Страница:
Его тело ударилось о крышу и скатилось с нее. Люгер видел, что к этому моменту его враг был уже мертв - его голова была повернута под неестественным углом. Падая вдоль стены дома, тело Хоммуса обломало ветви деревьев, и одновременно с их треском Стервятник услышал истошный женский крик.
Ужасное предчувствие заморозило его внутренности, но через секунду он понял, что крик донесся со стороны парка, а не из окон дома. Люгер посмотрел вниз и увидел обнаженную женщину, бегущую от пруда к дому. Она была безумна или охвачена истерикой. Он не мог понять, рыдает она или смеется на бегу, но с облегчением осознал, что это не Сегейла. Женщина не была беременна и имела очень темные волосы. На ее руках и ногах сверкали браслеты. Она бежала хаотически, многократно меняя направление и натыкаясь на мраморные статуи и стволы деревьев.
Догадываясь о том, что испытывает Сегейла, услышав крики, Люгер бросился к дому.
Глава третья
КОВАРНЫЙ ПРЕДОК
Утешив свою возлюбленную, Стервятник отправился разыскивать сумасшедшую любительницу ночных прогулок. На этот раз было достаточно выйти из дома и обогнуть восточное крыло. Здесь он увидел женщину, застывшую над телом Хоммуса, и отметил про себя, что фигура у нее весьма и весьма соблазнительная. То есть именно такая, какой должна быть фигура Геллы Ганглети. Перед мысленным взором Люгера тотчас же промелькнули бурные любовные сцены в ее спальне. В этом он остался верен себе, а спустя несколько секунд убедился в том, что не ошибся насчет Геллы.
Ветка хрустнула под его каблуком, и женщина стремительно обернулась. Увидев его, она сдавленно завыла, как будто перед нею оказалось нечто более жуткое, чем призрак. Вначале он даже не узнал Геллу - она разительно изменилась. Ее зрачки были невероятно расширены, а под глазами залегли черные круги. Лицо, обтянутое сухой бледной кожей, казалось вырезанным из дерева; на нем почти не выделялись обескровленные губы. От Геллы исходил незнакомый приторный запах. Вблизи Люгер увидел, что все ее тело покрыто множеством царапин и шрамов; из некоторых ран и сейчас сочилась кровь.
Он знал госпожу Ганглети как коварную, сильную, изощренную в интригах и опасную даму, но сейчас она была до смерти напугана чем-то. Очевидно, гибель Хоммуса она восприняла, как еще одно звено в цепи происходивших здесь зловещих событий... Соблазн прикончить ее прямо сейчас был велик, но Люгер вовремя одумался - вспомнил, что знает еще далеко не все.
Чтобы вывести Геллу из шокового состояния и прервать душераздирающий вой, он с силой ударил ее по щеке. Длинные влажные волосы взметнулись и залепили ей рот. Тогда он схватил ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на труп Хоммуса. Несмотря на сломанную шею, у того был удивительно умиротворенный вид, а на теле полностью отсутствовали следы крови... Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов еще двумя экземплярами. Но почему-то он не слишком обрадовался этому.
Ганглети почти не сопротивлялась; скорее, она напоминала тяжелую куклу, которую Люгеру приходилось вести за собой. Он запер дверь на засов и толкнул Геллу в первое попавшееся кресло, где она и осталась сидеть в довольно рискованной позе. Несмотря на ужасный вид, эта женщина возбуждала его (Люгер давно избавил Сегейлу от своих посягательств в связи с ее беременностью). Согрешив в мыслях, он решил принести Гелле какую-нибудь одежду.
Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, Слот поднялся на третий этаж и выбрал самое скромное из ее платьев. На обратном пути он раздумывал над тем, как объяснит Сегейле появление в доме еще одной дамы, особенно, когда Гелла придет в себя и снова станет разговорчивой и опасной.
Он не успел ничего придумать. Зрелище, открывшееся его взгляду, лишило его подвижности второй раз за эту ночь. Возле кресла, в котором развалилась Гелла, стояла его старая кормилица и чем-то поила любовницу Хоммуса. Сцена была более чем двусмысленной, и старуха хорошо понимала это. Может быть, потому у нее был вид побитой собаки.
Придя в себя от изумления, Люгер вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в комнаты слуг на первом этаже. Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего сел в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на предавшей его старухе.
В кубке, из которого пила Гелла, было теплое вино, и вскоре она погрузилась в забытье. Кормилица продолжала стоять рядом с безвольно опущенными руками. Люгер не видел ее лица. Однако в ее позе была покорность, граничившая с идиотизмом.
- Где Анна? - спросил он наконец.
Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
- Ты что, оглохла?! - заорал он, но это привело лишь к тому, что старуха закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
- Оставь в покое глупую женщину, - спокойно и твердо сказал кто-то за спиной Стервятника. Он вскочил, держа наготове меч.
На полутемной лестнице стоял некто в черном монашеском одеянии. Человек откинул с головы капюшон, и Люгер увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
Догадка поразила его, как удар грома, но еще раньше он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. Кубок выпал из ее руки и покатился по каменному полу. Его никто не поднял.
