Страница:
17. ШЕСТАЯ ФАЗА БИТВЫ ЗА АТЛАНТИКУ (Январь — май 1943 года)
От самого большого сражения на коммуникациях до провала планов подводной войны В январе 1943 года мне в штаб-квартиру в Париже позвонил гросс-адмирал Редер. Он сообщил, что имеет намерение подать в отставку и предложить на пост главнокомандующего ВМС мою кандидатуру или адмирала Карлса. Этот звонок застал меня врасплох. Я не знал, что гросс-адмирал Редер собирается уйти в отставку. Мне также не было известно, что причиной этого явились возникшие в конце декабря 1942 года разногласия между Редером и Гитлером по поводу использования тяжелых кораблей против следовавших вокруг Норвегии в Россию конвоев противника. Добиться здесь успехов, на которые так надеялся Гитлер, не удалось. Поэтому он распорядился вывести тяжелые корабли из состава действующего флота, так как они якобы не представляли больше никакой ценности в военном отношении. Гросс-адмирал Редер воспротивился этому требованию и, когда Гитлер стал настаивать на его выполнении, попросил отставку, на что и получил согласие. Преемником Гитлер выбрал меня. Очевидно, к этому его склонило мнение Редера, а также то, что он рассчитывал найти в моем лице как командующего подводными силами сторонника его идеи вывода из состава действующего флота тяжелых военных кораблей. В декабре 1942 года состав действующего подводного флота пополнился девятью новыми подводными лодками. Поэтому на 1 января 1943 года мы имели в Атлантике 164, в Средиземном море 24, в Северном море 21 и в Черном море три подводные лодки («Журнал боевых действий штаба подводных сил», 1 января 1943 года). Из общего числа лодок, развернутых в Атлантике, в декабре ежедневно в море находилось в среднем 98 лодок: 39 — в районе боевых действий и 59 — на переходе из баз на позиции или в обратном направлении. В ноябре 1942 года, когда лодки добились самых высоких в этом году результатов, средняя величина потопленного тоннажа в Атлантике составила 220 рег.-бр. тонн на одну лодку в день. Следует вспомнить, что в октябре 1940 года на лодку приходилось 920 рег.-бр. тонн. Эти цифры убедительно показывают, насколько возросла эффективность противолодочной обороны США и Англии. Иного и не могло произойти за эти три года войны, поэтому усиление ПЛО противника мы восприняли как вполне нормальное явление. Рано или поздно это должно было случиться, и командование подводных сил совершенно справедливо постоянно требовало ускорить и расширить масштабы строительства подводных лодок. Теперь следовало добиться положения, чтобы действующий флот получал втрое больше лодок, если мы хотели достигнуть таких же успехов, как и в первые годы войны. Но поскольку увеличить число строящихся лодок и сократить сроки их ввода в строй не позволяло ограниченное количество выделяемых для флота рабочей силы и сырья, нам все время приходилось думать о том, чтобы как можно экономнее использовать имеющиеся силы подводного флота. 8 декабря 1942 года я отправился в Берлин просить у главнокомандующего ВМС разрешения переразвернуть лодки североморской группы в Атлантику. С 1 января по 30 ноября 1942 года эти лодки, действуя в Северном море, потопили всего лишь 262 614 рег.-бр. тонн, тогда как такое же количество лодок, действовавших в Атлантике, за тот же период уничтожили около 910 000 рег.-бр. тонн. Таким образом, оставив часть лодок в Северном море, мы потопили на целых 650 000 рег.-бр. тонн меньше. Подобное развитие событий можно было предугадать еще в январе 1942 года, когда командование подводных сил заявило о своем несогласии направить лодки в норвежские воды. Такое сокращение потопленного тоннажа с точки зрения общего руководства войной было невыгодным для нас и весьма выгодным для противника, тем более что транспорты с военными материалами, направлявшиеся в Северное море, должны были пересекать и Атлантику. Но главнокомандующий ВМС согласился со мной лишь частично и распорядился оставить в Северном море шесть подводных лодок. В последние месяцы 1942 года в Атлантике бушевали исключительно жестокие штормы. В январе же 1943 года стихия, казалось, «сорвалась с цепи». Шторм следовал за штормом. Управлять лодками стало намного сложнее. Использовать астрономические методы определения места подводных лодок было невозможно. Боевые порядки лодок стали нарушаться. Затруднилось и ведение поиска судов противника. Когда же случайно их удавалось обнаружить, подводные лодки из-за плохой погоды не могли эффективно использовать свое оружие. Понятно, что в таких условиях можно было достигнуть лишь незначительных успехов. Но не одна только погода явилась причиной того, что в первые две недели января