Страница:
– Шпионил, значит, – вздыхаю я.
– Я бы сказал: присматривал за любимой девушкой.
Все равно правды не скажет, будет выкручиваться, про невесту еще вспомнит, решила я, ну и ладно, сделаю вид, что довольна его объяснениями.
– Пойдем завтракать, родители ждут.
Перебросив полотенце на плечо, я повернулась в сторону беседки, скрытой от нас перголой обвитой диким виноградом. Костик, схватив меня за руку, неожиданно предложил:
– Поцеловала б меня, что ли…
– С ума сошел, – рассмеялась я, – практически на глазах родственников, что-то ты расхрабрился!
Но Костик не стал дожидаться разрешения, и резко притянув к себе прикоснулся к моим губам. Нашему поцелую помешала шальная оса, она запуталась в моих волосах, и я с визгом начала от нее отмахиваться. Костик, топтался около меня, в то время как я подпрыгивала и отчаянно трясла головой.
– Да не крутись ты! – скомандовал он.
– Я боюсь ос! – вопила я.
– Она тебя еще больше боится, – успокоил Константин.
Он остановил меня, освободил пленницу, и, пригладив растрепавшиеся пряди, повел на взволнованный голос мамы:
– Что случилось?
Выведя меня из-за перголы, Костя предъявил полурастрепанную и раскрасневшуюся дочь родителям. И кто бы не заподозрил близости в наших отношениях?
– Все в порядке, – заявил он, усаживая меня в плетеное кресло у стола, – оказывается, Алла боится ос.
– И всегда их боялась, особенно в детстве, – подтвердил отец, и рассказал историю, которую очень любил вспоминать. – Как-то раз мы ехали с дачи, а в машину залетела оса, и забралась ей под платье… Алка принялась ее изгонять, да так кричала и махала руками, что я думал мы съедем в кювет. Оса, недолго думая, взяла и укусила ее. Сколько ж было воплей, еле до города доехали.
Все засмеялись, а мне стало обидно – чего тут смешного, больно же было! Правда, если бы я не трясла широким подолом платья, и не шлепала ладонями по обивке автомобильного кресла, то перепуганная насмерть оса давно бы вылетела в окошко.
– Не люблю их, и все, – надулась я.
Отец примирительно похлопал меня по плечу, а мама начала разливать душистый кофе.
Как я люблю завтрак на даче, ласковое солнце, свисающие ветви яблонь, образующие над столом живой купол, даже осы, слетающиеся на варенье не раздражали меня.
Мягкий хлеб и масло, обязательное вареное яичко, сыр – запахи детства. Выйдя к завтраку, почтил нас своим вниманием Котофиля, мамин кот – невероятный лентяй и обжора. Когда-то его звали Филя, но со временем, и с набранными килограммами, его прозвище преобразилось, негоже такому солидному коту быть просто Филей.
Переваливаясь с боку на бок, он прошел к своей миске и сел копилкой, обвив вокруг себя пушистый хвост.
– Котофиля, принести тебе рыбки? – спросила мама, страстно любящая своего питомца. Неблагодарное животное даже усом не повело. Но мама не стала дожидаться высочайшего соизволения, и, встав с кресла, пошла на терраску дома. Котофиля все же поплелся за ней, не решился пропустить рыбный завтрак.
Константин пил кофе из большой кружки, мой отец не признавал чашечек, величиной с наперсток, с этой его привычкой безуспешно боролась мама, но победить так и не смогла. Я смотрела на руки мужчины, на движение кадыка и невольно сравнивала его с отцом.
– А вы, Константин, где трудитесь? – спросил отец.
– Я менеджер по персоналу в небольшой фирме, – ответил Костя, – и еще подрабатываю частным извозом.
Отец заинтересованно посмотрел на моего приятеля, ему всегда нравилось расспрашивать моих подружек о работе и успехах в учебе, а тут представилась такая возможность узнать, чем дышит молодое поколение, как и на что оно стремится заработать.
– Менеджер по персоналу… это как начальник отдела кадров? – переспросил он Константина.
Молодой человек усмехнулся:
– Ну, если с такой меркой, то инспектор отдела кадров.
– Ответственно, – кивнул отец, одобряя скромность гостя.
– Фирма маленькая, сотрудников немного, – пояснил тот, – и все же надо знать, чем дышит каждый…
Мне показалось, что Костя будто оправдывается перед отцом, за не бог весть какие заслуги, за небольшую должность, и маленький оклад. Материальная часть вопроса тут же была поставлена на повестку дня.
– И за это так мало платят, что приходится подрабатывать? Извините, что лезу с такими вопросами…
Спасибо, папка, чуть не вскричала я, мне даже ни о чем не придется расспрашивать моего шпиона!
– Мне скрывать нечего, на новую квартиру зарабатываю, – быстро ответил Костя.
– Похвально!
– Пап, представляешь, Константин мой сосед.
– Вот и отлично, надеюсь, присмотрите за моей девочкой, – сказал отец, в его шутливом тоне слышалась просьба, и Костя со значением посмотрел на меня:
– Не говори, что не слышала, Долли.
Я промолчала. Мама вынесла миску с рыбой и поставила на ступеньку, следом Котофиля – потерся о ее ноги, потом начал есть, подрагивая ушами, словно прислушиваясь к нашему разговору.
– Очень вкусно, Екатерина Анатольевна, особенно блинчики! Можно еще один?
– Ешьте на здоровье, – с улыбкой сказала мама, – а блинчик называется "драником".
Костик подцепил драник, положил на тарелку, сверху шлепнул щедрую ложку сметаны, и удовлетворенно вздохнул. Мама снова надела перчатки, взяла секатор, и позвала отца ей помочь.
– Ишь, дамский угодник, – пробормотала я, и пнула Костика под столом мыском босоножки, – давай уж, закругляйся!
– Сейчас бы под яблоньку, да на раскладушечку, а ты бы грибков насобирала к обеду… – размечтался гость, по-барски вытирая губы салфеткой. – Вот это жизнь!
Может, и вправду поженимся, Долли?
Сколько не зарекайся, а его наглость моментально выводила меня из равновесия:
– Так, давай собирайся, и в путь дорожку! Я сюда отдыхать приехала, а не обслуживать всяких…
Костик посмотрел на меня с улыбкою, встал из-за стола. Подхватил с блюдца клубничную ягоду, надкусил ее.
– Ну что ж, спасибо хозяюшка. Только вот есть у меня огромное желание набить твой рот клубникой, чтобы слова твои не казались такими кислыми.
И снова у меня хватило сообразительности промолчать. Я притоптывала босоножкой, ожидая, когда же Костик выедет со двора, мне не терпелось открыть ноутбук и набросать черновой макет статьи о расследовании. Я мило ему улыбалась, просила не забывать, на что он нагло усмехнулся, помахала рукой, и закрыла калитку. За работу!
