Демина Нина. Приключения Аллы Парамоновой, журналистки и девицы на выданье

   – О, Тим, – запела я сиреной – только слушай, – я бы хотела в такое место, где никогда не была… Хочется чего-нибудь экстремального!
   Тим внимательно посмотрел на меня, проверяя, не шучу ли я, но я была серьезна, очень серьезна, ведь от его предложения зависит исход нашего пятидневного расследования.
   – Детка… – Тим крепко сжал мой локоть, – о, детка… Я знаю одно местечко… только это бо-о-льшой секрет. Ты умеешь хранить секреты?
   – Умею ли я? Да я – могила! – горячо воскликнула я, но кажется переиграла.
   – Отлично, вследующий раз устроим вечеринку на кладбище.
   Меня передернуло от отвращения.
   Мы спустились в полуподвальное помещение – ржавые трубы, газетные обрывки на пыльном бетоне, странный писк и шуршание. Желтки ламп, кое-как разбросанные по низкому потолку, освещали вход в узкий коридор и в тупике его неприметную дверь.
   Закрытый клуб, только для посвященных, так он сказал, но я сразу определила – притон. Помнится Максимовский сказал: ну не в подвал же он тебя потащит…
   Нострадамус, блин.
   – Войдем, ничему не удивляйся, веди себя тихо. – Тим, по его словам, очень рисковал, публика там собиралась серьезная, проверенная – посторонние люди нежелательны, да и огласка никому не нужна.
   По сигналу дверь открыли, нас пропустили внутрь, предварительно обыскав, и задав пару вопросов Тиму. Микрофон, пристроенный мной, по совету Макса, в нижнем белье, обнаружен не был, о чем я усердно молилась, пока меня ощупывал охранник. Наглеть он не стал, и я беспрепятственно была допущена к таинству.
   В просторном зале в круг стояли раздолбанные топчаны, на столе накрытом старыми газетами бутылка 'Столичной', граненые стаканы и подъездная закуска – плавленый сыр, селедка, лучок на черном хлебе. На протертом пледе одного из топчанов восседали трое, привлекшие мое внимание. Картина напоминала мне ту, знаменитую, охотничью, где на полянке трое хвастаются своими трофеями. Только что-то в нашей картине показалось мне неправдоподобным. Сейчас, сейчас… Ага! На бутылке 'Столичной' наклейка внуковского Дьюти Фри, топчан не раздолбанный, а нарочито состаренный, как и облысевший кашемировый плед! Шторка, разделяющая зал на зрительский и сцену, не что иное, как гобелен, за нее на антикварных торгах дали бы неплохую цену. Кто устраивает в этом 'псевдо клубе' зрелища для богатых и знаменитых, соскучившихся по своему босоногому детству?
   Мы пристроились на соседнем топчане, заказали сухое вино 'Эрети' – на мой вопрос о мартини, бармен выкатил глаза так, что я стушевалась. Тим подбодрил меня, сказав, чтобы я вела себя естественней. Я не из трусливых, но отсутствие женщин среди посетителей притона слегка меня напрягло.
   Все ожидали начала шоу, на диванах становилось все оживленнее. Послышались выкрики:
   – Глашка, выходи!
   – Глафииира! – завсегдатаи начали свистеть и улюлюкать.
   Наконец, звеня кольцами по металлическому карнизу, шторка была сдернута в сторону, открыв истомившимся взорам гинекологическое кресло. Оно блестело нержавеющими подколенниками, но большая его часть была закрыта тонкой прозрачной клеенкой. Из-за шторки выглянуло круглое девичье лицо с двумя короткими хвостиками, затем плечико, потом сама Глафира, стеснительно прикрывая грудь углом гобелена. Под свист и улюлюканье Глафира покинула свое убежище, и с удивительной сноровкой впорхнула в кресло.
