Снаружи вокруг храма стояли золотые изображения жен и всех тех, кто произошел от десяти царей, а также множество прочих дорогих приношений от царей и от частных лиц этого города и тех городов, которые были ему подвластны. Алтарь по величине и отделке был соразмерен этому богатству; равным образом и царский дворец находился в надлежащей соразмерности как с величием державы, так и с убранством святилищ.
К услугам царей было два источника — родник холодной и родник горячей воды, которые давали воду в изобилии, и притом удивительную как на вкус, так и по целительной силе; их обвели стенами, насадили при них подходящие к свойству этих вод деревья и направили эти воды в купальни, из которых одни были под открытым небом, другие же, с теплой водой, были устроены как зимние, причем отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и отдельно для коней и прочих подъяремных животных; и каждая купальня была отделана соответственно своему назначению. Излишки воды они отвели в священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве росли деревья неимоверной красоты и величины, а оттуда провели по каналам через мосты на внешние земляные кольца. На этих кольцах соорудили они множество святилищ различных божеств и множество садов и гимнасиев для упражнения мужей и коней, которые были расположены отдельно друг от друга на каждом из кольцевидных островов; в числе прочего посредине самого большого кольца у них был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в длину шедший по всему кругу. По ту и другую сторону его стояли помещения для множества царских копьеносцев; но более верные копьеносцы были размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а самым надежным из всех были даны помещения внутри акрополя, рядом с обиталищем царя. Верфи были наполнены триерами и всеми снастями, какие могут понадобиться для триер, так что всего было вдоволь. Так было устроено место, где жили цари. Если же миновать три внешние гавани, то там шла по кругу начинавшаяся от моря стена, которая на всем своем протяжении отстояла от самого большого водного кольца и от гавани на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала, входившего в море. Пространство возле нее было густо застроено, а проток и самая большая гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду прибывали купцы, и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались говор, шум и стук.
Итак, мы более или менее припомнили, что было рассказано тогда о городе и о древнем обиталище. Теперь попытаемся вспомнить, какова была природа сельской местности и каким образом она была устроена. Во-первых, было сказано, что весь этот край лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до самого моря, являла собой ровную гладь; в длину она имела три тысячи стадиев, а в направлении от моря к середине — две тысячи. Вся эта часть острова была обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно и леса, огромные и разнообразные, в изобилии доставлявшие дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный, а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала, никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих, выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что слышали: он был прорыт в глубину на плетр, ширина на всем протяжении имела стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море. Выше по течению от него были прорыты прямые каналы почти в сто футов шириной, которые шли по равнине и затем снова втекали в канал, шедший к морю, причем отстояли друг от друга на сто стадиев. Соединив их между собой и с городом кривыми протоками, по ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай они снимали по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из каналов воды, источаемые землей.
…Порядки относительно властей и должностей с самого начала были установлены следующие. Каждый из десяти царей в своей области и в своем государстве имел власть над людьми и над большей частью законов, так что мог карать и казнить любого, кого пожелает; но их отношения друг к другу в деле правления устроялись сообразно с Посейдоновыми предписаниями, как велел закон, записанный первыми царями на орихалковой стеле, которая стояла в средоточии острова — внутри храма Посейдона. В этом храме они собирались то на пятый, то на шестой год, попеременно отмеривая то четное, то нечетное число, чтобы совещаться об общих заботах, разбирать, не допустил ли кто-нибудь из них какого-либо нарушения, и творить суд. Перед тем как приступить к суду, они всякий раз приносили друг Другу вот какую присягу: в роще при святилище Посейдона на воле разгуливали быки; и вот десять царей, оставшись одни и вознесши богу молитву, чтобы он сам избрал для себя угодную жертву, приступали к ловле, но без применения железа, вооруженные только палками и арканами, а быка, которого удалось изловить, подводили к стеле и закалывали над ее вершиной, так чтобы кровь стекала на письмена. На упомянутой стеле помимо законов было еще и заклятие, призывавшее великие беды на головы того, кто их нарушит. Принеся жертву по своим уставам и предав сожжению все члены быка, они растворяли в чаше вино и бросали в него каждый по сгустку бычьей крови, а все оставшееся клали в огонь и тщательно очищали стелу. После этого, зачерпнув из чаши влагу золотыми фиалами и сотворив над огнем возлияние, они приносили клятву, что будут чинить суд по записанным на стеле законам и карать того, кто уже в чем-либо преступил закон, а сами в будущем по доброй воле никогда не поступят противно написанному и будут отдавать и выполнять лишь такие приказания, которые сообразны с отеческими законами. Поклявшись такой клятвой за себя самого и за весь род своих потомков, каждый из них пил и водворял фиал на место в святилище бога, а затем, когда пир и необходимые обряды были окончены, наступала темнота и жертвенный огонь остывал, все облачались в прекраснейшие иссиня-черные одеяния, усаживались на землю при клятвенном огневище и ночью, погасив в храме все огни, творили суд и подвергались суду, если кто-либо из них нарушил закон; окончив суд, они с наступлением дня записывали приговоры на золотой скрижали и вместе с утварью посвящали богу как памятное приношение.