Я подробно описала свои посещения сводни, сделала кое-какие выводы, остановилась на моем новом знакомом, можно сказать "объекте", так как из разряда клиентов брачного агентства перешла в категорию девиц, оказывающих определенные услуги.
Пока я набивала текст, в моем мозгу складывался сюжет, выстроилась мизансцена, определились действующие лица и исполнители, и цель задуманного спектакля стала принимать более конкретные очертания.
В разгар моей работы позвонил Максимовский. Даже не так – как только я набрала его фамилию, сразу раздался звонок.
– Чем занимаешься? Есть предложение обсудить кое-что. Я заеду за тобой, – заявил Максимовский, даже не соизволив выслушать мое мнение.
– Я за городом, – отчего-то я не возразила, мне понравился его категоричный тон, и то, что он хочет меня видеть.
– Адрес? – выдохнул он в трубку.
– Малинино, дом три, – тотчас отозвалась я, и услышала сквозь собственный сердечный стук:
– Соберись, через час буду.
Что я чувствовала в тот момент? Смятение. Я понимала, что Максимовский не тот мужчина, с которым стоит флиртовать, и если кто-нибудь узнает о нашем субботнем свидании, то обо мне будет сплетничать весь мега-холдинг… но ничего поделать не могла. Меня несло!
Быть объектом осуждения я не боялась, поскольку имела в этом деле большущий опыт.
Общественное внимание я привлекла еще учась в школе – у меня был головокружительный роман. Да что там роман, любовь, огромная первая любовь! С Вересовым нас связывали не только романтические чувства, но и первые интимные отношения. Никита был самым лучшим учеником выпускных классов нашей школы, все девчонки сходили по нему с ума, он был начитан, умен, и необыкновенно красив.
Дружила я с ним еще с пятого класса, но только к десятому в нас проснулись взаимные чувства, мы были безумно влюблены. Все одноклассники и учителя были уверены в том, что после школы мы сразу поженимся, в том же были уверены и мои родители, и, конечно, я. Однако, не дождавшись получения аттестата, Никита Вересов стал отцом… и мужем Оксанки Леданиной. Оксанка была "серой мышкой" и самой горячей поклонницей Никиты, он не обращал на нее внимания, презирал – так казалось всем, но, покинув мою постель, и забрав с собой использованный презерватив, он торопился к Оксанке, где занимался сексом без оного. Позже он сказал кому-то, что очень заботился обо мне, и не мог допустить моей случайной беременности…
Этот скандал отравил мой последний год в школе, надо мной смеялись, на меня показывали пальцем, словно не Леданина, а я сдавала экзамены с огромным животом.
С Никитой я не разговаривала, избегала его, не отзывалась на настойчивые звонки, потому что не могла смотреть ему в глаза, не понимала, как можно быть таким двуличным, и как можно предать первую любовь. Сердце мое было разбито, но я выдержала, окончила школу с серебряной медалью, и ушла не оглядываясь. Сейчас наш класс дружно зависает на "Одноклассниках", даже учителя. Все, кроме меня. Но однажды любопытство взяло вверх, на компьютере у Насти Горобцовой я увидела открытую страницу сайта, и не удержалась – набрала номер школы, нашла его страничку, и просмотрела все фотографии четы Вересовых. Сын Никиты был похож на Оксанку, красоты отца он не унаследовал, но у пары есть возможность исправить положение другим чадом – Леданина снова была беременна. Больше на "Одноклассники" я не заходила.
Максимовский… ничего нет банальней, как стать объектом его сексуального интереса, каждая женская единица нашей редакции только и мечтала об этом, но я, по понятным причинам, побаивалась мужчин хоть чем-то напоминающих красавца и умника Никиту Вересова, умершего для меня прижизненно. Максимовский стал его реинкарнацией. Что делать? Что же делать, черт побери, если меня безумно тянет к нему, как бы я не пряталась…
Я убрала ноутбук в сумку, надела шляпку, подкрасила губы. Солнце уже спряталось за трехэтажным замком местного нувориша, башенками и стрельчатыми окнами напоминавшим готические храмы, в саду повеяло вечерней прохладой, и я, ожидая приезда Максимовского, присела на качели. Мама мыла посуду, это было одним из любимых ее занятий – взять и перемыть все богемское стекло в старинном буфете, доставшемся еще от прабабушки. Отец по вечерам уделял пару часов научной работе, в это время мы никогда не заходили к нему в кабинет, старались не мешать, но сейчас он вышел на террасу, достал портсигар, и тут увидел меня.
– Ночевать не останешься? – спросил он, разглядев сумку с ноутбуком на пестрой подушке качелей.
– Дела, пап, – ответила я, – поеду домой.
– Хочешь, отвезу? – он закурил, дымок пополз по деревянной обивке террасы, и табачный аромат смешался с томным цветочным.
– Спасибо, но за мной приедут. Коллега… – я аж зубами заскрипела, и надо же такому случиться, два кавалера в один день! Бедные мои родители… После давнишней истории с Вересовым я не баловала их знакомством ни с университетскими друзьями, ни с коллегами противоположного пола, скрывала свои романы, и очень осторожно назначала свидания, но вот сегодня побила все рекорды.
– Хм, один – товарищ, другой – коллега… нам есть о чем волноваться?
– Абсолютно не о чем, пап!
– Уверена?
– Стопроцентно!
Может, попробовать внушить себе эту стопроцентную уверенность? Почему бы и нет.
Установка – мысленно я сделала загадочные пассы руками, и про себя произнесла: гусь свинье не товарищ, а коллега. Как думаете, поможет?
У калитки просигналил автомобиль, и высокая фигура в белой рубашке, взмахнула рукой. Я вскочила с качелей, босиком пронеслась по терракотовой плитке, открыла замок, и радостно крикнула:
– Мам, пап, знакомьтесь, это Роман.
На террасе звякнула о паркет какая-то богемская вещица.
Глава пятая
Роман Максимовский был известной личностью, но помимо бешеной популярности у женской половины нашего мега-холдинга, у него была весомая репутация среди лучших репортеров столицы. Еще будучи студентом, Роман стал учеником Шпильмана, великолепному перу которого завидовала вся советская журналистика. Игорь Владимирович научил студента премудростям профессии, но самое главное показал подводные камни и течения. Лоцманскую науку Роман усвоил на отлично. Когда пришла пора прибиться к берегу, то главред Плавный, обладающий хорошей кадровой интуицией, рекомендовал руководству подающего надежды выпускника. Максимовский быстро встал на ноги, не ленился, за свой материал всегда получал хорошие деньги, и вскоре стал завидной партией.
