де Куатьэ Анхель. Убить шамана

   Но боги ацтеков… Это же самые кровожадные божества планеты! Бог войны — Уицило-почтли, его сподвижник — Тецкатлипока, бог огня — Ауетсотль, бог солнца — Тонатиу, богиня луны — Койольхауки, бог дождя — Тлалок и еще десятки других богов. Каждому из них были принесены в жертву тысячи жизней! Каждый день — чья-нибудь новая смерть!
   Ацтеки постоянно воевали, пополняя «человеческие ресурсы» для своих ритуальных жертвоприношений. Впрочем, на священных алтарях умирали не только пленники… Ацтек, решивший принести себя в жертву богам, выпивал грибную настойку, после чего жрец вырезал ему сердце, которое затем сжигалось на жертвеннике.
   Правда, насколько я знаю, теперь ацтеки редко прибегают к человеческим жертвам, но продолжают кормить своих богов человеческой кровью.
   Дед много рассказывал мне об этом. Ацтеки так и не смогли научиться контролю над сновидениями, но нашли более простой способ соприкасаться с реальностью, расположенной по ту сторону бодрствующего мира. Галлюциногенные грибы… Искусственные сны и искаженная ими реальность — вот вся духовная жизнь ацтеков!
   Зачем Хенаро понадобилось ехать в Куаутемок?!
   У меня появилось неприятное, тягостное, даже пугающее предчувствие… А что, если они прячутся от меня? Не хотят со мной встречаться? Что-то скрывают? Но если — да, то — что?! Это как-то связано с отцом… Разумеется! Другого объяснения просто нет. Но что они знают такого, о чем не знаю я?! Это какая-то тайна, в которую меня не посвящали?
   Я стоял на автобусной остановке и раздумывал, следует ли мне ехать в Куаутемок искать мать и деда.
 
    Браслет на руке горел, словно его только что достали из доменной печи.
   «Не мешкай, сын! — раздался голос отца. — Не мешкай! Время уходит… Да. Ты должен узнать тайну. Ты должен найти меня. Да. Я удерживаю силы Земли. Я жду, что ты принесешь свои знания. Да. Не мешкай! Ты сможешь. Да».
   — Отец, я иду к тебе. Иду! — прошептал я. — Я найду… Я узнаю… Я смогу…
   «Торопись».
   — Папа, а меня хотели сейчас убить, да? Мне не почудилось? Риго…
   «Хотели и хотят. Да, — ответил отец. — Твоя жизнь висит на волоске. Да. Силы Земли сопротивляются. Я удерживаю их, но время против нас. Да. Если ты не поспеешь к сроку, они уйдут. Ты ничего не сможешь сделать. Да. Твои знания погибнут. Да. Мир погибнет. Да».
   Мир погибнет?.. Конец Света?! Да, точно! Ацтеки ждут прихода Конца Света каждые пятьдесят два года по своему календарю, где год равен двумстам шестидесяти дням. Может быть, с этим связан отъезд деда и матери? Может быть, пришел очередной Год Великой Смерти? Так вот зачем Скрижали!
   — Отец, но почему мама и дед уехали из дома? Зачем они отправились в Куаутемок?!
   «У тебя есть цель, сын. Это важно. Да. Это имеет ценность. Все остальное не имеет значения. Ты должен изменить этот мир. Ты — Избранник. Да. Забудь обо всем. Думай только о своей цели. Да. Думай о цели. Иди к ней. Да. Она ждет тех, кто думает о ней. Иди. Да».
   — Ни о чем не думать… Ни о чем не думать… — шептал я, суетливо переминаясь с ноги на ногу. — У меня есть цель. Есть цель… Я смогу.
   — Куда едешь, сынок? — раздалось откуда-то сбоку.
   Я вздрогнул и повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал вопрос. На остановке какая-то странная, страшного вида старуха и внимательно меня изучала. Лицо испещрено морщинами, седые волосы убраны в толстую косу, на плечах — прохудившееся пончо, в руках — какой-то глупый узелок. Она казалась городской сумасшедшей…
   — По делам, — сухо ответил я. — Я еду по делам.
