Страница:
И они научили бы вас, что грех есть унижение человеческой натуры, будучи отступлением от той чистоты, нравственности и святости, в коих Бог сотворил нас, и что добродетель и религия и следование законам Божьим в любом случае предпочтительнее путей греха и Сатаны; что пути добродетели – это пути приятные, и все стези ее – мирные (Притч. 3; 17).
Но чего вы не могли узнать из Слова Божьего по причине вашего легкомысленного или поверхностного его изучения, это, думается мне, направление Его провидения, и нынешние испытания, в кои Он поверг вас, а теперь осудил вас на них же. Ибо, хотя в вашем призрачном могуществе вы могли радоваться, делая зло (Притч. 3; 17)[105], теперь, когда вы видите, что рука Божья настигла вас и вынесла на публичный суд, я надеюсь, нынешние несчастливые обстоятельства заставят вас серьезно задуматься о ваших прошлых деяниях и образе жизни; и что теперь вы прочувствуете тяжесть ваших грехов и найдете, что груз их невыносим.
И вот потому, будучи столь труждающимся и обремененным грехами (Матф. 11; 28), вы признаете сие как самую драгоценную истину, которая сможет указать вам, как вам можно найти примирение с Тем Всевышним, коего вы так сильно оскорбили; и которая откроет вам Его, Кто есть не только могущественный ходатай пред Отцем для вас (1 Иоан. 2; 1), но Кто также оплатил то искупление, каковое полагается за ваши грехи, Собственной смертью на кресте ради вас; и тем совершил полное искупление во имя справедливости Божьей. И это нельзя обрести нигде, кроме как в Слове Божьем, что открывает нам того Агнца Божия, Который берет на Себя грех мира (Иоан. 1; 29), Который есть Христос, Сын Божий. Так знайте же, и будьте уверены, что нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись (Деян. 4; 12), но только именем Господа Иисуса.
А теперь задумайтесь о том, как Он призывает всех грешников прийти к нему, и Он успокоит их (Матф. 11; 28), ибо Он уверяет нас, что Он пришел взыскать и спасти погибшее (Лука 19; 10, Матф. 18; 11), и обещает, что приходящего к Нему не изгонит вон (Иоан. 6; 37).
Таким образом, если вы сейчас искренне обратитесь к Нему, пусть поздно, даже около одиннадцатого часа (Матф. 20; 6, 9), – Он примет вас.
Но, разумеется, мне нет нужды говорить вам, что условиями Его милосердия являются вера и раскаяние.
И не впадайте в заблуждение, что сущность раскаяния – это всего лишь сожаление о ваших грехах, происходящее из размышлений о зле и наказании, кои они навлекли на вас ныне; нет, ваша скорбь должна исходить из размышлений о том, как вы оскорбили благого и милосердного Бога.
Но я не собираюсь давать вам никаких конкретных указаний относительно природы раскаяния. Я полагаю, что обращаюсь к персоне, чьи проступки проистекают не столько из незнания, сколько из игнорирования и пренебрежения своим долгом. К тому же, мне не подобает давать советы, выходящие за рамки моей профессии.
Вам смогли бы дать лучшие наставления те, кто сделал Божественное предметом своего особого изучения; и кто, благодаря своим знаниям, равно как и своей должности, будучи посланниками от имени Христова (2 Коринф. 5; 20), более компетентны для того, чтобы давать вам в том указания.
Я только от души желаю, чтобы то, что я, сострадая вашей душе, сказал вам сейчас по сему печальному и торжественному случаю, побуждая вас общими словами к вере и раскаянию, возымело на вас должный эффект, благодаря чему вы смогли бы стать истинно кающимся грешником.
И потому, исполнив по отношению к вам свой долг христианина, дав вам наилучший совет, на какой я способен, касательно спасения вашей души, я должен исполнить свою обязанность как судья.
Приговор, который Закон предписал исполнить над вами за ваши преступления и который посему вынес настоящий Суд, состоит в том,
Что вы, вышеназванный Стид Боннет, направляетесь отсюда к месту, из коего вы прибыли, и оттуда к месту казни, где будете повешены за шею, и будете висеть так, пока не умрете.
И да простит Господь в Своем бесконечном милосердии вашу душу.
