Дарси Эмма. Свадьба во спасение

   — Рик или Митч в качестве партнера устроили бы тебя больше? — решил он проверить, распространяется ли ее неприязнь на его друзей или только он оказался в немилости.
   — Это не то, о чем мы должны говорить, — уклонилась Меган от ответа.
   — А по-моему, как раз то. Что ты имеешь против меня? — прямо спросил Джонни.
   В третий раз лицо и шея Меган залились краской. Она отвела взгляд, но снова ушла от ответа.
   — Я сама справлюсь. Если долг уменьшится, я смогу…
   — А если не сможешь? Зачем рисковать понапрасну? — Джонни уже понял, что проблема именно в нем. — За что ты невзлюбила меня настолько сильно, что не хочешь даже принять помощь?
   — Я не невзлюбила! Просто это не правильно! выкрикнула Меган со страстью, вскакивая на ноги и наклоняясь вперед, упершись руками в стол.
   — А как правильно по-твоему?
   Мятежный огонь в ее глазах угас, уступив место печальной усталости.
   — Не знаю. Я ничего не знаю, — пробормотала она, опускаясь в кресло и съеживаясь.
   Она выглядела такой потерянной, такой несчастной, что Джонни во второй раз захотелось схватить ее, но не трясти в ярости, а обнять, прижать к себе и пообещать, что все наладится. Он вспомнил, как сделал это однажды, когда она была маленькой. Она бежала к нему, чтобы что-то рассказать, как вдруг упала и сильно ободрала коленки… Он подхватил ее, прижал, а она приникла к нему, уверенная, что он обязательно избавит ее от боли.
   Он очень любил ту девочку, младшую дочь Патрика.
   Может быть, у завещания Патрика более глубокий смысл? Может быть, он хотел, чтобы Джонни позаботился о Меган? Но как он может сделать это?
   Его взгляд упал на шахматный столик. Пат.
   Он должен разработать стратегию, как уговорить Меган принять помощь, не ущемляя при этом ее гордости. Может быть, неприязнь к нему носит не личный характер, а порождена неудачным романом, когда она училась в колледже? Разочаровавшись в мужчинах, она решила стать независимой и рассчитывать только на себя?
   И тут Джонни пришла идея. Это было безумие, чистое донкихотство, но чем больше он думал о ней, тем больше она ему нравилась. По многим причинам.
   — Знаешь, Меган, ты сможешь иметь право на все, чем я располагаю, не считая это благотворительностью, если… выйдешь за меня замуж.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Замуж?
   Меган на несколько секунд потеряла способность соображать.
   Сердце забилось в груди в глупой надежде, но потом смысл сказанного стал доходить до нее. На смену надежде пришла ярость, заставившая ее снова вскочить с отцовского кресла.
   — Ты думаешь, я выйду за тебя замуж из-за, твоих денег? — Не дожидаясь ответа — он был ей не нужен, она бросилась в атаку. — Как ты посмел смешивать меня с теми женщинами, которые вешаются на тебя ради того, что ты можешь им дать! — Она возмущенно взмахнула руками. — Это лишний раз подтверждает, насколько ты испорчен той жизнью, которую ведешь. Ты привык покупать женщин. Наверняка у тебя в каждом городе по любовнице!
   Она воинственно уперлась руками в бедра, как будто демонстрируя, что ее женственность не продается.
   — Но только не в Гундамурре. Даже если мне придется есть грязь, я не присоединюсь к веренице твоих любовниц!
   У Джонни был такой вид, будто ее слова забавляют его.
   — Ты представила меня какой-то секс-машиной, не удосуживающейся даже запоминать имена женщин, с которыми имею дело.
   Меган пожалела, что дала волю чувствам и ввязалась в этот разговор.
   Джонни подошел к столу и Встал напротив нее.
   — Могу я узнать, отчего у тебя сложилось такое впечатление?