Автомобиль, в котором мы возвращались с дачи, выдавал пристрастия владельца – он был напичкан техническими новинками, пах хорошим мужским одеколоном, и в полумраке салона не умолкала музыка. '30 Seconds To Mars' и запредельно красивый голос Джареда Лето. Загорелые руки Макса неспешно поворачивали руль, за стеклом переливались вечерние огни города, и мое сердце невольно трепетало в ожидании чуда. Что такое чудо в исполнении Максимовского? Наверное, признание в любви, какая-нибудь страшная клятва в верности, то есть то, чего не может быть… А если снизить планку? Ну, к примеру, не замахиваться на предложение руки и сердца, а довольствоваться поцелуями и объятиями, просто переспать с ним, и уже не грезить ни о чем.
– Возьмем пиццу?
– О, да…
Мой полустон скорее был продолжением мыслей, чем огромным желанием есть пиццу в компании Макса, который не понял моей эксцентричности, и удивленно спросил:
– Ты чего?
– А? Ну да, пицца. 'А если наоборот, секс с ним окажется наркотиком, от которого невозможно будет отказаться? А дальше ломки, бесцельное скитание с единственным желанием – увидеть? О, нет, не дождется!' – 'Наполитану' любишь? Эй, Парамонова!
Голос спутника прорвался сквозь блокаду моих мыслей.
– Не дождется… – сердито пробубнила я напоследок.
– О чем ты думаешь? – спросил Роман. 'Черт, он решит, что я сумасшедшая', – подумала я, и поторопилась ответить:
– В смысле, мне низкокалорийную.
Роман притормозил у авто-пиццерии, сделал заказ. Девчонка кассирша смотрела на него с интересом, небольшая толика ее любопытства досталась и мне. Неужто позавидовала? На моем месте она бы не мучала себя вопросом 'чем же закончится сегодняшний вечер?'. Как можно работать в таком состоянии? Бедный Максимовский никудышная у него сегодня напарница!
Как на заклание шла я в квартиру Романа, он не суетился, неторопливо вытаскивал ключи, торжественно включал свет, приглашая войти. Я вошла, скинула босоножки, сняла шляпку.
– Проходи в гостиную, сейчас принесу мартини.
Началось. Мартини, поцелуи, сброшенная одежда… Не слишком ли я забегаю вперед?
Остынь, Парамонова…
– Надеюсь, мартини холодный, – пробормотала я, и для того, чтобы занять себя чем-нибудь, достала ноутбук. В гостиной минимализм дизайнера дошел до предела, кроме огромного черного пятна плазмы на стене, и стеклянного столика у красного дивана-трансформера больше ничего не было, только напольная лампа и высокие, от пола до потолка, окна, закрытые жалюзи. Вернувшийся с бокалами Максимовский с интересом взглянул на монитор.
– Ого, Парамонова, ты времени зря не теряла! Посиди, музыку послушай, а я почитаю, что ты тут наваяла.
Я расположилась на кровавого цвета коже трансформера, и оценила его удобство. И снова '30 Seconds To Mars', только теперь из музыкального центра, похоже, это его любимая группа. 'Интересно, сколько у него дисков? В машине, дома, наверняка есть один на работе, пять у любовниц', – и перечислила, чтобы не забыть, – Далецкая, Красникова, Простакова, Шварева, конечно же, и еще Аннушка… Даже холодно стало. Ура, я нашла противоядие!' – Ну что ж… Можно сказать – отлично, – Макс повернулся ко мне, брови его подпрыгнули, очевидно, его удивило выражение моего лица. Удовлетворенно-высокомерное.
– Эй-эй, Парамонова, еще не вечер, я имел в виду для начала 'отлично'. 'Ах, Максимовский, Максимовский, знал бы ты какой победе я так рада! Выпьем же за нее!' Я сделала приличный глоток мартини, выковыряла из куска пиццы оливковый кружочек, снова отпила из бокала. Заинтригованный моим желанием напиться, Макс наполнил его снова.
– Ну, за успех! – подбодрил он меня.
– За успех! – повторила я, звякнув позолоченным краем о бокал Максимовского.
Посмотрела на него – белая рубашка расстегнута почти до пояса, густые каштановые волосы ниспадают на шею, как у звезд рок-н-ролла, а при свете напольной лампы загар стал темно-бронзовым. Закрыв глаза, как молитву я прошептала про себя:
Далецкая, Красникова, Простакова, Шварева, как же без Шваревой!
Вкрадчивый голос прозвучал над моим ухом, легкое дыхание коснулось волос:
– Парамонова, я всегда хотел узнать тебя поближе…
Вот оно! Далецкая, Красникова, Простакова…
– Но ты такая неприступная, вокруг тебя всегда вьется пара-тройка Лопатиных, а мимо проходишь – звездища, да и только. 'Это ты у нас звездун', – мысленно возразила я.
Макс обнял меня за талию, губами прикоснулся к мочке уха, и глухо сказал:
– И этот шлейф из служебных романов… 'Однако, привлекателен он для мужчин, кто-то возмущается и кричит, что скоро ступить будет негде, везде он, этот шлейф, а кто-то мечтает примкнуть к счастливцам.' Слухи слухами, а приличия все же надо соблюсти, поэтому я уперлась ладонями в его грудь, и прошептала:
– К-ккаких романов?
Пальчики подрагивали на его горячей коже, их подушечками я ощущала волоски на его груди, да и Максимовскому похоже было уже не до моих многочисленных поклонников. 'Какие нежные у него губы… Далецкая, Красникова… м… кто там еще…' Руки Романа и обнимают, и поглаживают, и в тоже время фокусничают со шнуровкой на моей спине. Опытный иллюзионист Максимовский быстро находит правильный подход – сарафанчик сползает с моих плеч, и уже еле прикрывает грудь. От поцелуев кружится голова, по шее разливается жар, захватывает декольте, вызывает томление в груди… Роман привлекает меня к себе, и тут… безжалостно разрывая мелодию, выпеваемую Джаредом Лето, гремит мой мобильник. Мы замираем, крепко вцепившись друг в друга. Звонок не кончается, и я, покинув желанные объятья, начинаю шарить по сумочке.
– Алло… Тим? – голос мой дрожал, сердце билось, как от испуга. – Ты в Петербурге? Нет, что ты, очень рада! Завтра? Да, да, конечно, обязательно. Тогда до завтра. Целую.
Вот так и обламываются мечты. Я отключаю телефон, и, поправляя дрожащими руками сарафанные бретельки, отворачиваюсь от Романа. Как нелепо, и это чувство стыда…
Максимовский берет меня за плечи и притягивает к себе:
– Надеюсь, он не заподозрил ничего интимного.
