Страница:
— Это просто эпидемия! — всплеснул руками Гроссман. — Я еще не успел досимулировать свою космическую болезнь, как заболевает эта девица. Так, пожалуй, нам перестанут верить.
— За это не бойтесь, мы живем в гуманный век. А, в общем, вы правы, симуляция стала бичом судопроизводства.
— Судопроизводство меня волнует меньше всего, — угрюмо возразил он.
И совсем неожиданным был звонок от Изиды. Полунамеками она давала понять мне, что неплохо было бы навестить больную. Дескать, Гретте неловко звонить мне, и девушка ни о чем таком Изиду не просила, но на то она и владычица слов, чтобы понимать все без них.
К Греттиной каюте тянулась вереница свободных от смены шахтеров, кто-то нес коробку конфет, кто-то апельсины, кто-то цветы, сорванные вопреки запрету в местной оранжерее. Шахтеры во весь голос клеймили физиков, которые «ни себе, ни людям».
Дождавшись своей очереди (как я избежал драки — разговор отдельный), я вошел к ней в каюту. Укрытая светло-голубым покрывалом, Гретта, вытянувшись, лежала на кровати. Знакомый спец из Отдела Информационной Безопасности как-то сказал, что «нет ничего захватывающей, чем дешифровка шелковых складок, модулированных линиями тела». Шифровальщики любят выражаться витиевато.
— Это опять вы! — бархатистые ресницы затрепетали, как крылья мотылька, опасно приблизившегося к свече, глаза — черно-серо-белые мишени моего взора — закатились так, что хоть иди за стамеской, которой, кстати, я однажды вылечил одну механическую куклу, игравшую с моей племянницей в «красавицу и офтальмолога» на интерес, обернувшийся для куклы западением глазного яблока.
— Где болит, показывайте.
У нее болело все, включая совесть. Физики были так любезны, согласившись устроить для них экскурсию, а она всех подвела — и физиков и друзей. Приходил доктор, нашел, что у нее растяжение. И зачем ей только взбрело в голову прыгать чрез два пролета, слабая гравитация не помешала ей угодить ступней между стоек лестничных перил.
Она опустила глаза. Чтобы увидеть кончики пальцев на ногах, ей нужно было положить под голову еще одну подушку. Так я ей и сказал.
— Ах, это комплимент! — догадалась она прежде, чем я пустился в объяснения, касающиеся топографии складок и выпуклостей на ее покрывале, в которых, как опытный топограф и диагност, я разобрался без труда.
Откинув покрывало, она поднялась и опустила ноги на пол. Честно говоря, я надеялся на большее — в смысле, на меньшее, — если говорить об одежде. Черное трико, разделенное на две части загорелой полоской живота с @-образным пупком, позволило мне сверить воображаемое с действительным, утвердив преимущество за последним, и вызвав легкую ностальгию по первому.
— Почти прошла, — она ступила на «больную» ногу. Чтобы не перепутать, которая из ног больная, левая щиколотка была забинтована. Отстранив меня, она сделала два шага, ойкнула и вернулась на койку.
— Дайте мне… там, на столике…
Ее указательный палец почему-то трясся — так, словно она хотела вытрясти из него позабытые названия предметов. На столике у изголовья лежали кучкой бинты, мазь, бутылочка с каким-то маслом и обезболивающий спрей. Я сгреб все это и дал ей в руки. Сидя на кровати, Гретта наклонилась и подергала бинт на ноге.
— Туго очень. Вы не могли бы его снять? Я хочу положить мазь и снова замотать.
Натурально, я припал на колено и занялся ее ногой. Узкая ступня с высоким подъемом целиком уместилась в моей ладони. Я в известном смысле занервничал, а Гретта, положив руки мне на плечи, это дело усугубила. Прикосновение ее ладоней разделило мое тело на два полюса, левый и правый, между ними помчались электрические заряды, задевая сердце, легкие и, наконец, голосовые связки, отчего мой голос вдруг сделался простуженным.
— Если вы задумали все это, чтобы добраться до моего горла, то считаю своим долгом предупредить, что ваша пятка у меня под рукой.
— Я не боюсь щекотки… ой!!!
Острое колено пронеслось в сантиметре от подбородка. Попади она точно, ей бы не пришлось больше симулировать: о мой подбородок чего только не ломали, список нанесенных им травм составил бы медицинскую карту среднестатистического покойника.
— Вы надавили на больное место!
Место, названное больным, было красноватым и припухлым. На контрольной, правой ступне был надет носок, поэтому я бы не стал гарантировать, что красноватая припухлость на щиколотках не является семейным признаком Вайнбергов.
— Извините, я нечаянно. Что вы там делаете?
Греттины руки, почти сомкнувшись у меня на шее, производили за моей спиной какие-то манипуляции. Я почувствовал запах цветочного масла. Голова пошла кругом. Встал вопрос, чего бы еще ей разбинтовать. Варианты ответа маячили перед глазами в легкой дымке.
— Не беспокойтесь, это масло…
— Что именно у вас не скользит?
— Фу, не ожидала от вас… — Она оттолкнула меня локтями, потому что руки были заняты медикаментами. — Дальше я сама.
Сама так сама. Не меняя, в целом, позы, я отодвинулся. Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — громко сказала она.
В дверь просунулась шахтерская голова, смерила нас взглядом, оценила ситуацию и спросила:
— Помощь нужна?
— Нет, — сказали мы хором. Состроив мерзкую гримасу, голова исчезла.
Я поднялся с колен и отошел к двери. Никуда не торопясь, Гретта занималась самолечением. Запищал комлог. Убавив звук, я поднес комлог к уху и ответил, что слушаю. Мой собеседник явно не оставлял надежды вернуться в детский хор.
— Это Фиш, — произнес тоненький голосок. — С кем я говорю?
— Вы где?
— На орбите. С кем я…
— Секундочку.
Гретта изо всех сил делала вид, что ей не интересно, с кем я разговариваю. В таком случае, она не будет возражать, если я выйду? Да ради бога! (В этом коротком диалоге мы обошлись жестами.)
В коридоре было пусто. Я отошел от двери на несколько метров.
— Это Ильинский. Это я вам писал по поводу роботов. Говорите.
— Ильинский ваше настоящее имя?
— Не знаю. Надо будет спросить у родителей.
— Вы написали, что встречу следует перенести с Ло-Семь куда-нибудь в другое место.
— Сначала избавьтесь от О’Брайена. Он ждет вас в Ло-Один. Ордера на обыск у него нет, тем не менее, он настроен воинственно. Рекомендую не сопротивляться.
