Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Я, бояр Кароян...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Сын Чакира...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Который был сыном Тарды...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Представитель Кардама...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Сына Капагана...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Великого Хана причерноморских гуннов.
Речь звучала длинно, однако чувствовалось во всем этом какая-то поэтическая величественность. Гунн сделал паузу, Пэдуэй в свою очередь представился, и дуэт возобновился:
— Мой господин, Великий Хан...
— Получил предложение от Юстиниана, Римского императора...
— За пятьдесят тысяч солидов...
— Воздержаться от нападения на его земли.
— Если Теодохад, король готов...
— Сделает нам лучшее предложение...
— Мы опустошим Тракию...
— И оставим вас в покое.
— Если же он откажется...
— Мы примем золото Юстиниана...
— И захватим готские земли...
— Норик и Паннонию.
Пэдуэй кашлянул и повел ответную речь, также делая паузы для переводчика. Как оказалось, такой способ общения обладал ценным преимуществом — было время подумать.
— Мой господин, Теодохад, король готов и итальянцев...
— Повелел мне сообщить...
— Что он найдет лучшее применение деньгам...
— Чем давать их в качестве взятки...
— Дабы откупиться от войны.
— Если же причерноморские гунны считают...
— Что могут покорить наши земли...
— То милости просим...
— Однако мы не можем гарантировать...
— Доброго приема.
Посланник ответил:
— Думай, человек, что говоришь.
— Ибо наши воины...
— Покрывают сарматские степи подобно саранче.
— Копыта их коней...
— Громом раскалывают небеса...
— Тучи стрел...
— Закрывают солнце.
— Там, где пройдут полчища наших воинов...
— Не растет даже трава.
Пэдуэй сказал:
— Блистательный Кароян...
— Возможно, все это правда...
— Но несмотря на гром копыт и тучи стрел...
— Когда несколько лет назад...
— Гунны вторглись на наши земли...
— Мы им задницу надрали!
Выслушав перевод, посланник растерянно моргнул, а затем побагровел. Пэдуэй решил, что гунн в ярости, однако выяснилось, что он тщетно пытается удержать смех. Утерев слезы и отдышавшись, посол выдавил:
— На этот раз все будет иначе.
— Если кому и надерут задницу...
— То вам.
— Поэтому решайте.
— Мы согласны на шестьдесят тысяч...
— Тремя платежами по двадцать.
— Ну, как?
Однако Пэдуэй был непоколебим. Тогда посланник добавил:
— Я сообщу моему господину...
— Великому Хану Кардаму...
— О вашем упрямстве.
— А за приемлемую взятку...
— Готов поведать ему...
— О мощи готских армий...
— Дабы отговорить его...
— От возможного вторжения.
После долгих торгов Пэдуэй и гунн сошлись на половине первоначально запрошенной суммы и расстались в самых лучших отношениях. Дома Мартин застал Фритарика за странным занятием: вандал пытался обвязать вокруг головы полотенце.
— Прости, хозяин, — смущенно произнес он. — Я хотел сделать такой головной убор, как у этого варвара. Есть в нем стиль...
Пэдуэй уже давно смирился с мыслью, что Теодохад — старый маразматик. Но в последнее время у короля начали проявляться и явные признаки умственного расстройства. Например, когда Пэдуэй явился к нему с проектом закона о праве наследования, он мрачно выслушал подробные объяснения о том, что королевский совет и Кассиодор считают необходимым привести готский закон в соответствие с римским, а потом сказал:
— Когда ты издашь новую книгу под моим именем, Мартинус? Тебя ведь, кажется, зовут Мартинус? Мартинус Падуанский, Мартинус Падуанский... По-моему, ты мой новый префект или что-то вроде этого, да? Боже ж ты мой, я совсем ничего не помню! Ну, так зачем ты ко мне пришел? Всегда дела, дела, дела. Ненавижу дела! Глупые государственные бумажки... Что это, смертный приговор? Надеюсь, мошенник получит по заслугам. И обязательно его пытай! Не понимаю твоей глупой неприязни к пыткам. Народ счастлив только тогда, когда смертельно боится своего правительства... Так-так, о чем я говорил?
С одной стороны, это было удобно — Теодохад занимался сам собой и ни во что не вмешивался. Однако порой на него находило: он никого не принимал и из вредности отказывался подписывать любые бумаги.
Потом разгорелся спор с главным военным казначеем. Тот упрямо не соглашался выплачивать жалованье взятым в плен византийским наемникам. Пэдуэй доказывал ему, что эти первоклассные солдаты с радостью будут служить итало-готскому государству и что поставить их на довольствие — немногим дороже, чем содержать под охраной. Главный казначей твердил, что со времен Теодориха защита королевства — почетная обязанность готов, а наемники, о которых идет речь, не готы. Quod erat demonstrandum* [4].
Каждый упорно стоял на своем; в конце концов, спор вынесли на рассмотрение Теодохада. Король с умным видом выслушал доводы, а затем отослал главного казначея прочь и обратился к Пэдуэю:
— Каждая сторона по-своему права, да, мой дорогой, каждая сторона по-своему права. Так что если я решу в твою пользу, будь любезен предоставить моему сыну достойную командную должность.
Пэдуэй пришел в ужас.
— Но, господин король, есть ли у Теодегискеля военный опыт?
— В том-то и беда. Все время пьянствует со своими распушенными дружками да ухлестывает за женщинами. Ему надо почувствовать ответственность — на каком-нибудь важном посту.
Пэдуэй спорил. Но сказать, что не может вообразить худшего командира, чем самонадеянный и высокомерный Теодегискель, он не смел. Теодохад твердо стоял на своем.
— В конце концов, Мартинус, кто тут король? И нечего меня запугивать Виттигисом!.. Хи-хи, скоро я тебе устрою сюрприз! Так о чем я говорил? Ах да. Ты ведь перед Теодегискелем виноват. Из-за тебя он оказался в этом кошмарном лагере...
— Не я его туда посадил...
— Не перебивай, Мартинус, король этого не любит. Либо ты находишь моему сыну теплое местечко, либо я решаю в пользу того, другого, как там его по имени... Таково мое последнее слово.
Пэдуэй вынужден был сдаться, и Теодегискель стал командующим готскими силами в Калабрии — там, где, по мнению Мартина, большого вреда он нанести не мог. Позднее ему пришлось горько пожалеть об этой уступке.