Эти слова для меня как холодный душ, куда там моей детской считалочке! Так и хочется отхлестать его по красивой загорелой роже! Сжав зубы, я постаралась держать себя в руках, и даже хищно улыбнулась ему. Моя улыбка вызвала замешательство, видно ожидал от меня другой реакции.
– Все хорошо, – повторила я его слова, – уверена, что он ничего не заметил.
Оттолкнув Макса, я быстро сложила ноутбук, подхватила сумку, и, придерживая сползающий лиф сарафана, направилась в холл за босоножками. Встревоженный внезапным отступлением, он тотчас же догнал меня:
– Погоди, что это значит? Обиделась?
– Домой пора, – заявила я, впихивая ступню в путаницу кожанных ремешков. – Выходные для нас закончились, завтра встреча с Тимом.
– Тем более! – запротестовал Макс. – Нам нужно обсудить массу вещей, раздевайся.
Мои распахнутые глаза произвели на него должное впечатление.
– Алла, я не то имел в виду… 'Знаем мы вас' – мысленно шипела я, мне было неудобно прижимать ноутбук к груди, чтобы не свалилась одежда и одновременно надевать обувь.
– Парамонова, я тебя не отпущу, – пригрозил Максимовский, начиная злиться на мою блажь.
– Та-ак, для начала затяни шнуровку.
Макс резко развернул меня, и стянул болтающиеся концы так, что я подумала, как бы не треснул по швам мой тонкий сарафанчик.
– У нас есть полчаса, – объявила я.
Максимовский отобрал у меня ноутбук, и зашвырнул мои босоножки на шкаф-купе.
– Вот так-то лучше, теперь не сбежишь.
Но желание работать у меня пропало, я думала лишь о завтрашнем дне, о нашей с Тимом встрече, в чем я чистосердечно призналась Роману.
– Как-то тревожно мне, – сообщила я напарнику. – Куда он пригласит меня? Сказал, место интересное.
– Не беспокойся, я буду рядом, – пытался подбодрить меня Макс.
Не слишком-то убедительно получалось. Все мои мысли были обращены к моему новому знакомому. Расклад получается такой – Тим предполагает провести со мной ночь, и зачем ему водить меня по музеям и выставкам? Скорее всего он поведет меня в такое место, где можно расположить девушку к более интимному общению. Вип-зона в закрытом клубе? Ну, курят там травку, совокупляются на глазах честной публики, или развратничают вслепую в темных комнатах гей клубов. Казино при люксовой гостинице, а потом в номер? Ну, это совсем никуда не годится, все равно, что собрать компромат на себя!
– Макс, а если он возьмет номер… Что делать будем? – спросила я, наблюдая за тем, как он быстро набивает текст.
– Если ты не против, то делать съемку, да и микрофончик я тебе пристрою, – он обернулся ко мне, и подмигнул. – До постели дело не дойдет, не волнуйся, а так как ты говоришь, что у сводни все клиенты извращенцы, то он себя проявит до того, как потащит тебя в койку.
Я хмыкнула. Интересно, а как он собирается отбивать меня от притязаний возбужденного маньяка? Вспышкой от фотоаппарата?
– Ну, а представь себе ночной клуб.
– Всяко у зданий есть окна, запасной выход, пожарные лестницы, не в подвал же он тебя потащит, – уверенно ответил Максимовский щелкая клавишами ноутбука.
Так и представила Максимовского, висящего на пожарной лестнице с видеокамерой в руке. Мда…
Все это для нашего расследования не ценно, надо вынудить Тима отвести меня куда-нибудь, где продают наркотики, торгуют любовью, короче, нарушают законы, а ночная жизнь нашего города весьма разнообразна, и я уверена, что Тим хорошо в ней ориентируется. Мне вспомнился азартный огонек в его глазах, слегка надменная улыбка, холеные руки… Этот человек порочен, и готов платить за свои пороки дорогую цену.
Я давно заметила, что перед судьбоносными событиями мне снятся странные сны, содержание которых я запоминаю на всю жизнь. Накануне вступительных экзаменов в университет мне снилось, что я напилась на какой-то вечеринке, и друзья несли меня на руках. После такого сна мой провал казалось был предрешен, тем более сумасшедший конкурс не оставлял надежд на иной исход экзаменов, но благодаря случайной подружкиной подсказке, я набрала недостающий балл. С Вересовым случилась иная история, мне приснилась наша безалкогольная свадьба, но тогда я еще не знала, что если бы во сне я напилась, запуталась в фате, и переспала с шафером, то скорей всего сейчас носила бы другую фамилию.
Вот и этой ночью мне приснился подвал, где висели огромные свиные туши, от вида которых меня мутило, и для того, чтобы привести меня в чувство Максимовский предлагал мне выпить красного вина. Что случилось дальше я не узнала, прозвенел будильник.
Встречу Тиму я назначила на Гоголевском бульваре, там было людно, и можно было наблюдать без опасений. Помня о вездесущем Костике, я отказалась от сопровождения, и уговорила Максимовского встретиться в условленном месте. Брать такси не стала, в городе ужасные пробки, и поехала на метро. В залах метрополитена было душно, ехать пришлось с пересадками, а в вагоне мне повезло быть зажатой между пассажирами, напоминавших борцов сумо. Выскочила я на поверхность в весьма помятом виде, и неспеша прошлась до бульвара. Несмотря на неспадающую жару, на бульваре, утопающем в спасительной зелени, было прохладно.
Смеркалось, я присела на скамейку, и осмотрелась. Недалеко от меня у тротуара припарковался автомобиль Макса, он посигналил мне фарами. Все на месте, ждем главное действующее лицо, Тима. И он не замедлил появиться, возник, будто материализовался в густом летнем воздухе. В обыкновеннейших, на первый взгляд, но на самом деле страшно дорогих джинсах, и дизайнерской футболке, он выглядел замечательно, и привлекал внимание.
– Моя дорогая, – он поцеловал мне руку, и присел рядом. – Что за странное место ты выбрала, бульвар…
– Мне здесь нравится, прохладно, – заступилась я за одно из любимых мест. – Как поездка?
Тим предложил мне сигарету, я прикурила от золотой зажигалки, и приготовилась слушать.
– Замечательно, – начал Тим, – люблю Питер, у меня там хорошие партнеры.
Странно было это слышать, словно город нравился ему лишь потому, что у него там успешные деловые отношения. А может это действительно так? Дальше расспрашивать я не захотела, да и ему нечего было сказать.
– Поужинаем в клубе? – полуутвердительно спросил он.
– Наскучило, – 'играем капризную девочку', сказал бы Лопатин.