   — Только не говори, что тебя не преследуют толпы поклонниц, — фыркнула она, складывая руки на груди, как будто стремясь защититься от его привлекательности, которая помимо воли начинала действовать на нее. — У любого, кто зашел в кондитерскую, возникает желание отведать сладостей.
   — Интересно, ты когда-нибудь высказывала отцу свое мнение обо мне?
   — Нет. Да и зачем? Думаю, он сам понимал, кто ты, — ядовито ответила Меган.
   — Да, он понимал. Он взял на себя труд понять, кто я, когда мне было шестнадцать.
   — Шестнадцать, — хмыкнула Меган. — Тогда ты не был поп-идолом.
   — Да, не был. Я был мальчишкой с улицы, единственный жизненный опыт которого заключался в умении выживать и избегать неприятностей.
   Меган нахмурилась. Она никогда не задумывалась об этом.
   — Ты всегда казался мне счастливым человеком.
   Джонни пожал плечами.
   — Просто я быстро понял, что улыбка может избавить от многих бед, а также скрыть то, что никому не следовало знать.
   — Ха! Я всегда знала, что легендарное обаяние лишь маска.
   Ее фраза вызвала его недоуменный взгляд.
   — Поначалу это была часть тактики выживания. Но потом мне понравилось производить хорошее впечатление на людей. Что в этом плохого?
   — Потому что это обман.
   — Обман? Почему?
   — Потому что ты заставляешь человека думать, что он особенный, что он что-то значит для тебя.
   А на самом деле — ни-че-го.
   — Меган, каждый человек особенный. — Его взгляд впился в ее лицо, в голосе снова появилась страстность. — Разве твой отец не говорил тебе об этом? Разве его пример не показал тебе этого?
   Он перевел взгляд на кресло, с которого она вскочила. Страдание, промелькнувшее на его лице, без слов сказало ей, что он хотел бы увидеть в нем Патрика живым и здоровым и как невыносимо было ему увидеть ее сидящей на этом месте.
   Джонни кивком указал на кресло.
   — Это Патрик научил меня ценить собственную индивидуальность. Он объяснил мне, почему я не должен позволять использовать себя, и как стать тем, кем могу стать, и если я так сильно люблю музыку, то должен следовать зову своего сердца.
   Меган никогда не задумывалась, как он прожил свои первые шестнадцать лет, до приезда в Гундамурру. У него было тяжелое детство? Но даже если так, это было давно. Он добился успеха, и воспоминания не могут омрачать его жизнь…
   Или могут?
   Он перевел на нее сверкающий яростью взгляд.
   — Я таков, каков я есть, Меган. Но я никогда не принижаю других, чтобы возвыситься самому. И я не падок на дармовое угощение — это к разговору о кондитерской. Мне жаль людей, которые размениваются на это, потому что они обесценивают самих себя. Я не поощряю своих поклонников, но рад, что мои песни трогают их души. Я вкладываю в свои песни те ценности, которые привил мне твой отец, Меган. И Патрик понимал это.
   Странно, что ты этого не поняла.
   Да он не просто Король Обаяния, он — Святой Джонни!
   — А мне кажется, что это элементарная игра на чувствах людей. Ты прекрасно знаешь, что им нужно, и даешь им это.
   — Похоже, ты рада бы сбросить меня обратно в сточную канаву, в которой я вырос.
   — Нет. Твое место на вершине голливудского Олимпа.
   — Лишь бы я оставил Гундамурру тебе, да? Озлобленной женщине, которая лучше умрет, чем примет помощь от мужчины?
   Эта внезапная контратака вынудила Меган защищаться.
   — Я не озлобленная женщина!
   — Что с тобой случилось? Тебя использовал какой-то мужчина? Он хотел только секса и не хотел свадебных колоколов?
   — Это не твое дело.
   — О нет! Теперь это мое дело. Ты сама сделала его моим, относясь ко мне подобным образом.
   Как будто я какое-то мерзкое пресмыкающееся, которому безразлично, кого использовать для реализации своих сексуальных потребностей.
