Жерар де Вилье
Безумцы из Баальбека
Глава 1
Джон Гиллермен попытался одним махом перепрыгнуть огромную лужу, растекшуюся поперек проезжен части Парижского проспекта, но поскользнулся и угодил прямо в нее под ироничным взглядом толстомордого морского десантника в зеленом непромокаемом плаще с капюшоном. Тот стоял на посту возле оборонительного сооружения из бетона и мешков с песком, воздвигнутого прямо посреди проспекта для защиты старого желтого здания, приютившего на время часть служб американского посольства, и жевал розовую резинку.
В лучшие времена эту широкую дорогу над морем нередко сравнивали с Английским променадом в Ницце. Сегодня она вымерла под яростными порывами ветра, налетавшими с посеревшего моря, пальмы ее были изрублены в щепки и обезглавлены бомбардировками, через каждые сто метров — зеленоватые блокгаузы, надолбы, а по обе стороны от дороги — противотанковые практически непреодолимые заграждения из рельсов. В зданиях вдоль проспекта зияют проломы от израильских снарядов, — теперь эта улица больше напоминала поле боя, нежели курортное местечко.
Вдобавок ко всему, на дороге не появлялось ни одной машины, лишь редкие прохожие. С тех пор как американское посольство, находившееся в самом конце Парижского проспекта с восточной стороны, было превращено в бетонную крошку, дорожное движение от Ямальской Купальни, маленького пляжа прямо против посольства, до гостиницы «Ривьера» в километре от него запретили.
Еще больше угнетали горбатые американские бронемашины, выстроившиеся на обочине, и часовые в касках и бронежилетах с автоматами наперевес, тревожно поглядывающие на далекие разрывы артиллерийских снарядов друзов,[1] обосновавшихся в восточных христианских кварталах. Горделивый Парижский проспект превратился в безлюдную пустыню, куда лишь изредка отваживалась ступать нога пешехода, поленившегося идти в обход через американский университет.
Потому-то у досадного происшествия с Джоном Гиллерменом не было других свидетелей, кроме десантника, с восторгом выдувшего огромный шар из жевательной резинки, который лопнул с громким треском. Американец в длинноватом синем плаще, резиновых коротких сапожках и тяжелых очках в черепаховой оправе и без того выглядел презабавно.
Он потряс ногами в намокших сапогах и выбрался на тротуар, идущий по самому краю набережной. Небольшие волны бились о скалы внизу под променадом. И на сколько хватало глаз вокруг высились укрепления и противотанковые заграждения. Шум Западного Бейрута, живого несмотря на бомбардировки и ракетные обстрелы, перекрывался гулом моря. Джон Гиллермен запахнул поплотнее плащ и повернулся спиной к морю. Его лошадиное лицо было грустно, а развевавшиеся на ветру седые волнистые волосы придавали американцу поэтический вид.
На променаде не было ни души, кроме него и солдат: тот, кого он ждал, опаздывал. Может, совсем не придет... Но Джон Гиллермен не уходил. Он не был воякой. Просто та начиненная взрывчаткой машина, которая разрушила здание посольства США, обезглавила отделение ЦРУ в Бейруте, уничтожив в числе прочих директора средневосточного отдела, прибывшего сюда из Лэнгли. Разведывательное управление поскребло по сусекам, в результате даже криминалисты были подключены к сбору информации. Вот так Джон Гиллермен сменил кабинетную работу на куда более «деликатные» обязанности оперативника...
Облокотившись на парапет, американец глядел на придававшее ему храбрости полотнище флага, хлопавшего под ураганным ветром над дряхлым зданием, где временно разместилась служба ЦРУ. С 18 апреля посольство расположилось частично тут, частично в резиденции посла в Баабде, приютившей в частности, шифровальщиков.
Слева в полной боевой готовности стояла замаскированная бронемашина. Чуть дальше к западу пряталось за рядами огромных бетонных кубов величественное здание посольства Великобритании, накрытое с шестого по первый этаж гигантской «москитной» сеткой — защитой от гранат.
С восточной стороны к посту подъехала легковая машина, ее пропустили, и она стала медленно приближаться. Из укрытия вышел десантник и, с автоматом наготове, осмотрел багажник, мотор, проверил пропуск водителя. Вел машину ливанский офицер.
Джон Гиллермен нащупал в кармане плаща тяжелый кольт 45-го калибра. Работникам управления было приказано не выходить на улицу безоружными и вообще как можно меньше бывать в городе. Поэтому в частности он и назначил свидание информатору в этом суперукрепленном районе. Замерзший американец сделал несколько шагов вперед. Скорее бы назад, в теплый кабинет... Кольт оттягивал правый карман, перекашивая полы плаща. Человек зябко поежился. Что за страна! Даже израильтяне не выдержали. Он развернулся к морю, и в лицо ему ударила волна ледяного ветра, заставившая американца прослезиться. Корабли 6-го флота, патрулировавшие вдоль побережья Бейрута, утонули в тумане. Совсем их не видно. Время от времени 420-миллиметровые снаряды с крейсера «Нью-Джерси» ровняли с землей еще одну друзскую деревню, и снова наступала тишина.
Наконец, со стороны Ямальской Купальни появился человек. Он шел размашистым шагом, голова не покрыта, руки засунуты в карманы. Джон Гиллермен прищурился за стеклами очков. Для него все арабы были на одно лицо. Когда между ними осталось всего метров десять, американец расслабился. Это не его информатор. Он кинул взгляд на часы. Еще пять минут, и можно возвращаться.
Человек подошел совсем близко, это был молодой араб с курчавыми волосами.
Самым естественным жестом он вынул из кармана правую руку, в которой был зажат автоматический пистолет с Длинным черным цилиндрической формы глушителем. Не колеблясь ни секунды, араб поднял руку и, практически не целясь, выстрелил. Первая пуля попала Джону Гиллермену в затылок.
От удара голова американца опустилась, а тело повернулось вокруг своей оси. Поэтому вторая пуля вошла ему в правое ухо, прошив череп насквозь. Сраженный Джон Гиллермен опустился на колено, а потом рухнул набок. Ветер отнес в сторону слабый звук выстрелов, и часовой, занятый осмотром машины, ничего не услышал.