   — Убить кого-нибудь задумал? — спросила она вдруг, а у меня мурашки побежали по коже.
   — С чего вы взяли? — заикаясь, прошептал я и отступил назад.
   — Значит, задумал… — пожала плечами старуха и пошла прочь, приговаривая: — Я так и думала. Сразу видно. Если задумал кого-то убить, то сразу видно. Сразу…
   Господи, но что же это такое! Сначала маленький Анхель, потом две женщины в автобусе, говорящие о Конце Света, потом отъезд моих родных в страну кровожадных ацтеков, наконец, Риго… И теперь — эта старуха!
   Я задумал кого-нибудь убить? Какая глупость! Какая глупость! Нет! Я не хочу никого убивать… Не хочу!
 
   —  Постойте! — закричал я. — Постойте!
   Старуха не остановилась и даже не сбавила шаг. Еще секунду я стоял на месте, а потом рванул за ней.
   — Вы меня знаете?! — я забежал вперед и преградил ей дорогу. — Знаете?!
   — Зачем мне тебя знать, ты еще не мертвый, — загадочно ответила старуха.
   — А вы… Вы знаетесь только с мертвыми?
   — В этом мире полно мертвецов, — безразлично ответила старуха и пошла в другую сторону.
   — Постойте же! — закричал я и снова последовал за ней. — Что вы имеете в виду? О чем вы говорите?! Я не понимаю! Что значит — «в этом мире полно мертвецов»?
   — То и значит, — ответила старуха. — Мертвец — он кто? Он — тот, кто лишился собственной воли. Так ведь?
   Старуха остановилась и уставилась на меня своими когда-то карими глазами.
   — Что — «так»? — оторопел я.
   Она говорила, что мертвец — это не тот, кто умер, а тот, кто лишен воли. Но что значит — «лишен воли»? И зачем ей общаться с такими людьми?
   — Ты своим умом думаешь? — Старуха уперлась руками в бока и грозно посмотрела на меня как на нашкодившего мальчишку. — Своим?
   — Я… Я… — я не знал, что ответить, потому что не понимал, что она имеет в виду.
   — А много ли таких, кто своим умом думает? — сощурилась старуха.
   — Я думаю, много…
   — Много?! — Она расхохоталась, показывая мне свой страшный беззубый рот. — Вот ты скажешь, конечно! Да ты еще и дурак!
   Старуха снова куда-то направилась. Кажется, без всякой цели. Только бы избавиться от меня — как от приставшего к одежде репейника! Мы кружили с ней по небольшой площадке рядом с автобусной остановкой как два баскетболиста, дерущиеся за мяч на импровизированной тренировке.
   — Господи, умоляю вас, скажите мне! Скажите! — Я готов был упасть перед этой старухой на колени, только бы она мне все объяснила.
   Я так устал, так запутался. И эта женщина… Ведь это не случайно, что я ее встретил. У нее есть какое-то послание для меня. Она что-то знает! Почему она не скажет?!
   — Никто не хочет думать своим умом, — старуха продолжала идти прочь, сетовала и недовольно качала головой из стороны в сторону. — Говорю ему, что он убийство затеял. А он мне — «скажите мне, скажите»! Ну не дурак?.. Дурак.
   — Но что значит — думать своим умом? — я вцепился в нее как смертельно оголодавший клещ. — Что вы имеете в виду? Это ведь непонятно. Вы можете разъяснить…
   Старуха снова остановилась и уставилась на меня как на форменного придурка, который встал ей уже поперек горла.
   — Люди в Бога верят? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
   — Верят, — ответил я.
   — А откуда они знают, что Бог есть?
   — Они чувствуют, — я непонимающе развел руками.
