Боб Ленар почувствовал, что терпение его кончилось: он все еще не мог забыть инцидент с автоматом. По собственному почину Коллинз не посмел бы и волоска коснуться на его голове. Боб повернулся к полицейскому и с вызовом бросил ему в лицо:
   — Вам-то какая забота? Хочу наколоть бабца, ясно?
   — Черную?
   — А какую же еще? На белую у меня шишей не хватит! — съязвил наемник.
   Тед Коллинз побелел.
   — Вам известно, в каком деле вы участвуете, — начал он ледяным голосом. — Одно неосторожное слово — и вся операция пойдет насмарку. Мы не можем доверять никому, и уж тем более цветным. Многие из них связаны с американцами, а американцы хотят нашего крушения. Слышали этого ублюдка Киссинджера? Он уже говорит не «Родезия», а «Зимбабве», в точности как эти террористы хреновы...
   — О, можете не беспокоиться, — хохотнул Боб Ленар, — я ее деру молча. Приятная девка с мировым задком, к тому же отлично готовит рис с пири-пири. А коли вам не по душе, устройте меня в «Мономатапе» со смазливой белой шлюхой!
   — Вас можно было бы устроить и в другом месте, — угрожающе заметил Тед Коллинз.
   Они повернули направо и поехали вдоль ограды громадного кладбища. До центра было рукой подать.
   Боб Ленар не собирался сдаваться. На этой стадии операции они уже не могли обойтись без него, — подготовить другого стрелка просто не оставалось времени.
   — Давайте, давайте! Упрячьте меня в тюрягу! А стрелять будете из рогатки! — съязвил он.
   Сотрудник Особого отдела промолчал. Они проскочили под железнодорожным мостом, доехали по Кингсуэй до Маника-роуд и повернули на нее, сделав правый поворот.
   Через три минуты они выехали на Роттен Роу — длинный проспект, уходивший к южной окраине Солсбери. По одну сторону улицы простирался парк для игры в крикет. Здесь начиналась незримая граница, отделявшая кварталы, населенные белыми, от черного гетто. Если при содействии какого-нибудь домовладельца в одном из жилых корпусов поселялся негр, правительство выкупало дом у остальных домовладельцев. Таким образом, сегрегация была, по существу, стопроцентной. Впрочем, если не считать некоторых особо испорченных португальцев, недавно приехавших в страну, никому не пришло бы в голову поселиться к югу от Рейлуэй-авеню.
   Те чернокожие, что попадались в центральной части Солсбери, либо работали там, либо праздно шатались. Из всех известных гостиниц их пускали лишь в «Мономатапу».
   — Здесь! — бросил бельгиец.
   «Лендровер» остановился напротив зданий, отделенных от Роттен Роу полосой деревьев. Тед Коллинз заметил курчавую круглолицую негритянку, по-видимому, ожидавшую кого-то. При виде военной машины она поспешно скрылась в доме.
   — Она? — спросил Коллинз.
   — Она самая, — довольно мрачно подтвердил Ленар.
   — Как ее зовут?
   — Матильда.
   — Работает?
   Бельгиец хохотнул.
   — Подрабатывает в постели в свободное время, когда не шьет или не готовит. С грехом пополам читает и пишет, так что шпионить вряд ли станет.
   Он выскочил из «лендровера», который сразу же отъехал. Тед Коллинз выругался сквозь зубы, взял микрофон радиопередатчика и вызвал свой штаб в Особом отделе по Фос-стрит.
   — Наведите справки о черной по имени Матильда из дома номер шестьдесят пять по Роттен Роу.
   Он убрал микрофон. Боб Ленар вызывал в нем отвращение. Он не понимал, как можно испытывать половое влечение к этим скудоумным, дурно пахнущим девкам. Но пока Боб Ленар был самым важным в Родезии человеком, приходилось сквозь пальцы смотреть на его причуды.

Глава 3

   Малко сосредоточенно изучал маленький розовый постер, наклеенный на кассу, с надписью: «Думайте о безопасности государства, а не говорите о ней», когда услышал позади себя шум борьбы. Два белых охранника в форме цвета хаки, приставленные надзирать за порядком в маленьком казино «Элефант Хилл», волокли к выходу негра без галстука, осыпавшего их отборной бранью на скверном английском. Им удалось-таки вытащить его через несколько ступенек из игорного зала в общедоступный круглый холл, уставленный автоматами для игры на деньги. Там они его отпустили. Седовласая кассирша, менявшая Малко купюры на жетоны, покачала головой с выражением ужаса на лице, негромко промолвив:
   — Боже мой! Впервые вижу такое в казино «Элефант Хилл»! Благодарю вас, сэр. Желаю приятно провести вечер.