подводные лодки не сумели обнаружить четыре конвоя противника, которые они должны были атаковать. В январе у нас сложилось такое впечатление, что в английской конвойной службе, до сего времени весьма консервативной, что-то изменилось. Английское командование, казалось, снова стало рассредоточивать свои конвои по широким просторам Атлантики, выбирая для них обходные маршруты. Проводка конвоев вновь начала становиться очень гибкой. На командном пункте мы изо дня в день составляли «схемы расположения лодок» так, как если бы это делал противник, опиравшийся в своих предположениях на результаты разведки. И всякий раз мы задавали себе вопрос: как будет вести себя противник, если ему удастся определить характер развертывания наших лодок ? Мы строили предположения относительно того, станет ли он направлять свои конвои в обход позиций лодок или попытается прорваться через район вероятного нахождения лодок, установленный разведкой, в надежде, что мы, ожидая маневра уклонения конвоев, соответствующим образом переразвернем свои лодки. Такое «мышление по ступеням», как мы называли этот метод, было необходимо, чтобы опередить предполагаемые действия противника принятием своевременных мер. Мы поступали так еще в 1942 году, и наши расчеты нередко приводили нас к успеху. Теперь же, в январе 1943 года, подобная «шахматная игра» стала, как нам казалось, более сложной. И сейчас мы знаем, что это действительно так и было. В то время как в Северной Атлантике в первой половине января жесточайшие штормы помешали нам завязать крупные бои с конвоями, в районе южнее Азорских островов мы добились в одной из противоконвойных операций исключительного успеха. В конце декабря 1942 года по дуге большого круга, простиравшейся от Нью-Йорка до Канарских островов, была развернута группа подводных лодок с кодовым названием «Дельфин». Ей поставили задачу — образуя широкую завесу, продвигаться в общем западном направлении. Мы надеялись встретить конвои, которые снабжали войска вторжения в Северной Африке и следовали курсом на Гибралтар. По сравнению с очень интенсивным судоходством в Северной Атлантике в этом районе проходило мало крупных конвоев. Кроме того, английское командование имело здесь гораздо больше возможностей для рассредоточения конвоев без значительного увеличения их маршрутов. В силу важности этих конвоев необходимо было попытаться отыскать один из них и уничтожить. Четыре дня группа «Дельфин» безрезультатно продвигалась вперед. Но вот 3 января 1943 года «U-514», действовавшая в районе Тринидада, в 900 милях к юго-западу от группы «Дельфин», обнаружила шедший на северо-восток конвой, в состав которого входили танкеры противника. «U-514» атаковала один из танкеров торпедами, но вскоре потеряла контакт с противником. Я был убежден, что этот новый конвой вышел из района нефтепромыслов Кюрасао и Арубы и направлялся через Тринидад к Гибралтару. По-видимому, танкеры везли американской армии вторжения в Северной Африке огромное количество топлива. Если бы оно прибыло к месту назначения, исход наступления противника в Северной Африке был бы решен в течение нескольких ближайших недель или месяцев. Расстояние между группой «Дельфин» и пунктом, где конвой был обнаружен, составляло около 800 миль. Каким курсом конвой пойдет дальше ? Этого никто не знал. Но существовала уверенность, что он выберет кратчайший путь по дуге большого круга. Поэтому, несмотря на то что конвой заметили только один раз и о его курсе можно было лишь строить догадки, решили направить на него находившуюся далеко в стороне группу «Дельфин». И вот со скоростью велосипедиста подводные лодки направились к указанному им командованием пункту, где они предположительно могли встретить конвой противника. Из этих данных видно, насколько непрочными при таких размерах морских районов и при отсутствии воздушной разведки с нашей стороны были основы управления лодками, как часто приходилось нам комбинировать и ставить на карту все, чтобы потом лишь на основании предположений и умозаключении организовать действия лодок. 