   — Они что, по-твоему, Богачувствуют? Ты в своем уме?! — она произнесла это слово — «Бог» — с каким-то особенным пренебрежением в голосе, словно бы речь шла не о Боге, а о какой-то дешевой кукле, поделке из кусочков ткани. — Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями. И теперь они ходят, «чувствуют Бога»! Надо же! Своим умом они думают! Посмотрите на них! С ума сойти!
   — Так что же, нет Бога, по-вашему?..
   — По-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему… — заворчала старуха. — Вот все так!
   — Но вы же сами говорите — «своим умом», — я совершенно растерялся, — вот и получается — по-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему…
   — Тьфу! — старуха плюнула наземь рядом со мной и повернулась. — Дурак какой!
   — Нет, постойте! — закричал я, забегая вперед. — Зачем вы уходите? Почему вы не хотите мне все объяснить? Вы же сами ко мне подошли!
   — Ну подошла я, что с того? — Старуха снова остановилась и презрительно на меня уставилась. — Что, теперь я, значит, виновата, что ты — дурак? «Объясните мне», «расскажите мне», «разъясните мне»… Слов-то каких набрался! А ум твой — где?! Где, я тебя спрашиваю?!
   Чертовщина какая-то. Я смотрел на старуху непонимающими глазами, совершенно лишенный какой-либо способности думать и отдавать себе отчет в том, что происходит. «Где мой ум?» — спрашивает она. Да, где мой ум? Не знаю. Я растерялся. Я запутался. Я ничего не понимаю! Мне кажется, этот мир вокруг меня ненастоящий… Куда уж дальше?!
   — Так ничему нельзя верить? — прошептал я.
   — Нельзя, — сурово ответила старуха.
   — Но как же?.. — я почувствовал, как ноги мои стали ватными, а земля буквально уходит из-под них, проседает. — Как мне с вами, например, разговаривать, если я не должен вам верить? Как?!
   — А вот и молчи, если не умеешь! — огрызнулась старуха. — Зачем говорить, если не знаешь как?
   — Но помилуйте… А как же? Молчать?..
   — Молчи, — уверенно сказала старуха.
   — Я ничего не понимаю. Ничего не понимаю…
   — Ум твой где?!! — заорала она.
   — Где мой ум… Ничему нельзя верить… Не можешь говорить — молчи… — повторял я, пытаясь собрать воедино эти такие бессмысленные на первый взгляд фразы.
   — Тьфу! — снова плюнула старуха и пошла прочь.
   — Но зачем вам мертвецы? — прошептал я, глядя ей вслед.
   Старуха остановилась, но не обернулась. Задумалась о чем-то, словно решала — сказать мне или нет.
   — Я забираю их души, — сказала она, не оборачиваясь.
   — Забираете их души?! — повторил я.
   — Забираю, — она в который раз повернулась и посмотрела на меня, словно пронзила раскаленной иглой. — Потерял человек свой ум — зачем ему душа? Душа ему и так не принадлежит. А если он свой ум потерял, как же ему душу его доверить? Все. Прощайся. Хочешь сохранить душу — сохрани свой ум. А не хочешь — жри, что тебе рассказывают, верь — «по-моему», «по-твоему», «по-нашему», «по-вашему» — душа твоя больше тебе не принадлежит. Не смог сохранить — отдай! Я заберу.
   У меня дыхание прервалось от этих слов. Грудную клетку сдавило будто компрессором.
   — Сдохнешь ты скоро, — сказала старуха, глядя на меня. — Вижу, что скоро. Совсем скоро. Прощай!
   С этими словами она резко пошла в сторону и уже через пару секунд оказалась посередине дороги — прямо перед мчащейся на нее легковой машиной.
   — А-а-а! — только и успел вскрикнуть я. Раздался ужасный скрип тормозов, какой-то свист, удар…
   Машина встала как вкопанная в пяти сантиметрах от безумной старухи. Та, словно бы ничего не случилось, обошла капот ржавой развалюхи, у которой неизвестно как крутятся колеса, не то что — работают тормоза, молча открыла дверь, села и прикрикнула на водителя:
   — Чего встал?! Поехали!
   Заглохнувшая было машина тут же завелась и рванула с места.
 
    Уменя было ощущение, что я познакомился с собственной смертью. Старая страшная женщина в прохудившемся пончо. Наверное, так и должна выглядеть моя смерть — неприглядная, злобная, жестокая. Она полностью убила во мне всякое желание действовать, куда-то идти, ехать, что-то делать.
   «Своим умом…» — что это значит? Кто на этой планете живет «своим умом», если он таков, каким его описала эта старуха? «Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями, и теперь они ходят…» Неужели «свой ум» — это вечное сомнение, вечно метущаяся душа?!
   Хотелось плакать — от пустоты, от безысходности. Я раздавлен…
   «Своим умом…» А жил ли я когда-нибудь своим умом? Я жил умом моего деда, точнее — содержанием его ума. Я жил умом моих друзей, точнее — тем, что мы делали, пускаясь на поиски Скрижалей. Я жил самими Скрижалями. Но Скрижали — это не мой ум. Но что тогда мой ум? Где он? Чем отличается он от «не моего ума»?
   Даже здесь, в этом месте, я оказался не «своим умом». Меня привел сюда мой браслет.
   Я посмотрел на него. Он жег теперь не жаром, а леденящим холодом.
 

Часть вторая

 

 
Мне потребовалось два дня,
чтобы добраться до Куаутемока.
Прошли еще две бессонные ночи…
Я уже еле держусь на ногах,
мысли путаются, совершенно нет сил.
Куда я еду? Зачем? Почему?
Я не знаю. У меня нет ответа.
На самом деле я еду в Куаутемок
только потому, что это мой единственный
шанс обрести хоть какую-то определенность.
Неужели все наши — такие долгие и тяжелые —
поиски Скрижалей завершатся настолько
бессмысленно, так глупо и безрезультатно?
Мы должны были спасти мир
от его внутреннего разложения.
Нашли Скрижали, но не нашли способа
использовать полученные знания.
Так что же дальше?.. Есть ли выход?..
 

 
    Сгорем пополам я выяснил, как найти таинственных ацтеков, прячущих свои храмы и жертвенники в горах за Куаутемоком. Но теперь уже я сомневался, что найду там своих родных. С чего я вообще взял, что они должны быть именно там? Какая логическая цепочка привела меня к этому? Сколько ни пытался, я не мог ее восстановить.
   Казалось, мысли перестали меня слушаться. Я потерял способность додумывать их до конца — начинал и бросал на полдороге. Точнее, не бросал, — они сами стопорились и заканчивались ничем. Ощущение, что ты что-то пишешь, доходишь до конца листа и замираешь, потому больше писать негде, а предложение оборвано на полуслове.
   И у обычных людей такое случается, когда они, направляясь куда-нибудь, вдруг понимают, что не помнят, зачем туда шли. Но потом обычно вспоминают. А если и не вспоминают, то лишь потому, что причина, которая заставила их двинуться с места, была столь мала и несущественна, что и подобная забывчивость не кажется им странной. Это не печалит и не пугает. Но я, казалось, не помнил уже ничего!
   Мои собственные мысли потеряли силу, почти обездвижились, впали в какое-то странное мертвецкое оцепенение. Как ворох опавших листьев, поднятых с земли холодным осенним ветром. Эти листья не способны взлететь, подняться в небо, вернуться на ветви. Они лишь чуть взметаются над землей и, совершив один, другой круг, ложатся на все ту же холодную землю, в свою могилу. Так и мои мысли.
   — Отец, пожалуйста, поговори со мной, — шептал я, поднимаясь по узким горным тропам. — Поговори…
   Браслет молчал. Молчит уже целых два дня. С того самого момента, как только я повстречал ту страшную старуху на автобусной остановке. С того самого вопроса: «Убить кого-нибудь задумал?» Он словно испугался, что она открыла его тайну… Но неужели отец готовит меня к убийству?
   Может ли быть, что «замок», о котором говорил мне отец, и «путь», который он отыскал для меня, — это убийство и путь убийцы?
   А может быть, и правда… Может быть, Скрижали даны этому миру не во спасение, а как яд, как нечто умертвляющее? Ведь иногда смерть — это избавление. Она освобождает пленника и излечивает боль. Может ли быть, что Господь, разочаровавшись в Своем творении, задумал акт мистической эвтаназии — гуманного умерщвления человечества?
   Почему не допустить мысль, что все сроки уже пройдены и решение принято? Что Судьба уже вершит то, что предначертано и изменено быть не может? Что приговор уже вынесен и не приведен в исполнение лишь потому, что гонец задержался в дороге? Но он мчится, мчится во весь опор. Он скоро будет. Осталось только дождаться…
   Если мир не оправдал надежд Творца, на что можно надеяться? Мастер никогда не сохранит неудавшейся работы. Да и зачем? Нам казалось, что спасение все еще возможно, но… Данила ведь опоздал на Байкал — в этом правда. Ему был дан срок, но он в него не уложился. Возможно, тогда был еще шанс, а теперь — нет.
   Источник Света говорил о преодолении страха смерти. Для этого он и дал нам Скрижали. Но может быть, они не способны спасти нас от смерти, быть может, они — лишь своеобразная анестезия, обезболивающее для праведников, которым, как и грешникам, суждено погибнуть в Конце Времен?.. Завтра или послезавтра.
   В каждой своей книге я цитирую Апокалипсис. Но о чем он говорит? Разве о спасении? Нет! Совсем нет. Наоборот! Апокалипсис говорит о Судном дне, о том дне, когда весь мир погрузится в раскаленные клубы горящей и пенящейся серы, в ад! Не рай и не благоухание Эдема ждут человечество… Его ждет смерть.
   А что, если я должен был убить Данилу?.. Что, если я должен был убить Избранника?! Господи, нет! Не может быть! Чушь! Бред. Мне мерещится. Мне кажется. Просто я давно не спал, я устал. А вдруг — нет? Вдруг не мерещится? Вдруг и правда я должен убить Избранника, чтобы помочь Господу остановить этот мир?..
   Я лег на землю и лежал какое-то время. Хотелось спать. Отчаянно хотелось спать, но уснуть я не мог. Я свернулся калачиком на земле и пытался додумать хотя бы одну свою мысль до конца — о Конце Света, о Скрижалях — как о средстве обезболивания для праведников, о своей миссии и долге убить Данилу, чтобы прекратить все. Я думал, думал… Но мысли останавливались.
   Все. Надо было встать и идти. Встать и идти.
 
    Моя мать стояла на склоне горы и смотрела вниз. Она словно встречала меня…
   Но как она узнала? Почему она ждет меня именно здесь — на этом безымянном склоне, о существовании которого я никогда прежде не слышал и даже не подозревал?! Откуда она вообще могла знать, что я решил вернуться из далекой России?! Почему она была уверена в том, что я найду и этот горный склон, и ее саму?
   Я не верил своим глазам. Мне подумалось: это какая-то галлюцинация, какой-то страшный фантазм, мираж. Но нет, я не ошибся. Это была она — Лихо, моя нежно любимая мать. Она встречала меня. Видела, что я нашел ее, пришел к ней…
   Но вместо радости во всем ее образе читалась какая-то невыразимая тоска и печаль. Она смотрела на меня, на своего сына, идущего к ней по крутому горному склону, на сына, которого не видела больше двух лет, смотрела и тихо плакала. Не от радости, а от горя… Почему в ее глазах только скорбь?! Что-то случилось?.. Дед умер?!
   — Мама, дед умер?! — в ужасе прокричал я, еще не добравшись до самого верха.
   — Ты так и не остановился, — тихо сказала она, повернулась и пошла прочь.
   Нет, с дедом, кажется, все в порядке. Но что с моей матерью?! Что значит эта странная фраза — «Ты так и не остановился?» Я не убил Данилу — это она имеет в виду?! Что я не убил Данилу?! Вернулся из России без крови Избранника на руках?!
