– А теперь оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Я умею пытать. Мои слуги будут рядом. Не советую пытаться бежать, – они очень любят свежее мясо и мне будет трудно удержать их от соблазна...
Это было уже кое-что. Намек на месть, о которой Сенор до сих пор не вспоминал. В любом случае, ему предстояла достаточно нелепая смерть.
Когда он снова обрел способность трезво соображать, то попытался выяснить, с ним ли еще остальные амулеты. Он не мог видеть своих рук, вывернутых за спину, более того – его связали так, что кисти не касались каменного столба. После многочисленных попыток, мучительных для пленника, но незаметных для глонгов, ему удалось провести по поверхности камня тыльной стороной ладони. Когда Сенор почувствовал, что перстень цепляется за ее шероховатости, в нем зародилась слабая надежда на спасение, хотя до сих пор он ни разу не пользовался амулетом Бродячего Монаха.
Закинув назад голову, он попытался таким же образом определить, надет ли на нее стеклянный обруч, которого уже давно не замечал, словно тот был частью его тела. Но стальная пластина, торчавшая из хитина и защищавшая затылок от удара сзади, помешала ему сделать это.
Сенор еще не представлял себе, как сможет освободиться. Он посмотрел на глонгов, стоявших по обе стороны от него. Мертвецы, возвращенные к жизни, оставались неподвижными, как ужасные изваяния, только в темных провалах глазниц по-прежнему еле слышно копошились черви.
Магические знаки, вычерченные на камнях, удерживали придворного Башни внутри невидимых стен. Он вспоминал, как исчезал из мира Сдалерн Тринадцатый. У того это получалось достаточно просто. А герцогу даже не нужно было преодолевать Завесу Мрака. Если, конечно, Треттенсодд Сдалерн говорил правду...
Чередование кровавого света и тьмы постепенно привело его ум в исступленное состояние, близкое к панике. Рассудок герцога отчаянно цеплялся за привычное восприятие мира, казавшееся единственно верным, и привычные мысли, но равномерно вспыхивавший свет изгнал их на окраины сознания, а потом вытеснил совсем и сознание Незавершенного стало безмолвным и абсолютно спокойным, как гладкая поверхность воды, способная отразить, не всколыхнувшись, даже самое дикое видение...
Сенор оказался в состоянии транса, некоей промежуточной реальности, где действительность, представлявшаяся незыблемой, была размыта и вокруг не осталось ничего, кроме багрового свечения, выкалывающего глаза.
Потом Сенор утратил связь со своим телом, вообще со всем тяжелым и плотным, что удерживало его внутри непреодолимых ранее границ. Больше не существовало гипнотизирующего света, потому что не существовало зрения. Что-то, чему не было названия, породило легкую волну в стоячем озере сознания, раздробило отражения материи, перемешало их и погнало сквозь сумрачное царство теней и обломков видений к иллюзорному берегу, на котором жалкий механизм смятенного разума начал возводить фундамент новой, теперь уже зыбкой реальности.
Он создал кости и они обросли плотью. Герцог находился в там, куда привела его таинственная сила, о которой он ничего не знал. Может быть, этой силой было предопределение... Ошеломленный, он вглядывался в искаженные линии мира.
Сенор появился в новом месте, как будто вынырнул из глубокого мутного водоема. Теперь вода успокоилась и отражения затвердели. Он снова мог прикасаться к предметам, причины нанизались на нить времени и необратимо потекли события...
Потом Сенор ощутил позади себя чье-то присутствие, как будто его коснулось смрадное дыхание, шевелившее волосы на затылке.
Герцог медленно обернулся.
Перед ним была огромная вскрытая могила. Он увидел, как полуистлевшие мертвецы возвращаются к жизни. Незнакомое ему густо-фиолетовое светило изливало свой свет на потревоженное кладбище, окружая тела и предметы потусторонним ореолом. Посреди ямы, противоположный край которой лишь угадывался в этом неверном сиянии, на ажурном троне из человеческих костей и черепов сидел Человек В Железном Панцире. Непонятно было, как хрупкий на вид трон выдерживает эту металлическую гору. Стальные доспехи отбрасывали тусклые фиолетовые отблески. Человек В Панцире держал в железных пальцах что-то, напоминавшее кусок сырого мяса и подносил его к щели в железной маске, находившейся на месте рта. Сенор увидел Зеркальный Амулет, висевший на стальной груди. Теперь амулет был двумя зеркалами, искажавшими до неузнаваемости падавший на них свет...
Сенор стоял у стены, на которой под темным стеклом висел его меч. Герцог сделал шаг назад и попытался быстрым ударом локтем разбить стекло. Острая боль пронзила его руку, когда локоть врезался в непреодолимую преграду. Гулкий хохот Человека В Железном Панцире донесся до его ушей.
А вокруг по-прежнему тихо пересыпалась взрыхленная земля. Зловещее таинство возрождения мертвых длилось размеренно и неотвратимо, как нескончаемый дождь. Сенор видел, как начинала шевелиться земля, словно гигантский червь искал выход из подземелья. Затем на ее поверхности возникал бугор, который лопался, как нарыв, а из образовавшегося кратера появлялась рука, голова, плечи воина в проржавевших доспехах и полуистлевших одеждах. Вскоре все повторялось в другом месте. Герцог убедился в том, что когда-то здесь была похоронена целая армия. На его глазах чье-то черное колдовство возвращало к жизни обитателей гигантской могилы. Почти все они были похоронены с оружием. Теперь темная сила уводила их куда-то за пределы последнего пристанища мертвых...
– Я недооценил твои способности, – равнодушно сказал хозяин трупов, не переставая пережевывать мясо. – Значит, ты явился за своим мечом? Глупец! Теперь меч навеки мой!.. Кстати, твой перстень тоже придется отобрать... вместе с пальцем.
Сенор ждал появления тусклого пульсирующего свечения, которое позволило бы ему покинуть это место, но для этого потребовалось бы слишком много времени.
Времени ему не дали. Человек на троне не произнес ни слова и не сделал ни единого движения. Может быть, глонги подчинялись его специфическим отражениям. Сам Холодный Затылок улавливал только его всепоглощающую ненависть. Несколько воинов, восставших из могилы, окружили Незавершенного и он опять увидел лиловые лица, лишенные глаз. Только на этот раз он был безоружен.
