Надо вернуться в спальню. Надо найти кого-нибудь. Я проглотила аспирин и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Для начала я раздвинула шторы.
   Комната залилась солнечным светом. Ого, уже давно утро. На пуфе, служившем сиденьем Мишелю, лежала сложенной моя одежда. Будучи в таком состоянии я сама не смогла бы сложить ее так аккуратно. Это Мишель, чистюля в любом виде.
   Я успела надеть нижнее белье, когда откинутое мной одеяло, вместе с меховым покрывалом, застилавшим вчера постель, задвигалось, издало нечленораздельные звуки типа "Ооо-хо-оо". Я остолбенела. Одеяло задвигалось вновь, выдало: "О-ля-ля", и обзавелось головой Мишеля. Если бы я была самкой крокодила, я с удовольствием откусила бы эту голову.
   – Ты гад, гад! – я стучала кулачками по куче белья, стараясь попасть в голову.
   Мишель выпрыгнул из постели и схватил меня за запястья. Удалось это ему с трудом.
   Всплеск гнева облегчения мне не принес, стало только хуже, когда я увидела голого Мишеля. Он держал мои запястья, а я отворачивала лицо, чтобы не видеть его обнаженного тела.
   – Остановись! Ты мне уже разбила нос однажды! Все. Ничего не поделать. Что было, то было.
   – А что "было"?!! – закричала я.
   – Ты не маленькая, Неле.
   – Нет, Мишель, так не пойдет. Тебе придется все объяснить мне! – снова крикнула я. – Что ты добавил в мой бокал?
   – Кое-что, что бы развеселить тебя, – Мишель улыбнулся.
   – Считай, развеселил. Наркотик?
   – Какая разница… – улыбка переродилась в похотливую гримасу. – Зато ты стала безотказной, такой нежной и страстной, как кошка.
   – Гад, – я не верила ему ни капельки. – Мне кажется, я просто вырубилась, и если ты после этого занимался с моим бездыханным телом любовью, то чем ты лучше некрофила? А может, и вовсе ничего не было!
   – Как тебе этого хотелось бы. Но, нет дорогая. Не исправить.
   – Оденься, сволочь, – я все время держала голову вбок и уже устала, к тому же мне хотелось взглянуть ему в глаза. Может я смогу понять правду?
   – Что так? Вчера я тебе нравился, ты даже говорила, что любишь меня. Я в твои слова не верю, но было приятно в купе с твоими ласками, – притворно вздохнул, словно сожалея. – Но раз ты ничего не помнишь, предлагаю повторить!
   Я лягнула Мишеля ногой со сползающим чулком, он отскочил в сторону, смешно болтнув своим членом, но запястий моих не отпустил.
   – Ночью ты визжала от удовольствия, лишиться воспоминаний об этом, считаю бесчеловечным. Предложение повторить сделано мной из человеколюбия.
   Он издевался надо мной. В черных глазах заплескалась злость. Что же теперь делать?
   Аллочка!
   – А где была Аллочка? Она не могла уехать без меня. Это закон, вместе приезжаем, вместе уезжаем.
   – Я сказал Алле, что тебе стало нехорошо, ты уехала и просила веселиться без тебя, – ответил Мишель. – Мне пришлось провести ее по квартире, даже предъявить свою спальню, она убедилась, что тебя действительно нет, и как хорошая подруга поехала домой узнать все ли у тебя в порядке.
   – Она была в спальне? А где же была я? – мои глаза расширились от удивления.
   – Ты, дорогая, пряталась от своей подруги в ванной.
   Вот уж чего я точно не могла, да и не стала бы делать. Мгновениями сомнения одолевали меня, кто знает, на что способен человек под действием наркотических средств.
   – Врешь! – не сдавалась я.
   – Хватит, что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. Так и будем ходить по кругу. Предлагаю выпить кофе, – он вопросительно посмотрел на меня. – Или шампанского?
   Меня замутило. Мишель, взглянув на мое позеленевшее лицо, потянул меня в ванную.