Убийца убрал оружие в карман куртки, опустился на колени и стал быстро обыскивать Джона Гиллермена, выбрасывая на мостовую все, что находил, пока не наткнулся на тоненькую черную записную книжку. Он открыл ее, тут же захлопнул и положил себе в карман. Араб поднялся в тот самый момент, когда часовой повернулся в их сторону. Десантник переводил взгляд с убийцы на распростертое тело. Нескольких секунд, которые понадобились ему, чтобы уяснить ситуацию, хватило стрелявшему, чтобы броситься бежать к гостинице «Ривьера» под прикрытие бетонных кубов, разбросанных по шоссе. Десантник вскинул М-16 и выпустил по беглецу очередь.
Араб, работая локтями, мчался изо всей силы. Он прыгнул в сторону, уходя от пуль, и еще прибавил скорость.
Треск автоматной очереди произвел эффект, подобный действию волшебной палочки во дворце Спящей Красавицы. Из-за мешков с песком по всей длине охраняемого района повыскакивали часовые, готовые стрелять, но не понимающие, в чем дело. Убийца нашел гениальное решение: он перестал убегать, а наоборот, зашагал прогулочным шагом вдоль моря. И тем самым отвлек от себя внимание часовых: никто из них не видел, как он стрелял в Джона Гиллермена.
Десантник, выпустивший очередь в араба, бросился к телу агента ЦРУ, не вполне сознавая, что же произошло, и уже сожалея, что поднял тревогу. Выстрелов-то он не слышал: может, американцу просто стало плохо. Окажется еще, не дай бог, что он стрелял по ни в чем не повинному штатскому... Однако сомнения его тотчас же рассеялись при виде крови, залившей все лицо Джона Гиллермена. Десантник выпрямился и замахал руками, повернувшись к бронемашине у здания посольства.
— За ним! — завопил он. — Он его убил!
Мотор взревел. Стоявшие рядом солдаты едва успели вскочить на броню, как машина рванула с места, отколов кусок тротуара, и понеслась в сторону, куда скрылся араб. Часовой глядел ему вслед, едва сдерживая злость. Он-то не мог покинуть свой пост. Вернувшись в укрытие, десантник заорал в рацию:
— Покушение на господина Гиллермена! Он убит!
Убийца был уже возле посольства Великобритании, когда, оглянувшись, обнаружил, что за ним мчится бронемашина с развевающимся сзади флагом. Он снова побежал, но не слишком быстро. Прямо перед ним вышли из укрытия двое десантников, охранявших западную границу укрепленного района. Их насторожил взбудораженный вид араба в гражданском. Один из часовых, крупный негр, на всякий случай преградил беглецу путь и крикнул:
— Эй ты, стой!
Не замедляя бега, убийца достал пистолет и не целясь выпустил в десантника все оставшиеся пули. Несколько из них попали в бронежилет, но не пробили его из-за малого калибра. Однако от их ударов часовой упал навзничь, и очередь его автомата ушла в небо. Убийца спрятался за бетонным кубом и с удивительным хладнокровием перезарядил оружие. Он поглядел через плечо: бронемашина с адским грохотом приближалась, а за ней — набитый десантниками джип.
Араб рискнул выглянуть. Часовой, в которого он попал, оглушенный, все еще лежал на земле, а второй притаился за мешками с песком, поджидая противника. Убийца оказался между двух огней. Поднеся два пальца ко рту, он свистнул так пронзительно, что перекрыл лязг гусениц. И тут же четверо мужчин выскочили из серой «вольво», стоявшей на улице Нигерии — узкой дороге, тянувшейся вдоль сада британского посольства до самой границы охраняемого района. Оказавшись за спиной ничего не подозревавшего часового, они открыли огонь из автоматов Калашникова.
Охранник упал, преследователи остановили бронемашину, намереваясь оказать помощь пострадавшему. Пользуясь всеобщей растерянностью, убийца Джона Гиллермена бросился зигзагами вперед, виляя между бетонными кубами, пока не присоединился к своим сообщникам.
Теперь она вместе стали отступать обратно к улице Нигерии, прикрываясь беглыми очередями. Десантники повыскакивали из джипа и кинулись за ними под защитой снова выдвинувшейся вперед бронемашины. Давя гусеницами клубки колючей проволоки, она уже выезжала на узкую улочку. В ста метрах отсюда, напротив гостиницы «Ривьера», на ливанском посту суетились охранники, однако в перестрелку не вступали. Сухой треск М-16 перемежался более глухими очередями «Калашниковых». Террористы не торопились покидать поле боя. Они отступали без спешки, прикрывая друг друга и не стремясь оторваться от противника. Наконец, добравшись до серой «вольво», они уселись в нее, продолжая стрелять сквозь выбитое заднее стекло, пока автомобиль медленно удалялся по улице Нигерии.
Бронемашина же застряла при въезде на нее из-за какой-то легковушки, вырулившей на площадку. «Вольво» была уже от них метрах в ста. Она остановилась, и один из сидевших в ней, выйдя наружу, преспокойно принялся стрелять по десантникам. Те же, укрывшись за бетонными кубами, не отваживались двигаться дальше. Увидев, что бронемашина заблокирована, сержант заорал на солдат:
— Да за ними же, черт вас побери!
Десяток десантников рванули вперед, обогнув бронемашину. Пулеметчик, заметив, что «вольво» снова тронулась, крикнул:
— Погодите-ка! Я с ними разделаюсь!
Он судорожно поймал в прицел серый автомобиль. Только нажать на гашетку у него не хватило времени. Красный «Фиат-132», припаркованный неподалеку от выехавшей на площадь легковушки, в самом начале улице Нигерии, вдруг превратился в огромный огненный шар, поглотивший и вырвавшихся вперед солдат. От оглушительного взрыва содрогнулась земля, рухнула ограда британского посольства, а ее обломки отлетели метров на двадцать, некоторые даже упали в море. Бронемашину развернуло, и она загорелась. Тот автомобиль, что разворачивался на площади, вообще превратился в факел.
Так же неожиданно наступила тишина. Беловатые клубы дыма поднимались к небу, мостовая была усеяна безжизненными, искалеченными телами. Пулеметчик так и сидел, крепко вцепившись в свое оружие, только без головы.
Роберт Карвер, резидент ЦРУ, проводил совещание по безопасности, когда в застекленную стену кабинета ударила волна совсем близкого взрыва. Наступило гробовое молчание.
— Не может быть! — пробормотал американец, вставая с места.
