В маленьких медальонах портала собора в Лионе наблюдательный анималист изобразил белку, резвящуюся в ветвях орешника, ворона на мертвом кролике, птицу-рыболова с угрем в клюве и голову кабана среди дубовых листьев.
Новое отношение к природе влияет и на самих людей: растет сознание глубокой внутренней значимости, неповторимости личности. Готические скульпторы идут по пути более полного раскрытия сложного духовного мира человека. Лучшим их творениям присущи тонкий психологизм и возвышенная одухотворенность (рис. 18)
Само время, ищущее и беспокойное, порождало людей нового типа. Это предприниматели, купцы, путешественники, авантюристы – люди с тревожным и неукротимым духом. С человеком эпохи Возрождения их роднят непоседливость, боязнь губительного для души однообразия, ненасытная жажда знания Порыв ввысь (готика) неотделим от стремления вдаль. Пристальное внимание к окружающему миру обостряет интерес к неведомым землям. Пытливый дух исследования, воплощенный Данте в образе Улисса, ведет в заманчивую ширь океанов. Утлая ладья Одиссея вырывается на просторы Атлантики – туда, где за Геркулесовыми столпами лежит область неизведанного и запретного.
Огромные пространства преодолевали еврейские путешественники. Почти во всех городах Европы и Западной Азии существовали еврейские общины, что облегчало странствия их единоверцев. Преследуя торговые цели, они совершали и паломничества в Иерусалим – священный город для евреев и всех христиан. Ценными источниками географических сведений стали книги Вениамина Тудельского и Петахия Регенсбургского (XII в). Вениамин начал путь из небольшого испанского городка Туделы и направился на Восток, миновал Южную Францию, Италию, Грецию, посетил Константинополь. По морю он приплыл в Сирию, изучил Палестину и взял курс на Багдад. На обратном пути неутомимый путешественник ознакомился с Египтом и вернулся в Кастилию. Вениамин подробно описал города, где побывал, указал расстояния между ними в днях пути, сообщил важные сведения о торговле и политике, об исторических памятниках прошлого, природных явлениях в увиденных землях. Рабби Петахия Регенсбургский отправился из Праги и через Польшу, Русь, половецкие степи, Закавказье и Курдистан добрался до Багдада, откуда, побывав в Святой земле, достиг родной Баварии.
О братья, – так сказал я, – на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят
Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!
Подумайте о том, чьи вы сыны
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены[49]
Данте Алигьери
Пионер, первооткрыватель, настолько опьяненный своим могуществом, что готов бросить вызов всесильному року, – идеал человека нового исторического периода. В середине XIII в. берет начало цепь длительных и опасных предприятий. Посланные к великому хану монголов францисканские монахи Плано Карпини и Гильом Рубрук проникают в самое сердце Азии. Вслед за монахами-дипломатами на караванные дороги Востока устремляются итальянские купцы – люди острого ума, дерзкие и волевые. 26 лет длится второе трансазиатское путешествие венецианских торговцев, долго проживших в «Катае» на службе у хана Хубилая. «Умный и благородный гражданин Венеции» Марко Поло объездил Южный Китай и Тибет. В его время в предместьях ханской столицы Ханбалыка (Пекина) специальные гостиницы давали приют ломбардским, немецким, французским купцам – путешествия Поло не были явлением исключительным. Обратный путь венецианцы проделали на китайских торговых кораблях по Индийскому океану. Они посетили Суматру, Цейлон (Шри Ланка), Индию, принесли на полузабытую родину вести о разных народах, «разнообразии стран света» и о «великих диковинах» мира.
Просторы чужие, чужие края
В IX–XIII вв. географическая осведомленность мусульман простиралась от Андалузии до Китая, от Абиссинии (Эфиопии) и страны зинджей (Занзибар) до Скандинавии. Общность арабоязычной культуры, паломничества в Мекку, успехи международной торговли определили грандиозный размах путешествий уже с первых веков мусульманского летоисчисления – хиджры (622). «Я так далеко заходил на Восток, что совершенно забывал о Западе; я настолько углублялся в страны Запада, что даже забывал название Востока» – говорил арабский путешественник и географ ал-Масуди.[50]
Ислам предписывал властителям быть «гостелюбивыми» к чужеземцам, разносящим добрую славу: не запирать двери перед купцами и дервишами, очищать пути от грабителей. Иначе неминуем ущерб и казне и царству. Странствия, поощряемые Кораном, – это и путь к постижению красоты мироздания, и средство самопознания.