Существовало множество особых законоположений о правах каждого из царей, но важнее всего было следующее: ни один из них не должен был подымать оружия против другого, но все обязаны были прийти на помощь, если бы кто-нибудь вознамерился свергнуть в одном из государств царский род, а также по обычаю предков сообща советоваться о войне и прочих делах, уступая верховное главенство царям Атлантиды. Притом нельзя было казнить смертью никого из царских родичей, если в совете десяти в пользу этой меры не было подано свыше половины голосов.
Столь великую и необычайную мощь, пребывавшую некогда в тех странах, бог устроил там и направил против наших земель, согласно преданию, по следующей причине. В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня трезвость ума, отчетливо видели, что и все это обязано своим возрастанием общему согласию в соединении с добродетелью, но, когда это становится предметом забот и оказывается в чести, оно же идет прахом, а вместе с ним гибнет и добродетель. Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние, вкратце нами описанное, возрастало. Но когда унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.
И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из своих обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами…
Что, простите, говорится дальше? С какими словами обратился Зевс к собранию? Вот это с большим удовольствием узнали бы все мы — огромная армия философов, классических филологов и исследователей Атлантиды. Однако диалог Платона с рассказом об Атлантиде резко обрывается. Непонятно, потому что после диалога «Критий» Платон писал еще и другие философские работы. Отчего же нет конца в истории Атлантиды? Может быть, какой-нибудь из наследников Платона оказался изрядно неряшливым?.. Но неужели нет никакой другой подсказки из древности? Неужели ни один автор античности не писал больше об Атлантиде?
Первое упоминание об Атлантиде, исходящее не от Платона, я обнаружил в «Аргонавтике» Аполлония Родосского [14]:
Геродот (490–425 гг. до Р.Х.) ничего не знает об Атлантиде, однако в IV книге «Историй» (главы 184 и 185) пишет о соляных землях, что граничат с горами под названием Атласские: «Гора эта настолько высокая, что вершину ее разглядеть невозможно. Никогда не рассеиваются облака возле нее, ни летом, ни зимой. Уроженцы сих мест говорят, что гора эта — столп небесный. По горе и люди также названы, зовутся они атлантами…»
Спустя непродолжительное время после смерти Платона его ученик Аристотель (384–322 гг. до Р.Х.) опубликовал произведение, в котором выразил сомнение в правдивости истории об Атлантиде [111]. Уже тогда! С другой стороны, тот же самый Аристотель упоминал неизвестный остров в Атлантике, называемый им Антилией. Однако говорилось и нечто противоположное. Другой ученик Платона, Крантор Солойский (330–275 гг. до Р.Х.), хотел даже отправиться в Египет и взглянуть в Саисе на письменное изложение истории об Атлантиде. В конце концов Крантор — первым! — опубликовал «Диалоги» Платона.
Все остальные великие поэты и историки более поздних дохристианских времен так или иначе упоминали об Атлантиде. Сюда следует причислить такие известные личности, как Прокл, Плутарх, Посейдоний, Лонгин, Страбон, Фукидид, Тимаген, Плиний Старший и Диодор Сицилийский. Однако ни один из них не предоставляет каких-либо новых сведений, каждый опирается на Платона. Первоисточником навсегда остался Платон. Нечто новое, что выходило бы за рамки диалогов Платона «Тимей» и «Критий», больше узнать невозможно. Поэтому основной вопрос заключается в следующем: а не предложил ли Платон миру литературный вымысел?
Философская школа, возглавляемая Платоном, обязывалась говорить истину. Все диалоги строго придерживаются этого правила: идет поиск истины. Тот, кто читает произведения
Платона, на каждом шагу наталкивается на подобные поиски правды. Тут анализируется, сравнивается, оспаривается, принимается, определяется абсолютно все, все кружит вокруг основного предмета разговора и наконец сводится к «так-дальше-не-пойдет». И если собеседники Платона что-то сочиняют, то в диалоге заранее об этом сообщается и дальше обо всем говорится в сослагательном наклонении. Так почему бы Платону не придерживаться своей четкой линии и в пересказе истории об Атлантиде? Он и все остальные участники диалога должны были бы знать, представляет ли легенда об Атлантиде исключение из всех правил, является ли она придуманной египтянами историей. Почему же никто тогда не говорит об этом? Наоборот, Критий начинает диалог с проникновенного замечания, что хоть речь пойдет об очень странной истории, но она является все же «безусловно правдивой». А Сократ спрашивает, о каких деяниях — которые «действительно происходили» — говорилось при этом, хоть о них не осталось в истории никакого упоминания. Чуть позже будет задан вопрос, от кого тогда все это Солон «как правдивую историю услыхал».