– Может хочешь куда-нибудь, так ты только скажи.
– Я бы сказал: присматривал за любимой девушкой.
Все равно правды не скажет, будет выкручиваться, про невесту еще вспомнит, решила я, ну и ладно, сделаю вид, что довольна его объяснениями.
– Пойдем завтракать, родители ждут.
Перебросив полотенце на плечо, я повернулась в сторону беседки, скрытой от нас перголой обвитой диким виноградом. Костик, схватив меня за руку, неожиданно предложил:
– Поцеловала б меня, что ли…
– С ума сошел, – рассмеялась я, – практически на глазах родственников, что-то ты расхрабрился!
Но Костик не стал дожидаться разрешения, и резко притянув к себе прикоснулся к моим губам. Нашему поцелую помешала шальная оса, она запуталась в моих волосах, и я с визгом начала от нее отмахиваться. Костик, топтался около меня, в то время как я подпрыгивала и отчаянно трясла головой.
– Да не крутись ты! – скомандовал он.
– Я боюсь ос! – вопила я.
– Она тебя еще больше боится, – успокоил Константин.
Он остановил меня, освободил пленницу, и, пригладив растрепавшиеся пряди, повел на взволнованный голос мамы:
– Что случилось?
Выведя меня из-за перголы, Костя предъявил полурастрепанную и раскрасневшуюся дочь родителям. И кто бы не заподозрил близости в наших отношениях?
– Все в порядке, – заявил он, усаживая меня в плетеное кресло у стола, – оказывается, Алла боится ос.
– И всегда их боялась, особенно в детстве, – подтвердил отец, и рассказал историю, которую очень любил вспоминать. – Как-то раз мы ехали с дачи, а в машину залетела оса, и забралась ей под платье… Алка принялась ее изгонять, да так кричала и махала руками, что я думал мы съедем в кювет. Оса, недолго думая, взяла и укусила ее. Сколько ж было воплей, еле до города доехали.
Все засмеялись, а мне стало обидно – чего тут смешного, больно же было! Правда, если бы я не трясла широким подолом платья, и не шлепала ладонями по обивке автомобильного кресла, то перепуганная насмерть оса давно бы вылетела в окошко.
– Не люблю их, и все, – надулась я.
Отец примирительно похлопал меня по плечу, а мама начала разливать душистый кофе.
Как я люблю завтрак на даче, ласковое солнце, свисающие ветви яблонь, образующие над столом живой купол, даже осы, слетающиеся на варенье не раздражали меня.
Мягкий хлеб и масло, обязательное вареное яичко, сыр – запахи детства. Выйдя к завтраку, почтил нас своим вниманием Котофиля, мамин кот – невероятный лентяй и обжора. Когда-то его звали Филя, но со временем, и с набранными килограммами, его прозвище преобразилось, негоже такому солидному коту быть просто Филей.
Переваливаясь с боку на бок, он прошел к своей миске и сел копилкой, обвив вокруг себя пушистый хвост.
– Котофиля, принести тебе рыбки? – спросила мама, страстно любящая своего питомца. Неблагодарное животное даже усом не повело. Но мама не стала дожидаться высочайшего соизволения, и, встав с кресла, пошла на терраску дома. Котофиля все же поплелся за ней, не решился пропустить рыбный завтрак.
Константин пил кофе из большой кружки, мой отец не признавал чашечек, величиной с наперсток, с этой его привычкой безуспешно боролась мама, но победить так и не смогла. Я смотрела на руки мужчины, на движение кадыка и невольно сравнивала его с отцом.
– А вы, Константин, где трудитесь? – спросил отец.
– Я менеджер по персоналу в небольшой фирме, – ответил Костя, – и еще подрабатываю частным извозом.
Отец заинтересованно посмотрел на моего приятеля, ему всегда нравилось расспрашивать моих подружек о работе и успехах в учебе, а тут представилась такая возможность узнать, чем дышит молодое поколение, как и на что оно стремится заработать.
– Менеджер по персоналу… это как начальник отдела кадров? – переспросил он Константина.
Молодой человек усмехнулся:
– Ну, если с такой меркой, то инспектор отдела кадров.
– Ответственно, – кивнул отец, одобряя скромность гостя.
– Фирма маленькая, сотрудников немного, – пояснил тот, – и все же надо знать, чем дышит каждый…
Мне показалось, что Костя будто оправдывается перед отцом, за не бог весть какие заслуги, за небольшую должность, и маленький оклад. Материальная часть вопроса тут же была поставлена на повестку дня.
– И за это так мало платят, что приходится подрабатывать? Извините, что лезу с такими вопросами…
Спасибо, папка, чуть не вскричала я, мне даже ни о чем не придется расспрашивать моего шпиона!
– Мне скрывать нечего, на новую квартиру зарабатываю, – быстро ответил Костя.
– Похвально!
– Пап, представляешь, Константин мой сосед.
– Вот и отлично, надеюсь, присмотрите за моей девочкой, – сказал отец, в его шутливом тоне слышалась просьба, и Костя со значением посмотрел на меня:
– Не говори, что не слышала, Долли.
Я промолчала. Мама вынесла миску с рыбой и поставила на ступеньку, следом Котофиля – потерся о ее ноги, потом начал есть, подрагивая ушами, словно прислушиваясь к нашему разговору.
– Очень вкусно, Екатерина Анатольевна, особенно блинчики! Можно еще один?
– Ешьте на здоровье, – с улыбкой сказала мама, – а блинчик называется "драником".
Костик подцепил драник, положил на тарелку, сверху шлепнул щедрую ложку сметаны, и удовлетворенно вздохнул. Мама снова надела перчатки, взяла секатор, и позвала отца ей помочь.
– Ишь, дамский угодник, – пробормотала я, и пнула Костика под столом мыском босоножки, – давай уж, закругляйся!
– Сейчас бы под яблоньку, да на раскладушечку, а ты бы грибков насобирала к обеду… – размечтался гость, по-барски вытирая губы салфеткой. – Вот это жизнь!
Может, и вправду поженимся, Долли?
Сколько не зарекайся, а его наглость моментально выводила меня из равновесия:
– Так, давай собирайся, и в путь дорожку! Я сюда отдыхать приехала, а не обслуживать всяких…
Костик посмотрел на меня с улыбкою, встал из-за стола. Подхватил с блюдца клубничную ягоду, надкусил ее.
– Ну что ж, спасибо хозяюшка. Только вот есть у меня огромное желание набить твой рот клубникой, чтобы слова твои не казались такими кислыми.
И снова у меня хватило сообразительности промолчать. Я притоптывала босоножкой, ожидая, когда же Костик выедет со двора, мне не терпелось открыть ноутбук и набросать черновой макет статьи о расследовании. Я мило ему улыбалась, просила не забывать, на что он нагло усмехнулся, помахала рукой, и закрыла калитку. За работу!