Казалось совершенно бессмысленным сражаться голыми руками с теми, кто уже был мертв, и с их закованным в сталь хозяином. Глонги не чувствовали боли и удары придворного Башни не наносили им видимого вреда. Он недолго продержался в их смрадном кольце. Кулаками и ногами Сенор пытался проложить себе путь к бегству, едва не теряя сознание от одного только запаха разложения... Но слишком много распухших пальцев впилось в его тело, которое становилось все тяжелее и тяжелее, как будто наливалось свинцом.
Последнее, что он чувствовал, были жестокие удары по голове, и после каждого из этих ударов от рук глонгов, избивавших его, с омерзительным хлюпающим звуком отделялись куски плоти. Последнее, что он слышал, был голос хозяина трупов, глухо звучавший из-под железной маски. Голос монотонно и изводяще твердил об одном и том же: о непобедимой армии мертвецов, о пытках, мести и свежем мясе, которое любят глонги...
21. СЪЕДЕННЫЙ ЗАЖИВО
22. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРЦОГА
Это было уже кое-что. Намек на месть, о которой Сенор до сих пор не вспоминал. В любом случае, ему предстояла достаточно нелепая смерть.
* * *
Когда силуэт Воина В Железном Панцире растворился во тьме, а неподвижные светящиеся фигуры глонгов стали казаться предметами обстановки, герцог начал думать о том, как сохранить все, чего он мог лишиться, если угрозы его нового врага осуществятся. Теперь он вспомнил и о женщине, которая невольно оказалась причиной его плачевного положения. Вполне возможно, что он попал в тщательно расставленную ловушку. От этой мысли у него пересохло в горле.Когда он снова обрел способность трезво соображать, то попытался выяснить, с ним ли еще остальные амулеты. Он не мог видеть своих рук, вывернутых за спину, более того – его связали так, что кисти не касались каменного столба. После многочисленных попыток, мучительных для пленника, но незаметных для глонгов, ему удалось провести по поверхности камня тыльной стороной ладони. Когда Сенор почувствовал, что перстень цепляется за ее шероховатости, в нем зародилась слабая надежда на спасение, хотя до сих пор он ни разу не пользовался амулетом Бродячего Монаха.
Закинув назад голову, он попытался таким же образом определить, надет ли на нее стеклянный обруч, которого уже давно не замечал, словно тот был частью его тела. Но стальная пластина, торчавшая из хитина и защищавшая затылок от удара сзади, помешала ему сделать это.
Сенор еще не представлял себе, как сможет освободиться. Он посмотрел на глонгов, стоявших по обе стороны от него. Мертвецы, возвращенные к жизни, оставались неподвижными, как ужасные изваяния, только в темных провалах глазниц по-прежнему еле слышно копошились черви.
Магические знаки, вычерченные на камнях, удерживали придворного Башни внутри невидимых стен. Он вспоминал, как исчезал из мира Сдалерн Тринадцатый. У того это получалось достаточно просто. А герцогу даже не нужно было преодолевать Завесу Мрака. Если, конечно, Треттенсодд Сдалерн говорил правду...
* * *
Потом Сенор заметил красноватые отсветы, вспыхивающие на стенах через равные промежутки времени. Вначале они были очень слабыми и он принял их за пятна, возникающие перед глазами от слишком долгого и пристального всматривания в темноту. На самом же деле, это светился камень в перстне Сдалерна. Перстень находился за спиной у Сенора и каждая пурпурная вспышка выхватывала из темноты влажные внутренности склепа, оставляя перед придворным Башни его собственную гигантскую тень. Глонги никак не реагировали на эти вспышки и Сенор лишний раз убедился в том, что ими управляет посторонняя сила.Чередование кровавого света и тьмы постепенно привело его ум в исступленное состояние, близкое к панике. Рассудок герцога отчаянно цеплялся за привычное восприятие мира, казавшееся единственно верным, и привычные мысли, но равномерно вспыхивавший свет изгнал их на окраины сознания, а потом вытеснил совсем и сознание Незавершенного стало безмолвным и абсолютно спокойным, как гладкая поверхность воды, способная отразить, не всколыхнувшись, даже самое дикое видение...
Сенор оказался в состоянии транса, некоей промежуточной реальности, где действительность, представлявшаяся незыблемой, была размыта и вокруг не осталось ничего, кроме багрового свечения, выкалывающего глаза.
Потом Сенор утратил связь со своим телом, вообще со всем тяжелым и плотным, что удерживало его внутри непреодолимых ранее границ. Больше не существовало гипнотизирующего света, потому что не существовало зрения. Что-то, чему не было названия, породило легкую волну в стоячем озере сознания, раздробило отражения материи, перемешало их и погнало сквозь сумрачное царство теней и обломков видений к иллюзорному берегу, на котором жалкий механизм смятенного разума начал возводить фундамент новой, теперь уже зыбкой реальности.
Он создал кости и они обросли плотью. Герцог находился в там, куда привела его таинственная сила, о которой он ничего не знал. Может быть, этой силой было предопределение... Ошеломленный, он вглядывался в искаженные линии мира.
Сенор появился в новом месте, как будто вынырнул из глубокого мутного водоема. Теперь вода успокоилась и отражения затвердели. Он снова мог прикасаться к предметам, причины нанизались на нить времени и необратимо потекли события...
* * *
Первое, что он увидел, был его меч. Клинок из небесного металла покоился под темным стеклом, уничтожившим его сияние, но притяжение, существовавшее между мечом и человеком пророчества, казалось неистребимым.Потом Сенор ощутил позади себя чье-то присутствие, как будто его коснулось смрадное дыхание, шевелившее волосы на затылке.
Герцог медленно обернулся.