   Почему я удивилась ее прыти? Да потому что задница Глафиры превосходила всё мировое чаянье второй половины человечества. Да что там, она была огромна! Еще красавица обладала невероятно толстыми и белыми ляжками, причем без следа целлюлита, и мясистым, выбритым лоном. Оно и привлекло все мужское внимание.
   Чего кривить душой, позабыв о спутнике, я тоже не могла оторвать глаз от этой картины.
   Пока мы разглядывали чудеса между раскинутых ножек красавицы, показался еще один персонаж предстоящего спектакля. 'Доктор', как и положено, был одет в белый халат, и с громким щелчком натянул на руки резиновые перчатки, сейчас он напоминал тяжеловеса перед взятием штанги. Глашенькины глаза стали влажными, она издала какой-то хрюкающий звук, то ли носом, то ли утробой. Доктор подошел ближе, Глафира застонала и заелозила задом по клеенке, нетерпеливо суча упитанными конечностями.
   Мы расположились вокруг кресла, каждый хотел увидеть действо как можно ближе, не пропустить ни одного движения, ни одного звука. Мысленно я молила, лишь бы не пропала связь с Максом, ведь он должен слышать и записывать все, что происходит.
   Доктор ввел ладонь в лоно, Глафира выгнулась на встречу, требуя продолжения. Он месил ее, как кондитер тесто, глубоко, сильно. Голова Глафиры моталась от одного плеча к другому, глаза ее закатились, она натужно хрипела. Эти звуки были подобны звериным, казалось девица абсолютно не контролирует себя.
   – Хорошо, милая, – одобрил мужчина.
   – Глубже! – словно в бреду заголосил один из наблюдавших.
   – Хрр-рр… – отозвалась Глафира, а мужчины все, как один, мастурбировали, стараясь коснуться Глафириных телес.
   Обессиленную артистку отвели за шторку, и удовлетворенная публика уселась на топчан, обсуждая пережитое. Тим, со все еще шальными глазами, пошел заказать в баре водки.
   – Единственная баба, которая может так кончать! – переведя дух сказал один из наших соседей.
   Мне вдруг стало неуютно в этом исключительно мужском обществе, обсуждающем женщин.
   – Ты что ж никогда не видел, как бабы кончают? – крикнули с другого конца зала.
   – Да, видел, тока теперь думаю, что это брехня…
   Я поискала глазами моего спутника, но он словно провалился, и я решила, что он пошел освежиться в туалетную комнату, ведь и его не оставили равнодушным Глафирины прелести. Делать здесь мне было больше нечего, пора потихоньку сматываться.
   – Не циклись на Глашке, она уже по нормальному и не сможет с такой-то лоханью, – сказал кто-то рядом. – Навеки Жоркиной клиенткой будет.
   Притянув к себе брошенную в пылу ажиотажа сумочку, я начала отступление.
   – А мне вот интересно… Как у Жорки с Глашкой получается, мы видели, а как у него другая бабенка заголосит? А?
   – А это мы сейчас посмотрим, – голос говорившего приобрел странные нотки.
   – Это как же?
   – А вот так! – сказал мужик и цепко схватил меня за руку. – Жорку зови, шоу маст го он!
   Я завизжала так, что будь здесь окна, то в них бы треснули стекла.
 

Глава шестая

 
   Была в нашей газете рубрика 'Калейдоскоп событий', так вот этот калейдоскоп я ощутила на себе. Максимовский, услышавший мои жуткие вопли в притоне, тут же позвонил знакомой бригаде омоновцев, мало того, стал ломиться внутрь и грозить охране, упоминая притом, что задерживаемая ими гражданка очень известная в узких кругах журналистка. Все это он рассказал потом, а в тот момент я просто перестала соображать, было очень страшно.
   Едва в отдалении раздался шум и возбужденные голоса, амбал, крепко державший мои руки, втолкнул в маленькую комнатку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся гримеркой. На меня изумленно уставились уже одевшаяся Глафира и еще какая-то девица, видно редко бывали женщины на их специфических представлениях.