   Но в ту самую минуту, когда запасшийся жетонами Малко направился к столу для игры в двадцать одно очко, провинившийся негр поднялся по лестнице, подскочил к кассирше и завопил, грозя почтенной старушке кулаком:
   — Я вернусь еще сюда и убью вас всех!
   Малко стал очевидцем превращения тихой тщедушной кассирши в разъяренную тигрицу. Перекосившись от ненависти, она выскочила из-за кассового аппарата с воплем:
   — Не грози мне, черная мразь, я первая убью тебя!
   Охранники вновь набросились на возмутителя спокойствия, а женщина-крупье в длинном синем платье подошла успокоить еще трясущуюся от ярости старушку. Прерванные разговоры возобновились. Малко потрясла эта вспышка ненависти, обнажившая вдруг истинную сущность столь с виду благонравной, упорядоченной, чинной жизни, где белые и черные занимали, казалось, отведенное им место. Окружавшие Малко игроки не двинулись с места. Кирпичные рожи, торчавшие над смокингами столь скверного покроя, что походили больше на мешковатые куртки для рукопашного боя. Было всего пять часов, но у водопадов Виктория Фоллс рано надевали вечерний костюм. Помимо порогов на Замбези, других развлечений в этой стране было не так уж много. Казино, стоящее на холме выше порогов, оставалось единственным местом, привлекавшим посетителей. Это было сооружение сверхсовременной постройки, пышные украшения которого столь разительно отличали его от деревенской непритязательности почти всех родезийских строений.
   Рядом, за столом для игры в рулетку, один из игроков, судя по всему, землевладелец, громко обратился к соседу:
   — Сказать тебе, каких успехов добились «терры»[3] в защите прав африканских женщин?
   — Каких же? — захихикала повисшая у него на руке бесцветная блондинка, на которую было навьючено нечто невообразимое, точно сшитое из старой гардины.
   — Теперь на тропинках в буше черномазые пропускают женщин вперед, — торжествующе протрубил ее кавалер. — А вдруг заминировано?
   Кто-то захохотал так, что совершенно заглушил смех окружающих. То был рослый малый под метр девяносто с топорным лицом и черными маслеными волосами, чья вульгарность столь выгодно подчеркивала изящество молодой женщины, державшей его под руку.
   Рыжеволосый мужчина в очках, рядом с которым стоял Малко у стола для игры в очко, повернул к нему голову и проговорил, едва шевеля губами, так чтобы только он один мог его слышать:
   — Это и есть Эд Скити.
   Малко «сфотографировал» в памяти черноволосого верзилу, засыпавшего рулеточный стол жетонами, и перевел взгляд на его спутницу.
   Длинное белое платье тесно облегало гибкий стан и высокую грудь, как магнит, притягивавшую взгляды мужчин. Подчеркнутое благоразумие туалета плохо вязалось с заостренным книзу, почти треугольным лицом. Блестящие черные немного раскосые глаза горели, как угли, под высокими дугами тонких бровей, большой алый рот хищно приоткрывался. Хотя туго стянутые на затылке волосы придавали ее лицу некоторую строгость, весь облик спутницы Эда Скити дышал животной чувственностью. «Тропический темперамент», — подытожил про себя Малко. И было в ней еще нечто: властность и тщеславие, угадывавшиеся по тому, как она держала голову, как временами каменел ее подбородок.
   Малко заметил, что Эд Скити украдкой тискал ее грудь своими толстыми пальцами, но она будто не замечала этого: либо влюблена без памяти, либо прекрасно воспитана. Что ни говори, ЦРУ предоставляло своим агентам возможность немного поразвлечься... Выходные дни, проведенные у Виктория Фоллс в обществе подобного создания, вряд ли можно было считать утомительной работой, даже если «Элефант Хилл» имел весьма отдаленное сходство с Лас-Вегасом. Тем не менее Эд Скити сигнализировал, что он нуждался в помощи.
   Малко подавил зевок. Вылетев из Йоханнесбурга «Боингом-747» Южноафриканской авиакомпании и совершив тринадцатичасовое путешествие через всю Африку, он только пять часов назад добрался до Виктория Фоллс.
   — Сэр...