То вместе с паломниками он разделяет радости и горести пути в Мекку, то на дороге из Балха в Бамиян подвергается нападению разбойников, то держит речь перед «изнуренными, с огрубевшими сердцами» людьми в мечети Баальбека. Он вступает в диспуты с богословами Дамаска; на острове Киш в Персидском заливе коротает время в обществе купца, который владел складами в Туркестане и товарами в Хиндустане и собирался в Александрию, что на «Западном море»; в Басре слушает занятные истории о приключениях арабского ювелира, а в Диярбакыре гостит у какого-то полоумного старого богача. Покинув своих дамасских друзей, поэт «дружит со зверями» в иерусалимской пустыне. Там его захватывают в плен крестоносцы и отправляют рыть рвы в Триполи. Вельможа из Алеппо (Халеб) выкупает пленника за десять динаров и соединяет брачными узами со своей дочерью – женщиной «скверной, сварливой, непослушной и строптивой». В Йемене Саади хоронит единственного сына, в индийском городе Сомнатхе разоблачает уловки храмовых жрецов и спасается бегством.
На караванных путях «четырех частей обитаемого света» Саади встречает тысячи таких же вечных скитальцев, как он сам. Среди них ученые и законоведы. В поисках знаний, правды и справедливости они едут из Андалузии в Бухару, из Багдада в Кордову. Им везде воздают почет благодаря «сладким беседам… красноречия победам и достоинствам ума».
Из конца в конец Евразии кочуют бездомные бродяги, воспетые арабскими поэтами.
Советы купцам, почерпнутые из дидактических сочинений восточных авторов, помогают представить их полную превратностей жизнь. Купцы должны привыкнуть к холоду и жаре, голоду и жажде. Не позволять себе излишеств на отдыхе, чтобы в трудные времена легче переносить нужду. Перед дорогой необходимо запастись провиантом, летом не выезжать без зимней одежды. В путь нельзя пускаться без верного спутника.
Следует дружелюбно приветствовать встречных, не обманывать сборщиков податей, щедро одаривать погонщика. «В караване останавливайся в людном месте и товары клади в людном месте. К вооруженным не ходи и с ними не сиди, ибо грабители прежде всего нападают на вооруженных. Если он идет пешком, пусть к конному не присоединяется. У чужих людей дороги пусть не спрашивает, разве что у праведного мужа…».[57]
Великие опасности подстерегали «меняющих твердь берегов на палубный зыбкий настил». Но баснословные прибыли по-царски вознаграждали смелых мореплавателей. Море прочно вошло в повседневную жизнь арабов. В Коране написано: «Во власть вашу он (Бог) отдал море, чтобы из него питались вы свежим мясом, из него доставали себе украшения, какие на вашей одежде. Видишь, как корабли с шумом рассекают его… Горные вершины вместе со звездами указывают вам прямые пути».
В IX–X вв. арабские военные корабли господствовали на лазурных просторах Средиземноморья. Безвестные кормчие освоили судовождение по Индийскому океану, этому беспокойному «Зеленому морю». Попутные летние муссоны гнали флотилии «плавающих, как горы», купеческих судов от восточных берегов Африки (Мозамбик, Мадагаскар) к Западной Индии и Цейлону, где их ожидали древние индийские гавани. Отсюда «львы моря» плыли в Сиам (Таиланд), страну Кхмер (Кампучию), Индонезию и Южный Китай. В этих местах моряки опасались тайфунов. Их называли «рух», что значит «ветер», и в сказках южных морей олицетворяли в образе гигантской птицы Рох, похищающей корабли. На западном побережье Индии (Малабарский берег) и в Южном Китае обосновались арабские и персидские купцы со своим представителем – консулом, судьей – кади и проповедником соборной мечети – хатибом. Многолюдная колония в Кантоне, уничтоженная в 878 г., даже угрожала безопасности края.
Благодаря реке Тигр «между нами и Китаем не существует преград», – заявил основатель Багдада, халиф ал-Мансур (754–775). По словам Вениамина Тудельского, Багдад «имеет двадцать миль в окружности, изобилует пальмами, садами и огородами, равных которым не найти на всей земле Шинар. Туда прибывают купцы, философы, постигшие премудрость всех наук, и волшебники, владеющие всеми видами колдовства». Трудно переоценить роль столицы халифата в сухопутной торговле и в коммерческой навигации по Индийскому океану. Вместе со своей гаванью Басрой, городом Сирафом на побережье Персидского залива и оманскими портами она притягивала «диковины Индии, Синда и Китая», которые расходились отсюда по всему мусульманскому миру. Африка присылала черных невольников и золото, слоновую и носорожью кость, цветные панцири черепах и кожи гиппопотамов, шкуры жирафов и леопардов, страусовые перья и серую амбру. Индия, Цейлон и острова Индонезии экспортировали жемчуг и драгоценные камни, пряности, сахарный тростник, железо и сталь, стволы тика для кораблестроения, сандаловое и эбеновое дерево. Из Китая вывозили шелк, фарфор, мускус, из Сиама – олово в слитках.