   В замке щелкнул ключ, и ненадолго наступила тишина. Совсем ненадолго – не прошло и двух минут, как за дверью зашумели, раздался грохот падающей мебели, крики и мат.
   Мы с девицами переглянулись – похоже, им, как и мне было не по себе, и на всякий случай отошли подальше от двери. И не зря – внезапно раздался грохот, дверь рухнула, и я увидела бледного, несмотря на загар, Максимовского.
   Роман схватил меня, и затряс, спрашивая:
   – Цела? Они тебя не тронули? Травмы есть? Да что ты молчишь?!
   От шока я онемела, только разводила руками и мотала головой.
   Потом нас долго держали в отделении, выясняли, какого черта меня понесло в этот подвал. Пришлось сослаться на расследование, и предъявить журналистское удостоверение. Макс все время был около меня, принес водички, держал за руку.
   Тима я так и не видела, поэтому не знала, задержали его или нет.
   Когда же нас отпустили, Максимовский не разрешил мне ехать домой, привез к себе.
   – Тебе одной нельзя, – объяснил он, – да и ехать к подружке тоже. Пришлось бы ей рассказать все, а это под запретом, так что твоей подружкой сегодня буду я. А завтра, утречком, в редакцию – отчитаемся, потом статейку набросаем, пока Плавный одобряет анонс.
   И я согласилась. Приехали, выпили вина, Роман настоял, сказал надо стресс снять.
   Я сразу вспомнила свой сон, потом события произошедшие ночью, от запоздалого страха меня замутило, оказывается, все это время я находилась в шоке и только сейчас осознала то, что мне угрожало. Меня рвало в ванной комнате, а Максимовский стучал в дверь и требовал, чтобы я открыла, потом требования сменились просьбами и ласковыми уговорами. Я умылась, приняла душ и вышла к не на шутку встревоженному напарнику в естественном обличье – без следа косметики, влажными, собранными в хвост волосами, и в белом, обернутом вокруг тела полотенце.
   – Ну, наконец-то! – Макс подхватил меня на руки, и понес в заранее приготовленную постель. В этой ситуации наше сближение было чем-то само собой разумеющимся, как будто по-другому и быть не могло. Мы скрепляли наш союз сумасшедшими объятиями, горячими поцелуями и нежными ласками.
   Проснулась я резко, чьи-то руки обнимали меня, но глаз не открыла, прислушиваясь к чужому частому дыханию. Роман прижал меня к себе, обнаруживая свое желание. Ну, вот и добилась, дорогая, теперь ты возглавляешь список Максимовского.
   Выпив приготовленный заботливым Романом кофе, я заявила, что мне необходимо переодеться – не могу же я появиться в мега-холдинге в одежде, не предназначенной для рабочего дня. Мы подъехали к дому в одиннадцать часов утра, еще не было слишком жарко, и местные старушки, сидевшие на скамейке, с любопытством рассматривали моего кавалера. Я попросила Максимовского подождать меня в машине, но нет, поплелся за мной, теперь весь дом будет знать, что 'воображала Парамонова, из второго подъезда' встречается сразу с двумя парнями.
   Недолго повозившись с заедающим замком, мы вошли в квартиру. Я сразу обратила внимание на духоту, хотя, уехав на свидание с Тимом, оставляла открытой балконные окна и дверь. 'Может родители приезжали? – подумала я. – Мама боится воров и грозовых ливней, и еще неизвестно, кого больше'. Но с другой стороны мои давно бы позвонили, и спросили, почему дочка не приехала домой ночевать.
   Я вошла в комнату, и замерла от удивления – в центре, на полу, стояла пятилитровая банка, в которую было засунуто что-то похожее на большой кулек мятой серой бумаги. В кульке что-то шевелилось… я подошла ближе, как вдруг из банки начали вылетать осы, и теперь я увидела, что они были везде! Истошно завопив, я рванула к выходу, чуть не сбив с ног обалдевшего Максимовского. Он моментально сориентировался, вытолкнул меня из квартиры и захлопнул дверь. Я бежала вниз, только мелькали лестничные пролеты, и сзади слышался топот ног Максимовского. Старушки на лавочках зашушукались с удвоенной силой, когда мы пулей вылетели из подъезда.