Потом произошли сразу три события.
Генерал Сисигий сообщил о подозрительной активности со стороны франков.
Пришло письмо от Томасуса, в котором банкир рассказывал о покушении на жизнь экс-короля Виттигиса. Убийца необъяснимым образом проник в потайное убежище, где Виттигис задушил его голыми руками, хотя и сам был при этом легко ранен. Изрыгая страшные проклятия, гот заявил, что узнал в убийце секретного агента Теодохада. Выходит, Теодохад пронюхал, где содержится Виттигис, и пытался убрать соперника с дороги. В случае успеха он бросил бы вызов Пэдуэю или вообще снял его с поста. А то и похуже. Наконец пришло письмо от Юстиниана:
Над головой сгущались грозовые тучи.
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
Переводчик: — Я, бояр Кароян...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Сын Чакира...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Который был сыном Тарды...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Представитель Кардама...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Сына Капагана...
Посланник: — Чирик-чирик...
Переводчик: — Великого Хана причерноморских гуннов.
Речь звучала длинно, однако чувствовалось во всем этом какая-то поэтическая величественность. Гунн сделал паузу, Пэдуэй в свою очередь представился, и дуэт возобновился:
— Мой господин, Великий Хан...
— Получил предложение от Юстиниана, Римского императора...
— За пятьдесят тысяч солидов...
— Воздержаться от нападения на его земли.
— Если Теодохад, король готов...
— Сделает нам лучшее предложение...
— Мы опустошим Тракию...
— И оставим вас в покое.
— Если же он откажется...
— Мы примем золото Юстиниана...
— И захватим готские земли...
— Норик и Паннонию.
Пэдуэй кашлянул и повел ответную речь, также делая паузы для переводчика. Как оказалось, такой способ общения обладал ценным преимуществом — было время подумать.
— Мой господин, Теодохад, король готов и итальянцев...
— Повелел мне сообщить...
— Что он найдет лучшее применение деньгам...
— Чем давать их в качестве взятки...
— Дабы откупиться от войны.
— Если же причерноморские гунны считают...
— Что могут покорить наши земли...
— То милости просим...
— Однако мы не можем гарантировать...
— Доброго приема.
Посланник ответил:
— Думай, человек, что говоришь.
— Ибо наши воины...
— Покрывают сарматские степи подобно саранче.
— Копыта их коней...
— Громом раскалывают небеса...
— Тучи стрел...
— Закрывают солнце.
— Там, где пройдут полчища наших воинов...
— Не растет даже трава.
Пэдуэй сказал:
— Блистательный Кароян...
— Возможно, все это правда...
— Но несмотря на гром копыт и тучи стрел...
— Когда несколько лет назад...
— Гунны вторглись на наши земли...
— Мы им задницу надрали!
Выслушав перевод, посланник растерянно моргнул, а затем побагровел. Пэдуэй решил, что гунн в ярости, однако выяснилось, что он тщетно пытается удержать смех. Утерев слезы и отдышавшись, посол выдавил:
— На этот раз все будет иначе.
— Если кому и надерут задницу...
— То вам.
— Поэтому решайте.
— Мы согласны на шестьдесят тысяч...
— Тремя платежами по двадцать.
— Ну, как?
Однако Пэдуэй был непоколебим. Тогда посланник добавил:
— Я сообщу моему господину...
— Великому Хану Кардаму...
— О вашем упрямстве.
— А за приемлемую взятку...
— Готов поведать ему...
— О мощи готских армий...
— Дабы отговорить его...
— От возможного вторжения.
После долгих торгов Пэдуэй и гунн сошлись на половине первоначально запрошенной суммы и расстались в самых лучших отношениях. Дома Мартин застал Фритарика за странным занятием: вандал пытался обвязать вокруг головы полотенце.
— Прости, хозяин, — смущенно произнес он. — Я хотел сделать такой головной убор, как у этого варвара. Есть в нем стиль...
Пэдуэй уже давно смирился с мыслью, что Теодохад — старый маразматик. Но в последнее время у короля начали проявляться и явные признаки умственного расстройства. Например, когда Пэдуэй явился к нему с проектом закона о праве наследования, он мрачно выслушал подробные объяснения о том, что королевский совет и Кассиодор считают необходимым привести готский закон в соответствие с римским, а потом сказал:
— Когда ты издашь новую книгу под моим именем, Мартинус? Тебя ведь, кажется, зовут Мартинус? Мартинус Падуанский, Мартинус Падуанский... По-моему, ты мой новый префект или что-то вроде этого, да? Боже ж ты мой, я совсем ничего не помню! Ну, так зачем ты ко мне пришел? Всегда дела, дела, дела. Ненавижу дела! Глупые государственные бумажки... Что это, смертный приговор? Надеюсь, мошенник получит по заслугам. И обязательно его пытай! Не понимаю твоей глупой неприязни к пыткам. Народ счастлив только тогда, когда смертельно боится своего правительства... Так-так, о чем я говорил?
С одной стороны, это было удобно — Теодохад занимался сам собой и ни во что не вмешивался. Однако порой на него находило: он никого не принимал и из вредности отказывался подписывать любые бумаги.
Потом разгорелся спор с главным военным казначеем. Тот упрямо не соглашался выплачивать жалованье взятым в плен византийским наемникам. Пэдуэй доказывал ему, что эти первоклассные солдаты с радостью будут служить итало-готскому государству и что поставить их на довольствие — немногим дороже, чем содержать под охраной. Главный казначей твердил, что со времен Теодориха защита королевства — почетная обязанность готов, а наемники, о которых идет речь, не готы. Quod erat demonstrandum* [4].
Каждый упорно стоял на своем; в конце концов, спор вынесли на рассмотрение Теодохада. Король с умным видом выслушал доводы, а затем отослал главного казначея прочь и обратился к Пэдуэю:
— Каждая сторона по-своему права, да, мой дорогой, каждая сторона по-своему права. Так что если я решу в твою пользу, будь любезен предоставить моему сыну достойную командную должность.
Пэдуэй пришел в ужас.
— Но, господин король, есть ли у Теодегискеля военный опыт?