   — Мама, ты что?.. — закричал я и поспешил наверх с удвоенной силой. — О чем ты говоришь?! Это же я — Анхель! Твой сын! Я приехал к тебе. Мама, я нашел тебя… Мама!
   Лихо шла куда-то в сторону небольшой ложбины, утопающей в тропических зарослях. Она даже не улыбнулась мне! Не обняла, не сказала ни одного ласкового материнского слова! Мне вдруг стало так больно, так страшно, так одиноко…
   Но Лихо ничего не отвечала.
   — Мама, ну что же ты, мама? — шептал я, нагоняя ее. — Я приехал. Я нашел тебя! С таким трудом… Почему вы уехали? Почему вы оставили дом? Мама!
   — Ты так и не остановился… — обреченно повторяла Лихо.
   — Мама, о чем ты говоришь? — Слезы подступили к горлу, моя мама встречает меня как чужого, не известного ей человека. — Что это значит — «не остановился»? В чем я должен был остановиться? Чем я огорчил тебя, мама?.. Лихо замедлила шаг, повернулась вполоборота. Она смотрела на меня искоса, задумчиво, словно бы хотела в чем-то убедиться.
   — Мама!!! — закричал я, чувствуя, что от невыносимой боли сердце мое сейчас разорвется на части. — Ты что, не слышишь?! Это я — Анхель! Твой сын!
   — Мой сын поехал в далекую страну, чтобы помочь Избраннику, — сухо ответила Лихо. — Он уехал на великую службу.
   — Мама, но… — я не знал, что на это ответить.
   Лихо повторила слова, которые она сказала мне в аэропорту, когда я улетал в Россию. Тогда она рассказала мне о своем сне. Ей приснилось, что Солнце породило Дракона, но тот вырос и проглотил Солнце. И наступила Тьма. Но голос сказал моей матери: «Не бойся, благословенная мать благословенного отрока! Твой сын сослужит Мне великую службу! Он будет служить тому, кому Я дам заветы Моего спасения!»
   — Но ты не остановился, — повторила Лихо.
   Господи, о чем она говорит?! О чем?! Я, наоборот, остановился… Что же я сделал не так?! Я помог Избраннику… Я помог. Я лишь только не убил его. А может быть, должен был?! Дракон съел Солнце… Может быть, я должен был убить Данилу? «Твой сын сослужит Мне великую службу!» В этом моя роль? Моя миссия…
   — Мама, но я все сделал. Я помог, — прошептал я, не понимая, что говорю, о чем, что я должен сказать. — Мы нашли Скрижали Завета, мама. Миссия выполнена. И если ты об этом, то я остановился. Я сказал: «стоп»! Я вернулся, чтобы быть здесь, на своей родине, чтобы сделать то, что я должен сделать. Ты все неправильно поняла! Ты все неправильно поняла!
   — Я все поняла правильно, сын, — с безмерной грустью ответила Лихо и пошла дальше.
    Мы спустились в долину. Из-за верхушек деревьев показалось огромное озеро, спрятавшееся в кольце зеленых холмов, словно драгоценная жемчужина в прекрасной раковине. Оно наполнялось водопадами горных рек, чей шум, похожий на музыку, доносился с разных сторон.
   Впрочем, это было даже не озеро. Это был маленький город, расположившийся на водной глади. Словно зеленое блюдце с прозрачно-голубой водой, по которому плавают крошечные игрушечные корабли. Удивительное, ни с чем не сравнимое зрелище.
   В самом центре озера возвышалось высокое строение из желтого камня, похожее на пирамиду. Храм. Издалека создавалось впечатление, что эта пирамида буквально растет из озера. Но при ближайшем рассмотрении стало понятно, что она стоит на огромном плоту.
   Рядом с храмом высилось другое сооружение вытянутой формы, воздвигнутое с потрясающим умением и старанием. Чудилось, что эта изящная, богато украшенная орнаментами и барельефами башня — никакое не здание, а божий палец, властно показавшийся из глубины вод.
   Вокруг двух гигантов на таких же плотах из влаголюбивой растительности, дерна и ивовых кустов располагались жилые постройки. Все они соединялись друг с другом радиальными переходами-мостами. И вместе образовывали накинутую поверх воды причудливую сеть из зданий и дорог.
   — Тиуакан-Пикчу, — сказала мать, остановившись. — Священный город ацтеков, принявших на себя служение богам канувших в небытие инков.
   — Мама, зачем вы здесь? — прошептал я, с замиранием сердца глядя на этот почти фантастический плавучий город. — Неужели дед обманывал меня, когда говорил, что ацтеки — жестокосердные, что они забыли о духе? Неужели он обманывал меня?..
   — Мы здесь, потому что у нас не было другого выхода, — ответила Лихо. — Ты не оставил нам выхода, Анхель, и поэтому мы здесь.
   — Я не оставил вам выхода? — я непонимающе взглянул на нее. — О чем ты?
   — Цель поглотила тебя, Анхель, — ответила Лихо. — Тебя больше нет.
   — Меня — нет? — повторил я, ощущая какое-то странное, необычное для себя презрение к матери. — Ну хорошо. А зачем вы переехали сюда?
   — Хенаро все еще надеется спасти тебя, — ответила Лихо.
   — Удачное место вы выбрали, — огрызнулся я и ехидно добавил: — Он принесет меня в жертву?
   Лихо повернулась ко мне. В ее глазах были скорбь и отчаяние.
   — Жертву ты принес сам, — тихо сказала она. — А не должен был, Анхель. Не должен.
   — Да вы с ума сошли! — я от ужаса застыл на месте.
   Надо ли мне идти дальше? Может, бросить все и бежать со всех ног? Но куда?! Ответа на этот вопрос у меня не было. Я должен собраться, сосредоточиться, не позволить вводить себя в заблуждение, не вызывать подозрения и выведать — у нее ли, у деда — тайну о моем отце. Что они скрывают? Какую игру ведут? На кого работают?..
 
    Нервная дрожь пробежала по моему телу. Мне пришлось покинуть своих друзей, потому что они отступили от Пути, оставили надежду изменить мир. Я приехал к родным людям, но и они, как оказалось, предали меня… Что же это происходит? Что происходит?! Я совсем один? Совсем один?!
   — А как дед собирается меня спасать? — спросил я, стараясь не выдать своего состояния.
   — Искусственные сновидения, — односложно ответила Лихо.
   — Искусственные сновидения? — не понял я. — Зачем?
   — Ты потерял связь с реальностью сновидений… — Лихо страдальчески пожала плечами.
   Господи, откуда они это знают? Откуда они знают, что я лишился сна? Я никому не говорил об этом. Ни единой живой душе! Откуда они знают?! Кто им сказал? Кто?! Это какой-то заговор! Заговор!
   Лихо прочла ужас в моих глазах.
   — Хенаро всегда находился рядом с тобой, Анхель. Он всегда был рядом — в твоих сновидениях, — сказала Лихо, и это было чистой правдой, я всегда чувствовал во снах незримое присутствие деда. — Но когда ты выпал из реальности сновидений, он все понял. Он не хотел ехать сюда, Анхель, потому что он не признает варварские культы ацтеков. Но лишь у них есть способ вернуть тебе сон, насильно втолкнуть тебя в реальность сновидений. Если все получится, Хенаро сможет помочь тебе. Я молюсь об этом… Если же нет, то ты умрешь. Очень скоро. Очень.
   Черт! Действительно! Дед не мог не знать, что я перестал спать. Да, и ведь они уехали из нашего городка именно в тот день, когда у меня началась бессонница! Это правда… А теперь дед хочет вернуть меня в реальность сновидений с помощью тайного ритуала ацтеков — их галлюциногенных грибов! Да, все понятно. Все встает на свои места. А я подозревал их — мою мать, моего деда — в том, что они меня предали. Как это ужасно! Как я виноват… Как виноват…