Саади превосходно знал стяжавшие всемирную славу старые гавани Персидского залива, где царила атмосфера дальних странствий, моряцкой дерзости, рывка в незнаемое, где сочиняли романтические новеллы о приключениях Синдбада-морехода.
На портовых улицах перед глазами скитальца проходил весь многоязычный Восток.
Тесно примыкают друг к другу многоэтажные дома, нижние этажи которых выстроены из камня и кирпича, верхние – из дорогого тикового дерева О богатстве их обитателей говорит и прихотливая обстановка апартаментов Эти дома принадлежат купцам – экспортерам и импортерам редкостных товаров, подлинным торговым магнатам своего века Они заключают самые крупные в мире сделки, обладают капиталом в несколько миллионов динаров, имеют свои счета у банкиров и на базарах расплачиваются не деньгами, но чеками Во владении этих негоциантов множество кораблей, уходящих в рейсы на месяцы, а иногда и на годы Недаром в портовых кабачках в ходу анекдот о человеке, который 40 лет переходил с корабля на корабль, так и не ступив ни разу на твердую землю (рис 19)
Рис. 19. Арабский корабль в морском пейзаже Медальон на дне бронзовой миски, инкрустированной серебром Сирия или Египет, XIII в.
Корабли водили потомственные лоцманы и капитаны дальнего плавания, которые знали все секреты судоходства по Индийскому океану, передаваемые из поколения в поколение Но даже опытные моряки, усовершенствовавшие компас, опасались неверной стихии, сравнивая море с царем сразу все достается, но сразу все и теряется – сама жизнь висит на волоске Из гаваней Омана, Сирафа, Басры выходили и легкие быстрые суда с пассажирами, и «китайские» корабли для перевозки товаров Последние обладали сложной парусностью и вызывали удивление своей величиной они были так высоки, что для подъема на палубу служили лестницы около десяти футов длиной Вместе с экипажем эти «джонки» могли забрать 1500 человек Внутри они имели около сотни кают, несколько магазинов и подобие базара с бакалейной лавкой трактиром и палаткой брадобрея Команда состояла из опытных моряков, водолазов и солдат для защиты от пиратов Ныряли водолазы без масок, с открытыми глазами, и если во время плавания в корпусе судна обнаруживали течь, спускались под воду и залепляли пробоину воском.
В оживленных портах и центрах караванной торговли перед отправлением в дорогу собирали запасы полезных сведений. У арабских, персидских и индийских купцов, морских капитанов, рыбаков, работорговцев и пиратов – всяких людей почтенных и малопочтенных занятий – узнавали о попутных ветрах и течении рек, о религии и обычаях далеких племен, о способах меновой торговли и предосторожностях, какие следует принять. Попутно можно было услышать и об удивительных существах, живущих на краю ойкумены, о дереве в дальневосточной стране Вак Вак с плодами в виде прекрасных девушек иш о магнитных горах на дне океана, которые, притягивая гвозди, разрывают на части корабли Неслучайно в арабских судах вместо гвоздей применяли деревянные шипы из бамбука.
Рассказы бывалых людей использовали создатели классической школы арабской географии, писавшие на универсальном языке восточной науки Авторы географических трактатов с астрономическими и математическими выкладками, словарей и карт, ориентированных на «пуп Земли» – Мекку, практических справочников с обстоятельным перечислением населенных пунктов не только компилировали труды предшественников и опрашивали пришельцев из дальних мест, они и сами собственными стопами неустанно мерили землю, годами с риском для жизни блуждали в пустынях и морях «Исходил я доброе число морей, побывал на Китайском, Румском, Хазарском, Красном и Арабском морях и испытал там неисчислимые ужасы, но ничего более страшного, чем Африканское море, мне встречать не доводилось» (ал-Масуди).[59]
В своих «научных экспедициях» арабоязычные географы накопили огромную информацию по физической географии, экономике, истории и этнографии всех стран от Испании до устья Инда и верховий Енисея Они изучили юго-восточное побережье Азии вплоть до Кореи и располагали достоверными материалами о Центральной Африке.