— В том-то и беда. Все время пьянствует со своими распушенными дружками да ухлестывает за женщинами. Ему надо почувствовать ответственность — на каком-нибудь важном посту.
Пэдуэй спорил. Но сказать, что не может вообразить худшего командира, чем самонадеянный и высокомерный Теодегискель, он не смел. Теодохад твердо стоял на своем.
— В конце концов, Мартинус, кто тут король? И нечего меня запугивать Виттигисом!.. Хи-хи, скоро я тебе устрою сюрприз! Так о чем я говорил? Ах да. Ты ведь перед Теодегискелем виноват. Из-за тебя он оказался в этом кошмарном лагере...
— Не я его туда посадил...
— Не перебивай, Мартинус, король этого не любит. Либо ты находишь моему сыну теплое местечко, либо я решаю в пользу того, другого, как там его по имени... Таково мое последнее слово.
Пэдуэй вынужден был сдаться, и Теодегискель стал командующим готскими силами в Калабрии — там, где, по мнению Мартина, большого вреда он нанести не мог. Позднее ему пришлось горько пожалеть об этой уступке.
Потом произошли сразу три события.
Генерал Сисигий сообщил о подозрительной активности со стороны франков.
Пришло письмо от Томасуса, в котором банкир рассказывал о покушении на жизнь экс-короля Виттигиса. Убийца необъяснимым образом проник в потайное убежище, где Виттигис задушил его голыми руками, хотя и сам был при этом легко ранен. Изрыгая страшные проклятия, гот заявил, что узнал в убийце секретного агента Теодохада. Выходит, Теодохад пронюхал, где содержится Виттигис, и пытался убрать соперника с дороги. В случае успеха он бросил бы вызов Пэдуэю или вообще снял его с поста. А то и похуже. Наконец пришло письмо от Юстиниана:
Флавий Андрий Юстиниин, Император римлян, — королю Теодохаду.С неприятным замиранием сердца Пэдуэй осознал, что искусство димпломатии — не пустые слова. Нежелание идти на унизительные уступки Юстиниану, причерноморским гуннам и франкским королям было понятным и оправданным. Но — с любой из сторон, взятой по отдельности. Ссориться сразу со всеми...
Приветствия!
Внимание нашей светлости было привлечено к предлагаемым вами условиям для завершения войны.
Мы находим эти условия столь наглыми и абсурдными, что соизволяем ответить лишь в знак величайшего снисхохдения.
Святое устремление вернуть Империи провинции Западной Европы, некогда по праву принадлежавшие нашим предкам, будет неминуемо доведено до победного конца.
Что касается нашего бывшего генерала Флавия Велизария, то его отказ последовать примеру генералов Констинтина, Периинуса и Бессоса рассматривается нами как акт измены и в надлежащее время повлечет за собой суровое наказание.
Пока же достославный Велизарий может считать себя свободным от всех данных ним клятв. Более того, мы повелеваем ему беспрекословно повиноваться указаниям гнусного еретика Мартинуса Падуанского, о коем мы немало наслышаны.
Трусость Велизария и праведный гнев небес, который падет на всех слуг Дьявола, приведут к страшному и скорому концу готского королевства.
Над головой сгущались грозовые тучи.
ГЛАВА 14
Пэдуэй немедленно отправился в Рим и показал Велизарию письмо Юстиниана. Тракиец был подавлен, но на все уговоры отвечал упорно:
— Не знаю. Я должен подумать.
Тогда Пэдуэй встретился с женой Велизария, Антониной, и сразу нашел общий язык с этой изящной и энергичной рыжеволосой красавицей.
— Я всегда говорила: от Юстиниана благодарности не жди! Но ты же знаешь, каков Флавий — покладист во всем, что не касается его чести. Меня, правда, сдерживала дружба с императрицей Теодорой. Однако после такого письма... Я сделаю все, что могу, превосходнейший Мартинус.
Наконец, к нескрываемой радости Пэдуэя, Велизарий капитулировал.
Сейчас самой горячей точкой был Прованс. По сети гонцов-информаторов, организованной Пэдуэем, пришло известие, что Юстиниан дал еще одну взятку франкам, дабы ускорить их нападение на готское королевство. Пришлось заняться срочными перестановками в высшем военном руководстве. Асинар, так и не решившийся выступить против византийцев, получил приказ вернуться в Рим; командовать далматинской армией был назначен Сисигий — пусть не гений, но и не откровенный дурак. А его место в Галлии занял Велизарий. Перед тем как отправиться на север, Велизарий запросил у Пэдуэя всю имеющуюся информацию о франках.
— Смелые, коварные и глупые, — охарактеризовал их Мартин. — Сражаются только в пешем строю, без доспехов, одной неэшелонированной колонной. С дикими криками приближаются, осыпают противника градом топоров и дротиков и норовят завязать рукопашный бой на мечах. Если их порыв остановить конницей или надежным заслоном копейщиков, считай дело сделано, остальное завершат лучники. Кроме того, такую орду очень трудно обеспечить пищей на сравнительно небольшой территории; поэтому они должны постоянно двигаться — или голодать.
Более того, эти дикари вообще не платят своим солдатам. Солдаты должны заботиться о себе — грабить. Если ты достаточно долго продержишь их на одном месте, они сами разбегутся. Однако нельзя недооценивать их многочисленность и свирепость.
Посоветовав заслать лазутчиков в Бургундию, всего несколько лет назад захваченную франками, Пэдуэй объяснил, что бургундцы — племя восточно-германского происхождения, как и франки, говорят на схожем языке и, подобно франкам, скотоводы. Поэтому не всегда хорошо ладят с западно-германскими франками, которые — когда не опустошают территории соседей — занимаются земледелием.
Если войны не избежать, то одно изобретение точно склонило бы чашу весов на сторону итало-готов. Порох. Еще в шестом классе Пэдуэй знал, что его делают из серы, угля и селитры. Первые два компонента были легко доступны.
Ему смутно казалось, что нитрат калия встречается в природе в виде минерала. Но где? Как он выглядит? Мартин припомнил давным-давно прочитанную книгу: будто бы селитру находят на дне навозных куч. А во дворе Невитты как раз возвышалась огромная навозная куча...
Пэдуэй пришел к Невитте, попросил разрешения покопать в названном месте... И заплясал от радости, когда обнаружил кристаллы, похожие на кленовый сахар. Невитта, ошарашенно наблюдая за деятельностью квестора, спросил, не сумасшедший ли он.