Я подробно описала свои посещения сводни, сделала кое-какие выводы, остановилась на моем новом знакомом, можно сказать "объекте", так как из разряда клиентов брачного агентства перешла в категорию девиц, оказывающих определенные услуги.
Пока я набивала текст, в моем мозгу складывался сюжет, выстроилась мизансцена, определились действующие лица и исполнители, и цель задуманного спектакля стала принимать более конкретные очертания.
В разгар моей работы позвонил Максимовский. Даже не так – как только я набрала его фамилию, сразу раздался звонок.
– Чем занимаешься? Есть предложение обсудить кое-что. Я заеду за тобой, – заявил Максимовский, даже не соизволив выслушать мое мнение.
– Я за городом, – отчего-то я не возразила, мне понравился его категоричный тон, и то, что он хочет меня видеть.
– Адрес? – выдохнул он в трубку.
– Малинино, дом три, – тотчас отозвалась я, и услышала сквозь собственный сердечный стук:
– Соберись, через час буду.
Что я чувствовала в тот момент? Смятение. Я понимала, что Максимовский не тот мужчина, с которым стоит флиртовать, и если кто-нибудь узнает о нашем субботнем свидании, то обо мне будет сплетничать весь мега-холдинг… но ничего поделать не могла. Меня несло!
Быть объектом осуждения я не боялась, поскольку имела в этом деле большущий опыт.
Общественное внимание я привлекла еще учась в школе – у меня был головокружительный роман. Да что там роман, любовь, огромная первая любовь! С Вересовым нас связывали не только романтические чувства, но и первые интимные отношения. Никита был самым лучшим учеником выпускных классов нашей школы, все девчонки сходили по нему с ума, он был начитан, умен, и необыкновенно красив.
Дружила я с ним еще с пятого класса, но только к десятому в нас проснулись взаимные чувства, мы были безумно влюблены. Все одноклассники и учителя были уверены в том, что после школы мы сразу поженимся, в том же были уверены и мои родители, и, конечно, я. Однако, не дождавшись получения аттестата, Никита Вересов стал отцом… и мужем Оксанки Леданиной. Оксанка была "серой мышкой" и самой горячей поклонницей Никиты, он не обращал на нее внимания, презирал – так казалось всем, но, покинув мою постель, и забрав с собой использованный презерватив, он торопился к Оксанке, где занимался сексом без оного. Позже он сказал кому-то, что очень заботился обо мне, и не мог допустить моей случайной беременности…
Этот скандал отравил мой последний год в школе, надо мной смеялись, на меня показывали пальцем, словно не Леданина, а я сдавала экзамены с огромным животом.
С Никитой я не разговаривала, избегала его, не отзывалась на настойчивые звонки, потому что не могла смотреть ему в глаза, не понимала, как можно быть таким двуличным, и как можно предать первую любовь. Сердце мое было разбито, но я выдержала, окончила школу с серебряной медалью, и ушла не оглядываясь. Сейчас наш класс дружно зависает на "Одноклассниках", даже учителя. Все, кроме меня. Но однажды любопытство взяло вверх, на компьютере у Насти Горобцовой я увидела открытую страницу сайта, и не удержалась – набрала номер школы, нашла его страничку, и просмотрела все фотографии четы Вересовых. Сын Никиты был похож на Оксанку, красоты отца он не унаследовал, но у пары есть возможность исправить положение другим чадом – Леданина снова была беременна. Больше на "Одноклассники" я не заходила.
Максимовский… ничего нет банальней, как стать объектом его сексуального интереса, каждая женская единица нашей редакции только и мечтала об этом, но я, по понятным причинам, побаивалась мужчин хоть чем-то напоминающих красавца и умника Никиту Вересова, умершего для меня прижизненно. Максимовский стал его реинкарнацией. Что делать? Что же делать, черт побери, если меня безумно тянет к нему, как бы я не пряталась…
Я убрала ноутбук в сумку, надела шляпку, подкрасила губы. Солнце уже спряталось за трехэтажным замком местного нувориша, башенками и стрельчатыми окнами напоминавшим готические храмы, в саду повеяло вечерней прохладой, и я, ожидая приезда Максимовского, присела на качели. Мама мыла посуду, это было одним из любимых ее занятий – взять и перемыть все богемское стекло в старинном буфете, доставшемся еще от прабабушки. Отец по вечерам уделял пару часов научной работе, в это время мы никогда не заходили к нему в кабинет, старались не мешать, но сейчас он вышел на террасу, достал портсигар, и тут увидел меня.
– Ночевать не останешься? – спросил он, разглядев сумку с ноутбуком на пестрой подушке качелей.
– Дела, пап, – ответила я, – поеду домой.
– Хочешь, отвезу? – он закурил, дымок пополз по деревянной обивке террасы, и табачный аромат смешался с томным цветочным.
– Спасибо, но за мной приедут. Коллега… – я аж зубами заскрипела, и надо же такому случиться, два кавалера в один день! Бедные мои родители… После давнишней истории с Вересовым я не баловала их знакомством ни с университетскими друзьями, ни с коллегами противоположного пола, скрывала свои романы, и очень осторожно назначала свидания, но вот сегодня побила все рекорды.
– Хм, один – товарищ, другой – коллега… нам есть о чем волноваться?
– Абсолютно не о чем, пап!
– Уверена?
– Стопроцентно!
Может, попробовать внушить себе эту стопроцентную уверенность? Почему бы и нет.
Установка – мысленно я сделала загадочные пассы руками, и про себя произнесла: гусь свинье не товарищ, а коллега. Как думаете, поможет?
У калитки просигналил автомобиль, и высокая фигура в белой рубашке, взмахнула рукой. Я вскочила с качелей, босиком пронеслась по терракотовой плитке, открыла замок, и радостно крикнула:
– Мам, пап, знакомьтесь, это Роман.
На террасе звякнула о паркет какая-то богемская вещица.
Глава пятая
Роман Максимовский был известной личностью, но помимо бешеной популярности у женской половины нашего мега-холдинга, у него была весомая репутация среди лучших репортеров столицы. Еще будучи студентом, Роман стал учеником Шпильмана, великолепному перу которого завидовала вся советская журналистика. Игорь Владимирович научил студента премудростям профессии, но самое главное показал подводные камни и течения. Лоцманскую науку Роман усвоил на отлично. Когда пришла пора прибиться к берегу, то главред Плавный, обладающий хорошей кадровой интуицией, рекомендовал руководству подающего надежды выпускника. Максимовский быстро встал на ноги, не ленился, за свой материал всегда получал хорошие деньги, и вскоре стал завидной партией.