   – Мишель, выйди! – взмолилась я.
   Мишель пробормотал о том, что я нуждаюсь в помощи, я замахала на него руками, и он вышел, прикрыв за собой дверь.
   Стоя под холодными струями душа, я чувствовала, что начинаю приходить в себя и действительность начала поворачивать ко мне свое безжалостное лицо.
   Анри.
   Как я буду объясняться с ним, и придется ли мне что-либо объяснять? Что будет со мной, с Анри, с нами?! Все зависит от Мишеля…
 

ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ МИШЕЛЯ!

 
   Господи, я качусь с ледяной горы, не успевая рассмотреть мелькание теней на обочине. Янис, Анри, Мишель… Я вижу только приближающийся с неимоверной скоростью, мостик трамплина, который взмоет меня в небеса или бросит в бездну.
   Все зависит от Мишеля.
   Как я устала. Еще недавно мне было просто жить, у меня не было проблем, теперь же я уворачиваюсь от них как раб от хлесткой плетки хозяина.
   "Все средства хороши".
   Смыв следы вчерашней косметики, сплела волосы в косу. В зеркале я видела девушку-подростка с наивным взглядом серых глаз, светлая челка и коса придавали невинность моему образу, но я-то знала, что передо мною падшая женщина. Ввести в заблуждение я смогу только мужчину.
   Я сняла с никелированной вешалки белоснежный шелковый халат, леопард моего платья сейчас был некстати, он подходил для меня- развратницы, женщины-кошки, но не женщины-ребенка.
   Выйдя из ванной комнаты, я обнаружила Мишеля сидящего на постели, обхватившего голову руками. Мне понравилось, что он успел надеть брюки, по части мужской обнаженной натуры сегодняшнее утро било все рекорды. Мягкая фланелевая рубашка была расстегнута, выставляя напоказ тонкую цепочку с католическим крестиком, запутавшимся в коротких темных волосках Мишелевой груди.
   – И тебе плохо? – сдерживая злорадство, участливо спросила я.
   – Надо срочно вызвать Мари, – умирающим голосом сказал Мишель.
   – Мари, она врач?
   – Нет, она моя домработница.
   Я забыла, с кем я имею дело – ему сделалось плохо от беспорядка, по понятным причинам, устроенного в его квартире.
   – Кофе было бы сейчас кстати… – я пыталась обратить внимание Мишеля на себя.
   – Да, прости, ты моя гостья… – прекрасное воспитание Мишеля не давало сбоев и в критических ситуациях.
   Он встал с постели, с отвращением посмотрел на скомканные и свешивающиеся на пол простыни и вспомнил. Как бы мне хотелось раскроить его череп, влезть внутрь, сквозь его глазницы взглянуть на поле боя, и увидеть то, что видел он.
   Мишель обернулся ко мне. Посмотрел, словно не узнавая, удивленно вскинул брови и что-то просипел. Откашлялся.
   – Прошу, – с поклоном пригласил меня в кухню.
   На кухне был относительный порядок. Небольшая горка посуды в мойке, стол чист, видно Мишель постарался, пока я принимала душ.
   "На этом столе мы с Анри занимались любовью".
   Отогнала воспоминания, сейчас приносящие мне только боль. Надо собраться, не время раскисать. Я уселась на высокий стул, скромненько запахнув полы халата, и сложила ладошки на коленях. Мишель включил кофемолку и с умилением смотрел на меня.
   – Я понимаю Анри, – он прикурил от настольной зажигалки в виде Эйфелевой башни, – бедняга лишился ума, наблюдая твои метаморфозы.
   – Ты о чем, Мишель? – невинно спросила я.
   – Неле, тебе ни к чему изображать из себя колледж-герл.
   – Трудно выглядеть проституткой без косметики, извини, Мишель.
   – Ты забыла косметичку? – он курил и смотрел на меня, улыбаясь.
   – Не рассчитывала ночевать вне дома, – последовал мой ответ.