— Конечно, сумасшедший, — ухмыляясь, ответил Пэдуэй. — Причем давно. А ты не знал?
Его старый дом на Длинной улице жил как никогда полной жизнью, несмотря на частичное перебазирование во Флоренцию. Во-первых, там располагалась римская штаб-квартира Телеграфной компании. Во-вторых, Пэдуэй установил еще один печатный станок. А теперь занял и пустовавший ранее подвал, превратив его в химическую лабораторию, Выяснить, в какой пропорции надо смешивать компоненты, чтобы получить хороший порох, можно было лишь опытным путем.
Именем короля Пэдуэй распорядился отлить из меди пушку, Мастерская, получившая заказ, встала на дыбы — они никогда не видели подобного устройства и не представляют, как его изготовить. Да и, помилуй Бог, что толку в этой трубе? Что это будет — цветочный горшок?
В конце концов с адскими усилиями отливку сделать удалось. Первый вариант внешне выглядел вполне сносно, пока Мартин не осмотрел внимательно дульный срез; металл был ноздреватый и пористый. Пушка взорвалась бы при первом же выстреле.
Беда была в том, что ее отливали дулом вниз. Решение нашлось — отливать дулом вверх, увеличить длину на лишний фут, а потом бракованный металл отрезать.
Попытки получить порох ни к чему не привели. Смесь ингредиентов давала вещество, которое охотно горело, однако упорно не желало взрываться. Пэдуэй перепробовал всевозможные пропорции, менял способы перемешивания — безрезультатно. Он добивался лишь бодрого шипения, довольно красивого желтого пламени и смрадных клубов дыма. Самодельные шутихи тоже не срабатывали, Они делали «пшшшик!» И упорно отказывались делать «бу-ум!».
Возможно, надо сильнее спрессовывать и брать сразу большие количества?.. Эксперименты продолжались все время, пока не была готова вторая отливка.
Утром следующего дня Пэдуэй, Фритарик и несколько помощников-добровольцев установили пушку на некоем подобии лафета в пустынном местечке близ Виминала. В тридцати футах от орудия помощники насыпали песчаный холм-мишень.
Пэдуэй набил несколько фунтов пороха в ствол, закатил следом чугунное ядро и приготовил запал.
— Фритарик, дай мне свечу, — произнес он низким голосом. — Все отойдите подальше и ложитесь. Ты тоже, Фритарик.
— Никогда! — возмущенно воскликнул вандал. — Бросить хозяина в час опасности? Лучше смерть!
— Ладно, если хочешь оказаться разорванным на куски, дело твое. Ну, поехали.
Пэдуэй поджег запал.
Порох затрещал и задымился.
Раздалось негромкое «бум», ядро выскочило из жерла, прокатилось немного по земле и замерло.
А новенькую блестящую пушку убрали в дом Пэдуэя — с глаз долой, в подвал.
Ранней весной в Рим приехал Урия. Он объяснил, что оставил академию в руках подчиненных, а сам теперь займется организацией римской милиции — еще одна идея Мартина. Но вид у него был несчастный и виноватый, словно у побитой собаки, и Пэдуэй заподозрил, что истинная причина визита не в этом.
Отвечая на наводящие вопросы, Урия наконец выпалил;
— Превосходнейший Мартинус, заклинаю, дай мне какое-нибудь другое назначение, Не могу я больше оставаться в Равенне!
Пэдуэй обнял гота за плечи.
— Не тушуйся, старина, выкладывай, что у тебя на душе. Ведь беспокоит что-то? Может, я помогу.
Урия опустил глаза.
— Ну... э-э... Послушай, какие у вас с Матасунтой отношения?
— Я так и думал. Ты с ней встречаешься, да?
— Да. И если ты меня куда-нибудь не уберешь, буду продолжать. Это выше моих сил. Вы помолвлены?
— В свое время я об этом мечтал. — Пэдуэй напустил на себя вид человека, идущего на великую жертву. — Но, друг мой, я не буду мешать вашему счастью. Уверен, ты гораздо лучше подходишь ей. Бремя государственных забот не позволит мне стать хорошим мужем. Так что если хочешь просить ее руки, действуй смело. Благословляю.
— Ты серьезно? — Урия вскочил и, широко улыбаясь, возбужденно зашагал по комнате. — Я... не знаю, как тебя благодарить... с твоей стороны это... я навек твой друг...
— Пустяки, рад был помочь. Только не тяни, решай все поскорее.
— Но... как надо просить руки?
— Напиши Матасунте письмо.
— Не получится. Я не умею красиво изъясняться. В жизни не писал любовных писем.
— Хорошо, я и тут тебе помогу. Начнем прямо сейчас. — Пэдуэй достал письменные принадлежности. — Знаешь, — произнес он задумчиво, — нам надо сказать принцессе, какие у нее глаза.
— А какие? Глаза как глаза.
— Конечно. Но в таких деликатных обстоятельствах их принято сравнивать со звездами и разными другими вещами.
Урия погрузился в размышления.
— Ее глаза похожи цветом на ледник, который я видел в Альпах.
— Нет, не годится. Выходит, они холодны как лед,
— А еще они напоминают сверкающее лезвие меча.
— Тоже не пойдет. Как насчет северных морей?
— Гм-м-м... Здорово, Мартинус! Серые, как северные моря.
Урия писал медленно и коряво, с большим усердием. Когда письмо близилось к концу, Пэдуэй схватил свою шляпу и решительно двинулся к двери.
— Эй, — окликнул Урия, — куда ты так спешишь?
Мартин ухмыльнулся.
— Хочу повидать друзей — семью Анциев. Милейшие люди! Я тебя непременно с ними познакомлю. Только попозже, когда ты будешь счастливо женат.
От текущих дел Пэдуэя оторвал Юниан, вбежавший в комнату с текстом только что полученного телеграфного сообщения.
— Фритарик! Выводи лошадей!
Они примчались к Урии. Выслушав новость, Урия помрачнел.
— У меня сложное положение, Мартинус. Дядя, безусловно, попытается вернуть себе корону. Он очень упрям, ты же знаешь.
— Да, но и ты знаешь, как важно нам укрепить и продолжить идущие перемены.