Автомобиль, в котором мы возвращались с дачи, выдавал пристрастия владельца – он был напичкан техническими новинками, пах хорошим мужским одеколоном, и в полумраке салона не умолкала музыка. '30 Seconds To Mars' и запредельно красивый голос Джареда Лето. Загорелые руки Макса неспешно поворачивали руль, за стеклом переливались вечерние огни города, и мое сердце невольно трепетало в ожидании чуда. Что такое чудо в исполнении Максимовского? Наверное, признание в любви, какая-нибудь страшная клятва в верности, то есть то, чего не может быть… А если снизить планку? Ну, к примеру, не замахиваться на предложение руки и сердца, а довольствоваться поцелуями и объятиями, просто переспать с ним, и уже не грезить ни о чем.
– Возьмем пиццу?
– О, да…
Мой полустон скорее был продолжением мыслей, чем огромным желанием есть пиццу в компании Макса, который не понял моей эксцентричности, и удивленно спросил:
– Ты чего?
– А? Ну да, пицца. 'А если наоборот, секс с ним окажется наркотиком, от которого невозможно будет отказаться? А дальше ломки, бесцельное скитание с единственным желанием – увидеть? О, нет, не дождется!' – 'Наполитану' любишь? Эй, Парамонова!
Голос спутника прорвался сквозь блокаду моих мыслей.
– Не дождется… – сердито пробубнила я напоследок.
– О чем ты думаешь? – спросил Роман. 'Черт, он решит, что я сумасшедшая', – подумала я, и поторопилась ответить:
– В смысле, мне низкокалорийную.
Роман притормозил у авто-пиццерии, сделал заказ. Девчонка кассирша смотрела на него с интересом, небольшая толика ее любопытства досталась и мне. Неужто позавидовала? На моем месте она бы не мучала себя вопросом 'чем же закончится сегодняшний вечер?'. Как можно работать в таком состоянии? Бедный Максимовский никудышная у него сегодня напарница!
Как на заклание шла я в квартиру Романа, он не суетился, неторопливо вытаскивал ключи, торжественно включал свет, приглашая войти. Я вошла, скинула босоножки, сняла шляпку.
– Проходи в гостиную, сейчас принесу мартини.
Началось. Мартини, поцелуи, сброшенная одежда… Не слишком ли я забегаю вперед?
Остынь, Парамонова…
– Надеюсь, мартини холодный, – пробормотала я, и для того, чтобы занять себя чем-нибудь, достала ноутбук. В гостиной минимализм дизайнера дошел до предела, кроме огромного черного пятна плазмы на стене, и стеклянного столика у красного дивана-трансформера больше ничего не было, только напольная лампа и высокие, от пола до потолка, окна, закрытые жалюзи. Вернувшийся с бокалами Максимовский с интересом взглянул на монитор.
– Ого, Парамонова, ты времени зря не теряла! Посиди, музыку послушай, а я почитаю, что ты тут наваяла.
Я расположилась на кровавого цвета коже трансформера, и оценила его удобство. И снова '30 Seconds To Mars', только теперь из музыкального центра, похоже, это его любимая группа. 'Интересно, сколько у него дисков? В машине, дома, наверняка есть один на работе, пять у любовниц', – и перечислила, чтобы не забыть, – Далецкая, Красникова, Простакова, Шварева, конечно же, и еще Аннушка… Даже холодно стало. Ура, я нашла противоядие!' – Ну что ж… Можно сказать – отлично, – Макс повернулся ко мне, брови его подпрыгнули, очевидно, его удивило выражение моего лица. Удовлетворенно-высокомерное.
– Эй-эй, Парамонова, еще не вечер, я имел в виду для начала 'отлично'. 'Ах, Максимовский, Максимовский, знал бы ты какой победе я так рада! Выпьем же за нее!' Я сделала приличный глоток мартини, выковыряла из куска пиццы оливковый кружочек, снова отпила из бокала. Заинтригованный моим желанием напиться, Макс наполнил его снова.
– Ну, за успех! – подбодрил он меня.
– За успех! – повторила я, звякнув позолоченным краем о бокал Максимовского.
Посмотрела на него – белая рубашка расстегнута почти до пояса, густые каштановые волосы ниспадают на шею, как у звезд рок-н-ролла, а при свете напольной лампы загар стал темно-бронзовым. Закрыв глаза, как молитву я прошептала про себя:
Далецкая, Красникова, Простакова, Шварева, как же без Шваревой!
Вкрадчивый голос прозвучал над моим ухом, легкое дыхание коснулось волос:
– Парамонова, я всегда хотел узнать тебя поближе…
Вот оно! Далецкая, Красникова, Простакова…
– Но ты такая неприступная, вокруг тебя всегда вьется пара-тройка Лопатиных, а мимо проходишь – звездища, да и только. 'Это ты у нас звездун', – мысленно возразила я.
Макс обнял меня за талию, губами прикоснулся к мочке уха, и глухо сказал:
– И этот шлейф из служебных романов… 'Однако, привлекателен он для мужчин, кто-то возмущается и кричит, что скоро ступить будет негде, везде он, этот шлейф, а кто-то мечтает примкнуть к счастливцам.' Слухи слухами, а приличия все же надо соблюсти, поэтому я уперлась ладонями в его грудь, и прошептала:
– К-ккаких романов?
Пальчики подрагивали на его горячей коже, их подушечками я ощущала волоски на его груди, да и Максимовскому похоже было уже не до моих многочисленных поклонников. 'Какие нежные у него губы… Далецкая, Красникова… м… кто там еще…' Руки Романа и обнимают, и поглаживают, и в тоже время фокусничают со шнуровкой на моей спине. Опытный иллюзионист Максимовский быстро находит правильный подход – сарафанчик сползает с моих плеч, и уже еле прикрывает грудь. От поцелуев кружится голова, по шее разливается жар, захватывает декольте, вызывает томление в груди… Роман привлекает меня к себе, и тут… безжалостно разрывая мелодию, выпеваемую Джаредом Лето, гремит мой мобильник. Мы замираем, крепко вцепившись друг в друга. Звонок не кончается, и я, покинув желанные объятья, начинаю шарить по сумочке.
– Алло… Тим? – голос мой дрожал, сердце билось, как от испуга. – Ты в Петербурге? Нет, что ты, очень рада! Завтра? Да, да, конечно, обязательно. Тогда до завтра. Целую.
Вот так и обламываются мечты. Я отключаю телефон, и, поправляя дрожащими руками сарафанные бретельки, отворачиваюсь от Романа. Как нелепо, и это чувство стыда…
Максимовский берет меня за плечи и притягивает к себе:
– Надеюсь, он не заподозрил ничего интимного.