* * *
Люгеру полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего более тридцати лет, но эта неожиданная и почти невероятная встреча вызвала в нем лишь глухое раздражение. Несколько часов сна казались недостижимым блаженством. Разве мог он позволить себе уснуть в эту ночь жутких чудес?..
Его мозг вяло оценивал просходящее. Прежде всего, старик мог и не быть его отцом, несмотря на внешнее сходство. Это казалось наиболее правдоподобным объяснением, однако интуиция подсказывала нечто другое...
Некоторое время он молча рассматривал человека в черном, пытаясь понять, не является ли тот существом вроде Шаркада Гадамеса. При этом в его памяти даже всплыла одна из древних пьес, написанная задолго до Катастрофы. В той пьесе сын повстречался с призраком своего подло убиенного отца...
И наконец, с каким-то леденящим чувством, Люгер приготовился принять истинное положение вещей.
Он медленно опустился в кресло, почти завидуя Ганглети. Сейчас бокал вина не помешал бы и ему.
Человек в черном пересек зал и уселся в кресло, стоявшее в отдалении, у окна. Лунный свет падал на него сзади, превращая седые волосы в некое подобие нимба. Люгер видел, что человек улыбается, но не мог понять, что означает эта улыбка. Возможно, она ничего не означала.
- Значит, у меня будет внук... - сказал отец Люгера после долгой паузы. Сказал без всякой радости. У него был приглушенный голос, заставлявший прислушиваться к каждому слову. Ему нельзя было отказать в странном очаровании заговорщика или пожилого любовника. Но это очарование быстро рассеялось, оставив после себя неприятный осадок.
- Лучше бы ему вовсе не родиться, - продолжал старик. - Я убил бы его собственными руками, но для этого понадобилось бы вспороть материнский живот, а ты едва ли переживешь это... Но зачем тебе тогда вообще жить?..
Слушая этот жутковатый бред, Стервятник пытался понять, кто находится ближе к безумию - Гелла Ганглети или старый кривляющийся шут, который был его отцом?.. Тем не менее, его шутки пугали по-настоящему.
- Ты был наверху? - агрессивно спросил Стервятник.
- Да, я видел твою женщину. Поздравляю... У тебя неплохой вкус. Впрочем, эта тоже когда-то была недурна. - Старик показал в сторону госпожи Ганглети, кое-как укрытой платьем, и подмигнул Люгеру, как будто разделял его увлечение женским полом. Впрочем, по-видимому, так оно и было.
Слот слишком устал, чтобы посвящать остаток ночи обмену ничего не значащими фразами. У него сложилось впечатление, что предок ведет с ним какую-то невразумительную игру. Он следил за стариком из-под полузакрытых век, ощущая гнетущее беспокойство и втайне желая, чтобы этой встречи не было вовсе.
- Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? - вкрадчиво спросил Стервятник.
Люгер-старший проигнорировал этот вопрос.
- Прекрасное оружие, - сказал он, рассматривая земмурский меч, лежавший на коленях Слота. - Это игрушка из Фруат-Гойма. Далеко же ты забрался...
- Какого черта?!.. - взревел Люгер и осекся, наткнувшись на ледяную улыбку собеседника.
- Ты мог бы быть попочтительнее со своим отцом, - сказал старик с иронической укоризной. - Кажется, ты интересовался молодой служанкой? Ее изнасиловал и убил тот человек, который недавно упал с крыши. Кстати, ты не знаешь, почему ему вздумалось сделать это?
Улыбка и насмешливый тон предка бесили Стервятника, но он не мог сейчас просто уйти, оставшись в неведении и подвергая Сегейлу неизвестной опасности.
- Кто еще находится в доме? - спросил он, не обращая внимания на последний вопрос, который, конечно же, был чисто риторическим.
- Их было двое. Теперь нас осталось четверо. - Старик не изменил себе, продолжая говорить загадками. - Иди спать, - добавил он уже без всякой улыбки. Его лицо вдруг стало пустым, как будто время стерло с него всякое выражение.
Слот бросил взгляд в сторону Геллы, и старик понял его без слов.
- Она не убежит, - пообещал он изменившимся голосом, в котором было что-то жуткое. - Я побуду с ней... до утра.
Тогда Люгер поднялся и отправился к Сегейле, проклиная неразговорчивость своего папаши. На лестнице он обернулся и еще раз посмотрел на странную сцену, которую считал невозможной в этом доме: старик сидел в кресле, похожий одновременно на преступника и святого; полуобнаженная дама спала в другом кресле; кормилица лежала на полу в глубоком обмороке.
Только на третьем этаже он осознал, что именно доставляет ему мучительное беспокойство. Он никак не мог понять, кто же был третьим партнером Верчеда Хоммуса и Геллы Ганглети за карточным столом?
* * *
Поднявшись к Сегейле, он лег с ней рядом, не раздеваясь и не выпуская из руки меч. Другой рукой он гладил ее по голове, пока она не уснула...
Спустя полчаса, когда за окном уже плыла предутренняя мгла, его рука остановилась. Сон Стервятника был неглубоким и беспокойным. Однажды ему послышались какие-то звуки, доносившиеся снизу, но они стихли, как только он окончательно проснулся.