— Я тебя не предам, Мартинус, и от слова не отступлюсь. Только не проси меня причинить вред Виттигису. Он, хоть и старый козел, а все же мой родственник.
— Только выполняй мои указания, а я позабочусь, чтобы его не тронули. Однако сейчас, честно говоря, меня беспокоит, как бы он не причинил вреда нам. Что, по-твоему, Виттигис предпримет?
— Ну, я бы на его месте притаился где-нибудь на время и собрал своих сторонников. Это было бы логично. Но мой дядя никогда не следовал логике. И к тому же ненавидит Теодохада лютой ненавистью. Особенно после того, как король подослал к нему убийцу... Думаю, он помчится в Равенну сводить счеты с Теодохадом.
— Хорошо. Тогда возьмем небольшой отряд и поспешим туда же.
Пэдуэй считал себя уже бывалым кавалеристом, привыкшим к длительным переходам. Но едва мог справиться с темпом, который задал Урия. Когда на рассвете они въехали в Равенну, он чуть не падал с седла от усталости.
В городе на первый взгляд все было спокойно. Однако у входа во дворец почетной стражи не оказалось.
— Плохо дело, — встревоженно заметил Урия.
Они спешились и, сопровождаемые солдатами, зашагали в глубь дворца. У подножия лестницы появился охранник. Он выхватил меч, потом узнал Урию и Пэдуэя.
— А, это вы... — уклончиво протянул охранник.
— Да, это мы, — согласился Пэдуэй. — Что здесь происходит?
— Ну... Вы лучше поглядите сами, благородные господа. Прошу меня извинить. — И гот исчез из виду.
Отряд промаршировал по пустынным залам. Все двери перед ними закрывались; слышался лишь перепуганный шепот. У Пэдуэя зародилось подозрение, что они идут прямо в ловушку, и он отправил группу солдат удерживать парадный вход.
У королевских апартаментов стояло подразделение охранников. Двое из них подняли копья, но остальные смущенно топтались на месте.
— Отойдите, ребята, — невозмутимо произнес Пэдуэй и вошел в зал.
— Боже всемогущий! — пробормотал Урия.
На полу, покрытый множеством колотых и резаных ран, лежал Виттигис. Ковер под ним пропитался кровью. Вокруг тела растерянно толпились придворные.
Главный церемониймейстер, изумленно вскинув брови, обратился к Пэдуэю:
— Это только что случилось, мой господин. А вы уже приехали сюда из Рима. Откуда тебе стало известно?..
— У меня есть свои способы, — сказал Мартин. — Как все произошло?
— Виттигиса провел во дворец преданный ему человек из стражи. Он бы расправился с нашим благородным королем, но его заметили, и охранники поспешили на помощь. Они убили Виттигиса, — зачем-то добавил церемониймейстер, разжевывая очевидный факт.
Раздавшийся невнятный звук заставил Пэдуэя обернуться, и он увидел забившегося в угол полуголого Теодохада. Король высунул из-за шторы пепельно-серое лицо и мутными глазами глядел на Пэдуэя. Никто не обращал на него особого внимания.
— Ой, ты, кажется, мой новый квестор, да? Тебя зовут Кассиодор. Но как молодо ты выглядишь, гораздо моложе, чем мне помнится... Ах, все мы когда-нибудь стареем, хе-хе. Давай опубликуем книгу, мой дорогой Кассиодор. Большую новую книгу в красивом переплете. Хе-хе. Мы подадим ее на ужин, под острым соусом. Именно так едят дичь. По крайней мере страниц на триста. Между прочим, ты не видел этого мошенника Виттигиса, моего генерала? По-моему, он хотел нанести мне визит. Страшный зануда, никакой учености. О-хо-хо, танцевать-то как тянет! Ты танцуешь, мой дорогой Виттигис? Лала-ла, ла-ла-ла, ду-ду-ду-дум...
— Дай ему успокоительное и уложи в постель, — велел Пэдуэй королевскому врачу. — А вы, — обратился он к остальным, — возвращайтесь к своим делам как ни в чем не бывало. Только пусть кто-нибудь заменит ковер и уберет тело. Похороны должны быть почетные, но скромные. Урия, пожалуй, этим лучше заняться тебе. — Урия рыдал. — Держи себя в руках, старина, скорбеть будем позже. Прими мои соболезнования, однако нам предстоят великие свершения.
Он отвел гота в сторону и нашептал ему что-то на ухо, после чего Урия заметно приободрился.
— Не знаю. Я должен подумать.
Тогда Пэдуэй встретился с женой Велизария, Антониной, и сразу нашел общий язык с этой изящной и энергичной рыжеволосой красавицей.
— Я всегда говорила: от Юстиниана благодарности не жди! Но ты же знаешь, каков Флавий — покладист во всем, что не касается его чести. Меня, правда, сдерживала дружба с императрицей Теодорой. Однако после такого письма... Я сделаю все, что могу, превосходнейший Мартинус.
Наконец, к нескрываемой радости Пэдуэя, Велизарий капитулировал.
Сейчас самой горячей точкой был Прованс. По сети гонцов-информаторов, организованной Пэдуэем, пришло известие, что Юстиниан дал еще одну взятку франкам, дабы ускорить их нападение на готское королевство. Пришлось заняться срочными перестановками в высшем военном руководстве. Асинар, так и не решившийся выступить против византийцев, получил приказ вернуться в Рим; командовать далматинской армией был назначен Сисигий — пусть не гений, но и не откровенный дурак. А его место в Галлии занял Велизарий. Перед тем как отправиться на север, Велизарий запросил у Пэдуэя всю имеющуюся информацию о франках.
— Смелые, коварные и глупые, — охарактеризовал их Мартин. — Сражаются только в пешем строю, без доспехов, одной неэшелонированной колонной. С дикими криками приближаются, осыпают противника градом топоров и дротиков и норовят завязать рукопашный бой на мечах. Если их порыв остановить конницей или надежным заслоном копейщиков, считай дело сделано, остальное завершат лучники. Кроме того, такую орду очень трудно обеспечить пищей на сравнительно небольшой территории; поэтому они должны постоянно двигаться — или голодать.