— Я понял вас. Следующий звонок сделаю с базы.
— Продумайте, где организовать встречу. Предупреждаю: если место мне не понравится, я сам его выберу.
— Условия диктуете вы, — смиренно пропищал Фиш и вздохнул.
— Не вздыхайте, все обойдется. До встречи.
Мимо пробежала девушка, невысокая и кругленькая. Пробегая, она сказала:
— Забавная курточка, — хихикнула и убежала.
Вот уж не ожидал, что кому-то есть дело до моей одежды. Ничего забавного я в своей куртке не находил: темно-серая, с кучей карманов, длиной как раз чтобы спрятать «ремингтон» без приклада, из перелицованного скафандра, но об этом знают всего три человека… нет, теперь уже только два, включая меня.
Гретта стояла в дверях, опираясь о косяк, свежеперебинтованную ногу она подогнула, как цапля. Взгляд у нее был угрюмым.
— Мне зайти? — спросил я, сделав два шага в ее сторону.
— Зачем?
— Поговорим о том, как вы выдаете себя то за журналистку, то за рослого блондина, то за любительницу уфологии.
— Тсс! — Она приложила палец к губам. — Не сейчас. Вечером. Я вам позвоню. — Ее лицо подобрело, и она послала мне воздушный поцелуй. Я подставил ему щеку.
До вечера что-то должно было случиться… Знает ли она о Фише? Если да, то она ждет нашей с ним встречи. Ждет, чтобы ее испортить.
Фиш позвонил в четверть шестого. Звонок застал меня у Изиды, от которой я не добился ничего путного. Брайт наотрез отказался со мной разговаривать.
— О’Брайен улетел десять минут назад, — сказал Фиш.
— Как вы его отшили?
— Он вскрыл мои контейнеры без ордера. У него был список каких-то роботов, якобы украденных. Ничего не найдя, он сказал, что кое-кому придется плохо. Мне почему-то кажется, что вам. Я выдвинул ультиматум: либо он сейчас же убирается с Ло, либо я подаю официальный иск за незаконный обыск. О’Брайен давно ходит по грани, и, выдвини я этот иск, капитана тут же вышвырнут из полиции. Он фанатик, а фанатики никому не нравятся, сейчас не их время. В полицию нравов его перевели из таможни — не сработался, так сказать, с коллективом.
— Вы из-за него сделали крюк, полетев на Ло через Терминал?
— Да из-за кого же еще! Мне доложили, что он туда подался. У капитана хватило бы глупости задержать погрузку контейнеров на корабль.
— Когда и где вас ждать?
— Сейчас пять пятнадцать, я уже вылетаю, значит, где-то около шести я буду у вас. Давайте, ровно в шесть на нижнем уровне стартового стола, у платформы. Знаете, где это?
— Найду. Вы будете один?
— Один. А вы?
— Тоже. Но в принципе у меня есть напарник, поэтому если вы вздумаете…
— Не объясняйте, я все понимаю.
Кроме робота, потребую у Фиша немного понятливости для моего напарника. В течение второй половины дня Гроссман раз в пятнадцать минут спрашивал меня, не звонил ли Фиш. Не верил, если я говорил «нет». Когда же я сказал «да» и передал содержание разговора, Гроссман заявил, что пойдет со мной.
— Нет, вы останетесь в жилом секторе. Во-первых, идти вдвоем небезопасно. За себя-то я не боюсь, но защитить, и себя и вас мне будет труднее. Сидя здесь, вы меня подстрахуете. Я скажу Фишу, что должен звонить вам, ну, к примеру, раз в десять минут. Если он не дурак, — а дураком-то он мне не показался, — то будет вести себя смирно. Это во-первых. Во-вторых, вы присмотрите за Греттой. Если она покинет этаж, вы дадите мне знать и как-нибудь ее задержите.
— Как я смогу ее задержать?
— Подставьте ей подножку. Цельтесь в левую, она уже забинтована.
— Дьявольщина! — выругался он, — это последний раз, когда я вас слушаю.
29
— За это не бойтесь, мы живем в гуманный век. А, в общем, вы правы, симуляция стала бичом судопроизводства.
— Судопроизводство меня волнует меньше всего, — угрюмо возразил он.
И совсем неожиданным был звонок от Изиды. Полунамеками она давала понять мне, что неплохо было бы навестить больную. Дескать, Гретте неловко звонить мне, и девушка ни о чем таком Изиду не просила, но на то она и владычица слов, чтобы понимать все без них.
К Греттиной каюте тянулась вереница свободных от смены шахтеров, кто-то нес коробку конфет, кто-то апельсины, кто-то цветы, сорванные вопреки запрету в местной оранжерее. Шахтеры во весь голос клеймили физиков, которые «ни себе, ни людям».
Дождавшись своей очереди (как я избежал драки — разговор отдельный), я вошел к ней в каюту. Укрытая светло-голубым покрывалом, Гретта, вытянувшись, лежала на кровати. Знакомый спец из Отдела Информационной Безопасности как-то сказал, что «нет ничего захватывающей, чем дешифровка шелковых складок, модулированных линиями тела». Шифровальщики любят выражаться витиевато.
— Это опять вы! — бархатистые ресницы затрепетали, как крылья мотылька, опасно приблизившегося к свече, глаза — черно-серо-белые мишени моего взора — закатились так, что хоть иди за стамеской, которой, кстати, я однажды вылечил одну механическую куклу, игравшую с моей племянницей в «красавицу и офтальмолога» на интерес, обернувшийся для куклы западением глазного яблока.
— Где болит, показывайте.
У нее болело все, включая совесть. Физики были так любезны, согласившись устроить для них экскурсию, а она всех подвела — и физиков и друзей. Приходил доктор, нашел, что у нее растяжение. И зачем ей только взбрело в голову прыгать чрез два пролета, слабая гравитация не помешала ей угодить ступней между стоек лестничных перил.
Она опустила глаза. Чтобы увидеть кончики пальцев на ногах, ей нужно было положить под голову еще одну подушку. Так я ей и сказал.
— Ах, это комплимент! — догадалась она прежде, чем я пустился в объяснения, касающиеся топографии складок и выпуклостей на ее покрывале, в которых, как опытный топограф и диагност, я разобрался без труда.
Откинув покрывало, она поднялась и опустила ноги на пол. Честно говоря, я надеялся на большее — в смысле, на меньшее, — если говорить об одежде. Черное трико, разделенное на две части загорелой полоской живота с @-образным пупком, позволило мне сверить воображаемое с действительным, утвердив преимущество за последним, и вызвав легкую ностальгию по первому.