   – Укусы есть? – едва переведя дух, спросил Роман.
   – Н-не знаю, в-вроде нет, – заикаясь ответила я.
   Внешне Максимовский был не напуган, а скорее удивлен оперативности наших недругов.
   – Сейчас экстерминаторов вызову, – сказал он, дотронувшись до моих похолодевших пальцев. – Можешь отдать кому-нибудь ключи от квартиры?
   – В п-принципе могу…
   – Объясни ситуацию, – посоветовал он, – мол, так и так, приедут, обработают квартиру от насекомых, а ключи заберешь потом.
   Я кивнула, и пошла к старушкам. Бабульки оживились, стали расспрашивать, и с удовольствием согласились помочь – хоть какое-то развлечение на целый день.
   Лишь только мы появились на пороге нашей редакции, сразу из-за перегородок вылезли любопытные головы, и раздались приветственные возгласы.
   – Привет, привет!
   – Парамонова, уже наслышаны о том, как ты накрыла притон!
   Неужели мы с Максимовским так долго отсутствовали? Скорей всего новости просочились от тех, кто работает с городским криминалом. Представляю, какие были у них лица, когда они узнали, что скандал спровоцировала не в меру любопытная журналистка.
   Пробираясь к моему рабочему месту, мы вдруг услышали громкие возмущенные крики:
   – Опять Парамонова! Как же надоела эта льстивая сучка! Все ей, и расследования, и гонорары повышенные! А что мне? Мне анимэшная вечеринка 'Кос-плей' в парке Рокосовского, да меня уже тошнит от всех этих анимэ, эмо и готов!
   При нашем появлении наступила полная тишина, возмущавшаяся несправедливостью Шварева, а это была именно она, будто поперхнулась своими словами.
   – Чем тебе не угодили представители этих славных субкультур, Ликочка? – спросил Максимовский, крутя на пальце ключи от автомобиля.
   Шварева быстро поменялась в лице – секунду назад бледная от праведного гнева, сейчас она зарозовелась, расплылась улыбкой и сексуальным голосом проворковала:
   – Максик, сладкий мой, какими судьбами? Неужто ко мне зашел?
   А меня словно и не было, вроде как я прозрачная, ни привета, ни ответа. Ну что ж, беседуйте… Бросив Романа, не ожидавшего от меня такого маневра, и гордо подняв голову, я направилась к своему загончику. Навстречу торопился Лопатин, по его лицу было видно, что новости он уже слышал.
   – Ну, Алка, ты даешь! У новостников шум до небес, накрыли элитарный притон, уйму народища повязали, их регалии даже шепотом не стоит произносить… А кто развалил подпольный развлекательный бизнес? Кто бы вы думали? Наша Парамонова! Я чуть кофе не подавился…
   У себя за спиной я почувствовала присутствие Максимовского, его запах окутал меня, проник под кожу, заставил прикрыть глаза, осторожно втягивая тонкий аромат ноздрями. Череда странных событий не помешала мне превратиться в самку…
   – Поздравляю, – ревниво произнес Лопатин, обращаясь к Роману, – о вас говорят во всех редакциях холдинга. Герои дня.
   – Спасибо, – мой любовник отреагировал на похвалу коллеги захватом моей руки, и я почувствовала его дыхание в моих волосах. Он тоже обнюхивал меня, вот до чего довел нас основной инстинкт – мы становимся животными.
   – Я смотрю у вас все в порядке… – пробормотал Лопатин, и откланялся, – пойду, дел много.
   Посмотрев вслед уходящему эрзацу, я устало опустилась в кресло, и включила системный блок. Максимовский пристроился рядом, молча положив ладонь на мое колено.