Жизнь капитана Инглэнда
Но чего вы не могли узнать из Слова Божьего по причине вашего легкомысленного или поверхностного его изучения, это, думается мне, направление Его провидения, и нынешние испытания, в кои Он поверг вас, а теперь осудил вас на них же. Ибо, хотя в вашем призрачном могуществе вы могли радоваться, делая зло (Притч. 3; 17)[105], теперь, когда вы видите, что рука Божья настигла вас и вынесла на публичный суд, я надеюсь, нынешние несчастливые обстоятельства заставят вас серьезно задуматься о ваших прошлых деяниях и образе жизни; и что теперь вы прочувствуете тяжесть ваших грехов и найдете, что груз их невыносим.
И вот потому, будучи столь труждающимся и обремененным грехами (Матф. 11; 28), вы признаете сие как самую драгоценную истину, которая сможет указать вам, как вам можно найти примирение с Тем Всевышним, коего вы так сильно оскорбили; и которая откроет вам Его, Кто есть не только могущественный ходатай пред Отцем для вас (1 Иоан. 2; 1), но Кто также оплатил то искупление, каковое полагается за ваши грехи, Собственной смертью на кресте ради вас; и тем совершил полное искупление во имя справедливости Божьей. И это нельзя обрести нигде, кроме как в Слове Божьем, что открывает нам того Агнца Божия, Который берет на Себя грех мира (Иоан. 1; 29), Который есть Христос, Сын Божий. Так знайте же, и будьте уверены, что нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись (Деян. 4; 12), но только именем Господа Иисуса.
А теперь задумайтесь о том, как Он призывает всех грешников прийти к нему, и Он успокоит их (Матф. 11; 28), ибо Он уверяет нас, что Он пришел взыскать и спасти погибшее (Лука 19; 10, Матф. 18; 11), и обещает, что приходящего к Нему не изгонит вон (Иоан. 6; 37).
Таким образом, если вы сейчас искренне обратитесь к Нему, пусть поздно, даже около одиннадцатого часа (Матф. 20; 6, 9), – Он примет вас.
Но, разумеется, мне нет нужды говорить вам, что условиями Его милосердия являются вера и раскаяние.
И не впадайте в заблуждение, что сущность раскаяния – это всего лишь сожаление о ваших грехах, происходящее из размышлений о зле и наказании, кои они навлекли на вас ныне; нет, ваша скорбь должна исходить из размышлений о том, как вы оскорбили благого и милосердного Бога.
Но я не собираюсь давать вам никаких конкретных указаний относительно природы раскаяния. Я полагаю, что обращаюсь к персоне, чьи проступки проистекают не столько из незнания, сколько из игнорирования и пренебрежения своим долгом. К тому же, мне не подобает давать советы, выходящие за рамки моей профессии.
Вам смогли бы дать лучшие наставления те, кто сделал Божественное предметом своего особого изучения; и кто, благодаря своим знаниям, равно как и своей должности, будучи посланниками от имени Христова (2 Коринф. 5; 20), более компетентны для того, чтобы давать вам в том указания.
Я только от души желаю, чтобы то, что я, сострадая вашей душе, сказал вам сейчас по сему печальному и торжественному случаю, побуждая вас общими словами к вере и раскаянию, возымело на вас должный эффект, благодаря чему вы смогли бы стать истинно кающимся грешником.
И потому, исполнив по отношению к вам свой долг христианина, дав вам наилучший совет, на какой я способен, касательно спасения вашей души, я должен исполнить свою обязанность как судья.
Приговор, который Закон предписал исполнить над вами за ваши преступления и который посему вынес настоящий Суд, состоит в том,
Что вы, вышеназванный Стид Боннет, направляетесь отсюда к месту, из коего вы прибыли, и оттуда к месту казни, где будете повешены за шею, и будете висеть так, пока не умрете.
И да простит Господь в Своем бесконечном милосердии вашу душу.