Престарелый египетский жрец, от которого Солон узнал эту историю, подчеркивает, что у них всё исстари в письменных свидетельствах сохраняется для потомков и истории. И он настаивает также еще и на том, что подробности они затем «сами по источникам пройдут». Неужели Платону пришлось пойти на все эти маленькие «враки», чтобы сделать Атлантиду достоверней?
Там ведь еще и ученики при разговоре присутствовали и, вероятно, — этого мы наверняка не знаем, — еще какая-нибудь публика. На второй день диалога сей достопочтеннейший господин Критий утверждал, что всю ночь предавался воспоминаниям. Что вспоминал-то? Ложь, которую задумал преподнести за правду мудрым мужам афинским? И затем настаивал на том, что записи с историей находились во владении его деда, но теперь перешли к нему. Если бы все это не было словами Крития, то Платону следовало бы выдумать их. Что немыслимо для Платона, во всех вещах пытавшегося дойти до самой сути.
Тот же самый Платон должен был бы тогда отбросить всю лживую историю об Атлантиде в придачу с Солоном небрежным пинком сандалии. Но Солон был известным законодателем, выдающимся деятелем Афин! И как бы посмотрел Критий на то, что Платон использует имя его деда в лживой насквозь истории? Слишком уж невероятно. И если Критий сам вложил в уста своего деда совершенно надуманную историю, тогда другие участники диалога обязательно бы возразили ему. Предположим, Платон все вообще придумал, весь разговор вкупе с его участниками. Однако это из области невозможного, потому что все собеседники, упомянутые в диалоге, были живы-здоровы во времена Платона и каждый из них был достаточно значительной личностью, чтобы не допустить подобной лжи и злоупотребления своим добрым именем.
Да, выдумки не вписываются в платоновское кредо — поиск истины. То же самое касается и самого рассказа. Говорится, что в Атлантиде существовали разные виды металлов, золотомедная руда, позднее исчезнувшая из недр земных. Как можно придумать такое? В Атлантиде стоят горы, «защищая ее от северных ветров». Такие подробности в лживой истории о предполагаемом «идеальном государстве» будут столь же поверхностны, как и несущественны, потому что в подобных историях все равно, откуда ветер дует. В центре острова Атлантида находилась колонна, на которой были выгравированы законы Посейдона. И вновь мы имеем дело с коварной ложью? На этой же самой колонне были также выгравированы «формулы клятвы с яростными проклятьями». Зачем было говорить это при бесконечных рассуждениях об «идеальном государстве»? Цари Атлантиды должны были вершить суд над своими собратьями и вынесенные приговоры записывать на золотые скрижали. А в случае войны верховное командование должно было оставаться у «рода Атласа». Что пользы афинянам в этом самом «верховном командовании Атласа»?
Говорилось обо всем этом в грамматической форме прошедшего времени, то есть как будто все так и происходило на самом деле. Выдумкам не было места в платоновской школе. Разве могла эта школа (или Платон в качестве ее единственного деятеля) «продавать» интеллектуальной элите города Афины рафинированную ложь как истинную историю, услышанную от Крития, одного из авторитетнейших людей своего времени?
Затем ложь становится еще более вопиющей: Критий имеет наглость полагать, что божественное начало в потомках Посейдона в результате частого смешивания со смертными все «больше и больше исчезало», и в результате победили «человеческие чувства». Да разве возможно знать об этом? И если все было выдумано, то такие слова в те времена были бы классифицированы как оскорбление богов. История об Атлантиде никак не вписывается в якобы раскинутую Платоном «сеть лжи». По крайней мере его нельзя упрекнуть в злоупотреблении честным именем живых людей.
И вот теперь Эберхард Зангер отождествляет Атлантиду с Троей. Это значит, что ученый принял всерьез рассказ Платона и, следовательно, считает историю Атлантиды правдой? Давайте посмотрим, так ли это. Платон говорит об Атлантиде-острове. Однако Троя расположена на материке. У Зангера на это готов достойный ответ [107]. Он считает, что для египтян почти все чужеземцы были теми, кто явился с «островов». У слова «остров» в бронзовом веке было иное значение, чем сегодня. Поскольку в Египте не существовало практически никаких островов, для этого слова не было подходящего иероглифа. Используемый для «острова» знак означал сушу или берег территории, расположенной за пределами самого Египта.
Что ж, вполне возможно. Но египтяне прекрасно знали, что Греция, с которой они поддерживали постоянную торговлю, состояла не только из многочисленных островков. И то, что у меня никак не укладывается в голове при сравнении Трои и Атлантиды, так это размеры могущественной державы Атлантиды, которые сообщает Платон. Судя по всему, это было высокоорганизованное государство, структура власти которого сочеталась с феноменально оснащенной армией. Так неужели это Троя была, так сказать, «соседкой» Египта?