   – Перестать демонстрировать всем, что спишь со мной… – строго сказала я.
   – Неужели выглядит демонстративно? – наигранно удивился Роман, поглаживая мое бедро. – А я ведь искренне рад, что с нами это произошло.
   Как же приятны были мне его слова, только ни в коем случае не следует показывать мою радость. Я украдкой вздохнула, и, решив не обращать внимания на нечаянные ласки Максимовского, открыла папку с расследованием.
   – Ну, скажи, наконец, что ты обо всем этом думаешь? – спросила я напарника.
   – Думаю, таким незатейливым образом тебя хотели предупредить, чтобы помалкивала, – тут же отозвался Роман, – и не совала нос в дела сводни.
   – Соглашусь, – его слова подтвердили мои мысли. – И что мы делать будем?
   Максимовский оживился.
   – Во-первых, тебе нельзя возвращаться домой. Поживешь у меня, – я окинула его подозрительным взглядом, и он оговорился, – какое-то время. Ну, пойми, это только начало, а уж как статья выйдет… Я нужен тебе, Парамонова.
   – Кто бы возражал против такого соседства, – усмехнулась я, – но у меня есть родители, так что я вполне могу переждать тревогу на даче.
   – Я уверен, что в первую очередь искать тебя будут там, – сказал Максимовский.
   – Ну, в принципе, ты прав.
   – Так что, решено? – снова спросил он.
   – Давай дальше.
   А дальше Максимовский расписал все преимущества совместного проживания, это и завершение статьи, и моя безопасность, и, конечно, любовные упражнения в уютной Максовой постельке. Если скажу, что живописание показалось мне не привлекательным, то погрешу против истины – Роман мне безумно нравился, да что там, я была влюблена. Влюблена! Впервые, после того, как благодаря Никите Вересову, разочаровалась в сильной половине человечества. Даже нашествие ос на мою квартиру не вывело меня из любовного состояния, страх только увеличил его, а мой спаситель стал еще более желанным.
   Но оставался еще один важный момент – в моей квартире остался ноутбук, для подстраховки я скидывала все на электронный адрес рабочего компьютера, но мой проверенный товарищ был мне просто необходим. Да и одежда мне нужна, откровенно клубный наряд будничным днем смотрится немного вызывающе. Об этом я и сказала Максу.
   – Ключи надо забрать, и проверить, как обезвредили квартиру, – произнесла я. – Как думаешь, а трупики ос они за собой убрали? Или придется…
   Видя ужас в моих глазах, и мурашки, покрывшие обнаженные предплечья, Максимовский спросил:
   – Неужели ты их так боишься?
   – Ужасно боюсь, с детства их не любила, а после фильма, где юного Макколея Калкина насмерть закусали пчелы, я стараюсь избегать с ними встреч.
   – Интересная информация, – скрестил длинные пальцы Роман. – А кто из твоих знакомых знал о твоей фобии?
   – Университетские подруги… и все те, кто бывал у нас на даче. Там я становлюсь наиболее уязвимой.
   Максимовский задумался, изредка поглядывая на меня. Я тоже хмурила брови, стараясь вспомнить, мои последние столкновения с насекомыми. Недавно совсем, на даче… я прыгаю и машу руками, а рядом…
   – Костик! – завопила я, словно на меня сошло озарение.
   – Кто такой?
   – Персонаж один, причем очень подозрительный. И как я могла забыть о нем?!
   – Чем подозрительный, Парамонова? – обнял мои плечи Роман.
   Я перевела дыхание, собираясь выложить все свои подозрения.
   – Сейчас расскажу, – начала я. – Познакомилась с ним после первого свидания купленного у сводни. Я тогда сбежала от претендента, выскочила из ресторана, да неудачно, упала – сломала каблук, ободрала колени. Вот тут он меня и подобрал.
   – Подобрал?