Он открыл окно, выглянул в него и обнаружил сразу за зданием посольства Великобритании густую завесу дыма, сквозь которую пробивались языки рыжего пламени. Он бросился к лестнице, по которой поднимался охранник, принесший ему весть о гибели Джона Гиллермена. На улице толпились солдаты и охрана в гражданском с рациями. Его проводили к телу Джона Гиллермена. Он сразу обратил внимание, что карманы погибшего вывернуты, вокруг валяются документы. Что же искал убийца? Роберт Карвер, сопровождаемый целым эскортом, бросился к месту взрыва.
Впереди них двигался танк с дюжиной десантников на броне.
Едва они выехали на улицу Нигерии, утонувшую в огне и дыму, раздались выстрелы, и десантники открыли бешеный огонь. Когда все стихло, оказалось, что убиты двое ливанских пожарных, которых не было видно за дымом. А первыми стреляли в воздух полицейские, отгонявшие толпу зевак...
С бьющимся сердцем приблизился Роберт Карвер к воронке глубиной метра четыре, образовавшейся на месте, где стоял начиненный взрывчаткой «фиат». Балконы соседнего здания рассыпались, словно были сделаны из песка, и оказались на земле вместе с растерзанными телами тех, кто на них в тот момент вышел... Неподалеку догорали остатки легковушки. Американец заметил внутри каркаса туфлю, наполненную ее не обуглившимися тканями и костями. Вокруг суетились десантники, оказывая помощь раненым. Мимо Роберта Карвера прошел, разговаривая сам с собой, сержант, отдавший приказ наступать. Лицо его было залито слезами.
Шум перекрыл отчаянный женский визг. Это продавщица из расположенного возле «Ривьеры» магазина в ужасе обнаружила на прилавке заброшенную туда взрывом оторванную человеческую кисть.
Один из охранников потянул Роберта Карвера назад:
— Сюда, пожалуйста. Здесь еще опасно.
Американец, не отвечая, повернул назад, прошел мимо трупа Джона Гиллермена, накрытого зеленым пончо, и, приказав собрать все его документы, поднялся прямо в кабинет погибшего. Он тщательно обыскал комнату, открыл каждый ящик, каждый шкаф, допросил убитую горем секретаршу и пришел к выводу, который напрашивался сам собой. Джона Гиллермена не просто убили, но у него выкрали записную книжку, где были зафиксированы все его встречи с информаторами. Какого дьявола он таскал ее с собой?
Телефоны звонили все одновременно. Беловатый дымок медленно рассеивался, ясно указывая, какое взрывчатое вещество применяли, — оно раза в три мощнее тротила. Для доклада доставили уцелевшего чудом десантника с бронемашины.
Роберт Карвер, держа телефонную трубку возле уха, рассеянно слушал впавшего в истерику посла, а сам старался представить истинные масштабы катастрофы. Со всех сторон, действуя на нервы, завывали сирены «скорой помощи». С громким рокотом сел на променад вертолет, доставивший новых десантников.
«Вольво», разумеется, давным-давно исчезла, без труда пройдя сквозь решето ливанских заграждений. Теперь резиденту предстоит отыскать ее. Легче найти иголку в стоге сена.
В лучшие времена эту широкую дорогу над морем нередко сравнивали с Английским променадом в Ницце. Сегодня она вымерла под яростными порывами ветра, налетавшими с посеревшего моря, пальмы ее были изрублены в щепки и обезглавлены бомбардировками, через каждые сто метров — зеленоватые блокгаузы, надолбы, а по обе стороны от дороги — противотанковые практически непреодолимые заграждения из рельсов. В зданиях вдоль проспекта зияют проломы от израильских снарядов, — теперь эта улица больше напоминала поле боя, нежели курортное местечко.
Вдобавок ко всему, на дороге не появлялось ни одной машины, лишь редкие прохожие. С тех пор как американское посольство, находившееся в самом конце Парижского проспекта с восточной стороны, было превращено в бетонную крошку, дорожное движение от Ямальской Купальни, маленького пляжа прямо против посольства, до гостиницы «Ривьера» в километре от него запретили.
Еще больше угнетали горбатые американские бронемашины, выстроившиеся на обочине, и часовые в касках и бронежилетах с автоматами наперевес, тревожно поглядывающие на далекие разрывы артиллерийских снарядов друзов,[1] обосновавшихся в восточных христианских кварталах. Горделивый Парижский проспект превратился в безлюдную пустыню, куда лишь изредка отваживалась ступать нога пешехода, поленившегося идти в обход через американский университет.
Потому-то у досадного происшествия с Джоном Гиллерменом не было других свидетелей, кроме десантника, с восторгом выдувшего огромный шар из жевательной резинки, который лопнул с громким треском. Американец в длинноватом синем плаще, резиновых коротких сапожках и тяжелых очках в черепаховой оправе и без того выглядел презабавно.
Он потряс ногами в намокших сапогах и выбрался на тротуар, идущий по самому краю набережной. Небольшие волны бились о скалы внизу под променадом. И на сколько хватало глаз вокруг высились укрепления и противотанковые заграждения. Шум Западного Бейрута, живого несмотря на бомбардировки и ракетные обстрелы, перекрывался гулом моря. Джон Гиллермен запахнул поплотнее плащ и повернулся спиной к морю. Его лошадиное лицо было грустно, а развевавшиеся на ветру седые волнистые волосы придавали американцу поэтический вид.
На променаде не было ни души, кроме него и солдат: тот, кого он ждал, опаздывал. Может, совсем не придет... Но Джон Гиллермен не уходил. Он не был воякой. Просто та начиненная взрывчаткой машина, которая разрушила здание посольства США, обезглавила отделение ЦРУ в Бейруте, уничтожив в числе прочих директора средневосточного отдела, прибывшего сюда из Лэнгли. Разведывательное управление поскребло по сусекам, в результате даже криминалисты были подключены к сбору информации. Вот так Джон Гиллермен сменил кабинетную работу на куда более «деликатные» обязанности оперативника...
Облокотившись на парапет, американец глядел на придававшее ему храбрости полотнище флага, хлопавшего под ураганным ветром над дряхлым зданием, где временно разместилась служба ЦРУ. С 18 апреля посольство расположилось частично тут, частично в резиденции посла в Баабде, приютившей в частности, шифровальщиков.
Слева в полной боевой готовности стояла замаскированная бронемашина. Чуть дальше к западу пряталось за рядами огромных бетонных кубов величественное здание посольства Великобритании, накрытое с шестого по первый этаж гигантской «москитной» сеткой — защитой от гранат.
