через забор, состоящий из железных прутьев, и оказался на территории детского сада. Сзади грохнул выстрел; кто-то пытался достать меня пулей, но безуспешно. Я окинул круговым взглядом громоздящиеся на площадке лесенки, горки, домики, две веранды и паровоз, полузанесенный снегом, но все же волокущий за собой два небольших вагона. После этого я, пригнувшись, скрываясь за сугробами рванул вперед по расчищенной аккуратной рукой дворника (вернее лопатой) угловатым дорожкам.
Мой взор уперся снова в темные неживые окна здания. Они оставались такими же холодными равнодушными как вчера, только теперь находились несравненно ближе, и я ощутил неприятно пробежавший по спине холодок. Но не время было предаваться эмоциям, и я осторожно выглянул из-за сугроба. Преследователи преодолевали препятствие, осторожно перебираясь через забор. Вот спрыгнули двое, за ним еще трое. Треск материи пояснил, что последний из них ознаменовал свой спуск испорченным пуховичком. "Ну вот, - подумал я, теперь достанется еще и за куртку".
Итак, их пятеро. Никто не потерялся вчера и ничего себе не отморозил. Жаль! Но с другой стороны было отлично, что число преследователей не увеличилось. Пистолетов у них два или три, поэтому высовываться все же не рекомендовалось. Попадания не причиняли мне особого вреда, но отнимали силы вчера я бежал на каких-то запредельных возможностях. А сегодня я мог выдохнуться и рухнуть в первый попавшийся сугроб, и тогда преследователи могли делать со мной все что угодно. Я совсем не был уверен, что выживу, если мне, к примеру, отрубят голову.
Тем временем мрачная пятерка, освещая сугробы фонариками, медленно приближалась к расчищенным дорожкам, на каждом шагу глубоко проваливаясь в снег. Там мои следы заканчивались, а так как свежего снега не было, то мой путь, начиная с этого момента, уходил в неизвестность.
Дорожка разветвлялась влево, вправо и вперед. Федя с дружками на минуту замешкался, но потом он решительно махнул рукой. Преследователи разделились: один налево, другой направо, трое вперед. Это было мне на руку - ветвлений у дорожки было более чем достаточно. Даже если бы вдвое больше преследователей рыскало здесь в темноте, то их все равно не хватило бы на все закоулки. Это нельзя было назвать лабиринтом - просто большой прямоугольник, разбитый на множество маленьких. В центре стояло двухэтажное здание детского сада.
Перебираясь от сугроба к сугробу, я осторожно обогнул здание и оказался на противоположной стороне. Здесь так же начинались дорожки - зимний парк был разбит симметрично. Теперь преследователи могли отсечь его половину. Один из них должен был встать у парадного входа в здание, другой у черного, третий на дальней дорожке, которую не прерывал корпус детского сада, от нее так же шло ответвление к выходу с территории, и четвертый на симметричную ей дорожку с другой стороны сада. А пятый тем временем мог спокойно обшаривать все оставшиеся дорожки. План был блестящим, но такая комбинация сковывала основные силы, и вряд ли Федя станет действовать подобным образом. Так и случилось.
Затаившись за сугробом, я пристально наблюдал, как два светящихся кружка, обозначающих фонари, осторожно пробираются с правой (бывшей левой) от меня стороны здания. С другой, невидимой мне стороны, вероятно, шли остальные. Я начал понемногу отступать в глубину парка, а погоня, не спеша, рассредоточилась и стала методично прочесывать оставшуюся часть дорожек. Я сидел, сжавшись, за самым высоким сугробом.
Вскоре мой чуткий слух уловил поскрипывание снега, становившееся все громче. Я замер в испуганном ожидании. В голове было пусто, словно страх вымел подчистую все копошившиеся во мне мысли. Чувство опасности пульсировало внутри меня не давая сосредоточиться.
Внезапно в проход сунулась рука с фонариком, и я что есть силы ударил по ней. Пальцы разжались, а фонарик упал и покатился в мою сторону. Я, не медля, с силой наступил на него ногой. Корпус прогнулся, стекло хрупнуло, пучок света исчез. Мне дико повезло - этот парень был пустой. Поэтому он стремительно отпрыгнул за сугроб и махнул кому-то рукой.
В этот момент из-за дальнего поворота вывернул Федя. Луна освещала его лицо и придавала ему мертвый оттенок, а рваные полосы лишь подчеркивали эту ужасную бледность. Он без промедления выстрелил в мою сторону. Что-то чиркнуло возле моей головы, и теплый воздух на мгновение согрел начавшее замерзать ухо.
Я тут же скрылся за ближайшим поворотом и вскоре оказался на последней дорожке. За ней тянулись непролазные сугробы. Я уже начал подумывать о том, чтобы ринуться через них к забору, перелезть его и оставить преследователей в дураках, но опасался застрять и быть пойманным на полдороги.
