Может быть, самым порочным в этом проекте будет сам дух спектакля и манера, в которой все это будет происходить. Эта манера и сами рассказы будут формировать наше произведение, которое я заранее не советую читать набожным и слабонервным людям, чтобы не быть скандализированными, поскольку само собой очевидно, что наш план не слишком целомудрии.
   Так как четыре актрисы, о которых идет речь играют в своих воспоминаниях очень важную роль, просим еще раз прощения читателя за то, что мы вынуждены и их обрисовать. Ведь они будут рассказывать и действовать в своих рассказах – так можно ли их не описать? Не ожидайте от нас портретов особенной красоты воспевающих их физические и моральные качества. В данном случае главную роль играют не привлекательность или возраст, а ум и опыт, и потому трудно было бы это сделать лучше, чем сделали мы.
   МАДАМ ДЮКЛО – так звали ту, которая опишет нам сто пятьдесят простых страстей. Это была женщина сорока восьми лет, еще достаточно свежая, со следами былой красоты, с прекрасными глазами, белой кожей, красивым и пышным задом, свежим ртом прекрасной грудью и роскошными темными волосами, с полной, но высокой талией и цветущим видом. Как мы дальше увидим, она провела жизнь в местах, которые смогла хорошо изучить и которые описала с умом и непринужденностью, легко и заинтересованно.
   МАДАМ ШАМВИЛЬ – была высокой женщиной пятидесяти лет, хорошо сложенной, худой, с порочным взглядом и порочным наклонностями. Верная приверженница Сафо, что угадывалось в каждом слове и движении, в любом ее жесте, она сама себя разрушила, предаваясь без удержу любовным ласкам с женщинами. Этой страсти она пожертвовала всем, что имела, и только в этой стихии ей было хорошо. Она долгое время была проституткой, потом стала содержательницей борделя, принимала пожилых распутников, а молодых не принимала никогда. Дела ее поправились. Она была уже седеющей блондинкой. Глаза ее все еще были красивыми, синими и выразительными. Рот привлекательный и все еще свежий. Грудь слабо развита, живот хороший, пригорок внизу живота довольно высок, длина влагалища в момент возбуждения достигает три дюйма. Способна потерять сознание, когда ее там щекочут, особенно если это делает женщина. Зад дряблый и помятый, совершенно увядший, столь привыкший к сексуальным злоупотреблениям, что чувствительность его вообще притупилась.
   Вещь редкая и тем более в Париже: она была девственницей, как всякая девушка, которая воспитывалась в монастыре. И может быть, если бы с ней не случилось всего того плохого, что ей пришлось пережить, и если бы ей не пришлось встречаться с людьми, желавшими только сексуальных извращений, эта странная девственница умерла бы вместе с ней.
   ЛА МАРТЕН – толстая мамаша пятидесяти двух лет, свежая и здоровая, обладающая могучей задницей. Провела жизнь в занятиях содомией и так натренировалась, что и думать не хотела о других удовольствиях. На самом деле природа наградила ее дефектом, помешавшим ей познать обычные радости здорового женского органа. Зато через задний проход она принимала всех без разбора, самые чудовищные мужские орудия не могли ее испугать, она их даже предпочитала. Ее воспоминания о сексуальных сражениях под знаменами Содома будут для нас особенно ценными. Черты ее лица были не лишены приятности, но в них уже чувствовалась усталость, и если бы не дородность, она казалась бы увядшей.