Жизнь капитана Инглэнда
Эдвард Инглэнд служил помощником капитана на шлюпе, который шел с Ямайки и был захвачен капитаном Уинтером[106], пиратом, после того поселившемся на Провиденсе; с какового времени Инглэнд командовал шлюпом, занявшись тем же достославным ремеслом. Удивительно, как человек хороших понятий мог дозволить увлечь себя сим образом жизни, который столь унижает натуру человека и ставит его на один уровень с дикими зверями лесными, кои живут и промышляют слабейших ближних своих. Преступление сие столь огромно, что включает в себя почти все иные, как убийства, грабеж, воровство, неблагодарность и т. д.; и хотя эти люди делают пороки свои привычкою, ежедневно в них упражняясь, все ж они настолько не в ладах с собою, что размышление по поводу их чести, справедливости или смелости воспринимают как оскорбление, кое должно караться лишением жизни того, кто его совершает. Инглэнд был одним из тех людей, кто, кажется, обладает столь многим благоразумием, что оно должно бы научить его лучшим поступкам. У него доставало добрых склонностей и не было недостатка в храбрости. Он не был алчен и всегда чуждался дурного обращения с пленниками. Он удовлетворился бы умеренным грабежом и не столь зловредными проделками, если б товарищей его можно было довести до такого же умонастроения, но над ним обычно брали верх, и раз уж он был вовлечен в сие отвратительное сообщество, он принужден был партнерствовать во всех их подлых начинаниях.
После того, как остров Провиденс заселен был английским правительством, а пираты сдались по амнистии Его Величества[107], капитан Инглэнд отплыл к африканскому берегу, где захватил несколько кораблей и судов, в числе которых у берегов Сьерра-Леоне взял сноу «Кадоган», приписанный к Бристолю, капитан же его, некий Скиннер, бесчеловечно убит был несколькими из пиратской команды, кои недавно еще были его собственными людьми и служили на названном судне. Как следует полагать, между ними произошла какая-то ссора, так что Скиннер счел подходящим удалить сих товарищей на военный корабль и в то же время отказался выдать им их жалованье. Вскоре после того они нашли способ дезертировать с военной службы и, нанявшись на шлюп в Вест-Индии, были захвачены пиратами, доставлены на остров Провиденс и плавали по той причине с капитаном Инглэндом.
Лишь только Скиннер сдался пиратам, ему было приказано явиться к ним на борт в своей шлюпке, что он и сделал, и первым, кто попался ему на глаза, оказался старый его старшина шлюпки, который уставился ему в лицо, будто злой гений, и приветствовал его таким манером:
– А, капитан Скиннер! Вы ли это? Вот кого я желал увидеть; я пред вами в великом долгу, и теперь уплачу за все вашею собственною монетой.
У бедняги все поджилки затряслись, когда обнаружил он, в какую компанию попал. И он устрашился грядущих событий, ибо имел к тому достаточно оснований; потому что рулевой тут же позвал своих сообщников, схватил капитана и крепко привязал его к брашпилю, и там они забросали его стеклянными бутылками, кои изрезали его ужасающим образом. После чего они гоняли его кнутом по палубе, покуда не устали, оставаясь глухими ко всем его мольбам и посулам. И наконец сказали они: поскольку он был хорошим командиром своим людям, то умрет легкой смертью; и тогда прострелили ему голову. Они взяли со сноу немного вещей, но само судно и весь его груз отдали Хоуэллу Дэвису, помощнику капитана, и оставшейся части команды сноу, как будет позднее изложено в главе о капитане Дэвисе.
Капитан Инглэнд захватил корабль под названием «Жемчужина» (капитан – коммандер Тизард), на который поменял свой шлюп, приспособил его для пиратских целей и заново окрестил, наименовав «Ройял Джемс», на коем и захватил несколько кораблей и судов различных стран у Азорских островов и островов Зеленого Мыса.
Весной 1719 г. бродяги вернулись к Африке и, начиная от реки Гамбия, поплыли вдоль всего побережья. И между нею и мысом Корсар захватили нижеперечисленные корабли и суда.
Пинк «Орел», под командованием капитана Риккетса, приписанный к Корку, захвачен 25 марта, имея на борту 6 пушек и 17 человек команды, из коих 7 сделались пиратами.
«Шарлотта» капитана Олдсона, из Лондона, захвачена 26 мая, имея на борту восемь пушек и 18 человек команды, из коих 13 сделались пиратами.
«Сара» капитана Станта, из Лондона, захвачена 27 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 3 сделались пиратами.
«Бентворт» капитана Гарденера, из Бристоля, захвачен 27 мая, имея на борту 12 пушек и 30 человек команды, из коих 12 сделались пиратами.