   – Жаль. Я чувствую себя совратителем.
   – Неужто стыдно?
   Мишель пожал плечами. Запах свежемолотого кофе распространился по кухне, появилась коробка с круассанами, и почти прозрачные, тонкого фарфора чашечки были выставлены на мраморную столешницу.
   – Не возражаешь, если мы выпьем кофе в кухне? – спросил вежливый хозяин.
   – Лучшее место в твоей квартире, – одобрила я.
   – Тебе не нравится моя спальня? – Мишель возвращался к неприятной теме.
   – Слишком там многолюдно. Тени брошенных любовниц, случайных подруг, невинных жертв твоей страсти…
   – Себя причисляешь к последней категории?
   – Зачем ты это сделал, Мишель? – ответила я вопросом на вопрос. И не дав ему ответить, продолжила. – "Спасибо" Анри тебе не скажет, а поскольку ты действительно дорожишь другом, то мотив не ясен.
   – Слишком ты заносчива. Теперь ты у меня в руках, Анри не простит тебе измены.
   – Как и тебе. Так что, скорее мы держим друг друга за горло. Если вскроется правда о нашем "грехе", ты не отмоешься, ведь хранение, распространение и употребление наркотиков в СССР не законно.
   – Какие наркотики? Обычное экстези… – протянул он.
   – Ладно. Ближе к делу. Твои условия?
   – Как ты понимаешь, речь о моем предложении заключить с тобой фиктивный брак уже не пойдет, – Мишель упивался своей значимостью. – Итак, сначала дама.
   – Я не могу диктовать тебе условия, но у меня есть предложение, – скромно начала я. – Во-первых, я признаю свое поражение, если тебе это так важно услышать. Во-вторых, забудем то, что было и то, чего не было. Начнем с чистого листа.
   Мишель с сарказмом прокомментировал:
   – Перевожу на французский: да, ты со мной переспал, и это был единственный раз, а один раз не считается, ты хороший, но отойди в сторону и не мешай мне устраивать свои делишки.
   По усилившемуся акценту Мишеля я поняла, что он вне себя.
   "Сегодня не мой день, да что там день, месяц!" Терпение. Придется заслушать его условия.
   – Теперь ты, Мишель, – я потупила глазки.
   Мишель сделал глоток кофе. Тщательно обработанный маникюршей палец поднял мой опущенный подбородок. Я подняла голову и взглянула в черные глаза противника.
   – Я закрою глаза на то, что ты проделываешь с Анри, но требую, слышишь, требую своей доли в столь щедро расточаемых тобой ласках.
   Я опустила голову и пустила слезу.
   – Зачем ты хочешь меня унизить, Мишель? Я ведь не нужна тебе. Ты просто хочешь заставить меня чувствовать себя шлюхой.
   – Нужна, нужна, не сомневайся. Кто же откажется иметь в постели такую тигрицу!
   Он ободряюще похлопал меня по плечу, и заглянул в лицо.
   – О-ля-ля! Зачем же слезы? Я ведь не против вашей с Анри свадьбы. Женитесь, как говорят русские, на здоровье.
   – Ты не раз говорил, что Анри твой единственный друг, почти брат, как же ты можешь требовать сексуальных услуг от его невесты?
   – Не задавай вопросов. Согласна или нет? – Мишель был неумолим.
   – Можно я дам тебе ответ позже? После приезда Анри? Я не смогу нормально общаться с ним, он заподозрит неладное.
   – Нет. Ты, лиса, обманешь меня, найдешь способ. Согласие – сейчас. Услуга, так и быть потом, пропущу Анри вперед, все-таки это он женится на тебе. Как я великодушен!
   – Я согласна, – и непритворная слеза капнула в чашку с кофе.
 

Глава одиннадцатая

 
   Встречать Анри мы отправились вместе с Мишелем. После заключенной вчера сделки мы не перемолвились с ним и словом. Аллочка весь день допрашивала меня, не стесняясь, перевешивалась через стол на глазах удивленной такой вольностью Амалией.