Перед ним была огромная вскрытая могила. Он увидел, как полуистлевшие мертвецы возвращаются к жизни. Незнакомое ему густо-фиолетовое светило изливало свой свет на потревоженное кладбище, окружая тела и предметы потусторонним ореолом. Посреди ямы, противоположный край которой лишь угадывался в этом неверном сиянии, на ажурном троне из человеческих костей и черепов сидел Человек В Железном Панцире. Непонятно было, как хрупкий на вид трон выдерживает эту металлическую гору. Стальные доспехи отбрасывали тусклые фиолетовые отблески. Человек В Панцире держал в железных пальцах что-то, напоминавшее кусок сырого мяса и подносил его к щели в железной маске, находившейся на месте рта. Сенор увидел Зеркальный Амулет, висевший на стальной груди. Теперь амулет был двумя зеркалами, искажавшими до неузнаваемости падавший на них свет...
Сенор стоял у стены, на которой под темным стеклом висел его меч. Герцог сделал шаг назад и попытался быстрым ударом локтем разбить стекло. Острая боль пронзила его руку, когда локоть врезался в непреодолимую преграду. Гулкий хохот Человека В Железном Панцире донесся до его ушей.
А вокруг по-прежнему тихо пересыпалась взрыхленная земля. Зловещее таинство возрождения мертвых длилось размеренно и неотвратимо, как нескончаемый дождь. Сенор видел, как начинала шевелиться земля, словно гигантский червь искал выход из подземелья. Затем на ее поверхности возникал бугор, который лопался, как нарыв, а из образовавшегося кратера появлялась рука, голова, плечи воина в проржавевших доспехах и полуистлевших одеждах. Вскоре все повторялось в другом месте. Герцог убедился в том, что когда-то здесь была похоронена целая армия. На его глазах чье-то черное колдовство возвращало к жизни обитателей гигантской могилы. Почти все они были похоронены с оружием. Теперь темная сила уводила их куда-то за пределы последнего пристанища мертвых...
– Я недооценил твои способности, – равнодушно сказал хозяин трупов, не переставая пережевывать мясо. – Значит, ты явился за своим мечом? Глупец! Теперь меч навеки мой!.. Кстати, твой перстень тоже придется отобрать... вместе с пальцем.
Сенор ждал появления тусклого пульсирующего свечения, которое позволило бы ему покинуть это место, но для этого потребовалось бы слишком много времени.
Времени ему не дали. Человек на троне не произнес ни слова и не сделал ни единого движения. Может быть, глонги подчинялись его специфическим отражениям. Сам Холодный Затылок улавливал только его всепоглощающую ненависть. Несколько воинов, восставших из могилы, окружили Незавершенного и он опять увидел лиловые лица, лишенные глаз. Только на этот раз он был безоружен.
Казалось совершенно бессмысленным сражаться голыми руками с теми, кто уже был мертв, и с их закованным в сталь хозяином. Глонги не чувствовали боли и удары придворного Башни не наносили им видимого вреда. Он недолго продержался в их смрадном кольце. Кулаками и ногами Сенор пытался проложить себе путь к бегству, едва не теряя сознание от одного только запаха разложения... Но слишком много распухших пальцев впилось в его тело, которое становилось все тяжелее и тяжелее, как будто наливалось свинцом.
Последнее, что он чувствовал, были жестокие удары по голове, и после каждого из этих ударов от рук глонгов, избивавших его, с омерзительным хлюпающим звуком отделялись куски плоти. Последнее, что он слышал, был голос хозяина трупов, глухо звучавший из-под железной маски. Голос монотонно и изводяще твердил об одном и том же: о непобедимой армии мертвецов, о пытках, мести и свежем мясе, которое любят глонги...
21. СЪЕДЕННЫЙ ЗАЖИВО
Его волокли спиной вперед по подземному коридору со стенами из сырой земли, единственным источником света в котором были тела мертвецов. Земля искрилась каплями влаги там, где проходили фосфоресцирующие глонги. Нора позади них оставалась непроницаемо темной.
Все тело герцога нестерпимо болело после побоев. Он чувствовал, что самостоятельно не сможет сделать ни шагу. У него не было связных мыслей, – только обрывочные полубредовые образы, в которых действительность сливалась с кошмаром. Его бессильно повисшая голова дергалась при каждом шаге глонгов, а перед глазами были только колеблющиеся стены и доспехи мертвецов, с которых осыпалась земля. Сенор закрыл распухшие веки и открыл их, когда тошнотворный запах усилился.
Вокруг него толпились глонги. Теперь среди них были женщины и те, которые умерли детьми. Мужчины были без оружия. Мертвецы с лиловыми лицами стояли перед герцогом, словно стая больных животных, еще более страшных оттого, что они были похожи на людей. Сзади напирали другие. Их было слишком много и все хотели приблизиться к поверженному герцогу. Сквозь кровавый туман, застилавший глаза, Сенор видел жирные тела червей, переливающиеся в глазницах, и коричневые зубы, торчавшие из обнажившихся десен.
Он вспомнил о том, что имя Йерда, произнесенное во время схватки в лесу, остановило глонгов, и пытался снова заговорить с ними. Его бессильный шепот тонул в однообразном низком вое, который издавали мужчины, сладострастных стонах женщин и визгливых криках детей.
Сенор лежал на какой-то насыпи, доходившей глонгам до пояса, и от омерзения все глубже вжимался в рыхлую землю.
Мертвецы творили над ним какой-то ритуал; может быть, это было отпевание, а может быть, молитва неведомым богам. Но скорее всего – и он с ужасом осознал это – жертвоприношение.
К нему пришло воспоминание о далеком времени, казавшемся нереальным, когда он уже пережил нечто подобное, – в Мерцающем Саркофаге, хранителем которого был четверорукий Гет-Забалла. Но то случилось в полусне и было похоже на порождение воспаленного мозга, а сейчас бессилие, ужас и боль становились ужасающе реальными.
Глонги склонились над ним и его тело сотрясла рвота. Его желудок был пуст и он ощутил только привкус желчи во рту.
Лица, приблизившиеся к нему, покрытые трупными пятнами и лохмотьями кожи, выглядели гораздо отвратительнее, чем физиономии целой толпы прокаженных. Сенор похолодел от кошмарного предчувствия пытки, которая еще только ожидала его. Он понял, ЧТО именно глонги хотели с ним сделать... Они молились не чужим богам, а ему, герцогу Йерду, и одновременно собирались отведать его плоти.
