Дастин Томасон. 21.12

   – Это как для христианина Библия, – пояснила она для Тэйн.
   На самом деле ни один абориген не использовал бы слово «вуй», которое для древних майя означало книгу вообще, применительно к «Попул Ву». Но Чель знала, что здесь никто не разоблачит ее обмана.
   – Попробуйте теперь узнать любые подробности о его болезни, – попросила Тэйн. – Спросите, с какого времени у него возникли проблемы со сном.
   Когда Чель перевела вопросы врача, Волси чуть приоткрыл глаза.
   – Еще в джунглях, – сказал он.
   Чель его ответ привел в недоумение.
   – Так ты заболел, находясь в джунглях?
   Он кивнул.
   – Значит, ты приехал сюда уже больной, верно, Волси?
   – За три солнца до приезда сюда я уже не мог спать.
   – Получается, что он заболел еще в Гватемале? – переспросила Тэйн. – Вы уверены, что поняли его правильно?
   – Уверена, – ответила Чель. – А почему это вас так волнует? Что это может значить?
   – Пока это только значит, что мне срочно нужно сделать несколько звонков по телефону.
 
   Чель положила ладонь в ложбину между шеей и плечом Волси. Это был способ, который применяла ее матушка, когда маленькой Чель снились страшные сны или она в кровь разбивала коленку. А прежде такой же терапией занималась ее бабушка. Поводя ладонью взад-вперед, Чель почувствовала, как напряжение в теле Волси ослабевает. Она понятия не имела, надолго ли ушла женщина-врач. Нужно было использовать представившуюся возможность.
   – Расскажи-ка мне, брат, – прошептала она, – зачем ты приехал из Эль Петена?
   – Рик то’ иб че у банник Янота^[17], – попросил вместо ответа Волси.
   Янота было распространенным среди майя женским именем.
   – Пожалуйста, – продолжал он. – Мне надо вернуться к жене и дочке.
   Она склонилась ниже.
   – У тебя есть дочь?
   – Она только что появилась на свет, – ответил он. – Зовут ее Сама. Сейчас Яноте приходится одной заботиться о ней.
   Вот это Чель без труда могла себе представить. Если бы не прихоть судьбы, она сама была бы сейчас подобием такой же Яноты и сидела бы с новорожденным младенцем на пороге крытой пальмовыми листьями хижины, дожидаясь возвращения своего мужчины, чей пустой гамак свисал с крыши. Где-то в Гватемале Янота, наверное, раскатывала сейчас кукурузные лепешки, чтобы поставить их запекаться на очаге, вслух обещая ничего не понимающей дочери, что папочка скоро должен к ним вернуться.
   Казалось, что Волси по временам теряет сознание. Но Чель была полна решимости использовать свой шанс до конца.
   – Ты ведь знаешь о древней книге, брат?
   Ответ стал для нее очевиден, хотя он не вымолвил ни слова.
   – Я видела вуй, брат, – продолжала Чель. – Расскажи мне все, что тебе о нем известно.
   Волси впился глазами в лицо Чель, его взгляд вдруг мгновенно прояснился.
   – Я только сделал то, что любой мужчина сделал бы, чтобы прокормить семью.
   – Что ты сделал для своей семьи? – спросила Чель. – Продал рукопись?
   – Это были всего лишь обрывки, – прошептал он. – Они просто валялись на полу в храме, иссыхая уже много тысяч солнц.
   Правота Чель подтверждалась. Перед ней на больничной койке лежал мародер. Что ж, напряженная ситуация в Гватемале не оставила для многих аборигенов вроде
   Волси, умевших только обрабатывать землю, иного выбора. Но странно, что простой крестьянин, найдя среди руин фрагменты книги, знал, что в Соединенных Штатах за нее можно выручить большие деньги. И еще больше поражало, что он сумел доставить ее сюда лично.
   – Скажи мне, брат, ты сам привез вуй в США, чтобы продать?
   – Йяа, – сказал Волси. «Да».
   Чель бросила взгляд через плечо и убедилась, что их все еще никто не слышит, прежде чем спросить:
   – Кому же ты продал книгу? Эктору Гутьерресу?
   Волси молчал.
   Чель попыталась задать вопрос по-другому. Указав себе на висок, она спросила:
   – Ты продал книгу мужчине с красным пятном вот здесь? Прямо над бородой?
   На этот раз он закивал головой.