— Почти прошла, — она ступила на «больную» ногу. Чтобы не перепутать, которая из ног больная, левая щиколотка была забинтована. Отстранив меня, она сделала два шага, ойкнула и вернулась на койку.
— Дайте мне… там, на столике…
Ее указательный палец почему-то трясся — так, словно она хотела вытрясти из него позабытые названия предметов. На столике у изголовья лежали кучкой бинты, мазь, бутылочка с каким-то маслом и обезболивающий спрей. Я сгреб все это и дал ей в руки. Сидя на кровати, Гретта наклонилась и подергала бинт на ноге.
— Туго очень. Вы не могли бы его снять? Я хочу положить мазь и снова замотать.
Натурально, я припал на колено и занялся ее ногой. Узкая ступня с высоким подъемом целиком уместилась в моей ладони. Я в известном смысле занервничал, а Гретта, положив руки мне на плечи, это дело усугубила. Прикосновение ее ладоней разделило мое тело на два полюса, левый и правый, между ними помчались электрические заряды, задевая сердце, легкие и, наконец, голосовые связки, отчего мой голос вдруг сделался простуженным.
— Если вы задумали все это, чтобы добраться до моего горла, то считаю своим долгом предупредить, что ваша пятка у меня под рукой.
— Я не боюсь щекотки… ой!!!
Острое колено пронеслось в сантиметре от подбородка. Попади она точно, ей бы не пришлось больше симулировать: о мой подбородок чего только не ломали, список нанесенных им травм составил бы медицинскую карту среднестатистического покойника.
— Вы надавили на больное место!
Место, названное больным, было красноватым и припухлым. На контрольной, правой ступне был надет носок, поэтому я бы не стал гарантировать, что красноватая припухлость на щиколотках не является семейным признаком Вайнбергов.
— Извините, я нечаянно. Что вы там делаете?
Греттины руки, почти сомкнувшись у меня на шее, производили за моей спиной какие-то манипуляции. Я почувствовал запах цветочного масла. Голова пошла кругом. Встал вопрос, чего бы еще ей разбинтовать. Варианты ответа маячили перед глазами в легкой дымке.
— Не беспокойтесь, это масло…
— Что именно у вас не скользит?
— Фу, не ожидала от вас… — Она оттолкнула меня локтями, потому что руки были заняты медикаментами. — Дальше я сама.
Сама так сама. Не меняя, в целом, позы, я отодвинулся. Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — громко сказала она.
В дверь просунулась шахтерская голова, смерила нас взглядом, оценила ситуацию и спросила:
— Помощь нужна?
— Нет, — сказали мы хором. Состроив мерзкую гримасу, голова исчезла.
Я поднялся с колен и отошел к двери. Никуда не торопясь, Гретта занималась самолечением. Запищал комлог. Убавив звук, я поднес комлог к уху и ответил, что слушаю. Мой собеседник явно не оставлял надежды вернуться в детский хор.
— Это Фиш, — произнес тоненький голосок. — С кем я говорю?
— Вы где?
— На орбите. С кем я…
— Секундочку.
Гретта изо всех сил делала вид, что ей не интересно, с кем я разговариваю. В таком случае, она не будет возражать, если я выйду? Да ради бога! (В этом коротком диалоге мы обошлись жестами.)
В коридоре было пусто. Я отошел от двери на несколько метров.
— Это Ильинский. Это я вам писал по поводу роботов. Говорите.
— Ильинский ваше настоящее имя?
— Не знаю. Надо будет спросить у родителей.
— Вы написали, что встречу следует перенести с Ло-Семь куда-нибудь в другое место.
— Сначала избавьтесь от О’Брайена. Он ждет вас в Ло-Один. Ордера на обыск у него нет, тем не менее, он настроен воинственно. Рекомендую не сопротивляться.
— Я понял вас. Следующий звонок сделаю с базы.
— Продумайте, где организовать встречу. Предупреждаю: если место мне не понравится, я сам его выберу.
— Условия диктуете вы, — смиренно пропищал Фиш и вздохнул.
— Не вздыхайте, все обойдется. До встречи.
Мимо пробежала девушка, невысокая и кругленькая. Пробегая, она сказала:
— Забавная курточка, — хихикнула и убежала.
Вот уж не ожидал, что кому-то есть дело до моей одежды. Ничего забавного я в своей куртке не находил: темно-серая, с кучей карманов, длиной как раз чтобы спрятать «ремингтон» без приклада, из перелицованного скафандра, но об этом знают всего три человека… нет, теперь уже только два, включая меня.
Гретта стояла в дверях, опираясь о косяк, свежеперебинтованную ногу она подогнула, как цапля. Взгляд у нее был угрюмым.
— Мне зайти? — спросил я, сделав два шага в ее сторону.
— Зачем?
— Поговорим о том, как вы выдаете себя то за журналистку, то за рослого блондина, то за любительницу уфологии.
— Тсс! — Она приложила палец к губам. — Не сейчас. Вечером. Я вам позвоню. — Ее лицо подобрело, и она послала мне воздушный поцелуй. Я подставил ему щеку.
До вечера что-то должно было случиться… Знает ли она о Фише? Если да, то она ждет нашей с ним встречи. Ждет, чтобы ее испортить.
Фиш позвонил в четверть шестого. Звонок застал меня у Изиды, от которой я не добился ничего путного. Брайт наотрез отказался со мной разговаривать.
— О’Брайен улетел десять минут назад, — сказал Фиш.
— Как вы его отшили?
— Он вскрыл мои контейнеры без ордера. У него был список каких-то роботов, якобы украденных. Ничего не найдя, он сказал, что кое-кому придется плохо. Мне почему-то кажется, что вам. Я выдвинул ультиматум: либо он сейчас же убирается с Ло, либо я подаю официальный иск за незаконный обыск. О’Брайен давно ходит по грани, и, выдвини я этот иск, капитана тут же вышвырнут из полиции. Он фанатик, а фанатики никому не нравятся, сейчас не их время. В полицию нравов его перевели из таможни — не сработался, так сказать, с коллективом.
— Вы из-за него сделали крюк, полетев на Ло через Терминал?
— Да из-за кого же еще! Мне доложили, что он туда подался. У капитана хватило бы глупости задержать погрузку контейнеров на корабль.
— Когда и где вас ждать?
— Сейчас пять пятнадцать, я уже вылетаю, значит, где-то около шести я буду у вас. Давайте, ровно в шесть на нижнем уровне стартового стола, у платформы. Знаете, где это?