Он дернулся из последних сил, пытаясь подняться, но глонги крепко держали его руки и ноги, навалившись на них своими телами, а чьи-то влажные, покрытые слизью и гнилью пальцы, вдобавок, вцепились ему в горло, оттягивая голову к земле. Он захрипел от удушья и почти потерял сознание. Тысячи мельчайших стальных игл вонзились в его сердце и оно едва не разорвалось. Наконец, ему изменили силы и он остался лежать, судорожно вздрагивая. Его губы были прокушены до крови.
Глонги, стоявшие ближе всех к герцогу, опустились на колени и за их головами он увидел следующий ряд мертвецов, тупо и бесцельно топтавшихся на месте. Они по-прежнему были похожи на пораженных неведомой болезнью и нетерпеливых тварей, так и не добравшихся до кормушки...
А потом одно из этих смердящих созданий вонзило зубы в его руку чуть повыше локтя и даже боль, ударившая по нервам, не избавила герцога от ужасной участи, – видеть, как мертвецы едят его собственную плоть.
Зубы трупов крошились и выламывались из сгнивших десен, но они с безразличным упорством продолжали свою мрачную работу.
Сенор даже не мог кричать. Единственное, чего желала каждая клетка его тела, каждый стонущий нерв, – это мгновенной смерти, избавляющей от адских пыток. Но к нему не приходило даже забытье. Он видел розовые куски своего мяса, оторванные глонгами; спустя несколько мгновений на них проступала кровь. Его конечности были залиты ею, а мертвецы отползали в сторону с мясом в зубах. На их место становились новые – с гулом, стонами, воем... Кровавый кошмар, казавшийся бесконечным... Сенор увидел кости своих ног, ослепительно белые на фоне багрового и черного... Глонги толпились у тела злосчастного герцога в ожидании чудовищного причащения...
А потом их стало слишком много. На лицо Йерда упала тень и он задохнулся от чудовищной ласки – одна из женщин принялась слизывать своим полуистлевшим языком кровь с его прокушенных губ...
Уже проваливаясь во мрак бессознательного, наконец смилостивившегося над ним, он услышал свистящий звук и на него дохнуло леденящим ветром, гонимым гигантскими черными крыльями.
Последним его воспоминанием был терзающий слух, бесконечно тоскливый вой, который издавали глонги, когда что-то действительно страшное, вышедшее из бездонной пропасти ада, опустилось на них...
Все тело герцога нестерпимо болело после побоев. Он чувствовал, что самостоятельно не сможет сделать ни шагу. У него не было связных мыслей, – только обрывочные полубредовые образы, в которых действительность сливалась с кошмаром. Его бессильно повисшая голова дергалась при каждом шаге глонгов, а перед глазами были только колеблющиеся стены и доспехи мертвецов, с которых осыпалась земля. Сенор закрыл распухшие веки и открыл их, когда тошнотворный запах усилился.
Вокруг него толпились глонги. Теперь среди них были женщины и те, которые умерли детьми. Мужчины были без оружия. Мертвецы с лиловыми лицами стояли перед герцогом, словно стая больных животных, еще более страшных оттого, что они были похожи на людей. Сзади напирали другие. Их было слишком много и все хотели приблизиться к поверженному герцогу. Сквозь кровавый туман, застилавший глаза, Сенор видел жирные тела червей, переливающиеся в глазницах, и коричневые зубы, торчавшие из обнажившихся десен.
Он вспомнил о том, что имя Йерда, произнесенное во время схватки в лесу, остановило глонгов, и пытался снова заговорить с ними. Его бессильный шепот тонул в однообразном низком вое, который издавали мужчины, сладострастных стонах женщин и визгливых криках детей.
Сенор лежал на какой-то насыпи, доходившей глонгам до пояса, и от омерзения все глубже вжимался в рыхлую землю.
Мертвецы творили над ним какой-то ритуал; может быть, это было отпевание, а может быть, молитва неведомым богам. Но скорее всего – и он с ужасом осознал это – жертвоприношение.
К нему пришло воспоминание о далеком времени, казавшемся нереальным, когда он уже пережил нечто подобное, – в Мерцающем Саркофаге, хранителем которого был четверорукий Гет-Забалла. Но то случилось в полусне и было похоже на порождение воспаленного мозга, а сейчас бессилие, ужас и боль становились ужасающе реальными.
Глонги склонились над ним и его тело сотрясла рвота. Его желудок был пуст и он ощутил только привкус желчи во рту.
Лица, приблизившиеся к нему, покрытые трупными пятнами и лохмотьями кожи, выглядели гораздо отвратительнее, чем физиономии целой толпы прокаженных. Сенор похолодел от кошмарного предчувствия пытки, которая еще только ожидала его. Он понял, ЧТО именно глонги хотели с ним сделать... Они молились не чужим богам, а ему, герцогу Йерду, и одновременно собирались отведать его плоти.
Он дернулся из последних сил, пытаясь подняться, но глонги крепко держали его руки и ноги, навалившись на них своими телами, а чьи-то влажные, покрытые слизью и гнилью пальцы, вдобавок, вцепились ему в горло, оттягивая голову к земле. Он захрипел от удушья и почти потерял сознание. Тысячи мельчайших стальных игл вонзились в его сердце и оно едва не разорвалось. Наконец, ему изменили силы и он остался лежать, судорожно вздрагивая. Его губы были прокушены до крови.
Глонги, стоявшие ближе всех к герцогу, опустились на колени и за их головами он увидел следующий ряд мертвецов, тупо и бесцельно топтавшихся на месте. Они по-прежнему были похожи на пораженных неведомой болезнью и нетерпеливых тварей, так и не добравшихся до кормушки...
А потом одно из этих смердящих созданий вонзило зубы в его руку чуть повыше локтя и даже боль, ударившая по нервам, не избавила герцога от ужасной участи, – видеть, как мертвецы едят его собственную плоть.
Зубы трупов крошились и выламывались из сгнивших десен, но они с безразличным упорством продолжали свою мрачную работу.