   – Ты встречался с ним здесь или в Эль Петене?
   Волси пальцем ткнул в пол, символизировавший для него чужую землю, в которой он теперь, несомненно, найдет свою могилу. Волси разорил гробницу при древнем храме, присвоил найденную книгу, сумел добраться сюда и каким-то образом связался с Гутьерресом. Всего неделю спустя рукопись оказалась в лаборатории Чель при музее Гетти.
   – Где расположен этот храм, брат? – спросила она. – Ты сможешь принести очень много пользы нашему народу, если скажешь мне, как его найти.
   Но вместо ответа Волси выгнулся всем телом в сторону тумбочки, пытаясь дотянуться руками до графина с водой. Телефон и будильник с грохотом упали на пол. Потом он изловчился снять с графина крышку и влил в себя всю жидкость без остатка. Чель в испуге попятилась, опрокинув стул.
   Когда Волси опустошил сосуд, она краем одеяла вытерла ему лицо, прекрасно понимая, как мало оставалось у нее времени, чтобы получить столь необходимую информацию. Теперь он вроде бы полностью успокоился, и Чель немедленно снова насела на него с вопросами.
   – Скажи мне хотя бы, где живет Янота. Из какой вы с ней деревни? Тогда мы сможем послать туда кого-нибудь с весточкой от тебя и сообщить им, что ты здесь.
   Храм не мог располагаться далеко от его дома.
   Волси пришел в замешательство.
   – А кого же ты сможешь туда послать?
   – У нас в «Фратернидад майя» есть люди со всех концов Гватемалы. Кто-то из них наверняка знает, где искать твою деревню. Это точно.
   – «Фратернидад»?
   – Да. Это наша церковь, – объяснила Чель. – Место, где живущие в Лос-Анджелесе майя собираются для молитвы.
   Взгляд Волси мгновенно сделался отчужденным.
   – Это по-испански. Значит, вы молитесь вместе с ладиносами?
   – Нет, конечно, – сказала Чель. – «Фратернидад» – самое безопасное здесь место, где могут следовать обычаям предков аборигены.
   – Ладиносам я ничего не скажу!
   Чель поняла, какую совершила ошибку. «Фратернидад» означало «Братство» по-испански. Для тех, кто давно жил в Калифорнии, говорить на смеси испанского, английского и языка майя стало привычным. Но в тех краях, откуда прибыл Волси, у людей были бы все основания не доверять общине с таким названием.
   – «Фратернидад» ни о чем не узнает, – упорствовал Волси. – Я ни за что не приведу ладиносов к Яноте и Саме… Ты – аявораль!
   Это невозможно перевести на английский одним словом. Волси имел в виду, что Чель – уроженка этой чужой для него земли. Но он вкладывал в это и оскорбительный смысл. Пусть Чель родилась в такой же гватемальской деревне, как его собственная, пусть она посвятила жизнь изучению истории их предков, для Волси она навсегда останется своего рода чужестранкой.
   – Доктор Ману? – окликнули ее из-за спины.
   Она обернулась и увидела в проеме двери фигуру мужчины в белом халате.
   – Здравствуйте. Я – доктор Габриель Стэнтон.
 
   Мимо охранника в маске Чель вышла вслед за доктором в коридор. Он сразу же заговорил сугубо деловым тоном, благодаря своему внушительному росту он казался очень властным человеком. Долго ли он наблюдал за ней? Мог ли почувствовать, что у нее есть личная заинтересованность в его пациенте?
   – Итак, – Стэнтон повернулся, чтобы смотреть Чель в глаза, – наш мистер Волси утверждает, что заболел еще до прибытия в США?
   – Да, так он мне сказал.
   – Нам нужно выяснить наверняка! – Стэнтон не сводил с нее пристального взгляда. – До сих пор мы искали источник заболевания здесь, в Лос-Анджелесе, но, если он не вводит нас в заблуждение, поиски следует перенести в Гватемалу. Он сообщил, в какой части страны живет?
   – Нет, но по его диалекту я сделала вывод, что он из Петена, – ответила Чель. – Это самый крупный в стране департамент – эквивалент штата. Но мне не удалось узнать никаких подробностей о населенном пункте, откуда он приехал. И он отказывается сообщить, каким путем пробрался в США.