— Найду. Вы будете один?
— Один. А вы?
— Тоже. Но в принципе у меня есть напарник, поэтому если вы вздумаете…
— Не объясняйте, я все понимаю.
Кроме робота, потребую у Фиша немного понятливости для моего напарника. В течение второй половины дня Гроссман раз в пятнадцать минут спрашивал меня, не звонил ли Фиш. Не верил, если я говорил «нет». Когда же я сказал «да» и передал содержание разговора, Гроссман заявил, что пойдет со мной.
— Нет, вы останетесь в жилом секторе. Во-первых, идти вдвоем небезопасно. За себя-то я не боюсь, но защитить, и себя и вас мне будет труднее. Сидя здесь, вы меня подстрахуете. Я скажу Фишу, что должен звонить вам, ну, к примеру, раз в десять минут. Если он не дурак, — а дураком-то он мне не показался, — то будет вести себя смирно. Это во-первых. Во-вторых, вы присмотрите за Греттой. Если она покинет этаж, вы дадите мне знать и как-нибудь ее задержите.
— Как я смогу ее задержать?
— Подставьте ей подножку. Цельтесь в левую, она уже забинтована.
— Дьявольщина! — выругался он, — это последний раз, когда я вас слушаю.
29
Выдвижение к взлетно-посадочному столу я начал в половине шестого, мелкими перебежками, проверяя, нет ли хвоста. Гретта, Брайт и Изида сидели по каютам, изредка выходили, чтобы навестить друг друга. Гроссман курсировал между тем лестничным пролетом, где якобы повредила ногу Гретта, и темными воротами, ведущими на минус первый этаж, дальше которых я запретил ему уходить. Путь, который он охранял, был естественным для того, кто решит за мной проследить, но в душе я понимал, что при необходимости Гретта обхитрит моего напарника в два счета. Была мысль установить видеокамеры, но от нее пришлось отказаться, потому что сигнал от камер не пробивал местные стены, а чтобы вывести его на местную коммутационную сеть, нужен был второй комлог, помещенный в непосредственной близости от камер. Второго комлога у меня не было.
Когда вагонетка причалила к платформе, Фиш еще не появился. В пять минут седьмого я занял позицию у пассажирского лифта, больше похожего на шахтовую клеть. Фиш, однако, задумал вычислить своего шантажиста раньше, чем шантажист его заметит, поэтому спустился к месту встречи по запасной лестнице. Вынырнув из темноты в десять минут седьмого, он стал топтаться у вагонеток, мешая пассажирам держать строй во время посадки на этот ненадежный транспорт.
— Хватит мешать людям, — сказал я ему, — пойдемте, поговорим где-нибудь…
Фиш почесал левую кисть, но руки мне не подал.
— Вы Ильинский? — уточнил он.
— Можно просто Федор.
— Хорошо, Федор, — ответил он сдержанно и не поясняя, что он нашел в этом хорошего. — Куда мы пойдем?
— Туда, где роботы. Но сначала покажете мне по карте, где вы их спрятали.
Фиш размышлял. Мы сошли с платформы и углубились в какой-то тоннель, в конце которого вывернули лампочку. Вел, собственно, Фиш, я шел рядом либо позади — в зависимости от ширины проходов.
— О каких роботах вы говорите? — спросил он, замедляя шаг.
— Купленных у «Роботроникса» в мае прошлого года. Вы купили сорок штук, меня интересуют несколько из них. Возможно, только один, возможно, ни одного. Я их заберу, и мы расстанемся с миром.
Он остановился.
— Скажите, какие именно вам нужны, и я доставлю их в любое указанное вами место.
— Если бы все было так просто, я бы не стал сюда тащиться. Роботы находятся в окрестностях Ло-Семь, и я должен их увидеть. Затем я выберу тех, что мне подходят. Это не займет много времени. Куда вы полезли? За картой?
Фиш сунул руку за пазуху и вытащил малютку «бум-бум». В руководстве к этому бластеру забыли дописать «для выжигания по дереву».
— Как вы узнали, что роботы на Ло-Семь? — грозно осведомился он.
Посмейтесь вместе со мной: этот тип вообразил себе, что если он наведет на меня бластер, то я тут же брошусь перед ним на колени. Было два выхода: либо отнять у него игрушку, либо пожаловаться Гроссману. Я не сторонник насилия, поэтому для начала напомнил ему:
— Я предупреждал вас, что я не один.
— Все так говорят.
— Хотите поговорить с моим партнером?
— Если вы не против.
Он взял в левую руку комлог, и я продиктовал ему координаты Гроссмана.
— Кто это?.. Нет, дело-то как раз мое… Это Фиш… Да, рядом…
— Привет, — сказал я громко, — сейчас меня держат на мушке, но скоро все уладится.
Гроссман что-то отвечал и, видимо, отвечал убедительно. Фиш выключил связь и убрал бластер во внутренний карман куртки.
— Где-то я же слышал этот голос, — проговорил он.
— Вы не умеете обращаться с оружием, — я протянул руку, — дайте мне бластер. В знак благодарности я расскажу вам, как мы вычислили роботов.
«Бум-бум» перекочевал в мой карман, а Фиш приготовился слушать. Ничего не утаивая, я пересказал ему все наши дедуктивные выкладки.
— Неплохо, — сказал он и двинулся обратной дорогой.
— Видимо, — предположил я, — до сего момента мы шли туда, где легче всего спрятать труп.
Фиш тяжело вздохнул.
— Всегда знал, что не способен на… на это…
— Сожалеете?
— Да нет, пожалуй. В мире наблюдается разделение труда: одни умеют убивать, другие шантажировать, третьи зарабатывают деньги для первых и вторых. Каждому свое, но, как там сказано у классика, «ворюга мне милей, чем кровопийца»… А ведь я даже не ворюга, — плаксивым голосом дополнил он классика. Мысленно уже расставшись с роботами, Фиш жаждал хотя бы сочувствия. Я заметил:
— Вы получаете информацию от чиновников. Готов спорить, что не за бесплатно.
— Помилуйте, какая информация! Чиновники живут одним днем, сегодня они не знают, какое решение примут завтра. А я, как вы видите, спрогнозировал события чуть ли не за год. Моя интуиция никогда меня не подводила, не подведет и на этот раз. Не буду прикидываться святым, я действительно использую свои связи в правительстве, но это только вспомогательное средство, главное же — это интуиция и воля — воля не побояться вложить деньги в рискованное дело. И это, замечу я вам, созидательная воля, а не, как там, виллецурмахт и прочее дерьмо…
— С учетом стоимости хранения, вы вложили немало. Придется продавать роботов втридорога. Думаете, станут покупать?