Сенор даже не мог кричать. Единственное, чего желала каждая клетка его тела, каждый стонущий нерв, – это мгновенной смерти, избавляющей от адских пыток. Но к нему не приходило даже забытье. Он видел розовые куски своего мяса, оторванные глонгами; спустя несколько мгновений на них проступала кровь. Его конечности были залиты ею, а мертвецы отползали в сторону с мясом в зубах. На их место становились новые – с гулом, стонами, воем... Кровавый кошмар, казавшийся бесконечным... Сенор увидел кости своих ног, ослепительно белые на фоне багрового и черного... Глонги толпились у тела злосчастного герцога в ожидании чудовищного причащения...
А потом их стало слишком много. На лицо Йерда упала тень и он задохнулся от чудовищной ласки – одна из женщин принялась слизывать своим полуистлевшим языком кровь с его прокушенных губ...
Уже проваливаясь во мрак бессознательного, наконец смилостивившегося над ним, он услышал свистящий звук и на него дохнуло леденящим ветром, гонимым гигантскими черными крыльями.
Последним его воспоминанием был терзающий слух, бесконечно тоскливый вой, который издавали глонги, когда что-то действительно страшное, вышедшее из бездонной пропасти ада, опустилось на них...
22. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРЦОГА
Он пришел в себя в укрытии, образованном стволами упавших деревьев, и увидел над собой женское лицо. Потом он вспомнил имя – Лаина. Это была то самая женщина, которую преследовали глонги. Мысль о глонгах заставила его содрогнуться.
За головой Лаины была глубокая пропасть лилового неба. В эту пропасть были опрокинуты черные заиндевевшие ветви деревьев. В глазах Лаины оставался след сильнейшей тревоги.
Сенор лежал, думая о том, был ли подлинным пережитый им кошмар. Он поднес к глазам свои руки. На них были свежие розовые шрамы. Полукруглые шрамы, похожие на следы от укусов... Ошеломленный и подавленный новой неразрешимой загадкой, он уставился невидящим взглядом в пустое небо над собой.
– Как я здесь оказался? – хрипло спросил он у женщины спустя несколько долгих минут.
– Не знаю, – Лаина смотрела на него чуть отчужденно. – Я была в каком-то подземелье и меня охраняли глонги. Потом появилось что-то... Оно уничтожило глонгов и, по-моему, убило меня... Оно было ужасным... Но затем я очнулась в этом лесу и рядом был ты...
Она помолчала, нахмурившись. Какая-то неотвязная мысль не давала ей покоя.
– Герцог, ты должен знать об этом больше меня, – сказала она наконец. – Кто, если не ты, мог спасти меня от глонгов?!..
Он нашел в себе силы иронически улыбнуться.
– Должен знать больше?.. Я помню только, как они ели меня живым...
Лаина спрятала лицо в ладонях, а он медленно поднялся на ноги. Они находились среди леса, тянувшегося во все стороны под лиловыми небесами, и это место не слишком отличалось от того, где он впервые увидел женщину народа колодцев. Сейчас она мелко дрожала от холода и ее губы посинели – на ней было только разорванное глонгами окровавленное платье.
Он снова поднес к глазам свою руку. На безымянный палец был надет перстень Сдалерна. Камень в нем был темен, как ночь. Сенор обернулся к гнезду, в котором заново родился. Оказалось, что ложем ему служила поющая шкура. Под нею он нашел древний меч в кожаных ножнах и Зеркала Короля Жезлов, тускло блестевшие россыпями инея.
Герцог не стал предаваться бесплодным мыслям о том, кто спас его на этот раз и вернул ему его амулеты. Главное, что он все еще оставался живым, хотя и чувствовал себя бесконечно уставшим.
– Колодец Тагрир там, – сказала Лаина, показывая рукой в ту сторону, где садилось тусклое здешнее светило.
– Откуда ты знаешь? – раздраженно бросил герцог.
Женщина удивленно посмотрела на него. Ее зрачки были расширены.
– Разве ты не чувствуешь этого? – тихо спросила она.
Он шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы и двинулся в сторону заката.
Негреющее лиловое светило освещало их путь днем; в спину подталкивало ледяное дыхание океана. По ночам они пытались отогреться у костра, который Сенору удавалось развести с большим трудом при помощи заклинаний и высушенного под одеждой мха... Герцог садился спиной к огню, каждую минуту ожидая нападения из окружавшей его темноты. Но потом чувство постоянно грозящей опасности притуплялось и оставались только всепроникающий холод и тоскливая пустота.
Так он сидел всю ночь, проваливаясь временами в тяжелое тревожное забытье, и тогда его можно было убить голыми руками. Усталость и безразличие были такими, что красивая женщина, спавшая рядом, не волновала его, а лишь вызывала глухое раздражение. В конце концов, именно она втянула его в эту историю. Чувствуя это, Лаина старалась быть ненавязчивой и немногословной, хотя сильно страдала от холода и тягот долгого пути. Она была дочерью одного из наместников герцога, которые в отсутствие Йерда стали хозяевами колодцев в Земле Мокриш, и жила в гораздо более мягких условиях.
Когда у нее были силы говорить, а у Сенора – желание слушать, она рассказывала ему все, что знала о своем народе, колодце Тагрир, в котором жила с детства, обо всем, что должен был знать сам герцог Йерд, но напрочь забыл.
Порой ему казалось, будто он вспоминает кое-что; казались знакомыми места, о которых говорила Лаина и в которых он никогда не был, люди, которых он никогда не видел. Потом он понимал, что такое бывало с ним и раньше, но это ничего не значило, – всего лишь игра воображения или ложная память о том, чего не существовало на самом деле и может быть, не будет существовать.
Из этих разговоров у костра он узнал достаточно, чтобы не выглядеть совсем уж дико в глазах своих подданных. Его беспокоило только одно – полное и безнадежное отсутствие личных воспоминаний.
Он пытался выяснить хоть что-нибудь о Гашагаре, но одно лишь упоминание этого имени вызывало у Лаины неподдельный ужас. Гашагар был настоящим проклятием народа колодцев, темной и почти обезличенной силой. По крайней мере, таким он был в женском восприятии. И это все, что Сенору удалось узнать о своем противнике.