Выстрел слева оборвал мои раздумья. На беду я стоял точно посредине дорожки, метрах в трех от двух ближайших проходов. Тогда я подпрыгнул, погрузился в сугроб и вплавь, отталкиваясь руками и ногами от снежной массы, преодолел расстояние до следующей параллельной дорожки. Сзади вновь послышался выстрел, но пуля опять ушла в "молоко". Стреляли сегодня гораздо хуже, чем в прошлые сутки.
Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я вдруг потерял опору и рухнул вниз. На мое счастье дорожка в данный момент пустовала. Я сильно ушиб затылок и не сразу смог встать. Мои глаза смотрели вперед и вверх. Там сияла полная луна.
Полнолуние! Значит я находился на пике своих возможностей. Еще один из законов оборотней я вывел сравнительно недавно. Именно в полнолуние я первый раз стал оборотнем. В полнолуние мне легче всего давалось обращение. И только в полнолуние я чувствовал себя легко и спокойно, как никогда.
И тогда я решил - Все! Хватит играться. Я ведь могу их прикончить как щенков, но если все и дальше так будет катиться по их сценарию, то к утру они меня достанут. Хватит дергаться - надо наступать!
Я вскочил на ноги, задрожал всем телом (не забыв, впрочем расстегнуть куртку), облизал языком появившиеся во рту клыки, потер лапами замерзающие уши, постепенно перемещающиеся наверх, затем длинную морду, которая быстро зарастала густой серой шерстью.
Но нет, на этот раз я решил выложиться до конца. Я скинул с себя всю одежду и ботинки, вытряхнув из них снег. После этого я прочно встал на все четыре лапы и приготовился к нападению. В этот самый момент на меня выбежал тот, с дальней дорожки, и замер, пораженный увиденным. Не рассуждая, я склонил голову направо и прыгнул, глубоко полоснув клыками по его горлу. Приземлившись, я обернулся - он лежал неподвижно с головой, наполовину оторванной от туловища.
Сразу стало тепло - покров шерсти надежно согревал. В пасти чувствовался вкус крови, пьянящий почти как самогонка, которую мы с Колькой не раз хлебали на сеновалах. На секунду воспоминания охватили меня, и я почувствовал лето, лучи солнца, потоком льющиеся из маленького окошка наверху... Но это не сейчас. В данный момент для меня решался вопрос жизни и смерти. И я огромными прыжками понесся к зданию.
Падая, моя вторая жертва испустила такой истошный вопль, что я не удержался и подвыл ему немножко, а сейчас уже раскаивался в этом. Впрочем, на весь сотворенный шум рассчитывать не приходилось. Если ноябрьской ночью никто не откликнулся на пятиминутные крики девчонки, то на такой не слишком продолжительный и мелодичный вопль явно не сбежится вся округа.
Но этот вопль заставил остальных преследователей сгруппироваться и затаиться, потушив фонарики. Я без проблем достиг здания, встал на задние лапы и прислонился к прохладной стене. Все окутала тишина и тьма, разрываемая только бледным светом луны и далекими фонарями. Я не знал, сколько прошло времени, для меня оно летело слишком быстро. Но тихо было вокруг, ни одна машина не беспокоила эту тревожную тишину. Редкие окна горели в окружающих садик пятиэтажках. Не слышалось ничьих шагов. Только ветер изредка свистел где-то наверху. Я замер, уставившись вперед неподвижным взглядом.
Но обманчиво было это опустившееся спокойствие. Четыре черных силуэта выдвинулись слева на расчищенную около здания площадку. Двое тут же перебежали на другой ее конец, двое остались на месте. Затем все четверо медленно, не включая фонариков, двинулись ко мне. Я бегал по нам глазами, намечая следующую жертву. Не доходя до меня десяти шагов, они остановились и разом включили фонари. Сноп света окатил меня и у троих из них вырвались возгласы удивления. Они явно не ждали такого зрелища.
Только второй слева был спокоен. Лицо его, чернеющее рытвинами, словно замерло в каменной маске. Федя как будто намеревался увидеть что-то подобное. До меня дошло, что он если еще не понял до конца, то уже догадывался, сопоставив безвредные для меня пистолетные пули и мое таинственное исчезновение. Чем это мне грозило, я еще не уяснил, но знал твердо лишь одно: чем больше людей увидит мою истинную сущность, тем хуже для меня...
... Разумеется удивился и Федя. Да и кто не удивился бы, увидев вместо Сверчка огромного волка, скалившегося на них. Да, это был волк, но Федя точно знал, что это в то же время и Сверчок, иначе почему возле лап волка лежал аккуратно связанный узелок с одеждой. Сверчок стал волком, хрен с ним отступать Федя не намерен. Сунув в карман маломощную пушку, он пристально взглянул на огромного волка, то и дело разевающего зубастую хлеборезку, и махнул рукой на противоположный край площадки. Один из парней, стоявших там, с треском рванул вниз молнию и вытащил спрятанный там АКСУ...