Геродот, к примеру, во времена своего египетского путешествия узнает огромное количество полезной информации от своих собеседников. Он записывает сказания, имена богов и фараонов, названия династий, фиксирует даты. Однако ни один из египетских историков или жрецов так ни разу и не проинформировал гостя из Греции об Атлантиде, что располагалась прямо по соседству. Геродот был жаден до знаний, он никогда не прекращал поиск новых фактов, никогда не уставал расспрашивать. Вот только не пытался навести справки об Атлантиде. Почему? Потому что на географическом пространстве Греции никакой подобной Атлантиде державы никогда не существовало. Тем более той, которую греки позднее вздумали называть Троей, Тросом или Илионом. К тому же слово «Атлантида» является производным от «Атласа» и «Атлантического океана». Как же так, раз оно называлось «Троей», «Тросом» или «Илионом»? И если, — согласно Гомеру, — вокруг Трои полыхала несказанная по тем масштабам война, в которой участвовали греки со всеми их героями и тысячью кораблей в придачу, то тогда бы они должны были знать, что в действительности крушат Атлантиду, убивают потомков самого бога Посейдона, а не каких-то варваров-троянцев.
Эберхард Зангер расположил на равнине перед Троей различные болота, акватории портов и даже каналы и продемонстрировал, что платоновская Атлантида без труда может быть перенесена на равнину у Трои. Но то же самое можно проделать и в других местах. Даже если найдутся при раскопках вокруг Трои какие-либо каналы, у нас по-прежнему не будет никаких доказательств существования платоновской Атлантиды. Существовало великое множество городов с каналами и защитными валами. Например, Геродот описывает, как медерский царь Дейок повелел воздвигнуть подобные сооружения (1 книга, глава 98):
Помимо всего прочего, тот же Геродот беседует с египетскими жрецами о похищении Елены в Трою/Илион (2 книга, глава 113). Обсуждаются, причем подробно, Гомер и «Илиада». Но ни Геродоту, ни его собеседникам жреческого сана не приходит в голову идея уравнять Трою с Атлантидой или хотя бы заметить, что египтяне называют Трою по каким-то причинам «Атлантидой» — или называли так тысячелетия назад.
Или во всей истории с Атлантидой речь идет о выдумке Платона, что с трудом укладывается в голове, или же платоновская Атлантида никак не может быть названа Троей. Эбер-хард Зангер попытался отождествить Атлантиду с Троей, другие авторы — с островами Крит и Санторин. Греческий сейсмолог Ангелос Галанопулос и его коллега Эдвард Бэкон предоставили отличные доказательства того, что вулканический остров Санторин во многих отношениях соответствует платоновскому описанию Атлантиды и что она в конце концов была разрушена в результате извержения вулкана [112]. Вот только цифры, приведенные Платоном, никак не подходят к размерам острова Санторин. Авторы исправили и это, считая, что Солон ошибся в подсчетах и в действительности сотни просчитал за тысячи. Как пишет Иорг Дендл в своей замечательной критической работе, это допущение совершенно не может быть принято [113]:
Троя — Атлантида, Крит — Атлантида, Санторин — Атлантида, а почему бы и не Мальта? Все острова Средиземного моря, которые сейчас «вылупливаются» в Атлантиду, обладают только одним, общим для всех недостатком: расположены они далеко не в Атлантическом океане. А дата Платона — 9000 лет — разумеется, не соответствует ни одной из этих иллюзий об Атлантиде. Минойские дворцы Крита были разрушены в 1450 г. до Р.Х. Или мы примем Платона таким, каким уж он есть, или придется фильтровать абсолютно все нюансы его рассказа и отбрасывать все то, что не вписывается в нужную схему.
К услугам царей было два источника — родник холодной и родник горячей воды, которые давали воду в изобилии, и притом удивительную как на вкус, так и по целительной силе; их обвели стенами, насадили при них подходящие к свойству этих вод деревья и направили эти воды в купальни, из которых одни были под открытым небом, другие же, с теплой водой, были устроены как зимние, причем отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и отдельно для коней и прочих подъяремных животных; и каждая купальня была отделана соответственно своему назначению. Излишки воды они отвели в священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве росли деревья неимоверной красоты и величины, а оттуда провели по каналам через мосты на внешние земляные кольца. На этих кольцах соорудили они множество святилищ различных божеств и множество садов и гимнасиев для упражнения мужей и коней, которые были расположены отдельно друг от друга на каждом из кольцевидных островов; в числе прочего посредине самого большого кольца у них был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в длину шедший по всему кругу. По ту и другую сторону его стояли помещения для множества царских копьеносцев; но более верные копьеносцы были размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а самым надежным из всех были даны помещения внутри акрополя, рядом с обиталищем царя. Верфи были наполнены триерами и всеми снастями, какие могут понадобиться для триер, так что всего было вдоволь. Так было устроено место, где жили цари. Если же миновать три внешние гавани, то там шла по кругу начинавшаяся от моря стена, которая на всем своем протяжении отстояла от самого большого водного кольца и от гавани на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала, входившего в море. Пространство возле нее было густо застроено, а проток и самая большая гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду прибывали купцы, и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались говор, шум и стук.