Шлюп «Олень» капитана Силвестра, из Гамбии, захвачен 27 мая, имея на борту 2 пушки и 2 человека команды, и оба сделались пиратами.
«Картерет» капитана Сноу, из Лондона, захвачен 28 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.
«Меркурий» капитана Мэгготта, из Лондона, захвачен 29 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.
Галера «Робкий» капитана Крида, из Лондона, захвачена 17 июня, имея на борту 2 пушки и 13 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.
«Элизабет и Кэтрин» капитана Бриджа, с Барбадоса, захвачена 27 июня, имея на борту 6 пушек и 14 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.
Пинк «Орел», который держал путь свой на Ямайку, и «Сару» – в Виргинию, и «Олень» – в Мериленд, они отпустили, но «Шарлотту», «Бентворт», «Картерет» и галеру «Робкий» предали огню, а «Меркурий» и «Элизабет и Кэтрин» приспособлены были под пиратские корабли. Первый теперь носил название «Месть королевы Анны» и был отдан под командование некоему Лэйну, второй же был назван «Летучим Королем», а капитаном на нем назначили Роберта Сэмпла. Сии двое оставили Инглэнда у побережья и направились в Вест-Индию, где взяли несколько призов, почистились и починились, и в ноябре поплыли в Бразилию. В тамошних водах они захватили несколько португальских кораблей, учинивши великое множество бед и ущерба, но в самый разгар их предприятий португальский военный корабль, обладавший превосходными мореходными качествами, явился к пиратам весьма нежеланным гостем и пустился за ними в погоню. «Месть королевы Анны» убежала, но малое время спустя погибла на сем побережье. А «Летучий король», сочтя себя уже погибшим, выбросился на берег; на борту его было в ту пору 70 человек, 12 из которых было убито, а остальные пленены. Из числа пленных португальцы повесили 38, из коих 32 были англичане, трое – голландцы, двое – французы, а один – их собственной нации.
Инглэнд же, спускаясь далее вдоль побережья, захватил галеру «Петерборо» из Бристоля капитана Оуэна и «Победу» капитана Ридаута. Первую он удержал у себя, последнюю же ограбил и отпустил. На рейде мыса Корсар они увидали два парусника, стоявших на якоре, но прежде чем могли достигнуть их, те подняли якоря и подошли близко к крепости мыса Корсар. То были «Видах» капитана Принса и «Джон» капитана Райдера. Пираты на это устроили брандер из судна, которое недавно захватили, и попытались сжечь их, будто они были обычные враги, и если бы даже сие подействовало, то пираты не смогли бы извлечь для себя ни фартинга пользы. Но поскольку из крепости по ним слегка постреливали, они убрались и поплыли далее, к рейду Видаха, где обнаружили другого пирата, капитана Ла Буше[108], который, явившись в оное место до прибытия Инглэнда, парализовал торговлю и весьма разочаровал тем своих собратьев.
После того афронта капитан Инглэнд направился в гавань, почистил и поправил свой корабль и приспособил для пиратских деяний «Петерборо», который наименовал «Победа». Пираты жили там в великом буйстве и распутстве сколько-то недель, позволяя себе вольности с негритянками и свершая столь возмутительные поступки, что дошли до открытой вражды с туземцами, из коих они нескольких убили, а один из их городов предали огню.
Когда же пираты вышли в море, то стали голосовать, какой путь им избрать далее, и поскольку большинство их стремилось в Ост-Индию, они проложили свой курс соответственно тому желанию и в начале 1720 года прибыли на Мадагаскар. Они оставались там недолго, но, набравши воды и провизии, отплыли к Малабарскому берегу – прекрасной и плодороднейшей из ост-индских земель, что принадлежит Могольской империи, но непосредственно подчиняется собственным своим князьям. Земля сия простирается от Канарского берега до мыса Коморин и находится между 7°30»> и 12° северной широты и примерно на 75° восточной долготы, считая от Лондонского меридиана. Исконные туземцы – язычники, но среди них ныне обитает много магометан, кои заняты торговлей и обычно богаты. На том же побережье, но в области, лежащей далее к северу, расположены Гоа, Сурат, Бомбей, где устроили свои поселения англичане, голландцы и португальцы[109].