   ЛА ДЕГРАНЖ – для этой женщины порок и сладострастие сливались в одно. Она была высокая и худая, пятидесяти двух лет. Лицо ее было мертвенно бледным и истощенным, глаза погасшими, губы мертвыми. Она сама была похожа не преступление, кровавое и жестокое. Некогда она была брюнеткой, и даже хорошо сложена, но сейчас была похожа на скелет, вызывающий лишь отвращение. Зад ее был увядший и разорванный, дыра в нем была столь огромной, что им могли пользоваться любые, самые грубые пушки, что сделало его в конце концов совсем бесчувственным. Чтобы закончить портрет, скажем, что эта фея, пострадавшая во многих схватках, была без одной груди и трех пальцев, у нее также не было одного глаза и шести зубов; к тому же она хромала. Мы узнаем, может быть, почему она так пострадала. Ничто не могло ее исправить, и если тело ее было безобразным, то душа было средоточением пороков и не слыханных мерзостей. Не было, наверное, такого преступления, которое она бы не совершила: она убивала и грабила, насильничала и отравляла, за ней были грехи отцеубийства и кровосмесительства. В настоящий момент она содержала публичный дом, была одной из поставщиц общества и к своему богатому опыту добавляла весьма своеобразный площадный жаргон. Она была приглашена на роль четвертой рассказчицы, той, в чьих рассказах было больше всего ужасов. Кто бы лучше ее, все переживший на собственном опыте, мог справиться с этой ролью?
 
* * *
 
   Теперь, когда женщины найдены и соответствуют тем критериям, которые к ним предъявлялись, можно заняться «аксессуарами»
   Прежде всего, наших героев надо было окружить самыми изысканными объектами сладострастия обоих полов. Местом действие был избран замок в Швейцарии, принадлежащий Дюрсе, куда он отправил маленькую Эльвиру; но так как замок не мог вместить слишком большое число участников, к тому же не хотелось привлекать внимание соседей, – ограничились тридцатью двумя артистами, включая и четырех рассказчиц. Сюда входили четверо наших героев из высшей знати, восемь девушек и восемь юношей, восемь мужланов, обладающих чудовищными орудиями для занятия содомией (назовем их «работягами»), и четыре служанки. На подбор участников понадобилось время. Целый год прошел в обсуждении деталей, было израсходовано много денег, искались возможности отобрать самых красивых и изысканных девушек Франции.
   Шестнадцать ловких владелиц публичных домов, каждая с двумя помощницами, были отправлены в шестнадцать главных провинций Франции, в то время как семнадцать борделей было в одном только Париже. Ровно через десять месяцев все они должны были в указанное время приехать в поместье Герцога под Парижем и привезти с собой каждая по девять девушек. Вместе это должно было составить сто сорок четыре девушки, из которых надо было выбрать только восемь. Сводницам было рекомендовано при отборе обращать внимание только на возраст, девственность и красоту личика. Поимки надо было вести в домах знати или в монастырях высшего разряда, где воспитывались девочки из благородных семей. Девушки из других слоев общества не принимались. За действиями сводниц следили агенты и обо всем докладывали в центр. Каждой отобранной девушке платили по тридцать тысяч франков. Операция стоила баснословно дорого. Возраст был определен от двенадцати до пятнадцати лет – от тех, кто ему не соответствовал, отказывались сразу.
   В это же время и с теми же условиями и расходами отбирали мальчиков. Возраст был тот же: от двенадцати до пятнадцати лет. Семнадцать сводников бороздили Францию в поисках нужных объектов, их встреча была назначена через месяц посла сбора девушек. Для работяг «содомии» определяющим был размер пушки: он должен был иметь в длину от десяти до двенадцати дюймов, а толщину семь с половиной. Восемь «работяг» отбирались по всему королевству, и встреча с ними была намечена через месяц после отбора юношей.
   Хотя история этих отборов и встреч – не тема нашего повествования, все же уместно сказать несколько слов по этому поводу, чтобы в полной мере оценить творческий гений четырех наших героев. Мне кажется, что все, что дает дополнительные штрихи к той удивительной истории, не может быть отброшено в сторону как незаслуживающее внимание.
   Пришло время для встречи девушек на земле Герцога. Кто-то из сводниц не привез намеченных девяти, кого-то потеряли по дороге, кто-то заболел, так или иначе на место встречи приехали сто тридцать девушек. И каких восхитительных, бог мой! Наверное, никогда еще не собиралось вместе столько красавиц! Отбор занял тринадцать дней. Ежедневно экзамен проходило десять девушек. Четыре ценителя образовывали ассамблею. Девушка оказывалась « середине кружка из четырех человек – сначала одетая в то платье, в котором ее похитили. Сводница докладывала историю вопроса: если чего-то не хватало в табели о происхождении, или ее целомудрие было под вопросом, девушку немедленно отсылали обратно без сопровождающего и какой-либо помощи, а сводня лишалась своего гонорара. После характеристики, данной девушке сводницей, ее уводили, а у девушки спрашивали, правда ли то, что рассказала сводня. Если все было правдой, сводня возвращалась и поднимала девушке сзади подол платья, чтобы продемонстрировать ассамблее ее ягодицы. Это была первая часть тела, которую желали осмотреть. Малейший недостаток здесь заставлял сразу же ее отсылать. Если же, напротив, в этом храме очарования все было в порядке, девушку просили раздеться донага, и в таком виде она пять или шесть раз поворачивалась перед нашими развратниками. Ее крутили и рассматривали, отодвигали и придвигали, проверяли состояние ее девственности, – и все это хладнокровно и строго, как на настоящем экзамене. После этого девочку уводили, а на билете с ее именем экзаменаторы помечали: «принята» или «отправлена обратно». Эти билеты помещали в ящик. Когда экзамен заканчивался, ящик открывали. Чтобы девочка была принята, необходимо было, чтобы на билете с ее именем оказались подписи всех четырех экзаменаторов. Если хотя бы одной не хватало, девушку не принимали и возвращали домой пешком, без помощи и сопровождения (за исключением последних двенадцати, с которыми четверо друзей позабавились после экзамена и которых затем уступили сводницам). После первого тура было исключено пятьдесят кандидатур, восемьдесят оставшихся начали осматривать более тщательно, малейший недостаток служил поводом для отказа. Одну очень красивую девушку отправили домой только потому, что верхний зуб у нее чуть-чуть выступал вперед. Еще двадцати отказали, так как они были не дворянского происхождения. После второго тура осталось пятьдесят девушек. На третьем экзамене, еще более тщательном, каждый из четырех был окружен группой из двенадцати-тринадцати девушек во главе со сводницей; группы переходили от одного ценителя к другому, которые старались держать себя в руках, подавляя возникшее возбуждение, так как желали казаться беспристрастными. В результате осталось двадцать, и все одна другой красивее, но надо было отобрать только восемь. Уже невозможно было отыскать изъяны у этих небесных созданий. И все-таки при равных шансах по красоте необходимо было найти у восьми девушек какое-то преимущество перед двенадцатью остальными. Это доверили Председателю как наиболее изобретательному. Он решил проверить, кто из девушек лучше всего создан для того занятия, которым он любил заниматься больше всего на свете. Четыре дня понадобилось для решения этого вопроса; в результате двенадцать были отсеяны, но не так, как предыдущие: с ними забавлялись восемь дней самыми разными способами. А потом их всех уступили сводням, что их скоро обогатило: не часто в их борделях встречаются проститутки столь изысканного происхождения. Что касается восьми отобранных девушек, то их отправили в монастырь, чтобы сохранить для будущих удовольствий, время для которых еще не пришло.
   Я не решаюсь описать вам этих красавиц. Все они так хороши, что мое перо просто бессильно это сделать из боязни показаться монотонным. Довольствуюсь тем, что назову каждую из них. Перед таким скоплением очарования, грации и всех совершенств я могу только заметить, что природа не могла бы создать лучших моделей.
   Первую звали ОГЮСТИН: ей было пятнадцать лет, она была дочерью барона де Лангедока и была похищена из монастыря в Монпелье.
   Вторую звали ФАННИ: она была дочерью советника в парламенте Бретани и была похищена из замка своего отца.
   Третью звали ЗЕЛЬМИР: ей было пятнадцать лет и она была дочерью графа де Тревиля, который ее обожал. Он взял ее с собой на охоту в одной из своих земель в Босе. Ее похитили, выследив, когда она на несколько минут осталась в лесу одна. Она была единственной дочерью своего отца и в будущем году должна была выйти замуж за знатного синьора, имея приданое в 400 тысяч франков. Она больше всех рыдала от горя и ужаса, оплакивая свою судьбу.
   Четвертую звали СОФИ: ей было четырнадцать лет, она была дочкой богатого дворянина, живущего в своем поместье в Берри. Её похитили, когда она гуляла со своей матерью, которая пыталась ее защитить и была сброшена в реку, утонув на глазах у дочери.
   Пятую звали КОЛОМБ: она была из Парижа. Ей было тринадцать лет, она была схвачена по дороге с детского бала в монастырь, куда ее сопровождала гувернантка, которая была убита.
   Шестую звали ЭБЕ: ей было двенадцать, она была дочерью капитана кавалерии, аристократа, живущего в Орлеане. Девочку соблазнили и она содержалась в монастыре, откуда ее похитили с помощью двух монашек, которым хорошо заплатили. Она была прехорошенькая, трудно было найти существо более очаровательное и соблазнительное.
   Седьмую звали РОЗЕТТА: ей было тринадцать лет, она была дочерью генерала из Шалон-сюр-Сон. Ее отец только что умер, а ее увезли из деревни на глазах у ее матери.
   Последнюю звали МИМИ или МИШЕТТА: ей было двенадцать лет, она была дочерью маркиза де Сенаж и была увезена из поместья своего отца в Бурбонэ, когда каталась в коляске, в которой ей разрешалось кататься только в сопровождении двух или трех женщин из замка; все они были убиты.
   Как можно видеть, все похищения сопровождались преступлениями и большими затратами денег. У таких людей, как наши герои, сокровища обесценивались, что же касается преступлений, то в том веке, когда они жили, преступления совершались без конца, правда, и наказывались тоже, поскольку за преступлением следует наказание. Однако, большие деньги помогают все устроить и уладить настолько удачно, что наши развратники ничуть не беспокоились по поводу последствий, которые могли бы иметь подобные похищения; возможный обыск даже не приходил им в голову.
   Итак, наступил момент экзамена для юношей. Поскольку условия были нетрудные, их число было большим. Сводники набрали сто пятьдесят мальчиков, и я не преувеличу, если скажу, что по красоте лица и детской грации они не уступали высокому классу девочек. Им платили по тридцать тысяч франков каждому, как и девушкам, но сводники ничем не рисковали, так как эта дичь была деликатной и больше всего по вкусу нашим развратникам. Сводники знали, что здесь они не промахнутся в любом случае, поскольку те юноши, которые не пройдут по конкурсу, все равно будут использованы для утехи, за что и им будет заплачено.
   Экзамен проходил как у девушек. Их осматривали по десять человек, очень тщательно, при этом экзаменаторы принимали меры, чтобы не «выстрелить» в экзаменующихся. Хотели даже совсем исключить Председателя, опасаясь испорченности его вкусов; говорили, что своей наклонностью к пороку он и так уже всех одурачил на экзамене девочек. Но он обещал держать себя в руках; если он сдержал слово, то это ему дорого стоило, поскольку, если уж твое воображение пристрастилось к подобным порочным привычкам, а природе было угодно, чтобы эти привычки давали тебе максимум сладострастия, так уж тут назад дороги нет. Порочные наклонности настолько подчинили себе все мысли и чувства Председателя, что он уже не разбирал, где добро, а где зло; белое казалось ему черным, а правое – неправым.
   После первого экзамена было отобрано сто юношей. Их число потребовалось сократить в пять раз. Когда их осталось пятьдесят, понадобились дополнительные критерии, помимо их красоты и физического совершенства. Решили нарядить их в женские одежды: двадцать пять из них при этой уловке отсеялись тут же, поскольку одежда скрыла вожделенный аппарат любви и все ослепление пресытившихся экзаменаторов сразу прошло. Но как трудно оказалось отобрать восемь из двадцати пяти оставшихся! Все средства были перепробованы, в том числе и те, что применялись при экзамене девочек, но все двадцать пять оставались «избранными». Тогда решили бросать жребий. Вот эти восемь юношей и краткие сведения о каждом из них. Что касается их портретов, то я бессилен описать этих божественных ангелов – все мои слова здесь недостаточны.
   ЗЕЛАМИРУ было тринадцать лет, он был единственным сыном дворянина из Пуату, который прекрасно воспитывал его в своем поместье. Его послали к родственнице в Пуатье в сопровождении слуги. Слугу убили, а мальчика похитили.
   КУПИДОНУ тоже было тринадцать. Сын дворянина, жившего в окрестностях города Ля Флеш, он учился в колледже в этом городе. Мальчика выследили и похитили во время воскресной прогулки школьников. Это был самый красивый ученик в колледже.
   НАРЦИССУ было двенадцать лет. Он был сыном Кавалера Мальты. Его похитили в Руане, где его отец получил почетную должность, соответствующую его высокому положению. Сын его должен был учиться в престижном лицее «Луи-Ле-Гран» в Париже. Его схватили по дороге.
   ЗЕФИР, самый прелестный из восьми, был из Парижа. Его необыкновенная красота упростила выбор. Он учился в престижном пансионе. Его отец был генералом и делал все возможное, чтобы отыскать сына, но безуспешно. С помощью денег подкупили директора пансиона, но дали меньше, чем обещали, и он обиделся m Герцога. Герцог же сказал, что если за то, чтобы всадить в зад рому мальчишке потребуется даже миллион, он готов его заплатить немедленно. О, бедный и деликатный мальчик! Какая ужасная судьба была тебе уготована!
   СЕЛАДОН был сыном судьи из Нанси. Он был похищен в Люневиле, куда приехал в гости к своей тете. Ему только что исполнилось четырнадцать. Он был единственный в группе, кого завлекла ,девушка его возраста. Маленькая плутовка прикинулась влюбленной и заманила его в ловушку.
   АДОНИСУ было пятнадцать. Он был похищен из колледжа в Плесси. Его отец был председателем Большой Палаты. Кюрваль увидел его в доме его отца и два года сходил по нему с ума. Он лично выделил средства и дал необходимые указания как захватить мальчика. Его приятели были даже удивлены таким достойным выбором со стороны недостойного Кюрваля; тот, в свою очередь, был горд, доказав им, что способен проявить хороший вкус. Мальчик узнал его и заплакал, но Председатель успокоил его, сообщив, что лично лишит его невинности. Это трогательное сообщение он сопроводил похлопыванием своего огромного орудия по ягодицам мальчика. Председатель выпросил его у ассамблеи для себя и без труда получил согласие.
   ГИАЦИНТУ было четырнадцать лет. Он был сыном офицера, который служил в маленьком городке в Шампани. Его похитили во время охоты, которую он обожал. Отец имел неосторожность разрешить ему поехать в лес одному.
   ЖИТОНУ было тринадцать лет. Его схватили в Версале у большой конюшни. Он был сыном дворянина из Нивернэ и стал страстью Епископа, которому был обещан.
   Таковы были юноши, которых наши развратники выбрали для своего спектакля. Мы увидим в свое время, какая роль была им приготовлена. Осталось сто сорок два юноши, не попавших в число «избранных». Но подобная дичь не залежится. Употребление нашлось для каждого. Целый месяц наши развратники наслаждались красивыми мальчиками, а затем придумали, как от них избавиться, еще при этом и заработав на них. Их продали турецкому корсару, тот увез их в Монако, откуда небольшими группами вывозили и продавали в рабство. Ужасная судьба, но какое дело до них четырем развратникам!
   Пришло время выбирать «работяг» – содомистов. С ними особых трудностей не было. Им оплачивали дорогу туда и обратно и «услуги». Приехало пятьдесят претендентов. Среди двадцати самых крупных отобрали восемь наиболее молодых и миловидных. Мы опишем четырех из них, наиболее сильных.
   ГЕРАКЛ – скроенный, поистине, как бог, откуда и его знаменитое имя, был двадцати шести лет. Обладал инструментом толщиной в восемь дюймов, а в длину – тринадцать. Трудно было найти подобный член, который всегда был в состоянии боевой готовности и способен к восьми извержениям за вечер. Ему устроили экзамен: набралась целая кружка спермы! По характеру он был добрым и внешне приятным.
   АНТИНОЙ – обладал не только самым красивым щекотуном в мире, но еще и самым сладострастным задом, что встречается очень редко. Его член был размером восемь на двенадцать дюймов. Ему было тридцать лет и он к тому же был очень красив.