Итак, мы более или менее припомнили, что было рассказано тогда о городе и о древнем обиталище. Теперь попытаемся вспомнить, какова была природа сельской местности и каким образом она была устроена. Во-первых, было сказано, что весь этот край лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до самого моря, являла собой ровную гладь; в длину она имела три тысячи стадиев, а в направлении от моря к середине — две тысячи. Вся эта часть острова была обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно и леса, огромные и разнообразные, в изобилии доставлявшие дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный, а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала, никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих, выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что слышали: он был прорыт в глубину на плетр, ширина на всем протяжении имела стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море. Выше по течению от него были прорыты прямые каналы почти в сто футов шириной, которые шли по равнине и затем снова втекали в канал, шедший к морю, причем отстояли друг от друга на сто стадиев. Соединив их между собой и с городом кривыми протоками, по ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай они снимали по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из каналов воды, источаемые землей.
…Порядки относительно властей и должностей с самого начала были установлены следующие. Каждый из десяти царей в своей области и в своем государстве имел власть над людьми и над большей частью законов, так что мог карать и казнить любого, кого пожелает; но их отношения друг к другу в деле правления устроялись сообразно с Посейдоновыми предписаниями, как велел закон, записанный первыми царями на орихалковой стеле, которая стояла в средоточии острова — внутри храма Посейдона. В этом храме они собирались то на пятый, то на шестой год, попеременно отмеривая то четное, то нечетное число, чтобы совещаться об общих заботах, разбирать, не допустил ли кто-нибудь из них какого-либо нарушения, и творить суд. Перед тем как приступить к суду, они всякий раз приносили друг Другу вот какую присягу: в роще при святилище Посейдона на воле разгуливали быки; и вот десять царей, оставшись одни и вознесши богу молитву, чтобы он сам избрал для себя угодную жертву, приступали к ловле, но без применения железа, вооруженные только палками и арканами, а быка, которого удалось изловить, подводили к стеле и закалывали над ее вершиной, так чтобы кровь стекала на письмена. На упомянутой стеле помимо законов было еще и заклятие, призывавшее великие беды на головы того, кто их нарушит. Принеся жертву по своим уставам и предав сожжению все члены быка, они растворяли в чаше вино и бросали в него каждый по сгустку бычьей крови, а все оставшееся клали в огонь и тщательно очищали стелу. После этого, зачерпнув из чаши влагу золотыми фиалами и сотворив над огнем возлияние, они приносили клятву, что будут чинить суд по записанным на стеле законам и карать того, кто уже в чем-либо преступил закон, а сами в будущем по доброй воле никогда не поступят противно написанному и будут отдавать и выполнять лишь такие приказания, которые сообразны с отеческими законами. Поклявшись такой клятвой за себя самого и за весь род своих потомков, каждый из них пил и водворял фиал на место в святилище бога, а затем, когда пир и необходимые обряды были окончены, наступала темнота и жертвенный огонь остывал, все облачались в прекраснейшие иссиня-черные одеяния, усаживались на землю при клятвенном огневище и ночью, погасив в храме все огни, творили суд и подвергались суду, если кто-либо из них нарушил закон; окончив суд, они с наступлением дня записывали приговоры на золотой скрижали и вместе с утварью посвящали богу как памятное приношение.
Существовало множество особых законоположений о правах каждого из царей, но важнее всего было следующее: ни один из них не должен был подымать оружия против другого, но все обязаны были прийти на помощь, если бы кто-нибудь вознамерился свергнуть в одном из государств царский род, а также по обычаю предков сообща советоваться о войне и прочих делах, уступая верховное главенство царям Атлантиды. Притом нельзя было казнить смертью никого из царских родичей, если в совете десяти в пользу этой меры не было подано свыше половины голосов.
Столь великую и необычайную мощь, пребывавшую некогда в тех странах, бог устроил там и направил против наших земель, согласно преданию, по следующей причине. В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня трезвость ума, отчетливо видели, что и все это обязано своим возрастанием общему согласию в соединении с добродетелью, но, когда это становится предметом забот и оказывается в чести, оно же идет прахом, а вместе с ним гибнет и добродетель. Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние, вкратце нами описанное, возрастало. Но когда унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.
И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из своих обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами…
Что, простите, говорится дальше? С какими словами обратился Зевс к собранию? Вот это с большим удовольствием узнали бы все мы — огромная армия философов, классических филологов и исследователей Атлантиды. Однако диалог Платона с рассказом об Атлантиде резко обрывается. Непонятно, потому что после диалога «Критий» Платон писал еще и другие философские работы. Отчего же нет конца в истории Атлантиды? Может быть, какой-нибудь из наследников Платона оказался изрядно неряшливым?.. Но неужели нет никакой другой подсказки из древности? Неужели ни один автор античности не писал больше об Атлантиде?