... Очередь гулких выстрелов взорвала тишину. В живот вдавило четыре расплавленных камня. Меня отбросило к стене, в глазах помутилось, но я устоял. Мало того, секунду спустя я уже летел к этому долбанному стрелку с трясущимися от ужаса руками. Увидев мои огненные глаза, он выпустил еще одну очередь, но она прошла в стороне от меня, разбив стекла в огромных окнах здания. Мой удар был направлен не в горло, а в грудь. Он попытался прикрыть ее автоматом. В последний момент я резко нагнул голову и врезался черепом в корпус АКСУ. Он буквально вдавился в грудь стрелка, с хрустом ломая ребра. Изо рта неудачника хлынула кровь, и душа его (если она у него была) вылетела из тела.
Предел выдержки есть даже у крутых парней. При виде волка с окровавленной пастью, который находился в нескольких шагах от них и явно готовился напасть снова, ребята бросились врассыпную. Я не стал их преследовать - я выиграл. Рядом со мной лежал мертвый стрелок, напоминавший в темноте груду старого тряпья, а на перекрестке дорожек, вдали, затерялся еще один мертвец. Черт побери, все произошло так стремительно, что я даже не успел рассмотреть их, когда они были еще живыми. Я молча стоял, оглядывая место боя, затем набрал в пасть жгучего и противного снега, выгнал из нее возбуждающий запах крови, подхватил клыками свою одежду и в быстром темпе понесся к своей общаге...
... На следующий день меня вновь не было на занятиях. Отоспавшись, я сидел в "412" штопал штаны и заклеивал порванную куртку, а вечером меня навестил Кирпич.
- Слышь, Сверчок, - добродушно начал он, - чего тебе одному. Давай к нам. У нас такая мафия, и ты там лишним не будешь, тем более всегда при деньгах.
- Нет, - замотал я головой, - Я уж как-нибудь сам по себе. Так спокойнее.
- Ну как знаешь, - кивнул Кирпич, - дело твое. Договор в силе, а если надумаешь, скажи.
Дверь за ним закрылась. Я стоял, вглядываясь в темноту за окном. Еще в декабре такое предложение вознесло бы меня на верх блаженства, но сейчас мне необходимо уже что-то другое.
Возвращаясь с занятий, я вновь и вновь размышлял над вчерашним разговором. Вот он, путь из одиночества, вот он. Но только какой-то не тот. И, наверное, поэтому я не свернул туда. Пусть мои клыки служат лишь для меня. Но этот разговор означал... Он означал, что Федя с его ребятами отступился, предоставив меня самому себе. Ведь это была Победа!!! Иначе Кирпич и не сунулся бы ко мне. Я ни на секунду не сомневался, что Федя вышел на меня через него, и теперь сработала обратная связь.
Противоречивые мысли мелькали у меня в голове в последнее время. С одной стороны дорого бы я дал, чтобы в одно прекрасное утро проснуться самым обычным пацаном. С другой стороны...
С другой стороны я уже не мог сжаться как пружина и занять свое место в иерархии быков и старшаков. Этот путь тоже был отрезан. Может быть это случилось потому, что с помощью огромного волка я сумел подняться над проблемами маленького пацана, мечтающего только о том, чтобы сгонять на видак и увернуться от старшаков. Горизонт стал шире, но что мне было делать с открывшейся панорамой.
И все же у меня было отличное настроение. Солнце светило по весеннему, огромные сосульки свисали с крыш, отовсюду капало. Снег под ногами был уже не чисто-белым и плотным, а рыхлым и водянистым. У стены дома даже отпечатались следы чьих-то огромных сапог, грязные и глиняные. Зима уходила, и я был рад этому.
На афише видеосалона Дома Культуры имени Орджоникидзе наклонными синими буквами значилось: "Серебряная пуля". Ниже более мелкими коричневыми буквами было дописано: "По роману С. Кинга "Оборотень". Начало в 18.00."
"Надо сходить", - подумал я, запуская руку в карман. Денег теперь хватало, и я уже не считал каждую копейку, хотя тратил их очень экономно. Но мне уже не суждено было посмотреть этот фильм.
"Тебе письмо", - кивнул в сторону стола Леха, закрывая за собой дверь. Они с Паханом снова исчезали из общаги. Андрей, как всегда, отсутствовал. Хлопнула дверь, и я оказался в совершенно пустой комнате.
Письмо действительно лежало на столе. Почерк был явно не материн крупный и уверенный. Обратный адрес отсутствовал. "Блондиночка написала", ухнуло куда-то в глубину мое сердце. Я торопливо распечатал конверт и вытащил оттуда... обложку детского журнала "Колобок". Я недоуменно рассматривал картинку, как вдруг руки мои дрогнули.
Вместо одной из букв "О", там, где всегда рисовалось изображение румяного колобка, было нечто. Желтый ровный круг, на котором находились два черных овальных глаза, вытянутых вертикально, и длинный улыбающийся рот, тянувшийся почти у края окружности. Я потрогал пальцем границу этого круга и обнаружил, что он наклеен поверх обложки. Для миллионов непосвященных такая картинка выглядела бы лишь глупой шуткой и не более. Но я знал, что это такое.
Это был знак оборотня.
Часть вторая.