Сюда наши пираты пришли, свершив путешествие вкруг половины земного шара, подобно тому, как псалмопевец сказал о бесах: «Окружили меня… как лев, алчущий добычи и рыкающий»[110]. Они захватили несколько местных кораблей – остендеров, сиречь индийцев, и одно европейское – голландский корабль, которым заменили один из своих, и затем возвратились на Мадагаскар.
Там они отрядили нескольких человек из команды на берег с палатками, порохом и дробью, дабы заготовить свиней, оленины и прочей такого рода свежей провизии, кою в изобилии предоставляет остров, и тем пришла в голову прихоть отыскать остатки команды Эвери, которая, как они знали, поселилась где-то на острове.[ – – ]В соответствии с тою прихотью часть из них странствовала несколько дней, не собрав об оной команде никаких известий, и с тем принуждена была вернуться, впустую потратив усилия, ибо те люди осели на другой стороне острова, как было отмечено в главе об Эвери.
Приведя в порядок свои корабли, они оставались там после того недолгое время и поплыли к Иоганне. Повстречав два английских корабля и один остендер, выходящие из той гавани, один из них они после отчаянного сопротивления захватили, подробности какового действия пространно изложены в нижеследующем послании, писанном капитаном того корабля из Бомбея.
Письмо капитана Макрэ из Бомбея от 16 ноября 1720 года
После того, как остров Провиденс заселен был английским правительством, а пираты сдались по амнистии Его Величества[107], капитан Инглэнд отплыл к африканскому берегу, где захватил несколько кораблей и судов, в числе которых у берегов Сьерра-Леоне взял сноу «Кадоган», приписанный к Бристолю, капитан же его, некий Скиннер, бесчеловечно убит был несколькими из пиратской команды, кои недавно еще были его собственными людьми и служили на названном судне. Как следует полагать, между ними произошла какая-то ссора, так что Скиннер счел подходящим удалить сих товарищей на военный корабль и в то же время отказался выдать им их жалованье. Вскоре после того они нашли способ дезертировать с военной службы и, нанявшись на шлюп в Вест-Индии, были захвачены пиратами, доставлены на остров Провиденс и плавали по той причине с капитаном Инглэндом.
Лишь только Скиннер сдался пиратам, ему было приказано явиться к ним на борт в своей шлюпке, что он и сделал, и первым, кто попался ему на глаза, оказался старый его старшина шлюпки, который уставился ему в лицо, будто злой гений, и приветствовал его таким манером:
– А, капитан Скиннер! Вы ли это? Вот кого я желал увидеть; я пред вами в великом долгу, и теперь уплачу за все вашею собственною монетой.
У бедняги все поджилки затряслись, когда обнаружил он, в какую компанию попал. И он устрашился грядущих событий, ибо имел к тому достаточно оснований; потому что рулевой тут же позвал своих сообщников, схватил капитана и крепко привязал его к брашпилю, и там они забросали его стеклянными бутылками, кои изрезали его ужасающим образом. После чего они гоняли его кнутом по палубе, покуда не устали, оставаясь глухими ко всем его мольбам и посулам. И наконец сказали они: поскольку он был хорошим командиром своим людям, то умрет легкой смертью; и тогда прострелили ему голову. Они взяли со сноу немного вещей, но само судно и весь его груз отдали Хоуэллу Дэвису, помощнику капитана, и оставшейся части команды сноу, как будет позднее изложено в главе о капитане Дэвисе.
Капитан Инглэнд захватил корабль под названием «Жемчужина» (капитан – коммандер Тизард), на который поменял свой шлюп, приспособил его для пиратских целей и заново окрестил, наименовав «Ройял Джемс», на коем и захватил несколько кораблей и судов различных стран у Азорских островов и островов Зеленого Мыса.
Весной 1719 г. бродяги вернулись к Африке и, начиная от реки Гамбия, поплыли вдоль всего побережья. И между нею и мысом Корсар захватили нижеперечисленные корабли и суда.
Пинк «Орел», под командованием капитана Риккетса, приписанный к Корку, захвачен 25 марта, имея на борту 6 пушек и 17 человек команды, из коих 7 сделались пиратами.