Расцвет торговли и землеведения в мусульманском мире был подготовлен задолго до арабских завоеваний и исламизации покоренных народов в VII–VIH вв. Археологические открытия последних десятилетий свидетельствуют о том, что, войдя в соприкосновение с высокими цивилизациями Ближнего Востока, Ирана и Средней Азии, арабы унаследовали уже сложившуюся систему коммуникаций на огромных территориях от Византии до Китая.
Ислам предписывал властителям быть «гостелюбивыми» к чужеземцам, разносящим добрую славу: не запирать двери перед купцами и дервишами, очищать пути от грабителей. Иначе неминуем ущерб и казне и царству. Странствия, поощряемые Кораном, – это и путь к постижению красоты мироздания, и средство самопознания.
Любовь к путешествиям считали на Востоке неотделимой от благородной тяги к знаниям: прикованный к своему углу невежда не похож на истинного мужа.
Лишь в странствиях себя мы познаем —
Мы, как в тюрьму, заточены в свой дом.
Пока таится в раковине жемчуг,
Ему цены мы верной не найдем.[51]
Сабир Термези
«Путешествуя, радуешь сердце, извлекаешь выгоды, видишь разные диковины, слышишь о чудесах, осматриваешь города, беседуешь с друзьями, расширяешь образование и познания, умножаешь богатство и состояние, знакомишься с людьми и испытываешь судьбу».[53] Так писал и так жил «усладительнейший» поэт, шейх Муслихаддин Саади из Шираза (начало XIII в. – 1292). Он употребил 30 лет на изучение наук, 30 – на путешествия и 30 лет, избрав путь «мужа истины», – на размышления, созерцание и творчество. Поэт и странник исходил множество дорог от Кашгара и Индии до Азербайджана и Магриба. С места на место его гнала не только судьба бродячего дервиша – проповедника, который добывал пропитание своими наставлениями, но и ненасытная любознательность.
Живешь в этом мире, тебе незнакомом,
Расстаться не можешь ни с краем, ни с домом.
Просторы чужие, чужие края —
Скажи мне – зовут ли, манят ли тебя?
Ты дома сидишь, весь зачах, лик твой бледен!
Не знаешь ты мир – оттого-то и беден…[52]
Авхеди Мерагаи
То вместе с паломниками он разделяет радости и горести пути в Мекку, то на дороге из Балха в Бамиян подвергается нападению разбойников, то держит речь перед «изнуренными, с огрубевшими сердцами» людьми в мечети Баальбека. Он вступает в диспуты с богословами Дамаска; на острове Киш в Персидском заливе коротает время в обществе купца, который владел складами в Туркестане и товарами в Хиндустане и собирался в Александрию, что на «Западном море»; в Басре слушает занятные истории о приключениях арабского ювелира, а в Диярбакыре гостит у какого-то полоумного старого богача. Покинув своих дамасских друзей, поэт «дружит со зверями» в иерусалимской пустыне. Там его захватывают в плен крестоносцы и отправляют рыть рвы в Триполи. Вельможа из Алеппо (Халеб) выкупает пленника за десять динаров и соединяет брачными узами со своей дочерью – женщиной «скверной, сварливой, непослушной и строптивой». В Йемене Саади хоронит единственного сына, в индийском городе Сомнатхе разоблачает уловки храмовых жрецов и спасается бегством.
На караванных путях «четырех частей обитаемого света» Саади встречает тысячи таких же вечных скитальцев, как он сам. Среди них ученые и законоведы. В поисках знаний, правды и справедливости они едут из Андалузии в Бухару, из Багдада в Кордову. Им везде воздают почет благодаря «сладким беседам… красноречия победам и достоинствам ума».
Из конца в конец Евразии кочуют бездомные бродяги, воспетые арабскими поэтами.