Зато он услышал о некоем Зелеше, который, по словам Лаины, был старым врагом Гашагара, колдуном, почти равным ему по силе, а также покровителем самого герцога. Дочь Згида почти никогда не покидала колодцев, хорошо защищенных от зла внешнего мира; ее голова была полна легенд, суеверий и неясных воспоминаний, но для вернувшегося Йерда даже эти обрывочные сведения представляли немалый интерес.
Если верить Лаине, Зелеш также был достаточно темным и угрожающим существом, помогавшим герцогу только в силу какого-то довольно зловещего соглашения между ними, которое давно превратилось в легенду. Здесь женщина замолкала, но не оставалось сомнений в том, что именно это соглашение было причиной странной смеси жалости к герцогу и страха, испытываемого обитателями Земли Мокриш перед своим повелителем...
К концу их унылого путешествия Сенор с уверенностью обреченного предчувствовал, что встретится и с Зелешем, и с Гашагаром. Нечего было и мечтать о покое в его новых владениях. В его распоряжении была только короткая передышка, дарованная Богами Земли Мокриш.
Сумерки сгущались и превращались в ночь, казавшуюся бесконечной. Только изумрудное зарево на горизонте напоминало о том, что кончается все, даже тьма. Небесные огни, холодные и колючие, дрожали в морозном воздухе. Двое людей медленно пробирались сквозь редеющий лес и их дыхание легкими исчезающими облачками возносилось к небу.
Призрачный серебристый свет ночного светила, повисшего над верхушками деревьев, обрисовывал в чернильном мраке далекую горную цепь, застывшую, словно цитадель вечности в ожидании смешных двуногих существ, и способную одним своим видом вызвать гнетущую тоску в их уязвимых сердцах...
Они вышли на голое заснеженное плато, где карликовые, изуродованные постоянно дующим ветром деревья росли на склонах глубоких оврагов, и Сенор еще издали увидел край гигантской воронки, над которой было разлито сияние множества огней, обещавших приют, тепло и еду. При виде этого сияния Лаина радостно вскрикнула и они поспешили к человеческому жилью, столь редко встречающемуся в ее неприветливом мире.
Стражники колодца появились неожиданно и герцог невольно отдал должное собственным солдатам. Небольшой отряд всадников на длинных приземистых лошадях, покрытых густой шерстью, как будто вырос из-под земли, окружая гостей кольцом, пока кто-то из стражников не узнал, наконец, пропавшую дочь Згида.
Спустя несколько мгновений солдаты поняли, что видят рядом с ней герцога Йерда.
Сенор внимательно всматривался в их лица и прочел на одних почтение, на других – суеверный страх, на третьих – отвращение, которое невозможно было скрыть. Странная, почти необъяснимая смесь чувств... Он удивился тому, что еще находит в себе силы наблюдать за выражением чужих лиц.
Тем временем Лаину укутывали в накидки и меха, оказывая ей знаки внимания, как особе высокого происхождения. Она принимала их, как нечто само собой разумеющееся и вскоре уже сидела на лошади. Солдат, уступивший ей место, теперь должен был проделать путь до колодца бегом, держась за ее стремя. Его лицо пересекал длинный и давний шрам.
Герцогу уступил свою лошадь тот, кто был, по-видимому, главным в отряде. Этот человек отводил глаза, когда его взгляд встречался со взглядом Йерда, но Сенор догадывался, что причина этому – не трусость.
– Дайте мне одеться! – приказал герцог, инстинктивно находя верный тон, но это простое требование вызвало настоящий шок среди обитателей колодца. Повисла гнетущая тишина. На Йерда смотрели так, будто он произнес по меньшей мере непристойность, однако эта непристойность почему-то оказалась причиной плохо скрываемого страха. Даже Лаина виновато отвела глаза, когда он бросил на нее взгляд, полный досады и непонимания.
– В чем дело? – резко спросил он человека, державшегося за его стремя, чтобы вывести того из столбняка.
– Но, герцог... – медленно начал тот, испытывая, по-видимому, нешуточные затруднения. – Никто не может дать вам свою одежду. Разве... Разве вы забыли об этом?..
«Забыл об этом!» – с горечью подумал Сенор, проклиная богов Земли Мокриш, холод, свою злосчастную судьбу и людей, стоявших вокруг.
– Какую угодно одежду! – мрачно приказал он. – Потом сожгите ее. Закопайте. Отдайте глонгам. Сделайте с нею что угодно, но сейчас мне нужна одежда! Или вы пожалеете о том, что родились!
– Герцог! – воскликнул предводитель стражников и впервые твердо посмотрел Йерду в глаза. – Никто не согласится погубить свою тень даже под угрозой мучительной смерти! Вы можете дать нам второе, но не требуйте первого! Это сильнее любого из нас.
Сенор ошеломленно уставился на густую гриву волос, скрывших от него лицо Лаины, словно пытался получить от нее хоть какое-нибудь объяснение услышанному. Потом выругался про себя, чувствуя, что поднимающийся ночной ветер пробирает его до костей сквозь щели в хитиновых доспехах.
– Ладно, проклятие с вами! – бросил он злобно и развернул лошадь в направлении колодца. – Тогда скачите быстрее, пока ваш герцог не превратился в кусок льда!..
Озноб прошел по его телу, когда он вглядывался во тьму, и это не ускользнуло от внимания стражника, задыхавшегося от быстрого бега, но все еще державшегося за стремя. Ничто не могло заставить его остаться в одиночестве на равнине долгой ночью.
Герцог перевел взгляд на открывшийся перед ним колодец. Широкая дорога уходила вниз сужающейся спиралью вдоль стен колоссальной воронки, на дне которой висело облако тумана. Сквозь разрывы в этом тумане Сенор разглядел поверхность бурлящего озера. Он впервые видел горячие источники и такое количество кипящей воды. Теперь он понял, почему земля по краям колодца не промерзала насквозь. Одна только мысль о том, как легко можно оказаться в этом озере, свалившись со спирального спуска, и свариться заживо, вызывала содрогание.