Более того, эти дикари вообще не платят своим солдатам. Солдаты должны заботиться о себе — грабить. Если ты достаточно долго продержишь их на одном месте, они сами разбегутся. Однако нельзя недооценивать их многочисленность и свирепость.
Посоветовав заслать лазутчиков в Бургундию, всего несколько лет назад захваченную франками, Пэдуэй объяснил, что бургундцы — племя восточно-германского происхождения, как и франки, говорят на схожем языке и, подобно франкам, скотоводы. Поэтому не всегда хорошо ладят с западно-германскими франками, которые — когда не опустошают территории соседей — занимаются земледелием.
Если войны не избежать, то одно изобретение точно склонило бы чашу весов на сторону итало-готов. Порох. Еще в шестом классе Пэдуэй знал, что его делают из серы, угля и селитры. Первые два компонента были легко доступны.
Ему смутно казалось, что нитрат калия встречается в природе в виде минерала. Но где? Как он выглядит? Мартин припомнил давным-давно прочитанную книгу: будто бы селитру находят на дне навозных куч. А во дворе Невитты как раз возвышалась огромная навозная куча...
Пэдуэй пришел к Невитте, попросил разрешения покопать в названном месте... И заплясал от радости, когда обнаружил кристаллы, похожие на кленовый сахар. Невитта, ошарашенно наблюдая за деятельностью квестора, спросил, не сумасшедший ли он.
— Конечно, сумасшедший, — ухмыляясь, ответил Пэдуэй. — Причем давно. А ты не знал?
Его старый дом на Длинной улице жил как никогда полной жизнью, несмотря на частичное перебазирование во Флоренцию. Во-первых, там располагалась римская штаб-квартира Телеграфной компании. Во-вторых, Пэдуэй установил еще один печатный станок. А теперь занял и пустовавший ранее подвал, превратив его в химическую лабораторию, Выяснить, в какой пропорции надо смешивать компоненты, чтобы получить хороший порох, можно было лишь опытным путем.
Именем короля Пэдуэй распорядился отлить из меди пушку, Мастерская, получившая заказ, встала на дыбы — они никогда не видели подобного устройства и не представляют, как его изготовить. Да и, помилуй Бог, что толку в этой трубе? Что это будет — цветочный горшок?
В конце концов с адскими усилиями отливку сделать удалось. Первый вариант внешне выглядел вполне сносно, пока Мартин не осмотрел внимательно дульный срез; металл был ноздреватый и пористый. Пушка взорвалась бы при первом же выстреле.
Беда была в том, что ее отливали дулом вниз. Решение нашлось — отливать дулом вверх, увеличить длину на лишний фут, а потом бракованный металл отрезать.
Попытки получить порох ни к чему не привели. Смесь ингредиентов давала вещество, которое охотно горело, однако упорно не желало взрываться. Пэдуэй перепробовал всевозможные пропорции, менял способы перемешивания — безрезультатно. Он добивался лишь бодрого шипения, довольно красивого желтого пламени и смрадных клубов дыма. Самодельные шутихи тоже не срабатывали, Они делали «пшшшик!» И упорно отказывались делать «бу-ум!».
Возможно, надо сильнее спрессовывать и брать сразу большие количества?.. Эксперименты продолжались все время, пока не была готова вторая отливка.
Утром следующего дня Пэдуэй, Фритарик и несколько помощников-добровольцев установили пушку на некоем подобии лафета в пустынном местечке близ Виминала. В тридцати футах от орудия помощники насыпали песчаный холм-мишень.
Пэдуэй набил несколько фунтов пороха в ствол, закатил следом чугунное ядро и приготовил запал.
— Фритарик, дай мне свечу, — произнес он низким голосом. — Все отойдите подальше и ложитесь. Ты тоже, Фритарик.
— Никогда! — возмущенно воскликнул вандал. — Бросить хозяина в час опасности? Лучше смерть!
— Ладно, если хочешь оказаться разорванным на куски, дело твое. Ну, поехали.
Пэдуэй поджег запал.
Порох затрещал и задымился.
Раздалось негромкое «бум», ядро выскочило из жерла, прокатилось немного по земле и замерло.
А новенькую блестящую пушку убрали в дом Пэдуэя — с глаз долой, в подвал.
Ранней весной в Рим приехал Урия. Он объяснил, что оставил академию в руках подчиненных, а сам теперь займется организацией римской милиции — еще одна идея Мартина. Но вид у него был несчастный и виноватый, словно у побитой собаки, и Пэдуэй заподозрил, что истинная причина визита не в этом.
Отвечая на наводящие вопросы, Урия наконец выпалил;
— Превосходнейший Мартинус, заклинаю, дай мне какое-нибудь другое назначение, Не могу я больше оставаться в Равенне!
Пэдуэй обнял гота за плечи.
— Не тушуйся, старина, выкладывай, что у тебя на душе. Ведь беспокоит что-то? Может, я помогу.
Урия опустил глаза.
— Ну... э-э... Послушай, какие у вас с Матасунтой отношения?
— Я так и думал. Ты с ней встречаешься, да?
— Да. И если ты меня куда-нибудь не уберешь, буду продолжать. Это выше моих сил. Вы помолвлены?
— В свое время я об этом мечтал. — Пэдуэй напустил на себя вид человека, идущего на великую жертву. — Но, друг мой, я не буду мешать вашему счастью. Уверен, ты гораздо лучше подходишь ей. Бремя государственных забот не позволит мне стать хорошим мужем. Так что если хочешь просить ее руки, действуй смело. Благословляю.
— Ты серьезно? — Урия вскочил и, широко улыбаясь, возбужденно зашагал по комнате. — Я... не знаю, как тебя благодарить... с твоей стороны это... я навек твой друг...
— Пустяки, рад был помочь. Только не тяни, решай все поскорее.
— Но... как надо просить руки?
— Напиши Матасунте письмо.
— Не получится. Я не умею красиво изъясняться. В жизни не писал любовных писем.
— Хорошо, я и тут тебе помогу. Начнем прямо сейчас. — Пэдуэй достал письменные принадлежности. — Знаешь, — произнес он задумчиво, — нам надо сказать принцессе, какие у нее глаза.
— А какие? Глаза как глаза.
— Конечно. Но в таких деликатных обстоятельствах их принято сравнивать со звездами и разными другими вещами.
Урия погрузился в размышления.