Первое упоминание об Атлантиде, исходящее не от Платона, я обнаружил в «Аргонавтике» Аполлония Родосского [14]:
«…Изо всех сил хлестал прилив; вечером подойти к острову Атлантидн. Орфей пылко просил их, дабы не отвергали они торжества острова небольшого, таинства его, права, обычаи, произведенья священные. Так смогут снискать они любовь небес в море опасном. О вещах же больших говорить не отваживаюсь…»Здесь недвусмысленно говорится об острове, «острове небольшом» под названием Атлантидн, прибыв на который, следовало уважать определенные права его, обычаи и таинства. В то время, как Аполлоний в других местах «Аргонавтики» подробно рассуждает о географии и топографии земель, на этот раз он «не отваживается» «о большем говорить». Странно. Возможно, следует вспомнить, что Атлантида была островом бога Посейдона и что двое из его сыновей находились на борту «Арго».
Геродот (490–425 гг. до Р.Х.) ничего не знает об Атлантиде, однако в IV книге «Историй» (главы 184 и 185) пишет о соляных землях, что граничат с горами под названием Атласские: «Гора эта настолько высокая, что вершину ее разглядеть невозможно. Никогда не рассеиваются облака возле нее, ни летом, ни зимой. Уроженцы сих мест говорят, что гора эта — столп небесный. По горе и люди также названы, зовутся они атлантами…»
Спустя непродолжительное время после смерти Платона его ученик Аристотель (384–322 гг. до Р.Х.) опубликовал произведение, в котором выразил сомнение в правдивости истории об Атлантиде [111]. Уже тогда! С другой стороны, тот же самый Аристотель упоминал неизвестный остров в Атлантике, называемый им Антилией. Однако говорилось и нечто противоположное. Другой ученик Платона, Крантор Солойский (330–275 гг. до Р.Х.), хотел даже отправиться в Египет и взглянуть в Саисе на письменное изложение истории об Атлантиде. В конце концов Крантор — первым! — опубликовал «Диалоги» Платона.
Все остальные великие поэты и историки более поздних дохристианских времен так или иначе упоминали об Атлантиде. Сюда следует причислить такие известные личности, как Прокл, Плутарх, Посейдоний, Лонгин, Страбон, Фукидид, Тимаген, Плиний Старший и Диодор Сицилийский. Однако ни один из них не предоставляет каких-либо новых сведений, каждый опирается на Платона. Первоисточником навсегда остался Платон. Нечто новое, что выходило бы за рамки диалогов Платона «Тимей» и «Критий», больше узнать невозможно. Поэтому основной вопрос заключается в следующем: а не предложил ли Платон миру литературный вымысел?
Философская школа, возглавляемая Платоном, обязывалась говорить истину. Все диалоги строго придерживаются этого правила: идет поиск истины. Тот, кто читает произведения
Платона, на каждом шагу наталкивается на подобные поиски правды. Тут анализируется, сравнивается, оспаривается, принимается, определяется абсолютно все, все кружит вокруг основного предмета разговора и наконец сводится к «так-дальше-не-пойдет». И если собеседники Платона что-то сочиняют, то в диалоге заранее об этом сообщается и дальше обо всем говорится в сослагательном наклонении. Так почему бы Платону не придерживаться своей четкой линии и в пересказе истории об Атлантиде? Он и все остальные участники диалога должны были бы знать, представляет ли легенда об Атлантиде исключение из всех правил, является ли она придуманной египтянами историей. Почему же никто тогда не говорит об этом? Наоборот, Критий начинает диалог с проникновенного замечания, что хоть речь пойдет об очень странной истории, но она является все же «безусловно правдивой». А Сократ спрашивает, о каких деяниях — которые «действительно происходили» — говорилось при этом, хоть о них не осталось в истории никакого упоминания. Чуть позже будет задан вопрос, от кого тогда все это Солон «как правдивую историю услыхал».
Престарелый египетский жрец, от которого Солон узнал эту историю, подчеркивает, что у них всё исстари в письменных свидетельствах сохраняется для потомков и истории. И он настаивает также еще и на том, что подробности они затем «сами по источникам пройдут». Неужели Платону пришлось пойти на все эти маленькие «враки», чтобы сделать Атлантиду достоверней?
Там ведь еще и ученики при разговоре присутствовали и, вероятно, — этого мы наверняка не знаем, — еще какая-нибудь публика. На второй день диалога сей достопочтеннейший господин Критий утверждал, что всю ночь предавался воспоминаниям. Что вспоминал-то? Ложь, которую задумал преподнести за правду мудрым мужам афинским? И затем настаивал на том, что записи с историей находились во владении его деда, но теперь перешли к нему. Если бы все это не было словами Крития, то Платону следовало бы выдумать их. Что немыслимо для Платона, во всех вещах пытавшегося дойти до самой сути.