«Шарлотта» капитана Олдсона, из Лондона, захвачена 26 мая, имея на борту восемь пушек и 18 человек команды, из коих 13 сделались пиратами.
«Сара» капитана Станта, из Лондона, захвачена 27 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 3 сделались пиратами.
«Бентворт» капитана Гарденера, из Бристоля, захвачен 27 мая, имея на борту 12 пушек и 30 человек команды, из коих 12 сделались пиратами.
Шлюп «Олень» капитана Силвестра, из Гамбии, захвачен 27 мая, имея на борту 2 пушки и 2 человека команды, и оба сделались пиратами.
«Картерет» капитана Сноу, из Лондона, захвачен 28 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.
«Меркурий» капитана Мэгготта, из Лондона, захвачен 29 мая, имея на борту 4 пушки и 18 человек команды, из коих 5 сделались пиратами.
Галера «Робкий» капитана Крида, из Лондона, захвачена 17 июня, имея на борту 2 пушки и 13 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.
«Элизабет и Кэтрин» капитана Бриджа, с Барбадоса, захвачена 27 июня, имея на борту 6 пушек и 14 человек команды, из коих 4 сделались пиратами.
Пинк «Орел», который держал путь свой на Ямайку, и «Сару» – в Виргинию, и «Олень» – в Мериленд, они отпустили, но «Шарлотту», «Бентворт», «Картерет» и галеру «Робкий» предали огню, а «Меркурий» и «Элизабет и Кэтрин» приспособлены были под пиратские корабли. Первый теперь носил название «Месть королевы Анны» и был отдан под командование некоему Лэйну, второй же был назван «Летучим Королем», а капитаном на нем назначили Роберта Сэмпла. Сии двое оставили Инглэнда у побережья и направились в Вест-Индию, где взяли несколько призов, почистились и починились, и в ноябре поплыли в Бразилию. В тамошних водах они захватили несколько португальских кораблей, учинивши великое множество бед и ущерба, но в самый разгар их предприятий португальский военный корабль, обладавший превосходными мореходными качествами, явился к пиратам весьма нежеланным гостем и пустился за ними в погоню. «Месть королевы Анны» убежала, но малое время спустя погибла на сем побережье. А «Летучий король», сочтя себя уже погибшим, выбросился на берег; на борту его было в ту пору 70 человек, 12 из которых было убито, а остальные пленены. Из числа пленных португальцы повесили 38, из коих 32 были англичане, трое – голландцы, двое – французы, а один – их собственной нации.
Инглэнд же, спускаясь далее вдоль побережья, захватил галеру «Петерборо» из Бристоля капитана Оуэна и «Победу» капитана Ридаута. Первую он удержал у себя, последнюю же ограбил и отпустил. На рейде мыса Корсар они увидали два парусника, стоявших на якоре, но прежде чем могли достигнуть их, те подняли якоря и подошли близко к крепости мыса Корсар. То были «Видах» капитана Принса и «Джон» капитана Райдера. Пираты на это устроили брандер из судна, которое недавно захватили, и попытались сжечь их, будто они были обычные враги, и если бы даже сие подействовало, то пираты не смогли бы извлечь для себя ни фартинга пользы. Но поскольку из крепости по ним слегка постреливали, они убрались и поплыли далее, к рейду Видаха, где обнаружили другого пирата, капитана Ла Буше[108], который, явившись в оное место до прибытия Инглэнда, парализовал торговлю и весьма разочаровал тем своих собратьев.
После того афронта капитан Инглэнд направился в гавань, почистил и поправил свой корабль и приспособил для пиратских деяний «Петерборо», который наименовал «Победа». Пираты жили там в великом буйстве и распутстве сколько-то недель, позволяя себе вольности с негритянками и свершая столь возмутительные поступки, что дошли до открытой вражды с туземцами, из коих они нескольких убили, а один из их городов предали огню.