   — Я этого не говорила. Но ты не можешь обвинять меня в подобных мыслях, потому что все знают, какую жизнь ведут поп-звезды.
   — У меня нет такой репутации, но ты все равно презираешь меня. Потому что я мужчина?
   — Потому что ты — Джонни Обаяшка! — выпалила Меган, чувствуя, что в этом поединке он одерживает верх. — Ты же не будешь отрицать, что у тебя было много женщин?
   — Но только не Меган Магуайр, которая не желает становиться в очередь. Она предпочтет стоять в стороне и всячески избегать меня.
   — В чем дело, Джонни? Не привык, что кто-то не падает к твоим ногам?
   — Меган, — Джонни вдруг стал серьезным, что я тебе сделал? Ведь я не использовал тебя, не оскорблял? Тот парень в колледже был бабником и прыгал из постели в постель?
   — А ты сам? Если ты не бабник, то почему до сих пор не женился? — не сдавалась Меган.
   Джонни усмехнулся, выражение его лица стало задумчивым.
   — Просто не встретил никого, кого бы захотел привезти сюда. — Он покачал головой и отошел к шахматному столику. — Рик ни минуты не колебался и сразу привез сюда Лару, Митч — Кэтрин…
   Он взял в руки черного короля и стал поглаживать его большим пальцем, как будто хотел оживить. Вспомнил ли он в этот момент, как Патрик играл в шахматы с Кэтрин?
   — Они сразу все поняли про Патрика и про Гундамурру, — продолжал Джонни все так же задумчиво. Голос его приобрел тот волнующий тембр, который делал его песни такими проникновенными. — Они все поняли и приняли.
   — Но они не остались здесь жить. Все они живут в городе.
   Джонни вернул короля на доску, но поставил его и даже кивнул, как будто отдав дань уважения.
   Когда он повернулся к Меган, на лице его была чуть печальная и одновременно ироничная усмешка.
   — Некоторые из женщин, с которыми я встречался, с радостью разделили бы жизнь с Джонни Обаяшкой, но им не нужен был Джонни Эллис.
   — Ты был нужен мне, но ты потерял меня.
   — Мне кажется, ты сама себя потеряла, Меган.
   Ты делаешь все, чтобы не казаться женщиной, прячешь свою женственность в мужскую одежду, стягиваешь волосы…
   — Просто так удобнее для работы, — попробовала защититься она.
   Взгляд Джонни спустился к ее скрещенным на груди рукам.
   — Весь твой вид телеграфирует: «Держись от меня подальше!» Похоже, тот парень из колледжа сильно обидел тебя. Но я думал, что дочь Патрика знает себе цену и не позволит себе быть жертвой…
   — Я знаю себе цену, черт побери! Именно поэтому я не продамся тебе за все твои деньги!
   — Меган, это была больше провокация, чем предложение. — Его губы растянулись в усмешке. И она удалась, не так ли?
   Меган вспыхнула, вспомнив, что она тут наговорила. Не стоило забывать, что Джонни никогда не был серьезным. Он умело расставил ловушку, и она угодила в нее. Ей очень хотелось вернуться в отцовское кресло, вновь обрести уверенность в себе, но ей подумалось, что этим она вызовет презрение и жалость Джонни.
   Но так или иначе она должна вернуть себе инициативу в этом разговоре. Меган подошла к шахматному столику, оперлась руками на его край и задала вопрос, который, как она надеялась, собьет Джонни с ног:
   — А что было бы, если бы я согласилась выйти за тебя замуж?
   У него хватило выдержки усмехнуться.
   — Тогда бы мы стали планировать свадьбу.
   Нет, он не может говорить всерьез. Джонни снова ее провоцирует и просто ищет трещину в ее обороне, чтобы побольнее ударить. Меган пренебрежительно тряхнула головой.
   — Ты, безусловно, шутишь.