   – Где же ты была? Я почувствовала себя одураченной, когда влетела к тебе в квартиру и спросила у обалдевшей Лерки, чем ты заболела! На что твоя сестрица ответила, что у тебя осеннее обострение шизофрении и пришлось тебя изолировать, чтобы не подвергать риску окружающих. Потом, вредина, долго веселилась, когда поняла, что я чуть было, не поверила.
   – Успокойся. Амалия взглядом спину тебе уже просверлила, – попросила я. – Сядь.
   Все нормально. Просто стала грустно, и я поехала в Монино развеяться.
   Наша приятельница и бывшая сокурсница Людмила проживала в Монино, я попросила прощения у родителей и напомнила, что у Людмилы нет телефона. Мою ложь никто опровергнуть не мог.
   Теперь, сидя на заднем сиденье "Мерседеса", внутренне дрожала от предстоящей встречи с Анри. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду молить бога об отсрочке нашего свидания, я бы плюнула ему в лицо. Аллочка хотела разрядить напряженную обстановку и пыталась шутить над специализацией фирмы Анри.
   – Дожили, своего дерьма не хватает! Удобрения из самой Франции доставляют!
   Уважаемый генеральный секретарь ЦК КПСС, дайте братве денег, и вся страна обкакается. Да они и без денег всех на карачки посадят.
   Ни Мишель, ни я не реагировали на Аллочкины подначки.
   – Что грустная такая или не рада, что любимый приезжает? – спросила Аллочка.
   – Голова болит, – соврала я.
   Ложь большая или маленькая теперь с легкостью срывалась с моих губ, не заставляя страдать совесть. Я катилась по наклонной и, перестав сопротивляться, сгруппировалась, подобрав колени к подбородку, чтобы не мешать развиваться бешеной скорости.
   Мишель помог нам выбраться из машины, интимно поддержал меня за локоть и шепнул:
   – Сегодняшний день – ваш. Завтра я позвоню тебе, назначу время. Будь готова.
   Я вспыхнула до корней волос, совести у меня, может, и нет, а вот стыд имеется.
   – Что я скажу Анри?
   – Придумай, ты ведь мастерица.
   Полчаса ожидания в зале прилета и вот сквозь стекла таможенного контроля я вижу профиль Анри. Небесная красота юного бога. Внутри меня словно прорвало плотину, вся грязь, слитая на меня людьми, по каким-либо причинам желающих нашего разрыва, мое горе по несбывшейся, светлой мечте залапанной нечистыми руками с безупречным маникюром, пролилась неудержимыми слезами. Я зарыдала, затряслись плечи, истерика набирала обороты. Аллочка трясла меня в попытке выяснить причину моей реакции на появление Анри. Мишель пытался привести меня в чувство напрасными словами. Я плакала еще горше. Анри волновался за стеклом и торопил инспектора.
   Наконец он был отпущен и вышел к нам.
   – Неле… – тележка с багажом откатилась в сторону, руки Анри протянулись навстречу мне.
   Я обняла его, заглянула в васильковые глаза, провела ладонями по выбритым щекам.
   Как я люблю его!
   – Теперь все будет хорошо, ты здесь, со мной, теперь все будет по-прежнему…
   И я верила в то, что говорила Анри. Он целовал меня в губы, не стесняясь зевак привлеченных моей истерикой. Аллочка и Мишель отошли в сторону, наблюдая за нашими поцелуями, но не торопя нас.
   Утром, бледный от гнева, Анри уехал в ожидавшей его у подъезда гостиницы служебной машине. Он уговаривал меня остаться, не хотел отпускать, но я была непреклонна.
   К моему счастью, семейства дома не было, и я могла спокойно без нервотрепки и лишних объяснений подготовиться к разговору с Мишелем. То, что он от меня ничего не получит, я решила еще вчера. Бесповоротно. Высадив нас у Центра международной торговли, наши друзья предложили провести вечер вместе, но я, несмотря на просьбы Анри, сверкание глаз Мишеля и толчки в бок от Аллочки, сказала, что сегодня делить Анри ни с кем не собираюсь.