Эти слова для меня как холодный душ, куда там моей детской считалочке! Так и хочется отхлестать его по красивой загорелой роже! Сжав зубы, я постаралась держать себя в руках, и даже хищно улыбнулась ему. Моя улыбка вызвала замешательство, видно ожидал от меня другой реакции.
– Все хорошо, – повторила я его слова, – уверена, что он ничего не заметил.
Оттолкнув Макса, я быстро сложила ноутбук, подхватила сумку, и, придерживая сползающий лиф сарафана, направилась в холл за босоножками. Встревоженный внезапным отступлением, он тотчас же догнал меня:
– Погоди, что это значит? Обиделась?
– Домой пора, – заявила я, впихивая ступню в путаницу кожанных ремешков. – Выходные для нас закончились, завтра встреча с Тимом.
– Тем более! – запротестовал Макс. – Нам нужно обсудить массу вещей, раздевайся.
Мои распахнутые глаза произвели на него должное впечатление.
– Алла, я не то имел в виду… 'Знаем мы вас' – мысленно шипела я, мне было неудобно прижимать ноутбук к груди, чтобы не свалилась одежда и одновременно надевать обувь.
– Парамонова, я тебя не отпущу, – пригрозил Максимовский, начиная злиться на мою блажь.
– Та-ак, для начала затяни шнуровку.
Макс резко развернул меня, и стянул болтающиеся концы так, что я подумала, как бы не треснул по швам мой тонкий сарафанчик.
– У нас есть полчаса, – объявила я.
Максимовский отобрал у меня ноутбук, и зашвырнул мои босоножки на шкаф-купе.
– Вот так-то лучше, теперь не сбежишь.
Но желание работать у меня пропало, я думала лишь о завтрашнем дне, о нашей с Тимом встрече, в чем я чистосердечно призналась Роману.
– Как-то тревожно мне, – сообщила я напарнику. – Куда он пригласит меня? Сказал, место интересное.
– Не беспокойся, я буду рядом, – пытался подбодрить меня Макс.
Не слишком-то убедительно получалось. Все мои мысли были обращены к моему новому знакомому. Расклад получается такой – Тим предполагает провести со мной ночь, и зачем ему водить меня по музеям и выставкам? Скорее всего он поведет меня в такое место, где можно расположить девушку к более интимному общению. Вип-зона в закрытом клубе? Ну, курят там травку, совокупляются на глазах честной публики, или развратничают вслепую в темных комнатах гей клубов. Казино при люксовой гостинице, а потом в номер? Ну, это совсем никуда не годится, все равно, что собрать компромат на себя!
– Макс, а если он возьмет номер… Что делать будем? – спросила я, наблюдая за тем, как он быстро набивает текст.
– Если ты не против, то делать съемку, да и микрофончик я тебе пристрою, – он обернулся ко мне, и подмигнул. – До постели дело не дойдет, не волнуйся, а так как ты говоришь, что у сводни все клиенты извращенцы, то он себя проявит до того, как потащит тебя в койку.
Я хмыкнула. Интересно, а как он собирается отбивать меня от притязаний возбужденного маньяка? Вспышкой от фотоаппарата?
– Ну, а представь себе ночной клуб.
– Всяко у зданий есть окна, запасной выход, пожарные лестницы, не в подвал же он тебя потащит, – уверенно ответил Максимовский щелкая клавишами ноутбука.
Так и представила Максимовского, висящего на пожарной лестнице с видеокамерой в руке. Мда…
Все это для нашего расследования не ценно, надо вынудить Тима отвести меня куда-нибудь, где продают наркотики, торгуют любовью, короче, нарушают законы, а ночная жизнь нашего города весьма разнообразна, и я уверена, что Тим хорошо в ней ориентируется. Мне вспомнился азартный огонек в его глазах, слегка надменная улыбка, холеные руки… Этот человек порочен, и готов платить за свои пороки дорогую цену.
Я давно заметила, что перед судьбоносными событиями мне снятся странные сны, содержание которых я запоминаю на всю жизнь. Накануне вступительных экзаменов в университет мне снилось, что я напилась на какой-то вечеринке, и друзья несли меня на руках. После такого сна мой провал казалось был предрешен, тем более сумасшедший конкурс не оставлял надежд на иной исход экзаменов, но благодаря случайной подружкиной подсказке, я набрала недостающий балл. С Вересовым случилась иная история, мне приснилась наша безалкогольная свадьба, но тогда я еще не знала, что если бы во сне я напилась, запуталась в фате, и переспала с шафером, то скорей всего сейчас носила бы другую фамилию.
Вот и этой ночью мне приснился подвал, где висели огромные свиные туши, от вида которых меня мутило, и для того, чтобы привести меня в чувство Максимовский предлагал мне выпить красного вина. Что случилось дальше я не узнала, прозвенел будильник.
Встречу Тиму я назначила на Гоголевском бульваре, там было людно, и можно было наблюдать без опасений. Помня о вездесущем Костике, я отказалась от сопровождения, и уговорила Максимовского встретиться в условленном месте. Брать такси не стала, в городе ужасные пробки, и поехала на метро. В залах метрополитена было душно, ехать пришлось с пересадками, а в вагоне мне повезло быть зажатой между пассажирами, напоминавших борцов сумо. Выскочила я на поверхность в весьма помятом виде, и неспеша прошлась до бульвара. Несмотря на неспадающую жару, на бульваре, утопающем в спасительной зелени, было прохладно.
Смеркалось, я присела на скамейку, и осмотрелась. Недалеко от меня у тротуара припарковался автомобиль Макса, он посигналил мне фарами. Все на месте, ждем главное действующее лицо, Тима. И он не замедлил появиться, возник, будто материализовался в густом летнем воздухе. В обыкновеннейших, на первый взгляд, но на самом деле страшно дорогих джинсах, и дизайнерской футболке, он выглядел замечательно, и привлекал внимание.
– Моя дорогая, – он поцеловал мне руку, и присел рядом. – Что за странное место ты выбрала, бульвар…
– Мне здесь нравится, прохладно, – заступилась я за одно из любимых мест. – Как поездка?
Тим предложил мне сигарету, я прикурила от золотой зажигалки, и приготовилась слушать.
– Замечательно, – начал Тим, – люблю Питер, у меня там хорошие партнеры.
Странно было это слышать, словно город нравился ему лишь потому, что у него там успешные деловые отношения. А может это действительно так? Дальше расспрашивать я не захотела, да и ему нечего было сказать.
– Поужинаем в клубе? – полуутвердительно спросил он.
– Наскучило, – 'играем капризную девочку', сказал бы Лопатин.
– Может хочешь куда-нибудь, так ты только скажи.