— Сразу видно, что вы не бизнесмен. (Сколько раз я уже это слышал?) Вы говорите о сиюминутной прибыли, я же смотрю в перспективу. Первых роботов мы будем продавать ниже себестоимости, но зато завоюем рынок. Продадим двадцать тысяч, а заказов возьмем на двести, и это, по моим расчетам, только за первые три недели после отмены того нелепого закона. Конкуренты только-только успеют раскачаться, а у нас уже все готово — и магазины, и персонал, и сервис. Как вы думаете, сколько мы заработаем за первые полгода продаж?
— Нисколько, если вы не объясните, куда мы направляемся. — Я заметил (но не вдруг), что мы вернулись к тому, с чего начали — к металлическому помосту, испорченному мелкой насечкой.
— Это возле химического комбината.
— Покажите по карте.
Фиш медлил. Внимательно посмотрел мне в глаза.
— Вы заберете роботов и больше не станете выдвигать никаких требований.
— Даю слово.
— Странно, но я вам верю.
Он вывел карту на экран комлога. База Ло-7 располагалась к северу-востоку от космодрома. К юго-востоку, в толще Уранового хребта, находились шахты и химический комбинат. На снимках, сделанных со спутника, был виден его внешний панцирь — стометровая бетонная плита, лежавшая на склоне горы между двух скальных выступов, защищавших комбинат с флангов.
Фиш указал на южный, дальний от космодрома, выступ.
— У его основания есть вход в ангары разведывательной техники. Нам туда.
— Как будем добираться?
— До комбината доедем на подземке, там наденем скафандры и выйдем наружу, обойдем скалу и попадем в ангары.
— А без выхода на поверхность нельзя обойтись?
— Теоретически, можно. Все внутренние помещения соединены тоннелями, но тот, что ведет к нашему хранилищу, сейчас заблокирован.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно набрел на моих роботов.
— Под каким предлогом вы заняли этот ангар?
— Настройка и текущее обслуживание ботов. Вас интересуют детали?
— Не слишком. Сколько времени займет дорога?
— Полчаса… минут сорок максимум.
— Хорошо, отправляемся сейчас же. Вот только вызову подкрепление…
Лицо коммерсанта перекосилось от страха.
— Я имел в виду своего партнера, — пояснил я и вызвал Гроссмана. Тот примчался через десять минут. На его примере я, наконец, понял, что означает выражение «бежать впереди паровоза», — если под паровозом подразумевать самоходную тележку подземного монорельса. Еще перед стартом, который был очень и очень низким, он успел доложить мне, что конкуренты демонстрируют подозрительную беспечность: сидя в столовой, дамы позволяют шахтерам угощать себя запрещенным на базе алкоголем, а актер завоевывает местную публику пересказом свежих анекдотов.
— Как Гретта смотрится на костылях? — спросил я.
— На костылях я ее не видел, но на руках у одного верзилы она смотрится прекрасно.
— Пусть там и остается. Надеюсь, он крепко ее держит.
От волнения Гроссман не мог удержать в руках заветный чемоданчик, с его лба градом катился пот, подбородок подергивался, как будто кибернетик все еще бежал по шпалам. Разумеется, Фиш узнал в нем посетителя, приходившего к нему в офис на Эрме.
— Я обязан был предчувствовать, что вы еще объявитесь, — сказал он.
Мы погрузились в вагонетку, следовавшую к шахтам и химкобинату.
Слушать, как вагонетка скрежещет металлом по стеклу, было невыносимо.
— Миллиард, — сказал я, ибо единственный способ пережить этот скрежет заключается в том, чтобы поговорить о чем-нибудь насущном.
— У меня столько нет, — съежился Фиш и скосил взгляд на тянувшийся вдоль пути высоковольтный провод.
— Вы спросили, сколько у вас будет. Я ответил: миллиард.
Фиш передумал бросаться (или бросать меня) на провод.
— Ну, — заметно польщенный ответил он, — не так много, либо не так сразу. Одну или две десятых от той суммы, которую вы назвали, мы, конечно, заработаем. А вы, как вижу, мыслите только миллиардами. Это еще один признак человека, далекого от бизнеса. Миллиарды складываются из миллионов, и думать нужно о них, в противном случае не заработаешь и сотни.
— И вы все время о них думаете…
— Ага, — кивнул он, — понимаю ваш тон… брезгливость… презренный металл и все такое… золото делит людей на богатых и бедных, порождает неравенство, несправедливость, и, как следствие, оно порождает зло. Те, кто так рассуждают, ставят все с ног на голову. Несправедливость не в том, что люди делятся на богатых и бедных, а в том, что люди рождаются разными. А деньги, напротив, способны уменьшить различия, доставшиеся людям от рождения. И в этом заключена их великая моральная ценность и, даже можно сказать, нравственное предназначение. Человек, родившийся некрасивым, но заработавший миллион — другой, завоюет расположение женщин. К мнению филантропа прислушаются академики, которые появились на свет вундеркиндами, но которые теперь пользуются его деньгами, чтобы проводить какие-то исследования. И, наконец, что, как не деньги, уничтожили тот способ правления, кода власть передается по наследству? Деньги — единственная вещь, которую можно получить одним только трудом, стремиться к ним — это выход, моральная отдушина для тех, кто не родился гением, либо наследным принцем. Попробуйте доказать, что я не прав…
Его нужно было поддержать, и я с ним согласился. Гроссман ловил каждое наше слово и мрачнел на глазах.
Ярко освещенный свод поглотил ненавистный звук. Скрежет сменился вялым похрапыванием, вагонетка замедлила ход.
— Приехали, — сказал Фиш снова дискантом, ибо успел, завершив речь, неслышно прокашляться. — С бластером вас не пропустят.
— Как же мы поступим?
— Отдайте его мне, а я сдам его охране.
Я вернул оружие. На крупную дичь с «бум-бумом» не ходят. Чтобы убить из него, к примеру, робота, нужно сначала заставить робота его съесть, но как это сделать, черт его знает.
Охранник встретил Фиша вежливой улыбкой. Просьба выдать нам пропуск вызвала у стража недовольное удивление, подобное тому, что возникает на лице Ларсона, когда просишь у него двадцатку до получки. Фиш объяснил, что мы не пойдем дальше безобидной зоны «С» (у него самого пропуск был вплоть до «А»). Я внес свою лепту, растолковав тупице, что снимок на моей идентификационной карточке надо сличать с моей же физиономией, а не с физиономией Гроссмана, и с его карточкой… да, поступать аналогично.