Глава четвертая
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Комната была залита золотистым светом утреннего солнца. Это сияние наполняло душу радостью нового пробуждения. Казалось, ничего плохого не может случиться под пронзительно-голубым небом, осколок которого Люгер видел в окне. Смерть и кровь представлялись всего лишь бутафорией на бесконечных и вневременных подмостках. Пылинки плавали, сверкая в солнечных лучах, - крохотные вселенные, рождающиеся и умирающие здесь, в эту минуту.
Потом Люгер почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оторвал взгляд от манящей синевы небес. Сегейла сидела в кресле, и золотой свет окрашивал ткань ее платья, отчего оно казалось расшитым металлическими нитями. Ее прекрасной формы руки покоились на выступающем животе.
Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Значительно лучше. Глаза, наполненные чистой влагой горных озер, пристально следили за Стервятником.
- Тебе угрожает опасность? - спросила она слишком спокойно, чтобы он не угадал за этим спокойствием страх.
- Теперь уже нет, - сказал Люгер и подумал, что сам хотел бы верить в это.
- Поэтому ты спал с мечом в руке?
В ее словах был оттенок горькой иронии... В ответ он лишь пожал плечами, как будто только сейчас вспомнил про мрачное оружие, разделившее пополам супружеское ложе.
- Я могу выйти?
Он с облегчением рассмеялся.
- Конечно. Я познакомлю тебя с моим отцом. Он уже видел тебя ночью.
Она была поражена.
Люгер блаженно улыбался, потому что ласковый луч солнца коснулся его лица.
- В доме были враги, - медленно проговорил он. - Кто-то обезвредил их. Возможно, мой отец. Я считал его мертвым. Это все, что я знаю сейчас. Потом я объясню тебе остальное...
Он понимал, что этого недостаточно. Сам он не удовлетворился бы подобным объяснением. Но женщины гораздо терпеливее мужчин. Сегейла стала молча одеваться.
Утро вдруг показалось Стервятнику серым, холодным и пустым.
* * *
Уже на лестнице он понял, что сегодня вряд ли найдет ответы на свои вопросы. Каким-то образом он, считавший себя в высшей степени независимым одиночкой, поддался неизъяснимому влиянию старика. Люгер вспомнил давний сон, снившийся ему в этом самом доме еще до поездки в Фирдан. Разговор с человеком в черном... Разговор о гомункулусе и о том, можно ли доверять снам...
Теперь Люгер готов был поверить, что то был не сон... Монах Без Лица... Существо, ставшее местной легендой... Неужели старик прятался в окрестных лесах тридцать лет? Во имя чего? Ради неприкосновенности поместья? Слишком наивно было думать так. Это была бы бессмысленная и ничем не обусловленная жертва. Тем более, что Хоммус все же наделал бед, прежде чем умер...
Теперь старик исчезнет опять... Может быть, еще на тридцать лет. Люгер предчувствовал, что не увидит его в ближайшее время, и это было как-то связано с Сегейлой. Старик сказал что-то насчет младенца, которому лучше бы не рождаться на свет. Люгер пережил жуткий миг сомнений, но не мог поделиться ими ни с кем. Особенно со своей принцессой...
Тридцать лет... Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он совершал слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет в небытие, чтобы оберегать своего неразумного сына от неразличимого зла? Причем оберегать из неприступной крепости в сумерках между мирами... Это было похоже на красивую легенду, но не более того. Стервятник знал, что правда окажется куда грязнее...
Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь при свете дня, но он не испытал просветления. Напротив, темная тайна засела в сознании... Как он и ожидал, старик бесследно исчез. Сегейла, медленно спускавшаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного разочарованной. Слот понял, что вскоре может потерять ее безграничное доверие.
Впрочем, он все же испытал некоторое облегчение, когда увидел, что Гелла Ганглети тоже исчезла. Старуха-кормилица лежала на полу в той же позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее шеи. Она уже почти остыла...
И снова Люгер ощутил нечто вроде благодарности за деликатность мертвых, избавивших его от будущих неудобств. А терпеть рядом полубезумную старуху, униженную и раздавленную Хоммусом или кем-то другим, действительно было большим неудобством.
Сегейла беззвучно заплакала за его спиной. Он не видел ее слез, но знал, что она плачет. Он подарил ей ночи ужаса и дом смерти. А кроме того - сомнительного наследника, который мог оказаться оборотнем...
Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал могилу.
Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя. Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб увидел ее в совершенно другом обличье.
Солнце висело над сонным парком... Стервятника вдруг объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции, один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем, чтобы при случае послужить причиной новых мук.
Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем же вечером. Это были преждевременные роды.
Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
* * *
Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось, что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни, облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся с еще одной проблемой. Он вспомнил, как трудно найти в окрестных деревнях новую служанку. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и безумной голой парочки наверняка превратило его в проклятое место, куда ни один человек не согласится отправиться по своей воле.
Но худшее было впереди. С наступлением сумерек у Сегейлы начались схватки. Вот когда Слот испытал почти неведомые ему растерянность и отчаяние. При возвращении в поместье он весьма рассчитывал на помощь старой кормилицы, но теперь та уже стала пищей для червей. Ближайшая деревня находилась в часе езды, не говоря уже об Элизенваре. В любом случае, Люгер не мог оставить Сегейлу в одиночестве даже на несколько минут.