   Крупье в длинном платье из голубого шелка со смелым вырезом учтиво призывала Малко к порядку. За ее столом для игры в «Блэк Джек» оставалось лишь трое клиентов, а надо было держать на плаву крошечное казино «Элефант Хилл» — гордость Виктория Фоллс, островок игорного бизнеса, непонятно как оказавшийся в самом сердце Африки. Малко машинально постучал о зеленое сукно пальцем, давая понять, что желает добавить еще одну карту к своим шестерке и семерке. Почти в ту же секунду крупье открыла десятку и загребла пятидесятидолларовый жетон. Именно этого и ждал Малко, чтобы отойти от стола. Он не имел права опоздать на экскурсию «Буз Круиз» — ежедневное плавание по Замбези, устраиваемое для немногочисленных туристов. Крупье испустила такой вздох, что ее груди едва не выскочили из выреза платя.
   В зале находилось не более трех десятков клиентов, половина столов была покрыта зеленым сукном. Тут было несколько человек из Южной Африки, фермеры из Булавайо и гости из Солсбери: мужчины в смокингах, дамы в длинных платьях. О ненавистной Англии в Родезии напоминала глубоко укоренившаяся привычка облачаться в вечерний костюм уже в пять часов, — ведь истинный джентльмен может напиваться только в смокинге.
   Но никто никогда не видел еще цветного джентльмена, ибо такого в природе не существовало. Все свои, белые, как и всюду в Родезии с ее двумястами тысячами белокожих граждан, неуступчиво отвергавших на протяжении десяти лет шесть миллионов чернокожих туземцев вопреки необходимости, политической выгоде да и просто здравому смыслу.
   В Родезии, в отличие от Южной Африки, не было апартеида, и чернокожее население теоретически имело те же права, что и белые. Но на дверях почти каждого общественного заведения скромно значилось: «Ограниченное право входа», что оставляло за владельцем право захлопнуть дверь перед цветным... Р1о для людей несведущих и для игроков казино «Элефант Хилл», куда ходили исключительно белые, все выглядело вполне благопристойно...
   Выходя из игорного зала, Малко обернулся. Эд Скити со своей подругой покинули рулетку и направлялись в его сторону. Эд Скити без умолку громко говорил, хохотал, отпускал шуточки на ушко своей спутнице. Они прошли мимо Малко. Стоявшая поблизости женщина негромко сказала на ухо своему кавалеру:
   — Знаешь, кто это такая? Дафна Прайс...
   Это имя ничего не говорило Малко.
   Все провожали взглядом точеную фигурку. Эду Скити дружно завидовали. Прежде чем перейти в круглый холл с автоматами для игры на деньги, американец обернулся и обежал взглядом маленький игорный зал. Его глаза выразительно задержались на лице Малко, словно он узнал его. Малко показалось, что он что-то хочет ему сказать. Но в следующее мгновение он вновь подхватил под руку Дафну Прайс и удалился.
   Малко пошел следом.
   Всполошенные пароходным гудком, на деревьях, которыми поросли болотистые берега Замбези, заверещали обезьяны. Старая посудина, пышно нареченная «Королева Африки», отвалила от пристани и двинулась вверх по реке. Черные официанты уже сновали меж двух палуб, разнося на подносах напитки для сотни изжаждавшихся туристов, доставленных двумя автобусами и тесно усевшихся на деревянных лавках. Всюду звучала немецкая речь, точно дело происходило не в глубине Африки, а на Октобер Фест. Малко беспокойно озирался: он не видел при посадке Джима Гейвена. Чувствуя, что во рту пересохло, он взял с подноса проходившего официанта бокал джина и прислонился к фальшборту на корме суденышка между двумя немцами, лихорадочно заряжавшими пленкой свои кинокамеры. Окрестность поражала красотой. На протяжении километра Замбези величаво несла свои воды по широкому плесу меж густо поросших лесом низменных берегов, заваленных причудливо громоздящимися стволами. Багряное солнце — точно такое, как в туристических буклетах — медленно клонилось к закату среди облаков, расцвеченных самыми немыслимыми красками... Кинокамеры журчали, точно мурлычущие кошки, наперебой щелкали затворы фотоаппаратов.
   И тут на узком трапе показалась рыжая голова Джима Гейвена, поднимавшегося с нижней палубы. Малко мягко отстранил немца в шортах, приникшего к видоискателю кинокамеры. Джим Гейвен прислонился к фальшборту подле Малко. Но прежде чем взглянуть на него, он внимательно посмотрел на соседей. Наконец он проговорил со вздохом:
   — Кажется, здесь можно спокойно поговорить...