— Откуда этот умник? — спросил охранник у Фиша.
— С Фаона.
— Оно и видно. — И отработанным движением охранник поставил дубинку обратно на предохранитель.
У нас отсканировали сетчатку глаз и физиономию в целом, выдали по гостевому жетону с прищепкой и дозиметру. Откалиброванный под тот бардак, что творился на поверхности Ло, дозиметр показывал полный штиль, что в худшем случае означало фон в пятьдесят микрорентген в час. Я не стал перенастраивать шкалу ради такой мелочи.
Миновав проходную, мы вышли в коридор, который выглядел повеселее и поопрятнее, чем коридоры базы.
— Вы дождетесь, — прошептал Гроссман, — что вас не пустят на собственные похороны.
— Буду наблюдать со стороны.
— На вашем месте я бы купил абонемент.
— Разве что в ложу…
Между тем, вспомнилась контрамарка, обещанная анонимом, и его же рекомендация иметь при себе бластер.
По коридору мы дошли до хорошо освещенного тупика и там остановились. Фиш нащупал на стене кнопку; пол под ногами дрогнул и поехал вверх.
Покинули тупик мы этажом выше. Навстречу попадались люди в скафандрах малой защиты, шлемы были отброшены за затылок. В помещении, одна стена которого представляла собой большой шкаф с множеством дверок, Фиш предложил выбрать себе скафандры. Сначала я взял тот же размер, что и Гроссман. Скафандр подходил мне по росту, но жал в плечах, поскольку я не снял куртку, — ее карманы очень удобны для размещения предметов, полезных в детективном деле. Я надел скафандр размером больше. При ношении он требовал определенной внимательности, так как его складки все время норовили задеть за какие-нибудь выступающие предметы. Хуже не бывает ситуации, когда шлюзовой люк зажимает оттопыривающийся кусок скафандра.
После облачения мы прошли два шлюза и медленно открывавшийся люк, похожий на дверь главного сейфа в «Первом Фаонском». Выход в открытый космос либо на поверхность планеты вроде Ло напоминает посещение дантиста: не следует думать о том, что тебя ждет — рано или поздно это дело закончится. Стараясь не спотыкаться и высоко не прыгать, я потопал за Фишем. Гроссман, примерно с теми же мыслями, шел последним.
Труднее всего дался тот участок, куда не добивали ни прожектора, ни эрмское солнце. Фиш, хоть и держался хозяином, но тоже часто останавливался, чтобы с помощью фонаря решить с какой стороны обойти выступ, валун, трещину или корпус старой ракеты. Скальный выступ, возвышавшийся по левую руку, давал неплохой ориентир, поэтому я не боялся, что Фиш заблудится. Но кости мы порастрясли порядком. Через шестнадцать минут после выхода мы ввалились в очередной шлюз.
Было неизвестно, сколько времени займет опознание робота, поэтому мы решили оставить скафандры в специальном предбаннике. Но сначала Гроссман пожелал убедиться, что роботы действительно находятся за той раздвижной дверью, на которую указал Фиш. Согласившись, что это разумно, Фиш открывал дверь с видом режиссера, показывающего свой театр родственникам из провинции. Спеша к ней, кибернетик запутался в снятом наполовину скафандре. По сравнению с тесным предбанником ангар показался огромным. На три четверти он был забит контейнерами, их габариты соответствовали габаритам роботов. Но самым интересным было не это. На свободной от контейнеров площадке стояли, ходили, натыкаясь друг на друга, сидели и лежали роботы. Я насчитал их штук двадцать. Еще два-три десятка выстроились в три ряда вдоль контейнеров, сложенных штабелями до потолка. Все роботы имели стандартную комплектацию: чуть сплюснутый цилиндрический корпус, две руки, две укороченные ноги, навесное оборудование отсутствует. В центре площадки стоял стол с компьютером, за которым работали два человека: невысокий седоватый мужчина и женщина — симпатичная блондинка с тонкими чертами лица. Чем бы они ни занимались, с трудом верилось, что они коллеги. Вероятно, Фиш предупредил их, что приведет с собой двух непрошеных гостей. Оба смотрели на нас с тревожным любопытством, но без удивления.
Когда вагонетка причалила к платформе, Фиш еще не появился. В пять минут седьмого я занял позицию у пассажирского лифта, больше похожего на шахтовую клеть. Фиш, однако, задумал вычислить своего шантажиста раньше, чем шантажист его заметит, поэтому спустился к месту встречи по запасной лестнице. Вынырнув из темноты в десять минут седьмого, он стал топтаться у вагонеток, мешая пассажирам держать строй во время посадки на этот ненадежный транспорт.
— Хватит мешать людям, — сказал я ему, — пойдемте, поговорим где-нибудь…
Фиш почесал левую кисть, но руки мне не подал.
— Вы Ильинский? — уточнил он.
— Можно просто Федор.
— Хорошо, Федор, — ответил он сдержанно и не поясняя, что он нашел в этом хорошего. — Куда мы пойдем?
— Туда, где роботы. Но сначала покажете мне по карте, где вы их спрятали.
Фиш размышлял. Мы сошли с платформы и углубились в какой-то тоннель, в конце которого вывернули лампочку. Вел, собственно, Фиш, я шел рядом либо позади — в зависимости от ширины проходов.
— О каких роботах вы говорите? — спросил он, замедляя шаг.
— Купленных у «Роботроникса» в мае прошлого года. Вы купили сорок штук, меня интересуют несколько из них. Возможно, только один, возможно, ни одного. Я их заберу, и мы расстанемся с миром.
Он остановился.
— Скажите, какие именно вам нужны, и я доставлю их в любое указанное вами место.
— Если бы все было так просто, я бы не стал сюда тащиться. Роботы находятся в окрестностях Ло-Семь, и я должен их увидеть. Затем я выберу тех, что мне подходят. Это не займет много времени. Куда вы полезли? За картой?
Фиш сунул руку за пазуху и вытащил малютку «бум-бум». В руководстве к этому бластеру забыли дописать «для выжигания по дереву».
— Как вы узнали, что роботы на Ло-Семь? — грозно осведомился он.
Посмейтесь вместе со мной: этот тип вообразил себе, что если он наведет на меня бластер, то я тут же брошусь перед ним на колени. Было два выхода: либо отнять у него игрушку, либо пожаловаться Гроссману. Я не сторонник насилия, поэтому для начала напомнил ему:
— Я предупреждал вас, что я не один.