С восточной стороны к посту подъехала легковая машина, ее пропустили, и она стала медленно приближаться. Из укрытия вышел десантник и, с автоматом наготове, осмотрел багажник, мотор, проверил пропуск водителя. Вел машину ливанский офицер.
Джон Гиллермен нащупал в кармане плаща тяжелый кольт 45-го калибра. Работникам управления было приказано не выходить на улицу безоружными и вообще как можно меньше бывать в городе. Поэтому в частности он и назначил свидание информатору в этом суперукрепленном районе. Замерзший американец сделал несколько шагов вперед. Скорее бы назад, в теплый кабинет... Кольт оттягивал правый карман, перекашивая полы плаща. Человек зябко поежился. Что за страна! Даже израильтяне не выдержали. Он развернулся к морю, и в лицо ему ударила волна ледяного ветра, заставившая американца прослезиться. Корабли 6-го флота, патрулировавшие вдоль побережья Бейрута, утонули в тумане. Совсем их не видно. Время от времени 420-миллиметровые снаряды с крейсера «Нью-Джерси» ровняли с землей еще одну друзскую деревню, и снова наступала тишина.
Наконец, со стороны Ямальской Купальни появился человек. Он шел размашистым шагом, голова не покрыта, руки засунуты в карманы. Джон Гиллермен прищурился за стеклами очков. Для него все арабы были на одно лицо. Когда между ними осталось всего метров десять, американец расслабился. Это не его информатор. Он кинул взгляд на часы. Еще пять минут, и можно возвращаться.
Человек подошел совсем близко, это был молодой араб с курчавыми волосами.
Самым естественным жестом он вынул из кармана правую руку, в которой был зажат автоматический пистолет с Длинным черным цилиндрической формы глушителем. Не колеблясь ни секунды, араб поднял руку и, практически не целясь, выстрелил. Первая пуля попала Джону Гиллермену в затылок.
От удара голова американца опустилась, а тело повернулось вокруг своей оси. Поэтому вторая пуля вошла ему в правое ухо, прошив череп насквозь. Сраженный Джон Гиллермен опустился на колено, а потом рухнул набок. Ветер отнес в сторону слабый звук выстрелов, и часовой, занятый осмотром машины, ничего не услышал.
Убийца убрал оружие в карман куртки, опустился на колени и стал быстро обыскивать Джона Гиллермена, выбрасывая на мостовую все, что находил, пока не наткнулся на тоненькую черную записную книжку. Он открыл ее, тут же захлопнул и положил себе в карман. Араб поднялся в тот самый момент, когда часовой повернулся в их сторону. Десантник переводил взгляд с убийцы на распростертое тело. Нескольких секунд, которые понадобились ему, чтобы уяснить ситуацию, хватило стрелявшему, чтобы броситься бежать к гостинице «Ривьера» под прикрытие бетонных кубов, разбросанных по шоссе. Десантник вскинул М-16 и выпустил по беглецу очередь.
Араб, работая локтями, мчался изо всей силы. Он прыгнул в сторону, уходя от пуль, и еще прибавил скорость.
Треск автоматной очереди произвел эффект, подобный действию волшебной палочки во дворце Спящей Красавицы. Из-за мешков с песком по всей длине охраняемого района повыскакивали часовые, готовые стрелять, но не понимающие, в чем дело. Убийца нашел гениальное решение: он перестал убегать, а наоборот, зашагал прогулочным шагом вдоль моря. И тем самым отвлек от себя внимание часовых: никто из них не видел, как он стрелял в Джона Гиллермена.
Десантник, выпустивший очередь в араба, бросился к телу агента ЦРУ, не вполне сознавая, что же произошло, и уже сожалея, что поднял тревогу. Выстрелов-то он не слышал: может, американцу просто стало плохо. Окажется еще, не дай бог, что он стрелял по ни в чем не повинному штатскому... Однако сомнения его тотчас же рассеялись при виде крови, залившей все лицо Джона Гиллермена. Десантник выпрямился и замахал руками, повернувшись к бронемашине у здания посольства.
— За ним! — завопил он. — Он его убил!
Мотор взревел. Стоявшие рядом солдаты едва успели вскочить на броню, как машина рванула с места, отколов кусок тротуара, и понеслась в сторону, куда скрылся араб. Часовой глядел ему вслед, едва сдерживая злость. Он-то не мог покинуть свой пост. Вернувшись в укрытие, десантник заорал в рацию:
— Покушение на господина Гиллермена! Он убит!
Убийца был уже возле посольства Великобритании, когда, оглянувшись, обнаружил, что за ним мчится бронемашина с развевающимся сзади флагом. Он снова побежал, но не слишком быстро. Прямо перед ним вышли из укрытия двое десантников, охранявших западную границу укрепленного района. Их насторожил взбудораженный вид араба в гражданском. Один из часовых, крупный негр, на всякий случай преградил беглецу путь и крикнул:
— Эй ты, стой!
Не замедляя бега, убийца достал пистолет и не целясь выпустил в десантника все оставшиеся пули. Несколько из них попали в бронежилет, но не пробили его из-за малого калибра. Однако от их ударов часовой упал навзничь, и очередь его автомата ушла в небо. Убийца спрятался за бетонным кубом и с удивительным хладнокровием перезарядил оружие. Он поглядел через плечо: бронемашина с адским грохотом приближалась, а за ней — набитый десантниками джип.
Араб рискнул выглянуть. Часовой, в которого он попал, оглушенный, все еще лежал на земле, а второй притаился за мешками с песком, поджидая противника. Убийца оказался между двух огней. Поднеся два пальца ко рту, он свистнул так пронзительно, что перекрыл лязг гусениц. И тут же четверо мужчин выскочили из серой «вольво», стоявшей на улице Нигерии — узкой дороге, тянувшейся вдоль сада британского посольства до самой границы охраняемого района. Оказавшись за спиной ничего не подозревавшего часового, они открыли огонь из автоматов Калашникова.
Охранник упал, преследователи остановили бронемашину, намереваясь оказать помощь пострадавшему. Пользуясь всеобщей растерянностью, убийца Джона Гиллермена бросился зигзагами вперед, виляя между бетонными кубами, пока не присоединился к своим сообщникам.