   – С асфальта поднял, – пояснила я, – в машину посадил и домой отвез. Правда я и от него сбежала.
   – Хм, а почему?
   – Представь, он решил, что я проститутка! – возмутилась я. – Ну, я ему и подыграла, так он стал ко мне в сутенеры набиваться.
   – Прямо так и заявил? – переспросил Макс. – Типа, хочу стать сутенером?
   – Нет, прямо не заявлял, – ответила я, – но сказал, что хотел бы присматривать за мной, чтоб не обидели.
   – И все? – удивился напарник. – Чего ж здесь подозрительного – парень хотел деньжат подзаработать. Разве нет?
   – А вот и нет. На следующий день я снова 'случайно' сталкиваюсь с ним, и снова после того, как сбегаю от нового знакомого из альбома сводни.
   Максимовский заинтересовался совпадением:
   – И чем закончилась ваша встреча?
   – Ну, как обычно… – замялась я.
   – А как обычно?
   – Я от него сбежала!
   – Блин, Парамонова, вроде не маленькая, – улыбнулся Максимовский, а я залилась румянцем.
   – Это еще не все, – продолжила я. – Помнишь, в первый день нашей совместной работы, ты проводил меня до дома?
   – Помню, – рассмеялся мой любовник. – Ты ловко ускользнула тогда от меня, но я еще не знал, что это твоя привычка!
   Он притянул меня к себе, наш поцелуй был страстный, но не продолжительный.
   – Слушай, – я мягко отстранила Романа, и выложила остальное, – Костик, ждал меня у подъезда, и предложил подвезти на дачу. Я ему телефон свой начеркала на бумаге, а там написано – Парадиз. А я как раз из Парадиза! И решила, разузнаю у него, зачем шпионил, да толком ничего не узнала, он все жениховством меня пугал…
   – Подозрительно, да, – согласился Роман, – но осы тут причем?
   – Так вот, на даче он узнал, что я боюсь ос.
   Максимовский нахмурил брови, о чем-то задумался на минуту, потом спросил:
   – Это было в тот день, когда я приехал за тобой?
   – Да, – ответила я, ощущая себя глупой девчонкой.
   Макс недовольно фыркнул, с подозрением посмотрел на меня, в тот момент я могла поклясться, что на языке у него вертится вопрос: а не спала ли я с Константином?
   – Какая ты неразборчивая, тащишь в дом малознакомых людей с улицы! – услышала я.
   – И как тебе такое пришло в голову?
   Я обрадовалась, что он не скатился к банальной ревности, и не стал мучить меня неприятными вопросами.
   – Ну, вроде он нормальным мне показался, – мяукнула я.
   – Показался… драть тебя некому, Парамонова, – любовно произнес Максимовский, чувствовалось, что он готов взять эту миссию на себя.
   – Иногда ошибаюсь в людях, – призналась я, в том, что со мной действительно случалось – две мои лучшие подруги сначала были мне неприятны, мы ссорились и откровенно враждовали, но время расставило все по местам.
   – А со мной ты ошиблась? Я ведь чувствовал, что ты относишься ко мне с настороженностью.
   И было за что! Я тут же хотела огласить список его любовных побед, но не смогла…
   Говорящая голова ненавистной Шваревой появилась над моей перегородкой.
   – Парамонова, – прокуренным контральто запела Лика, – ты что, забыла накраситься?
   Я тебя сразу и не узнала.
   – Дома не ночевала, а у любовника еще нет моей косметички, – легко ответила я, вдруг позеленевшей от злости Шваревой.