   Благодаря круглым очкам, некоторой полнотелости и степенной повадке, его можно было принять за преуспевающего дельца. Наблюдая за всеми этими предосторожностями, Малко с трудом удержался от улыбки:
   — Здесь все-таки не Москва!..
   — Здесь еще хуже, — возразил Джим Гейвен. — В Москве хотя бы посольство есть, а тут вообще ничего. Это несуществующая страна. Ведь Солсбери — единственная в мире столица, где нет ни единого посольства, ни единого консульства. Случись что, придется рассчитывать только на себя.
   Один из фотографирующих отошел в сторону. Воспользовавшись этим, оба облокотились на перила спиной к остальным. Впрочем, никому не было дела до них. Малко краешком глаза поглядывал на представителя ЦРУ в Родезии. Левое веко у него дергалось, веснушчатые руки нервно сжимали поручень. Спокойствие его было показное. Малко опознал Гейвена в «Элефант Хилл» благодаря фотографиям, показанным ему в Вене. Они случайно столкнулись в гостинице, когда Малко прохаживался, держа на виду номер венской «Курир». Джим Гейвен показал ему Эда Скити. Сегодня была, в сущности, их первая встреча.
   — Ведь мы — белые, — начал Малко, — а родезийцы воюют с черными.
   Гейвен покачал головой, устремив взгляд на желтую от ила струю за кормой.
   — С тех пор, как в одной из своих речей Киссинджер назвал Родезию Зимбабве, они точно с ума сошли. Они знают, что Америка хочет падения правительства Яна Смита и что Компания готова при случае приложить к этому руку. Когда фермеры в Шабани, где я работаю, узнали, что я американец, они разве что по моим окнам не стреляли.
   Официально Джим Гейвен работал служащим в «Футс Майнерал Корпорейшн» — американской компании, занимавшейся в Родезии добычей хромовой руды.
   Оба вздрогнули, когда стюардесса через мегафон обратилась к пассажирам:
   — По правую руку виден берег Замбези. Бегемоты здесь не редкость!
   Все повернулись к правому борту. Гейвен спросил:
   — Вам, конечно, известно положение дел в Родезии?
   — Более или менее. Незаконное правительство Яна Смита отказывается передать власть черным. Его поддерживает Южная Африка, и довольно много государств относятся к нему терпимо. Это положение сохраняется уже на протяжении десяти лет.
   Джим Гейвен кивнул.
   — Все верно, но за последние месяцы произошло немало изменений. Пока Мозамбик и Ангола оставались португальскими, Родезия находилась в окружении дружественных ей государств. Но теперь к власти в Мозамбике пришел Фронт освобождения и объявил воину Яну Смиту. Ангольские кубинцы выказывают нетерпение, даже Замбия закрыла границу. Через несколько месяцев, самое большее через год, положение на тысячедвухсоткилометровой границе с Мозамбиком станет отчаянным. Каким-то одиннадцати тысячам солдат родезийской армии не удастся воспрепятствовать просачиванию вооруженных отрядов. Для этого их численность пришлось бы увеличить в сто раз.
   — Значит, будет новая Ангола, — вздохнул Малко.
   — Может быть, и нет. У нас есть связь с некоторыми умеренными националистами из АНК. Мы даже помогаем им.
   — Иначе говоря, стреляете в спину родезийцам, — ядовито заключил Малко.
   — Бросьте! — процедил сквозь зубы Гейвен. — Нас больше устраивает черная, чем красная Родезия. Если выйдет так, как мы предполагаем, события будут развиваться но кенийскому образцу. Если же нет, АНК вытеснят Соединенные вооруженные силы народа Зимбабве, то есть партизанские отряды, базирующиеся в Мозамбике под началом верховного командования в составе восемнадцати человек. Их имена неизвестны, и они находятся в непосредственном подчинении КГБ. Вот если победят они, будет новая Ангола, и тогда Родезия окажется в советском лагере.
   Малко поморщился.
   — В последнее время это случается довольно часто. Вы не находите? Неужели Родезия имеет такое уж значение?
   Джим Гейвен снял очки и начал их протирать. В спину им дул свежий ветер. Они находились уже в четырех, а то и в пяти милях к северу от Виктория Фоллс.