   – Так или иначе, – подытожил Стэнтон, – но теперь нам надо сосредоточить внимание на мясных продуктах из Гватемалы. И если он из маленькой туземной деревеньки, то это должно быть нечто, к чему у него был доступ. Насколько мне известно, там были вырублены тысячи акров тропических лесов, чтобы очистить место под фермерские пастбища. Это верно?
   Его осведомленность впечатляла. Он был умен настолько, что это даже внушало некоторую робость.
   – Да, под пастбища и кукурузные поля, на которых трудятся ладинос, – сказала Чель. – Коренному населению мало что досталось.
   – Волси мог употребить мясо, произведенное любым из тамошних фермерских хозяйств. Нам нужно узнать, какие мясные продукты он ел до того, как появились первые симптомы. Все, что он только сможет вспомнить, независимо от времени употребления. В первую очередь это касается говядины, но нельзя исключать домашнюю птицу и свинину – то есть любое мясо.
   – В деревнях иной раз едят мясо нескольких животных за одной трапезой.
   Казалось, доктор Стэнтон все еще продолжает оценивающе разглядывать ее. Она заметила, что дужки его очков погнулись, и ею овладело безотчетное желание поправить их. Он был по меньшей мере сантиметров на тридцать выше, и, чтобы отвечать взглядом на взгляд, Чель приходилось тянуть шею. Именно это ей нравилось когда-то в Патрике – по сравнению с другими белыми мужчинами он не отличался высоким ростом.
   – Мне нужно, чтобы вы заставили его основательно покопаться в памяти, – попросил Стэнтон.
   – Сделаю все, что в моих силах.
   – Он упоминал, зачем приехал сюда? Ему нужна работа?
   – Нет, – солгала она. – Он часто замыкался в себе или терял сознание. Под конец он вообще почти перестал отвечать на мои вопросы.
   Стэнтон понимающе кивнул.
   – Люди на такой стадии бессонницы поминутно могут отключаться, – сказал Стэнтон, возвращаясь в палату. – Давайте попробуем применить к нему другой метод.
   Волси лежал с закрытыми глазами, его дыхание было тяжелым и прерывистым. Чель теперь опасалась, как он прореагирует на ее вторичное появление, и на долю секунды у нее возник соблазн выложить доктору всю правду – рассказать о кодексе и связи с ним Волси.
   Но она не сделала этого. Несмотря на все страдания Волси, она не могла допустить, чтобы офицеры ИТС и начальство в музее Гетти узнали о случившемся. Возникала совершенно неприемлемая перспектива одновременно потерять и кодекс, и все результаты своих многолетних трудов.
   – Сталкиваясь с болезнью Альцгеймера, мы поняли, что пациенты с подобными нарушениями мозговой деятельности порой лучше отвечают на самые элементарные вопросы, вызывающие простейшие воспоминания, – сказал Стэнтон. – При этом важно продвигаться вперед шаг за шагом, чтобы переход от одного вопроса к другому казался естественным.
   Волси открыл глаза и посмотрел на Стэнтона, прежде чем перевел взгляд на Чель. Она ожидала встретить в нем враждебность. Но не заметила ничего подобного.
   – Начните с имени, – распорядился Стэнтон.
   – Но нам уже известно, как его зовут.
   – Вот именно. Поэтому просто скажите ему: «Ваша фамилия Волси».
   Чель обратилась к больному:
   – А би’ Волси.
   Когда же тот никак не прореагировал, повторила:
   – А би’ Волси.
   – Ну би’ Волси, – отозвался он после паузы. «Моя фамилия Волси». В его голосе не слышалось ни нотки враждебности. Казалось, он напрочь забыл об истории с «Фратернидад».
   – Он меня понял, – прошептала Чель.
   – Теперь спросите: ваши родители тоже зовут вас Волси?
   – Родители прозвали меня Отважным.
   – Не останавливайтесь, – сказал Стэнтон. – Спросите почему.
   И она продолжила, иногда повторяя вопросы несколько раз, но при этом с удивлением наблюдая, как взгляд Волси постепенно проясняется, а внимание делается более сфокусированным.
   – Почему они прозвали вас Отважным?
   – Потому что у меня всегда хватало смелости сделать то, чего не могли другие мальчики.
   – А на что же не хватало смелости другим мальчикам?
   – Пойти далеко в джунгли и ничего не бояться, как я.
   – Отправляясь в джунгли, когда ты еще был мальчиком, как ты мог там выжить?
   – Мне помогали выжить боги.
   – Боги всегда защищали тебя в джунглях?