3 января группа «Дельфин» начала движение на юго-восток. «U-514» и находившаяся поблизости от нее «U-125» получили задание вести поиск конвоя к северо-востоку от точки, где он был обнаружен в первый раз, и любыми средствами войти с ним в контакт. Однако найти конвой лодкам не удалось. Едва группа «Дельфин» получила приказ на поиск, как «U-182», шедшая в район мыса Доброй Надежды и находившаяся в 600 милях к востоку от группы, обнаружила конвой противника, который шел прямо на группу. Мы решили, что правильнее всего будет навести группу «Дельфин» на этот конвой, более близкий и шедший к тому же прямо на лодки, а затем, разделавшись с ним, перенацелить лодки и против конвоя с танкерами, находившегося еще дальше к югу. Но, к сожалению, «U-182» очень скоро потеряла контакт с конвоем. К тому же еще 5 января в 03.00 у южного фланга завесы, образованной лодками группы «Дельфин», был также замечен конвой противника, следовавший на запад. Если это был тот самый конвой, который «U-182» обнаружила 3 января, то он шел очень уж быстро, делая не менее четырнадцати с половиной узлов. Но если даже это был и какой-то другой конвой, шедший, вероятно, с меньшей скоростью, то и тогда его положение относительно находившихся дальше к северу лодок группы «Дельфин» было для них невыгодно. Они могли сблизиться с ним минимум через 10 часов. Хотя цель и находилась близко к нашим лодкам, предпосылки для успешного уничтожения ее казались мне весьма незначительными. Поэтому я стремился продвинуть группу «Дельфин» еще дальше на юг, чтобы она могла настигнуть тот конвой с танкерами, который был обнаружен вблизи острова Тринидад. Когда после ночного совещания в моем штабе я сообщил его участникам о своем решении, многие стали возражать мне, заявляя, как я сам учил их, что синица в руках лучше журавля в небе и что поэтому правильнее сейчас же атаковать обнаруженный конвой, который шел на запад, чем заставлять подводные лодки в течение нескольких дней преодолевать сотни миль, чтобы сблизиться с весьма неопределенным объектом (имелся в виду конвой с танкерами). Мне же казалось, что шедший на запад конвой не стоит и синицы и что в условиях преобладающего в этом районе штиля он, вероятно, будет иметь большую скорость, так как его суда не несли никакого груза. Результатом действий против этого конвоя мог явиться лишь повышенный расход топлива, ибо лодкам пришлось бы все время идти с большой скоростью, тогда как успех обещал быть незначительным. В силу этих причин я остался при своем мнении и не изменил решения перехватить конвой танкеров, находившийся где-то на юге. Группа «Дельфин» получила приказ к 14.00 7 января развернуться в завесу западнее Канарских островов. Следуя в завесе, восемь лодок группы пошли курсом 245 градусов навстречу ожидаемому конвою со скоростью семь узлов. Протяженность завесы подводных лодок составляла примерно 120 миль. Ночью, после захода луны, лодки группы меняли курс на обратный, то есть на тот, которым шел предполагаемый конвой. Скорость в это время увеличивалась до девяти узлов. Это было необходимо, чтобы конвой не мог незаметно разойтись с подводными лодками в ночной темноте. Мы делали все, чтобы не упустить конвой. И счастье улыбнулось нам. Даже такая хитрость, как движение параллельными курсами ночью, после захода луны, казалось, оправдала себя. С рассветом 8 января конвой с танкерами оказался на траверзе лодок. Первое донесение о том, что лодки обнаружили конвой, убедило нас в правильности поиска. Бой с конвоем продолжался вплоть до 11 января. В его состав входило девять танкеров. Семь из них было потоплено, причем мы не потеряли ни одной лодки. Премило чем описывать события подводной войны, которые имели место в феврале 1943 года, следует напомнить читателю, что после моего назначения 30 января на должность главнокомандующего ВМС я по-прежнему оставался и командующим подводными силами. Таким образом, даже после моего назначения на пост главнокомандующего ВМС руководство подводными силами осталось в тех же руках, что и раньше. Чтобы иметь поблизости штаб подводных сил, я распорядился превратить его во 2-й отдел штаба руководства войной на море и разместить в Берлине. На управлении подводными силами эта реорганизация ни в коей мере не отразилась. Наоборот, она оправдала себя. В конце января «U-456», действовавшая в Северной Атлантике, обнаружила конвой противника, шедший на восток. Вблизи района обнаружения конвоя находилось только пять подводных лодок, еще не сведенных в группу, причем большая часть их ко времени обнаружения конвоя оказалась уже значительно западнее его. Чтобы догнать конвой и сблизиться с ним, лодки должны были затратить немало времени и усилий. «U-456» поддерживала контакт с противником в течение трех суток. За это время она провела несколько атак и потопила три судна противника общим тоннажем 24 823 рег.