Особенно хорошо знали свет мусульманские торговцы – люди с авантюристической жилкой. «Живущие сладко» купцы устанавливают цены на товары и получают тысячекратные прибыли. В дороге их сопровождают рабы, невольницы, расторопные конюхи. «Они наслаждаются мирскими благами каждый день в новом городе, каждую ночь в новой обители, каждую минуту в новом отрадном уголке» (Саади).[55] Купец нигде не чувствовал себя чужестранцем, разнося по свету «множество драгоценностей и диковинок мира», «избранные и прекрасные одежды». Даже потомки древней знати не гнушаются этим необходимым обществу ремеслом. Купец с острова Киш говорил Саади: «Я хочу повезти в Китай персидскую пемзу, – я слышал, она там в высокой цене, а оттуда повезу китайский фарфор в Рум, румийский шелк – в Индию, индийскую сталь – в Алеппо, алеппское стекло – в Йемен, а йеменские ткани – в Персию».[56] Вот каковы масштабы арабской торговли! Арабские путешественники и купцы разъезжали от Инда до Атлантики и от Нигера до Рейна: их корабли, как полагали, находились под покровительством самого Аллаха. Торговые колонии мусульман усеяли побережье острова Сокотры, Мозамбика. «В стране Софала (Мозамбик) повсюду есть золото, с которым по качеству, обилию и величине самородков не может сравниться никакое другое золото», – сообщает географ XII в. ал-Идриси. По выражению швейцарского востоковеда Адама Меца, арабской торговле «была свойственна горделивая осанка». Недаром в восточной поэзии звучит мотив уходящего вдаль каравана – символа разлуки с возлюбленной или смертного часа.
Им принадлежит Хорасан и Касан вплоть до Индии,
Вплоть до страны ромеев, до негров, булгар и Синда.
Когда путники и воины находят дороги трудными
Из страха перед бедуинами и курдами,
То мы, приплясывая, проходим по ним без меча и ножен.[54]
Йатима
Советы купцам, почерпнутые из дидактических сочинений восточных авторов, помогают представить их полную превратностей жизнь. Купцы должны привыкнуть к холоду и жаре, голоду и жажде. Не позволять себе излишеств на отдыхе, чтобы в трудные времена легче переносить нужду. Перед дорогой необходимо запастись провиантом, летом не выезжать без зимней одежды. В путь нельзя пускаться без верного спутника.
Следует дружелюбно приветствовать встречных, не обманывать сборщиков податей, щедро одаривать погонщика. «В караване останавливайся в людном месте и товары клади в людном месте. К вооруженным не ходи и с ними не сиди, ибо грабители прежде всего нападают на вооруженных. Если он идет пешком, пусть к конному не присоединяется. У чужих людей дороги пусть не спрашивает, разве что у праведного мужа…».[57]
Великие опасности подстерегали «меняющих твердь берегов на палубный зыбкий настил». Но баснословные прибыли по-царски вознаграждали смелых мореплавателей. Море прочно вошло в повседневную жизнь арабов. В Коране написано: «Во власть вашу он (Бог) отдал море, чтобы из него питались вы свежим мясом, из него доставали себе украшения, какие на вашей одежде. Видишь, как корабли с шумом рассекают его… Горные вершины вместе со звездами указывают вам прямые пути».
В IX–X вв. арабские военные корабли господствовали на лазурных просторах Средиземноморья. Безвестные кормчие освоили судовождение по Индийскому океану, этому беспокойному «Зеленому морю». Попутные летние муссоны гнали флотилии «плавающих, как горы», купеческих судов от восточных берегов Африки (Мозамбик, Мадагаскар) к Западной Индии и Цейлону, где их ожидали древние индийские гавани. Отсюда «львы моря» плыли в Сиам (Таиланд), страну Кхмер (Кампучию), Индонезию и Южный Китай. В этих местах моряки опасались тайфунов. Их называли «рух», что значит «ветер», и в сказках южных морей олицетворяли в образе гигантской птицы Рох, похищающей корабли. На западном побережье Индии (Малабарский берег) и в Южном Китае обосновались арабские и персидские купцы со своим представителем – консулом, судьей – кади и проповедником соборной мечети – хатибом. Многолюдная колония в Кантоне, уничтоженная в 878 г., даже угрожала безопасности края.
Благодаря реке Тигр «между нами и Китаем не существует преград», – заявил основатель Багдада, халиф ал-Мансур (754–775). По словам Вениамина Тудельского, Багдад «имеет двадцать миль в окружности, изобилует пальмами, садами и огородами, равных которым не найти на всей земле Шинар. Туда прибывают купцы, философы, постигшие премудрость всех наук, и волшебники, владеющие всеми видами колдовства». Трудно переоценить роль столицы халифата в сухопутной торговле и в коммерческой навигации по Индийскому океану. Вместе со своей гаванью Басрой, городом Сирафом на побережье Персидского залива и оманскими портами она притягивала «диковины Индии, Синда и Китая», которые расходились отсюда по всему мусульманскому миру. Африка присылала черных невольников и золото, слоновую и носорожью кость, цветные панцири черепах и кожи гиппопотамов, шкуры жирафов и леопардов, страусовые перья и серую амбру. Индия, Цейлон и острова Индонезии экспортировали жемчуг и драгоценные камни, пряности, сахарный тростник, железо и сталь, стволы тика для кораблестроения, сандаловое и эбеновое дерево. Из Китая вывозили шелк, фарфор, мускус, из Сиама – олово в слитках.