Тот же самый Платон должен был бы тогда отбросить всю лживую историю об Атлантиде в придачу с Солоном небрежным пинком сандалии. Но Солон был известным законодателем, выдающимся деятелем Афин! И как бы посмотрел Критий на то, что Платон использует имя его деда в лживой насквозь истории? Слишком уж невероятно. И если Критий сам вложил в уста своего деда совершенно надуманную историю, тогда другие участники диалога обязательно бы возразили ему. Предположим, Платон все вообще придумал, весь разговор вкупе с его участниками. Однако это из области невозможного, потому что все собеседники, упомянутые в диалоге, были живы-здоровы во времена Платона и каждый из них был достаточно значительной личностью, чтобы не допустить подобной лжи и злоупотребления своим добрым именем.
Да, выдумки не вписываются в платоновское кредо — поиск истины. То же самое касается и самого рассказа. Говорится, что в Атлантиде существовали разные виды металлов, золотомедная руда, позднее исчезнувшая из недр земных. Как можно придумать такое? В Атлантиде стоят горы, «защищая ее от северных ветров». Такие подробности в лживой истории о предполагаемом «идеальном государстве» будут столь же поверхностны, как и несущественны, потому что в подобных историях все равно, откуда ветер дует. В центре острова Атлантида находилась колонна, на которой были выгравированы законы Посейдона. И вновь мы имеем дело с коварной ложью? На этой же самой колонне были также выгравированы «формулы клятвы с яростными проклятьями». Зачем было говорить это при бесконечных рассуждениях об «идеальном государстве»? Цари Атлантиды должны были вершить суд над своими собратьями и вынесенные приговоры записывать на золотые скрижали. А в случае войны верховное командование должно было оставаться у «рода Атласа». Что пользы афинянам в этом самом «верховном командовании Атласа»?
Говорилось обо всем этом в грамматической форме прошедшего времени, то есть как будто все так и происходило на самом деле. Выдумкам не было места в платоновской школе. Разве могла эта школа (или Платон в качестве ее единственного деятеля) «продавать» интеллектуальной элите города Афины рафинированную ложь как истинную историю, услышанную от Крития, одного из авторитетнейших людей своего времени?
Затем ложь становится еще более вопиющей: Критий имеет наглость полагать, что божественное начало в потомках Посейдона в результате частого смешивания со смертными все «больше и больше исчезало», и в результате победили «человеческие чувства». Да разве возможно знать об этом? И если все было выдумано, то такие слова в те времена были бы классифицированы как оскорбление богов. История об Атлантиде никак не вписывается в якобы раскинутую Платоном «сеть лжи». По крайней мере его нельзя упрекнуть в злоупотреблении честным именем живых людей.
И вот теперь Эберхард Зангер отождествляет Атлантиду с Троей. Это значит, что ученый принял всерьез рассказ Платона и, следовательно, считает историю Атлантиды правдой? Давайте посмотрим, так ли это. Платон говорит об Атлантиде-острове. Однако Троя расположена на материке. У Зангера на это готов достойный ответ [107]. Он считает, что для египтян почти все чужеземцы были теми, кто явился с «островов». У слова «остров» в бронзовом веке было иное значение, чем сегодня. Поскольку в Египте не существовало практически никаких островов, для этого слова не было подходящего иероглифа. Используемый для «острова» знак означал сушу или берег территории, расположенной за пределами самого Египта.
Что ж, вполне возможно. Но египтяне прекрасно знали, что Греция, с которой они поддерживали постоянную торговлю, состояла не только из многочисленных островков. И то, что у меня никак не укладывается в голове при сравнении Трои и Атлантиды, так это размеры могущественной державы Атлантиды, которые сообщает Платон. Судя по всему, это было высокоорганизованное государство, структура власти которого сочеталась с феноменально оснащенной армией. Так неужели это Троя была, так сказать, «соседкой» Египта?
Геродот, к примеру, во времена своего египетского путешествия узнает огромное количество полезной информации от своих собеседников. Он записывает сказания, имена богов и фараонов, названия династий, фиксирует даты. Однако ни один из египетских историков или жрецов так ни разу и не проинформировал гостя из Греции об Атлантиде, что располагалась прямо по соседству. Геродот был жаден до знаний, он никогда не прекращал поиск новых фактов, никогда не уставал расспрашивать. Вот только не пытался навести справки об Атлантиде. Почему? Потому что на географическом пространстве Греции никакой подобной Атлантиде державы никогда не существовало. Тем более той, которую греки позднее вздумали называть Троей, Тросом или Илионом. К тому же слово «Атлантида» является производным от «Атласа» и «Атлантического океана». Как же так, раз оно называлось «Троей», «Тросом» или «Илионом»? И если, — согласно Гомеру, — вокруг Трои полыхала несказанная по тем масштабам война, в которой участвовали греки со всеми их героями и тысячью кораблей в придачу, то тогда бы они должны были знать, что в действительности крушат Атлантиду, убивают потомков самого бога Посейдона, а не каких-то варваров-троянцев.