   — С чего ты взяла? С давних времен брак использовался для объединения собственности. Глаза его лукаво блеснули. — И обзаведения наследниками.
   Желудок Меган мучительно сжался, когда она представила, что Джонни мог бы стать отцом ее детей, но разум решительно отверг всякую мысль о том, как эти дети зачинались бы.
   — Сейчас не феодальные времена, и я ни за что не попаду в ловушку брака без любви, в котором мой муж будет прыгать из постели в постель по всему миру.
   Джонни вскинул брови в насмешливом изумлении.
   — Я думал, единственная любовь твоей жизни это Гундамурра. Какая тебе разница, чем занимается твой муж, если он обеспечил твое будущее здесь?
   Как же мастерски он умеет переворачивать все с ног на голову! Она должна немедленно прекратить этот бессмысленный разговор.
   — Мое будущее — только моя забота.
   — Но теперь оно неразрывно связано с моим, напомнил он ей.
   — Но не в личном плане.
   — Это могло бы быть… продуктивным.
   — Ой, прекрати, Джонни! — раздраженно воскликнула Меган, снова складывая руки на груди. Не надо играть со мной в эту дурацкую игру.
   Джонни немедленно стал серьезным.
   — Она вовсе не дурацкая. Она позволила мне понять твое многолетнее предубеждение против меня. Кстати, очень несправедливое. Надеюсь, ты сможешь преодолеть его и мы станем друзьями.
   Она не хотела быть другом, она хотела…
   — Друзьями, объединенными общей целью, продолжал Джонни. — И эта цель — спасти Гундамурру. Надо забыть наши разногласия и объединиться. Я даю деньги, ты используешь их на благо Гундамурры по своему усмотрению — все так просто. Думаю, именно этого хотел Патрик.
   Меган посмотрела на Джонни и поняла, что он не отстанет, пока она не согласится. Продолжать борьбу с ним было бесполезно.
   А все отец…
   Отец…
   Ее горло свело от подступающих рыданий, глаза наполнились слезами. Она поспешно отвернулась и отошла к столу, затем, с трудом сглотнув, сказала то, что должна была:
   — Хорошо. Ты даешь деньги, я расходую их на благо Гундамурры. Если ты позовешь Митча, мы можем составить соглашение.
   — Меган…
   Нежность его голоса вызвала дрожь в ее теле.
   — Уйди… пожалуйста.
   Она услышала, как Джонни тяжело вздохнул.
   — Я просто хотел сказать… Я знаю, ты считаешь, что Гундамурра принадлежит тебе по праву рождения, и воспринимаешь меня чуть ли не как захватчика. Но в каком-то смысле я тоже родился здесь. Это и мой дом тоже. И всегда будет им.
   Всегда…
   Меган напряглась и расслабилась только тогда, когда услышала, как открылась и с тихим щелчком закрылась дверь.
   Он ушел.
   Но он вернется. И если он продолжает считать Гундамурру своим домом даже теперь, когда отца не стало, он будет возвращаться снова и снова.
   Тем более что ему принадлежит сорок девять процентов.
   Интересно, а если бы она действительно сказала, что согласна выйти за него замуж? Неужели он женился бы на ней, отказавшись от всех других?
   Замок на песке.
   Глупая, несбыточная мечта.
   А действительность такова, что, даже случись это, он бы то и дело покидал ее, возвращаясь в мир, где ей не было места. Гундамурра требует всего ее времени и внимания, и она не выдержала бы, думая все время о том, кто занимает ее место, когда она далеко.
   Но она могла бы выйти за Джонни замуж, а потом развестись…
   Господи боже! Она думает как настоящая… стерва. Гадкая стерва! А все потому… Меган закрыла глаза. Потому что с самой юности мечтает, что он полюбит ее. Полюбит так, как будто она одна-единственная женщина на земле. Во всяком случае, для него.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Это был напряженный день, и Джонни обрадовался, когда Рик и Митч предложили прогуляться к общежитию рабочих. Женщины были заняты подготовкой к похоронам, мужья Джесси и Эмили предпочли остаться в доме и сыграть в бильярд.
   Все намеревались пораньше лечь спать, поскольку назавтра предстоял очень трудный день для всех.
   Было большим облегчением оказаться на воздухе под звездным небом Аутбэка, побыть немного втроем — трое друзей, которым не нужны слова, чтобы понять друг друга. Они прожили здесь шесть месяцев, когда им было по шестнадцать, и вот они снова здесь все вместе двадцать два года спустя и молча делят воспоминания, принадлежащие только им одним… воспоминания о человеке, ставшем для них отцом.
   — Как Меган обошлась с тобой, Джонни? спросил Рик.
   — Согласилась принять финансовую помощь, уклончиво ответил Джонни.
   — Джонни, ты же прекрасно понимаешь, что он спрашивает не об этом, — вступил в разговор Митч.
   Джонни горестно вздохнул.
   — Враждебность сменилась пассивной нейтральностью. Но я работаю в этом направлении, дайте время…
   — Как раз времени у тебя не так и много, — напомнил Рик.
   — Меган не приемлет моей… мои интересы.
   Но мне кажется, что сегодня мы сломали некоторые барьеры.
   — Я беспокоюсь о ней, — сказал Митч. — Она выглядит потерянной.
   Джонни не понравились слова друга, и он нахмурился. ;
   — Меган — дочь Патрика. Она справится.
   — Было бы хорошо, если бы вы подружились до твоего отъезда, Джонни.
   — Я работаю над этим, — повторил Джонни.
   — Она еще так молода, — заметил Митч.
   — Не так уж и молода. Она справится, я не сомневаюсь, — заметил Джонни.
   — Молода в том смысле… чтобы понять тебя.
   Ты же всегда был немного ковбоем, Джонни. — Ты же был… деликатным этим утром, да?
   — Черт возьми! Если я ковбой, то она… колючий кактус.
   Рик рассмеялся.
   — И эти колючки вонзились в твою кожу?
   Глубже, чем Джонни хотелось бы признать.
   — Я же сказал, что работаю в этом направлении.
   — Смягчи ее, очаруй. Ты же мастер в этом деле, посоветовал Митч.
   Особенно если учесть, что его обаяние не действует на Меган.
   — И все-таки постарайтесь стать друзьями.
   Друзьями.
   Похоже, с этим как раз и будут проблемы. Конечно, удобнее и спокойнее стать друзьями, объединенными общей целью. Надо признать, после их разговора Меган перестала отпускать в его адрес свои ехидные замечания, согласилась со всеми финансовыми предложениями, которые сделал Джонни и юридически оформил Митч, и даже изложила ему наиболее насущные проблемы Гундамурры.
   Но глаза ее были при этом тусклы, голос ровным и безжизненным. И хотя Джонни не мог не испытывать глубокого уважения к тому, как она управляется с огромным хозяйством, он никак не мог справиться с желанием утешить ее и приласкать. Но Меган больше не была маленькой девочкой.
   Он поймал себя на том, что все больше и больше думает о ней как о женщине, не может отвести взгляд от ее рта, маленьких ушек, завитков рыжих волос, выбившихся из тугого узла на затылке.
   Должно быть, на него подействовал утренний разговор о браке и сексе, породив ненужные мысли и желания, которые отнюдь не отличались благородством. Познала ли она наивысшее удовольствие в объятиях мужчины, или парень — а может быть, парни? — из колледжа был грубияном и эгоистом, заботившимся только о собственном удовольствии? Если так, — то он хотел бы освободить ее от этих тягостных воспоминаний, заставить перестать прятаться от жизни.
   А может быть, он просто хотел Меган?
   Конечно же, ее пламенная гордость не могла не пробудить в нем пещерного человека, желающего утащить добычу в пещеру, сорвать с нее одежду, под которой она намеренно скрывает свою сексуальность, и заставить ее признать, что она женщина.