   – Да, до тех пор, пока я не разгневал их недавно, они всегда хранили меня.
   – И что же произошло, когда ты недавно лишился их покровительства?
   – После этого в джунглях они запретили мне переходить в другой мир.
   – В какой другой мир? Ты имеешь в виду сон?
   – Да, они больше не позволяли моей душе отдыхать и набираться сил в мире духов.
   На этом месте Чель прервала опрос по методу Стэнтона, так как ей хотелось убедиться, что она поняла больного правильно. А потому она склонилась ближе и спросила:
   – Волси, так ты перестал спать с тех пор, как в последний раз пошел в джунгли? С тех пор как нашел древнюю книгу?
   Он кивнул.
   – Что происходит? – заволновался Стэнтон.
   Но Чель не обращала на него внимания. Ей нужно было получить желанную информацию.
   – Где именно в джунглях расположен тот храм? – спросила она.
   Но Волси снова замолчал.
   Стэнтон начал терять терпение.
   – Почему он перестал говорить? О чем были его последние слова?
   – Он заявил, что заболел, находясь в джунглях, – ответила Чель.
   – Как он оказался в джунглях? Он там живет?
   – Нет, – мгновение Чель колебалась с ответом, – он отправился туда для своего рода медитации. По его словам, именно во время этого ритуала он впервые испытал бессонницу.
   – Вы уверены, что правильно его поняли?
   – Уверена.
   Какое значение мог иметь тот факт, что она сказала неправду о причинах, приведших Волси в джунгли? Отправился он туда, чтобы добыть древнюю книгу или медитировать, не все ли равно? Главное, что именно тогда он заболел.
   – А потом он выбрался из джунглей и направился на север? – спросил Стэнтон.
   – Получается, что так.
   – С какой целью он пересек границу?
   – Он не говорит.
   – Рядом с тем местом в джунглях, где он… э-э… медитировал, могли располагаться фермы крупного рогатого скота?
   – Мне мало знакома та часть Петена, откуда он явился, – на этот раз Чель говорила чистую правду, – но животноводческие фермы встречаются по всему тамошнему плато.
   – Чем он питался, отправляя в джунглях свой ритуал? – продолжал задавать вопросы Стэнтон.
   – Всем, что мог поймать в силки или просто найти.
   – Значит, он жил в джунглях, и поблизости, возможно, находилось скотоводческое ранчо. Там он провел несколько недель, в течение которых должен был что-то есть. Он не мог решиться забить одну из чужих коров?
   – Думаю, такая вероятность существует.
   Стэнтон снова настоятельно попросил ее продолжать опрос, придерживаясь рекомендованной им тактики. И она подчинилась, но при этом делала все возможное, чтобы больше не вдаваться в подробности, зачем Волси вообще отправился в джунгли.
   – Ты питался коровьим мясом, когда был в лесу?
   – Там негде взять коровьего мяса.
   – А курятиной?
   – Откуда в джунглях возьмутся куры?
   – Зато уж оленей там предостаточно. Ты употреблял в пищу оленину?
   – Я никогда в жизни не жарил оленье мясо на своем очаге. Только лепешки.
   – Быть может, ты готовил на огне мясо, находясь дома?
   – Чуйум-туль не дозволяет готовить в очаге мясо. А я – Чуйум-туль, который царит над джунглями высоко в небе. Он руководил всей моей жизнью в облике человека с самого рождения.
   Чуйум-туль – ястреб на языке майя – был, вероятно, духовным животным Волси, которое избрал для него местный шаман. Каждому человеку присваивался свой вайоб, символизировавший его сущность. Отважный воин или вождь олицетворялся леопардом, потешный человек – обезьяной-ревуном, медлительный – черепахой. С древнейших времен и до нынешних дней у майя имя человека и его вайоб могли использоваться поочередно, заменяя друг друга, о чем свидетельствовал пример Волси.
   – А я – папе – тигровая бабочка, – сказала Чель. – И мое человеческое воплощение ежедневно призывает меня почитать свой вайоб. Чуйум-туль знает, что ты оказал ему уважение, если следовал его указаниям, какую пищу можно готовить на своем очаге.
   – Я строго придерживался его указаний в течение двенадцати лун, – гордо произнес Волси, чей взгляд на Чель окончательно смягчился, когда он понял, как хорошо она знает родные обычаи. – За это он открыл мне души животных в джунглях и показал, как оберегает их. Он объяснил, что ни один человек не имеет права убивать зверей.