Саади превосходно знал стяжавшие всемирную славу старые гавани Персидского залива, где царила атмосфера дальних странствий, моряцкой дерзости, рывка в незнаемое, где сочиняли романтические новеллы о приключениях Синдбада-морехода.
На портовых улицах перед глазами скитальца проходил весь многоязычный Восток.
Уже в X в. расцветают эти города, которые отправляют свои корабли в Юго-Восточную Азию и Китай. Склады и магазины в них так забиты всевозможными товарами, что трудно повернуться.
На пристань в Омане я вышел; в свой взор
Впивал и земной я и водный простор.
Мне тюрк и румиец, араб и таджик
Встречались…[58]
Саади
Тесно примыкают друг к другу многоэтажные дома, нижние этажи которых выстроены из камня и кирпича, верхние – из дорогого тикового дерева О богатстве их обитателей говорит и прихотливая обстановка апартаментов Эти дома принадлежат купцам – экспортерам и импортерам редкостных товаров, подлинным торговым магнатам своего века Они заключают самые крупные в мире сделки, обладают капиталом в несколько миллионов динаров, имеют свои счета у банкиров и на базарах расплачиваются не деньгами, но чеками Во владении этих негоциантов множество кораблей, уходящих в рейсы на месяцы, а иногда и на годы Недаром в портовых кабачках в ходу анекдот о человеке, который 40 лет переходил с корабля на корабль, так и не ступив ни разу на твердую землю (рис 19)
Рис. 19. Арабский корабль в морском пейзаже Медальон на дне бронзовой миски, инкрустированной серебром Сирия или Египет, XIII в.
Корабли водили потомственные лоцманы и капитаны дальнего плавания, которые знали все секреты судоходства по Индийскому океану, передаваемые из поколения в поколение Но даже опытные моряки, усовершенствовавшие компас, опасались неверной стихии, сравнивая море с царем сразу все достается, но сразу все и теряется – сама жизнь висит на волоске Из гаваней Омана, Сирафа, Басры выходили и легкие быстрые суда с пассажирами, и «китайские» корабли для перевозки товаров Последние обладали сложной парусностью и вызывали удивление своей величиной они были так высоки, что для подъема на палубу служили лестницы около десяти футов длиной Вместе с экипажем эти «джонки» могли забрать 1500 человек Внутри они имели около сотни кают, несколько магазинов и подобие базара с бакалейной лавкой трактиром и палаткой брадобрея Команда состояла из опытных моряков, водолазов и солдат для защиты от пиратов Ныряли водолазы без масок, с открытыми глазами, и если во время плавания в корпусе судна обнаруживали течь, спускались под воду и залепляли пробоину воском.
В оживленных портах и центрах караванной торговли перед отправлением в дорогу собирали запасы полезных сведений. У арабских, персидских и индийских купцов, морских капитанов, рыбаков, работорговцев и пиратов – всяких людей почтенных и малопочтенных занятий – узнавали о попутных ветрах и течении рек, о религии и обычаях далеких племен, о способах меновой торговли и предосторожностях, какие следует принять. Попутно можно было услышать и об удивительных существах, живущих на краю ойкумены, о дереве в дальневосточной стране Вак Вак с плодами в виде прекрасных девушек иш о магнитных горах на дне океана, которые, притягивая гвозди, разрывают на части корабли Неслучайно в арабских судах вместо гвоздей применяли деревянные шипы из бамбука.
Рассказы бывалых людей использовали создатели классической школы арабской географии, писавшие на универсальном языке восточной науки Авторы географических трактатов с астрономическими и математическими выкладками, словарей и карт, ориентированных на «пуп Земли» – Мекку, практических справочников с обстоятельным перечислением населенных пунктов не только компилировали труды предшественников и опрашивали пришельцев из дальних мест, они и сами собственными стопами неустанно мерили землю, годами с риском для жизни блуждали в пустынях и морях «Исходил я доброе число морей, побывал на Китайском, Румском, Хазарском, Красном и Арабском морях и испытал там неисчислимые ужасы, но ничего более страшного, чем Африканское море, мне встречать не доводилось» (ал-Масуди).[59]
В своих «научных экспедициях» арабоязычные географы накопили огромную информацию по физической географии, экономике, истории и этнографии всех стран от Испании до устья Инда и верховий Енисея Они изучили юго-восточное побережье Азии вплоть до Кореи и располагали достоверными материалами о Центральной Африке.