Эберхард Зангер расположил на равнине перед Троей различные болота, акватории портов и даже каналы и продемонстрировал, что платоновская Атлантида без труда может быть перенесена на равнину у Трои. Но то же самое можно проделать и в других местах. Даже если найдутся при раскопках вокруг Трои какие-либо каналы, у нас по-прежнему не будет никаких доказательств существования платоновской Атлантиды. Существовало великое множество городов с каналами и защитными валами. Например, Геродот описывает, как медерский царь Дейок повелел воздвигнуть подобные сооружения (1 книга, глава 98):
«Он построил большую, мощную крепость, зовущуюся ныне Агбатана, в которой одно кольцо стены в другом располагается. Крепость эта так заложена, что всегда одно кольцо другое башнями своими превышает… В целом у города семь стен кольцевых. Внутри расположен царский дворец и сокровищницы… башни первого кольца белые, второго — черные, третьего — пурпурно-алые, четвертого — голубые, пятого — ярко-красные…»Атлантида? Троя? Да нет, Агбатана!
«Их храм выглядел так: он расположен на острове… от Нила ведут туда два канала… и тянутся по обеим сторонам вокруг… Вход храма 10 маховых саженей высоты и достойными внимания скульптурами украшен… вокруг храма возведена с барельефным украшением стена…»Атлантида? Троя? Нет. Геродот описывает храм Бубастиса в Египте. И так продолжается и дальше. Многие храмы располагались на островах и были окружены каналами. Тем самым становится понятно, что древним египтянам все-таки было известно слово для обозначения «островов».
Помимо всего прочего, тот же Геродот беседует с египетскими жрецами о похищении Елены в Трою/Илион (2 книга, глава 113). Обсуждаются, причем подробно, Гомер и «Илиада». Но ни Геродоту, ни его собеседникам жреческого сана не приходит в голову идея уравнять Трою с Атлантидой или хотя бы заметить, что египтяне называют Трою по каким-то причинам «Атлантидой» — или называли так тысячелетия назад.
Или во всей истории с Атлантидой речь идет о выдумке Платона, что с трудом укладывается в голове, или же платоновская Атлантида никак не может быть названа Троей. Эбер-хард Зангер попытался отождествить Атлантиду с Троей, другие авторы — с островами Крит и Санторин. Греческий сейсмолог Ангелос Галанопулос и его коллега Эдвард Бэкон предоставили отличные доказательства того, что вулканический остров Санторин во многих отношениях соответствует платоновскому описанию Атлантиды и что она в конце концов была разрушена в результате извержения вулкана [112]. Вот только цифры, приведенные Платоном, никак не подходят к размерам острова Санторин. Авторы исправили и это, считая, что Солон ошибся в подсчетах и в действительности сотни просчитал за тысячи. Как пишет Иорг Дендл в своей замечательной критической работе, это допущение совершенно не может быть принято [113]:
«Платон описывает разделение „большой долины“ очень подробно. Вся страна [Атлантида] была поделена на земельные участки. Величина каждого земельного участка составляла 10 на 10 стадиев; всего существовало 60 000 участков [Платон]. Эти 60 000 участков, каждый 10 х 10 стадиев, могли разместиться только на площади от 2000 х 3000 стадиев. Если бы была допущена ошибка при чтении, эти расчеты вообще не производились бы».А ирландский профессор Джон Люк, специализацией которого является греческая литература, разместил Атлантиду на острове Крит минойской эпохи [114, 115]. Довольно часто ему достаточно самого незначительного повода, чтобы «воскресить» Атлантиду. Так, в рассказе Платона об Атлантиде мы читаем, что цари Атлантиды устраивали охоту на пасущихся на воле быков. «Без железа, только с палками и вревищем. Того быка, что поймать удавалось, приводили к колонне и забивали его… по содержащимся на то указаниям». Телец жертвовался богу Посейдону. Где — простите, — существовал культ тельца? На Крите! Вспомните: Зевс приплыл на Крит в образе тельца, а из-за быкоподобного Минотавра Дедал вынужден был строить лабиринт. Следовательно, Атлантида соответствует Криту. И в том, и в другом месте существовали «мифические цари», которые долгое время властвовали над остальным миром. И в том, и в другом месте процветала культура, существовали великолепные дворцы и, разумеется, искусственные каналы.
Троя — Атлантида, Крит — Атлантида, Санторин — Атлантида, а почему бы и не Мальта? Все острова Средиземного моря, которые сейчас «вылупливаются» в Атлантиду, обладают только одним, общим для всех недостатком: расположены они далеко не в Атлантическом океане. А дата Платона — 9000 лет — разумеется, не соответствует ни одной из этих иллюзий об Атлантиде. Минойские дворцы Крита были разрушены в 1450 г. до Р.Х. Или мы примем Платона таким, каким уж он есть, или придется фильтровать абсолютно все нюансы его рассказа и отбрасывать все то, что не вписывается в нужную схему.