   — Дорогой мой Малко! — начал американец. — В мире три страны производят хром: Родезия, Южная Африка и Советский Союз... Ежегодно мы покупаем в Родезии по цене 170 долларов 77 000 тонн руды с высоким содержанием хрома, что составляет 28% всего нашего импорта. Без хрома невозможно воевать, невозможно делать самолетные реакторы. Поэтому Государственный департамент и Пентагон придают первостепенное значение тому, чтобы будущее правительство Родезии осталось в поле притяжения Запада. Руководители АНК твердо обещали, что нам позволят продолжать разработку месторождений хромовой руды.
   — Но ведь, если не ошибаюсь, на торговлю с Родезией наложено эмбарго, — возразил Малко. — Никто, таким образом, не имеет права ни покупать товары в Родезии, ни продавать их ей.
   — На хром эмбарго не распространяется, — бесстрастно уточнил Гейвен.
   — А если дело примет скверный оборот?
   Американец водрузил очки на нос.
   — Разработан запасной план. Увеличить выработку до предела и выбрать из рудников все подчистую за три года. Специалисты говорят, что это возможно.
   Знать, те самые умники, которые предрекали в свое время, что Южный Вьетнам окажется способен справиться с коммунистами...
   — В девяти случаях из десяти специалисты ошибаются, — заметил Малко. — Поистине незаменимые люди...
   — Что правда, то правда, — хмуро согласился Гейвен. — Именно поэтому нужно стараться изо всех сил, чтобы события развивались в желательном направлении, чтобы белая община Родезии образумилась.
   — Иначе говоря, в ближайшее время следует ожидать, что Ян Смит заболеет тяжелой формой гриппа, — цинично заметил Малко.
   Джим Гейвен даже отшатнулся.
   — Да вы с ума сошли! Об этом подумывали в Южной Африке. Они даже сами заводили об этом речь в те времена, когда у нас были с ними хорошие отношения. Но мне даже страшно подумать, что начнут вытворять родезийские белые, если Яна Смита уберут!..
   — Как же так! — возразил Малко сквозь зевок. — Родезия вроде бы зажата в кольцо, обескровлена эмбарго, задушена, изгнана из мирового сообщества. По всему выходит, что надолго ее не хватит...
   — Ну да, так именно и пишут газетчики, — согласился американец. — Но вот уже десять лет Родезия держится вопреки эмбарго, главным образом благодаря долларам, выручаемым от продажи хрома... Родезийская армия оснащена немецкими грузовиками, французскими вертолетами и бельгийскими ружьями. Бензин они получают из Южной Африки, а боеприпасы — из Заира... Южная Африка неофициально помогает Родезии по мере возможности, ведь белое население страны на 35% состоит из буров.
   Вновь заревел мегафон:
   — Постарайтесь увидеть крокодилов на левом берегу!
   Объективы кинокамер и фотоаппаратов дружно направились в сторону лежавших у воды сухих деревьев, поразительно похожих на огромных пресмыкающихся. Лишь несколько романтиков продолжали запечатлевать на пленке заходящее солнце. Малко повернулся к Джиму Гейвену.
   — Если моя задача заключается не в том, чтобы окончательно выбить опору из-под правительства Яна Смита, то чего же вы ждете от меня?
   — У нас возникла в Родезии одна трудность, — признался американец, — От наших людей в БОСС[4] нам стало известно о том, что спецслужбами Родезии разработан некий тайный план под названием «Ист Гейт». Этот план касается Мозамбика. Что-то сверхсекретное и как пить дать какая-нибудь сумасшедшая затея. Ян Смит понимает, что время уходит, и не исключено, что он замышляет что-нибудь из ряда вон выходящее...
   — Понимаю...
   Почувствовав, что судно вдруг сбавило ход, он поднял голову. Они поворачивали назад. Солнце уходило за горизонт, воздух посвежел. Джим Гейвен нашел взглядом глаза Малко.
   — Так вот, мы хотим знать, что такое «Ист Гейт», и если это какая-нибудь сумасбродная затея, сорвать ее. Дело предстоит нелегкое. Особый отдел забрал всех наших осведомителей, выставил из страны двух «почетных корреспондентов» и физически расправился с человеком, работавшим на Компанию. Мы лишились надежной связи с внешним миром. За мной в Шабани установлено наблюдение. В течение нескольких недель к нам не поступает никакой информации из Южной Африки. Господа со Скиммер-стрит уверяют, что им ничего не известно о плане «Ист Гейт». После событий в Анголе они тоже от нас нос воротят, обвиняя нас в военном и дипломатическом предательстве.
   — Невеселая картина, — подвел итог Малко.