Когда же пираты вышли в море, то стали голосовать, какой путь им избрать далее, и поскольку большинство их стремилось в Ост-Индию, они проложили свой курс соответственно тому желанию и в начале 1720 года прибыли на Мадагаскар. Они оставались там недолго, но, набравши воды и провизии, отплыли к Малабарскому берегу – прекрасной и плодороднейшей из ост-индских земель, что принадлежит Могольской империи, но непосредственно подчиняется собственным своим князьям. Земля сия простирается от Канарского берега до мыса Коморин и находится между 7°30»> и 12° северной широты и примерно на 75° восточной долготы, считая от Лондонского меридиана. Исконные туземцы – язычники, но среди них ныне обитает много магометан, кои заняты торговлей и обычно богаты. На том же побережье, но в области, лежащей далее к северу, расположены Гоа, Сурат, Бомбей, где устроили свои поселения англичане, голландцы и португальцы[109].
Сюда наши пираты пришли, свершив путешествие вкруг половины земного шара, подобно тому, как псалмопевец сказал о бесах: «Окружили меня… как лев, алчущий добычи и рыкающий»[110]. Они захватили несколько местных кораблей – остендеров, сиречь индийцев, и одно европейское – голландский корабль, которым заменили один из своих, и затем возвратились на Мадагаскар.
Там они отрядили нескольких человек из команды на берег с палатками, порохом и дробью, дабы заготовить свиней, оленины и прочей такого рода свежей провизии, кою в изобилии предоставляет остров, и тем пришла в голову прихоть отыскать остатки команды Эвери, которая, как они знали, поселилась где-то на острове.[ – – ]В соответствии с тою прихотью часть из них странствовала несколько дней, не собрав об оной команде никаких известий, и с тем принуждена была вернуться, впустую потратив усилия, ибо те люди осели на другой стороне острова, как было отмечено в главе об Эвери.
Приведя в порядок свои корабли, они оставались там после того недолгое время и поплыли к Иоганне. Повстречав два английских корабля и один остендер, выходящие из той гавани, один из них они после отчаянного сопротивления захватили, подробности какового действия пространно изложены в нижеследующем послании, писанном капитаном того корабля из Бомбея.
Письмо капитана Макрэ из Бомбея от 16 ноября 1720 года
Мы прибыли на Иоганну(остров недалеко от Мадагаскара) 25 июля, под конец дня, вместе с «Гринвичем»; войдя туда, дабы дать нашим людям отдохнуть, мы обнаружили 14 пиратов, кои явились в каноэ с Майотты, где получил пробоину в днище и погиб пиратский корабль, к которому они принадлежали, направлявшийся от побережья Гвинеи в Ост-Индию, а именно – «Индийская королева», грузоподъемностью в двести пятьдесят тонн, о двадцати восьми пушках, на борту было 90 человек под командою капитана Оливера де Ла Буше. Они сказали, что оставили капитана и 40 человек из их команды строить новый корабль, дабы исполнить свой дьявольский замысел. Мы же с капитаном Кирби, рассудив, что было бы большою услугою Ост-Индской Компании уничтожить такое гнездо разбойников, 17 августа около восьми часов утра уже готовились с этою целью к отплытию, как обнаружили два пиратских корабля, держащих курс в бухту Иоганны – один о тридцати четырех, а другой о тридцати пушках. Я немедля явился на борт «Гринвича», где, казалось, весьма усердствовали в приготовлениях к бою, и вскорости покинул капитана Кирби, обменявшись с ним обещаниями стоять друг за друга. Затем я отдал швартовы, поднял паруса и послал вперед себя две шлюпки, дабы они подтащили меня вплотную к «Гринвичу», но тот, оказавшись на открытой волне и подгоняемый бризом, счел за лучшее припустить от меня прочь. Увидевши это, остендер, бывший с нами в компании, о 22 пушках, поступил подобным же образом, хоть капитан и уверял от всего сердца, что вступит в бой вместе с нами; и думается мне, он оказался бы на высоте и сдержал данное им слово, если бы капитан Кирби сдержал свое. Около половины первого пополудни я несколько раз призывал «Гринвич», дабы тот приблизился и помог нам, и давал ему сигнальный залп, но тщетно. Ибо – хоть мы и не сомневались, что он присоединится к нам, поскольку он, удалившись на лигу от нас, положил корабль в дрейф и наблюдал, – все же и он, и остендер бесчестно бросили нас и покинули в схватке с варварами и бесчеловечными врагами, с их черными и кровавыми флагами, развевавшимися вокруг нас, не оставив даже призрачной надежды избежать того, чтобы быть изрезанными на куски. Но Бог, в благом Своем провидении, предопределил иначе. Ибо, невзирая на их превосходство, мы вели бой с ними обоими на протяжении трех часов, за каковое время больший из них получил несколько ядер между ветром и водою[111], что заставило его держаться позади меньшего, дабы устранить течь. Второй же, прилагая все возможные усилия, чтобы взять нас на абордаж, более часа пытался подгрести к нам на веслах[112] длиною в половину нашего корабля; но по милости фортуны мы разнесли все их весла ядрами на куски, что воспрепятствовало им и вследствие того спасло наши жизни.