Теперь она вместе стали отступать обратно к улице Нигерии, прикрываясь беглыми очередями. Десантники повыскакивали из джипа и кинулись за ними под защитой снова выдвинувшейся вперед бронемашины. Давя гусеницами клубки колючей проволоки, она уже выезжала на узкую улочку. В ста метрах отсюда, напротив гостиницы «Ривьера», на ливанском посту суетились охранники, однако в перестрелку не вступали. Сухой треск М-16 перемежался более глухими очередями «Калашниковых». Террористы не торопились покидать поле боя. Они отступали без спешки, прикрывая друг друга и не стремясь оторваться от противника. Наконец, добравшись до серой «вольво», они уселись в нее, продолжая стрелять сквозь выбитое заднее стекло, пока автомобиль медленно удалялся по улице Нигерии.
Бронемашина же застряла при въезде на нее из-за какой-то легковушки, вырулившей на площадку. «Вольво» была уже от них метрах в ста. Она остановилась, и один из сидевших в ней, выйдя наружу, преспокойно принялся стрелять по десантникам. Те же, укрывшись за бетонными кубами, не отваживались двигаться дальше. Увидев, что бронемашина заблокирована, сержант заорал на солдат:
— Да за ними же, черт вас побери!
Десяток десантников рванули вперед, обогнув бронемашину. Пулеметчик, заметив, что «вольво» снова тронулась, крикнул:
— Погодите-ка! Я с ними разделаюсь!
Он судорожно поймал в прицел серый автомобиль. Только нажать на гашетку у него не хватило времени. Красный «Фиат-132», припаркованный неподалеку от выехавшей на площадь легковушки, в самом начале улице Нигерии, вдруг превратился в огромный огненный шар, поглотивший и вырвавшихся вперед солдат. От оглушительного взрыва содрогнулась земля, рухнула ограда британского посольства, а ее обломки отлетели метров на двадцать, некоторые даже упали в море. Бронемашину развернуло, и она загорелась. Тот автомобиль, что разворачивался на площади, вообще превратился в факел.
Так же неожиданно наступила тишина. Беловатые клубы дыма поднимались к небу, мостовая была усеяна безжизненными, искалеченными телами. Пулеметчик так и сидел, крепко вцепившись в свое оружие, только без головы.
Роберт Карвер, резидент ЦРУ, проводил совещание по безопасности, когда в застекленную стену кабинета ударила волна совсем близкого взрыва. Наступило гробовое молчание.
— Не может быть! — пробормотал американец, вставая с места.
Он открыл окно, выглянул в него и обнаружил сразу за зданием посольства Великобритании густую завесу дыма, сквозь которую пробивались языки рыжего пламени. Он бросился к лестнице, по которой поднимался охранник, принесший ему весть о гибели Джона Гиллермена. На улице толпились солдаты и охрана в гражданском с рациями. Его проводили к телу Джона Гиллермена. Он сразу обратил внимание, что карманы погибшего вывернуты, вокруг валяются документы. Что же искал убийца? Роберт Карвер, сопровождаемый целым эскортом, бросился к месту взрыва.
Впереди них двигался танк с дюжиной десантников на броне.
Едва они выехали на улицу Нигерии, утонувшую в огне и дыму, раздались выстрелы, и десантники открыли бешеный огонь. Когда все стихло, оказалось, что убиты двое ливанских пожарных, которых не было видно за дымом. А первыми стреляли в воздух полицейские, отгонявшие толпу зевак...
С бьющимся сердцем приблизился Роберт Карвер к воронке глубиной метра четыре, образовавшейся на месте, где стоял начиненный взрывчаткой «фиат». Балконы соседнего здания рассыпались, словно были сделаны из песка, и оказались на земле вместе с растерзанными телами тех, кто на них в тот момент вышел... Неподалеку догорали остатки легковушки. Американец заметил внутри каркаса туфлю, наполненную ее не обуглившимися тканями и костями. Вокруг суетились десантники, оказывая помощь раненым. Мимо Роберта Карвера прошел, разговаривая сам с собой, сержант, отдавший приказ наступать. Лицо его было залито слезами.
Шум перекрыл отчаянный женский визг. Это продавщица из расположенного возле «Ривьеры» магазина в ужасе обнаружила на прилавке заброшенную туда взрывом оторванную человеческую кисть.
Один из охранников потянул Роберта Карвера назад:
— Сюда, пожалуйста. Здесь еще опасно.
Американец, не отвечая, повернул назад, прошел мимо трупа Джона Гиллермена, накрытого зеленым пончо, и, приказав собрать все его документы, поднялся прямо в кабинет погибшего. Он тщательно обыскал комнату, открыл каждый ящик, каждый шкаф, допросил убитую горем секретаршу и пришел к выводу, который напрашивался сам собой. Джона Гиллермена не просто убили, но у него выкрали записную книжку, где были зафиксированы все его встречи с информаторами. Какого дьявола он таскал ее с собой?
Телефоны звонили все одновременно. Беловатый дымок медленно рассеивался, ясно указывая, какое взрывчатое вещество применяли, — оно раза в три мощнее тротила. Для доклада доставили уцелевшего чудом десантника с бронемашины.
Роберт Карвер, держа телефонную трубку возле уха, рассеянно слушал впавшего в истерику посла, а сам старался представить истинные масштабы катастрофы. Со всех сторон, действуя на нервы, завывали сирены «скорой помощи». С громким рокотом сел на променад вертолет, доставивший новых десантников.
«Вольво», разумеется, давным-давно исчезла, без труда пройдя сквозь решето ливанских заграждений. Теперь резиденту предстоит отыскать ее. Легче найти иголку в стоге сена.
Глава 2
Бейрут!
Прижавшись лицом к иллюминатору старенького «707», Малко наблюдал, как становятся все крупнее сероватые ровные здания, переплетения узких извилистых улиц с торчащими кое-где небоскребами, превратившимися за время гражданской войны в полые каркасы. Вот уже восемь лет различные ливанские группировки выбивают друг друга то из одного, то из другого квартала.
Впрочем, сверху все выглядело вполне обычно: цепочки машин тянулись по кривым улицам города, хаотично выросшего между рекой Бейрут и морем. С 1975 года он поделен надвое. Восточная часть, от реки Бейрут до центра, занята христианами. Западная — мусульманами и прогрессистами, объединившимися против христиан. А посредине располагается так называемая «зеленая линия» — безлюдное пространство, которое вот уже много лет нельзя было пересечь без риска для жизни. Теперь обстановка несколько разрядилась, восточная и западная половины Бейрута потихоньку начинали сообщаться между собой.