   Лучи заходящего солнца били ему прямо в глаза. Стрекот камер сменился на палубах гомоном голосов и позвякиванием кусочков льда о стаканы. Сотня туристов прилежно накачивалась спиртным: даровое угощение!.. Подгоняемый течением, пароходик на всех нарах спешил к Виктория Фоллс.
   — Как бы там ни было, мы не сидели сложа руки, — парировал Гейвен. — Парень, которого я вам показывал, в казино, Эд Скити, считается одним из лучших агентов Компании. Три недели как в Солсбери. Прикрытие железное: фотокорреспондент вашингтонского агентства «Кэмера Тен». Они с нами дружат. Кроме того, Эд — настоящий фотограф, это его страсть. А знаете, кто та девица, с которой вы его видели?
   — Понятия не имею.
   — Некая Дафна Прайс, личная секретарша досточтимого сэра Роя Голцера — начальника личной тайной полиции Яна Смита...
   — Прелюбопытно. Что же он узнал от нее?
   Джим Гейвен неопределенно усмехнулся.
   — Это он вам сам скажет. Я виделся с ним каких-нибудь полминуты в гостиничном туалете. На прошлой неделе он передал из Солсбери, что ему грозит опасность. Он успел сказать очень мало, нам помешали. Я больше всего боюсь «засветить» его. Так вот, он сказал, что ему кажется, будто Особый отдел положил на него глаз, что некий Боб — иностранец, сожительствующий с чернокожей, — имеет отношение к плану «Ист Гейт». Больше ничего.
   — Негусто, — проронил Малко.
   — Узнаете больше, когда вернетесь в Солсбери, — уверенно пообещал Гейвен. — Эд видел вас со мной, этого довольно. Он понял, что вы отныне его прикрытие и связной. Действуйте по своему усмотрению. Специальный корреспондент газеты «Курир» — превосходная легенда.
   — Даже слишком.
   Малко смотрел на небо за кормой. Над закатом сияли неправдоподобные — фиолетовые, розовые, радужные — облака. До пристани оставалось несколько минут хода. Повернувшись в другую сторону, он увидел огромный столб водяной пыли, взметнувшийся над порогами среди спокойных вод Замбези...
   Судя по всему, ЦРУ послало Эда Скити на гибельное дело, и его нужно было выручать...
   — А вам действительно не хочется расшатать Самору Машела? — спросил Малко.
   Джим Гейвен устало вздохнул.
   — Его не расшатаешь. ФРЕЛИМО[5] освободил Мозамбик, и пока его трогать нельзя. Русские только и ждут, когда Ян Смит сделает глупость, чтобы поспешить на выручку к своему подопечному с МИГами и танками, как это случилось в Анголе. Главное — не дать им повода.
   — Неужели вы не можете втолковать это родезийскому правительству?
   — Родезийцам вообще невозможно хоть что-нибудь втолковать, — с горечью сказал Гейвен. — В жизни не видел людей более упрямых и тупоголовых. Не было такой ловушки, куда бы они не полезли сами. Нам нужна черпая, а не коммунистическая Родезия. Если сейчас что-нибудь предпримут против Мозамбика, умеренных националистов из АНК оттеснят, а их место займут ФРЕЛИМО с Москвой... Убежден, что в КГБ потирают руки в предвкушении, что Ян Смит наломает дров со своим «Ист Гейт». То ли он начнет бить из орудий по Мозамбику, то ли оккупирует его, то ли что-нибудь еще в том же роде...
   Причал, от которого они отплывали, рос на глазах. Туристы спешили вылить себе в глотку последние стаканы местного виски.
   — Больше не увидимся? — спросил Малко.
   — Увидимся. Сегодня вечером я вылетаю последним рейсом в Солсбери. Остановлюсь там в гостинице «Мейклес». Как только вернетесь, позвоните мне и скажите, что билеты на самолет куплены. В тот же день я буду ждать вас около полуночи на Сесил-сквер.
   — Зачем же устраивать личную встречу и подвергаться такой опасности? Тем более что вы под наблюдением... — удивился Малко.
   — Потому что вы нуждаетесь в помощи. Но прежде я должен убедиться, что те, к кому я вас направляю, сами не оказались под колпаком или не переметнулись... Какой прок в том, чтобы подставлять голову?
   — Боюсь, что уже подставил, — вздохнул Малко.
   Солнце закатилось. Гейвен и Малко смешались с толпой разочарованных туристов, так и не увидевших ни крокодилов, ни бегемотов. Уже готовясь ступить на сходни, Гейвен, стоявший за спиной Малко, шепнул ему в самое ухо, едва шевеля губами: