Особенно трудно было сделать это Аделаиде. Мамаша её до смерти боялась жуликов. Поэтому во дворе на здоровенной цепи сидел здоровенный пёс, а на двери было три висячих и четыре врезных замка, две щеколды да ещё цепочка.
   Окна закрывались ставнями, а ставни — замками.
   Но Аделаида твёрдо решила сбежать.
   А как выскользнуть из дома, в котором даже окна закрываются на замки?
   Мамаша Аделаиды в этот вечер так ругалась с покупателями, что еле дошла до дома, хриплым голосом попросила пить, выпила семь стаканов квасу и легла. И сразу заснула.
   Около двенадцати часов ночи Аделаида уже была в условленном месте — на скамейке под огромной липой напротив клуба.
   Сюда пришли ещё трое: Паша Воробьёв, Колька Веткин и — совершенно неожиданно! — Алик Соловьёв.
   — Мама с папой уехали в дом отдыха, — сказал он, — я остался с бабушкой. А бабушку я легко пер-хитрил.
   А Паша и Колька придумали так: соврали, что будто бы ночуют друг у друга.
   — Смотреть в оба! — приказала Аделаида, и в лунном свете золотой зуб её грозно поблёскивал.
   Луна была большая и яркая.
   Смотрели ребята, смотрели на пустые крыши, заскучали.
   — А это правда, что ты его бить будешь? — спросил Алик.
   — А это от него зависит, — ответила Аделаида.
   Мимо прошёл дед Голова Моя Персона с Былхвостом.
   — Отведу я тебя, дурака, в больницу, — донеслось до ребят, — там тебе дадут жизни. Взвоешь. Пожалеешь, что не слушался меня.
   Вот уже и прохожих больше не было.
   Ни одного огонька не светилось в окнах.
   Алик уснул сидя и во сне сладко причмокивал губами.
   Паша толкал его в бок, чтобы самому не заснуть.
   Сияла огромная луна, будто дразнила незадачливых наблюдателей.
   — Лунатик несчастный, — прошептала Аделаида, — получишь ты у меня…
   — Я спать хочу… — жалобно протянул Паша.
   — Сахара, сахара, сахара! — во сне крикнул Алик.
   — А шоколада не хочешь? — рассердилась Аделаида. — Скоро пойдём по домам.
   — По каким домам? — чуть не плача, спросил Паша. — Я ведь у него ночую, — он показал на спящего Кольку, — а он у меня. А мы оба на улице.
   — Пер-станьте! — во сне крикнул Алик, вскочил, побежал, упал и заревел что было сил.
   Колька спросонья тоже закричал:
   — Лампочки держите!
   А Паша с испугу запел:
   — Не кочегары мы, не плотники!
   И тут Аделаида доказала, что если бы она родилась мальчиком, то стала бы боксёром или борцом. Она стукнула Кольку по затылку и приказала:
   — Цыц!
   Она схватила Алика за шиворот, поставила на ноги и приказала:
   — Цыц!
   Паша с перепугу приказал сам себе:
   — Цыц! — И замер, вытянув руки по швам, пятки вместе, носки врозь.
   — То-то, — сказала Аделаида, — мелюзга несчастная. Пойдёте ночевать к Алику.
   — Бабушка утром пер-пугается.
   — Ничего. Марш домой!
   — А ты? — спросил Колька.
   — Буду продолжать наблюдение.
   Ребята ушли.
   Луна-то была. А никакого лунатика не было…

НУ И НОЧКА!

   Иван в это время спал самым, как сказал бы Алик, пер-спокойным образом. И спал Иван потому, что устал. А устал Иван потому, что за Бандюгой гонялся. А гонялся он за Бандюгой потому, что хотел его спрятать. А спрятать его он хотел потому, что Бандюга мог помешать ему лунатить.
   Устал Иван, лёг отдохнуть да и уснул до утра.
   Аделаида знала, что никакой он не лунатик и что вообще всё это выдумки. Спорить же с Иваном бесполезно: он кого угодно переговорит и наврёт столько, что не разберёшь.
   Надо было его уличить.
   Поэтому Аделаида и сидела на скамейке под огромной липой напротив клуба. Глаза сами собой закрывались.
   Вдруг она вздрогнула и едва не вскрикнула.
   Прямо на неё шёл пёс. Поймите, не просто шёл, а прямо на неё.
   Аделаида не шевелилась.
   Пёс ткнулся влажным носом в её колено и замер с закрытыми глазами.
   Из-за угла клуба появились две фигуры и направились прямо к Аделаиде.
   Впереди шагал милиционер Егорушкин, за ним вприпрыжку торопился дед Голова Моя Персона.
   «Попалась, — подумала Аделаида. — Теперь мне попадёт! Да ещё как!»
   — Вот он, лунатик! — обрадованно закричал дед. — Былхвост!
   — А это что за особа? — удивлённо спросил Егорушкин, направляя луч электрического фонарика на девочку. — Ты что здесь делаешь?
   — Лунатика караулю.
   — Какого ещё лунатика?
   И Аделаида рассказала о том, как её попросили взять Ивана Семёнова на буксир и что из этого вышло.
   — Эх, сколь лунатиков-то развелось! — воскликнул дед.
   Откуда-то донеслись не то крики, не то плач… Все прислушались.
   — За мной! — приказал Егорушкин.
   Выбежав за угол, они увидели Пашу, Кольку и Алика, которые брели по улице и ревели.
   Увидев милиционера, ребята умолкли.
   Оказалось, что бабушка Алика была глуховатой, и они не могли ни достучаться, ни дозвониться.
   — Ну и ночка! — сказал Егорушкин. — Придётся всех вас за нарушение общественного порядка отвести в отделение.
   — Не надо-о-о-о!
   — А что мне с вами делать прикажете?
   — Иван во всём виноват, — прохныкал Колька, — из-за него…
   — Виновата я, — сказала Аделаида.
   — Граждане! — воскликнул дед. — Спросите меня, кто виноват, отвечу. Спрашивайте!
   — Кто виноват? — спросил Егорушкин.
   — Я! — гордо ответил дед. — Это я, голова моя персона, про лунатиков Ивану рассказал. Значит, надоумил его. Готов понести заслуженное наказание.
   — Сейчас надо решить, куда эту мелюзгу спрятать, — озабоченно проговорил Егорушкин. — Уж вы меня извините, а придётся родителей будить.
   Когда все разошлись, дед сказал:
   — Идём, Былхвост, на дежурство. И не вздумай больше лунатика из себя строить. Кончилось моё терпение. Понял?
   Утром Иван пришёл в школу чуть ли не первым.

УТРОМ

   Вернее, не пришёл, а прибежал.
   Он трусил. Очень. Даже стыдился немного. Он понимал, что теперь никто ему не поверит, сколько ни сочиняй про свою болезнь. Невезучий он человек — что поделаешь? Не нарочно же он проспал.
   Одна только и была надежда, что Аделаида тоже проспала.
   Тут она и подошла. И с нею ребята.
   — Вчера я себя прекрасно чувствовал, — сказал Иван. — Пилюль много съел. Помогло. Всю ночь спал. Впервые за много лет. А вы?
   — А мы ночью дежурили, — ответила Аделаида, — с товарищем Егорушкиным.
   — А также с псом Былхвостом, — добавил Паша, — он тоже лунатик. Вроде тебя.
   — Врун ты и хвастун, — сказала Аделаида. — Из-за тебя им дома, знаешь, как попало? Ребята громко вздохнули.
   — После уроков останешься, — приказала Аделаида, — начнём!
   У Ивана мороз по коже пробежал.
   — И правильно! — воскликнул Иван. — Ещё мало попало! Да я бы вас всех за такое безобразие в милицию бы забрал! Суток на семьдесят!
   — За какое такое безобразие?! — поразился Колька Веткин.
   — Пер-путал ты что-то, — сказал Алик Соловьёв. — Это пер-ступников в милицию забирают.
   — А, может, вы и есть преступники во главе вот с этой особой, — Иван показал на Аделаиду. — Зачем к человеку пристали? — крикнул он. — Почему человеку нормально жить не даёте? Почему даже ночью ему от вас покоя нет?!
   — Так ведь мы… — пробормотал Паша Воробьёв. — Так ведь мы ему помочь хотели!
   — Не нужна ему ваша помощь ни капельки! — сказал Иван, отвернувшись. — Он жить по-человечески хочет! Ему ночью спать надо, а вы хотите, чтобы он по крышам скакал да по проводам бегал! Не выйдет!

ГЛАВА ПЯТАЯ,
писать которую автору очень не хотелось, потому что в ней Иван Семёнов снова совершает ряд плохих поступков, начинает драку с Аделаидой, терпит поражение и… выступает по телевидению

АДЕЛАИДА НАНОСИТ ПЕРВЫЙ УДАР

   После уроков Аделаида поймала Ивана уже во дворе школы и за руку привела обратно в класс.
   — Не могу я сейчас заниматься, — жалобно сказал Иван, — есть я хочу. Когда я голодный, то могу в любой момент — хлоп на пол.
   — А если поешь?
   — Тогда всё в порядке. Могу хоть целый час заниматься.
   Аделаида достала из портфеля свёрток, развернула — шесть бутербродов с маслом и колбасой.
   «Ух ты, крокодильская дочь! — подумал Иван. — Вот свалилась на мою голову!»
   — Ешь, — грозно проговорила Аделаида, — лодырь несчастный. Лунатик заспанный.
   — А ты паровоз бесколёсный.
   — А ты… — Но она сдержалась, иначе бы они разругались, и предложила: — Ешь на здоровье.
   Чего-чего, а есть Иван умел. И если бы за это умение давали звания, то Иван был бы примерно подполковником. Так что бутерброды он уничтожил быстренько.
   — Наелся?
   — Ни капельки. Придется домой идти.
   — Сначала выучишь уроки.
   — Не могу.
   — Можешь.
   Иван почувствовал, что сердце его замирает от страха, но проговорил громко и отчаянно:
   — Не могу!
   Аделаида крикнула:
   — Можешь!
   И — трах! — кулаком по столу.
   Понимал Иван, что если сейчас отступит, то потом будет ещё труднее. И, закрыв от страха глаза, он крикнул:
   — Не желаю!
   Тишина.
   Иван открыл один глаз и у самого носа увидел большущий кулак.
   — Последний раз предупреждаю, — сквозь зубы произнесла Аделаида, — если ты сейчас же не станешь учить уроки, я за себя не отвечаю. Так стукну, что живым отсюда не уйдёшь!
   — Ой-ой! — вскрикнул Иван и дёрнулся всем телом. — Ох! Ох! — И снова дёрнулся, ещё сильнее. — Ух! Ух! — И объяснил: — Началось. Сейчас меня часа три дёргать будет. Ох! Ох!
   — Бух! — крикнула Аделаида и нанесла ему здоровенный удар по шее.
   Иван стукнулся о стену так, что задребезжали стёкла в окне. Он лежал на полу и думал: «Ну что, крокодилова дочь? Попало тебе? Испугалась? Не знаешь, что и делать? А я лежу себе на здоровье».
   — Ну как? — спросила Аделаида. — Живой?
   — Живой-то живой, — ответил Иван, — но голова совершенно не работает. Что-то в ней треснуло.
   — Склеим потом. Вставай.
   — Не могу.
   Взяла его Аделаида за шиворот, подняла, спросила:
   — Ещё стукнуть?
   Иван подумал и ответил:
   — По-моему, не надо.
   — Я тоже так считаю. Садись. Давай тетради, учебники, ручку. Что по арифметике задали?
   — Вот этого я не помню.
   — Зато я помню. Упражнение сорок третье. Приготовились. Начали.
   «И откуда ты свалилась на мою голову? — с тоской подумал Иван. — Хоть бы ты заболела, что ли! А если Егорушкину на неё пожаловаться? Так, мол, и так, товарищ милиционер, избили. В голове трещина. Судить таких надо!»
   — Ты же совсем не слушаешь! — рассердилась Аделаида. — А ну, слушай!
   «Слушаю, слушаю, — насмешливо думал Иван. — Вот вызовут тебя в милицию, послушаешь». А вслух сказал:
   — Не забыть бы мне сегодня в милицию зайти. Акт составить. Об избиении. Отвечать тебе придётся.
   — За что?
   — Так ведь… покалечила.
   — Ваня! — сказала Аделаида. — Хватит! Ведь перед всем классом договорились, что жаловаться ты не будешь.
   — А я и не жаловаться. Чего мне жаловаться? Просто милиция должна о всех хулиганах знать.
   — Вань! Встань! — скомандовала Аделаида.
   Иван тяжело поднялся, сказал:
   — Интересно всё-таки получается. Чуть-чуть человеку голову не расколола да ещё командует!
   — Вот что, — она положила ему на плечо свою тяжёлую руку. — Хватит. Мальчик ты не глупый. Выдумывать умеешь здорово. Ну чего ты? Скоро кончишь дурака валять?
   — Скоро.
   — А то ведь всем надоест с тобой нянчиться. Понял?
   — Понял.
   — Тебе хоть немного стыдно?
   — Стыдно.
   — Немного, средне или очень?
   — Очень.
   — Больше не будешь?
   — Не буду! Не буду! Не буду! — крикнул Иван, расхохотался, бросился к окну и — прыг!
   Выпрыгнул!

ПОГОНЯ. СНОВА НА КРАЮ ГИБЕЛИ

   Оглядываясь через плечо, Иван видел, что Аделаида бежит за ним ровно, словно не торопясь.
   — Куда? Куда? — спросил его сидевший на окне Колька.
   И хотя Иван не ответил, Колька спрыгнул с окошка и помчался следом, на ходу спрашивая:
   — А куда? А зачем?
   Иван молчал: ему было трудно дышать.
   Скоро к ним присоединился Паша.
   — Куда? — спросил он, пристраиваясь за Колькой. — Зачем?
   — Понятия не имею, — ответил Колька.
   — Вы куда? — спросил Алик и, не дожидаясь ответа, бросился следом.
   Улица кончилась, и они выбежали в поле. Иван обливался потом.
   — Не могу больше! — крикнул Алик и остановился.
   — Я тоже! — крикнул Паша и тоже остановился.
   — Хватит тебе! — крикнул Колька и остановился. — Отдохни!
   Тут Иван споткнулся и плашмя упал в пыль на дорогу. Упал и не встал. Лежал, вытянув руки и ноги, и не шевелился. Ему было всё равно. Пусть грузовик его давит, пусть лошадь с телегой через него переезжает!
   И даже когда подошла Аделаида, он не пошевелился.
   — Вставай, — сказала она, — хватит лежать. Полежал и хватит. Ну?
   — Не нукай, — ответил Иван. — Видишь, я еле живой. Ноги совершенно отнялись.
   — А если машина?
   — Пусть.
   — Подождём, — сказала Аделаида и села в сторонке.
   Подошли ребята и тоже сели.
   — Долго лежать будешь? — спросил Паша.
   — Сколько надо, столько и буду, — ответил Иван и вздрогнул: впереди по дороге пылила машина.
   — Пер-едет тебя! — крикнул Алик.
   — Задавит! — крикнул Паша.
   — Лепёшка из тебя получится! — крикнул Колька. Иван закусил губы, чтобы зубы не стучали от страха, но не двигался.
   — Машине его не объехать, — спокойно сказала Аделаида, — по обеим сторонам канавы.
   — Да что нам с ним делать?! — закричал Паша. Они с Колькой бросились к Ивану, схватили его за ноги и уволокли с дороги в канаву. Машина промчалась мимо.
   — Ты что, сумасшедший? — спросил Колька. — Не соображаешь?
   — Не сумасшедший он, — сказала Аделаида, — а лодырь, каких свет не видал. Лодырь из лодырей. Готов в пыли валяться, только бы уроки не учить. Но учти, — повысила она голос, — я заставлю тебя учить уроки.
   — Как бы не так, — ответил из канавы Иван. — А я виноват, что я лодырь? Такой уж я родился.
   — Вруша ты. Всё выдумываешь, выдумываешь. А вот кем ты вырастешь?
   — Кем захочу, тем и вырасту. — Иван тяжело вздохнул. — Я, между прочим, и без тебя отличником могу быть. Если захочу.
   — Я не понимаю, — сказал Колька, — ты собираешься вставать или нет? Или мы тут до утра сидеть будем?
   — А мне-то что? — Иван вылез из канавы и сел. — Я лично могу хоть до утра.
   — Нет, — глухо проговорила Аделаида. — Сейчас мы пойдём готовить уроки.
   У Ивана внутри всё похолодело. Он вскочил.
   — Чего тебе от меня надо? — заикаясь от возмущения, спросил он. — Чего ты ко мне пристала? Чего ты надо мной издеваешься? Чего ты меня бьёшь? В милицию захотела?
   — Напрасно ты кипятишься, — спокойно ответила Аделаида. — Я вовсе не собиралась тебя бить. Ты сам виноват.
   — Я?! Сам?! Виноват?! — поразился Иван. — В чём же это я виноват — интересно мне знать! Я просил тебя сваливаться на мою голову?
   — Меня просила Анна Антоновна и весь ваш класс.
   — Но я-то не просил!
   — А что с тобой делать? — закричал Паша, вскакивая. — Ведь ты можешь и на третий год во втором классе остаться. Это же позор! Это же безобразие!
   — Идём готовить уроки, — твёрдо произнесла Аделаида.
   — А ты его бить будешь? — шёпотом спросил Алик.
   — Постараюсь не бить, — ответила Аделаида. — Чего мне с ним драться? Слабенький он.
   — Слабенький?! Я?! — У Ивана от возмущения кулаки сжались сами собой. — Да ты понимаешь, что ты говоришь?!
   — Не кричи, — сказала Аделаида, — успокойся. Тебя по-хорошему просят: идём учить уроки. И через час ты свободен.
   Иван молчал.

КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ ИВАНА

   — Ладно! — Иван махнул рукой и весело сказал: — Идём!
   Пошли.
   Впереди скакал неожиданно повеселевший Иван, с него летела пыль.
   За ним, как милиционер за жуликом, готовая в любой момент схватить его, шагала мрачная Аделаида. На некотором от неё расстоянии стайкой семенили ребята.
   «СБЕГУ!
   СБЕГУ!
   СБЕГУ! — думал Иван. — Не дам над собой издеваться. Нашлась какая! Крокодиловская ты доченька — вот ты кто!»
   — Только не вздумай сбежать, — сказала Аделаида. — Всё равно поймаю.
   До самой школы никто больше не сказал ни слова… Остановились у подъезда. Лица у ребят были испуганными.
   — А вдруг он опять? — спросил Алик. Аделаида пожала плечами, но золотой зуб её сверкнул, как прожектор.
   — Ваня, — позвал Алик, — ты это… ну… пер-тер-пи… не надо.
   — Конечно, не надо, — добавил Паша.
   — Уговариваете? — рассердился Колька. — Как маленького? Деточка, выучи уроки? Конфеточку дам? Баю-бай, баю-бай, Ваню маленького бай?
   И тут случилось неожиданное: Иван промолчал. Он даже не взглянул на Кольку. Он обдумывал коварный план избавления от Аделаиды.
   — Ты не сердись, — пробормотал растерявшийся Колька. — Иди ты, выучи ты эти уроки.
   — Ладно! — весело ответил Иван, подмигнул ребятам и стал подниматься по ступенькам. Следом двинулась Аделаида.
   — Пер-дерутся, — прошептал Алик.

ИВАН ВСТУПАЕТ В ДРАКУ

   Они вошли в класс.
   — Садись, — сказала Аделаида, — очень прошу тебя: садись.
   Иван, ухмыляясь во весь рот, сел, собрал учебники и тетради, сложил их в портфель.
   — Ты что? — Аделаида шагнула к нему, но Иван выскочил из-за парты и бросился к окну. — Опять?!
   — О-пять! — крикнул Иван. — Очень тебя прошу: отстань. Хуже будет.
   — Даю тебе честное пионерское, — громко проговорила Аделаида, — что я от тебя не отстану. Ни за что. Я обязана помочь тебе.
   — Обязана, обязана, — передразнил Иван. — Зато я не обязан. Привет, привет — и наших нет!
   И — прыг в окно!
   Выпрыгнул!
   Тут же за ним выпрыгнула и Аделаида. С трудом устояв на ногах, она схватила Ивана за руку.
   Сколько он ни пытался вырвать руку — не мог.
   Ребята хохотали во всё горло.
   Тогда Иван совершил, пожалуй, самый ужасный поступок за свою многотрудную жизнь. Не зная, как вырваться, он укусил Аделаиду в руку.
   Аделаида вскрикнула, но руки не выпустила. Тогда Иван цапнул её во второй раз и посильнее. Затем он бросился головой вперёд, чтобы боднуть Аделаиду в плечо.
   А она выпустила его руку и отскочила в сторону.
   Иван полетел вверх тормашками.
   — Наших бьют! — крикнул Колька, но не двинулся с места.
   Бедный Иван лежал на земле лицом вниз. От обиды и бессильной злости ему хотелось расплакаться.
   — Предлагаю мир, — сказала Аделаида, — идём учить уроки.
   «Притворюсь мёртвым, — решил Иван, — пусть попрыгают. Сто раз пожалеют, что издевались над хорошим человеком. Главное, чтоб крокодилова дочь от меня отвязалась. С остальными я справлюсь… Почему же они молчат?»
   Медленно повернув голову, Иван посмотрел через плечо — никого вокруг не было.
   Аделаиды не было.
   Ребят не было.
   Обиделся Иван. Друзья, называется! Бросили человека лежать на земле. А потом ещё удивляются, почему он часто болеет.
   — Ура-а-а! — вдруг крикнул Иван, сел, встал на голову, поболтал в воздухе ногами и вскочил. Ведь если они ушли, то, значит, сдалась крокодиловская доченька, отстала! Значит, победил гвардии рядовой Иван Семёнов!
   — Домой шагом марш! — скомандовал он сам себе, подпрыгнул, гоготнул и зашагал.

ПЕРВАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ

   — А тебя ждут, — такими словами встретила его дома бабушка.
   Иван заглянул в комнату и чуть в обморок не упал: за столом сидела Аделаида.
   — Проходи, — сказала она, — не стесняйся. Будь как дома.
   — Проголодался, бедненький? — спросила бабушка. — Сейчас я тебя кормить буду.
   — Ты зачем пришла? — прошептал Иван. — Чего тебе надо?
   — Если ты не будешь учить уроки, — ответила Аделаида, — я всё расскажу твоим родителям. И про буксир, и про это, — она показала руку, на которой было два красных пятнышка.
   — Рассказывай сколько хочешь, — Иван неестественно рассмеялся. — Я им тоже про тебя расскажу. И про то, как ты мне голову чуть не расколола, и про всё.
   — Договорились.
   Бабушка кормила Ивана вкусно и долго. Он столько съел, что еле дышал.
   — Ты бы, девочка, шла погуляла, — сказала бабушка, — а Ванечке отдохнуть надо. Полежать. Он у нас слабенький здоровьем.
   — Уроки ему учить надо, а не отдыхать.
   — Выучит, выучит, успеет. Самое главное — здоровье. Об нём надо заботиться. Иди, иди, девочка.
   — Погуляй, — ухмыляясь, добавил Иван, — подыши свежим воздухом.
   — Хорошо, — Аделаида встала, — я пойду дышать свежим воздухом. А через час вернусь. Будешь делать уроки.
   — Вот и правильно, — согласилась бабушка, — часа через два. А лучше — через два с половиной. Главное — вовремя поспать.
   Ох и похохотал Иван, когда Аделаида ушла. Молодец бабушка — не даёт внука в обиду.

ВТОРАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ

   Но почему-то не спалось, и настроение было очень неважное. Иван подошёл к окну и увидел… Аделаиду!
   Она сидела на скамейке. Ивана она не видела, и он погрозил ей кулаком, показал язык и снова лёг.
   Если она будет тут сидеть, то ему незамеченным из дома не выйти. Что же придумать?
   И хотя Иван считал себя невезучим человеком, на самом деле ему довольно часто везло.
   Читайте, что было дальше, и вы убедитесь в этом.
   В дверь заглянула бабушка, позвала:
   — Ванечка! Не спишь? Тут тебя дядечка какой-то спрашивает. Говорит, что ты сообразительный. Иван вышел в коридор.
   — Не узнаёшь меня? — спросил его высокий дяденька и снял шляпу. — Не помнишь?
   — Узнал! Помню! — радостно ответил Иван. — Это я у вас… — И прикусил язык. — Вы артист, который шпионов играет.
   — Правильно, — дяденька улыбнулся. — Ты ни разу не выступал по телевидению?
   — Нет. А что? — у Ивана дух захватило.
   — Понимаешь, через два часа передача, — ответил дяденька, внимательно разглядывая Ивана, — а мальчик, который в ней участвует, неожиданно заболел — охрип. Мне только что позвонили из студии и попросили кого-нибудь подыскать для выступления. И я вспомнил о тебе. По-моему, мальчик ты сообразительный, находчивый. Думаю, что у тебя получится.
   — Конечно получится, — сказала бабушка. — Он у нас артист. Кого хочешь передразнит.
   — Ты ведь во втором классе? — спросил дяденька. — Но это неважно. Ростом ты за четвероклассника сойдёшь. Так поехали репетировать?
   — Поехали, поехали! — радостно воскликнула бабушка. — Сейчас я ему новую рубашку дам, чтоб он красивым был.
   И представьте себе такую картину: у подъезда стоит голубая «Волга». Дяденька артист распахивает дверцу, Иван садится на переднее сиденье рядом с шофёром и говорит подбежавшей Аделаиде:
   — Еду выступать по телевидению! Привет!
   И машина отъезжает.

ТРЕТЬЯ НЕОЖИДАННОСТЬ

   Если вас когда-нибудь пригласят выступать по телевидению, не вздумайте одеваться тепло.
   Жара в студии страшная!
   На вас направляют лампы, много ламп, от которых идёт свет и жар. Дышать нечем. Такое впечатление, словно вас накрыли горячей сковородкой.
   Иван репетировал с Антоном Сергеевичем (так звали актёра) целый час.
   Интересно до чего!
   Антон Сергеевич играл роль учителя, а Иван — роль ученика. Он быстро выучил текст наизусть и произносил его без запинки.
   И вот началась передача.
   Сидит Иван за столом с Антоном Сергеевичем, а на них направлены пушки — телевизионные камеры.
   — Многие ребята, — говорит Иван, — считают, что учиться можно не то чтобы плохо, а так — средне. Они считают, что можно и без учёбы стать, например, лётчиком. Эти ребята ошибаются. Первый долг школьника — отличная учёба.
   Все вокруг улыбаются, кивают — дескать, молодец гвардии рядовой Иван Семёнов!
   И он тоже улыбается: дескать, сам знаю, что молодец.
   Но вдруг у него в горле словно сухой комок образовался — мешает говорить.
   Испугался Иван. Стал глазами по сторонам водить, будто спрашивал: что это такое со мной творится?
   И начал он спотыкаться чуть ли не на каждом слове:
   — Все мы… мы… мечтаем о подвигах… Всем нам… нам всем… хочется стать героями. Но кое-кто… то есть кто-кое… нет, кое-кте… из нас…
   — Кое-кто из ребят считает, что героем можно стать случайно? — спросил Антон Сергеевич, чтобы выручить Ивана. — А кто, по-твоему, может совершать подвиг?
   — Тот, кто… кто тот… ну… у кого есть воля силы…
   — Сила воли? — переспросил Антон Сергеевич.
   — Да. И ещё… кто умеет бороться с этими… ну…
   — Трудностями?
   — Да, — унылым тоном ответил Иван.
   — А лодырь может героем стать?
   Иван отрицательно покачал головой.
   Очень он расстроился, хотя все его поздравляли, хвалили, утешали и нисколько не ругали, что в конце передачи он растерялся и забыл текст.
   Опять он сидел в голубой «Волге» на переднем сиденье рядом с шофёром. Но было ему грустно. И ещё он чувствовал себя виноватым.
   Скажут ребята:
   — Лодырь, двоечник, а за кого себя выдавал? Напинать ему, чтоб знал!
   Иван вышел из машины, боязливо оглядываясь по сторонам, словно кто-то мог его подкараулить.
   И юркнул в подъезд.

НЕПРИЯТНЫЙ РАЗГОВОР

   Дверь открыла бабушка, звонко чмокнула внука в обе щеки, сказала:
   — Молодец ты мой ненаглядный! Настоящий артист!
   — Иди-ка, артист, сюда, — позвал отец.
   Иван, тяжко вздохнув, прошёл в комнату.
   — Может, он сначала поест всё-таки? — обиженно спросила бабушка. — Устал ведь он, намучился.