Но христиане по-прежнему не чувствовали себя в безопасности, тем более что сейчас добавилась новая угроза: в южном пригороде мусульмане-шииты объединились под знаменами «Амала»[2] — организации, примкнувшей к их врагам. Христиане, теснившиеся вокруг холма, возвышавшегося в центре их поселения, молились, чтобы временное затишье продлилось.
Самолет развернулся на посадку, и Малко увидел разрушенные здания вдоль большого променада на морском берегу, обрамлявшего Западный Бейрут. Он испытывал любопытство и возбуждение, поддаваясь дьявольскому, тайному, злому очарованию этого города, безобразного, как Сайгон, и столь же богатого подпольными спекуляциями, сделками, войсками, по-восточному жестокими неожиданными ударами. Американцы должны чувствовать себя тут потерянными, словно в другой галактике...
Бархатный, чуть хрипловатый голос прервал его размышления:
— Пристегните, пожалуйста, ремни.
Когда по тебе так убиваются, можно пристегнуть что угодно. Он проводил глазами великолепные ножки темноволосой стюардессы, улыбавшейся ему от самого Кипра. Такая сделает еще острее любые острые ощущения от Бейрута. Небольшой горячий коктейль, от которого уже сейчас у Малко бежали по спине мурашки.
Он вновь припал к иллюминатору. До плоских крыш, казалось, было рукой подать. Потом им на смену потянулись незастроенные участки вдоль побережья. Самолет Ближневосточных авиалиний на подлете к аэропорту Халде, на южной окраине, избегал шиитских кварталов, чтобы не искушать поклонников РПГ-7.[3] Вообще-то уже давным-давно ни одна уважающая себя компания не сажала самолеты в Бейруте, где и аэропорт-то открывался, только когда обстрелы не были слишком интенсивными.
Не путешествие, а целая эпопея! Сначала, поскольку Бейрутский аэропорт не принимал, Малко собирался лететь в Кипр, а оттуда добираться железной дорогой до контролируемого христианами порта...
Он воспользовался случаем, чтобы обновить в Париже гардероб Александры.
И вдруг — о чудо! — аэропорт в Бейруте открыли! Но, увы, из Парижа не было рейсов. Пришлось через Каир лететь на Кипр. Так Малко оказался на борту аэробуса Эр Франс, направлявшегося в Рияд с посадками то в Дамаске, то в Каире, в зависимости от дня недели. Лайнер коснулся посадочной полосы в Каире с точностью кукушки в часах, чего никак не скажешь о самолетах Ближневосточных авиалиний на Кипр. Вылет был отложен на несколько часов. Разумеется, это давало ему возможность как следует перекусить, чтоб не набивать живот паштетом из гусиной печени и бордо, которые подавались пассажирам первого класса. Однако каирский аэропорт не слишком баловал посетителей разнообразием пищи.
Проблему разрешил щедрый бакшиш, который служащий управления вручил полицейскому из иммиграционной службы. Малко тут же получил кратковременную въездную визу. И вперед, к пирамидам! Дорожное движение в Египте было по-прежнему беспорядочным, но «пежо» доставил-таки его в величественный город пирамид, и он насладился воспоминаниями о своей миссии в Каире.
Еще одно чудо: «707» Ближневосточных авиалиний все-таки прилетел! И попал в осаду уставших от ожидания пассажиров. Естественно, первый класс при регистрации не обслуживался отдельно. Наконец все уселись, и старичок «707» взял курс на Кипр.
И вот он оказался в другом мире. Выпустив шасси, самолет кружил над лагерем десантников. Малко перевел взгляд на восток, к холмам, тянувшимся с севера на юг вдоль границы Большого Бейрута. То там, то тут вырастали серые грибы — рвались снаряды. Гражданская война продолжалась.
Самолет коснулся земли и замедлил бег. Потом вдруг снова набрал скорость, словно собираясь взлететь. Сладкий хрипловатый голос стюардессы известил:
— Командир корабля просит пассажиров сохранять спокойствие. На взлетной полосе разорвалось несколько снарядов, наш самолет выходит из опасной зоны. Спасибо за понимание.
Ни один из пассажиров не выразил удивления. Это Ливан. Стюардесса положила на место микрофон и улыбнулась Малко, словно обращалась только к нему одному. У девушки была изумительная фигура, не слишком правильные черты лица и такой обжигающий взор, будто она накурилась гашиша в туалете. Поймав настойчивый взгляд Малко, она подплыла к нему.
— Вам что-то нужно?
— Только хотел узнать ваше имя, — ответил он, улыбнувшись.
— Мона. Вот и прилетели.
Легкий толчок, и «707» остановился. Двери открылись, впустив в салон струи проливного дождя. Пока Малко шел к аэровокзалу, он ясно слышал глухие разрывы бившей через равные промежутки артиллерии.
Его поразил жалкий вид аэропорта: побитые плафоны, стекол почти нет, стены испещрены следами пуль всех калибров. Пассажиры спешили наружу, словно аэропорт вот-вот взлетит на воздух. Малко последовал за ними и увидел на улице роскошную Мону. Она бежала к микроавтобусу для экипажа, волоча за собой чемодан на колесиках ярко-желтого цвета. Не повезло: автобус ушел у нее из-под носа! К Малко бросились шоферы такси, наперебой спрашивая по-английски и по-французски:
— Вам в Бейрут?
Он подошел к стюардессе, растерянно стоящей рядом с большим чемоданом.
— Разрешите, я вас подвезу? — предложил он. — Вас, я видел, забыли подождать. Я еду в Бейрут.
Она искоса глянула на мужчину, потом ослепительно улыбнулась.
— Это было бы замечательно. Я вам не помешаю?
Они сели в «бьюик», знававший лучшие времена, и покатили вдоль высоченной земляной насыпи, выложенной цементными плитами: лагеря военных десантников США. Мона, положив ногу на ногу, закурила, рассеянно глядя на хибары района Бордж Эль-Бражнех и ливанские М-113,[4] стоящие через каждые пятьсот метров. Машина резко затормозила: проверка. Ливанские солдаты отсортировывали автомобили, пользуясь загадочными критериями, словно играли в лотерею. Шофер включил радио. Диктор «Голоса Ливана» сообщил самым благодушным голосом, что порт обстрелян «градами»[5], артиллерия друзов и фалангисты-христиане ведут перестрелку. Неизвестные нанесли удар по башне Мюрр... В общем, обычный для Бейрута день.
— Вам не страшно возвращаться в Бейрут? — спросил Малко стюардессу.
Она качнула черными кудряшками.
— Нет, что вы, я привыкла. Мы все привыкли. Все-таки уже восемь лет тянется...
Проехали заграждение, набрали скорость и помчались среди руин Сабры и Шатилы, на фоне которых белыми рядками выделялись кое-где итальянские танки. Ощетинившаяся временными заграждениями зона тянулась вдоль Соснового бора, некогда составлявшего гордость Бейрута. Теперь от него остались лишь изуродованные, голые стволы. Потом пошли превращенные в бетонную крошку здания, вывороченные, пробитые снарядами фасады, за которыми ничего больше не было. И невероятное оживление на дорогах при абсолютно неупорядоченном движении. Тут преобладали «мерседесы» и старые американские автомобили. На Маазре, главной артерии города, пересекающей Бейрут с востока на запад, можно было подумать, что ты на Елисейских Полях в субботний вечер. Но вдруг среди сиянья неона зиял черный провал разрушенного здания. Стюардесса с прежним безразличием смотрела в окно. Потом она повернулась к Малко:
— А вы зачем в Бейрут?
— Импортирую электронику.
— Лучше бы вы импортировали генераторы или стекла. Они здесь в цене... Подстанции и проводка разрушены бомбардировками. А снайперы не дают их восстанавливать. (Она засмеялась.) По крайней мере так нам говорят. Главная-то электростанция находится в христианской зоне. Да только те, кто управляет энергетикой в Ливане, сами же являются импортерами японских генераторов. Естественно, они сначала свои склады освободят. И увидите, ток снова появится, как по волшебству...
Война уничтожала не только людей... При безумном дорожном движении на улицах не осталось ни одного действующего светофора. Несчастные полицейские, задерганные гудками со всех сторон, едва справлялись с потоком машин. Здесь ничто не напоминало о войне. До центра Бейрута они добирались почти час. Мона спросила:
— Вам удобно будет высадить меня в Ахрафи?
Она по-арабски назвала водителю адрес, и машина помчалась по Кольцу — шоссе с востока на запад в обрамлении руин. Ни единого целого здания. Вот были бои так бои! Через каждые двести метров — военные посты с мешками, наполненными песком. Наконец они поднялись на холм Ахрафи, место поселения христиан-маронитов, и оказались на спокойной узкой улочке с современными, почти не пострадавшими домами. Света в окнах не было, кое-где лишь виднелись огоньки фонариков. Такси остановилось.
— Приехали.
— Позвольте, я донесу ваш чемодан до лифта, — галантно предложил Малко.
Мона чистосердечно рассмеялась от его наивности.
Прижавшись лицом к иллюминатору старенького «707», Малко наблюдал, как становятся все крупнее сероватые ровные здания, переплетения узких извилистых улиц с торчащими кое-где небоскребами, превратившимися за время гражданской войны в полые каркасы. Вот уже восемь лет различные ливанские группировки выбивают друг друга то из одного, то из другого квартала.
Впрочем, сверху все выглядело вполне обычно: цепочки машин тянулись по кривым улицам города, хаотично выросшего между рекой Бейрут и морем. С 1975 года он поделен надвое. Восточная часть, от реки Бейрут до центра, занята христианами. Западная — мусульманами и прогрессистами, объединившимися против христиан. А посредине располагается так называемая «зеленая линия» — безлюдное пространство, которое вот уже много лет нельзя было пересечь без риска для жизни. Теперь обстановка несколько разрядилась, восточная и западная половины Бейрута потихоньку начинали сообщаться между собой.
Но христиане по-прежнему не чувствовали себя в безопасности, тем более что сейчас добавилась новая угроза: в южном пригороде мусульмане-шииты объединились под знаменами «Амала»[2] — организации, примкнувшей к их врагам. Христиане, теснившиеся вокруг холма, возвышавшегося в центре их поселения, молились, чтобы временное затишье продлилось.
Самолет развернулся на посадку, и Малко увидел разрушенные здания вдоль большого променада на морском берегу, обрамлявшего Западный Бейрут. Он испытывал любопытство и возбуждение, поддаваясь дьявольскому, тайному, злому очарованию этого города, безобразного, как Сайгон, и столь же богатого подпольными спекуляциями, сделками, войсками, по-восточному жестокими неожиданными ударами. Американцы должны чувствовать себя тут потерянными, словно в другой галактике...
Бархатный, чуть хрипловатый голос прервал его размышления:
— Пристегните, пожалуйста, ремни.
Когда по тебе так убиваются, можно пристегнуть что угодно. Он проводил глазами великолепные ножки темноволосой стюардессы, улыбавшейся ему от самого Кипра. Такая сделает еще острее любые острые ощущения от Бейрута. Небольшой горячий коктейль, от которого уже сейчас у Малко бежали по спине мурашки.
Он вновь припал к иллюминатору. До плоских крыш, казалось, было рукой подать. Потом им на смену потянулись незастроенные участки вдоль побережья. Самолет Ближневосточных авиалиний на подлете к аэропорту Халде, на южной окраине, избегал шиитских кварталов, чтобы не искушать поклонников РПГ-7.[3] Вообще-то уже давным-давно ни одна уважающая себя компания не сажала самолеты в Бейруте, где и аэропорт-то открывался, только когда обстрелы не были слишком интенсивными.
Не путешествие, а целая эпопея! Сначала, поскольку Бейрутский аэропорт не принимал, Малко собирался лететь в Кипр, а оттуда добираться железной дорогой до контролируемого христианами порта...
Он воспользовался случаем, чтобы обновить в Париже гардероб Александры.
И вдруг — о чудо! — аэропорт в Бейруте открыли! Но, увы, из Парижа не было рейсов. Пришлось через Каир лететь на Кипр. Так Малко оказался на борту аэробуса Эр Франс, направлявшегося в Рияд с посадками то в Дамаске, то в Каире, в зависимости от дня недели. Лайнер коснулся посадочной полосы в Каире с точностью кукушки в часах, чего никак не скажешь о самолетах Ближневосточных авиалиний на Кипр. Вылет был отложен на несколько часов. Разумеется, это давало ему возможность как следует перекусить, чтоб не набивать живот паштетом из гусиной печени и бордо, которые подавались пассажирам первого класса. Однако каирский аэропорт не слишком баловал посетителей разнообразием пищи.