Пока Сегейла еще могла говорить, она рассказала ему все, что знала о родах сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки... Когда взошла Луна, схватки усилились. В жарком свете свечей мокрое лицо Сегейлы блестело, как стекло.
Люгеру еще повезло, что роды прошли сравнительно легко. Принцесса справилась с этим самостоятельно, как справляются самки животных, забиваясь в темные углы своих нор и пещер. Он почти не слышал ее крика и вообще не услышал голоса ребенка. Когда он увидел его голову, то испытал что-то вроде шока.
На голове младенца обнаружилась светлая поросль очень коротких волос с темной полосой, протянувшейся от лба к темени. Личико младенца было сморщеным и уродливым, а тело показалось Люгеру слишком большим для новорожденного. Но в общем внешне это был нормальный человеческий ребенок, возможно, несколько крупнее обычных размеров. Странным казалось только то, что он не издавал ни звука. Ужасное подозрение, что младенец мертв, вскоре рассеялось. Люгер, застыв, глядел на него, пока не убедился в том, что тот дышит.
Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим глазам. Ребенок пытался отползти от матери, оставляя на простынях влажный слизистый след. Его пока еще бессильные ручки схватились за пальцы отца, и Люгер подумал, что было бы жестоко пытаться их оторвать. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца пугала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое и жуткое, как проявление чужой воли. Сегейла лежала с закрытыми глазами, и Слот был даже рад этому.
С кривой усмешкой Люгер наблюдал за своим ребенком. Если тому суждено вырасти, пусть его враги пожелеют о том, что появились на свет.
Если бы Стервятник знал, что его ожидает, он вряд ли улыбался бы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗИМА 3000
Глава пятая
НОЧЬ ОБОРОТНЯ
Наступил страшный для Люгера год. В лучшем случае ему оставалось прожить триста шестьдесят четыре дня, но каждый из них мог оказаться для него последним.
Задолго до этого Стервятник почувствовал на собственной шкуре, что знание может быть худшим врагом человека - лишающим сна, отравляющим любовь, изъедающим душу... Это ненужное ему и противоестественное знание было сосредоточено в одном маленьком, едва заметном знаке на ладони. Но все хироманты были единодушны в том, что знак заключает в себе почти непреодолимое проклятие.
Люгер менялся, но не замечал изменений. Вернее, ему не хотелось думать об этом. Он стал равнодушен ко многим радостям жизни, в последнее время почти не покидал поместья и постепенно сделал невыносимым пребывание Сегейлы в доме.
Этому предшествовали пять лет сползания в летаргию, пять долгих и очень быстро пролетевших лет, которые скрашивал только маленький Морт Люгер. К четырем годам он почти заставил Стервятника забыть о мрачных обстоятельствах, при которых ребенок был зачат, и о том влиянии, которому он, возможно, подвергся еще в материнской утробе. Теперь это был игривый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.
Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил эти нелепые попытки.
Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир, где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием, но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть, немного странной, потому что это была игра без цели...
Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление, будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви...
От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты лица, мягкость в обращении и загадочную способность не раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с наступлением нового года даже он утратил эту способность.
Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся избежать предначертанного конца.
Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям, не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя, комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи попов - да и любые другие речи...
Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем он не мог даже в объятиях Сегейлы.
Что это было - злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность... Стервятник стал бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным, безразличным ко всему, кроме приближающегося конца...
Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею, но она простила ему и это... Постепенно она осознала, что делит ложе с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим огням на болотах - лживым, холодным, бледным... Черный меч стал постоянным спутником Слота. Это было хуже, чем измена. Люгер был раздавлен будущим, забыв о том, что для человека существует только настоящее...
Все больше времени Сегейла стала проводить в Элизенваре, у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не пренебрегал светскими развлечениями. Так как большинство семей не могло похвастаться абсолютной чистотой крови и большинство состояний имело неправедное происхождение, супруга Стервятника не была отвергнута никем из его старых друзей. Все привыкли и к тому, что ее происхождение оставалось тайной. Правда, дом советника Гагиуса был закрыт для нее, однако этот пробел с лихвой восполняли вдова Тревардос и супруги Тротус, опекавшие Сегейлу, сражаясь с собственнной скукой...
Все приходит не вовремя или слишком поздно. Теперь у Стервятника появились деньги, но они могли дать ему лишь телесный комфорт. Люгер мог позволить себе нанять двоих слуг, которых не без труда отыскал в Элизенваре. В конце концов он остановился на пожилой чете Баклусов, лучшими рекомендациями которой послужили флегматичность и безразличие ко всему, кроме денег.
Эльда Баклус оказалась неплохой кухаркой, а ее муж Густав устраивал Слота тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной нечисти. Он тайно помогал хозяину бороться с излишками винных запасов, зато Люгер мог быть уверен в том, что не останется без слуги только потому, что у кого-либо из местных жителей вдруг развяжется язык.
Трех лет, прожитых в поместье, оказалось достаточно, чтобы Эльда и Густав стали понимать Стервятника с полуслова; поэтому супруги старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать гнетущую атмосферу старого дома, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб, написанную пылающими буквами в адском хаосе мозга, чтобы обратить внимание на страдания единственного любившего его существа.