   Но Меган отказывается видеть в нем мужчину.
   Не говоря уже — мужа…
   Кроме того, он действительно должен вернуться в Аризону, чтобы закончить фильм. Не самое удачное время для установления отношений с Меган, но вот когда он вернется через несколько месяцев… Джонни вдруг понял, что хотел бы увидеть теплоту и радость в ее глазах, ну, может быть, с искорками насмешки.
   Общежитие было пустым — ни одного временного работника. В Гундамурре остались только те, кто жил здесь постоянно.
   Все трое одновременно посмотрели на койки, на которых когда-то спали, вспомнили страхи и мечты, которыми они делились друг с другом в ночной тиши.
   Джонни твердо решил после завершения съемок сделать перерыв в своей творческой карьере, вернуться в Гундамурру и пожить здесь подольше, чтобы понять, сможет ли он быть здесь счастлив. Он прошел большой путь с тех пор, как ему было шестнадцать, многого добился, но его всегда тянуло домой, в Гундамурру.
   А вот теперь и Патрик позвал его.
   Это было его последним желанием и последней волей — чтобы он, Джонни, разделил Гундамурру с Меган.
   Или он призван только спасти ее от банкротства, убедиться, что дела пошли на лад, а затем отдать свою долю Меган, как ответный жест на тот бесценный дар, каким стала для них всех любовь Патрика.
   Что было в голове Патрика, когда он составлял завещание? Но для Джонни было долгом чести выполнить его последнюю волю.
   И все же — в чем заключается правда?
   Мысли Джонни были отрывочными и противоречивыми, и он чувствовал, что не готов поделиться ими даже с друзьями. Его чувства к Меган… Это было очень личным.
   Они покинули общежитие, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. На миг Джонни испытал зависть к своим друзьям, рядом с которыми сейчас лежали в постели их жены — женщины, которые любили, знали и понимали их. Джонни прошелся по веранде, опоясывающей дом по периметру, затем остановился у двери своей комнаты, чувствуя себя слишком возбужденным и неспокойным, чтобы пытаться уснуть.
   Он облокотился на перила веранды, взгляд его остановился на единственной сохранившейся зеленой лужайке — она поливалась водой из подземного источника по специально проложенной трубе. Это было лужайка жены Патрика. В каждом из четырех углов лужайки росло перечное дерево, под которым была установлена скамейка.
   Именно на этой лужайке и этих скамейках собирались все обитатели Гундамурры в сочельник, пели рождественские гимны и веселились. Джонни обычно играл на гитаре и запевал…
   Внезапно он выпрямился.
   На одной из скамеек кто-то сидел.
   Меган Он инстинктивно понял это, прежде чем разглядел сидевшего.
   Меган одна, не спит… как и он.
   Он не успел подумать, что, может быть, она хочет побыть одна, — ноги сами понесли его к скамейке. Она не должна сейчас быть одна, он не хочет, чтобы она чувствовала себя одинокой. Патрик велел ему быть рядом с ней.
   Пульс Меган участился — Джонни увидел ее.
   Он идет к ней.
   Она хотела поговорить с ним, перехватить, когда он пойдет в свою комнату, но ее решимость быстро таяла по мере того, как он приближался.
   Она знала, что они втроем — Джонни, Митч и Рик ходили в общежитие, где жили когда-то, и вдруг почувствовала, что, по сути, ничего не знает о том, что привело их сюда двадцать два года назад. Но ведь ей было всего шесть лет, когда Патрик привез в Гундамурру трех шестнадцатилетних подростков.
   — Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе, Меган? — Голос Джонни был мягким и глубоким.
   Она подняла глаза. Перед ней стоял большой и сильный мужчина. Как ее отец. Широкие плечи, которые были готовы взвалить на себя все тяготы Гундамурры. Вместо ее отца. Вместо нее. Но не с ней.
   — Нет, Джонни. Буду рада.