Расцвет торговли и землеведения в мусульманском мире был подготовлен задолго до арабских завоеваний и исламизации покоренных народов в VII–VIH вв. Археологические открытия последних десятилетий свидетельствуют о том, что, войдя в соприкосновение с высокими цивилизациями Ближнего Востока, Ирана и Средней Азии, арабы унаследовали уже сложившуюся систему коммуникаций на огромных территориях от Византии до Китая.
Глава 2
Великий шелковый путь
В предгорьях Главного Кавказского хребта, в ущелье притока Кубани – Лабы, где в средние века обитали адыго-аланские племена, расположен могильник Мощенная Балка. В сухих пещерных склепах, тянущихся вдоль обреза балки, найдены предметы из дерева и кожи, полотняные одежды, украшенные шелком Особое внимание археологов привлекла группа китайских вещей времени династии Тан (618–907) обрывки картины на шелке, фрагменты переплета и рукописей Судя по документу с приходо-расходными записями «120 монет 10-й месяц 4-й день продал», – вещи эти принадлежали китайскому купцу.
Верблюдов отборных с ним тысяча шла,
И не было грузам богатым числа
Сто рыжих верблюдов с дирхемами шли,
А сорок верблюдов динары везли
С вьюками, где мускус и лучший алой,
С шелками, дивящими взоры красой, —
Их Чин поставляет, и Мыср, и Иран —
Шел в тридцать верблюдов еще караван
Фирдоуси
В 1965 г в недрах безжизненного Афрасиаба – городища древнего Самарканда – археологи обнаружили росписи VII в. Они украшали парадный зал дворца самаркандского правителя Вархумана. Монументальные композиции на глинобитных стенах поясняются согдийскими надписями Перед глазами зрителей, сидевших вдоль стен на низкой скамье-суфе, развертывался блестящий «парад» азиатских народов во всем своеобразии их этнического облика, украшений и оружия, одежд и орнамента шелковых тканей Вот посольство от владетеля Чаганиана – области в долине Сурхандарьи Под перезвон колокольчиков мерно шествует слон с паланкином, в котором везут принцессу. Ее сопровождают знатные всадницы и вельможи с булавами в руках, едущие на верблюдах. Другие участники процессии гонят священных белых птиц и табуны коней. Не свадебный ли это кортеж; иноземная невеста со свитой прибывает ко двору царственного жениха? На западной стене зала – тюркские воины с длинными черными косами и китайские дароносцы с рулонами тканей, шелковой пряжей, плодами. Китайцы в шелковых халатах с широкими рукавами, их волосы собраны в пучок на макушке; у корейских посланников – круглые шапочки с перьями. На северной стене – сцены охоты на леопардов и катания на лодке китайской принцессы с придворными дамами. Как удалось создателю живописи Афрасиаба так досконально изучить моды и обычаи народов, живших на бескрайних пространствах от Великой китайской стены до утонувшего в садах Самарканда?
Посольство Маниаха
На четвертом году правления византийского императора Юстина II (565–578) в Константинополь из Согдианы – крупного оазиса в Средней Азии в бассейне Зеравшана и Кашкадарьи – прибыло посольство от тюркского кагана Дизибула. Его возглавлял знатный согдиец Маниах. Греческий историк Менандр повествует: миссия преследовала цель заключить соглашение с ромеями о торговле шелком в обход сасанидского Ирана, правители которого, борясь с Византией, облагали товары чужеземных купцов высокими пошлинами. Шахиншаху «было совсем нежелательно, чтобы согдийцы могли безнаказанно переходить границы его страны». Поэтому посольство избрало кружной путь через Северный Кавказ. Караван Маниаха, оставив позади снежные горы, равнины и леса, болота и реки, Кавказский хребет, наконец, достиг Византии. Император благосклонно встретил прибывших и отправил к тюркам ответное посольство во главе со стратегом[60] восточных провинций Зимархом. Можно восстановить маршрут длительного путешествия Зимарха со спутниками: от Трапезунта к реке Риони и через Кавказский хребет к реке Кубань, далее вдоль северных берегов Каспийского и Аральского морей к Сырдарье. Из страны согдийцев послы отправились к горе Эктеле (Золотой), как называли Алтай. Там, в котловине, окруженной горами, они посетили резиденцию Дизибула – властителя громадной степной державы. Ромеев, привыкших к тяжелой византийской пышности, все же поразило богатство правителя тюрок. В палатке, где состоялась аудиенция, под позолоченными деревянными колоннами они увидели золотое ложе, поддерживаемое четырьмя золотыми павлинами. На площади общественных собраний, на расставленных повозках лежали серебряная утварь и золотые изваяния животных, не уступавшие произведениям греческих мастеров. Дружественно принятый тюрками Зимарх вернулся в Византию тем же путем – через страну аланов и Трапезунт. Так установились непосредственные контакты между Константинополем и ставкой тюркского кагана.