Около 4 часов, когда большая часть офицеров и матросов, несших службу на юте, была убита или ранена, больший корабль стал со всяческим усердием сближаться с нами и, еще находясь на расстоянии целого кабельтова, осыпал нас частыми бортовыми залпами; и, не надеясь более на то, что капитан Кирби придет к нам на помощь, мы попытались спастись, бежав на берег. И хотя осадка наша была на четыре фута больше, чем у пиратов, Богу угодно было, чтобы они крепко засели на мели, тогда как мы счастливо миновали ее по высокой воде; так их вторично постигло разочарование при попытке взять нас на абордаж. Здесь у нас случилась еще более ожесточенная схватка, чем прежде. Все мои офицеры и большинство матросов вели себя с неожиданною храбростью, а поскольку мы, к тому же, имели значительное преимущество, будучи обращены бортом к его носу[113], мы причинили ему великий ущерб, так что, явись тогда капитан Кирби, мы бы, полагаю, захватили обоих, ибо один из них уже был точно наш. Но второй пиратский корабль (который все еще обстреливал нас), видя, что «Гринвич» не выказывает намерений помочь нам, послал своему сообщнику в подкрепление три шлюпки, полные свежих людей. Около пяти часов вечера «Гринвич» явственно взял курс прочь в открытое море, оставив нас отчаянно бороться за жизнь в самых челюстях у Смерти; приметив сие, второй пиратский корабль, который был на плаву, произвел разворот и зашел против ветра под нашу корму. Поскольку к тому моменту многие из моих людей были убиты или ранены[114], и более нельзя было надеяться, что разъяренные варвары-победители не перебьют нас всех поголовно, я приказал единственное, что оставалось: садиться в баркас под прикрытием дыма наших пушек. Таким образом, к семи часам, кто на лодках, а кто вплавь, большинство из нас смогло достигнуть берега. Когда же пираты поднялись на борт, они разрезали на куски троих наших раненых. Я, вместе с немногими моими людьми, со всею возможной поспешностью направился в Кингстаун, что был в двадцати пяти милях от нас, куда прибыл на следующий день, полумертвый от усталости и потери крови, ибо был тяжело ранен в голову мушкетною пулей.
В том городе я узнал, что пираты объявили среди местных жителей награду в 10 000 долларов за то, чтобы выдать меня им, на что многие согласились, хотя и знали, что на моей стороне король и все здешние власти. Тем временем я велел распространить известие, будто я умер от ран, что сильно уменьшило их ярость. Дней десять спустя, порядком оправившись и надеясь, что злость наших врагов почти прошла, я стал размышлять над безрадостным положением, в кое мы были низвергнуты, будучи в месте, откуда не имели надежды найти пути домой, причем все мы, с позволения сказать, были наги, ибо не имели времени прихватить сменную рубашку или пару башмаков.
Я получил дозволение взойти на борт пиратского корабля и заверения в безопасности, ибо некоторые из их главарей знали меня, а кое-кто из них и плавал со мною, в чем я усмотрел великое преимущество; потому что, невзирая на все обещания, некоторые из них разрезали бы на кусочки и меня, и всех, кто не пошел к ним, когда б не главный из их капитанов, Эдвард Инглэнд, и несколько других, кого я знал. Они собирались сжечь один из своих кораблей, который мы так сильно искалечили, что он был уже непригоден для их надобностей, и приспособить вместо нее «Кассандру»[115]. Но я столь искусно менял галсы, что к концу встречи они подарили мне упомянутый разбитый корабль, который был голландской постройки, назывался «Фантазия» и имел грузоподъемность около трехсот тонн, а сверх того 129 тюков одежд, принадлежавших Компании[116], хотя из моей одежды не вернули мне ни клочка.