   «БРИЗ-КЮЛЬ» («РАЗОРВАННЫЙ-ЗАД») – на заднем проходе у него было кольцо, из-за которого в зад невозможно было войти, не разорвав его, откуда и прозвище «разорванный зад». Головка его жезла, похожая на сердце быка, была в толщину восемь дюймов, длина члена была тоже восемь, но он был кривой – имел такой изгиб, что разрывал задний проход, когда входил туда; это его качество наши развратники ценили особо.
   «БАНД-О-СЪЕЛЬ» («СТРУЯ-В-НЕБО») – был так назван потому, что его эрекция была постоянной. Орудие у него было длиной в одиннадцать дюймов и семь в толщину. Его предпочли сопернику, потому что у того потенция была ниже, а этот «струил» без конца, стоило только прикоснуться к нему.
   Четыре других из этой восьмерки были примерно такого же роста и сложения. Что касается остальных сорока двух из пятидесяти, то наши герои развлекались с ними две недели, а когда насладились до отвала, отпустили домой, хорошо заплатив.
   Осталось выбрать четырех служанок, и это было, без сомнения, весьма возбуждающее занятие. Извращенным вкусом обладал отнюдь не один Председатель. Три его друга, в том числе Дюрсе, имели большое пристрастие к проклятой мании порока и распутства, которая заставляет находить особую пикантность в старых, отвратительных и грязных женщинах, предпочитая их божественным созданиям природы.
   Трудно объяснить эту фантазию, но она встречается у многих мужчин. Вероятно, дисгармония в природе несет в себе нечто такое, что воздействует на нервы даже с большей силой, чем красота. Впрочем, даже доказано, что ужас и омерзение оказывают сильное воздействие на момент эрекции. А в ком еще все это в изобилии, как не в порочном объекте? Конечно, если во время полового акта возбуждающе действует именно безобразие, то вполне естественно: чем объект грязнее и порочнее, тем больше он должен нравиться. И именно его предпочтут существу безупречному и совершенному – в этом нет никакого сомнения! Впрочем, красота – явление простое и понятное, а уродство – нечто чрезвычайное, и извращенное воображение всегда предпочтет немыслимое и чрезвычайное, а не простое и обычное. Красота и свежесть поражают только в простом смысле, уродство и деградация гораздо более сильное потрясение – и результат бывает живым и активным.
   Поэтому не надо удивляться, что многие мужчины выбирают для наслаждения женщину старую и безобразную, а не свежую и красивую. Не надо удивляться тому, говорю я, если мужчина предпочитает для прогулок ухабистую землю гор монотонным тропинкам равнины. Все эти тонкости зависят от нашего устройства и наших органов, от того, как все это в нас проявляется; мы подчас не властны изменить свои вкусы, как не можем, например, измерить строение своего тела.
   Как бы то ни было, но таков был, без сомнения, вкус у Председателя и трех его друзей, поскольку все они проявили единодушие при выборе служанок, выборе, который, как мы это увидим, проявил ту извращенность вкуса, о которой мы только что говорили.
   Итак, в Париже после тщательных поисков были отобраны четыре создания, портреты которых вы увидите ниже. В их портретах есть кое-что весьма отталкивающее, но читатель позволит мне их нарисовать, поскольку это имеет значение для той картины нравов, изображение которых – одна из главных целей этого произведения.
   Первую звали МАРИ.
   Она была служанкой знаменитого грабителя, которого недавно наказали, а ее отстегали розгами. Ей было 58 лет, волос у нее почти не было, нос кривой, глаза тусклые и гноящиеся, рот широкий, зубы желтые, как сера. Она была высокой и совершенно высохшей, как она уверяла, от истощения, поскольку родила четырнадцать детей и всех их задушила, чтобы они не стали преступниками. Живот ее колыхался, как волны моря, а зад был весь в нарывах.
   Вторую звали ЛУИЗОН.
   Ей было шестьдесят лет. Маленького роста, горбатая, хромая и одноглазая, она обладала хорошим для своего возраста задом и еще свежей кожей. Она была злющей, как дьявол, и всегда готовой совершать гнусности и выполнять любые мерзкие поручения, о которых ее просили.