То было время, когда после 500-летнего перерыва возобновились сухопутные связи между западом и востоком Азии. От Чина до Рума протянулся Великий шелковый путь. По нему везли самый желанный и ходкий товар: шелк-сырец и шелковые ткани. Возникает своего рода «шелковая» диломатия: нередко торговлю вели в завуалированной форме – под видом приношения даров при обмене посольствами или дипломатическими миссиями. Ее интенсивность можно усмотреть в стихах танского поэта Чжан Цзи: «В пограничном городе пелена дождя, низко летят гуси, постепенно выравниваются ростки спаржи. Далекие звуки бесчисленных колокольчиков сливаются вместе. Видимо, это верблюды (груженные) тонким шелком, направляются в Ансьи». Благодаря легкости, компактности, громадному спросу и дороговизне шелк сыграл немалую роль в отношениях между правителями разных стран. С его помощью покупали мир, заключали союзы, шелк посылали с посольствами властителям далеких земель. В быту аристократии шелковые материи приобрели большую популярность, спрос на них возрос необычайно. Как золото или драгоценная утварь, шелк превратился в международную валюту: им уплачивали подати и государственные долги, одаривали царей, храмы и иностранных послов, им вознаграждали наемных воинов.
Недаром выписаны с такой скрупулезностью шелковые ткани на среднеазиатских настенных росписях VII–VIII вв.: передан не только узор, служивший знаком ранга, но даже структура материи и швы на одеждах. Запечатленные на фресках царственные охотники и их приближенные одеты в шелка. В шелковые одежды облачались гордые мелкопоместные рыцари-дихкане перед прибытием на пир, торжественный прием во дворце или обрядовое празднество, купцы и послы, спешившие из-за дальних рубежей. Прочный и легкий, яркий и блестящий шелк шел на кафтаны вельмож, шатры царей и балдахины над их тронами. Поэты подробно и со вкусом описывают ткани и ковры, «которые украшены парными рисунками великолепного шитья: там куры, там львы в засаде, всяких вещей там можно видеть изображения…».[61]
То было время, когда после 500-летнего перерыва возобновились сухопутные связи между западом и востоком Азии. От Чина до Рума протянулся Великий шелковый путь. По нему везли самый желанный и ходкий товар: шелк-сырец и шелковые ткани. Возникает своего рода «шелковая» диломатия: нередко торговлю вели в завуалированной форме – под видом приношения даров при обмене посольствами или дипломатическими миссиями. Ее интенсивность можно усмотреть в стихах танского поэта Чжан Цзи: «В пограничном городе пелена дождя, низко летят гуси, постепенно выравниваются ростки спаржи. Далекие звуки бесчисленных колокольчиков сливаются вместе. Видимо, это верблюды (груженные) тонким шелком, направляются в Ансьи». Благодаря легкости, компактности, громадному спросу и дороговизне шелк сыграл немалую роль в отношениях между правителями разных стран. С его помощью покупали мир, заключали союзы, шелк посылали с посольствами властителям далеких земель. В быту аристократии шелковые материи приобрели большую популярность, спрос на них возрос необычайно. Как золото или драгоценная утварь, шелк превратился в международную валюту: им уплачивали подати и государственные долги, одаривали царей, храмы и иностранных послов, им вознаграждали наемных воинов.
Недаром выписаны с такой скрупулезностью шелковые ткани на среднеазиатских настенных росписях VII–VIII вв.: передан не только узор, служивший знаком ранга, но даже структура материи и швы на одеждах. Запечатленные на фресках царственные охотники и их приближенные одеты в шелка. В шелковые одежды облачались гордые мелкопоместные рыцари-дихкане перед прибытием на пир, торжественный прием во дворце или обрядовое празднество, купцы и послы, спешившие из-за дальних рубежей. Прочный и легкий, яркий и блестящий шелк шел на кафтаны вельмож, шатры царей и балдахины над их тронами. Поэты подробно и со вкусом описывают ткани и ковры, «которые украшены парными рисунками великолепного шитья: там куры, там львы в засаде, всяких вещей там можно видеть изображения…».[61]