   Когда, держа меня на коленях, Анри рассказывал мне о днях проведенных дома, когда после торопливых объятий распаковывал подарки от родителей, когда был утолен первый голод, я осознала и твердо решила не откупаться от шантажиста, а нанести удар первой.
   На завтра у Анри была запланирована встреча с руководством "Союзхимкома" на одном из московских заводов минеральных удобрений. Как мне не хотелось расстраивать его в эту ночь, но жизнь, вернее Мишель, поставил меня в жесткие рамки. Завтра день "икс". Если это не сделаю я, сделает Мишель.
   Уложив Анри в постель, я приложила все усилия, что бы "подсластить пилюлю", как выражается Аллочка. Лишь потом я спела Анри про то, что без него жизнь моя стала ужасной, что не хотела говорить ему по телефону, как возник из небытия Янис с предложением руки, и после того, как я отвергла его руку, он ее ко мне приложил.
   Анри был взбешен, в запале он заявил, что советские мужчины не умеют проигрывать, сжимал кулаки и твердил "Merde!". Сейчас я докажу ему, что французские мужчины не отличаются от русских, латышских или мужчин других национальностей. Я приложила его голову к своей груди, когда он притих, я сказала, что простила Яниса. Но Мишеля простить не могу!
   Анри поднял голову и выжидательно смотрел на меня. Сдерживая слезу, я открыла Анри глаза на его лучшего друга. Рассказывала я постепенно, чтобы не слишком травмировать любимого. Предложение Мишеля забыть его имя взамен регистрации фиктивного брака! Я "сластила пилюлю" тем, что понимаю Мишеля, переживающего за "обманутого" друга. Анри кивнул головой, подтверждая тем, что подобные речи Мишеля были ему не в новинку. Я положила голову на колени Анри, мои волосы закрывали его пах, и, пряча глаза, всхлипнув, промолвила, что не понимаю такого дружеского участия, когда невесту друга накачивают наркотиками и шантажируют тем, что якобы в беспамятстве она прелюбодействовала с ним.
   Мир пошатнулся. Я почувствовала, как вздрогнул Анри. Медлить нельзя. Добить.
   – Да, он шантажирует меня, тем, что ты не простишь мне "измены", и цена, которую я должна заплатить за "молчание" Мишеля – свидания с ним, – выстрелила словами я.
   Анри встал с постели, открыл минибар и сев в кресло у письменного стола, залпом выпил содержимое маленькой бутылочки. По долетевшему до меня запаху я поняла – виски!
   Это была кошмарная ночь. Анри метался по номеру, разбил настольную лампу, собирался ехать к Мишелю, звонить ему. Я еле удержала его от необдуманных решений, принятых на грани срыва. Черт, и надо было Мишелю заварить такую кашу!
   Я просила Анри забыть на время эту неприятную историю, отдохнуть и подготовиться к брифингу, но все было напрасно. Даже любовью Анри занимался со мной, словно мстил Мишелю. Сердито и коротко. Будто ставил точку.
   Уже через час я подняла трубку и услышала шипение Мишеля. Он обещал стереть меня в порошок и "согнуть в бараний рог".
   – Мишель, это устаревший лексикон, так и скажи преподавателю русского твоей шпионской школы. Сейчас говорят "поставлю на понятие" или "на ноль умножу".
   Учись, студент!
   – Ты не представляешь стерва, что ты натворила! Из-за твоих интриг карьера Анри может полететь к черту, он невменяем, ждет меня на каком-то заводе и требует satisfaction! Putane! Merde!
   Далее Мишель изощренно ругался по-французски. Я повесила трубку. Но не могла успокоиться.
   Зачем Анри вызвал Мишеля на завод?