Ужасное предчувствие заморозило его внутренности, но через секунду он понял, что крик донесся со стороны парка, а не из окон дома. Люгер посмотрел вниз и увидел обнаженную женщину, бегущую от пруда к дому. Она была безумна или охвачена истерикой. Он не мог понять, рыдает она или смеется на бегу, но с облегчением осознал, что это не Сегейла. Женщина не была беременна и имела очень темные волосы. На ее руках и ногах сверкали браслеты. Она бежала хаотически, многократно меняя направление и натыкаясь на мраморные статуи и стволы деревьев.
Догадываясь о том, что испытывает Сегейла, услышав крики, Люгер бросился к дому.
Глава третья
КОВАРНЫЙ ПРЕДОК
Утешив свою возлюбленную, Стервятник отправился разыскивать сумасшедшую любительницу ночных прогулок. На этот раз было достаточно выйти из дома и обогнуть восточное крыло. Здесь он увидел женщину, застывшую над телом Хоммуса, и отметил про себя, что фигура у нее весьма и весьма соблазнительная. То есть именно такая, какой должна быть фигура Геллы Ганглети. Перед мысленным взором Люгера тотчас же промелькнули бурные любовные сцены в ее спальне. В этом он остался верен себе, а спустя несколько секунд убедился в том, что не ошибся насчет Геллы.
Ветка хрустнула под его каблуком, и женщина стремительно обернулась. Увидев его, она сдавленно завыла, как будто перед нею оказалось нечто более жуткое, чем призрак. Вначале он даже не узнал Геллу - она разительно изменилась. Ее зрачки были невероятно расширены, а под глазами залегли черные круги. Лицо, обтянутое сухой бледной кожей, казалось вырезанным из дерева; на нем почти не выделялись обескровленные губы. От Геллы исходил незнакомый приторный запах. Вблизи Люгер увидел, что все ее тело покрыто множеством царапин и шрамов; из некоторых ран и сейчас сочилась кровь.
Он знал госпожу Ганглети как коварную, сильную, изощренную в интригах и опасную даму, но сейчас она была до смерти напугана чем-то. Очевидно, гибель Хоммуса она восприняла, как еще одно звено в цепи происходивших здесь зловещих событий... Соблазн прикончить ее прямо сейчас был велик, но Люгер вовремя одумался - вспомнил, что знает еще далеко не все.
Чтобы вывести Геллу из шокового состояния и прервать душераздирающий вой, он с силой ударил ее по щеке. Длинные влажные волосы взметнулись и залепили ей рот. Тогда он схватил ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на труп Хоммуса. Несмотря на сломанную шею, у того был удивительно умиротворенный вид, а на теле полностью отсутствовали следы крови... Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов еще двумя экземплярами. Но почему-то он не слишком обрадовался этому.
Ганглети почти не сопротивлялась; скорее, она напоминала тяжелую куклу, которую Люгеру приходилось вести за собой. Он запер дверь на засов и толкнул Геллу в первое попавшееся кресло, где она и осталась сидеть в довольно рискованной позе. Несмотря на ужасный вид, эта женщина возбуждала его (Люгер давно избавил Сегейлу от своих посягательств в связи с ее беременностью). Согрешив в мыслях, он решил принести Гелле какую-нибудь одежду.
Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, Слот поднялся на третий этаж и выбрал самое скромное из ее платьев. На обратном пути он раздумывал над тем, как объяснит Сегейле появление в доме еще одной дамы, особенно, когда Гелла придет в себя и снова станет разговорчивой и опасной.
Он не успел ничего придумать. Зрелище, открывшееся его взгляду, лишило его подвижности второй раз за эту ночь. Возле кресла, в котором развалилась Гелла, стояла его старая кормилица и чем-то поила любовницу Хоммуса. Сцена была более чем двусмысленной, и старуха хорошо понимала это. Может быть, потому у нее был вид побитой собаки.
Придя в себя от изумления, Люгер вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в комнаты слуг на первом этаже. Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего сел в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на предавшей его старухе.
В кубке, из которого пила Гелла, было теплое вино, и вскоре она погрузилась в забытье. Кормилица продолжала стоять рядом с безвольно опущенными руками. Люгер не видел ее лица. Однако в ее позе была покорность, граничившая с идиотизмом.
- Где Анна? - спросил он наконец.
Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
- Ты что, оглохла?! - заорал он, но это привело лишь к тому, что старуха закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
- Оставь в покое глупую женщину, - спокойно и твердо сказал кто-то за спиной Стервятника. Он вскочил, держа наготове меч.
На полутемной лестнице стоял некто в черном монашеском одеянии. Человек откинул с головы капюшон, и Люгер увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
Догадка поразила его, как удар грома, но еще раньше он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. Кубок выпал из ее руки и покатился по каменному полу. Его никто не поднял.
* * *
Люгеру полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего более тридцати лет, но эта неожиданная и почти невероятная встреча вызвала в нем лишь глухое раздражение. Несколько часов сна казались недостижимым блаженством. Разве мог он позволить себе уснуть в эту ночь жутких чудес?..