   А вот с ней, моей заклятой подружкой Ликой, сначала были неразлучны, как одноименные попугайчики. Мы были ровесницами, вкусы наши сходились, даже сейчас это видно, стоит только взглянуть на Максимовского, интересы были взаимными, и мы много времени проводили вместе. Но очень быстро акулья хватка моей приятельницы дала о себе знать, и у меня стали пропадать парни, темы, деньги…
   От слепоты я излечилась быстро, стоило только заикнуться Лике, что я знаю о ее хитростях, как она оскалила зубы, и заявила, что ненавидит меня, ух, как ненавидит! С тех пор так и повелось, весь мега-холдинг знал о нашей неприязни, и когда нашему отделу засветила отличная международная командировка, то Шварева разбилась в доску, чтобы получить ее. Увы, я осталась с носом, но была рада, что Шварева на какое-то время исчезла с моего горизонта.
 

Глава седьмая

 
   Пока Лика работала в одной из европейских стран, ее внешность претерпела некоторые изменения. Я ничего не имею против пластической хирургии, и косметологии, но губы а-ля Поль Робсон на Ликином славянском лице внушали мне священный ужас. Аборигены нашего отдела с удивлением взирали на эту метаморфозу, не привыкли еще, но сама Шварева считала их чрезвычайно сексуальными.
   Сегодня к подколам Шваревой я была равнодушна, куда больше меня занимали неизвестные личности, подкинувшие в квартиру осиное гнездо. В милицию заявлять, может и не нужно, а вот Михалычу доложить надо обязательно. Избавившись от прилипчивой Лики, Максимовский вернулся в мой закуток и сразу озаботился моим задумчивым видом.
   – Парамонова, ты же боец, отставить киснуть! Ты из-за Лики что ли расстроилась?
   – Тебе не кажется, что у меня есть проблемы посерьезней, чем ваше любовное токование? – недовольно спросила я.
   – Ну, ну, еще скажи, что тебе все равно.
   – Мне – все – равно. Хочешь кофе?
   Если честно, то от редакционного кофе уже тошнило, вот и Роман посмотрел на часы и объявил:
   – Обедать пора, а так, как у нас еще не закончены редакционные дела, то приглашаю тебя в буфет.
   – В наш буфет?
   – Да, – улыбнулся он. – На все про все времени мало, нам еще к Плавному с вашим Михалычем назначено.
   Совещание у главреда само по себе событие, и то, что в приемной Плавного царствует Аннушка добавляло мне беспокойства. А ну, как между ней и Максимовским произойдет разговор, который бы я не хотела услышать? Но Роман не дал мне углубиться в переживания по этому поводу, и твердо взяв за руку потащил в направлении нашего знаменитого буфета. Знаменит он был высокими ценами и буфетчицей Ириной, напоминающей итальянскую кинозвезду Монику Беллуччи не столько длинными волосами цвета антрацита, сколько аппетитными формами, сводящими с ума высший эшелон редакторской власти.
   Из соображений экономии наша братия в буфет ходила редко, обедали домашними заготовками, быстрорастворимыми супами, или шаурмой, свернутой ловким узбеком в палатке на углу нашего здания.
   У входа в царство осетрины и брауншвейгской колбасы нас обогнала стайка длинноногих девиц из секретарского отдела. Их веселое щебетание прервалось на секунду, и вновь вспыхнуло приветственными возгласами:
   – О, какие люди!
   Я почувствовала себя не в своей тарелке, в узкой кожаной юбке, топе со шнуровкой, и туфлях на высоченной шпильке, я выглядела как любительница садо-мазо.
   – Привет, девчонки, – Максимовский улыбнулся, и подмигнул всем сразу. Я скривилась, словно надкусила лимон, как же меня задевало его желание флиртовать со всеми на глазах спутницы. Надо притормозить, Роман стал моим любовником, но отнюдь не собственностью – пусть делает что хочет. Вот так.
   Мы выбрали столик у окна, Макс принес поднос с кофе, бутербродами, и салатом на прозрачных аркопаловых тарелках.
   – Приятного аппетита, – прозвучало откуда-то сверху.
   Я подняла глаза – Михалыч, рядом Плавный и с ними бессменная Аннушка. Все с интересом разглядывали мой необычный костюм.
   – Спасибо, – выдавила я, в то время как Макс пожимал руки шеф-редактору и главному.