Все ярусы колодца, образованные пересекающей склон дорогой, были ярко освещены кострами, в стенах видны многочисленные двери и ходы, уводившие в подземелья. Тагрир оказался огромным человеческим поселением, прятавшимся в земной тверди и имевшим только один общий выход на поверхность. С точки зрения придворного Башни это было как достоинством, так и недостатком, но он еще не имел представления о тех, кто угрожал народу колодцев.
За головой Лаины была глубокая пропасть лилового неба. В эту пропасть были опрокинуты черные заиндевевшие ветви деревьев. В глазах Лаины оставался след сильнейшей тревоги.
Сенор лежал, думая о том, был ли подлинным пережитый им кошмар. Он поднес к глазам свои руки. На них были свежие розовые шрамы. Полукруглые шрамы, похожие на следы от укусов... Ошеломленный и подавленный новой неразрешимой загадкой, он уставился невидящим взглядом в пустое небо над собой.
– Как я здесь оказался? – хрипло спросил он у женщины спустя несколько долгих минут.
– Не знаю, – Лаина смотрела на него чуть отчужденно. – Я была в каком-то подземелье и меня охраняли глонги. Потом появилось что-то... Оно уничтожило глонгов и, по-моему, убило меня... Оно было ужасным... Но затем я очнулась в этом лесу и рядом был ты...
Она помолчала, нахмурившись. Какая-то неотвязная мысль не давала ей покоя.
– Герцог, ты должен знать об этом больше меня, – сказала она наконец. – Кто, если не ты, мог спасти меня от глонгов?!..
Он нашел в себе силы иронически улыбнуться.
– Должен знать больше?.. Я помню только, как они ели меня живым...
Лаина спрятала лицо в ладонях, а он медленно поднялся на ноги. Они находились среди леса, тянувшегося во все стороны под лиловыми небесами, и это место не слишком отличалось от того, где он впервые увидел женщину народа колодцев. Сейчас она мелко дрожала от холода и ее губы посинели – на ней было только разорванное глонгами окровавленное платье.
Он снова поднес к глазам свою руку. На безымянный палец был надет перстень Сдалерна. Камень в нем был темен, как ночь. Сенор обернулся к гнезду, в котором заново родился. Оказалось, что ложем ему служила поющая шкура. Под нею он нашел древний меч в кожаных ножнах и Зеркала Короля Жезлов, тускло блестевшие россыпями инея.
Герцог не стал предаваться бесплодным мыслям о том, кто спас его на этот раз и вернул ему его амулеты. Главное, что он все еще оставался живым, хотя и чувствовал себя бесконечно уставшим.
– Колодец Тагрир там, – сказала Лаина, показывая рукой в ту сторону, где садилось тусклое здешнее светило.
– Откуда ты знаешь? – раздраженно бросил герцог.
Женщина удивленно посмотрела на него. Ее зрачки были расширены.
– Разве ты не чувствуешь этого? – тихо спросила она.
Он шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы и двинулся в сторону заката.
* * *
Голодные и замерзающие, они медленно шли через леса глонгов, каждую ночь рискуя снова встретить оживших мертвецов. На Сеноре были доспехи из хитина и кожаные сапоги; шкуру синего кота он отдал Лаине, которая осталась почти без одежды.Негреющее лиловое светило освещало их путь днем; в спину подталкивало ледяное дыхание океана. По ночам они пытались отогреться у костра, который Сенору удавалось развести с большим трудом при помощи заклинаний и высушенного под одеждой мха... Герцог садился спиной к огню, каждую минуту ожидая нападения из окружавшей его темноты. Но потом чувство постоянно грозящей опасности притуплялось и оставались только всепроникающий холод и тоскливая пустота.
Так он сидел всю ночь, проваливаясь временами в тяжелое тревожное забытье, и тогда его можно было убить голыми руками. Усталость и безразличие были такими, что красивая женщина, спавшая рядом, не волновала его, а лишь вызывала глухое раздражение. В конце концов, именно она втянула его в эту историю. Чувствуя это, Лаина старалась быть ненавязчивой и немногословной, хотя сильно страдала от холода и тягот долгого пути. Она была дочерью одного из наместников герцога, которые в отсутствие Йерда стали хозяевами колодцев в Земле Мокриш, и жила в гораздо более мягких условиях.
Когда у нее были силы говорить, а у Сенора – желание слушать, она рассказывала ему все, что знала о своем народе, колодце Тагрир, в котором жила с детства, обо всем, что должен был знать сам герцог Йерд, но напрочь забыл.
Порой ему казалось, будто он вспоминает кое-что; казались знакомыми места, о которых говорила Лаина и в которых он никогда не был, люди, которых он никогда не видел. Потом он понимал, что такое бывало с ним и раньше, но это ничего не значило, – всего лишь игра воображения или ложная память о том, чего не существовало на самом деле и может быть, не будет существовать.
Из этих разговоров у костра он узнал достаточно, чтобы не выглядеть совсем уж дико в глазах своих подданных. Его беспокоило только одно – полное и безнадежное отсутствие личных воспоминаний.
Он пытался выяснить хоть что-нибудь о Гашагаре, но одно лишь упоминание этого имени вызывало у Лаины неподдельный ужас. Гашагар был настоящим проклятием народа колодцев, темной и почти обезличенной силой. По крайней мере, таким он был в женском восприятии. И это все, что Сенору удалось узнать о своем противнике.
Зато он услышал о некоем Зелеше, который, по словам Лаины, был старым врагом Гашагара, колдуном, почти равным ему по силе, а также покровителем самого герцога. Дочь Згида почти никогда не покидала колодцев, хорошо защищенных от зла внешнего мира; ее голова была полна легенд, суеверий и неясных воспоминаний, но для вернувшегося Йерда даже эти обрывочные сведения представляли немалый интерес.
Если верить Лаине, Зелеш также был достаточно темным и угрожающим существом, помогавшим герцогу только в силу какого-то довольно зловещего соглашения между ними, которое давно превратилось в легенду. Здесь женщина замолкала, но не оставалось сомнений в том, что именно это соглашение было причиной странной смеси жалости к герцогу и страха, испытываемого обитателями Земли Мокриш перед своим повелителем...