— Ее глаза похожи цветом на ледник, который я видел в Альпах.
— Нет, не годится. Выходит, они холодны как лед,
— А еще они напоминают сверкающее лезвие меча.
— Тоже не пойдет. Как насчет северных морей?
— Гм-м-м... Здорово, Мартинус! Серые, как северные моря.
Урия писал медленно и коряво, с большим усердием. Когда письмо близилось к концу, Пэдуэй схватил свою шляпу и решительно двинулся к двери.
— Эй, — окликнул Урия, — куда ты так спешишь?
Мартин ухмыльнулся.
— Хочу повидать друзей — семью Анциев. Милейшие люди! Я тебя непременно с ними познакомлю. Только попозже, когда ты будешь счастливо женат.
От текущих дел Пэдуэя оторвал Юниан, вбежавший в комнату с текстом только что полученного телеграфного сообщения.
«Ночью из-под стражи исчез Виттигис. Задержать не удалось.С минуту Пэдуэй тупо пялился на бумагу. Потом вскочил и заорал:
Атурпад, начальник охраны.»
— Фритарик! Выводи лошадей!
Они примчались к Урии. Выслушав новость, Урия помрачнел.
— У меня сложное положение, Мартинус. Дядя, безусловно, попытается вернуть себе корону. Он очень упрям, ты же знаешь.
— Да, но и ты знаешь, как важно нам укрепить и продолжить идущие перемены.
— Я тебя не предам, Мартинус, и от слова не отступлюсь. Только не проси меня причинить вред Виттигису. Он, хоть и старый козел, а все же мой родственник.
— Только выполняй мои указания, а я позабочусь, чтобы его не тронули. Однако сейчас, честно говоря, меня беспокоит, как бы он не причинил вреда нам. Что, по-твоему, Виттигис предпримет?
— Ну, я бы на его месте притаился где-нибудь на время и собрал своих сторонников. Это было бы логично. Но мой дядя никогда не следовал логике. И к тому же ненавидит Теодохада лютой ненавистью. Особенно после того, как король подослал к нему убийцу... Думаю, он помчится в Равенну сводить счеты с Теодохадом.
— Хорошо. Тогда возьмем небольшой отряд и поспешим туда же.
Пэдуэй считал себя уже бывалым кавалеристом, привыкшим к длительным переходам. Но едва мог справиться с темпом, который задал Урия. Когда на рассвете они въехали в Равенну, он чуть не падал с седла от усталости.
В городе на первый взгляд все было спокойно. Однако у входа во дворец почетной стражи не оказалось.
— Плохо дело, — встревоженно заметил Урия.
Они спешились и, сопровождаемые солдатами, зашагали в глубь дворца. У подножия лестницы появился охранник. Он выхватил меч, потом узнал Урию и Пэдуэя.
— А, это вы... — уклончиво протянул охранник.
— Да, это мы, — согласился Пэдуэй. — Что здесь происходит?
— Ну... Вы лучше поглядите сами, благородные господа. Прошу меня извинить. — И гот исчез из виду.
Отряд промаршировал по пустынным залам. Все двери перед ними закрывались; слышался лишь перепуганный шепот. У Пэдуэя зародилось подозрение, что они идут прямо в ловушку, и он отправил группу солдат удерживать парадный вход.
У королевских апартаментов стояло подразделение охранников. Двое из них подняли копья, но остальные смущенно топтались на месте.
— Отойдите, ребята, — невозмутимо произнес Пэдуэй и вошел в зал.
— Боже всемогущий! — пробормотал Урия.
На полу, покрытый множеством колотых и резаных ран, лежал Виттигис. Ковер под ним пропитался кровью. Вокруг тела растерянно толпились придворные.
Главный церемониймейстер, изумленно вскинув брови, обратился к Пэдуэю:
— Это только что случилось, мой господин. А вы уже приехали сюда из Рима. Откуда тебе стало известно?..
— У меня есть свои способы, — сказал Мартин. — Как все произошло?
— Виттигиса провел во дворец преданный ему человек из стражи. Он бы расправился с нашим благородным королем, но его заметили, и охранники поспешили на помощь. Они убили Виттигиса, — зачем-то добавил церемониймейстер, разжевывая очевидный факт.
Раздавшийся невнятный звук заставил Пэдуэя обернуться, и он увидел забившегося в угол полуголого Теодохада. Король высунул из-за шторы пепельно-серое лицо и мутными глазами глядел на Пэдуэя. Никто не обращал на него особого внимания.
— Ой, ты, кажется, мой новый квестор, да? Тебя зовут Кассиодор. Но как молодо ты выглядишь, гораздо моложе, чем мне помнится... Ах, все мы когда-нибудь стареем, хе-хе. Давай опубликуем книгу, мой дорогой Кассиодор. Большую новую книгу в красивом переплете. Хе-хе. Мы подадим ее на ужин, под острым соусом. Именно так едят дичь. По крайней мере страниц на триста. Между прочим, ты не видел этого мошенника Виттигиса, моего генерала? По-моему, он хотел нанести мне визит. Страшный зануда, никакой учености. О-хо-хо, танцевать-то как тянет! Ты танцуешь, мой дорогой Виттигис? Лала-ла, ла-ла-ла, ду-ду-ду-дум...
— Дай ему успокоительное и уложи в постель, — велел Пэдуэй королевскому врачу. — А вы, — обратился он к остальным, — возвращайтесь к своим делам как ни в чем не бывало. Только пусть кто-нибудь заменит ковер и уберет тело. Похороны должны быть почетные, но скромные. Урия, пожалуй, этим лучше заняться тебе. — Урия рыдал. — Держи себя в руках, старина, скорбеть будем позже. Прими мои соболезнования, однако нам предстоят великие свершения.
Он отвел гота в сторону и нашептал ему что-то на ухо, после чего Урия заметно приободрился.
ГЛАВА 15
Члены королевского совета собирались в кабинете Пэдуэя хмурые, с кислыми лицами. Люди солидные и степенные, они не любили внезапно отвлекаться от трапезы, тем более по вызову гражданского лица.
Пэдуэй ознакомил их со сложившейся ситуацией. Готы были настолько потрясены, что на секунду замолчали.