Проблему разрешил щедрый бакшиш, который служащий управления вручил полицейскому из иммиграционной службы. Малко тут же получил кратковременную въездную визу. И вперед, к пирамидам! Дорожное движение в Египте было по-прежнему беспорядочным, но «пежо» доставил-таки его в величественный город пирамид, и он насладился воспоминаниями о своей миссии в Каире.
Еще одно чудо: «707» Ближневосточных авиалиний все-таки прилетел! И попал в осаду уставших от ожидания пассажиров. Естественно, первый класс при регистрации не обслуживался отдельно. Наконец все уселись, и старичок «707» взял курс на Кипр.
И вот он оказался в другом мире. Выпустив шасси, самолет кружил над лагерем десантников. Малко перевел взгляд на восток, к холмам, тянувшимся с севера на юг вдоль границы Большого Бейрута. То там, то тут вырастали серые грибы — рвались снаряды. Гражданская война продолжалась.
Самолет коснулся земли и замедлил бег. Потом вдруг снова набрал скорость, словно собираясь взлететь. Сладкий хрипловатый голос стюардессы известил:
— Командир корабля просит пассажиров сохранять спокойствие. На взлетной полосе разорвалось несколько снарядов, наш самолет выходит из опасной зоны. Спасибо за понимание.
Ни один из пассажиров не выразил удивления. Это Ливан. Стюардесса положила на место микрофон и улыбнулась Малко, словно обращалась только к нему одному. У девушки была изумительная фигура, не слишком правильные черты лица и такой обжигающий взор, будто она накурилась гашиша в туалете. Поймав настойчивый взгляд Малко, она подплыла к нему.
— Вам что-то нужно?
— Только хотел узнать ваше имя, — ответил он, улыбнувшись.
— Мона. Вот и прилетели.
Легкий толчок, и «707» остановился. Двери открылись, впустив в салон струи проливного дождя. Пока Малко шел к аэровокзалу, он ясно слышал глухие разрывы бившей через равные промежутки артиллерии.
Его поразил жалкий вид аэропорта: побитые плафоны, стекол почти нет, стены испещрены следами пуль всех калибров. Пассажиры спешили наружу, словно аэропорт вот-вот взлетит на воздух. Малко последовал за ними и увидел на улице роскошную Мону. Она бежала к микроавтобусу для экипажа, волоча за собой чемодан на колесиках ярко-желтого цвета. Не повезло: автобус ушел у нее из-под носа! К Малко бросились шоферы такси, наперебой спрашивая по-английски и по-французски:
— Вам в Бейрут?
Он подошел к стюардессе, растерянно стоящей рядом с большим чемоданом.
— Разрешите, я вас подвезу? — предложил он. — Вас, я видел, забыли подождать. Я еду в Бейрут.
Она искоса глянула на мужчину, потом ослепительно улыбнулась.
— Это было бы замечательно. Я вам не помешаю?
Они сели в «бьюик», знававший лучшие времена, и покатили вдоль высоченной земляной насыпи, выложенной цементными плитами: лагеря военных десантников США. Мона, положив ногу на ногу, закурила, рассеянно глядя на хибары района Бордж Эль-Бражнех и ливанские М-113,[4] стоящие через каждые пятьсот метров. Машина резко затормозила: проверка. Ливанские солдаты отсортировывали автомобили, пользуясь загадочными критериями, словно играли в лотерею. Шофер включил радио. Диктор «Голоса Ливана» сообщил самым благодушным голосом, что порт обстрелян «градами»[5], артиллерия друзов и фалангисты-христиане ведут перестрелку. Неизвестные нанесли удар по башне Мюрр... В общем, обычный для Бейрута день.
— Вам не страшно возвращаться в Бейрут? — спросил Малко стюардессу.
Она качнула черными кудряшками.
— Нет, что вы, я привыкла. Мы все привыкли. Все-таки уже восемь лет тянется...
Проехали заграждение, набрали скорость и помчались среди руин Сабры и Шатилы, на фоне которых белыми рядками выделялись кое-где итальянские танки. Ощетинившаяся временными заграждениями зона тянулась вдоль Соснового бора, некогда составлявшего гордость Бейрута. Теперь от него остались лишь изуродованные, голые стволы. Потом пошли превращенные в бетонную крошку здания, вывороченные, пробитые снарядами фасады, за которыми ничего больше не было. И невероятное оживление на дорогах при абсолютно неупорядоченном движении. Тут преобладали «мерседесы» и старые американские автомобили. На Маазре, главной артерии города, пересекающей Бейрут с востока на запад, можно было подумать, что ты на Елисейских Полях в субботний вечер. Но вдруг среди сиянья неона зиял черный провал разрушенного здания. Стюардесса с прежним безразличием смотрела в окно. Потом она повернулась к Малко:
— А вы зачем в Бейрут?
— Импортирую электронику.
— Лучше бы вы импортировали генераторы или стекла. Они здесь в цене... Подстанции и проводка разрушены бомбардировками. А снайперы не дают их восстанавливать. (Она засмеялась.) По крайней мере так нам говорят. Главная-то электростанция находится в христианской зоне. Да только те, кто управляет энергетикой в Ливане, сами же являются импортерами японских генераторов. Естественно, они сначала свои склады освободят. И увидите, ток снова появится, как по волшебству...
Война уничтожала не только людей... При безумном дорожном движении на улицах не осталось ни одного действующего светофора. Несчастные полицейские, задерганные гудками со всех сторон, едва справлялись с потоком машин. Здесь ничто не напоминало о войне. До центра Бейрута они добирались почти час. Мона спросила:
— Вам удобно будет высадить меня в Ахрафи?
Она по-арабски назвала водителю адрес, и машина помчалась по Кольцу — шоссе с востока на запад в обрамлении руин. Ни единого целого здания. Вот были бои так бои! Через каждые двести метров — военные посты с мешками, наполненными песком. Наконец они поднялись на холм Ахрафи, место поселения христиан-маронитов, и оказались на спокойной узкой улочке с современными, почти не пострадавшими домами. Света в окнах не было, кое-где лишь виднелись огоньки фонариков. Такси остановилось.
— Приехали.
— Позвольте, я донесу ваш чемодан до лифта, — галантно предложил Малко.
Мона чистосердечно рассмеялась от его наивности.