-бр. тонн. Из донесений командира «U-456» мы поняли, что речь шла о конвое быстроходных судов. Расчеты показали, что «U-456» атаковала конвой «НХ-224», за которым примерно через два дня, как мы ожидали, должен был пойти следующий конвой из Америки в Англию, условно обозначенный «SC-118». По данным службы скрытой связи, этот конвой вышел из Нью-Йорка 24 января с военным грузом для Мурманска и в данный момент находился севернее Ирландии. Теперь вопрос заключался в том, будет ли конвой обходить район, где незадолго до этого подвергся нападению конвой «НХ-224», или же английское командование решит, что два дня — достаточный срок, чтобы подводные лодки, атаковавшие конвой «НХ-224», ушли из этого района, тем более что конвой своим продвижением вперед все время увлекал лодки на восток. Командование подводных сил, думая «ступенями», стянуло все находившиеся на переходе лодки в одну группу под кодовым наименованием «Пфайль», развернуло ее в завесу и направило навстречу ожидаемому конвою. Наше убеждение в правильности действий окрепло, когда 4 февраля от «U-632» получили радиограмму. В ней сообщалось, что, по заявлению английского офицера, которого подобрали после потопления танкера, входившего в состав атакованного за два дня до этого конвоя «НХ-224», тем же маршрутом вскоре должен пойти следующий конвой. В полдень того же дня ожидаемый конвой действительно оказался в самом центре нашей завесы. Начался бой. Особую ценность груза конвоя подчеркивали мощные силы охранения, прикрывавшие конвой с моря и с воздуха. Бой носил ожесточенный характер. Об этом свидетельствуют потери, понесенные нашими лодками, и повреждения. В бою погибли «U-187», «U-609» и «U-624». Еще четыре лодки были сильно повреждены глубинными и авиационными бомбами. Эти потери отчасти компенсировались уничтожением 13 судов противника общим тоннажем 59 765 рег.-бр. тонн. Потери, понесенные англичанами в боях с подводными лодками, заставили их сделать некоторые выводы на ближайшее будущее: «Мы поняли, что даже длительное сопровождение конвоев самолетами с большим радиусом действия, осуществляемое днем, не мешает отдельным подводным лодкам противника сближаться с конвоем и атаковать его в течение долгих зимних ночей. Ясно, что „Летающие крепости“ и „Либерейторы“ нужно как можно быстрее оборудовать прожекторами „Li“. Фактором, вызвавшим у нас особую тревогу во время проводки конвоев, были тяжелые потери, понесенные ими, несмотря на необычайно мощное охранение. В самый разгар вражеских атак мы получили от США несколько эскортных кораблей. Эти корабли увеличили силы охранения конвоя в два раза против обычной нормы. Однако использовать прибывшее усиление достаточно эффективно не представлялось возможным, так как эти корабли не были подготовлены к противолодочным действиям. С тех пор мы постоянно убеждались в том, что боевая подготовка экипажей играет гораздо большую роль, чем число кораблей охранения. Нам стало ясно также, что в тяжелых и длительных боях расходуется большое число глубинных бомб и что дополнительные их запасы следует иметь на борту охраняемых торговых судов. Еще более серьезным для нас было признание исключительной важности корабельных противолодочных групп, усиливающих охранение конвоя. Создание этих групп было делом „жизненно необходимым, призванным обеспечить конвоям подлинную безопасность“ (Roskill S.W., Vol. II, pp. 356-357) 17 февраля в районе восточнее Ньюфаундленда „U-69“ обнаружила следующий на запад конвой „ON-165“. В течение двух днем две подводные лодки упорно атаковали конвой и потопили два судна. Однако из-за тумана, шторма и радиопомех эти лодки не сумели навести на конвой новые силы. Обе лодки („U-69“ и „U-201“) были уничтожены эсминцами „Фэйм“ и „Вайкаунт“, которые еще в октябре 1942 года потопили две наши подводные лодки. Новый успех эсминцев еще сильнее убедил англичан в том, что боевая подготовка и опыт важнее числа кораблей охранения. Для нас результаты этого боя были удручающими. За уничтожение двух торговых судов пришлось заплатить слишком дорогой ценой — потерей двух подводных лодок. 18 февраля командование подводных сил получило донесение о том, что в 300 милях к западу от Норт-Чаннела обнаружен самолет, который сопровождает конвой, идущий из Англии. Этот самолет запеленговали во время передачи им донесения по радио своему командованию. Самолет был запеленгован полком радиоразведки германских военно-воздушных сил в Париже. Донесение показалось мне исключительно важным, поэтому приняли решение немедленно направить в район вероятного нахождения конвоя две группы подводных лодок. На другой день полк радиоразведки, продолжая наблюдение, установил, что конвой, видимо, следует курсом на юго-запад. Подводные лодки обнаружили его в предполагаемом районе. Одна из двух групп подводных лодок оказалась в настолько благоприятном положении, что вполне можно было отдать приказ об атаке конвоя. Удары по конвою продолжались с 21 по 25 февраля. За это время конвой и преследовавшие его подводные лодки прошли 1 100 миль в западном направлении. Обе стороны сражались с решительностью и упорством. В ходе боя с конвоем были потеряны „U-606“ и „U-225“. Потери противника составили 14 судов общим тоннажем 88 000 рег.