   – О чем он говорит? – попытался вмешаться Стэнтон.
   Но Чель опять отмахнулась от него. Сумев снова завоевать доверие Волси, она теперь стремилась получить ответы, необходимые ей самой, прежде чем сознание его вновь померкнет.
   – И это ястреб привел тебя к великому храму, месту, где ты смог добыть средства на пропитание для своей семьи? – спросила она. – Для Яноты и Саны?
   Он медленно кивнул.
   – Как далеко от твоей деревни расположен храм, к которому привел тебя Чуйум-туль?
   – Он в трех днях пути.
   – В каком направлении?
   Но ответа не последовало.
   – Умоляю тебя, ты должен сказать мне, в каком направлении шел три дня!
   Но Волси явно не желал продолжать разговор на эту тему.
   Разочарованная, Чель решила зайти с другой стороны:
   – Ты сказал, что следовал указаниям Чуйум-туля двенадцать лун. Чего же он потребовал от тебя?
   – Он велел, чтобы я постился двенадцать лун, обещая указать способ сделать богатой всю мою деревню, – сказал Волси. – А потом действительно привел меня к храму.
   Услышав это, Чель не сразу поверила ему. Поститься двенадцать лун? Разве такое в силах человеческих?
   Обычай поститься тоже уходил корнями в древность, но только шаманы обязаны были исполнять обряд, уединяясь в пещерах для общения с богами. Там в течение месяца они питались только водой и несколькими фруктовыми плодами.
   – Так ты поклялся соблюдать пост двенадцать лун, брат? – переспросила Чель. – И ты сдержал слово?
   Он снова лишь кивнул в ответ.
   – Какого черта! Переводите, что он говорит! – начал злиться Стэнтон.
   Теперь Чель повернулась к нему:
   – Вы сказали, что этой болезнью можно заразиться через мясо, так?
   – Все известные негенетические прионовые заболевания приобретаются через испорченное мясо. Именно поэтому мне так важно знать, какие именно мясопродукты он ел. Пусть даже это было довольно давно.
   – Он вообще не употреблял мяса.
   – Что вы пытаетесь мне сказать?
   – Что он соблюдал строгий пост. У моего народа это означает полное воздержание от мяса.
   – Но это же невозможно!
   – Вам придется мне поверить, – сказала Чель. – Он утверждает, что уже год придерживается вегетарианской диеты.

7

   Рот, горло и даже желудок Волси иссохли так, словно он без перерыва сеял маис по меньшей мере двое суток. Янота рассказывала, что испытывала такую же жажду, пока рожала Саму, – жажду, которую невозможно утолить. Свет то вспыхивал, то снова угасал, когда он открывал и закрывал глаза, стараясь понять, как он вообще оказался на этой постели.
   «Я больше никогда не увижу Саму. Я умру от жажды, и она так и не узнает, что я похитил у древних книгу только ради нее… Только ради нее».
   Когда пришла страшная засуха, шаман возносил молитвы и совершал жертвоприношения богу Чааку каждый день, но дождя не выпало ни капли. Семьи стали распадаться. Детей все, кто мог, отправили к родне в города, старики быстро умирали от невыносимой жары. Янота волновалась, что у нее пропадет молоко.
   Но ведь ты – ястреб и никогда не допустил бы такого. Никогда.
   Когда Волси был еще маленький, случалось, что его мать сама ложилась спать голодной, потому что еды хватало только для детей. Тогда среди ночи Волси тихо пробирался мимо спящих родителей, потом наружу из хижины и шел красть маис у семьи, чьи запасы превышали их собственные нужды.
   Ястреб ничего не боится.
   Многие годы спустя, когда его семья снова оказалась на грани голодной смерти, Волси внял призыву своего вайоба. Пока он постился, на ястреба снизошло видение, как добраться до тех развалин. И вместе со своим напарником Мальсином он продирался сквозь джунгли в поисках храма. Только Икс Чель – богиня Луны – давала им свет. Мальсин всего боялся, непрерывно причитал, что они могут прогневить других богов. Но Волси-то знал, что за простые черепки от старых глиняных кувшинов белые люди готовы были отвалить тысячи, потому что приближался предсказанный конец эпохи.