— Как вы знаете, господа, — продолжил Пэдуэй, — по неписанной конституции готского народа сумасшедший король должен быть как можно скорее переизбран. Позвольте мне констатировать, что в данных обстоятельствах замена несчастного Теодохада становится вопросом номер один.
— Тут есть и твоя вина, молодой человек, — прорычал Ваккис. — Мы могли откупиться от франков...
— Да, мой господин. Беда лишь в том, что франки недолго оставались бы купленными, и вы все это хорошо знаете. Но так или иначе, дело сделано. Пока ни франки, ни Юстиниан против нас не выступили. Если быстро провести перевыборы короля, то мы ничего не потеряем.
— Выходит, надо опять созывать съезд, — произнес Ваккис.
Заговорил другой член совета, Манфред:
— Как ни тягостно принимать советы от постороннего, я должен признать, что наш молодой друг прав. Где и когда соберемся?
Готы невнятно заворчали, а Пэдуэй громко объявил:
— Если позволите, господа, у меня есть предложение. Новая столица все равно будет во Флоренции; так не лучше ли ввести в должность нового короля именно там?
Снова поднялось недовольное ворчание, однако других идей не было. Пэдуэй прекрасно понимал, что готам не по душе его лидерство; но еще меньше им хотелось думать и принимать на себя ответственность.
— Пока гонцы разнесут весть, — начал Ваккис, — и избиратели прибудет во Флоренцию...
В это время вошел Урия. Пэдуэй отвел его в сторону и тихонько спросил:
— Ну, что?
— Она согласна.
— Когда свадьба?
— Пожалуй, дней через десять. Только вот люди коситься будут — мол, сразу после похорон дяди...
— Не обращай внимания. Сейчас или никогда.
— Какие у нас кандидаты? — поинтересовался Манфред. — Я бы и сам баллотировался, да ревматизм совсем замучил.
— Разумеется, Теодегискель, — произнес кто-то. — Естественный преемник Теодохада.
— Я думаю, — сказал Пэдуэй, — вы с удовольствием узнаете, что наш уважаемый генерал Урия тоже выставит свою кандидатуру.
— Как! — вскричал Ваккис. — Он приятный молодой человек, согласен, но для избрания не подходит. Он не из Амалингов.
На лице Пэдуэя расплылась торжествующая улыбка.
— Пока нет, господа, но ко времени выборов будет. — Готы в изумлении замерли, — Полагаю, вы не откажетесь прийти на брачную церемонию?
Незадолго до свадьбы Матасунта улучила момент поговорить с Пэдуэем наедине.
— Мартинус, твое поведение так великодушно! Надеюсь, ты не будешь сильно страдать.
Пэдуэй постарался принять благородный вид,
— Дорогая, твое счастье для меня превыше всего. И если ты любишь Урию, то дай вам Бог радости,
— Я действительно люблю его, — проникновенно сказала Матасунта. — Только обещай мне, что не станешь горевать и хандрить, а найдешь себе достойную подругу.
Пэдуэй тягостно вздохнул.
— Трудно будет... Но если ты просишь — обещаю. Ну-ну, не плачь. Что подумает Урия? Мы же друзья!
Пэдуэй ознакомил их со сложившейся ситуацией. Готы были настолько потрясены, что на секунду замолчали.
— Как вы знаете, господа, — продолжил Пэдуэй, — по неписанной конституции готского народа сумасшедший король должен быть как можно скорее переизбран. Позвольте мне констатировать, что в данных обстоятельствах замена несчастного Теодохада становится вопросом номер один.
— Тут есть и твоя вина, молодой человек, — прорычал Ваккис. — Мы могли откупиться от франков...
— Да, мой господин. Беда лишь в том, что франки недолго оставались бы купленными, и вы все это хорошо знаете. Но так или иначе, дело сделано. Пока ни франки, ни Юстиниан против нас не выступили. Если быстро провести перевыборы короля, то мы ничего не потеряем.
— Выходит, надо опять созывать съезд, — произнес Ваккис.
Заговорил другой член совета, Манфред:
— Как ни тягостно принимать советы от постороннего, я должен признать, что наш молодой друг прав. Где и когда соберемся?
Готы невнятно заворчали, а Пэдуэй громко объявил:
— Если позволите, господа, у меня есть предложение. Новая столица все равно будет во Флоренции; так не лучше ли ввести в должность нового короля именно там?
Снова поднялось недовольное ворчание, однако других идей не было. Пэдуэй прекрасно понимал, что готам не по душе его лидерство; но еще меньше им хотелось думать и принимать на себя ответственность.
— Пока гонцы разнесут весть, — начал Ваккис, — и избиратели прибудет во Флоренцию...
В это время вошел Урия. Пэдуэй отвел его в сторону и тихонько спросил:
— Ну, что?
— Она согласна.
— Когда свадьба?
— Пожалуй, дней через десять. Только вот люди коситься будут — мол, сразу после похорон дяди...
— Не обращай внимания. Сейчас или никогда.
— Какие у нас кандидаты? — поинтересовался Манфред. — Я бы и сам баллотировался, да ревматизм совсем замучил.
— Разумеется, Теодегискель, — произнес кто-то. — Естественный преемник Теодохада.
— Я думаю, — сказал Пэдуэй, — вы с удовольствием узнаете, что наш уважаемый генерал Урия тоже выставит свою кандидатуру.
— Как! — вскричал Ваккис. — Он приятный молодой человек, согласен, но для избрания не подходит. Он не из Амалингов.
На лице Пэдуэя расплылась торжествующая улыбка.
— Пока нет, господа, но ко времени выборов будет. — Готы в изумлении замерли, — Полагаю, вы не откажетесь прийти на брачную церемонию?
Незадолго до свадьбы Матасунта улучила момент поговорить с Пэдуэем наедине.
— Мартинус, твое поведение так великодушно! Надеюсь, ты не будешь сильно страдать.
Пэдуэй постарался принять благородный вид,
— Дорогая, твое счастье для меня превыше всего. И если ты любишь Урию, то дай вам Бог радости,
— Я действительно люблю его, — проникновенно сказала Матасунта. — Только обещай мне, что не станешь горевать и хандрить, а найдешь себе достойную подругу.
Пэдуэй тягостно вздохнул.
— Трудно будет... Но если ты просишь — обещаю. Ну-ну, не плачь. Что подумает Урия? Мы же друзья!