Его мозг вяло оценивал просходящее. Прежде всего, старик мог и не быть его отцом, несмотря на внешнее сходство. Это казалось наиболее правдоподобным объяснением, однако интуиция подсказывала нечто другое...
Некоторое время он молча рассматривал человека в черном, пытаясь понять, не является ли тот существом вроде Шаркада Гадамеса. При этом в его памяти даже всплыла одна из древних пьес, написанная задолго до Катастрофы. В той пьесе сын повстречался с призраком своего подло убиенного отца...
И наконец, с каким-то леденящим чувством, Люгер приготовился принять истинное положение вещей.
Он медленно опустился в кресло, почти завидуя Ганглети. Сейчас бокал вина не помешал бы и ему.
Человек в черном пересек зал и уселся в кресло, стоявшее в отдалении, у окна. Лунный свет падал на него сзади, превращая седые волосы в некое подобие нимба. Люгер видел, что человек улыбается, но не мог понять, что означает эта улыбка. Возможно, она ничего не означала.
- Значит, у меня будет внук... - сказал отец Люгера после долгой паузы. Сказал без всякой радости. У него был приглушенный голос, заставлявший прислушиваться к каждому слову. Ему нельзя было отказать в странном очаровании заговорщика или пожилого любовника. Но это очарование быстро рассеялось, оставив после себя неприятный осадок.
- Лучше бы ему вовсе не родиться, - продолжал старик. - Я убил бы его собственными руками, но для этого понадобилось бы вспороть материнский живот, а ты едва ли переживешь это... Но зачем тебе тогда вообще жить?..
Слушая этот жутковатый бред, Стервятник пытался понять, кто находится ближе к безумию - Гелла Ганглети или старый кривляющийся шут, который был его отцом?.. Тем не менее, его шутки пугали по-настоящему.
- Ты был наверху? - агрессивно спросил Стервятник.
- Да, я видел твою женщину. Поздравляю... У тебя неплохой вкус. Впрочем, эта тоже когда-то была недурна. - Старик показал в сторону госпожи Ганглети, кое-как укрытой платьем, и подмигнул Люгеру, как будто разделял его увлечение женским полом. Впрочем, по-видимому, так оно и было.
Слот слишком устал, чтобы посвящать остаток ночи обмену ничего не значащими фразами. У него сложилось впечатление, что предок ведет с ним какую-то невразумительную игру. Он следил за стариком из-под полузакрытых век, ощущая гнетущее беспокойство и втайне желая, чтобы этой встречи не было вовсе.
- Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? - вкрадчиво спросил Стервятник.
Люгер-старший проигнорировал этот вопрос.
- Прекрасное оружие, - сказал он, рассматривая земмурский меч, лежавший на коленях Слота. - Это игрушка из Фруат-Гойма. Далеко же ты забрался...
- Какого черта?!.. - взревел Люгер и осекся, наткнувшись на ледяную улыбку собеседника.
- Ты мог бы быть попочтительнее со своим отцом, - сказал старик с иронической укоризной. - Кажется, ты интересовался молодой служанкой? Ее изнасиловал и убил тот человек, который недавно упал с крыши. Кстати, ты не знаешь, почему ему вздумалось сделать это?
Улыбка и насмешливый тон предка бесили Стервятника, но он не мог сейчас просто уйти, оставшись в неведении и подвергая Сегейлу неизвестной опасности.
- Кто еще находится в доме? - спросил он, не обращая внимания на последний вопрос, который, конечно же, был чисто риторическим.
- Их было двое. Теперь нас осталось четверо. - Старик не изменил себе, продолжая говорить загадками. - Иди спать, - добавил он уже без всякой улыбки. Его лицо вдруг стало пустым, как будто время стерло с него всякое выражение.
Слот бросил взгляд в сторону Геллы, и старик понял его без слов.
- Она не убежит, - пообещал он изменившимся голосом, в котором было что-то жуткое. - Я побуду с ней... до утра.
Тогда Люгер поднялся и отправился к Сегейле, проклиная неразговорчивость своего папаши. На лестнице он обернулся и еще раз посмотрел на странную сцену, которую считал невозможной в этом доме: старик сидел в кресле, похожий одновременно на преступника и святого; полуобнаженная дама спала в другом кресле; кормилица лежала на полу в глубоком обмороке.
Только на третьем этаже он осознал, что именно доставляет ему мучительное беспокойство. Он никак не мог понять, кто же был третьим партнером Верчеда Хоммуса и Геллы Ганглети за карточным столом?
* * *
Поднявшись к Сегейле, он лег с ней рядом, не раздеваясь и не выпуская из руки меч. Другой рукой он гладил ее по голове, пока она не уснула...
Спустя полчаса, когда за окном уже плыла предутренняя мгла, его рука остановилась. Сон Стервятника был неглубоким и беспокойным. Однажды ему послышались какие-то звуки, доносившиеся снизу, но они стихли, как только он окончательно проснулся.