   Мишель прав, Анри рискует карьерой. Я накинула желтый плащ, прозванный Аллочкой "химзащитой", но, застыла в коридоре, осознав, что не знаю куда мне ехать. Ни адреса этого завода, ни адреса или телефона фирмы Анри у меня нет. В Москве несколько заводов переоборудовали свои цеха для производства минеральных удобрений по французским технологиям. Остается "Союзхимком". Я бросилась к телефонному справочнику. Лихорадочно листая страницы, я понимала, что ищу иголку в стоге сена. Ну, позвоню я в офис, ни одна секретарша в здравом уме не даст мне сведения, где происходит брифинг ее руководства с французской стороной.
   Я стала набирать номер Мишеля, нужно попытаться остановить его или выведать местонахождение завода. Когда же на звонок ответили, я простонала в трубку:
   – Мишель, умоляю, не…
   – Мсье нет дома, – ответил женский голос.
   – Это Мари?
   – Да мадам, я помощница мсье, – представилась она.
   Помощница – какое хорошее слово, гораздо лучше, чем домработница.
   – Мари, мсье не сказал вам, куда именно он поехал?
   – Нет, мадам, мсье Саргийон ничего не сказал.
   – Он так торопился? – спросила я.
   – Он был очень взволнован, – она явно не хотела сплетничать о хозяине и добавила.
   – До свидания, мадам.
   – До свидания, Мари, – попрощалась я.
   Первоклассники возвращались со своих первых уроков, от соседней школы доносились бодрые пионерские песни.
   Предчувствие. Предчувствие большой беды. Не надо было уезжать домой! Нет, правильно, в гостинице я бы сошла с ума. Возвратившись с работы, Аллочка заглянула ко мне.
   – Подруга, да на тебе лица нет! Я думала, найду счастливейшую из женщин, что не поладили с Анри?
   – Скорее с Мишелем. Аль, мне многое надо тебе рассказать…
   Облегчить душу, переложить часть груза на чужие плечи, вот к чему я стремилась, рассказывая Аллочке то, что она должна была знать уже давно.
   – Не верю. Мишель, конечно, не подарок, но и не такая дрянь, как ты его представила, – фыркнула она. – Изнасилование! Чушь!
   – Постой, Аль, я не обвиняю его в изнасиловании. Только в шантаже. Думаю, ничего не было между нами в ту ночь, – оправдывалась я.
   Аллочка взорвалась:
   – Ишь, какая секс-бомба, все мужики только и мечтают с тобой переспать! Да ты первая им на шею вешаешься! Думаешь, я забыла, как ты выбрала Мишеля? Как строила ему глазки, с моей, прости господи, помощью. И я, дура, поверила, что это тебе необходимо, встречи устраивала! А ты, моего Мишеля обвиняешь во всех смертных грехах! Если они поубивают друг друга, наверное, ты успокоишься. Да только обо мне ты ни секунды не подумала!
   Она вихрем промчалась к входной двери и с грохотом захлопнула ее.
   Аллочка верила в любовь Мишеля? Это он ее убедил или она сама для себя так решила?
   Легче мне не стало. Груз совершенных, непоправимых ошибок висел пудовою гирей на моей шее. Последняя надежда на положительный исход растаяла, когда я, отчаявшись дождаться звонка позвонила в Reсeption и услышала от служащей, что мсье Лален в гостиницу не возвращался, и сведений о его местонахождении они не имеют.
   После бессонной ночи и постоянных звонков в Reсeption, мое появление на работе в одиночестве, без всегда бесшабашно-веселой Аллочки, вызвало толки в курилке.
   Некоторые из наших сослуживцев знали, что я помолвлена и вчера встречала жениха, но мой вид не пробудил в них желания поздравить меня и расспросить. Или уже Аллочка поработала? Она презрительно прошла мимо меня, села за свой стол и повернулась ко мне спиной.