   И боги не разгневались, а привели их к руинам. Между высокими деревьями они нашли здание со стенами, потрескавшимися от ветра и дождей. А внутри располагалась гробница с настоящими богатствами: ножами из обсидиана, сосудами из расписной керамики и стекла, бусами и другими украшениями. Еще там были маска и черепа с зубами из оникса. И книга. Эта проклятая книга! Они понятия не имели, что означают все эти слова и рисунки на бумаге из древесной коры, но книга словно зачаровала их.
   А теперь он оказался один в темноте, не зная даже, где именно. Мужчина и женщина, говорившая на к’виче, удалились. Волси снова потянулся к графину, но воды в нем больше не было.
   Тогда он спустил ноги на пол и с трудом встал, едва удерживая равновесие. Конечности отказывались слушаться его, как и глаза. Но он должен был напиться. Он притащил какой-то шест, привязанный к его руке, с собой в ванную комнату, нашел там раковину, полностью открыл кран и сунул голову под струю, заставляя себя глотать. Но ему было мало. Вода попадала ему в ноздри, в рот, струями сбегала по лицу, а ему хотелось все больше. Проклятие книги иссушило его, превратив каждый кусочек кожи в помертвевший пергамент. А все потому, что он поддался соблазнам белых людей, одержимых Концом Света, и попрал из-за них честь древних предков.
   Ястреб приподнял голову над раковиной и увидел в зеркале отражение своего лица. Он промок до нитки, но жажда его оставалась неутолимой.

* * *

   Беседуя по мобильному телефону с Дэвисом, Стэнтон мерил шагами двор перед больницей. Повсюду мелькали огни проблесковых маячков, потому что сдерживать все более агрессивных репортеров приходилось теперь с помощью полиции. Информация о Джоне Доу и его таинственной болезни, после которой телевидение примчалось на завод «Хавермор фармз», была, очевидно, получена прессой от одного из санитаров. Он подслушал разговор Тэйн с другим врачом и выложил что-то в чате одного из сайтов, посвященных «коровьему бешенству». А к этому времени все мало-мальски уважающие себя средства массовой информации поспешили прислать своих корреспондентов к больнице.
   – А что, если Джон Доу лжет? – предположил Дэвис.
   – Какой ему смысл лгать?
   – Ну, не знаю. Быть может, его жена – свихнувшаяся вегетарианка, и он трясется при мысли, что она узнает, как он тут лопает биг-маки?
   – Брось, это не серьезно.
   – Хорошо. Тогда предположим, что он заболел раньше, чем завязал с мясом?
   – Ты же видел образцы под микроскопом. Болезнь проникла в его организм гораздо позже, чем год назад.
   Дэвис только вздохнул, но не унимался:
   – Твоя переводчица не смогла отрицать, что он, возможно, употреблял сыр или молоко. Наверное, нам пора переключиться на молочные продукты, а?
   В их распоряжении были пока лишь показания одного пациента, которые противоречили результатам многолетних исследований, и потому Стэнтону все еще не хотелось снимать подозрений с мяса. Но игнорировать проблему он не мог. В конце концов, именно в коровьем молоке обнаруживалась в свое время кишечная палочка, листерия и сальмонелла, а потому Стэнтон уже давно опасался, что и прионовые заболевания рано или поздно затронут его. К тому же если потребление говядины на душу населения в США составляло 40 фунтов в год, то молочной продукции – все триста. За время активного жизненного цикла молоко одной-единственной коровы могло использоваться в тысячах видов продуктов, что еще больше затрудняло поиски источника недуга.
   – Я, конечно, попрошу власти Гватемалы выяснить, какие ресурсы они имеют для проверки своих молочных ферм, – сказал Дэвис. – Но учти, что речь идет о системе здравоохранения страны Третьего мира, и им придется искать у себя болезнь, которую на самом деле они всеми силами постараются скрыть. Едва ли это сулит надежные результаты работы тамошних эпидемиологов.
   – Как проходит проверка наших собственных больниц?
   – Пока ничего нового, – ответил Дэвис. – Наши люди обзвонили приемные покои всех лечебных заведений Лос-Анджелеса, и мне пришлось послать Джиао прояснить парочку сомнительных случаев, но оба оказались ложной тревогой.
   – Пусть проведет проверку еще раз, – распорядился Стэнтон. – И делает это теперь каждые 24 часа.