Глава четвертая
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Комната была залита золотистым светом утреннего солнца. Это сияние наполняло душу радостью нового пробуждения. Казалось, ничего плохого не может случиться под пронзительно-голубым небом, осколок которого Люгер видел в окне. Смерть и кровь представлялись всего лишь бутафорией на бесконечных и вневременных подмостках. Пылинки плавали, сверкая в солнечных лучах, - крохотные вселенные, рождающиеся и умирающие здесь, в эту минуту.
Потом Люгер почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оторвал взгляд от манящей синевы небес. Сегейла сидела в кресле, и золотой свет окрашивал ткань ее платья, отчего оно казалось расшитым металлическими нитями. Ее прекрасной формы руки покоились на выступающем животе.
Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Значительно лучше. Глаза, наполненные чистой влагой горных озер, пристально следили за Стервятником.
- Тебе угрожает опасность? - спросила она слишком спокойно, чтобы он не угадал за этим спокойствием страх.
- Теперь уже нет, - сказал Люгер и подумал, что сам хотел бы верить в это.
- Поэтому ты спал с мечом в руке?
В ее словах был оттенок горькой иронии... В ответ он лишь пожал плечами, как будто только сейчас вспомнил про мрачное оружие, разделившее пополам супружеское ложе.
- Я могу выйти?
Он с облегчением рассмеялся.
- Конечно. Я познакомлю тебя с моим отцом. Он уже видел тебя ночью.
Она была поражена.
Люгер блаженно улыбался, потому что ласковый луч солнца коснулся его лица.
- В доме были враги, - медленно проговорил он. - Кто-то обезвредил их. Возможно, мой отец. Я считал его мертвым. Это все, что я знаю сейчас. Потом я объясню тебе остальное...
Он понимал, что этого недостаточно. Сам он не удовлетворился бы подобным объяснением. Но женщины гораздо терпеливее мужчин. Сегейла стала молча одеваться.
Утро вдруг показалось Стервятнику серым, холодным и пустым.
* * *
Уже на лестнице он понял, что сегодня вряд ли найдет ответы на свои вопросы. Каким-то образом он, считавший себя в высшей степени независимым одиночкой, поддался неизъяснимому влиянию старика. Люгер вспомнил давний сон, снившийся ему в этом самом доме еще до поездки в Фирдан. Разговор с человеком в черном... Разговор о гомункулусе и о том, можно ли доверять снам...
Теперь Люгер готов был поверить, что то был не сон... Монах Без Лица... Существо, ставшее местной легендой... Неужели старик прятался в окрестных лесах тридцать лет? Во имя чего? Ради неприкосновенности поместья? Слишком наивно было думать так. Это была бы бессмысленная и ничем не обусловленная жертва. Тем более, что Хоммус все же наделал бед, прежде чем умер...
Теперь старик исчезнет опять... Может быть, еще на тридцать лет. Люгер предчувствовал, что не увидит его в ближайшее время, и это было как-то связано с Сегейлой. Старик сказал что-то насчет младенца, которому лучше бы не рождаться на свет. Люгер пережил жуткий миг сомнений, но не мог поделиться ими ни с кем. Особенно со своей принцессой...
Тридцать лет... Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он совершал слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет в небытие, чтобы оберегать своего неразумного сына от неразличимого зла? Причем оберегать из неприступной крепости в сумерках между мирами... Это было похоже на красивую легенду, но не более того. Стервятник знал, что правда окажется куда грязнее...
Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь при свете дня, но он не испытал просветления. Напротив, темная тайна засела в сознании... Как он и ожидал, старик бесследно исчез. Сегейла, медленно спускавшаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного разочарованной. Слот понял, что вскоре может потерять ее безграничное доверие.
Впрочем, он все же испытал некоторое облегчение, когда увидел, что Гелла Ганглети тоже исчезла. Старуха-кормилица лежала на полу в той же позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее шеи. Она уже почти остыла...
И снова Люгер ощутил нечто вроде благодарности за деликатность мертвых, избавивших его от будущих неудобств. А терпеть рядом полубезумную старуху, униженную и раздавленную Хоммусом или кем-то другим, действительно было большим неудобством.
Сегейла беззвучно заплакала за его спиной. Он не видел ее слез, но знал, что она плачет. Он подарил ей ночи ужаса и дом смерти. А кроме того - сомнительного наследника, который мог оказаться оборотнем...
Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал могилу.
Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя. Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб увидел ее в совершенно другом обличье.
Солнце висело над сонным парком... Стервятника вдруг объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции, один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем, чтобы при случае послужить причиной новых мук.
Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем же вечером. Это были преждевременные роды.
Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
* * *
Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось, что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни, облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся с еще одной проблемой. Он вспомнил, как трудно найти в окрестных деревнях новую служанку. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и безумной голой парочки наверняка превратило его в проклятое место, куда ни один человек не согласится отправиться по своей воле.
Но худшее было впереди. С наступлением сумерек у Сегейлы начались схватки. Вот когда Слот испытал почти неведомые ему растерянность и отчаяние. При возвращении в поместье он весьма рассчитывал на помощь старой кормилицы, но теперь та уже стала пищей для червей. Ближайшая деревня находилась в часе езды, не говоря уже об Элизенваре. В любом случае, Люгер не мог оставить Сегейлу в одиночестве даже на несколько минут.