   В обеденное время Амалия Ивановна вызвала меня в свой кабинет. В ее просторном, с большими окнами, выходящими на площадь Свердлова, кабинете сидел представительный мужчина. Он был подтянут, с военной выправкой, бросившейся мне в глаза, чисто выбрит и вежлив. Представился Егоровым Виктором Фомичом, майором Комитета государственной безопасности.
   Какой интерес представляю я для комитета государственной безопасности?
   – Гражданка Викторова Неле Александровна?
   – Да, это я.
   Колени подогнулись.
   – Присядьте.
   – Спасибо.
   Я бросила взгляд на Амалию. Она быстро отвела в сторону свой. Крысы бегут с тонущего корабля. Это первая. Или вторая? Первая была Аллочка.
   – Кем вы являетесь подданному Франции Анри Жану Арману Лалену?
   Первый раз при мне произнесли полное имя Анри. Я думала, что это случится на бракосочетании.
   – Я его невеста, мы собирались оформить наши отношения, – дрожащим голосом ответила я.
   – Вы знаете, что вчера произошло с вашим женихом? – тон майора не предвещал ничего хорошего.
   – Нет. Я звонила в гостиницу, но мне все время говорили, что его нет.
   – Ваш жених, Анри Жан Арман Лален вместе со своим соотечественником Мишелем Саргийоном учинили драку в цехе по производству минеральных удобрений одного московского завода и нанесли ущерб социалистической собственности. Более того, один из участников драки получил травмы, вряд ли совместимые с жизнью. Оба гражданина французской республики выдворены из страны, а Министерством Иностранных дел СССР направлена нота в посольство Франции. Вам известно что-либо о причинах происшедшего на заводе? Ваше имя упоминалось гражданином Саргийоном.
   Если Мишель мог упоминать мое имя, то человек получивший травму мой Анри!
   – Скажите, что с Анри? – я вскочила со стула.
   – Отвечайте на поставленный вопрос! – строгий голос припечатал меня на место. – Что вам известно о причинах побудивших упомянутых граждан перейти границы здравомыслия?
   – Простите, я очень волнуюсь. Конечно, я отвечу. Это ревность. Мой жених, Анри Лален, вызвал своего друга, Мишеля Саргийона, для объяснений по поводу неэтичного поведения по отношению к его невесте, то есть ко мне. Но ради бога, что с Анри? – не удержалась я от сводящего меня с ума вопроса.
   – Боюсь огорчить вас, гражданка Викторова, ваш жених находится в очень тяжелом состоянии. Вчера вечером, спецрейсом его доставили в Париж, в ожоговый центр.
   – Ожоговый центр?! Что был пожар?
   – Нет, гражданин Лален получил химический ожог лица и верхней части туловища.
   – Он жив! – я получила радостное известие и воспрянула духом.
   – Вы не знаете, что такое химический ожог, девушка, лучше бы он был мертв. В любом случае в нашем государстве оба гражданина являются "персоной нон грата".
   От вас требуются письменные показания о ваших контактах с указанными личностями.
   После разговора с сотрудником КГБ и составлении подробных показаний, я в состоянии шока сидела за своим столом и не видела окружающих меня любопытствующих лиц, не слышала вопросов, только просила Господа о том, что бы Анри выжил. Я винила себя во всем, за свое неуемное желание настоять на своем, любыми средствами получить желаемое, и обязательно положить противника на лопатки. Из-за моих амбиций и произошла эта трагедия.
   Амалия снова вызвала меня к себе.
   – Неле, как ты понимаешь, после этого ужасного события, – она значительно помолчала, – я имею в виду, посещение нашего отдела уполномоченным лицом Комитета госбезопасности, наши взаимоотношения как работодателя и работника придется прервать. Ты прекрасно знаешь, что в нашей организации могут работать только не запятнавшие себя люди. Я к тебе хорошо отношусь, всегда верила рекомендациям Бориса, и пошла вам навстречу. Но настал момент, когда ты должна пойти навстречу мне. Прошу тебя уволиться по собственному желанию. Это снимет пятно с нашего отдела.