   Они отключили телефоны, и Стэнтон поспешил вернуться в здание. Но теперь на парковке стало тесно не только от микроавтобусов прессы. Только что, сверкая огнями и завывая сиренами, прибыла целая кавалькада машин «скорой помощи». Повсюду бегали санитары, слышались реплики врачей и медсестер, помогавших укладывать пациентов на носилки. На 101-м шоссе случилась страшная автокатастрофа, и десятки пострадавших в критическом состоянии срочно доставили сюда.
   Входя внутрь, Стэнтон успел сделать еще один короткий телефонный звонок.
   – Это опять я, – сказал он после сигнала автоответчика Нины и оглянулся по сторонам, проверяя, не слышит ли кто. – Сделай мне огромное одолжение, пожалуйста. Вслед за мясом выбрось за борт все молоко и сыры из своего холодильника.
 
   В коридоре приемного покоя Стэнтону то и дело приходилось теперь вжиматься в стенку, чтобы пропустить мимо очередную каталку с жертвой аварии. Пожилой мужчина с рукой, обмотанной бинтами вокруг временной шины, не мог сдерживать криков боли. Хирурги начинали работать прямо в нестерильных помещениях приемного отделения, опасаясь, что некоторых из раненых попросту не довезут до операционных живыми. Стэнтон молча возблагодарил Бога, что не на нем лежит ответственность определять очередность хирургического вмешательства.
   На шестом этаже он обнаружил, что Чель Ману все еще сидит в зале ожидания. Даже на высоких каблуках она оставалась миниатюрной женщиной, а Стэнтон обнаружил, что его взгляд невольно привлекает линия ее шеи, которую не скрывали темные волосы. Она, несомненно, была очень компетентна. Ей уже удалось выяснить крайне важную информацию о Волси, и потому он попросил ее задержаться.
   – Быть может, хотите кофе, пока мы будем ждать, когда освободятся медсестры? – спросил он, указывая на стоявший в углу автомат.
   – Нет, – ответила Чель, – но я бы не отказалась сейчас от сигареты.
   Стэнтон вставил пару четвертаков в прорезь автомата, и бумажная чашка наполнилась напитком. Конечно, с продукцией из «Кофемолки» не сравнить, но придется довольствоваться этим.
   – Боюсь, что сигарет здесь сейчас достать не удастся, – сказал он.
   Чель пожала плечами:
   – Я все равно дала себе слово бросить после Нового года.
   – Из чего можно заключить, что вы не верите в апокалипсис, якобы предсказанный майя, – заметил Стэнтон, потягивая жидкий кофе.
   – Нет, конечно.
   – Я тоже. – Он улыбнулся, полагая, что они просто заняты праздной болтовней, но в ответ улыбки не получил. Возможно, с ее точки зрения, это была не тема для шуток.
   – И что теперь? – поинтересовалась бесстрастно Чель.
   – Как только персонал закончит с этой новой напастью, – сказал Стэнтон, – нам нужно будет вернуться к Волси и выяснить у него, какие молочные продукты он мог употребить примерно за последний месяц.
   – Сделаю, что смогу, – заверила Чель. – Хотя у меня нет никакой уверенности, что он мне полностью доверяет.
   – Просто продолжайте начатое, вот и все.
 
   Стэнтон удивился, не обнаружив охраны у двери палаты Волси. Мариано уже не было, но на смену ему никто не пришел. Только потом он сообразил, что всех охранников, должно быть, мобилизовали для сдерживания толпы, рвавшейся к больнице после столь трагической аварии на хайвее.
   Но и войдя внутрь, они с Чель никого не обнаружили – постель оказалась пуста.
   – Его перевели в другое место? – недоуменно спросила Чель.
   Стэнтон включил свет и внимательно оглядел помещение. Им потребовалось несколько секунд, чтобы услышать шипение, доносившееся из-за двери в ванную. Стэнтон приложил к ней ухо.
   – Волси?
   Шипение стало громче, и он понял, что это льется из кранов вода, но никакого ответа не последовало.
   – Спросите, все ли там с ним в порядке, – обратился он к Чель.
   – Волси, яа’е?
   Никакой реакции.
   Взявшись за ручку, Стэнтон понял, что дверь не заперта. А потом он увидел Волси. Тот лежал на полу лицом вниз, словно находился в глубоком нокауте. В ванной же царил полнейший разгром: повсюду валялись куски гипсокартона, раковина была сорвана с кронштейнов, медные трубы торчали теперь прямо из стены, обильно поливая все вокруг водой.