К концу их унылого путешествия Сенор с уверенностью обреченного предчувствовал, что встретится и с Зелешем, и с Гашагаром. Нечего было и мечтать о покое в его новых владениях. В его распоряжении была только короткая передышка, дарованная Богами Земли Мокриш.
* * *
Дневное светило восходило четыре раза, прежде чем к концу четвертого дня они разыскали человеческое поселение, которое Лаина называла колодцем Тагрир.Сумерки сгущались и превращались в ночь, казавшуюся бесконечной. Только изумрудное зарево на горизонте напоминало о том, что кончается все, даже тьма. Небесные огни, холодные и колючие, дрожали в морозном воздухе. Двое людей медленно пробирались сквозь редеющий лес и их дыхание легкими исчезающими облачками возносилось к небу.
Призрачный серебристый свет ночного светила, повисшего над верхушками деревьев, обрисовывал в чернильном мраке далекую горную цепь, застывшую, словно цитадель вечности в ожидании смешных двуногих существ, и способную одним своим видом вызвать гнетущую тоску в их уязвимых сердцах...
Они вышли на голое заснеженное плато, где карликовые, изуродованные постоянно дующим ветром деревья росли на склонах глубоких оврагов, и Сенор еще издали увидел край гигантской воронки, над которой было разлито сияние множества огней, обещавших приют, тепло и еду. При виде этого сияния Лаина радостно вскрикнула и они поспешили к человеческому жилью, столь редко встречающемуся в ее неприветливом мире.
Стражники колодца появились неожиданно и герцог невольно отдал должное собственным солдатам. Небольшой отряд всадников на длинных приземистых лошадях, покрытых густой шерстью, как будто вырос из-под земли, окружая гостей кольцом, пока кто-то из стражников не узнал, наконец, пропавшую дочь Згида.
Спустя несколько мгновений солдаты поняли, что видят рядом с ней герцога Йерда.
Сенор внимательно всматривался в их лица и прочел на одних почтение, на других – суеверный страх, на третьих – отвращение, которое невозможно было скрыть. Странная, почти необъяснимая смесь чувств... Он удивился тому, что еще находит в себе силы наблюдать за выражением чужих лиц.
Тем временем Лаину укутывали в накидки и меха, оказывая ей знаки внимания, как особе высокого происхождения. Она принимала их, как нечто само собой разумеющееся и вскоре уже сидела на лошади. Солдат, уступивший ей место, теперь должен был проделать путь до колодца бегом, держась за ее стремя. Его лицо пересекал длинный и давний шрам.
Герцогу уступил свою лошадь тот, кто был, по-видимому, главным в отряде. Этот человек отводил глаза, когда его взгляд встречался со взглядом Йерда, но Сенор догадывался, что причина этому – не трусость.
– Дайте мне одеться! – приказал герцог, инстинктивно находя верный тон, но это простое требование вызвало настоящий шок среди обитателей колодца. Повисла гнетущая тишина. На Йерда смотрели так, будто он произнес по меньшей мере непристойность, однако эта непристойность почему-то оказалась причиной плохо скрываемого страха. Даже Лаина виновато отвела глаза, когда он бросил на нее взгляд, полный досады и непонимания.
– В чем дело? – резко спросил он человека, державшегося за его стремя, чтобы вывести того из столбняка.
– Но, герцог... – медленно начал тот, испытывая, по-видимому, нешуточные затруднения. – Никто не может дать вам свою одежду. Разве... Разве вы забыли об этом?..
«Забыл об этом!» – с горечью подумал Сенор, проклиная богов Земли Мокриш, холод, свою злосчастную судьбу и людей, стоявших вокруг.
– Какую угодно одежду! – мрачно приказал он. – Потом сожгите ее. Закопайте. Отдайте глонгам. Сделайте с нею что угодно, но сейчас мне нужна одежда! Или вы пожалеете о том, что родились!
– Герцог! – воскликнул предводитель стражников и впервые твердо посмотрел Йерду в глаза. – Никто не согласится погубить свою тень даже под угрозой мучительной смерти! Вы можете дать нам второе, но не требуйте первого! Это сильнее любого из нас.
Сенор ошеломленно уставился на густую гриву волос, скрывших от него лицо Лаины, словно пытался получить от нее хоть какое-нибудь объяснение услышанному. Потом выругался про себя, чувствуя, что поднимающийся ночной ветер пробирает его до костей сквозь щели в хитиновых доспехах.
– Ладно, проклятие с вами! – бросил он злобно и развернул лошадь в направлении колодца. – Тогда скачите быстрее, пока ваш герцог не превратился в кусок льда!..
* * *
Последние лучи вечернего света растаяли над Землей Мокриш и на смену им пришли ночные светила, а также костры и факелы колодца Тагрир. Там, куда не достигал их свет, тьма казалась еще более глубокой; далекая горная цепь исчезла из вида, но это не могло обмануть герцога, – влияния исходившие оттуда, превращали мрачные горы в цитадель неведомого зла.Озноб прошел по его телу, когда он вглядывался во тьму, и это не ускользнуло от внимания стражника, задыхавшегося от быстрого бега, но все еще державшегося за стремя. Ничто не могло заставить его остаться в одиночестве на равнине долгой ночью.
Герцог перевел взгляд на открывшийся перед ним колодец. Широкая дорога уходила вниз сужающейся спиралью вдоль стен колоссальной воронки, на дне которой висело облако тумана. Сквозь разрывы в этом тумане Сенор разглядел поверхность бурлящего озера. Он впервые видел горячие источники и такое количество кипящей воды. Теперь он понял, почему земля по краям колодца не промерзала насквозь. Одна только мысль о том, как легко можно оказаться в этом озере, свалившись со спирального спуска, и свариться заживо, вызывала содрогание.
Все ярусы колодца, образованные пересекающей склон дорогой, были ярко освещены кострами, в стенах видны многочисленные двери и ходы, уводившие в подземелья. Тагрир оказался огромным человеческим поселением, прятавшимся в земной тверди и имевшим только один общий выход на поверхность. С точки зрения придворного Башни это было как достоинством, так и недостатком, но он еще не имел представления о тех, кто угрожал народу колодцев.