   Он сел рядом с ней и наклонился вперед, опершись локтями на колени и свесив руки между ними.
   — Я тоже тоскую по нему, Меган, — тихо сказал он, — но я понимаю, что твоя потеря намного больше, чем моя, потому что ты была рядом с ним каждый день, работала бок о бок…
   — Не надо! — Меган сглотнула, чтобы затолкать обратно готовые вырваться из груди рыдания. — Я хотела поговорить с тобой о другом.
   — О чем угодно, — заверил Джонни.
   Неужели все так безнадежно? Ведь он не женат. Он сам сказал, что не встретил никого, кого бы ему захотелось привезти сюда. Но его жизнь поп-звезды так далека от жизни, которой она живет в Гундамурре.
   Джонни повернулся к ней и взял за руку.
   — Итак, Меган, о чем ты хотела поговорить?
   Мне казалось, что утром мы все обсудили.
   — Я была не права, Джонни. Я была раздражена и несправедлива…
   — Все в порядке, — поспешил он успокоить ее.
   — Ничего не в порядке! — воскликнула Меган.
   Ей не была нужна его снисходительность. — Митч как-то сказал, что я не знаю, каким было твое детство и что привело тебя в Гундамурру. Теперь я хочу знать это, потому что иначе я не пойму, почему папа выбрал тебя.
   — Мне жаль, что ко всем твоим потрясениям добавилось еще и это..
   Подушечкой большого пальца он поглаживал ее ладонь, посылая жаркие импульсы по всему телу. Она почувствовала, что теряет нить разговора. Все защитные инстинкты призывали ее прервать этот контакт, не позволять себе чувствовать это предательское возбуждение.
   — Знаешь, я никогда не расспрашивала отца о тебе. Ты был для меня просто Джонни. Потом ты стал Джонни-звездой, снискав мировую популярность и славу.
   — Мне именно это всегда и нравилось — что все твое детство и подростковые годы я был для тебя просто Джонни. Я был бы рад, если бы так оставалось и сейчас. Вокруг меня достаточно людей, которые видят во мне исключительно звезду, — сухо закончил он.
   Меган была рада, что он не видит смущения, вызванного его словами.
   — Извини, я предпочитала думать о тебе самое худшее.
   То ли Джонни понял, что ей неловко, то ли сам решил придать разговору немного юмористический оттенок, но он добавил с усмешкой:
   — Вообще-то, женщины обычно реагируют на меня несколько иначе. Теперь всегда спускай меня с небес на землю, как только я приеду в Гундамурру — Прекрати, Джонни, — раздраженно попросила Меган, — не стоит тратить на меня свое пресловутое обаяние. Я ведь прекрасно знаю, что за ним ничего нет.
   Она попыталась поймать его взгляд, но он поднял голову и смотрел в звездное небо. Его рука крепче сжала ее руку, затем расслабилась, как будто он спохватился. Она поняла, что что-то гнетет его изнутри, что-то, чего он не хочет показать.
   — Когда вечером вы втроем ходили в общежитие для работников, я поговорила с Ларой и Кэтрин. Ведь я действительно не знаю, что привело вас троих сюда, в Гундамурру, к отцу. Я очень много узнала о Рике. И Митче. Но они ничего не могли рассказать о тебе, Джонни.
   — Они ничего не рассказали, потому что нечего рассказывать, — коротко ответил Джонни. — У Рика и Митча была хоть какая-то семья, у меня никакой и никогда.
   — И все равно у тебя должна быть какая-то история, даже у сирот она есть, — стала настаивать Меган, полная решимости узнать наконец правду.
   — Ничего такого, что бы я помнил. — Он с вызовом посмотрел на нее. — Мне сказали, что моя мать была проституткой, которая умерла от передозировки героина, когда мне было два года. Никто тогда не заявил на меня прав, и меня отдали на воспитание в семью. Кто был моим биологическим отцом — узнать не представляется возможным.