— Все так говорят.
— Хотите поговорить с моим партнером?
— Если вы не против.
Он взял в левую руку комлог, и я продиктовал ему координаты Гроссмана.
— Кто это?.. Нет, дело-то как раз мое… Это Фиш… Да, рядом…
— Привет, — сказал я громко, — сейчас меня держат на мушке, но скоро все уладится.
Гроссман что-то отвечал и, видимо, отвечал убедительно. Фиш выключил связь и убрал бластер во внутренний карман куртки.
— Где-то я же слышал этот голос, — проговорил он.
— Вы не умеете обращаться с оружием, — я протянул руку, — дайте мне бластер. В знак благодарности я расскажу вам, как мы вычислили роботов.
«Бум-бум» перекочевал в мой карман, а Фиш приготовился слушать. Ничего не утаивая, я пересказал ему все наши дедуктивные выкладки.
— Неплохо, — сказал он и двинулся обратной дорогой.
— Видимо, — предположил я, — до сего момента мы шли туда, где легче всего спрятать труп.
Фиш тяжело вздохнул.
— Всегда знал, что не способен на… на это…
— Сожалеете?
— Да нет, пожалуй. В мире наблюдается разделение труда: одни умеют убивать, другие шантажировать, третьи зарабатывают деньги для первых и вторых. Каждому свое, но, как там сказано у классика, «ворюга мне милей, чем кровопийца»… А ведь я даже не ворюга, — плаксивым голосом дополнил он классика. Мысленно уже расставшись с роботами, Фиш жаждал хотя бы сочувствия. Я заметил:
— Вы получаете информацию от чиновников. Готов спорить, что не за бесплатно.
— Помилуйте, какая информация! Чиновники живут одним днем, сегодня они не знают, какое решение примут завтра. А я, как вы видите, спрогнозировал события чуть ли не за год. Моя интуиция никогда меня не подводила, не подведет и на этот раз. Не буду прикидываться святым, я действительно использую свои связи в правительстве, но это только вспомогательное средство, главное же — это интуиция и воля — воля не побояться вложить деньги в рискованное дело. И это, замечу я вам, созидательная воля, а не, как там, виллецурмахт и прочее дерьмо…
— С учетом стоимости хранения, вы вложили немало. Придется продавать роботов втридорога. Думаете, станут покупать?
— Сразу видно, что вы не бизнесмен. (Сколько раз я уже это слышал?) Вы говорите о сиюминутной прибыли, я же смотрю в перспективу. Первых роботов мы будем продавать ниже себестоимости, но зато завоюем рынок. Продадим двадцать тысяч, а заказов возьмем на двести, и это, по моим расчетам, только за первые три недели после отмены того нелепого закона. Конкуренты только-только успеют раскачаться, а у нас уже все готово — и магазины, и персонал, и сервис. Как вы думаете, сколько мы заработаем за первые полгода продаж?
— Нисколько, если вы не объясните, куда мы направляемся. — Я заметил (но не вдруг), что мы вернулись к тому, с чего начали — к металлическому помосту, испорченному мелкой насечкой.
— Это возле химического комбината.
— Покажите по карте.
Фиш медлил. Внимательно посмотрел мне в глаза.
— Вы заберете роботов и больше не станете выдвигать никаких требований.
— Даю слово.
— Странно, но я вам верю.
Он вывел карту на экран комлога. База Ло-7 располагалась к северу-востоку от космодрома. К юго-востоку, в толще Уранового хребта, находились шахты и химический комбинат. На снимках, сделанных со спутника, был виден его внешний панцирь — стометровая бетонная плита, лежавшая на склоне горы между двух скальных выступов, защищавших комбинат с флангов.
Фиш указал на южный, дальний от космодрома, выступ.
— У его основания есть вход в ангары разведывательной техники. Нам туда.
— Как будем добираться?
— До комбината доедем на подземке, там наденем скафандры и выйдем наружу, обойдем скалу и попадем в ангары.
— А без выхода на поверхность нельзя обойтись?
— Теоретически, можно. Все внутренние помещения соединены тоннелями, но тот, что ведет к нашему хранилищу, сейчас заблокирован.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно набрел на моих роботов.
— Под каким предлогом вы заняли этот ангар?
— Настройка и текущее обслуживание ботов. Вас интересуют детали?
— Не слишком. Сколько времени займет дорога?
— Полчаса… минут сорок максимум.
— Хорошо, отправляемся сейчас же. Вот только вызову подкрепление…
Лицо коммерсанта перекосилось от страха.
— Я имел в виду своего партнера, — пояснил я и вызвал Гроссмана. Тот примчался через десять минут. На его примере я, наконец, понял, что означает выражение «бежать впереди паровоза», — если под паровозом подразумевать самоходную тележку подземного монорельса. Еще перед стартом, который был очень и очень низким, он успел доложить мне, что конкуренты демонстрируют подозрительную беспечность: сидя в столовой, дамы позволяют шахтерам угощать себя запрещенным на базе алкоголем, а актер завоевывает местную публику пересказом свежих анекдотов.
— Как Гретта смотрится на костылях? — спросил я.
— На костылях я ее не видел, но на руках у одного верзилы она смотрится прекрасно.
— Пусть там и остается. Надеюсь, он крепко ее держит.
От волнения Гроссман не мог удержать в руках заветный чемоданчик, с его лба градом катился пот, подбородок подергивался, как будто кибернетик все еще бежал по шпалам. Разумеется, Фиш узнал в нем посетителя, приходившего к нему в офис на Эрме.
— Я обязан был предчувствовать, что вы еще объявитесь, — сказал он.
Мы погрузились в вагонетку, следовавшую к шахтам и химкобинату.
Слушать, как вагонетка скрежещет металлом по стеклу, было невыносимо.
— Миллиард, — сказал я, ибо единственный способ пережить этот скрежет заключается в том, чтобы поговорить о чем-нибудь насущном.
— У меня столько нет, — съежился Фиш и скосил взгляд на тянувшийся вдоль пути высоковольтный провод.
— Вы спросили, сколько у вас будет. Я ответил: миллиард.
Фиш передумал бросаться (или бросать меня) на провод.
— Ну, — заметно польщенный ответил он, — не так много, либо не так сразу. Одну или две десятых от той суммы, которую вы назвали, мы, конечно, заработаем. А вы, как вижу, мыслите только миллиардами. Это еще один признак человека, далекого от бизнеса. Миллиарды складываются из миллионов, и думать нужно о них, в противном случае не заработаешь и сотни.