Пока Сегейла еще могла говорить, она рассказала ему все, что знала о родах сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки... Когда взошла Луна, схватки усилились. В жарком свете свечей мокрое лицо Сегейлы блестело, как стекло.
Люгеру еще повезло, что роды прошли сравнительно легко. Принцесса справилась с этим самостоятельно, как справляются самки животных, забиваясь в темные углы своих нор и пещер. Он почти не слышал ее крика и вообще не услышал голоса ребенка. Когда он увидел его голову, то испытал что-то вроде шока.
На голове младенца обнаружилась светлая поросль очень коротких волос с темной полосой, протянувшейся от лба к темени. Личико младенца было сморщеным и уродливым, а тело показалось Люгеру слишком большим для новорожденного. Но в общем внешне это был нормальный человеческий ребенок, возможно, несколько крупнее обычных размеров. Странным казалось только то, что он не издавал ни звука. Ужасное подозрение, что младенец мертв, вскоре рассеялось. Люгер, застыв, глядел на него, пока не убедился в том, что тот дышит.
Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим глазам. Ребенок пытался отползти от матери, оставляя на простынях влажный слизистый след. Его пока еще бессильные ручки схватились за пальцы отца, и Люгер подумал, что было бы жестоко пытаться их оторвать. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца пугала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое и жуткое, как проявление чужой воли. Сегейла лежала с закрытыми глазами, и Слот был даже рад этому.
С кривой усмешкой Люгер наблюдал за своим ребенком. Если тому суждено вырасти, пусть его враги пожелеют о том, что появились на свет.
Если бы Стервятник знал, что его ожидает, он вряд ли улыбался бы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗИМА 3000
Глава пятая
НОЧЬ ОБОРОТНЯ
Наступил страшный для Люгера год. В лучшем случае ему оставалось прожить триста шестьдесят четыре дня, но каждый из них мог оказаться для него последним.
Задолго до этого Стервятник почувствовал на собственной шкуре, что знание может быть худшим врагом человека - лишающим сна, отравляющим любовь, изъедающим душу... Это ненужное ему и противоестественное знание было сосредоточено в одном маленьком, едва заметном знаке на ладони. Но все хироманты были единодушны в том, что знак заключает в себе почти непреодолимое проклятие.
Люгер менялся, но не замечал изменений. Вернее, ему не хотелось думать об этом. Он стал равнодушен ко многим радостям жизни, в последнее время почти не покидал поместья и постепенно сделал невыносимым пребывание Сегейлы в доме.
Этому предшествовали пять лет сползания в летаргию, пять долгих и очень быстро пролетевших лет, которые скрашивал только маленький Морт Люгер. К четырем годам он почти заставил Стервятника забыть о мрачных обстоятельствах, при которых ребенок был зачат, и о том влиянии, которому он, возможно, подвергся еще в материнской утробе. Теперь это был игривый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.
Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил эти нелепые попытки.
Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир, где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием, но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть, немного странной, потому что это была игра без цели...
Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление, будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви...
От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты лица, мягкость в обращении и загадочную способность не раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с наступлением нового года даже он утратил эту способность.
Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся избежать предначертанного конца.
Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям, не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя, комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи попов - да и любые другие речи...
Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем он не мог даже в объятиях Сегейлы.
Что это было - злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность... Стервятник стал бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным, безразличным ко всему, кроме приближающегося конца...
Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею, но она простила ему и это... Постепенно она осознала, что делит ложе с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим огням на болотах - лживым, холодным, бледным... Черный меч стал постоянным спутником Слота. Это было хуже, чем измена. Люгер был раздавлен будущим, забыв о том, что для человека существует только настоящее...
Все больше времени Сегейла стала проводить в Элизенваре, у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не пренебрегал светскими развлечениями. Так как большинство семей не могло похвастаться абсолютной чистотой крови и большинство состояний имело неправедное происхождение, супруга Стервятника не была отвергнута никем из его старых друзей. Все привыкли и к тому, что ее происхождение оставалось тайной. Правда, дом советника Гагиуса был закрыт для нее, однако этот пробел с лихвой восполняли вдова Тревардос и супруги Тротус, опекавшие Сегейлу, сражаясь с собственнной скукой...
Все приходит не вовремя или слишком поздно. Теперь у Стервятника появились деньги, но они могли дать ему лишь телесный комфорт. Люгер мог позволить себе нанять двоих слуг, которых не без труда отыскал в Элизенваре. В конце концов он остановился на пожилой чете Баклусов, лучшими рекомендациями которой послужили флегматичность и безразличие ко всему, кроме денег.
Эльда Баклус оказалась неплохой кухаркой, а ее муж Густав устраивал Слота тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной нечисти. Он тайно помогал хозяину бороться с излишками винных запасов, зато Люгер мог быть уверен в том, что не останется без слуги только потому, что у кого-либо из местных жителей вдруг развяжется язык.
Трех лет, прожитых в поместье, оказалось достаточно, чтобы Эльда и Густав стали понимать Стервятника с полуслова; поэтому супруги старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать гнетущую атмосферу старого дома, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб, написанную пылающими буквами в адском хаосе мозга, чтобы обратить внимание на страдания единственного любившего его существа.