-бр. тонн. Еще одно судно (9 382 рег.-бр. тонн) было повреждено торпедой. Таким образом, на этот раз успех оказался целиком на нашей стороне. 21 февраля „U-664“, вышедшая из базы, обнаружила третий конвой. Он также шел на запад. Подводная лодка потопила два судна общим тоннажем 13 466 рег.-бр. тонн, однако контакт с конвоем ей в дальнейшем сохранить не удалось. Из-за этого другие лодки, находившиеся вдали от конвоя, не смогли принять участие в атаке. В более удаленных операционных районах из-за нехватки сил в январе и феврале образовался своего рода „вакуум подводных лодок“. Кроме того, в некоторых из этих районов значительно усложнилась обстановка — с тех пор, как там вместо одиночных судов стали ходить хорошо охраняемые конвои. К востоку от острова Тринидад „U-124“ натолкнулась на такой конной и потопила четыре судна общим тоннажем 23 566 рег.-бр. тонн. Одиночные суда перестали ходить и в районе Кейптауна. Вместо них теперь следовали конвои, маршруты которых проходили вдоль самого побережья. Транспорты в конвоях хорошо охранялись военными кораблями и авиацией. Поэтому в конце февраля подводные лодки вынуждены были отойти в район Дурбана и Лоренцо-Маркеш. В январе нашим подводным лодкам, развернутым в завесы, часто не удавалось обнаружить ожидаемые конвои. После таких неудач мы, разумеется, снова начинали досконально выяснять, что же может знать противник о позициях наших подводных лодок. Ведь самые безукоризненные тактические замыслы и мероприятия бесполезны, если противник имеет возможность заглядывать нам в карты, узнавать местоположение завес лодок, обходить эти завесы стороной, обрекая их тем самым на бездействие. Стремясь застраховать себя от измены, мы непрерывно контролировали, насколько действенны наши правила сохранения секретности. Ведь наши базы подводных лодок на оккупированной территории Франции были опутаны разветвленной шпионской сетью. Хорошо налаженная разведка противника при любых обстоятельствах могла добывать данные о дислокации наших подводных лодок, о сроках их выхода в море и возвращения и, возможно, координаты их операционных районов. Мы непрерывно проверяли, действительно ли не поддаются дешифровке радиограммы подводных лодок. И каждый раз начальник разведки военно-морских сил приходил к выводу, что шифры вполне устойчивы и противник не может читать нашу переписку. Насколько мне известно, мы и по сей день не имеем точных сведений о том, удавалось ли противнику во время войны дешифровать донесения наших лодок. Я уже неоднократно упоминал о достижениях германской радиоразведки. Ей всегда удавалось разобраться в каждом новом коде или шифре противника. Поэтому командование подводных сил не только знало содержание радиопереговоров с конвоями, но и в течение января и февраля 1943 года время от времени знакомилось с английскими сводками, в которых сообщались разведывательные данные о развертывании наших подводных сил. Английское адмиралтейство передавало эти сводки находившимся в море командирам конвоев. Эти сообщения англичан давали нам ценный материал для выяснения, каким путем мог получать противник более или менее точные сведения о позициях наших лодок. Результат расследования гласил: „За исключением двух или трех невыясненных случаев, содержание английских справок объясняется наличием v противника информации о базировании подводных лодок радиопеленгованием подводных лодок, а также догадками. Можно также считать установленным, что самолетам противника удавалось с помощью радиолокационных станций определять позиции подводных лодок с точностью, достаточной для того, чтобы его конвои могли успешно уклоняться от ударов“ („Журнал боевых действий штаба подводных сил“ 5 марта 1943 года). Короче говоря, противник получал данные о месте наших подводных лодок благодаря мощным самолетным радиолокационным станциям. В этой области у нас не было сколько-нибудь надежного средства, которое мы могли бы противопоставить противнику. Чтобы хоть как-нибудь затруднить обнаружение подводных лодок в завесах, 5 марта 1943 года был отдан приказ о том, что подводные лодки должны погружаться на 30 минут, как только их поисковые приемники обнаружат импульсы радиолокационных станций. Однако эффективность этой меры была весьма сомнительной. Поскольку мы сами не обладали сколько-нибудь налаженной воздушной разведкой, мой британский партнер адмирал Хортон довольно основательно заглядывал в наши карты, в то время как я был лишен возможности отплатить ему тем же.