— И вы все время о них думаете…
— Ага, — кивнул он, — понимаю ваш тон… брезгливость… презренный металл и все такое… золото делит людей на богатых и бедных, порождает неравенство, несправедливость, и, как следствие, оно порождает зло. Те, кто так рассуждают, ставят все с ног на голову. Несправедливость не в том, что люди делятся на богатых и бедных, а в том, что люди рождаются разными. А деньги, напротив, способны уменьшить различия, доставшиеся людям от рождения. И в этом заключена их великая моральная ценность и, даже можно сказать, нравственное предназначение. Человек, родившийся некрасивым, но заработавший миллион — другой, завоюет расположение женщин. К мнению филантропа прислушаются академики, которые появились на свет вундеркиндами, но которые теперь пользуются его деньгами, чтобы проводить какие-то исследования. И, наконец, что, как не деньги, уничтожили тот способ правления, кода власть передается по наследству? Деньги — единственная вещь, которую можно получить одним только трудом, стремиться к ним — это выход, моральная отдушина для тех, кто не родился гением, либо наследным принцем. Попробуйте доказать, что я не прав…
Его нужно было поддержать, и я с ним согласился. Гроссман ловил каждое наше слово и мрачнел на глазах.
Ярко освещенный свод поглотил ненавистный звук. Скрежет сменился вялым похрапыванием, вагонетка замедлила ход.
— Приехали, — сказал Фиш снова дискантом, ибо успел, завершив речь, неслышно прокашляться. — С бластером вас не пропустят.
— Как же мы поступим?
— Отдайте его мне, а я сдам его охране.
Я вернул оружие. На крупную дичь с «бум-бумом» не ходят. Чтобы убить из него, к примеру, робота, нужно сначала заставить робота его съесть, но как это сделать, черт его знает.
Охранник встретил Фиша вежливой улыбкой. Просьба выдать нам пропуск вызвала у стража недовольное удивление, подобное тому, что возникает на лице Ларсона, когда просишь у него двадцатку до получки. Фиш объяснил, что мы не пойдем дальше безобидной зоны «С» (у него самого пропуск был вплоть до «А»). Я внес свою лепту, растолковав тупице, что снимок на моей идентификационной карточке надо сличать с моей же физиономией, а не с физиономией Гроссмана, и с его карточкой… да, поступать аналогично.
— Откуда этот умник? — спросил охранник у Фиша.
— С Фаона.
— Оно и видно. — И отработанным движением охранник поставил дубинку обратно на предохранитель.
У нас отсканировали сетчатку глаз и физиономию в целом, выдали по гостевому жетону с прищепкой и дозиметру. Откалиброванный под тот бардак, что творился на поверхности Ло, дозиметр показывал полный штиль, что в худшем случае означало фон в пятьдесят микрорентген в час. Я не стал перенастраивать шкалу ради такой мелочи.
Миновав проходную, мы вышли в коридор, который выглядел повеселее и поопрятнее, чем коридоры базы.
— Вы дождетесь, — прошептал Гроссман, — что вас не пустят на собственные похороны.
— Буду наблюдать со стороны.
— На вашем месте я бы купил абонемент.
— Разве что в ложу…
Между тем, вспомнилась контрамарка, обещанная анонимом, и его же рекомендация иметь при себе бластер.
По коридору мы дошли до хорошо освещенного тупика и там остановились. Фиш нащупал на стене кнопку; пол под ногами дрогнул и поехал вверх.
Покинули тупик мы этажом выше. Навстречу попадались люди в скафандрах малой защиты, шлемы были отброшены за затылок. В помещении, одна стена которого представляла собой большой шкаф с множеством дверок, Фиш предложил выбрать себе скафандры. Сначала я взял тот же размер, что и Гроссман. Скафандр подходил мне по росту, но жал в плечах, поскольку я не снял куртку, — ее карманы очень удобны для размещения предметов, полезных в детективном деле. Я надел скафандр размером больше. При ношении он требовал определенной внимательности, так как его складки все время норовили задеть за какие-нибудь выступающие предметы. Хуже не бывает ситуации, когда шлюзовой люк зажимает оттопыривающийся кусок скафандра.
После облачения мы прошли два шлюза и медленно открывавшийся люк, похожий на дверь главного сейфа в «Первом Фаонском». Выход в открытый космос либо на поверхность планеты вроде Ло напоминает посещение дантиста: не следует думать о том, что тебя ждет — рано или поздно это дело закончится. Стараясь не спотыкаться и высоко не прыгать, я потопал за Фишем. Гроссман, примерно с теми же мыслями, шел последним.
Труднее всего дался тот участок, куда не добивали ни прожектора, ни эрмское солнце. Фиш, хоть и держался хозяином, но тоже часто останавливался, чтобы с помощью фонаря решить с какой стороны обойти выступ, валун, трещину или корпус старой ракеты. Скальный выступ, возвышавшийся по левую руку, давал неплохой ориентир, поэтому я не боялся, что Фиш заблудится. Но кости мы порастрясли порядком. Через шестнадцать минут после выхода мы ввалились в очередной шлюз.
Было неизвестно, сколько времени займет опознание робота, поэтому мы решили оставить скафандры в специальном предбаннике. Но сначала Гроссман пожелал убедиться, что роботы действительно находятся за той раздвижной дверью, на которую указал Фиш. Согласившись, что это разумно, Фиш открывал дверь с видом режиссера, показывающего свой театр родственникам из провинции. Спеша к ней, кибернетик запутался в снятом наполовину скафандре. По сравнению с тесным предбанником ангар показался огромным. На три четверти он был забит контейнерами, их габариты соответствовали габаритам роботов. Но самым интересным было не это. На свободной от контейнеров площадке стояли, ходили, натыкаясь друг на друга, сидели и лежали роботы. Я насчитал их штук двадцать. Еще два-три десятка выстроились в три ряда вдоль контейнеров, сложенных штабелями до потолка. Все роботы имели стандартную комплектацию: чуть сплюснутый цилиндрический корпус, две руки, две укороченные ноги, навесное оборудование отсутствует. В центре площадки стоял стол с компьютером, за которым работали два человека: невысокий седоватый мужчина и женщина — симпатичная блондинка с тонкими чертами лица. Чем бы они ни занимались, с трудом верилось, что они коллеги. Вероятно, Фиш предупредил их, что приведет с собой двух непрошеных гостей. Оба смотрели на нас с тревожным любопытством, но без удивления.